Текст книги "Лирик против вермахта (СИ)"
Автор книги: Руслан Агишев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Глава 30
Так уж и не бывает
* * *
Московский электрозавод
Дверь плотно закрылась, отрезая гулкий звук работающих станков. Директор устало дошел до кресла и рухнул в него, со стоном вытягивая гудящие ноги. Конец месяца на носу. План, считай, не горит, а сгорел, оттого эти дни он и носится, как угорелый. Везде нужно было успеть. Солнце еще не взошло, а он уже у соседей по поводу задержки комплектующих. К заводскому гудку, сломя голову, несся к себе, принимать запасные части. В обед, когда все в столовой, ему в наркомат нужно. К вечеру уже еле-еле стоял на ногах, а впереди была еще и рутинная работа по заводу. Какое тут к черту здоровье и нервы?
– … Еще этот чертов эксперимент. От шестого [цеха] поди и ждать теперь нечего. Напридумывают, мать их дери, а тут страдай…
Взял кружку с уже давно остывшим чаем и заставил себя его выпить. Гадость, конечно, но что делать. Ведь, с утра во рту маковой росинки не было, хоть чаем желудок успокоить. С этой работой и никуда не годными нервами, скоро точно сляжешь ан больничную койку или сразу в домовину.
– Конец месяца… Черт, табели… – с тяжелым вздохом Веретенников перевел взгляд на середину стола, где стопкой лежали табели с расчетами произведенной продукции по цехам, процентом брака, отходов, словом выработки.
Честно говоря, смотреть даже боялся. Наверняка, процент брака еще выше, чем в прошлом месяце, а выработка и того хуже. Словом, во всех смыслах валидольный месяц получился.
– Ну, с первым все понятно. План хорошо закрыли, даже чуть вперед вышли.
По первому табелю, пухлой серой книжке с витиеватой цифрой «один» на обложке, он лишь глазами мазнул. За них он и не переживал. Там самая опытная бригада работала: костяк еще довоенные, почти все разрядники, бригадир в своем деле собаку съел. Вот выработка почти, как в прошлом месяце оказалась.
– С этими тоже порядок.
Бюллетень второго и третьего цеха тоже был в порядке. Показатели выработки, брака практически «бились» с цифрами прошлого месяца.
Перелистнуть он бумаги и четвёртого с пятым. Цеха – середняки. Если с планом и не справляются, то на самую малость. А вот шестой цех был его давней головной болью, от которой впору было и в петлю лезть.
– Ну…
Отхлебнул прежде чаю и сразу же сморщился. Натуральные помои, которые не пить, а выплеснуть лучше.
– Это ещё что такое? – Веретенников с недоумением почесал подбородок. С цифрами по шестому цеху явно было что-то не то. – Я сослепу не то взял что ли…
Посмотрел на обложку, но понятнее не стало. На обложке, как и должно было, ясно читалась цифра «шесть». Значит, не ошибся, в его руках бюллетень шестого цеха.
– Они там совсем страх потеряли? Чего, мать их, пишут? Какие ещё шестьсот штук? Первый цех столько не выдал, а они пишут.
Директор ещё несколько минут внимательно всматривался в страничку бюллетеня, пытаясь хоть как-то объяснить «дикие» значения выработки шестого, вечно отстающего, цеха. Только бестолку. Смотри – не смотри, а все равно никаких ответов в голове не появляется. Никак не мог шестой тех столько продукции «на гора» выдать.
– Шкуру спущу.
Резко схватился за телефонную трубку.
– Кто это? Громче! Ничего не слышно! Витька, ты? Веретенников это. Бригадира ко мне, живо! Карпову, говорю, в мой кабинет! Бригадира, зови! Я ей, дуре, такое устрою! Глухой тетеря…
Не понятно, что бригадиру передали, но Карпова влетела в кабинет, как вихрь. Лицо алое, хоть спички поджигай. Глаза молнии метают.
– Я, дура? – возмущенно пискнула она, наседая на директора. Руки в бока воткнула, ножками топает. И такая волна несправедливой обиды перла из нее, что во всем кабинете жарко стало. – Да как у вас, товарищ Веретенников, язык только поворачивается такое говорить⁈ Я… Я… Я жаловаться на вас будут! Слышите⁈
Но Веретенников тоже не пальцем деланный. Его «на арапа» не возьмешь. И он орать может.
– А ну молчать! Прекратить! – с такой злостью крикнул на нее, что она аж отпрянула назад. – Это что такое⁈ Что, я говорю⁈
Директор со всего размаха жахнул по столу пачкой бюллетеней. Часть бумаг веером разлетелась по комнате, напоминая бумажный вихрь.
– Это же форменные приписки! Карпова, ты с ума сошла⁈ Не понимаешь, что за это будет в условиях военного времени? – Веретенников снова и снова тыкал в нее указательным пальцем. – Девочка, что же ты наделала?
Еще какое-то время они грозно хмурили брови друг на другу. Директор то и дело тряс пачкой бумаг, бригадир недоуменно фыркала. Но в конце концов все же разобрались.
– … Товарищ Веретенников, да вы что⁈ Как вы могли такое подумать⁈ Я же комсомолка! – с негодованием говорила девушка, тыча кулаком в грудь промасленной телогрейки. – Вот, смотрите!
Из-за пазухи она вытащила свою пачку листков и едва не кинула их на стол.
– Недельные наряды! Все закрыты! Видите? – тыкала она на подписи и печати приемщика и кладовщика. – Числа, даты, все на месте, в порядке!
Напялив на нос очки, директор молча взял наряды и начал их внимательно рассматривать. И по мере изучения бумаг, его лицо все больше и больше вытягивалось от удивления.
– Как же так? – пробормотал он, водя заскорузлым ногтем по строчкам, подчеркивая объемы выпущенной продукции и зафиксированного брака. К его удивлению, таких показателей шестой цех, вообще, никогда не выдавал за свою историю. Да, что там про шестой цех говорить, вообще никто такое не делал. – Подожди-ка, это все из-за этого эксперимента что ли?
Девушка кивнула, продолжая стоять с возмущенным лицом.
– Это же просто невероятно…
Он, конечно, видел, что в шестом цеху что-то происходило последние три недели – шум, гам, какая-то неразбериха, перестройка. Только на них уже давно махнул рукой, поэтому и не совал туда нос. Как говориться, пусть сами разбираются, а ему еще план выполнять. И тут случилось такое!
– Надо во всем разобраться, – пробормотал Веретенников, быстро выходя из кабинета. Про бригадиршу шестого цеха он и думать забыл. Ему срочно нужно было поговорить с тем, кто всю эту кашу и заварил. – Этот несносный мальчишка мне должен все объяснить.
Старинов, насколько знал директор, в последние дни безвылазно сидел в своем кабинете и что-то писал. Значит, скорее всего сейчас там он и находился. Но когда Веретенников открыл дверь, там никого не оказалось. Похоже вышел куда-то.
– А это что такое? – взгляд остановился на пухлой рукописной тетради, лежавшей на столе. Сам ее внушительный вид говорил, что это не просто писульки какие-то, а что-то очень и очень важное. – Научная организация… труда. Результаты комсомольского эксперимента по повышению производительности труда в условиях ограниченных материальных ресурсов… Так…
С задумчивым видом мужчина схватил тетрадь, перевернул первую страницу. Через мгновение перевернул еще одну, и еще одну. И все… выпал из реальности!
Зайди сейчас в кабинет кто-то посторонний, то сильно бы удивился увиденному. Директор, всегда серьезный, вечно спешащий, стоял едва не с разинутым ртом. Взглядом уткнулся в какую-то тетрадь. Натуральная каменная статуя.
Через какое-то время Веретенников «ожил». С хрустом разогнулся, почесал подбородок, что-то прогудел себе под нос. Словом, подал все признаки того, что он снова готов действовать.
– Да уж, Михаил, дал ты стране угля… не тележку, не вагон. Целый состав, не меньше, – он положил тетрадь под мышку и направился к двери. – Я должен срочно это показать Паше… – еле слышно бормоча, мужчина открыл дверь и вышел из кабинета. – Немедленно… Нужно все показать Паше…
Этот самый Паша, к которому собрался Веретенников, для него был просто Пашей, давним товарищем, с которым они дружили с самого детства. Для остальных же он был Павлом Александровичем Смирновым, членом академии наук Советского Союза. Главное же в том, что этот товарищ возглавлял Совет по изучению производительных сил при академии наук, руководил специальной комиссией по мобилизации страны, совершенствованию размещения производительных сил и приведению их в соответствие с запросами оборонной промышленности. Если уж кто разбирался в вопросе повышения эффективности производства в Союзе, то это лишь он один. Короче, срочно к нему нужно ехать.
– Ну, Пашка, готовься
Веретенников в коридоре даже на бег переходил, так ему хотелось как можно скорее показать эту тетрадь товарищу.
– Давай, на Ленинский проспект, в академию наук, – залезая в машину, бросил директор водителю. – И поторопись.
Не смотря на кажущуюся пустоту московских улиц, по ним больно-то не разгонишься. Через каждый пол километра стоял пост с проверяющими – укрепленные мешками с песком пулеметные точки и три-четыре ежа из рельс. Приходилось то и дело останавливаться и показывать особый пропуск-вездеход.
В самой академии, к счастью, задержек никаких не было. Веретенников, вцепившись в заветную тетрадку, как коршун, буквально взлетел в здание по широкой лестнице, хлопнул высокой дверью и оказался внутри.
– Товарищ, вы не подскажете, где я могу найти академика Смирнова? – директор в нетерпении застыл около строго вахтера – деда, похоже помнившего о русско-турецких войнах конца XIX в. Весь седой, как лунь, он грозно оглядел вошедшего, внимательно изучил пропуск и лишь после этого внушительно кивнул. – На второй этаж, сразу налево?
Веретенников и взбирался по очередной лестнице. Пара поворотов, и вот он на месте.
– Паша!
– Игорь!
Обнялись с другом, хлопая друг друга по спинам. Улыбались, справлялись о здоровье, семьях, словно сто лет не виделись. Собственно, время военное, не знаешь, что завтра с тобой случится. А друг точно таким же, как и был, остался. Только седина чуть тронула черные волосы, лицо немного осунулось, еще сильнее выделяя скулы. Пожалуй, только глаза остались прежними – молодыми, задорными, с искринкой.
– Ты какими здесь судьбами? Сколько тебя знаю, вечно на своем заводе пропадаешь. Неужто за диссертацию решил взяться? – академик хитро подмигнул и показал на толстую тетрадку под мышкой у товарища. – Чего головой машешь? А с чем тогда пришел? Я только очень занят, дружище…
Веретенников все же всучил товарищу тетрадку, в которую тот нехотя заглянул. И, вдруг, как и сам директор пару часов назад, тоже «потерялся».
Вскоре они оба, два закадычных товарища, уже сидели рядом и в четыре глаза изучали записи. Причем делали это не просто живо, а даже излишне живо, громко, и даже с экспрессией. То и дело раздавались удивленные междометья, недоуменные хмыканья и фырканья. Видать, за живое взяло.
– Ты посмотри…
– Подожди, лучше вон на эту схему погляди…
– А с расчетами тогда что…
– Нет, ты видишь это⁈ Какие еще тридцать процентов роста? Здесь все сорок будут, а может и пятьдесят!
– Видишь, даже психологию сюда приплел, а, главное, и возразить нечего. Специальные тесты для диагностики…
– Это точно он написал? Этот твой Старинов тот самый? Ну. В Правде про него ведь писали?
– Он самый. А почерк точно его, можешь не сомневаться. Собственно, все это на моих глазах и происходило.
В один момент Смирнов замок. Причем сделал как-то неожиданно, словно что-то особенное случилось. Товарищ даже удивился.
– Паша, ты чего?
Академик не отвечал, смотря в одну точку, куда-то на потолок.
– Паша⁈ Паша! – протянул руку и начал тормошить его. – Тебе плохо?
Но Смирнов так же внезапно «ожил». Со смешком сбросил чужую руку с плеча.
– Станет тут плохо, когда тебе приносят эпохальную работу в сфере экономики и говорят, что ее написал какой-то мальчишка. Игорь, ты, правда, ничего не понял? – академик развернулся к товарищу и внимательно посмотрел на него. И взгляд у него в этот момент стал таким характерным, что Веретенникову стало совсем не по себе. – Знаешь, что это? – он положил ладонь на ту самую тетрадку. – Это же самая что ни на есть Сталинская премия… Конечно, здесь нужно немного руки приложить, но сам факт налицо.
У Веретенникова аж глаза округлились.
– Уверяю тебя, дружище. Здесь есть все – и полет фантазии, и смелая научная мысль, и, главное, полное подтверждение эмпирическими результатами всех высказанных идей. Игорь, давай, живо возвращайся назад и вези сюда этого самого Старинова! Даже ничего мне не говори! Нужно немедленно готовить заявку! Все это просто жизненно необходимо стране. Понимаешь меня? Эти идеи и методики архиважны для нас всех.
Его товарищи с растерянным видом поднялся со стула. Видно, до сих пор еще не верил, что нужно ехать за Стариновым и везти его в академию наук.
– Ты чего встал столбом? Беги давай!
* * *
Инсарский район, село…
Старинов-старший, как раз в правление колхоза зашел. Директор попросил его рессору на его машине поглядеть, а сам куда-то умчался. Вот Илье Степановичу и нужно было справиться, когда товарищ Салимов вернется.
– Вер, а когда товарищ Салимов назад обещался? – крикнул он с порога, увидев бухгалтера с бумагами у окна. – Мне бы рессору…
Но так вдруг замахала на него руками, как ветряная мельница лопастями. Того и гляди кузнеца ветром сдует.
– Степаныч, на ловца и зверь бежит! Ты как знал, что твой Мишка будет звонить! Ой, прости… Михаил Ильич, – женщина виновато потупилась. Недавний сорванец Мишка, сын кузнеца Старинова, теперь уже никакой не Мишка, а только Михаил Ильич или товарищ Старинов. Вот так-то. – Иди скорее!
Старинов удивленно крякнув в усы, и пошел в комнату, где стоял телефонный аппарат. Сам при этом недоуменно размышлял, что это Мишке понадобилось. Пару дней назад только звонил. Все было хорошо: работал секретарем комсомольской организации на заводе, жил в выделенной комнате в общежитии, с утра до вечера работал. Словом, все хорошо. А тут снова звонит!
– Миша, здравствуй, – прогудел он в телефонную трубку. – Все хорошо, сын. Мать работает. Я вот тоже на минуту в правление зашел…
Бухгалтер, словно приклеилась, застыл у косяка. Глаза, как у кошки сверкают. Ясно, что любопытно ей, аж свербит в одном месте.
– Что случило…
Старинов даже договорить вопрос не успел, как замолчал. Похоже, нечто невероятное услышал, что и замолк.
– Что?
Женщина чуть счеты из рук не выронила. Вся изогнулась, бочком повернулась, чтобы ничего из разговора не пропустить. Ведь, потом можно с новостью о Мише Старинове в любую избу зайти и везде будешь почетной гостьей.
– В смысле лауреат Сталинской премии? Ты в своем уме? – голос у кузнеца даже петуха дал. Оттого он еще раз повторил свой вопрос. – Ты точно не брешешь?
Когда Старинов, наконец, положил телефонную трубку на место, то у него такое лицо было, что краше в гроб кладут. Бухгалтерша даже воды целый стакан принесла, не поленилась.
– Верка, представляешь, моему Мишке Сталинскую премию дадут…
А бабенка аж рот раскрыла. Раскраснелась от предвкушения того, как соседским кумушкам начнет об этом рассказывать. Ведь, это не просто новость, а новостище! Сталинская премия – это не грамота или даже медаль с орденом, это силища! К тому же за нее столько денег отваливают, что и подумать страшно.
– Вот стервец! – беззлобно, а даже с восхищение выдал Старинов-старший о своем отпрыске. – И в кого только такой уродился? В роду и не было таких шустрых никогда. Ведь, никак не угонишься за ним. И медаль, и орден добыл. А теперь еще и Сталинскую премию дадут…
Бухгалтер не утерпела и с завистью пробормотала:
– Это какие же деньжищи, Илья Степанович…
А тот махнул на нее рукой:
– Деньжищи? Да, Мишка сказал, что все до копейки отдаст на строительство танковой колонны для фронта.
– Вот же дурень, – вырвалось у женщины, и она тут же прикрыла рот ладонью.
Глава 31
Конец или все же начало?
* * *
Г. Москва
Ровно в восемь дверь сберкассы № 25, что располагалась в доме № 17 по улице Кирова, распахнулась, пропуская внутрь дородную женщину в сером драповом пальто и такого же цвета пуховом платке. Вот уже двадцать с лишним лет главный кассир, Мишкина Ирина Петровна, ни разу не опоздала на свое рабочее место, чем, кстати, особенно гордилась и всякий раз старалась упомянуть об этом на очередном отчетном собрании.
– Дядя Вань, вот возьми, перекусить тебе принесла, – для их пожилого сторожа у нее, как и всегда, был приготовлен небольшой сверток, который сразу же был с благодарностью принят. Вроде бы ничего особенного там не было – пара сваренных вкрутую яиц, ломоть хлеба и небольшой кусочек сала, но для одинокого старика это было большой ценностью.
– Храни тебя, Господь, дочка, – щепотью привычно тот перекрестил женщину, спрятав «тормозок» в свой вещмешок. – Дай Бог тебе и твоим деткам здоровья…
В этот момент их разговор, ставший уже привычным утренним ритуалом, прервали. Входная дверь снова скрипнула, и с уличным холодом внутрь вошел невысокий паренек. В строгом черном пальто, из под которого выглядывали тщательно отглаженные брюки с ботинками. Лицо не по-детски серьезное. В руках небольшая папка. Прямо ни дать не взять начальник, только молодой еще, начинающий.
– Доброе утро, – паренек поздоровался, положил на стойку папку и вытащил оттуда какой-то листок с вензелями и печатями. – Подскажите, пожалуйста, как мне можно перевести деньги в фонд обороны? Хочу, чтобы танковую колонну для наших бойцов на фронте построили.
У старичка-сторожа при этих словах морщинки на лице разгладились. Кассирша улыбнулась. Частенько в последнее время к ним приходили вот такие серьезного вида мальчишки и девчонки и приносили деньги из своих копилок. Все «горели от желания» передать средства в фонд обороны страны.
– Прямо целую танковую колонну? – не сдержала усмешки кассирша. Больно уж смешно прозвучали слова этого чрезвычайно серьезного паренька. – Может с одного танка начать?
Рядом хмыкнул в бороду старик-сторож. Они переглянулись, уже совсем не сдерживая смеха. Ну, в самом деле, какая танковая колонна? Откуда у него такие деньги? Тут и шести классов образования хватит, чтобы понять – для такого нужно десятки тысяч рублей. А сколько паренек мог принести? Сто, двести рублей? Две зарплаты грузчика со склада? Чего тут людей смешить-то?
Не переставая улыбаться, Мишкина протянула руку. Мол, давай, сколько там у тебя. Вытаскивай кошелек.
– Чего заснул, герой?– он требовательно махнула рукой.
Только в ладонь кассирше лег не кошелек, а какой-то плотный листок с печатью.
– Чего это еще такое? – она поправила очки, не понимающе вчитываясь в текст. – Так… Постановлением Совета народных комиссаров Союза СССР от 26 декабря 1942 декабря присуждена Сталинская премия первой степени Старинову Михаилу Яковле… Что?
Оторвавшись от диплома, она подняла голову и встретилась с совершенно невозмутимым взглядом паренька.
– Ты что принес? Спер у кого-то, шельмец⁈ Гляди, дядя Вань, что этот обалдуй принес!
Сторож был уже тут как тут и, подслеповато щурясь, заглядывал в документ. При этом шевелил губами, явно разбирая буквы.
– Говори, у кого спер? Если не скажешь, вызову милицию! – женщина грозно нахмурилась и нарочито медленно потянулась к телефонной трубке. Мол, сейчас позвоню в ближайший пункт милиции, и они тебе устроят. – Ну!
А паренек и бровью не повел. Только вытащил из внутреннего кармана пиджака небольшую красную книжицу – удостоверение и раскрыл его прямо перед лицом кассира.
– Вы, товарищ кассир, повнимательнее посмотрите, прежде чем разными словами бросаться. Можно ведь, случайно, и человека обидеть.
Сказано было вроде спокойным, совершенно нейтральным тоном, без какого-либо намека на сарказм или угрозу, но лицу у женщины в один момент налилось дурной кровью. Она мелко-мелко задышала, явно, набирая воздух в грудь, чтобы от души заорать.
– Ты, мелкий за… – громко, трясущимся от злости голосом, начала она выговаривать, но вдруг резко захлопнула рот.
Похоже, наконец, вчиталась в текст на удостоверении, а главное в короткую, но очень емкую подпись под печатью – И. В. Сталин. На лице стали происходить еще более удивительные метаморфозы. Краснота сменилась бледностью, та обернулась серостью. Через секунду на щеки и лом снова вернулся багровый цвет. Точно сейчас без чувств хватится.
– Вы… Вы… Что… – едва не хрипела она, явно пытаясь что-то выдавить из себя. – Я… не знала…
* * *
Газета «Правда»
«О награждении лауреатов Сталинской премии»
'26 декабря 1942 г. в Свердловском зале Московского Кремля прошло награждение и последующее чествование лауреатов Сталинской премии…
Вручая награду известному советском поэту тов. Симонову, председатель Президиума Верховного Совета Советского Союза тов. Калинин заявил, что неустанный труд советских поэтов на благо отчизны приближает Великую победу. Написанная тов. Симоновым поэма «Вперед, на запад» прославляет самые лучшие качества советских бойцов и командиров, описывая примеры выдающегося героизма и самопожертвования…
Одним из самых молодых лауреатов Сталинской премии стал комсомолец Михаил Старинов, несмотря на свой юный возраст уже хорошо знакомый советским гражданами, как талантливый поэт-песенник, активный общественник и орденоносец. Столь высокая награда тов. Старинову была вручена за выдающиеся заслуги в деле укрепления и развития советской промышленности. Тов. Стариновым была предложена и апробирована уникальная схема научной организации труда в целях повышения производительности в условиях ограниченных материальных ресурсах. Ее своевременное внедрение на предприятиях позволит существенно повысить производительность труда, особенно в тяжелом машиностроении…'.
Газета «Комсомольская правда»
«О танковой колонне 'Мордовская АССР»
«Время великих испытаний выдвигает на в первые ряды людей незаурядной воли, храбрости и исключительной сознательности, которые, не щадя себя, бросаются на самые тяжелые участки, будь то фронта, производства или науки. Они задаются лишь одним вопросом: что я могу сделать для своей Родины. Именно таким человеком является комсомолец Михаил Старинов, уже хорошо знакомый нашим читателям со всех уголков нашей необъятной Родины. Поэт-песенник, художник-карикатурист, орденоносец, он проявил себя и как умелый организатор-практик. Возглавляя первичную комсомольскую организацию Московского электрозавода, тов. Стариновсумел в кратчайшие сроки так организовать работу молодых рабочих и работниц, что сумел вывести отстающий цех на самые лидирующие позиции по заводу. Тщательно проанализировав результаты своей работы, тов. Старинов систематизировал полученный опыт и представил его в виде системы предложений и рекомендаций по научной организации производства, что было отмечено высокой наградой – Сталинской премией по направлению экономики. Получив наградные выплаты, юный комсомолец, ни минуты не раздумывая, передал их в фонд обороны с предложение потратить указанные средства на строительство целой танковой колоны и назвать ее 'Мордовская АССР».
Газета «Правда»
«Начатый юным комсомольцем тов. Стариновым, почин по сбору средств на строительство именных танковых соединений был сразу же подхвачен трудящимися Узбекской ССР. Десятки тысяч хлеборобов и хлопководов взяли на себя повышенные обязательства и с честью несут их… Только за несколько месяцев нового 1942 года ими было собрано около сорока тысяч рублей, которые немедленно были переданы на строительство танковой колонны 'Советский Узбекистан. В самое ближайшее время десятки грозных стальных машин выйдут за ворота советских заводов и отправятся на борьбу с врагом. Слава трудящимся Советского Узбекистана, слава советскому народу!».
* * *
Несмотря на довольно крепкий мороз, Мишка и не думал запахивать пальто. Шел с открытой грудью, с удовольствием подставляя разгоряченное лицо и шею бодрящему холодному ветру. Время от времени, вообще, хватал из сугробов снег и с чувством растирал им лицо.
– Ух!
Становилось совсем хорошо. Кожа на щеках горела, словно по ней кололи крошечными иголочками. Теплота и легкость расходились по всему телу, заставляя едва не пристукивать каблуком при ходьбе.
Старинов только из Кремля, где проходило чествование лауреатов Сталинской премии. С торжественной обстановки и проникновенных слов его до сих пор бодрило так, словно он хлопнул пару рюмок первоклассного коньяка.
– Хоррошо жить…
А почему бы и нет⁈ Все наконец-то завертелось в нужную сторону. Со всеми заводскими делами Мишка окончательно разобрался. Его эксперимент по научной организации производства увенчался не просто успехом, а оглушительным успехом. Из бригады шалопаев, хулиганов и недавних школьников он сделал настоящий трудовой коллектив, который выполнял и перевыполнял все возможные и невозможные производственные планы. К его удивлению это оценили на самом верху, вручив аж Сталинскую премию с внушительной суммой денег в придачу.
– Смотри-ка, опять в газете про это написали!
С рекламной тумбы, мимо которой он шел, на него глядело его же самое лицо в газете. Бросалось в глаза выразительное название статьи про самого юного лауреата Сталинской премии, про выдающийся рост объемов производства на его экспериментальном участке, про новаторские смелые идеи молодого стахановца.
– Красиво пишут…
Приосанившись, парень широко улыбнулся. Из него уже давно вылепили не просто известного на весь Союз человека, а самого настоящего героя. Его именем называли пионерские дружины в десятках городах и поселках. На его адрес приходили тысячи писем от мальчишек и девчонок, истово желавших быть на него похожими. Старинова узнавали на улицах, в магазинах, метро. Пионеры салютовали, девушки улыбались и махали руками.
– А после поездки за океан будет, вообще, чума. Грудь в орденах, гранитный бюст на родине…
Их делегация вылетает уже завтра. Вещи все собраны, одежда тщательно вычищена и висит на плечах в шкафу, получены все необходимые инструкции. Свои планы за океаном Мишка тоже уже продумал: очарует американский бомонд и заставит их растрясти свою мощну для помощи сражающемуся Союзу. Словом, осталось лишь дождаться утра.
– Завертелось, точено завертелось…
До дома, многоквартирной башни возле Кремля, осталось всего ничего. Шагов двести – триста, не больше. Но хотелось еще немного пройтись, поэтому парень и свернул с привычной дороги в одну из подворотен. Решил, что сделает небольшой круг, подышит морозным воздухом, и вернется назад. Правда, у судьбы на это был совсем другой взгляд.
Едва Мишка прошел через низкую арку и скрылся с широкого проспекта, как на его пути возникли две темные фигуры.
– Притормози, фраерок, – прохрипел коренастый мужичок, кутавшийся в потрепанное пальто с поднятым воротником. Металлическая фикса сверкнула во рту, когда он угрожающе щерился. – Выворачивая карманы, доставай лопатник. С таким прикидом точно что-нибудь найдется нам на бедность.
У второго в руке сверкнуло лезвие ножа. Молчун, даже не думал раскрывать рот, сразу начал действовать. Начал шажками смещаться в сторону.
Насмешливо фыркнув на бандитов (никем другим они и не могли быть), Мишка одним движением выхватил из кармана крошечный пистолет, подарок генерала Конева. Думал, не пригодится, а вышло совсем, наоборот.
– Свалили с моих глаз, обсосы! – направил в сторону бандитов пистолет и взвел курок. – Из обоих решето сде…
Но больше ничего сказать не успел. За спиной вдруг громко хрустнул снег и Мишка почувствовал резкий укол в спину. Боль была такой сильной, что он, застонав, свалился в ног. Пистолет выпал и его тут же подобрали.
– Вот мы снова и встретились, сука, – прямо в ухо ему кто-то прошипел с такой ненавистью, что аж оторопь брала. Причем голос показался очень и очень знакомым. Где-то Старинов его точно слышал. Такой гнусавый, с наглыми нотками, голос сложно не узнать. – А хорошо ты поржал над нами. Живот, наверное, надорвал. Такой знатный концерт устроил… Лягавых, позвал, прокурорских…
Мишка корчился, чувствуя, как бок горит огнем. Похоже, финкой его пырнули. Развели, как сопливого пацана. Пока двое отвлекли внимание, третий просто сзади подошел.
– Что, теперь не смешно, сучонок?
Хрипевший пнул Мишку ногой, переворачивая к себе лицом.
– А я ведь предупреждал, что мы встретимся. Забыл уже? Я вот не забыл…
Зажимая окровавленный бок, Старинов поднял взгляд и оторопел. В шаге от него стоял и злорадно ухмылялся не кто и ной, как Сажин-старший, бывший работник с производства, с которым не так давно разыграли то шуточное судебное заседание. Но как? В Кремле же обещали, что они с братом поедут в лагеря лес валить лет на десять – пятнадцать.
– Вижу, что узнал. Очко-то жим-жим? Думал, уже не увидишь? А мы вот с братишкой сдернули с арестантского поезда. Решили, что успеем еще поесть у хозяина харчей. Только вот Семка… – голос у Сажина надломился, но почти сразу же стал прежним. – Семку конвойный подстрелил, падла. И это ведь ты, красноперый, во всем виноват.
В руках у бандита, словно откуда ни возьмись, появилась финка с тонким лезвием. Полоска стали с наборной рукоятью завертелась между пальцами, едва не превращаясь в сверкающий круг. Умело.
– Ты у меня долго, очень долго, будешь подыхать. Чувствуешь, как хреново? – скалился Сажин, присев рядом с Мишкой и заглядывая ему в глаза. – Это я ливер тебе подрезал. Сейчас еще добавим…
Бандит подался вперед и еще раз ударил ножом.
– Для гарантии. Ну, а теперь тебе смешно, сучонок? Чего говоришь?
Мишка открывал рот, но не мог издать ни звука. Во рту все пересохло. Язык едва ворочался.
– Громче говори! Чего? Что? Кто дурак? Я?
Собравшись с силами Мишка, наконец, выдавил из себя то, что хотел сказать:
– Дурак… Ты же все сам испортил… Себе жизнь поломал, а заодно и своему брату… Тебя теперь будут искать… Найдут, и все… Вышка, с гарантией. Слышишь?
Вдали, и правда, раздался резкий звук милицейского свистка. Слышался нарастающий топот бегущих людей, громкие крики. Похоже, сюда несся то ли наряд, то ли патруль. Но Старинов уже ничего этого не слышал. Голова качнулась из стороны в сторону, и упала на грудь. От потери крови он окончательно потерял сознание.
* * *
Москва, здание Московского городского ордена Трудового Красного знамени НИИ скорой помощи имени Н. В. Склифосовского
Пробуждение Мишки было тяжелым, мутным. Глаза открывались с трудом, словно на веках лежал свинцовый груз. Все вокруг плавало в сероватой дымке, в которой терялись границы окружающих предметов. Слабость была такая, что ни ногой ни рукой не двинуть.
Судя по белым стенам, утке на стуле рядом и пачке с большими ампулами на столе, это была больничная палата. Вдобавок, в воздухе витал характерный больничный запах, который сложно с чем-то спутать.
Парень попробовал приподняться, но сразу же скривился от сильной боли в боку. Так скрутило, что на глазах даже слезы выступили.
– Печень, похоже, задел… Крови много потерял, оттого и слабость…
По всем признакам, ему было не выкарабкаться. Тут и без медицинского диплома за пазухой все было ясно. С таким ранением нужно сразу на операционный стол к первоклассному хирургу и кучу десяток специализированных медицинских агрегатов в придачу. Откуда все это сейчас?
