Текст книги "Огрызки жизни или Дневники (СИ)"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

 14.08.72. Маршрут на Чап-дару. Плохое настроение. Сказал Люсе, что приехали мы на геологическую практику, не на каторгу. Она передала все КЦ, и он повел нас в маршрут. Пришли мы раньше него и сели играть в покер. КЦ пришел и наорал – пробы не задокументировали. Говорит, что в голове у меня ничего нет, я ответил: – Поделитесь. – Он: – Много говоришь!

 15.08.72. Переселились в верховья Барзанги. Шли по очень плохой тропе. Трикони на ботинках  стерлись, некоторые оторвались. Сказал об этом КЦ. «Меньше будешь скакать по обрывам» – ответил он. Палатку поставили на склоне, высоко над речкой. Вверх по ущелью, высоко над пропастью сияет голубизной висячий ледник. Хотел бы документировать канавы, но не дали. Вечером взрывали арчу на дрова. Канаву уже бьют. В 200-х метрах. Взрывы пугают. Камни катятся.

16.08.72. Маршрут на Барзангинскую интрузию с Васей. Дошли до верху – 4000 с лишним м. Переходили саи (долины) по тормам (снежникам). Часто поскальзывался. Когда начали спускаться, я опять поскользнулся, заскользил вниз. Вася догнал, сшиб меня и кое-как удержал. Я ему – всю жизнь так ездил, он – был у меня такой, вовремя не остановился и врезался  насмерть в камни под гротом...

17.08.72. Ходили вчетвером. Возвращался я первый, за мной в 150-ти метрах – Коля. В лагере сделали мне внушение, что оставил его одного. Очень хочется посидеть дома за чаем с Володей Ерохиным и Кутузовым. Почему-то боюсь встречи с Галкой.

18.08.72. Рубашки, носки, брюки – все грязно. Взял сюда одну смену, носки за ночь не высыхают, рубашку вовсе не снимаю 4 дня, Нос обгорел до основания. Альпиниада начинает надоедать. Барбос как бы нарочно выбирает препятствия. Сегодня работали с 9-30 до 20-45. Коля кашлял и стонал всю ночь. С сказал об этом КЦ и Колю оставили в лагере. Сейчас раздаются его веселые возгласы из соседней палатки, где он сражается в карты. Забыл, что болеет. Вчера он скинул с тормы прямо на меня камень в 10 кг. Я стоял в канаве, пройденной вдоль тормы, и бежать было некуда. Я решил пропустить камень между ног, но не успел – он пролетел мимо. Интересно, как тело, сжатое в комок, начинает расслабляться. Я всегда верил, что со мной ничего не случится. Что-то овладевает тобой в эти минуты, но не страх. Когда опасное позади, чувствуешь все тело, ощущаешь, как возвращаются в него мысли и чувства. Испугался, когда выронил отбитый КЦ образец, и он покатился к обрыву по склону.

 19.08.72. Здесь будем сидеть до 24, до 1-го  в нижнем лагере будем писать студенческий отчет. Кончили сегодня в 5-30. Смотрю я в зеркала кусок и вижу нос облезлый, облезлой бороды клочок, в глазах немытых – мыслей бездну. Я много читал, не поняв – домысливал. Бесплодная фантазия спасала от врожденных и приобретенных недостатков. С детских лет играл. В школе, после побоев по трусости, воображал себя героем, расправлявшимся со своими врагами. Стараясь оправдать свою трусость, унижал врагов и превозносил себя. С этих лет осознавал, что знаю больше и чувствую глубже. Рождалось презрение. Когда стал учиться лучше, во многом благодаря себе, стал размышлять о своем месте. Поняв чье-либо превосходство, уважал, но только в том случае, если это превосходство не выставлялось напоказ. Драк избегаю, но если начнется – до конца. Ничего не боюсь, кроме нелепой смерти. Могу взять на «понт» и на «халяву».

Луна где-то за горами, казавшимися днем не такими уж высокими и близкими. Выходишь из палатки и замираешь – привычные серые и зеленые утесы таинственно обступили. Одна гряда отбрасывает тень на другую. Скалы, неприступные и грозные под солнцем, под луной нежны и влекущи. Не стаявший снег резок на сине-серых склонах. Река шумит далеко внизу, ледник, застрявший на перевале, влечет таинственным блеском. Небо бледнеет перед красотой гор и робко прячет свои звезды в свете спрятавшейся луны.

 21.08.72. Утром пришел Нур и рассказал, как Шариф вез в доску пьяного Олора. При подъеме на морену пришлось его привязать к седлу. В лагере геохимиков пытались его обезоружить, не получилось – Олор сопротивлялся, а потом, привязанный, заснул. Лева тут же поведал, как однажды они с беднягой перепились и надавали друг другу по мозгам. В эндшпиле Олор вынул наган и стал целиться. Лева говорит – убивай, но только насмерть. Останусь жив, положу под подушку патрон скального аммонита и позже соберу твои клочья... Олор пошел на мировую. После обеда ходил за гидрохимией и мерил канаву.

 23.08.72. Вчера перешли в низовья Барзанги. Сегодня остались в лагере одни с Колей. Постирались, заварили брагу. Приходили чабаны, потребовали еду, поев забрали весь сахар, что был на столе. Потом пришел другой, выпил 10 пиал чая. Как бы ночью нас не почистили. Скучаю по Галке и Наташе.

 24.08.72. Переписывал отчет, Коля переводил на кальку чертежи. Питание по подсчетам КЦ получилось 70 коп в день. Сварил вкусный суп. Курю уже 3 дня. Смотрелся в зеркало впервые за практику – ужас. Морда топором тесана, волосы всклокочены.

 25.08.72. Чертил разрез. Надо собрать каменный материал и пробу Хасанову. Больше двух ходов в шахматах не обдумываю – не хватает терпения. Скучаю по Галке, в мечтах – она моя.

26-27.08.72, Кажется, завтра уезжаю. Коля хотел уехать поочередно 31, 28, а сегодня заявил, что уйдет пешком в 5 вечера. Ушел в 4. К жене. До Каняза – 20 км с полным рюкзаком – не соскучишься. Меня ждут 20-го сентября и не очень-то обрадуются раннему прибытию. 31-го будет вертолет. Но что тут делать 4 дня? Вася не отпускает. Шариф не дает лошадь для перевозки пробы Хасанова. Завтра уйду домой от чистого воздуха, физической работы и других радостей природы в дымный Душанбе со всеми его соблазнами... Сейчас варю суп.

27.08.72. Завтра я не уеду – Вася подымает лошадей в верховья Барзанги-Калон. Надо, чтобы в лагере кто-то остался сторожить секреты.

28.08.72. Ушел пешком. Шмотки и силикатная проба -50 кг всего (вот откуда мой остеохондроз!!!). На полпути иду, а в стороне лает собака. Крупный волкодав. Прошел 10 м, что-то заставило оглянуться – вижу, пес этот уже догоняет. Молча. Отбился молотком. Кое-как добрался до Каняза. Там сидит Коля с порванными штанами – моими штанами из пуленепробиваемого брезента. Его пес тот  достал.

 03.10.72. Первый день в городе. Позвонил Гале Злобиной – неожиданно оказалась дома. Пошли в кино, смотрели «Смешную девчонку», Барбра Стрейзанд очень похожа на Галку). Я давно не был с девушкой, с которой хотелось быть. И первый раз в жизни дарил цветы. Пешком дошли до ее дома. К себе вернулся в час ночи. На следующий день был у нее в гостях, пили чай. Впервые разрешила прикоснуться к себе. Сказала: "Ты мне больше не пиши... на измятой бумаге (я писал на валуне у вертолетной площадки).

Вторая производственная практика.  Мингео СССР, ГУЦР, Белгородская ГРЭ, Новооскольская ГРП, Игуменский участок (Висленское месторождение бокситов).

Весной 1973 года мои родители и сестра Света уехали в Старый Оскол. У отца, ученого секретаря Академии Наук получился роман с артисткой драмтеатра им. Маяковского, и мать увезла его прочь.  В конце 1974 года они перебрались работать  в Белгород в ВИОГЕМ, в 1977 – в Москву. В Белгороде 16-ти летняя сестра по специальному разрешению вышла замуж за Дубровина Олега, сына замдиректора Института.

05.07.73. Лето на КМА. Руководит мною тихий человек Романщак Андрей Константинович. Лишь раз он гневался, как Базаров-отец, когда буровики в протерозойский керн подсунули карбоновый уголь. Не пьет, не курит. Воевода Иван Иванович, участковый геолог, Разинков Виктор Иванович, свой человек, в смысле для себя. Нет такого настроения, как в прошлом году – нет Галки. С ней все получилось так, как я и предполагал. Наташа Чипрунова – это я в женском издании. Через полгода ей 19, как и Наташе Поповой. Интересно, куда она делась со своим магнитофоном? Работаю в Белгороде в Игуменской партии техником-геологом. Скучно, хочу к Цориеву на Барзанги. Там настоящая работа.

06.07.73 Жизнь – как медленная река, вглядываюсь пристально, а куда течет не видно.

 21.07.73. 64р – билет в Душанбе, 26 на Москву 5 дн. 30р – Душанбе 10р – непредвиденные рас. Приняли двух девушек Валю, 18 и Наташу, 22 . Я, измученный молчанием, накинулся с трепом и оглушил. Часто хочется быть тихим и выглаженным как брюки.

04.08.73. Перед глазами лисье лицо. Галка. Волосы длинные, спадающие на плечи, Голубое платье с белым воротничком, длинные стройные ноги, морщинки от смеха в уголках глаз. Улыбка радостно-ожидающая, из-под ресниц взгляд озорной. Влекущее, яркое видение. Она любит яркое. Я стремился к ней и от нее. В прошлом году увидел ее на остановке. Не было вертолета 18 дней. Подошел, спросил – можно, я любить Вас буду? Пламенно и страстно. Но не долго. Уезжаю в сплошные высокогорные условия. Чувствую, не вернусь. Но вы лишь одна можете помочь мне выжить своими короткими письмами в ответ на мои сокровенно-скоропостижные. – Почему скоропостижные?

 – В каждом письме к Вам я буду умирать. И возрождаться.

Улыбнулась. И пришла назавтра. И я улетел, как будто вертолета специально не было, чтобы я с ней познакомилсч. И пришла, когда спустился с гор. И приходила на встречи, и целовала не так, и смотрела не так. И потом позвонила – приезжай сейчас. Рванулся к Сергею Сапову, надрал замечательных флоксов и шел с ними по городу, с неожиданным удовольствием принимая равнодушно-оценивающие, ревнивые, завистливые взгляды очевидцев моего порыва. Пришел. Она спустилась в надвигающиеся сумерки в стоптанных туфельках и стареньком халате. И сказала испытывающее глядя – нам не надо встречаться. Мне 25, а тебе так мало... И ушла. И я остался один. Обернулся к опустевшей сумрачной скамье, еще хранившей ее прикосновение. Возложил цветы и ушел в надвигавшуюся ночь. Придя в себя, позвонил. – Галя, может быть, попробуем? – Все может быть, Руслан... А цветы у меня, я вернулась за ними.

Через неделю уехала на море. Приехала, привезла для меня диковинных черноморских вин, а я привел с собой Кутузова. Боялся бессознательно остаться с ней наедине и всего того, что последует. Пили, куролесили, Кутузов сначала запер нас в ванной, а потом посадил меня на диван, возложил на макушку яблоко и долго бросался ножом... Утром на лекциях подсел и спросил: – Как ты думаешь, где это я взял? – Колодка медалей блистала на ладони. Долго вспоминали события предыдущего, очень пьяного  дня, не вспомнив ничего, стали звонить. Оказалось, это были награды Галиного брата... Наконец, я пригласил ее к себе одну, без обычных моих друзей. Что-то искусственное повисло в воздухе. Мы сели на кровать, я неловко снял с нее платье и, о смятение, вместо ожидавшейся кружевной рубашки из легкой, струящейся ткани, я увидел тельняшку! Я не мог отвести взгляда от этого атрибута мужественности. Причем тут матросы и черная смерть? Я смешался, и все кончилось очень быстро.

Соседка Шура пишет, что в моей квартире дед кого-то поселил. Все перевернут! О, как я разъярен, мещанин.

 В понедельник отдыхал на скважине, в четверг – аллергический конъюнктивит, в пятницу ходил на выступление  диктора Левитана. Мороз по коже, когда объявлял войну...

06.08.73 Резь в глазах, в голове – клубок шерсти. Треск рвущейся бумаги. Ира говорила, что никогда не думает. Лида 1967-1971, Тамара 1969-1970, Галя 1972-1973, Наташа 1972 – кладбище несбывшегося. Лариса – никогда не забыть кибитки, опрокинутые свечи, ее, лежавшую голой и неподвижной. Глупо и смешно. Годом позже вышла ко мне, отшатнулся внутренне и первая мысль – бежать. Лицо покрыто угрями, виноватый взгляд... Девушки, переделки, безрассудная смелость и трусость, и счастье полное и великое горе до хребта, великодушие и низость, щедрость и скупость. Это я.

 11.08.73. Везде веду себя как все. А меня самого нет. Блестки остроумия, проницательность – в книгах. Всегда приноравливался. Кто-то сказал – чтобы стать человеком, надо убить в себе человека.

18.08.73. Первый день свободы – получил расчет. В Душанбе буду в пятницу утром. С родителями – отчужденность. Что мать сделало такой? Умереть не страшно, страшно не жить, сказал кто-то. Опять идет дождь.

 02.09.73. Душанбе. Уезжаю уже 3 дня в поле к Цориеву на Хонако по 3 разряду. Матери надо отослать 150 на шмотки, и надо купить покрывало, вешалку и др. Игорь Карнафель в больнице с язвой кишки. Хочет жениться, берет свидетелем. К нему ходят две девушки – хорошая девушка и хорошая жена. Он женится на второй. Приеду, приведу в порядок квартиру и тоже женюсь. Болею гриппом неделю. Матери – 40 лет. Приходил Байгутов, распили водку. Не тот он. В поле надо бросить курить. Сейчас поеду в город, поболтаюсь напоследок, выпью пива и  к бабушке. Все люди хороши, когда хорошее настроение и их не задеваешь. Надо быть хорошим и умным.

Сентябрь 1973г Работа у Цориева: УГ при Совмине Тадж. ССР, ЮТГРЭ, Гиссарская партия, Югандаринский участок, Сорбух, Хонако.

 05.09.73. Поднялись сегодня наверх, на 15-17 км от Сорбуха. Уехал 3 сентября. Напился перед тем спирта у Игоря Акимова, потом принял 3 кружки пива и ушел в аут. Вел себя крайне. Приехали в Сорбух ночью, выпили и легли спать. Утром 4-го к 2 часам стали подниматься. Насморк мучит вторую неделю. Наглотался антибиотиков – не помогает. 3-го звонил Наташе Чипруновой. Была в Болгарии, Румынии, на Балтике. Когда-то ее Сапов уступил мне за бутылку портвейна. Из-за нее прекратились мои целомудренные отношения с Галей Злобиной. Мы гуляли после лекций по Душанбе, иногда она приходила не одна, с тихим парнем и поздоровавшись со мной, отпускала его. Шли ко мне домой, болтали (в основном говорила она), пили чай. – Да ты парень неглупый... – говорила.  Бывал у нее, приглашала. Она прелестна в легком домашнем платье, лениво-томный взгляд. И потом: – Ты можешь сходить на факультет, сказать Женьке Козлову, что жду его? – Ходил, сказал. Было несколько обидно, тем более, он на два курса ниже, но отказать не мог – слабость. Потом она вышла замуж за Пашку Козлова, братца Женьки. Говорят назло (некоторые все делают кому-то назло). И звонила мне на работу, Провожал ее домой, был случай, мы заметили впереди, метрах в 20-ти ее мужа с ребенком, а сзади, как оказалось, шел Федька Муборакшоев, мой подчиненный и коллега моей жены. Он, верный Федя (Фарухсадшо), рассказал об этом только мне. Веками позже мы встретились уже в Москве, она работала в газете «Рабочая трибуна». Я узнал об этом, будучи в одной из ностальгических поездок в Душанбе. Долго устраивал встречу, состоявшуюся у магазина «Наташа». Нелегко было смотреть на осунувшуюся, похудевшую, состарившуюся подругу. Рассказала о душанбинских событиях. Искала собаку, нашла, вошла в подъезд, обернулась – следы кровавые В тот день резали русских

В маршрут сегодня не ходил. Завтра надо наметить канавы. Надо бы покончить с насморком. Сейчас Лева-взрывник рассказывает, как его обокрали. Увели рюкзак со старыми вещами, закуской и выпивкой. Живем в большой палатке – Мельников Юра, Кузаев Володя, Цориев Костя, Лев Александрович Смирнов и я.

06.09.73. Вчера вечером, ближе к ночи, пришел Нур с запиской от шофера. Цориев должен спустится немедленно, хоть ночью. Что-то с семьей. Мельников ругается, что год паршивый. Вчера у Шарифа разбился ишак. Лева ходил с Палваном делать тропу в этом месте. Канаву не задали. В маршрут, видимо, не пойдем до возвращения Цориева. Нездоровится, знобит. Съеденных антибиотиков хватило бы на армию микробов. Кузаев, видимо, интересуется, что я пишу в пикетажке. Он похож на неудачника. Нужно проводить мероприятия по внутреннему оздоровлению. Меры по самовоспитанию ни к чему не приводят. Мысли надо иметь здоровыми. Спошлил Кузаев, а улыбку я не сдержал. Часы у всех остановились. Солнце из-за хребта показывается в 9-30. Вечер. Играем в таджикскую игру «Хол». В город не тянет – там никого нет и все равно, где находиться.

07.09.73. Испортилась погода, но не настроение. Ишак выгрыз у арбуза бок, Кузаев матерился на него по-осетински. Напилили с поварихой дров, разобрал металлометрию. Ходил вокруг лагеря, породы определял. Завтра пойду в маршрут с Кузаевым на канавную радиометрию. У Цориева умерла теща. Почитываю петрологию, валяюсь, сплю и крепко ем. Работы не было.

 09.09.73. Переехал на рыбалку на слияние рек Пахта-Кишот и Чор-Чашма, которые образуют Сорбух. Ничего не поймал. Вчера приезжали на инспекцию Новосельцева А. и Муфтиев З. Живу в палатке с Левой, Володей, Нуром, Палваном, Акаджоном и Ахтамом. Появились блохи. Вечер. Вчера затосковал. Пишу в полутьме. Палвон нашел в «Смене» фото группы девушек и говорит, что из 27 лишь 5 хороших жен...

10.09.73. Ходили с Кузаевым задавать канавы – они не нужны, но надо дать канавщикам работу. Маршрут был сложным. Из-за того, что много раз бывал в непосредственной опасности, стал в последнее время самонадеянным. Один неосторожный шаг – и все. Сегодня я сделал этот шаг, но не растерялся. Спрыгнул с бровки канавы на осыпь, обрывающуюся в глубокую расщелину в 2м шириной, и поехал вниз. Кузаев вздрогнул и застыл. Я же высоко подпрыгнул и, оттолкнувшись от осыпи оказался на другой стороне. Испуг в доли секунды. В новых триконях я прошел бы там почитывая газету. Посидел вечером с канавщиками, выкурил сигарету, выпил 5 кружек чая и 50 г водки и пошел есть печеную кукурузу (ее закапывают в горячую золу и потом моют в соленой воде). Перед этим вымылся в ледяной воде и постирался. Олор (Одиннадцать лет октябрьской революции) говорит, что лучше быть грязным, но здоровым, чем чистым и больным. Сейчас сижу в 100 м от лагеря и пишу оглядываясь. Вечер. Играл в холбузи, проиграл 2 раза. Леве сказал, что обманул его 2 раза. Он: – А я тебе верил. Но теперь буду проверять. Я: – Все равно надую в любой игре.

В отместку бог послал мне скорпиона за пазуху. Хотел засушить, но таджики отобрали и сожгли, чтобы его  родственники не пришли. Теперь везде чудятся скорпионы, но спальник проверять лень. Вот я уже сижу в нем и, как говорит Володя, заношу дневные впечатления. Мне еще надо придумать, как обмануть Леву в буре. Каждый вечер, когда русаки уже спят, Ахтам, лежа, читает по складам поэму в стихах. Лежа головами к книге, его с удовольствием слушают и обсуждают интересные места, разъясняют друг другу неясные слова – переводят с литературного на разговорный. Шум реки. Палвон наблюдает за мной. У Ахтама большой красный нос, почти упершийся в книгу. У Володи насморк.

11.09.73. В маршруте Кузаев рассказал об Олоре: Однажды подымались на Багзанги, и был с нами Олор – ты не знаешь, он ведь воевал и майор. На штольне, где с вахтовки на лошадей пересаживались, он так набухался, что в седле не держался категорически. Дело шло к вечеру, до ночи надо было еще километров пятнадцать проехать до перевалочного лагеря, и мы его привязали к вьючному седлу намертво, по рукам и ногам привязали. В лагерь пришли ночью, попили корейскую дешевую – вот ведь гадость! – и спать. Утром встали и с дурными головами наверх поперлись. И только километра через два Костя вспомнил, что Олора накануне никто с лошади не снимал и что утром его никто не видел. Ну, бросились назад, и скоро нашли Октябрьскую революцию в дальней березовой роще – она висела на веревках под пасшейся лошадью".

 12.09.73. Лева с орлами ушел на канавы на северный контакт, меня оставили сторожить палатки от пастухов. Я сделал удочку с пулей вместо грузила и пошел ловить форель в Сеаке. До обеда поймал 6 штук. После обеда – 5. Икра оранжевая– посолишь и в рот. Вкусно! Сварили уху. Володя говорит, что не отпустит меня коллектором к Цориеву.

Совсем заели «товарищи», то есть блохи, живущие в войлоке вьючных седел. Весь в пятнах. Лежу в ногах у Володи с Левой. Справа храпит Нур. Володя днем посылал меня посмотреть зону грейзенизации, на что я ответил: может лучше наловить рыбу и испечь? – Хорошо, но не показывайся на глаза Цориеву. Он должен сегодня подняться. Но я попался. Отдал, было, он меня в поисковый отряд вместо Саламата, который уехал на соревнования геологов в Ташкент, но потом решил взять меня с собой коллектором. С Цориевым поднялся из Ромита зэк Алик с водкой. Сели мы на лошадей и поехали. У меня было  вьючное седло с вьюком. Его железки-крюки до сих пор мне напоминают о себе. Сегодня не смогу лежать на спине. Дорога была сложная. Несколько раз лошадь смотрела на меня, как бы спрашивая: а стоит ли  так рисковать? В лагере никто не встретил. У МЮН заспанный вид. Поели вчерашнего борща и жареной картошки. Цориев предупредил, что маршруты будут каждый день. Через 3 дня канавщики стали переезжать в Дашти-Мазар. Цориев объясняет Люсе отсутствие у интрузии контактовых изменений. Володя мне нравится все больше и больше. В жизни у него не все удалось, пьет, но не пьяница, работу любит, вернее атмосферу, ее окутывающую. Выпрашивал с Левой меня у Цориева и напоследок пожалел (загонит), но я в прошлом году уже ходил с Цориевым на Барзанги с жестоким поносом. Все хроника и хроника. Своего нет ничего. С насморком почти покончено, но почти – холодно здесь. Захотелось очутиться в городе Белгороде в общежитии, где живут мать, отец и Светка. Комната разделена на две шифоньером, одна створка которого не закрывается, а правый бок служит опорой для гардин. Хочется посидеть с ними за столом, поговорить, поругаться, глядеть с пятого этажа вниз, высматривая красивых девушек, поиграть с ними волейбол, бросаясь рыбкой за мертвыми мячами. Еще захотелось увидеть Давлетшина, услышать его: Ну как, братишка?

13.09.73. Сегодня ездил вниз за мылом, пробными мешками и описью служебных документов. Лошадь некованая, через речку шла, спотыкаясь, тащил силой, весь вымок. Со страхом ждал спуска у козырька (где разбился ишак). Лошадь там спотыкалась, было страшно, аж схватило в области диафрагмы. Внизу, метрах в 40, речка. Но не слез – лет на 10 я бессмертен, точно. Кое-как спустились на лошадиных карачках. В благодарность я позволил ей откусывать от каждого кустика по лакомой ветке. Потом пожалел и пошел на своих двоих. Лагерные завтракают супом «Помни военные годы». Поел, пошел ловить форель. Не поймал ничего за 2 часа. Вечером Лева рассказывал о своем военном детстве. Торговал мясными консервами, сооруженными из двух банок и засыпанными песком. Песок, чтобы не шуршал, был в чулке. Продавал на 10 руб дешевле настоящих. Его мать выменяла за золотое кольцо и еще чего-то из тряпок коверкотовый отрез. Лева, та еще шпана, посмотрел и хмыкнул: – На юбку, мамуля, хватит, повезло тебе.

Оказывается, коверкот был намотан на газетный рулон и на два мотка тесьмы с торцов. А сестра как-то выменяла 1 кг хлеба на 1 кг сахара – сахар был насыпан сверху на кулек с речным песком (1947г). Однажды в поле повариха наварила бражки. Ее Лева спер ночью. Ночь была безлунная, и он споткнулся, упал, но не разлил. И так несколько раз, пока дошел до своей палатки.

Нур привез из Сорбуха хлеб и трикони. Ахмаджон нажарил форели. Ложусь спать, очень устал, даже 2 кружки крепкого чая не отогнали сон. Костя лежит на возвышенности из нескольких спальных мешков и надувного матраса – радикулит замучил. Ночь отличная, луна еще не взошла и освещает лишь верхушки гор, звезды мерцают красиво и таинственно. Не зря, черт побери, стал геологом. А если бы у костра еще сидела какая-нибудь Наташа...

15.09.73 Маршрут с Костей Цориевым. Были моменты, когда очень хотелось сказать ему: – Все, больше не могу.

 Решил бросить геологию и уйти. А завтра будет такой же маршрут в 20 км с превышениями по 2 км. Все вверх и вверх. Здорово ослаб от поноса. К концу маршрута настолько отупел от усталости, что последние 10 км прошел легко. Вернулись в 10 вечера, несколько раз теряли тропу. Тащил около 15 кг проб и прибор СРП. Посмотрим, что будет завтра, буду держаться до последнего. Повариха мне постирала, ее зовут Маргарита Михайловна (Ритка). У нее красный нос, веснушчатое лицо и стеклянный глаз. С Бабаджоном срубили детонирующим шнуром  большую арчу. По дороге назад нашел скарны и Цориев послал меня назад посмотреть подробнее – чтобы я не валялся в палатке. Заштопал джинсы, Ритка сказала, что так и женщина не сделает. Перечитал записи за 13 сентября – как глупо, страх – ничто перед усталостью. 1974г. будет решающим. Дневник я прячу в спальный мешок и сплю с ним.

17.09.73. Только что из-за гор взошло солнце. Стало чуть теплее. Сплю плохо. Усталость. Разбудил Цориев – вставай! Я: – Чи?  ( Чи это «что» по-таджикски). Все рассмеялись, оказывается, я ночью разговаривал по-таджикски. Расчесался, глядя в стереоскоп. Ну и морда! Поел супа с недоваренными макаронами, сказал пару слов по этому поводу поварихе и сейчас лежу в углу палатки задом к начальству. Вчера шел хорошо. Позавчера пытался угнаться за Цориевым и устал. А сегодня он убежал вперед, а я за ним, не спеша. Забрались на водораздел – 4107 м. Вид на речку Мушкрут изумителен, перевалы в снегу. Резкий холодный ветер и удивительный контраст гор и неба. Мог пройти еще км 10. Скоро все поедут в отгул. Если и я спущусь, то опять грядут пьянки и головная боль. Ночью снились Эдгар с Игорем. Оба в пальто. Встретились в гастрономе у оперы-балета. Я взял бутылку водки и какое-то сухое для встречи дня рождения. У меня ничего не было готово – ни стола, ни танцев. Вообще последний день 1972 прошел гадко, до сих пор стыдно. Соскучился по однокурсникам. Хочу увидеть их всех вместе у окна на втором этаже у кабинета Минералогии. С Наташкой надо завязывать. Иру Б.и Галю я бы увидеть не прочь. Не то снилось, не то фантазия разыгралась, а видел, будто стою я с Ирой и Наташей на пятачке и  предлагаю им обеим руку и сердце... Осталось служить около месяца. Вечер. Скука смертная. Нет ни книг, ни человека. Искупался в тазу, вместо мочалки – носок. Окунулся потом в ледяной речке – выскочил как угорелый. Приехал Шариф. Сидит, курит носовой. Привел с собой ишаков, которые сейчас, усиленно пропуская через себя воздух,  грызут палаточные растяжки. Ритка готовит ужин, солнце зашло. Вечерку за 10 сентября прочитал до дыр. Идиотизм полевой жизни. Даже радиоприемника нет. Они сидят целыми днями и работают, а мне что делать? У канавщиков было веселее – картишки-шахматишки. Все время перед глазами наша палатка на Эльбоше (1972), Я пишу в дневнике, Коля в моем выцветшем ватнике, подперев щеку рукой, внимательно читает Ромена, который Ролан. Полутьма, лежим на мешках с ячменем ногами к выходу. На колу палатки мое устройство для хранения зубной щетки, мыла и карандашей. В отгул не поеду.

19.09.73. Все насмарку. Все расчеты – как облачко. Пошли вчера в маршрут. Цориев говорил, что остались только легкие прогулки (от последней он всю ночь стонал в унисон со мной). Поднялись с 1800 до 3800. Доверху дошел хорошо, настолько хорошо, насколько был хорош рюкзак с 20кг проб. Я перепутал сай, по которому надо было спускаться. Цориев меня послушал (наверно из-за того, что в предыдущем маршруте ошибся он). Костя плохо видит в темноте. Мы кое-как добрались до обрыва, спуститься с которого можно было лишь в царствие небесное. Пришлось переваливать в соседний сай. И вот, когда до последнего обрыва оставалось 5 мин хода, Костя сказал, что к 9-ти точно доберемся. Подошли к уступу, высотой около 180 см. Я стал раздумывать, как бы поудобнее спуститься. Сел на краю и стал выискивать лучшее продолжение. Было уже на все наплевать – доконал переход в этот сай. И тут Костя крикнул: – Прыгай!

 В любой другой ситуации я бы его не послушал. Но тут спрыгнул на откос градусов в 30. Нога подвернулась, в следующий миг рюкзак, чуть задержавшийся в полете, догнал мой зад... Вскрикнул дико. Нога распухла сразу. До лагеря 2 км спуска по крутому, скалистому склону. Перекурили. Потом сел, оперся руками о землю. Выкинув больную ногу вперед, здоровой отталкивался. Следом шел Костя с куриной слепотой, моим рюкзаком, а потом и радиометром. Очень умилительно видеть, как начальник тащит твою поклажу. Как всегда заблудились, так как мне было удобнее ползти вниз, и я избегал поворотов. Уткнулись в обрыв. Мы ведь предполагали, что он здесь, но все же пошли. Бросили камешек, который достиг дна очень нескоро. Пришлось ползти вверх на карачках. Костя совсем запыхался – теперь наверняка будет брать меньше проб и образцов. Подошли к обрыву метра в 2. Костя жег юган, я по прилепившейся арче спустился вниз на руках. Ниже был еще один обрыв – 30м. Вдоль него надо было перевалить в соседний сай, который спускался прямо к лагерю. Долго спорили, как идти, чтобы не свалится. На финише Цориев так устал, что стал передвигаться моим способом, т.е. на заду. По осыпи спустились, осветив дорогу подожженным юганом. В лагере нас услышали – Костя кричал: – К мосту, к мосту! – но они к нему не бежали. Потом оказалось, что им послышалось: – Веревку, веревку! – и все стали ее искать.

Пришли в полночь. Нога здорово распухла, но боли я не чувствовал. Ее опустили в ледяную воду и облили йодом. Принесли еду, я поел и заснул. Спал урывками, болела нога. Утром пальцы и суставная сумка распухли вдвое. Машина будет 24-го. Цориев наверняка меня уволит, как только я окажусь в городе. Цориев и Юра только что ушли в маршрут. Последний сказал, что надо писать на меня заявку (бать в штат при распределении). Смотрю на себя в зеркало стереоскопа и чумею – пыль смешалась с потом, образуя грязевые потоки. Повариха, посмотрев на меня, вскричала – ты плакал?! – Я никогда не плачу, – ответил я (а слезы на глазах, когда я потерял сумку с картами по геотектонике?). Цориев и Мельников смотрят с уважением. Где-то в глубине души я доволен случившимся, если, конечно у меня не разрыв суставной сумки.

Завтра у матери день рождения. Ей 40.

23.09.73. Спустился с Пахта-Кишота в Сорбух, в поисковый отряд, 20 сентября. Алик обо мне заботится. У него на руке нет 4 пальцев, и была бурная жизнь. Сидел два срока. Как-то Хайбулло заложил носовой под язык, а Алик ему – оставишь покурить? Доходило до Хайбулло долго.

Наловил накидкой форели. Шарифу продал майку за 1 руб, старые штаны за 2, ватник за 5, спальный мешок за 25. На берегу реки нашел 3 руб. В три часа пришли машины за баранами, и я с ними спустился. Грязно, бараны наваливались, и вели себя нечистоплотно. В 7 вечера были в Ромите, в 8.15– в Оржабаде. Шоферу дал рупь. Поехал к деду. У них гости. Взял бутылку. Раздавили с дедом. Вымылся. Утром 22 ушел в травмпункт. В троллейбусе встретил Романова – наш факультет уезжает на хлопок, а в Чили, оказывается, переворот. У меня всего лишь сильное растяжение. Позвонил Игорю, просил приехать. Пошел домой, убрался, пообедал в ресторане. В 2.30 пошел шататься. Сапова нет. Встретил Боцмана (староста курса). С ним выпили по 400 водки, Встретили Байгутова. Он меня отвез к деду. Блевал три раза. Вечером, когда отоспался, приехал Эдгар с Саперави и Каберне. Настроение – хуже никуда. Надо черкнуть родителям, Найти Игоря и Сапова. Осталось 26 руб.