Текст книги "Клуб маньяков"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Глава 9. Маленькая хозяйка большого замка. – Всю войну в диверсионной группе. – Чистка зубов, шляпки и мешки из-под картофеля. – С утра выпил – весь день свободен.

Наутро я выздоровел, но на работу решил не идти: бюллетенить, так бюллетенить. Тем более, что с середины ночи шел мелкий противный зимний дождь со снегом и на улице было более чем неуютно. Постоял у окна, наблюдая изнуренную непогодой природу, затем спустился вниз и обнаружил на кухне Светлану Анатольевну с потрепанной книжицей Марины Серовой.

Тетки с Матрасычем не было. Они уходят на работу в половине восьмого. Наташа еще спала и я, чтобы не будить ее, был вынужден остаться один на один с тещей. Увидев мои настороженно-испуганные глаза, глаза человека, неожиданно столкнувшегося на бульваре с гиеной, она застыла.

«Догадалась, волчица, что я все узнал. Сейчас пойдет проверять на месте ли тетрадка...» – подумал я, весь сжавшись.

Я угадал. Светлана Анатольевна каким-то образом вызнала, что мне открылось ее прошлое. Прошлое, будущее и настоящее.

– Ты нашел тетрадку? – спросила она, сверля меня бесцветными глазами. И, убей меня бог, если я не увидел в холоде ее зенок сверкающие ледышки удовлетворения.

Маньяки не без оснований считают себя существами, достойными всенародной известности. Им, по роду своей деятельности вынужденным вести скрытный образ жизни, всегда не хватает полноценного общения, общения без масок, недомолвок и обмана.

– Вера с вами? Вы с ней заодно? – спросил я, с трудом заставив себя поднять на нее глаза.

Минуту она не отвечала. Минуту она наслаждалась моим смятением. Насладившись до румянца на щеках, спросила:

– А как ты думаешь?

– Если вы считаете себя сверхчеловеком, то заодно. Если больной, то вряд ли.

– Я не больная.

Мне захотелось сесть. Теща кивнула на стул. Садись, мол, сынок, разговор будет долгим.

– Значит, заодно, – вздохнул я, усаживаясь. – И, судя по вашим несколько возбужденным глазам, вам не терпится рассказать мне о своем боевом пути... Итак, первым был старшина Грищук...

– Да он был первым... Гречку с молоком будешь?

– Давайте...

Светлана Анатольевна поставила передо мной тарелку, сыпанула в нее из кастрюли гречку, залила теплым молоком.

– Молоко настоящее, деревенское. Юрий Борисович вчера из деревни привез...

Я посмотрел теще в глаза и подумал: «И чего это она вокруг да около ходит? Боится провала своего маньяцкого бенефиса? Или ждет, пока я наемся и стану благодушным?»

Светлана Анатольевна улыбнулась моим мыслям, уселась напротив на стул у плиты, выдержала паузу и начала рассказывать, глядя то в прошлое, то мне в глаза.:

– Он очень страшный был этот старшина Грищук. Я ночами не спала. А если засыпала, то кошмары снились... Снилось, что все мое лицо покрыто такими же шрамами, как у него. Багрово-красными, шевелящимися. А мама ничего не замечала. И пила потихоньку. Отец приходил весь измотанный, гладил меня по головке, выпивал стакан водки, ел и валился спать. А старшина Грищук меня преследовал со своими баранками и красными петушками на палочках. Я немела и холодела, когда он на руки меня брал. И старалась убегать подальше, чтобы его не видеть. В дальний парк убегала и там играла. Тогда Вильгельма-садовника еще не было. А если был дождь или было слишком жарко, уходила в подвалы замка.

– Не страшно-то в подвале было? – участливо спросил я, практически разжалобленный рассказом тещи.

Меня легко разжалобить.

– Нет. Я твердо знала, что там, где нет Червяка, не страшно... Наоборот, мне в них становилось покойно.

– А где вы нашли отраву?

– Там же. В подвалах было все. Перед тем, как занять замок под комендатуру, наши солдаты, конечно, все обшарили. Но сделали это в спешке и многих тайных помещений не нашли. А я не спешила и через несколько недель знала эти подвалы не хуже человека, их построившего. На их нижнем этаже, о котором никто не знал, нашла темницу, в ней к стене были прикованы скелеты. Там же были склад рыцарского оружия и доспехов, винный склад, несколько старинных золотых монет и химическая лаборатория. В ней, на полочке с реактивами стояла баночка с порошком белого цвета...

– А как вы узнали, что это была отрава?

– Очень просто...

– Кошке в рот засыпали?

– Почему кошке? Просто однажды я, пересилив страх и отвращение, подошла к старшине и сказала, что в подвале потерялась кошка Нюрка. Он пошел искать и с моей помощью нашел под кучей мусора несколько бутылок шнапса, их я заранее из винного склада принесла...

– Перед этим сыпанув в одну бутылку порошка из баночки...

– Да. Сыпанула и обратно сургучом залила. Старшина умер через два часа...

– Он же мог вашему отцу предложить выпить? Или еще кому-нибудь? Например, вашей матери?

– Нет, он прижимистый был... Да и старшины в армии полковникам выпить не предлагают.

– И после того, как вы увидели его мертвого...

– Я обрадовалась. Рассмеялась страшно. Червяк на его лице сдох, совсем сдох и расплылся. Я убила его. И поняла, что стала взрослой и... и всемогущей.

– Ну-ну. А старшину жалко вам совсем не было?

– Жалко? Представь тот ужас, в котором я жила. Этот уродливый шрам преследовал меня и ночью и днем. Я же маленькая была, никому не нужная девочка... От постоянно испытываемого страха у меня одни кожа да кости остались! Он до сих пор мне снится, и я вскакиваю.

– Понимаю... А потом был садовник Вильгельм...

– Да. Полмесяца со мной что-то творилось. Я смотрела на людей и видела их смерть... Видела их мертвыми. Я ходила живой среди мертвых... Как бы среди мертвых...

– Среди людей, которых можно легко и безнаказанно убить... – усмехнулся я.

– Да...

– Послушайте, вы ведь жили тогда в стране концентрационных лагерей и печей... Вы, наверное, видели кинохронику или слышали рассказы об уничтожении фашистами миллионов ни в чем не повинных людей... Неужели вам были не страшны мертвые? Не было страшно все то, что связано с ними? Убийство, например?

– Нет, не были. Я много видела мертвых. Они тогда были везде, и трупы ни у кого не вызывали сильных эмоций. И вообще я не убивала старшину Грищука, я убила гадкого, страшного, недремлющего Червяка. И гордилась этим. А когда садовник Вильгельм, сказал мне, что маленькая девочка не должна гулять одна в глубине парка и погрозил мне пальцем, мое сердце затрепетало. Я поняла, что хотела все это время...

– Убить еще?

– Да. И на следующий день опять пошла в самую глубину замкового парка. Вильгельм, подкрался сзади, схватил меня за руку и повел к маме. Его ладонь была шершавой, я шла рядом, смотрела на него искоса и видела его злое решительное лицо. И со мной случилась истерика. Не из-за страха, а из-за того, что я увидела на его лице точно такого же червяка, который ползал по лицу старшины Грищенко. Точно такого же червяка, которого я убила. Это был знак...

Мама, пьяненькая, лежала на диване, и садовник Вильгельм, толкнув меня к ней, сказал, что она должна присматривать за дочерью. Тем более, что некоторое время назад в округе завелся педофил, и на его счету уже двое изувеченных детей.

Мама дала ему денег из ридикюля и попросила уйти. А мне ничего не сказала. Через несколько дней новый повар испек ванильные булочки. Я обсыпала две штуки порошком из баночки и подарила Вильгельму. Якобы в благодарность за заботу.

– А вы не боялись, что умрет не он, а жена, и все вскроется?

– Я не думала об этом. Я охотилась на Червяка... Потом я узнала, что первым умер Вильгельм. А через два часа – безногая его жена. Я так думаю, она съела свою булочку, чтобы не оставаться одной. Потом, ты знаешь, я отравила повара...

– А его зачем?

– Он узнал, что к маме ходит один летчик, красивый старший лейтенант. Хотел однажды меня угостить, принес пирожков с яблоками и их увидел на диване. Когда я из парка пришла, мама со слезами на глазах уговаривала повара никому ничего не рассказывать. Вечером я сыпанула порошка в его кружку. Он много кашлял и потому, ложась спать, всегда ставил на тумбочку кружку с водой или чаем.

– Похоже, это убийство было для вас уже будничным...

– Да, – покивала теща. – Мне не хотелось, чтобы папа сердился на маму... И когда все образовалось, я была очень горда за себя.

– Ну-ну. Такая маленькая и сохранила в семье мир и спокойствие.

– Да... Но потом появился этот майор Голованов...

– Дядя Петя с малиновыми петлицами?

– Да. Он всех допрашивал. Даже меня. И я поняла, что он подозревает всех. И чувствует что-то. У него были такие глаза... Он смотрел на меня не как на девочку с косичками, в короткой юбочке и туфельках с потершимися носками, а как на преступника, такого же умного, как он.

И я испугалась. Но взяла себя в руки и сделалась маленькой девочкой в короткой юбочке и в туфельках с потершимися носками. И он отпустил...

Я увидел нас со Светланой Анатольевной со стороны. Сидит человек, ест гречку с молоком, напротив него сидит женщина и рассказывает, как убивала людей.

Все так обыденно.

– Наташа сейчас проснется... – смешавшись, сказал я первое, что пришло мне в голову.

– Не проснется. В дождливую погоду она спит дольше обычного, – улыбнулась теща, прочувствовав мое подспудное желание заменить общение с ней общением с дочерью.

Ей хотелось рассказать мне все до конца. Рассказать, чтобы я понял и простил?

– Несколько дней спустя майор знал, что и ординарец отца, и садовник Вильгельм с женой, и повар умерли от одного и того же яда.

Узнал и начал задумчиво смотреть мне в глаза. Видимо, из его размышлений следовало, что я одна могла быть причастна ко всем трем случаям отравления. И что у одной меня могли быть мотивы. И однажды вечером я устроила истерику: выбежала из подвала с диким криком и бросилась под мамину кровать. Меня вытащили за ногу и долго не могли «привести в себя». Я орала, плакала, царапалась, пыталась вернуться под кровать... Красивый старший лейтенант привел врача, тот дал мне брому и, успокоившись, я сказала, что видела в подвале замка человека с белым лицом и в белом шелковом плаще. И что в руках его была баночка с белым порошком. В это время в комнату вошел заместитель папы, дядя Лева и сказал, что в замке все кошки бьются в предсмертных конвульсиях (это я перед «истерикой» сыпанула в кошачью кормушку отравы из баночки), а из подвала бегут крысы...

– А крысам вы что сыпанули? – спросил я, чувствуя, что Светлана Анатольевна, ждет похвалы за свои режиссерские таланты и дьявольскую находчивость.

– Ничего я им не сыпала. Да и как им подсыплешь? Они, наверное, просто почувствовали что-то неладное, – улыбнулась теща, вся озаренная воспоминаниями «счастливого» детства. Еще раз увидев в мыслях старинный темный замок с башенками и зубчатыми стенами, бегущих из него (нет, от нее) крыс, дохлых облезлых кошек, лежащих то там, то здесь, вздохнула ностальгически и продолжила свое повествование:

– На следующее утро Голованов полез в подземелье и нашел комнату с прикованным скелетом. В зубах у скелета была записка...

– «Следующий будет ты».

– Да. Знаешь, он здорово испугался. Всю войну работал в диверсионных группах, орденов у него вдвое больше, чем у папы, а испугался. Меня в подвал не пустили, но я видела, какое у него было бледное лицо, когда он вышел оттуда. Я его понимаю. Писать в рапорте о скелете, крысах и сдохших кошках... И что следующим назначен он... Но майор мужественный был и на следующий день полез опять. И вместе со всеми своими сопровождающими провалился в глубокий колодец с острыми пиками на дне. Двое солдат погибли, пронзенные ими, третий был тяжело ранен, а он уцелел, правда, говорить совсем перестал, после того как его нашли и вытащили...

Теща замолчала и уставилась в окно, вспоминая, видимо, запавшую в сердце картинку прошлого.

...Подземелье, лучи фонарей, приглушенный мат майора, пытающегося снять рядового Худойбердыева с пик... Одна пронзила солдату грудину, другая – крестец. Вот, наконец, ему удается это сделать и Худойбердыева, точнее труп Худойбердыева, поднимают на веревках.

Самого майора вытаскивают последним.

Он весь в крови...

Руки у него заметно подрагивают, глаза мечутся по сводам...

Ему кажется, что за ним наблюдают холодные глаза существа, определяющего ход событий в этом средневековом замке... И, может быть, не только в замке...

На живое прикосновение к прошлому у Светланы Анатольевны ушло примерно полминуты. Очнувшись, она посмотрела на меня отсутствующим взглядом. Оглянула стол. Налила молока в кружку, придвинула ко мне. Уселась напротив и посмотрела как на любимого зятя.

Я взял кружку, отпил глоток. Молоко было вкусным. Люблю настоящее деревенское молоко. Светлана Анатольевна это знает.

– А ты не хочешь спросить, почему майор говорить перестал? – спросила она, продолжая за мной наблюдать.

– И так понятно. Перепугался насмерть. Несколько часов просидеть в глубоком колодце в компании с мертвыми товарищами – это кое-что значит...

– Это его не достало бы, – прыснула Светлана Анатольевна совсем как девчонка. – Он всю войну прошел и трупов видел тысячи... И друзей мертвых похоронил достаточно.

– Ну, ладно, спрашиваю, – вздохнул я (вот привязалась со своими воспоминаниями!). – Что его так достало?

– После того, как он очутился в колодце, на него упал белый шелковый плащ, потом записка «Следующий будет ты». Когда он читал записку, на него посыпался белый порошок...

Светлана Анатольевна замолчала. Она явно ждала шести баллов за артистичность. Я выставил их восторженным выражением глаз. Восторженным выражением глаз кролика, наткнувшегося в желудке удава на сочный качан капусты.

– Замечательно... Но как вы проникли в подземелье? Ведь майор без сомнения поставил охрану у входа? И еще одно. Как вы могли знать, что он читал записку? В колодце по всем видимостям было темно?

– В подземелье можно было попасть из парковой беседки. И из камина в комнате папиного заместителя. Но я попала из беседки. Там Венера Милосская мраморная стояла на постаменте, а в постаменте задняя стенка вниз опускалась, если на нее как следует сверху надавить. А что касается записки... После того, как плащ упал, майор стал спички жечь и записка ему прямо на колени упала. Я все сверху видела. Он прочитал и начал истерично материться. А когда на него порошок посыпался, вообще с ума сошел.

– Как, совсем?

– Нет, это я образно выразилась. На следующий день он оклемался и в подвал пошел с собакой...

– И на него потолок упал...

– Да. Там в одной комнате потолок почти до пола падалл и опять поднимался. И ему с сопровождающими шеи переломало...

– А собака вас не нашла?

– Нет, я еще раньше знала, что майор Голованов когда-нибудь с ищейками в подвал придет. И повсюду махорки насыпала.

Я сник. Опять увидел себя с тещей со стороны. Если бы не тетрадка с портретом Иосифа Виссарионовича, я бы не ни на минуту не поверил, что все, что я услышал, это – правда. Замок со скелетами и ловушками, тайный ход, начинающийся под Венерой Милосской, маленькая девочка-отравительница, расправляющаяся с людьми, прошедшими всю войну... Разве можно было во все это поверить, не зная содержания тетрадки в клетку?

– А через несколько дней папу перевели в Москву, в отдел кадров ВВС, – продолжила Светлана Анатольевна, явно решившая до пробуждения Наташи выложить мне всю свою жизнь...

– Вы понимаете, что вы – убийца? – вдруг сорвался я в крик. – Вы – хладнокровная, омерзительная убийца?

– Конечно, понимаю. Но почему омерзительная? Мы ведь с тобой так сказать родственные души, коллеги, можно сказать...

– Коллеги?

– Да... Насколько я знаю, ты с тех самых пор, как личностно оформился, лет так с шестнадцати-семнадцати, начал юродствовать, начал грызть людям душу... Ну а я с восьми лет грызу их плоть. Мы с тобой степные волки... Родители нас не выучили уметь быть довольными, они, с малых лет предоставив нам полную свободу, сделали нас калеками, не способными сидеть в типовых раковинах...

– Красиво говорите... Вы читали Германа Гессе?

– Да, с тех пор, как ты появился в нашем доме, я начала читать твои книги. «Полет над гнездом кукушки», «Степной волк», «Котлован», «Миф о Сизифе» «Жизнь Клима Самгина». А Вера мне рассказывала, как ты извел свою первую жену, извел, пытаясь сделать из нормальной симпатичной женщины прекрасную высокоинтеллектуальную «даму», рассказывала, как изводишь ее саму своими неумными требованиями изменить порядок, годами установлявшийся в нашей семье...

– Я извожу вашу дочь?

– А что ты ей сказал весной насчет чистки зубов?

Это точно. Достал и извел. В течение нескольких лет я не мог убедить Веру, что зубы надо чистить не «по утрам и вечерам», а после еды. Но каждое утро она сначала чистила зубы, а потом садилась за завтрак. И как-то я обобщил... После более чем неприятного визита Веры к зубному врачу. Сказал, что она человек, который не в состоянии вырваться из плена мифов и иллюзий. И еще кое-что, о чем мне неприятно вспоминать.

– А что ты ей сказал насчет ее любимой шляпы? – продолжала доканывать меня теще. – Она потом полчаса плакала мне в трубку...

Шляпа, вернее шляпы... Вера любила широкополые шляпы, значительно увеличивавшие ее нос. Я так и эдак намекал ей на этот бесспорный факт, но бесполезно: она упорно продолжала их носить. Время от времени я говорил свое «фи», но перестал, и перестал не после того, как тесть сказал мне тет-а-тет: «Ну что ты пристал к ней с этой шляпой? Пусть хоть в сковородке ходит и в мешке из-под картофеля, тебе-то что?», а после того, как понял, что широкополая шляпа для Веры это убежище, под которым она пытается что-то спрятать. И что-то не внешнее, а внутреннее.

– Да я же просто хотел, чтобы она выглядела на все сто... – пролепетал я в ответ Светлане Анатольевне.

– Да, ты всегда хочешь, чтобы окружающие тебя люди выглядели на все сто. Подгоняя их под свои мерки, ты терзаешь их души своим «вкусом», своим «утонченным» миропониманием, своим юродством, терзаешь всем, чем только можешь...

– И вы тоже подгоняете общество под себя...

– Да. Но я просто убиваю людей, которые мне мешают. А ты их мучаешь душевно... Ты – маньяк!

– Ну-ну. Вы хотите сказать, что вы гораздо гуманнее меня?

– Да. Если бы ты знал, как я мучилась, когда ты сказал Вере, что я одеваюсь безвкусно и как семидесятилетняя старушка. А когда ты ей сказал, что я совершенно не в твоем вкусе...

– Ну ладно, ладно. Давайте перейдем на приятные темы. Для вас, по крайней мере. Значит, вы приехали в Москву...

– Не в Москву, а сюда. Отец не умел пользоваться своим положением. И денег у него хватило только на половину дома в Подмосковье. Не знаю, что со мной произошло, но почти сорок лет я никого... я никого...

– Не убивала... – произнес я за тещу правильное слово.

– Да, не убивала. Может быть, из-за того, что больше никто не пересекал моего пути. Все боялись моих глаз и уступали. А может, просто стала равнодушной. Окончила школу, поступила в институт, на химический факультет, вышла замуж. В классе был один подходящий жених, Юра, за него и вышла. Его родители были против нашего брака, считали нас бедняками. Свекровь заставляла работать по хозяйству, заниматься огородом. И всеми своими средствами помогала своей Элоизе, квартиру ей купила. А мы с Юрой снимали комнату... В семидесятом Вера родилась... Потом Юрий Борисович стал заместителем председателя жилищного кооператива, и через год мы получили трехкомнатную квартиру...

– Свекровь вы убили? – ни одной секунды я не верил, что теща, приехав из Германии, прекратила расправляться с неугодными людьми.

– Нет. Хотела, но не решилась. Страшновато было с непривычки... Да и Юра мог догадаться, он совсем неглупый человек.

Я не поверил, покачал головой и продолжил вопрошать:

– А меня вы травили?

– А тебя травила... Иногда ты так на меня презрительно смотрел, что я не могла удержаться.

– Доставал, значит... Простите великодушно...

– Прощаю...

– Спасибо. Но вернемся, однако, к вашему хобби. Когда вы снова начали убивать?

– Все началось, точнее, продолжилось, когда Вера повзрослела... Ничего у нее с мужчинами не получалось...

– Вы знали, что у нее с Шакалом было?

– Знала. Я сразу поняла, что она в меня пошла...

– Клитором? – не удержался я.

К моему удивлению (и облегчению) Светлана Анатольевна не обиделась.

– Да, – ответила она буднично. Мужчинами я мало интересовалась. Сначала мы спали раз в неделю, потом раз в месяц, потом еще реже... Миша порядочный человек, женщин на стороне у него почти не было, и со временем он тоже потерял интерес к половой жизни. Мужские органы нуждаются в постоянном упражнении...

– Да уж...

– Вера знала, что фригидна. Я водила ее к врачу...

– А Шакал нашел способ... Научил ее удовлетворяться...

– Да.

– Мне сейчас пришло в голову, что Константина ей помог убить не он, а вы...

– Конечно, я. Шакал, как ты его называешь, не смог бы этого сделать. Он и в самом деле – шакал. Но к Константину мы пришли вместе. Он, как говорится, свечку держал.

– А баба Фрося с мужем? Маргарита с Тамагочей и Ворончихины? Их-то зачем вы убили?

– Зачем я убила Ворончихиных... – повторила Светлана Анатольевна, как-то особенно на меня взглянув.

Мне стало не по себе. Почувствовал, что собеседница то ли что-то не договаривает, то ли играет со мной в какую-то странную игру.

– Ворончихиных убила Вера, – не позволила теща развиться моим мыслям. – Ты, наверное, догадываешься почему... А Маргариту с мужем... Понимаешь, когда ты появился в нашем доме, я начала становится женщиной. Вера рассказывала, как ты любишь ее, какие слова говоришь, как стараешься предугадать ее желания... У меня никогда не было такого мужчины, у меня был только Юрий Борисович, довольный собой и живущий для себя... Всегда одинаковый, без чувственных вспышек, без мысли...

Я не знал, куда спрятать глаза. Теща объясняется в любви... А она смотрела на меня, она хотела взять мою руку и прижаться к ней губами... Она ждала ответного чувства... А мне хотелось оглушающего стакана спирта.

И, представьте, она догадалась. Бросилась к пеналу, достала с нижней полки склянку из под кетчупа, склянку, в которой металась так необходимая мне жидкость, налила в граненый стакан, устремилась к холодильнику за ветчиной и венгерскими маринованными огурчиками.

– С утра выпил – весь день свободен, – изрек я, выцедив полстакана. И захрустел огурцом.

– Может, запьешь? – спросила теща, показывая мне литровую пачку ананасового сока.

– Это барство, – махнул я рукой. – Ну, так за что вы Маргариту с Тамагочей терминировали?

– Вера рассказала мне о вашей коллективной встрече. Как ты распалился-разошелся, и как она осталась в стороне...

– Она вам все рассказывала? Обо всем, что происходило между нами и нашими знакомыми?

– Да... Все. Я всегда просила ее рассказывать буквально обо всем: о мельчайших деталях секса с тобой, какие позы предпочитаешь, что говоришь, как кричишь во время оргазма... Я знала о тебе все, знала, что весь диван в гостиной пропитан твоей спермой... И после того, как она рассказала, каким диким восторгом сияли твои глаза в тот момент, когда ты самозабвенно трахал Маргариту, я решила убить их...

– Только из-за этого? Вы страшный человек! Ведь ваша дочь сама все это устроила! Сама!

– Не только из-за этого. Вера рассчитывала, что групповой секс поможет ей отказаться от... от...

– От традиционного для нее секса... – продолжил я за тещу и неожиданно рассмеялся: спирт способствует улучшению настроения.

– Да, от традиционного для нее секса... И ты, вместо того, чтобы помочь ей в этом, рухнул на Маргариту.

Глаза Светланы Анатольевны намокли.

– Она вам не все рассказала... О той ночи у Маргариты... – не мог я не вложить своих перстов в ее раны.

– Может быть. Но ты зря усмехаешься... И я тебе еще не все рассказала. Самого главного...

– Об убийстве бабы Фроси и ее мужа?

– Не сколько об убийстве, сколько о том...

Теща не успела договорить: дверь из гостиной распахнулась, и на пороге мы увидели заспанную Наташу. Она бросилась к присевшей бабушке, обняла ее и, поглядывая на меня, стала рассказывать, что во сне видела Джека, грызущего косточку на крыше сарая. Светлана Анатольевна поцеловала внучку и повела ее переодеваться. Выходя из кухни, повернулась ко мне и сказала глухим голосом:

– Завтра утром в это время ты все узнаешь. Все. И ужаснешься. Это я тебе обещаю.