Текст книги "И-2 (СИ)"

Автор книги: Руслан Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Сначала над ней посмеялись. Затем у ней отобрали все вещи и посадили ее в больничную палату. Там-то она и отыскала первых своих единомышленниц, что быстро поняли – мужчины слишком грешны, чтобы касаться священного экспульсо… тут нужны трепетные женские руки. Тогда же прямо там – в больнице Хуракана – культистки начали гадать всем, кто этого хотел. И это ремесло, необычное и вонючее, оказалось невероятно востребованным среди перенесших нервное потрясение сурверов, желающих заглянуть хотя бы в ближайшее будущее – пусть даже и столь странным способом…

Вскоре Культ Экспульсо вышел за пределы больницы и начал быстро распространяться по всему Хуракану. И с каждым годом глубоко верующих в Культ становилось все больше… Прошло совсем немного времени и в продажи появились первые «особые» пилюли, что помогали желающим поместить в себя священную частичку предков – пусть даже на то короткое время, что занимает один пищеварительный цикл. Зато за этот срок проглоченная пилюля с крупинкой старого дерьма позволяла с блеском прочесть доклад перед советом, сдать сложный экзамен, бесстрашно признаться любимой девушке или же продержаться в сексе невероятно долго, приятно удивив партнершу… Пилюли Культа Экспульсо творили чудеса. Доказанный эффект. И всегда лимитированное количество – от предков осталось немного. Но сурверов успокоили – Культ начал запасать «экспульсо» выдающихся современников. Тех, кто являлся сегодняшним кумиром – будь он театральный актер или талантливый администратор. Верующие возрадовались – дерьма хватит на всех.

– Дерьмо – пробормотал я – Замешанная на дымящемся дерьме общая истерия, паника и гребаный страх перед будущим. Так родилась религия…

Порывшись в вещах на соседнем одеяле – его пространство было поделено между мной и Каппой – я отыскал старый планшет с треснутым экраном и короткий провод. Подсоединив планшет с давно умершей батареей к бортовой системе внедорожника, туда же подключил один из заполненных информационных хардов. Дождавшись загрузки, мельком просмотрел названия папок. Не найдя ничего интересного, ткнул наугад и попал в видеодневник темнокожего и сморщенного от старости незнакомца с гневным взглядом. Он, тыча пальцем в камеру, хрипло спрашивал:

– Ты знаешь, что такое Тувалу? Нет? Правильно – никто не знает. Очередная Атлантида – мифическая земля, что некогда существовала. А я там был! Да! Был! Я тонул в соленой мертвой грязи там, где некогда покачивались зеленые пальмы, а по утоптанной крепкой земле бегали хохочущие ребятишки. Я был там! И я был одним из тех, кто видел, как Тувалу окончательно ушел под воду! Воды отравленного океана сомкнулись над ним! То было еще до начала эпохи Заката! В те времена я еще не стал сурвером. Я был молод. Я был глуп. Я еще верил, что мир сможет выкарабкаться. Я верил им – правительствам, глобальным форумам, коалициям, альянсам и сучьим бездельникам, что называли себя защитниками природы! Я верил им! Я старательно трудился простым коком на исследовательском огромном корабле… и я был почти единственным, кто делал свою работу! Ну кое-кто из команды еще трудился не покладая рук. А эти гребаные ученые… высоколобые твари с выпирающими пузами, мнящие себя интеллектуалами и чуть ли не спасителями… они просто прожирали дарованные гранты! Они не делали ничего ради спасения планеты! Ради спасения Тувалу… Дерьмо! – всхлипнув, старик утер ладонью глаза – Что-то я размяк. Я стал стар… стар и слезлив как битая жизнью баба… Что же мы наделали, люди? Что мы натворили? Мы угробили наш мир… просрали нашу планету… и прячемся теперь как черви в банке… Мы будто почти дохлая рыболовная наживка, что никому не нужна… Да… я видел, как умирал Тувалу. Последний остров утонул на моих глазах… И что плавало сверху? Цветы? Нет! Мусор! Вонючий мусор и нефтяная пленка… В тот час там было мно-о-го народу. Они сидели на огромные плотах, собранных из пластиковых бочек и сеток с бутылками. Они сидели и молча смотрели как исчезает их родина… С тех пор много лет прошло. Слишком много… но я помню все как сейчас… Рядом со мной стоял черный от загара высушенный старик с бутылкой рома в левой руке. Он сделал пару глотков и, сплюнув ромовую слюну за борт, криво улыбнулся мне и сказал: «Это конец, пацан». А затем вышиб себе мозги из пистолета. Да… я видел, как его голова лопнула словно переспелый арбуз… Тогда я и решил – выживу! Выживу любой ценой! Так я стал сурвером… – старик замолчал и добрый десяток секунд просто пялился в экран, явно погрузившись в сонную дремоту. Очнувшись, он утер слюну из уголка рта и, вздохнув, потянулся к камере – Так я прожил остаток жизни в железобетонном склепе… Дерьмо…

Решив не просматривать остальные записи в этой папке, я вернулся в корневой каталог и снова сделал выбор наугад.

– На связи Питер О’Тул, юные сурверы! И снова с вами передача «Выживаем с О’Тулом»! Сегодня вы узнаете азы выживания при таких аварийных ситуациях как затопление коридоров и обвалах. Уверен, что каждый из вас всегда имеет под рукой экстренную сумку. Ведь мы юные сурверы! Кто всегда готов? Мы! Кто всегда готов?! Мы! Хей! Хей! Холисурв! Хей! Хей! Холисурв.

– Хей! Хей! – весело подтянул сидящий за рулем Хорхе – Холису…

– Захлопнулись – мрачно велел я.

– К-хм… есть…

Следующая запись…

Веселая, слишком веселая и со слишком уж нездорово блестящими глазами баба с всколоченными волосами, нервно поправляя сине-белый комбинезон, сидела на краю узкой кровати перед включенной камерой и… просто улыбалась. Пять секунд… десять секунд молчания… я потянулся к выключению и тут баба вдруг захихикала:

– Боги смеются над нами, сурверы! Прометей трахает Зевса, а Афродита, эта очаровательная сука, нервно теребит трезубец Посейдона и поглядывает на Цербера. Какая очаровательная грязь… как я люблю слово «очаровательная». Почему? Потому что это синоним меня! А я…

– Дерьмо – проворчал я, отрубая видео с сумасшедшей бабой.

– Лютое дерьмо – поддержал меня Хорхе – А этот Цербер… это разве не пес?

Отвечать я не стал. Предпочел заняться сменой харда, поняв, что на этом нет ничего кроме архива видеодневников предков. И судя по датам, все эти сурверы умерли почти четыреста лет назад – они были первыми. Те самые предки, чье сушеное дерьмо жгут и жадно вдыхают нынешние сурверы. Много же божественной мудрости они вдохнут…

Следующая запись. Может на этот раз повезет вычленить что-то поинтересней плаксивого дерьма?

Не повезло…

Рыжая толстуха рыдала навзрыд, вытирая краем пододеяльника покрасневшую харю:

– Все мои мечты похерены… Я не исполнила ни одной своей мечты! Не съездила, не слетала, не понежилась в ласковых теплых волнах чистого океана… не побывала на солнечных пляжах. Они так и не очистили Землю! Политики не спасли нас! Но ведь они обещали! Обещали! А я и не походила под густой сенью сосновых лесов… А теперь я тута! Тута! Под землей! Навсегда! Божечка… милый… прости нас всех! Прости людей, чтобы я могла побывать на курорте! Я хочу ходить в паре-е-е-о! Я жажду оке-а-ана-а…

Дерьмо…

Следующая запись…

– Показываю, как самому собрать деревянный или пластиковый подкроватный ящик! Это вещь! В него влезает так дохрена всего, что нихрена не понять зачем мир придумал шкафы! Слушайте сюда, перцы! Дядюшка Ленни научит вас хранить шмотки как надо!

Следующая запись…

– На Формозе был бунт! Я это точно знаю! Там нехило у кого-то сорвало башню сразу, как только Высший покинул Формоз! Там такое началось! – лихорадочно бормотал тощий горбатенький мужичок в желтой майке и серых грязных трусах. Скрестив кривые волосатые ноги, он нервно выщипывал у себя шерсть на лодыжках и буровил взглядом камеру – Сам я не видал, но мы там неподалеку крутились. Не буду обсказывать, чего мы там делали, но пару раз мы чуть со страху не обосрались это уж точно! Раз вытаскиваем донную сеть, вырубаем лебедку… а в грязи и рыбе великан лежит! Великан! Совсем как человек – только в два раза выше ростом! Широкий! Кожа странная, серая! И пахнет от него странно… непонятная вонь… Еще как-то раз наткнулись на плот небольшой деревянный. А на нем баба распластанная лежит – распятая гвоздями. И баба ведь живая! И вся целиком, ноги-руки в полном комплекте – что в моей родной деревне редкостью было. Самая красивая деревенская баба – Лживая Сью, безногая, одноглазая и тощая как член скелета! А тут на плоту прямо баба как баба – я таких только на экранах рекламных видывал. Нас увидела – и как заорет! Зовет! Мы к ней… а у ней из живота, сбоку, там, где печень, вдруг как лопнет! И что-то длинное оттуда… р-раз! И в воду! Мы так и обмерли… Баба орет… бьется о плот… а из нее еще одна штук! На червя склизкого похожая… Мы движок врубили – и оттуда полным ходом! К черту баб красивых, если в них гниды такие живут! Уродины все лучше! Дали мы чуть круга вокруг Формоза – а там ведь давно зона запретная. Ближе, чем на двадцать морских миль к периметру зоны подходить не советовали – пропадали там корабли. И все знают, что в тех местах с браконьерами делают… Ну мы все же рискнули чуть поближе подойти… и наша малышка взлетела на воздух с развороченной кормой. Сука! Чудом на плаву остались – прыгали на волнах, как дерьмо больного кита, напичканное скрипящим на клыках пенопластом. До сих пор не знаю, кто и чем нас достал. Подлатались мы кое-как, развернулись и прочь оттуда самым малым… Как до суши добрался – сразу себе сказал, что в море я больше не ходок. Хватит! Но в портовом том городишке еще долго крутился. Там и услышал, что на Формозе случился бунт. Мятеж! Те, кто прямо под Высшим стоял, едва он ненадолго отлучился, подняли мятеж, чтобы под себя Формоз подмять и целиком захапать. А Высший что? А Высший их проклял! – мужичок торжественно кивнул и чуть ли не целиком вогнал себе мизинец в правое ухо – Да! Высший наложил на них свое злое слово – и все! Амба! Кончилась райская спокойная жизнь на Формозе! Пришла туда беда… пришли туда твари лютые… а все системы защитные начали работать наоборот – не отсюда туда, а из Формоза наружу хода больше нет никому! Войти – войдешь! Выйти – не выйдешь – мужичок еще раз кивнул и задумчиво спросил у камеры – А че седня на ужин то будет? Опять кукурузная каша пахнущая немытой жопой повара? Я ж кок. Я знаю, чем пахнет нормальная еда…. Пойду поговорю с этим бастардо…

Запись прервалась.

Убедившись, что в папке больше нет ничего, я отсоединил провода и прикрыл глаза.

Войти – войдешь. Выйти – не выйдешь…

Ладно… ладно… это уже что-то. Это можно обдумать…

* * *

Хардинес дель Диабло встретили нас тихим шелестом листвы.

Абсолютно голая и чистая почва выглядела в джунглях столь же неестественно как лунный пейзаж.

– Бох – прошептал Гонсалес – Самшиты! Много самшитов, сеньор. Не серкулия – самшиты! Драгоценная древесина!

– Заткнись – велел я и проводник поспешно захлопнул себе пасть обеими ладонями.

Сделав пару шагов, я оказался на краю пригорка, где мы остановились. Прямо подо мной начиналась удивительная многослойная высоченная стена из всего, что только на ум приходило. Но в целом это была длинная куча растительного мусора, что пограничной стеной тянулась вдоль границы самшитовой прибрежной рощи. Из стены торчали гнилые ветви, кости, с нее свешивались длинные плети мха и лишайника, сбегали вниз лианы – но только на внешнюю сторону, насколько я видел со своей позиции.

Там внутри – ничего кроме деревьев одного рода и странных бесформенных и небольших «клумб» с цветущими на них пышными бордовыми цветами с тяжелыми головками. Под одной из ветвей старого дерева, что росло чуть в удалении, я увидел бугор и не сразу опознал в нем пчелиный улей.

И все. Ничего другого и никого другого я не увидел.

Самшитовые Хардинес дель Диабло вовсю цвели и привольно росли, старательно очищаемые от всего лишнего и бережно оберегаемые муравьями стражами.

– Зачем мы здесь, лид? – не скрывая плещущего через край нервного напряжения, спросил Хорхе, рискнув нарушить молчание – Эти твари… насекомые… они не ведают страха. Они убьют любого, кто посягнет на их драгоценные сады!

– То есть – они предсказуемые – кивнул я – Мы можем предугадать их действия, верно, гоблин Хорхе?

– Э-э… да, наверное… – с заминкой согласился удивленный водила – И что с того, сеньор?

– А насколько быстро они отреагируют? – поинтересовался я – Какое количество пошлют на отражение первого вторжения? Всех сразу? Или какой-то отдельный боевой отряд?

– Не понимаю…

– Они предсказуемы – повторил я.

– Верно. Говорят, речные племена приносят им жертвы иногда – бросают связанными провинившихся соплеменников на берег, а затем швыряют комья грязи в кроны деревьев. И муравьи приходят на шум… Затем племя танцует на плотах, пьет мескаль и радостно воет, наблюдая в каких муках умирает человек от муравьиных укусов.

– И за что так наказывают?

– Ну… измена жены мужу. Покушение на жизнь вождя или его семьи…

– Ну ясно… Каппа! Иди пни стену.

– Есть!

Подбежавшая к завалам глефа не успела и ногу приподнять, как из садов дьявола донесся хриплый яростный голос:

– Не тронь, сука! Яйца через рот выну!

Каппа пнул…

От удара несколько трухлявых бревен разлетелось в щепки – этот удар показал, насколько Каппе не понравился комментарий касательно яиц.

– Жопу тебе порву, бастардо! – взвыли в лесу – Сучий потрох! Вали отсюда! Порву всех!

– Повтори-ка – лениво велел я, делая пару шагов поближе – Кто этот веселый крикун с рваной жопой?

Мои сканеры работали на полную мощность. Но пока я не видел ничего. А судя по звуку обладатель голоса находился совсем рядом.

От следующего удара мечника в окружающем рощу валу образовался пролом. Вспухшее облако пыли медленно поплыло в самшитовую рощу, оседая на цветах и деревьях.

– Хватит! ХВАТИТ! Я не хочу с вами связываться! А вы не связывайтесь со мной! Разойдемся миром!

– И даже жопу тебе не порвем? – удивился я сквозь динамики – Ты же так просил… умолял даже…

– Я умолял?! Вылези из своей железки – и посмотрим кто кого пупок в коме сосать заставит!

– Болтун – с нескрываемым презрением произнес Каппа и вскинул руку с тесаком – Иди сюда и докажи свои слова! Будь воином, а не бабой!

– Да пошел ты!

– Трус!

– Я не трус! Но… эй… парни! Нахера нам лишние проблемы? Я не трогаю вас. Вы не трогаете меня. И расходимся миром!

– Покажись – велел я.

– Чтобы ты в меня влепил пулю? Нашел дебила!

– Ладно – хмыкнул я – Каппа! Где наш огнемет?

– НЕТ! Только не огонь, суки! Только не огонь! Последний раз предупреждаю – уходите! Пока я не нажал кнопку!

– Кнопку?

– Раз ткну по ней – и сюда живо слетится орава боевых дронов! А за ними и шагоходы прибегут, чтобы встать в очередь с теми, кто будет ваши рваные жопы массировать пинками!

– Ты прямо говорун…

– За то и наказан – с какой-то почти нескрываемой горечью рассмеялся голос – Но я искуплю! Еще два метра расширения рощи – и я свободен! Выпью грога… или просто тихонько посижу там, где нет ни одного гребаного муравья…

– Покажись – повторил я – Никто не выстрелит.

– Я далеко.

– Тогда как видишь нас?

– Камеры на деревьях. Я их развешиваю…

– Имя?

– Тебе что с того?

Я промолчал, медленно поворачиваясь и оглядывая здоровые самшитовый деревья и цветущие клумбы с жужжащими над ними пчелами.

– Я Колиус. Колиус Рош.

– Я Оди.

– О дерьмо…

– Слышал обо мне, Колиус Рош?

– Все такие как я слышали и видели. На тебя есть ориентировка от Глобкона. Особо опасен. Избегать встречи. Немедленно сообщить при обнаружении.

– И ты уже нажал кнопку вызова сучьей рати?

– Нет. Я говорю правду.

– Верю. Почему не нажал?

– Да какая нахрен тебе разница? Уходи, Оди! Уводи свою свору! Я больше ничего не прошу.

– Покажись.

– Я двигаюсь…

– Вместе с экранами и микрофоном?

– Да.

– Ты в экзе?

– Я в жопе.

– Это понятно… Почему ты не нажал кнопку, Колиус?

– Потому что я человек.

– Хреновый какой-то довод… Это типа звучит гордо?

– Нет. Я просто человек… или был им когда-то… Я наказанный машиной человек… И мне уже никогда не стать прежним, Оди. То, что со мной сделали… не обратить вспять.

– Только не заплачь…

– Да пошел ты! Вместе с тем уродом в консервной банке, что пнул мою стену. Термитов ему в сраку! И заткнуть вонючую дыру гранатой!

– Говорун – повторил мои слова Каппа.

– Говорун – согласилась гудящим голосом наемница, успевшая залезть в трофейного экза, но пока остающаяся в прицепе – Ой болтун с грязным ртом.

– А ты еще что за потаскуха? Тебя не вижу.

– За потаскуху выжгу тебе яйца, ушлепок.

– А у меня их нет! Так что? Поговорим мирно?

– Я просто хочу увидеть твою рожу – ответил я – И мы пойдем дальше.

– На кой я тебе сдался такой?

– Просто увидеть – повторил я – Даю слово – стрелять не будем. Глянем друг на друга – и разойдемся.

– Хорошо.

– Тебе еще долго?

– Пару минут. Может чуть дольше. Я бегу.

– А почему бежишь, Колиус? – поинтересовался я – С чего такое доверие?

– Про тебя говорят… джунгли шепчут… джунгли поют… обезьяны носят слухи и роняют дерьмо с верхних веток. Знаешь сколько проблем от долбанных обезьян? Они умеют добывать мед – и их тянет сюда. А мне нельзя их убивать… Но я справляюсь… я справляюсь и с ними и с их дерьмом… Знаешь о чем я мечтаю?

– Удиви меня.

– О бетоне… о славном крепком бетоне со всех сторон. Чтобы чисто, прохладно и никаких долбанных растений, насекомых и обезьян… В жопу природу!

– Ты кто такой?

– Никто… уже никто… А ведь когда-то я любил эту траханую богами природу… я любил сраные цветочки, боготворил экологию… Я был друидом…

– Но?

– Но я совершил ошибку… я поставил жизнь людей выше жизни нескольких деревьев и птичьих гнезд…

– Это как?

– Во время сезона дождей небольшое племя бредунов оказалось заперто в затопленной жидкой грязью яме… Грустно видеть, как тонут женщины и старики, захлебываясь глиной и обезьяньим дерьмом. А над ними шелестят священные деревья с кронами усыпанными птичьими гнездами… Я опрокинул дерево вместе с верещащими птенцами – кроной в грязь. Попутно сломалось еще несколько мелких деревцев – из накрыло стволом. По упавшему дереву вылезли грязные аборигены и, не сказав ни слова благодарности, умчались прочь, унося на закорках обессиленных полудохлых стариков… Но я не в обиде – они ведь тоже знали, что эти деревья и этих птиц трогать нельзя… Табу. Я нарушил табу…

– Тебя наказала система.

– Да.

– Сделала сторожем этих садов дьявола?

– Да. Но я сам просил… я был раздавлен своим греховным поступком. Я просил дать мне шанс искупить свою вину… был готов на все ради искупления… и система предложила мне стать сторожем самшитовой роще. Я способствую ее сохранению и расширению, увеличиваю количество ульев и цветов, отгоняю швыряющихся дерьмом обезьян… и за это через пятьдесят лет получу отпущение грехов.

– Охренеть…

– Да… охренеть…

– И сколько ты уже здесь?

– Прошло тридцать три года и сорок семь дней.

– И как настрой сейчас?

– В жопу природу! В жопу систему!

– Матерью ты ее больше не называешь?

– Машина! Машина изуродовала меня ни за что! Я спас людей… а меня превратили в урода и отправили пасти муравьев! Ради всеобщего блага?! Что это за благо такое, когда жизни людей не стоят жизни пары деревьев? Знаешь, что ответила мне система, когда я задал этот вопрос пару лет назад?

– Удиви меня еще раз.

– Она привела в пример животных! Мол каждый год в подобных грязевых, смоляных и трясинных ловушках погибают десятки тысяч животных, птиц, насекомых. Это естественный ход вещей… Смекаешь, Оди?! Естественный мать его ход вещей! Старики и бабы хлебают грязь и тонут – и это естественно! Они утонут, их тела станут удобрением, на которых вырастут новые растения, цветы и грибы – а их сожрут другие звери или даже люди… А когда я сказал ей, что человеческие жизни ценны, она ответила, что человеческому виду можно не беспокоиться о сокращении своей численности – нас и так слишком много… Слишком много!

– Тебе там долго еще?

– Я иду… я гряду…

– Ну да…

– Так я ошибся, когда спас несчастное племя?

– Ты? Да. Ты ошибся в тот момент, когда не вышиб мозги долбанному вождю того племени. Это его ошибка. Его вина. Он завел свое племя в ловушку. Тебе надо было вышибить ему мозги дубиной и бросить труп в яму с пузырящейся серой грязью.

– Красной грязью. Там была красная грязь…

– Да похер.

– Встретить бы того вождя… но он давно состарился и мирно сдох.

– Может и так…

– Вот он я… не стреляйте…

Мелькнувшую между деревьями темную тень я увидел еще полминуты назад, но не сказал об этом, пытаясь идентифицировать. У меня не получилось. Увидев то, что выплыло из-за группки самшитов, рубщики колыхнулись назад и разом заткнулись.

Их можно понять – пусть не сразу понять, что вышло на открытое пространство, но сразу ясно, что это нечто… ненормальное, исковерканное, то, что в принципе не должно жить.

– Велосипед в дерьме? – предположила Ссака.

– Призм урод – равнодушно заметил Каппа.

– Младшее божество – просипел Гонсалес, рушась на колени.

– Подними жопу – рявкнул я, помогая пинком, от которого проводника подбросило и откинуло в сторону.

– Вот он я… такой как есть…

– Да тебя много – заметил я, глядя на тысячи мельтешащих муравьев, покрывающих его тело.

– Паразиты… трудолюбивые гребаные паразиты…

– И колеса у тебя зачетные… любишь шик и ветер в ушах?

– Пошел ты!

Передо нами замерло нечто, что более всего походило на… огромного велосипедиста. Нет… скорее на беговелиста или как там называют этот тип транспорта, где жопа на сиденье и колесах, а ноги толкают тебя вперед. Цельнометаллические толстые широкие колеса уходили в пористую бесформенную массу, из которой вниз опускались две штуки, в которых лишь при наличии огромного воображения можно было опознать две ноги, обросшие той же зеленовато-черной хренью. Сверху гигантская нашлепка гриба – та же ноздреватая хрень. На макушке цветущая клумба…

Клумба…

Гриб колесный. К нам подкатил уродливый гриб на двух колесах. Дав нам насладиться зрелищем, гриб медленно опустился, втягивая колеса в свое тело. Полминуты… и мы видели лишь огромный муравейник с цветами наверху.

– Охренеть – произнес я – И как? Жопа не чешется, когда в нее муравьи забегают?

– Твоя жопа – муравьиный дом! – заметила Ссака.

– Не гневайся, о бог – простонал из кустов ушибленный Гонсалес.

– Разрубить и достать ушлепка – прогудел Каппа – Могу помочь…

– Да пошли вы все! Я… я… я в жопе! Поняли?! Я в сучьей жопе! Меня уже не вернуть… я останусь таким пока не сдохну…

– Техническое внутри – понял я, глядя на колышущуюся над «муравейником» антенну – Там же экраны?

– У меня остались глаза… но они внутри. А перед ними экраны.

– Прямого зрения наружу у тебя нет?

– Нет. Знаешь в чем самая главная сучья шутка? В том, что я живу в джунглях, но эти самые сраные джунгли могу видеть только через экраны, а не вживую! Дышу воздухом джунглей, но он всегда пахнет муравьиными жопами! А мои глаза всегда чешутся и болят… а мои веки кусают муравьи, когда я сплю слишком долго… Они дают мне поспать не больше двух часов в день… И они заставляют меня постоянно жрать… чтобы я больше срал… а мое говно им очень нужно – там какие-то ферменты… Я ходячая фабрика по производству умных муравьев. И прямо во мне трахается муравьиная матка, рожая и рожая…

– Интересная у тебя жизнь – заключил я.

– Да… да ты тот еще жестокий ублюдок.

– Откуда слышал обо мне?

– Я разговариваю иногда с одним из плавучих племен. С нормальным племенем, а не с теми, кто подкидывают мне связанных придурков на съедение. Их я как-то шуганул так, что они больше к этому берегу не подходят. А еще я напророчил им беду, если они не перестанут скармливать муравьям живых людей. Я даже сумел убедить одно племя свергнуть своего вождя, а затем убить его и скинуть в реку. Жестокий он был ублюдок… и любил трахать молоденьких…

– Говорун…

– Ну насмотрелся на меня? Валите теперь нахрен…

– И даже поговорить не хочешь?

– Хотел бы… – признался Колиус Рош, гибрид велосипеда с муравейником – Хочу… тоска убивает меня… а муравьи кусают за веки…

– Поговорим – согласился я – Во время неспешной прогулки.

– Прогулки куда? Я за рощу ни шагу. Датчики во мне…

– Во время прогулки по роще – уточнил я и указал рукой направление – Кратчайшим путем к реке Рио Рохо. Ты нас проводишь.

– Я не могу.

– Тут есть системные глаза?

– Мои камеры – только мои.

– Уверен?

– Да. Это мой инвентарь. Для связи со мной прилетает дрон.

– А где кнопка?

– Во мне. Тревожный маяк. Я не стану нажимать, не бойтесь.

– Да мне похер. Скажи, Колиус… почему ты не сбежал? Ты ведь столько лет. Со многими знаком.

– Они не видели меня никогда. Только слышали. Я не показываюсь.

– Так даже лучше. Ты мог узнать у них где сумрачные зоны без системного пригляда. Ты…

– Нет! Мои муравьи запрограммированы. Им нужны самшиты. Понимаешь? Без самшитов они сойдут с ума… и отыграются на мне. Я ношу на себе собственных палачей…

– Так избавься от них. Залезь в реку и утопи.

– А если сам сдохну? А если во мне коротнет электрика?

– А как ты ее подпитываешь?

– Солнечная панель. А в жопе у меня пара емких стеклянных батарей.

– Ясно… Ну так что? Прогуляемся?

– Я не могу!

– Почему?

– Не могу!

– Боишься?

– Я… я… да! Боюсь!

– Ты вышел под стволы экзов, Колиус. Мне кажется ты давно готов сдохнуть и уже нихрена не боишься…

– Ее гнев… посмотри что машинный гнев сделал со мной?

– Может быть еще что-то хуже?

– Куда хуже?

– О – подняв забрало, я усмехнулся – Ты поверь, Колиус – ты еще в сраном шоколаде. Есть такие измененные, что ты по сравнению с ними настоящий красавчик. Чего тебя бояться?

– Глобкон жесток…

– Если система узнает – скажешь, что я тебя заставил. И тебе поверят – система знает, кто я такой и что могу.

– Как ты круто о себе любимом…

– Ну я же не друид, что всю жизнь подлизывает жопу системе.

– Тоже верно… Почему ты не убил меня? Я вроде неплохо горю…

– Мне нужен кратчайший и быстрейший путь сквозь твою территорию. Путь в обход всех системных полусфер. И не говори, что в твоей роще не растут стальные глазастые грибы.

– Растут.

– Есть маршрут по слепым зонам?

– Есть.

– Так отведи нас.

– А… а что мне с этого?

– А что ты хочешь, Колиус? Могу тебе матку вырвать – в буквальном смысле. Ту, которая муравьиная… Хочешь?

– Чтобы муравьи начали трахать меня вместо нее? Нахер. Пусть вечно рожающая сука живет.

– Тогда что?

– Пока не знаю… но возможно сегодня я захочу умереть. Так чтобы на клочки… и чтобы это было не самоубийство. Понимаешь?

– Отведи нас к Рио Рохо.

– Куда именно?

– Руины. Мне нужны сраные речные руины.

– Я отведу. А взамен, если мое желание окрепнет, а глаза станут болеть еще сильнее…

– Захочешь – убью. А могу забрать с собой – если вырвем у тебя из жопы отслеживающее устройство.

– Ты идешь в речные руины? Те, которые я не смог поглотить? Ты идешь к обитающему там дракону? И веришь, что сумеешь выжить? Остановимся на том, что если я попрошу – ты разнесешь меня на клочки на подступах к руинам. И убедишься, что растоптал мои вылетевшие мозги всмятку. Чтобы меня не смогли оживить…

– Хорошо.

– Тогда входите. Добро пожаловать в сады дьявола…

* * *

Когда торжественная часть закончилась, диагноз подтвердился – болтун.

Гриб на колесах болтал без умолку. И чем больше он говорил, тем сильней я подозревал, что он находится под перманентным кайфом. Это… чувствовалось. Я сам недавний наркоман и сегодня впервые ощутил легкую тягу к эльфийским слезам. Что-то вроде сладкой тоски по крохотным полупрозрачным таблеткам, что дарят так мало и много одновременно.

Колиус говорил и говорил. Если его перебивали – не обижался. Если грубо обрывали – просто на ходу менял тему. И опять говорил, говорил… Металлические широкие колеса едва слышно поскрипывали, изредка не землю лилось что-то вонючее и кишащее червями. Колиуса это не смущало – раз упомянув, что не контролирует ритм своих испражнений, потому что не считает правильным сдерживаться, он протяжно прогудел невидимой жопой и забыл об своих льющихся под ноги отходам.

Я, идя рядом с внедорожником, прикрываясь как машиной, так и колесным грибом, внимательно слушал, заодно рассматривая нового знакомца.

Тут больше от черепахи, чем от гриба. Под пористыми толстыми наростами отчетливо виднелся кое-где роговой панцирь, причем в паре мест он нес на себе следы пуль, а вон там, спереди и слева, пробил неглубокую борозду тесак. Кто-то сражался с этим грибом – но довольно давно, судя по тому как заплыли и сгладились от времени эти следы. Пористая масса напоминала какой-то мягкий камень, но если взглянуть поближе, то становились различимы тонкие плотно сплетенные воедино серые пучки. Волосы. Черепаший панцирь порос густой плотно сбитой в единый колтун шерстью, что набрала в себя пыли и превратилась как в дополнительный дом для муравьев, так и в еще один слой брони. Не знаю как пуля, но не каждый мечник сумеет прорубить эти «навесные» доспехи. Больше наружу ничего не выходило – ни рук, ни головы. Но я заметил что-то вроде двух изогнутых бревен по бокам панциря. И понял, что если не руки, то дополнительные опоры у Колиуса имеются. При таком телосложении это нелишне – если перевернешься вверх колесами, то надо что-то достаточно сильное, чтобы вернуться в правильное положении. Хотя кое-что все же торчало – две антенны. Одна коротенькая, закрытая исцарапанным черным пластиком. И вторая длинная, тусклая. Венчали эту колесную «красоту» цветы. Выглядело как гребаное надгробие. А что… удобно – заранее установил и не паришься. Сдох, упал – могилка готова. Еще на заднице имя и даты жизни выбить для полноты картины…

Муравьи… их тысячи. Они повсюду. Мелкие отродья казались испорченным активным камуфляжем, что «мотался» по туше Колиуса из стороны в сторону, изредка замирая и снова приходя в движение. Часть ссыпалась на землю и пропадала. Дважды откуда-то сзади вылетели крылатые крупные муравьи, сопровождаемые сонмом тварей поменьше. Колиус, хотя его никто не спрашивал, тут же пояснил, что так он «рождает» новые ульи. В его роще больше пяти сотен муравейников. Одна из его главных задач – восполнять бреши в муравьиных крепостях. Самшитовую рощу надо охранять постоянно. И никто кроме муравьев этого не сделает.

Он рассказал, что первые годы считал свою новую жизнь своего рода искуплением. Раз согрешил и убил деревья и птичек – искупи свою вину. Но прошел десяток лет и его фанатизм иссяк. Он понял, что его без всякой веской причины превратили в мерзкого призма с колесами в брюхе. Он понял, что Маме, она же сучья система, просто плевать на его чувства, на его давнюю исповедь, на искренность и веру и искупление. Машине посрать на чувства гоблинов. Она вынесла бесстрастный приговор… и забыла о бывшем друиде. А он медленно сходил с ума…

И ведь сошел… да, он сошел с ума и на пару с лишним лет… просто выпал из жизни. Когда он вдруг пришел в себя, выйдя из странноватой психопатичной комы, то обнаружил, что… продолжает исправно выполнять свои обязанности. Он все также патрулировал окрестности, наворачивая круги по медленно расширяющейся роще, он продолжал регулярно докладывать, хотя ему никто не отвечал… Он сошел с ума, он провалился в черное безумное забытье… а его тело продолжало верой и правдой служить системе. После этого он… смирился. И одновременно пришел в себя, разом исцелившись от всех лишних мыслей и психических хворей. А зачем психовать, если всем посрать? Даже собственному уродливому телу посрать на желания бунтующего разума…