Текст книги "Огрызки жизни или Дневники (СИ)"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Не надоедай хотя бы себе сам. Не принимай себя всерьез, ибо серьезность это ощущение значимости, а что могут значить природа и ты, ее частичка? Кто или что может все это оценить в целом и в частностях? И для чего? Оценки по природе своей сиюминутны, они нужны для того, чтобы идти между «было» и «будет», и с каждым шагом они неудержимо расходятся с действительностью, даже если оправлены в бетон тупости.

Счастье! Этот гимн мгновению наделен беспощадным аппетитом, способным сожрать все сущее. Он может быть извлечен из закоулков жизни и тяжелым, многодневным трудом, и неожиданной находкой. Он же зазвучит навсегда после несложных хирургических изменений известных закоулков мозга. Во многом смысл и действенность этого понятия зависят от потока слов исходящих с рождения от людей окружающих. Без него наши мысли о счастье мало бы отличались от мыслей енота, задним проходом зримо осознающего в норе приятную полноту желудка. Счастье, в конечном счете – это равновесие чувств и слов, шаткое равновесие, при  движении нередко нарушаемое. Разложение чувств в затхлом покое – счастье, – также приводит к нарушению рассматриваемого равновесия, хотя и не такому стремительному. Данное не относится к изначально счастливым.

Умри – требует жизнь, живи – ухмыляется смерть. Засни навек – зовет явь, проснись – требует сон. Беги – шепчет кров, замри – верещит путь. Когда-нибудь, в ветхом унынии нагромождений вокруг останков бытия и предметов, ставших ненужными, проснется вялая мысль и после неспешного шевеления для сочленения частей сомкнется в местами блистающий и замирающий и играющий и исчезающий рой не вполне понятный в своем бетонном вместилище. Заискрится понемногу и согреет истомившиеся по движению куда-нибудь члены... Поздно ночью, рассыпавшись во мрак, он  и не помянет о возрождении.

 Но вдруг из окружающего воздуха необходимо появится и воплотится твоими мыслями, тоскою, блужданием глаз, неистовым желанием, смутными порывами, гадостной сытостью и отчаянием то, что соединяет землю – хозяйку тела – и небо – владетеля души – воплотится она. Ты поймешь, что это ненадолго и навсегда и ты, и она, и вы друг в друге. Ты поймешь, что ночь пошла, и наступило утро, утро сегодняшнего дня. Лучи сотворенного солнца согреют кожу, сделают ее мягкой и чувствительной. Они же озарят прекрасное и затенят остальное. Глаза соединятся в сладостном узнавании. Соединение глаз родит жажду соприкосновения, утоляемую лишь упоением сердец, сомкнувшихся в едином кровообращении... Пусть солнце движется к закату, пусть слова все больше состоят из букв, пусть все ближе содвигается суть вещей. Пусть.

 22.08.91. Толпотворение – вид творчества. Цель – сделать всех людей вокруг себя одинаковыми. Митрофанов всенародно обвинил меня в обсывании туалета. Антоним толпотворению – столпотворение. Творение вокруг столпов.

26.08.91. Валька купил крабов и съел их со мной и Ольгой. Он ревновал, видимо, когда я кормил ими Марину.

30.08.91. Ездили на море. Ветер, солнце. Бреднем поймали проволоку. Федорович сказал – да, надо слесаря вызывать. Пришло письмо от Марины с Надей. Оно оказалось коллективным: на имя всей партии.

 Каждый выбирает себе философию по сегодняшнему дню. У меня – абсурд. Живу, стараюсь сегодняшним утром. В окно кубрика пыталось заглянуть солнце. Ничего не вышло. Союз разваливается. Вообще-то, границы не нужны. Прямо перед собой в окне вижу бельевую веревку с одиноко висящим полотенцем, за ней купы хрена и дальше – палатка Никулина под обильно плодоносящим сливовым деревом. В проеме двери виден дом с синими внизу и белыми вверху ставнями. Шиферная крыша. Под окнами – золотые шары. Окно Митрофанова завешено марлей. Он спорит с Никулиным. Зашел Валька, взял спички, ушел. После обеда я в той же позиции. День ушел. Кафка признавался в письме к Милоне, что не помнит ее лица. Фигуру, платье, промельк помнит. И я не помню лица Марины, наверное, смотрел не на него. В письме не было души. Она бывает только у несчастных. Скорее бы кончился дневник. И жизнь. Живу как Гоген в тундре. Гоген в тропиках, Христос в пустыне, а я здесь. Творчество. Абсурд должен быть привлекательным.

 Вечер этот пройдет,

Завтра он будет другим.

В пепле костер умрет,

В соснах растает дым...

 Пламя шепчет – прощай,

Вечер этот пройдет.

В кружках дымится чай,

 Завтра в них будет лед...

  Искры, искры в разлет –

 Что-то костер сердит.

 Вечер этот пройдет –

 Он, распаляясь, твердит.

  Ты опустила глаза,

 Но им рвануться в лет –

Лишь упадет роса,

 Вечер этот пройдет.

Начал это в 1989. Аня с Лешей на Тарге сидели, взявшись за руки у костра. Кончил после того как, моя рука оказалась в руках у Марины. Абсурд вошел в меня и не вышел (абсурд – это я начтался «Мифом о Сизифе».

09.09.91. Валька улетел. Был добр и нежен ко мне. Лежу один. Топится буржуйка. Пью сливовую бражку. Вчера НП устроил скандал по поводу выброшенной мною морской капусты. Она пригорела, и я выбросил. Надо было получить письменное разрешение на перемещение пропавшей морской капусты в мусорную яму.

Надрал хмеля 3 горсти. Никулин хотел вместо покупки вина на день рождения по цене 15р/л, ставить брагу, а хмеля ему не хватило. Моя брага на полке под потолком, шипит на разошедшуюся печь -10л, сейчас будет меньше. Рядом варенье из шиповника. Одна банка шипит протяжно, другая – прерывисто. Ночью они наверняка сбросят крышки, и будет вонь. На ягтане сохнет пастила из сливы. Сами сливы сохнут в пыли под моей кроватью. Печка выговорилась, надо добавить дров, не для собственного согревания, а для согрева браги. Выпью, закурю папиросу «Огонек». Родинки, что я выжег увеличительным стеклом, не заживают. Валька мне помогал и сильно переживал – пахло паленым. А мне понравилось жечь себя тонким пучком солнечного света.

24.09.91. Последний день в Кавалерове. Собираю шмотки. Ящик с большой тыквой. Ящик с сахарницами, чайниками, масленками переложенными личными вещами и тремя книгами: Кафка, «Философия любви», Longmen. Ящик с гвоздями и камнями – родонит, руда с Дальнего, инструменты и пр. Ящик с маленькой красивой тыквой, сушеной сливой, учебник а/я, противорадикултный пояс, сборник зарубежной литературы. Ящик с банками лимонника. С собой везу 12 шт. красной рыбы, купленной в магазине, саженцы маньчжурской вишни, жимолости и лимонника. Чемодан, мой любимый драный маленький чемодан, остался пустым. Надо забить ящики и сходить на двор. Очень хочется.

13.10.91. Кончилась эра мелкого почерка. Началась эра Марины. Она скоро кончится, но мне хватит. Монтень – философствование это подготовка к смерти. Я почти готов. Почти – потому что жизнь прекрасна неисчерпаемостью. Но жадность до нее уходит. Марина благодарна мне за любовь и за то, что я ее ни перед кем не скрываю и все. Завтра жду одного – ее звонка. В прошлый четверг она взяла меня к себе. У меня был коньяк Самтрест, лосось в банке, фрукты, цветы, грязное белье. Ничего не получилось, ни днем, ни утром. Она была прекрасна, я сто лет не лежал в постели с запахом фиалки с любимой женщиной.

 22.10.91. С каждым днем мне не хватает ее все больше и больше. Сегодня надавили одиночество и чувство бренности. Почудилось – я у нее, входит муж со страшными глазами – боль, негодование, обида... Я, глядя в эти глаза: – Господи, как ты меня напугал... Мне досталось и тебе осталось.

 Шел от Марины (был у нее в кабинете) встретил Галю Румянцеву. Она мне нравится. Я мог бы любить их одновременно – такие разные. Вот странно! Мне нравится смотреть на Марину, спать с ней. Мне нравится, как она это делает. Это моя женщина. Но Галя – загадка, там далеко, за строгим взглядом, полным невысказанного страдания. Со мной не здоровается, видимо, Ася Михайловна, с которой я поделился как-то (нравится, сказал, очень хороша) ей что-то рассказала. Встречаюсь с Галей преимущественно на профкоме. Но достаточно о ней – я увлечен Мариной. Как хочется обнять ее...

27.10.91. Она у меня в голове, внутри, вокруг. Я не могу быть рассудительным, не могу достичь ее и обрести как обычную женщину. Я так люблю, что не способен на отчаяние и половой акт. Все есть, пока она смотрит в мои глаза и позволят прикасаться к своему телу... Мне 40, я потрепан, все знаю и все понимаю. Пытаюсь исчерпать этот мир. Или он исчерпывает себя во мне. Зачем я это пишу? Чтобы доказать себе, что я счастлив. Я так торопился себя исчерпать, что исчерпывал не там и не так. Жадность. Она во всем. Абсурд вошел в меня еще до Камю. Я читаю его трудно перевариваемые строки и все понимаю ( как на развалинах бабушкиной кибитки – все перевернуто бульдозером, все трудно угадываемое, но все так понятно). У человека абсурда нет «завтра»

31.10.91. Потихоньку ликвидируюсь в связи с уходом из Вимса. Таскаю домой шмотки.

01.11.91. Вчера был на дне рождения у сестры Светки. Всего было 3 ингуша, 2 армянина, 2 русских и 1 татарин. 1 татарин – это две наши со Светкой половины, 2 русских – другие наши половины плюс Марина. Ночь провел у Марины. Меньше стала нравиться. Сижу на работе. Настроение плохое. Надо звонить Марине, договариваться о встрече. Работа в ВИМСе надоела.

04.11.91. Во вторник должен идти к Тане за плотскими удовлетворениями. С Таней все просто. С Мариной – любовь, забивающая плетями плотские желания – не научился хотеть ее как женщину. Наверное, боюсь сделать ее обычной. Чепуха!

Недоделок я. Вечная тяга к чему-то. Пришла к нам в кабинет Горячкина, о чем-то говорят со Столяровым. «Работы, которые курирует Ольга Олеговна» – она еще девчонка, а курирует. Ко мне она пришла. Мне, дураку, ее бы охмурять, ведь даже у ее кошки есть квартира. В Ольге тоже что-то есть, а чего-то не хватает.  Или Лишнее – ее отец. Слишком они близки.

Я давно не работаю – нет желания и смысла. Честно говоря, я исчерпал себя в области науки которой занимаюсь. Многие исчерпали, из– года в год переписывают статьи, а мне надо что-то эдакое зафинтить! Какая была статья о Депутатском месторождении – блеск!  И другая, в Советской геологии – отличная статья хотя лишь в последний момент углядел в ней нарушение закона Архимеда.

Месяц этот после поля буду вспоминать с матом и удовольствием. Исчерпывая мир, я что-то исчерпал до конца. Я не исчерпал себя (ковшиком), а выскреб скребком, так, что дыры наружу.

Господи, сколько же у меня можно всего отнять – женщин, детей, сколько я сам могу у себя отнять! Сейчас в груди что-то горит, просит выпустить, натравить хоть на что-то. Невозможно кораблю без Америки. Почему мне нравится Марина?  Она серьезная, расчетливая, но эта серьезность и расчетливость, есть следствие договора с самой собой. А без этого договора она нежна, открыта, и все отдаст. Она играет со мной? Что, я ей интересен?

Вот вопрос! От молодых ногтей и до сюда я никогда не считал себя неким аристократом духа, ума, проницательности! Миллионы людей придумывают о себе и своих способностях миллионы легенд, они назначают себя артистами, и становятся ими хоть для себя. Я же себя не уважаю, я прекрасно осведомлен, что глуп, скуп, замкнут и никто не переубедит меня в этом, а если будет это делать – станет врагом. Есть во мне лишь одна черта – я корень какого-то дерева, мне не важно какого, важно только, что я просто корень, и я должен врастать в ничтожные трещины камней, я должен собирать и переправлять через себя куда-то влагу и минералы...

05.11.91. Позвонила Марина. Просила зайти до 12. Минут двадцать ходил дурной и счастливый. На душе очень хорошо. Перед глазами вижу ее, встающую с постели – маленькая, хрупкая, грудь торчком. До завтрашней встречи буду думать о ней. В последнюю встречу сидели у нее на кухне, а на ее головке сидел голубой попугайчик…

26.11.91. Приехал муж Марины. Сейчас у них медовый месяц. Опять один, Опять искать заинтересованный взгляд, опять эти вечера, опять Таня. Позвонили из первого отдела, пошел за секретами, был в 50м от Марины. Когда я ее увижу, то скажу, что частичка моей души переселилась в ее попугая. И теперь я всегда буду с ней, буду сидеть на ее голове, буду говорить всякие глупости. На ночь попрошу завешивать клетку, чтобы я не видел. Напал на меня псих, не отпускает. Скоро, летом она приедет в Кавалерово. Живая, веселая, появится в этом доме, населенном трупами, и они будут слушать ее голос, касаться ее рук, жить рядом с ней... Это невыносимо. Таня уезжает во Францию 9 декабря. Приезжал Эдгар. Привез прекрасные амазонитовые бусы. Хотел подарить их Марине к новому году, но сделал это вчера. Был у нее дома. Целовал ее на кухне в узком пространстве между газовой плитой и столом. Пили Кагор.

 Каждый день занимаюсь английским и, кажется, он начал входить в меня, выходить он будет, видимо не скоро. В день приезда Эдгара напились с Дроботом – 3л банку орехового вина. Над моим столом 2 фотографии: Делок-Эльбош с лисьими хвостами и Хаттанагуль с облаками.

 27.11.91. Бабушкин день рождения -79. Мать вчера потеряла вставные зубы. Искали весь день. Нашли в кастрюле с борщом. Хочется выпить. Разговоры о повышении цен. В женщинах меня привлекают глаза.

03.12.91. Неумолимо надвигается так мною не любимый Новый год. За год я  многе испытываю и меняюсь, но к Новому году один итог – одиночество. Раньше я выстраивал после слова «Новый год» колону восклицательных знаков от Ханоя до Берлина Люди часто соединяются как железо сваркой. Шов обгорает, окалина отслаивается. Шов держит. И соединение людей всегда искусственно. Игры в томатном соусе. Нытье в сметане. Люди должны разделяться расстоянием. Оно есть и при соитии – и в этом вся прелесть – соитие это борьбы за преодоление последнего расстояния. Даже тогда, когда кожа горяча уже от трения борьба продолжается. Болею. Грипп. Мать с Анзором в Душанбе. У бабушки день рождения. 79.

14.12.91. Хандра достигла апофеоза.

17.12.91 Защита отчета по 282 теме.

 01.01.92. НГ встречал у Светки. Звонил Марине и Тане. Последняя нашла себе работу во Франции. Человек, у которого находился ее обратный билет, умер. Марина – бабочка на иголке. Иголка внутри. Стержень. Арматура. Не позволяющая делать излишние тело– и душедвижения. Год будет новым. Пророк Мухаммед сказал: – Самые лучшие стихи – есть самые лживые из них.

 02.01.92. Подписал обходной, сдал пропуск, 8-го получу расчет.

07.01.92 Сегодня рождество. Столько лет прожил и не знал такого праздника. На вечере в клубе Автомобилистов натолкнулся на Ольгу Васильевну. Как всегда стройна, подтянута и одета. Танцевал только с ней. Она прижималась всем телом и позволяла целовать. Показалось, что от ее волос, со стороны левого виска, прикрытого игривым локоном неуловимо пахло дерьмом. Не духи ли это особенные? Это развлекало. Была бы площадь, провел бы с ней ночь. Дома захватил кусок док.  фильма о Фрейде.

14.01.92. Перед уходом из Вимса был у Марины – Лодочки, юбка, свитер. Была весьма хороша. Вижу, что старалась ради меня. Говорит, скоро выпровожу мужа.

15.01.92. Итак я работаю в НГИЦ РАН. Директор – космонавт Лебедев. Говорят, одна из его команд в Институте географии уволилась в полном составе, и он, не моргнув глазом, подписал заявления. Мужик нормальный, дважды герой, но какая-то в нем слабина, неуверенность в себе. Сейчас сижу на 10 этаже на Новом Арбате. Внизу пересечение Арбата с Мясковского. Вон, внизу идет Валька в 59-ю школу, в первый класс... Как давно это было. Я провожал его в школу и ходил за ним. Устал. Все незачем, все выдумывается, все распутывается, все перекрещивается, рвется и связывается намертво, чтобы истлеть. Спать, спать, смотреть мимо, не видеть... Противна эта дребезжащая колымага, неведомо куда ползущая. Сойти, спрыгнуть, упасть. Надо уйти. Сначала надо уйти временно, в отпуск и попробовать свои силы. Уйти пешком, бродягой, просто утром собрать вещи и уйти не обернувшись. Далеко ли уйду? Видимо, не дальше, чем я есть сейчас. Я никогда не жалел, что не вернусь на Кумарх. В Карелию. Сейчас же злюсь, что никогда не вернусь в Приморье. Может быть, потому что я ушел из геологии и теперь никогда не будет маршрутов. Но я вернусь. Вернусь. В дурной жизни умным быть нельзя. Лжив и нарциссен.

 23.01.92. Арбат подо мною... Знакомлюсь с новыми коллегами. Рубаха-парень, шутник, клоун, иногда – придурок. Не люблю серьезных людей. Если увижу в человеке что-нибудь съедобное, запомню и буду ценить всегда. Если нет, то буду ныть – нельзя быть таким серым, дружок, надо выкарабкиваться и так надоем, что топнет он ногой и скажет – сгинь. Все из-за моих фантазий, видений, которые приходят в мою голову, всю в перхоти.

Работы нет. Занимаемся чепухой. Всю нашу команду содержат, чтобы прикрыть пламенное занятие: сдачу в субаренду помещения института. Половину комнат занимают фирмочки, которые через неделю-другую исчезают, оставив всю мебель и оргтехнику. Сотрудники лаборатории ДМАКС (дешифрирования материалов аэро-космических съемок) – замечательные ребята, все с чувством юмора. Все занимаемся чепухой. Мой квартальный отчет будет посвящен изучению и применению простенькой программы обработки изображений, вернее, рисовалки –Доктор Джениос. Зато есть 282-ой компьютер. Учусь. Начал набирать свои (вот эти) дневники.

09.02.92. Иногда кажется, что в моей жизни не было ничего. Память – крик в снежной ночи. Это нечто нереальное, потому что оторвано от сегодняшнего дня. Хочется очутиться высоко в горах, ночью, по пояс в снегу, одному, очнувшемуся от смертельного беспамятства и кричать, кричать, зайтись в живом человеческом крике...

 24.02.92 Прибытие в г. Пласт, Челябинской области.

26.02.92 Заседание у Носырева А.И., директора Южуралзолота Съемка почв и воздуха своими силами. Продукты, овощи, гречка, шанежки. ПЦ котенку. Специалисты Южуралзолота  говорят: – Ничего нам от вас не надо. Во всем нужна система. Но карточка не должна быть локальной. На паевых вкладах. В целом по области две программы. се это нужно, но сейчас мы, видимо, не доросли. Я знаю, чем он заболел, но не знаю, чем его лечить... Бурное сумбурное обсуждение -деньги дадут, тысяч сто, не больше. Кочкарь известен с начала века. Город стоит на рудном поле. Под ним – выработки ста лет, дома проваливаются. Местные говорят не «в Пласт поеду», а «на Пласт поеду». Сегодня день рождения НГИЦ – годик. Они хотят, чтобы мы уехали быстрее.

Вечер Я заметил, что ценю сейчас сильные впечатления прошлого, и более всего – весьма неприятные. Они говорят – ты жил рельефно. Все хорошее – это фон. Теплый, милый, немного грустный, ностальгически приятный. То, что трепет мне  нервы – это и я. Максимально чувствуешь себя в те дни, когда дальше некуда. Как хорошо я помню эти горькие часы отчаяния, как отпечатались они в мясе мозга... Как в кармане перебираешь содержимое и отчетливее чувствуешь тяжелые и угловатые предметы... В то время, когда я начал вести этот полевой дневник, в котором исписываю сейчас оставшиеся страницы, моя любимая женщина Белова Надежда Алексеевна спала с  простым рабочим парнем, моим шофером, чтобы мне досадить. А что все правильно. Человек досаждает тем, чем может досадить. Надежда могла мне досадить только отдавшись моему шоферу. Человеку не по должности шоферу, но по уровню. Вот Валере, следующему моему шоферу она бы не отдалась, тот был хомо сапиенс. Как она угадала с местью! О, господи, как я страдал, узнав обо всем, и как я перебираю эти воспоминания как раковые опухоли торчащие из всего меня.

27.02.92. Сидим у главного эколога. Завтрак был сытным – пачка творога, два яйца, четверть шаньги Их покупает Марк Иванович, ему нравится это слово. Перед отъездом под правой челюстью выскочил угорь. Сижу и мну. Сейчас вся братия в кабинете главного геолога. Главный по комитету охрану природы выдал талоны на вино – 4 шт. Снега много. Живу в однокомнатном номере с телевизором. Свободного времени практически нет. Ожидание каких-то людей, разговоры, вечерние обсуждения до 10-11. Перед сном – фантазии о прекрасной. Кстати женщин в Пласте нет. Все хорошее уехало в близлежащие города. Вечер, 16-46. Показываем землеустроителя и архитектору программу. Звонил Давлетшину в Москву. Тоска наступает.  Мне 41 скоро будет. Врачиха сказала после сорока станешь становиться дальнозорким, и я становлюсь. Странно. Трудно читать. Нужно покупать очки. Интересно, Виктор Пермитин, глава нашей группы, когда готовит, что-то из  яиц, разбив, пальцем вычищает из них остатки. Видимо, родители его поголодали

 28.02.92 Дали 350 т. Сейчас – вопросы по финансам командировки. Вечер Напрасно я ищу повсюду развлечения – тоска, неудовлетворенность. Демон скуки сидит во мне. Скучно. Такой же, как все, но всем не скучно, скучно мне. Скучно и писать. Видишь на экране телевизора райский альпийский уголок.  Ну и что?  Не хочется туда, ну, разве на минуту. Обаятельная женщина привлекает, без нее все бессмысленно и хочется идти туда, где она есть. Но попав к ней в альков, увидеть, что ее нет. Вообще нет. И понимать, что скука неминуема, лишь тяга к вечности, которой нет. Утоляет жажду глоток, потом другой. Пусть они просто проходят по коридору, сидят в креслах, источают запах. Хочу немного свободного времени и англо-русский словарь. Пьем каждый день. Сначала бутылку «Зубровки», сегодня водки в пепсибутылке и какого-то марочного. Запасы истощились. Будем брать комиссионную за 60-90 R.

29.02.92 Последний день февраля лежу после ванны. День ожиданий. Перед обедом около часа прождали автобус до гостиницы. Потом – очередь за хлебом. Взял капусты соленой два кг, картошки, лука. Пришел в гостиницу – нет ключницы, ходил, кричал по коридорам. В здании гостиницы первые два этажа принадлежат пожарной команде (где-то под Ленинабадом на первом была баня). По телеку обзор олимпиады в Альбервиле .Сейчас начну опять изучать словарь. Как мало я знаю английский. Пермитин звонил Лебедеву. Увольняются Игорь и Володя. Все-таки Пермитин  их выставил.

01.02.92. Март – месяц дней рождений. 18 лет назад в этот день я женился. Скоро мне 41. Сидим в конторе. 22-10. Заканчиваем договор. Валерий Андреевич опупел. Сидит за компьютером с 10-00. Сам ничего не делаю.

 05.02.92. Сдали билеты. Взяли на субботу. Носырев вдруг не стал подписывать договор. Звонили в Москву в Алмаззолото. Видимо, завтра подпишет. Вчера в плановом отделе познакомился с Наташей. Прелестное создание с испорченным передним зубом. Навешал лапши. Дал номер. Не любит философию и философов (сразу явились фантазии, я увидел этих мальчиков, прививших эту нелюбовь, ее бедный мозг, испытывающий боль и страх от  мыслей) . Лапши было много. Однако, большая часть легла на присутствовавших женщин. Наутро глава планового отдела сообщила, что у Наташи есть жених, но лично у нее в Бресте есть дочь, на которой мне надо срочно жениться, дала ее номер телефона и баночку вишневого варенья. Меня это развлекает. Видимо, я-то нужен некоторым для минутного самообмана (тянет опять к обобщениям – из минут самообмана складывается любая жизнь).

 По телеку рекламируют Бхакават-Гиту, Кришну и товары за рубли от МММ. Хочется написать вечное стихотворение. Но, пуст как варежка на мусорной куче. Не хочу работать. Тошно. Хочу жить, но нечем. Все кончается на глазах. О, этот гнилой зуб! Как искренно и откровенно! Теперь я буду любить девушек с гнилым, почерневшим зубом, обрамленным трепещущими алыми губками! Но я пока глуп и не смогу любить обладательницу нескольких таких зубов. Можно его спрятать и казаться божественной и загадочной – но нет, земная красота всегда с изъяном. Запомню и буду рассказывать. Особенно хорошо ляжет на женскую психику.

Куды бечь? Беда в том, что я себя чувствую, я не растворяюсь вокруг. Ни с кем не был конформен. Но я хочу этого. Хочу воплощения своего в толпе и вижу его в женщине с чертами, принятыми толпой (то есть – идеал?). Она конформна ей и мне. Не надо, видимо, бечь, она сама придет. Смерть конформна всем.

Далее был Челябинск, с рюкзаком, полным железа и стекла, купленного на Пласту. Печные задвижки, дверцы, гвозди для дачи и темного стекла графин с рюмками для мамы).

24.03.92. Вчера шел по Суворовскому бульвару. Весеннее пространство Москвы просторно. Навстречу идет женщина. За ней маньяк с гадкими намерениями. Все так и должно быть. Кто-то убивает, кто-то судит, размазывает слезы, наслаждается, страдает. И всегда будет так. В начале мира был большой взрыв и мы, частички этого мира, устремились к его границам, сталкиваясь и разлетаясь.

10.04.92. Ехал ночью сильно пьяный в автобусе, смотрел на людей. Много красивых людей. Они устали, отбросили все нечеловеческое и едут к истоку – домой. Человек красив наедине с усталостью.

 08.07.92. В хлебном магазине на груди у продавца фамилия Третьюхина. Я спрашиваю – а где остальные две третьих? В этой книжке осталось 4 страницы. Хочется быстрее дописать страницы жизни и умереть. Идеализм– попытка все свести к общему знаменателю. Трудно ждать последней страницы с правдой обо всем (сейчас мне 63, а правды я по-прежнему не знаю). Я к двум прибавил два и понял, что надо убираться.

20.04.92. Таня уехала во Францию. В конце июля можно будет уехать в поле с Матиасом и Мариной. На работе 4 мес. Ничего не делаю. Общаюсь с компьютером. Набираю дневники

15.06.92 03 утра. Не спиться. Живу погано. Один.

30.07.92. 05-00. Лечу из Грозного в Москву. Счастье так близко и недостижимо – хочется снять носки и остудить ноги. Восьмидневную поездку в горы Северного Кавказа опишу позже, в письме к Марине. Она несколько часов назад улетела в Кавалерово, и мы с ней сейчас оба в воздухе. Сидит сейчас в кресле между Лявданской и Протогеновым. Устал, спать не хочется (по-моему, плагиат из дневника Лебедева). Ужасная посадка, давка, фактически, чеченцы взяли самолет штурмом. Они все друг друга знают – раза три  по просьбам пересаживался. Впечатлений много, будет, что приврать.

Привет, Марина! Только что вернулся из Чечни. Полон впечатлениями: чеченцы, спирт, башни, гробницы, скелеты, золото, автоматы и пулеметы, пистолеты и гранаты, дождь, палатка, черная икра, осетрина, овечий сыр, парное молоко, шашлыки, огромные форели, ингуши, Магомет, русские собаки, Дудаев, персики, сливы, абрикосы, шелковица, вишня, кровная месть, золото, суверенитет, деньги, нефть, национальные блюда и женщины, их приносящие и уносящие, вертолет, грузины и осетины, Ермолов, Ельцин, Еда, пальба одиночными и очередями днем и ночью, религия, мафия, что у власти и мафия, что не у дел, деньги, много денег, золото, коньяк и ... сибирская язва. Приехал, хорошо приняли, на следующий день – вертолет и в горы. Оглянулся – понял: золота нет, и в ближайшие периоды не будет. Думаю, хоть ваньку повалять надо, стал мыть шлихи. Мою, а рядом два (в лучшем случае) автоматчика, охраняют, бдительно оглядываясь, постреливают в ближайшие деревья. Отмыл десяток, достаю лупу и им в глаз: – Cмотрите – есть золотишко, очень и очень мелкое, но блестит. Они: – Нам бы покрупнее… – и невдомек им, что и этот несчастный колчедан или пожелтевшую от горя слюду не каждый старатель выловил бы в этом нищем аллювии. Ну, говорю, ребята, поздно уже, топайте в лагерь, отдыхайте, а я с удочкой пойду. Нет, говорят, ты гость, охранять будем. Форель – 250-300мм, удочка из удивительно гибкой чеченской растительности и два автоматчика с горящими глазами. – Кого боимся?– спрашиваю, – Кого надо,– отвечают. Ночь, палатка, засыпаю с трудом. Да и как заснуть, когда рядом 6 автоматов со сдвоенными афганскими рожками пригрелись на засыпающих чеченских телах и еще 5 стволов всякой мелочи с довеском в виде нескольких лимонок нежно сжимаются во сне чеченскими конечностями? Ну думаю, сейчас я вас достану! И так, позевывая, повествую: – Как-то в Приморье приснился одному фельдмаршалу ненавистный его соприятель, а, может быть, и теща и открыл он довольно кучную стрельбу (дУхами, добавил про себя) – все горшки вдребезги и до конца жизни в дырявой палатке прожил, хорошо, что не убил никого насмерть. Пожелал спокойной ночи и слушаю. Не прошло и 3 минут, как во тьме, то там, то тут, звуки странные, но спровоцированно-ожидаемые – храбрые чеченцы дружно ставили свои автоматы на предохранители... Башни кругом высокие, пустые, покосившиеся и навек прямые, могильники, забитые полумумиями, полусклетами древних язычников. Под ними на пойме наша палатка в ней я говорю: – Вот вы, чеченцы, народ сообразительный, аккуратный, лишнего не делаете и не говорите, но спирт пьете как-то странно и длинно – наливаете в стакан, потом разбавляете вполовину водой, потом пьете, потом запиваете водой, а потом закусываете. А вот, говорю, глубоко вами не уважаемый российский народ операцию эту существенно сокращает, значительно удлиняя оставшуюся продолжительность жизни. Иллюстрируя сказанное, наливаю себе около стакана (чуть перелил) спирта и без видимого впоследствии сожаления медленно выцеживаю, естественно, не запивая и не закусывая (последнее не вполне правдиво, ввиду того, что после некоторой паузы, не по необходимости, а из некоторой, не вполне изжитой титанической работой сознания над собой жадности, я съёл-таки полбанки (2л) черной каспийской икры). Чеченский народ переглянулся, затем его взгляд слился в один, кинжалом упершимся в одного из своих представителей, по одному погону капитана, по другому – лейтенанта. Тот пожал плечами, налил стакан спирта и выпил. Тут я понял, что чеченский народ непобедим и пообещал сообщить об этом российскому парламенту (правда, через некоторое время засомневался, не от горя ли в среднем старший лейтенант совершил сей поступок – банка икры-то принадлежала ему...).

Немного погодя наш руководитель Харон (в этой чеченско-русской сутолоке со стрельбой в отдельно стоящие деревья, друг-друга и копеечку мне часто приходил на ум мрачно-трудолюбивый персонаж греческих преданий, доныне неутомимо транспортирующий души усопших с живого берега речки Лета на мертвый...) предложил в шутку сходить за золотом в соседнюю Грузию, где неподалеку ему располагается эксплуатируемое месторождение. Часть чеченского народа понимающе закивало головами, другая же часть, человек в шесть, после небольшого обсуждения, предложило кругу оперативный план с использованием вертолета Ми-8, отвлекающим маневром и вполне небольшим прогнозным кровопролитием... В качестве тренинга была устроена небольшая стрельба (6-7 рожков, цена патрона – червонец за штуку, да, кстати, автоматы наши отступающие российские воины сдавали за 50 -70 тыс., Газ-66 – 200000, так что отступать им, я думаю, было весело). Стреляет чеченский народ метко, заключительной целью я выставил свой молоток, привезенный из Москвы для внушительности. Победитель, оставивший ощутимую метку, получил право росписи на ручке и, ничтоже сумняшися, трудолюбиво вывел ниже отметины: «Руслану от Саида»!