Текст книги "Лирик против вермахта (СИ)"
Автор книги: Руслан Агишев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Глава 17
Звезда сияет еще ярче
* * *
Небольшая шифрограмма в неполные семьдесят слов, отправленная из партизанского отряда на Большую землю и принятая безвестным сержантом наркомата государственной безопасности, перевернула очередную страницу нашей истории, приведя в действия глобальные события. Вездесущий наблюдатель, будь таковой, обязательно бы обратил внимание на сходство всей этой истории с детским стишком Самуила Маршака «Гвоздь и подкова».
'Не было гвоздя —
Подкова пропала.
Не было подковы —
Лошадь захромала.
Лошадь захромала —
Командир убит.
Конница разбита —
Армия бежит.
Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя'.
* * *
Москва. В этом бывшем купеческом особняке, внушительном здании с башенками из красного кирпича, располагался один из отделов Наркомата государственной безопасности, координировавший деятельность партизанских отрядов на оккупированных территориях. На втором этаже в небольшой комнатке с низким потолком и узкими окнами находилось рабочее место сержанта Васькина, отвечавшего за сбор и обработку разведывательных данных с территории Белоруссии и Украины.
– … Ковпак, Путивльский отряд. Понятно, – парень, не вставая со стула потянулся за нужной папкой. При таком объеме работы без организации и порядка никак. На каждый из отрядов, особенно крупных, была уже заведена особая папка, куда тщательно подшивались все донесения. Не дай Бог, потом что-то всплывет, а у него все есть, все на месте. – Белоруссия, значит.
Положил папку на стол, рядом лег листок с шифрограммой, полученной техническим отделом только что. Теперь оставалось разобраться, что хотел сообщить отряд.
– … Так, продолжают движение. Расчетное время прибытие около трех – четырех суток. Хм, а тут у нас что? – следующая часть сообщения сразу же приковала его внимание. – Окружной продовольственный лагерь… Предварительная разведка показала, что…
Из полученных с суточным разрывом депеш следовало, что немцы сосредоточили в лагере громадные запасы продовольствия, который можно готовить к отправке, как в Германию, так и для очередного наступления. И то, и то могло представлять для советского командования огромное значение, выступив в качестве первоочередных целей для дальней бомбардировочной авиации. О такой информации нужно немедленно докладывать наверх, чтобы не упустить нужное время. В условиях войны сведения устаревали катастрофически быстро.
– Товарищ капитан! – Васьков уже прижимал трубку телефонного аппарата к уху и докладывал начальнику своего отдела. – Путивльский партизанский отряд сообщает о том, что обнаружен окружной продовольственный лагерь с внушительными запасами продовольствия… Понял… Есть, подготовить докладную!
Еще через пять – семь минут докладная была готова. Сержант кратко изложил все обстоятельства дела: местоположение лагеря, ориентиры, предварительную оценку сил обороняющихся, вооружение. Удовлетворенно хмыкнув, быстро отнес получившееся. А вернувшись, вновь сел за работу.
– А это уже смежникам, – пробормотал Васьков, прочитав сообщение о ходатайстве о награждении одного из партизанов, совсем еще мальчишки. Выходило, что какой-то пацан смог взят в плен целое отделение полицаев во главе с немцем. Новость, как раз подходящая для их третьего отдела, которое по отдельному распоряжению наркома занималось сбором любых свидетельств о героических действиях советских бойцов на фронте. После одобрения начальством подобные факты сразу же звучали в последних сводках Совинформбюро, чтобы хоть немного разбавить поток тяжелых новостей с фронта. – Самое то. Пионер взял в плен десяток полицаев.
Сложно сказать, почему сержант сразу же не среагировал на фамилию Старинова, того самого героического пионера. С одной стороны еще две недели назад по наркомату проходило распоряжение о поиске сведений о советском школьнике Михаиле Старинове, пропавшем в районе автомобильного моста близ Коровино. С другой сторону, перед ним ежедневно проходил такой огромный поток самой разной и нередко противоречивой информации, что к вечеру начинало рябить в глазах. Это были десятки сообщений в день, тысячи в неделю, требовали скорейшей проверки и перепроверки, прежде чем окажутся на столе у руководства. Как говориться, Васьков иногда не помнил, что вчера было.
* * *
Никто не обратил внимания на фамилию и на вышестоящем уровне. Совсем не до этого было. Враг неистово рвался к Москве и на всех уровнях прилагались титанические усилия, чтобы не допустить этого. В аналитических группах наркомата остались единицы, которые просто не справлялись с возросшим потоком документов.
К ночи сведения о юном бойце партизанского отряда М. Старинове, взявшем в плен отделение фашистских пособников во главе с немецким солдатом, уже были отправлены во Всесоюзный комитет по радиофикации и радиовещанию при Совете народных комиссаров. Здесь они оказались в числе точно таких же данных о других героях, собранных со всех фронтов. И теперь главному редактору предстояло решить, что выйдет в эфир в ближайшем выпуске Совинформбюро.
* * *
Село Маресьево Инсарского района, МАССР (Мордовская автономная советская социалистическая республика).
Это утро для Прасковьи Стариновой началось чуть ли не с пол третьего утра. После первой дойки она успела на пару часиков заскочить домой, чтобы приготовить еду для мужа в кузню. В четыре уже снова на ферме была, бегала с ведрами и поила коров перед выгоном.
– Васильевна, бросай ведра! Скоро уже пять! – окликнул ее хриплый голос подруги, что стояла у выхода с фермы. – Пойдем, заодно и дух переведем. Умаялась, поди?
Прасковья поставила тяжелые ведра с водой на землю и с облегчением выдохнула. Устала, что и говорить. С ночи на ногах, толком и не присела. Это по молодости легко, тяжести не замечаешь.
– Пошли, Глаша, послушаем…
Сводки Информбюро шли обычно с пяти и до шести утра. Послушать голос Левитана у радиовышки всегда люди собирались. Считай, полдеревни стояли и вздыхали. Ждали, что сейчас скажет.
Прасковья подошла к сложенным бревнам у правления колхоза и села. Вытянула гудевшие от усталости ноги, и чуть не простонала от наслаждения. И, правда, сильно устала.
– Васильевна, как там? – Глаша, крупная бабеха тридцати лет, села рядом. – Ничего не слышно?
Вздохнув, Прасковья покачала головой. Поняла, что подруга про сына спрашивала. Каждый день так спрашивала, а что толку? Она и сама все глаза выплакала. Днем еще ничего, работой спасалась. Ночью же на нее накатывало. Всю подушку слезами мочила.
– Ты, Васильевна, ничего такого не думай, – наклонившись, соседка приобняла ее. – Все будет хорошо с твоим Мишкой. Настоящего мужика вырастила. Еще школьник, а какого шороху навел. Герой, орденоносец, с диверсантами в бой вступил. Эх, Васильевна, мне был годков десять скинуть, я бы сразу твоего Мишку охамутала. Не веришь, что ли?
Женщина игриво ткнула локтем Прасковью, у которой появилась робкая улыбка на губах.
– Зря не веришь. Я ведь еще та оторва была, когда в Инсаре жила. Со мной ни батька, ни мамка справиться не могли. Парнями крутила, как динамо из мастерской, – громко засмеявшись, она шумно потянулась. При этом внушительная грудь в вырезе халата заколебалась, едва не выпрыгивая наружу. От такого соблазнительного зрелища чуть мужики, что рядом стояли, не подавились. – Ха-ха-ха! Видишь, Васильевна? Вот так и крутила мужиками! Бывало надену в клуб красное платье из крепдешина, лаковые туфельки, носик припудрю… Эх, Васильевна, что было-то, что было! –глаза у нее так сверкнули, что в самое сердце кольнули. И правду, поверишь, мужика крутила. Одно слово, роковая красотка. – Иду по селу, а парни штабелями укладываются – раз, да, три, четыре!
Но тут на нее кто-то из толпы шикнул. Похоже, начиналось.
Из черной тарелки радиоточки, висевшей на столбе, послышался треск, шипение, после которого вдруг зазвучал удивительно глубокий голос, редкий по тембру и выразительности. Как говорили современники, голос Юрия Левитана был похож на металл, прикрытый бархатом.
– Внимание, внимание! Работают все радиостанции Советского Союза!
На сельской площади мигом воцарилась тишина. Люди, казалось, и дыхание затаили, стараясь не пропустить не единого слова.
– … В течение ночи на 27 сентября наши войска вели бои с противником на всем фронте… По неполным данным, на подступах к Ленинграду за несколько последних дней уничтожено свыше 4 тысяч немецких солдат и офицеров, 66 вражеских самолетов, 34 танка, свыше 30 орудий, 30 пулеметов, 20 минометов, до 100 автомашин, много винтовок, автоматов и боеприпасов. На одном из участков Ленинградского фронта противник пытался 25 сентября перейти в наступление, но был отброшен с большими для него потерями. На поле боя осталось более 200 трупов немецких солдат и офицеров.
Лицо у Прасковьи, да, собственно, как и у остальных, окаменело. Казалось, ужасы войны – бомбардировки, танки, самолеты, раненные и погибшие – оказались у самого их порога.
– … В трехдневных упорных боях части командира Кривенко, действующие на Северо-Западном направлении фронта, уничтожили первый батальон 6 пехотного полка, второй батальон 3 полка дивизии «СС» и несколько рот противника.
У хохотушки Глашы в глазах стояли слезы. Пальцы мяли платок, который сам собой появился в ее руках. Ведь, ее муж Колька тоже воевал где-то там, на Ленинградском фронте. Поди, сидит сейчас в окопе, мерзнет, а то и чего хуже.
– … Звено бомбардировщиков части майора Щеголеватых совершило успешный налет на аэродром противника. С высоты 700 метров звено подвергло бомбардировке около 50 немецких самолетов находившихся на аэродроме.
Прасковья встречала каждую фамилию с замиранием сердца. Дыхание перехватывало, по спине бежал холодок. Ей казалось, что вот-вот он услышит про него, про родного сына.
– Каждый день поступают сообщения о беззаветной храбрости советских партизан, наносящих беспощадные удары по фашистским оккупантам. 27 сентября юный партизан Михаил Старинов, выполняя в тылу врага задание командование, спас раненных товарищей и взял в плен девять фашистских пособников и немецкого цугфюрера. Были захвачены пулемет, десять немецких карабинов и много боеприпасов. Боец Старинов за образцовое выполнение воинского долга представлен командованием к медали…
Прасковья, едва только услышав заветное имя и фамилию, тут же вскочила на ноги.
– Миша! – громко крикнула она, не сводя глаз с репродуктора. – Миша, сынок! – крикнула так, словно он мог ее услышать. – Миша…
А уже через пару часов все село – от мала и до велика – знало, что их односельчанин, которого наделал в селе столько шороха, жив. К дому Стариновых началась самое настоящее паломничество. Люди шли, чтобы хоть одним словом перекинуть с Прасковьей или с ее мужем, Ильей. Школьники тоже едва не гроздьями на заборе висела, пытаясь хоть что-то еще узнать о своем кумире. Ведь, оказалось он еще один подвиг совершил – взял в плен целую кучу полицаев и немецкого цугфюрера. И с каждым часом число взятых в плен лишь росло, к вечеру, вообще, превысив все разумные пределы. А бедный цугфюрер из обычного унтер-офицера превратился в полковника СС. Прямо чудеса метаморфоз.
Теперь Мишка Старинов окончательно стал в глазах сельчан звездой едва ли не космического масштаба. Вчера о нем писали в газете «Правда» и наградили золотой звездой Героя, сегодня о его новом подвиге на всю страну рассказали по радио, а что будет завтра?
* * *
После утреннего выпуска Совинформбюро «рвануло» и в Москве. Едва прозвучала фамилия Старинова, телефон в главной приемной Кремля начал буквально разрываться от звонков.
– Да, Вячеслав Михайлович. Товарищ Сталин уже про вас справлялся, – секретарь Сталина, Поскребышев сразу же записывал в блокнот фамилию говорившего. – Просил подойти в Кремль. Да, конечно, передам.
Следующий звонок был от наркома просвещения.
– Вы совершенно правы, Владимир Петрович. Товарищ Сталин уже ждет вас.
Последним позвонил нарком государственной безопасности.
– Товарищ Сталин ждет, Лаврентий Павлович.
Через неполный час все трое уже были в кабинете, и ждали, что скажет хозяин Кремля.
– Лаврентий, – Сталин постучал трубкой по столу, недовольно поглядывая на Берию.–Почему я это должен узнавать от Левитана? Это твоя обязанность, товарищ Берия. Ты получил приказ разыскать Михаила Старинова, а что в итоге? Тот оказывается в партизанском отряде, у черта на куличках! А должен быть где? Здесь, товарищ Берия, здесь! – курительная трубка с такой силой ударилась о столешницу, что с хрустом переломилась. – Здесь! Меня понятно, товарищ Берия?
Куда уж понятнее⁈ Верховный открытым текстом говорил, что этого пионера нужно срочно привезти в Кремль. Только как это сделать?
– Товарищ Сталин, сейчас это очень сложно сделать, – нарком уже успел навести справки. Старинов оказался в отряде Ковпака, который в это самое время двигался по лесам Западной Украины. – Отряд находится в глубоком немецком тылу. В постоянном движении…
Сталин так посмотрел на него, что Берия тут же замолчал.
– Это уже идеологический вопрос, Лаврентий. Этот Старинов после награждения Золотой звездой и статьи в «Правде» перестал быть обычным подростком. Теперь он пример для миллионов пионеров и комсомольцев Советского Союза. Почему я должен тебе это объяснять? – он подошел к нему вплотную и жестко ткнул наркома пальцем. – Его нужно доставить в Москву. Ясно?
Берия кивнул. Все было ясно, как божий день. Этого пацана нужно было, кровь из носа, из немецкого тыла вытаскивать. И Верховному было все равно, сколько самолетов или десантных групп для этого нужно будет отправить за линию фронта.
– Лаврентий, ты еще здесь? – через несколько мгновений Сталин удивленно окликнул наркома государственной безопасности, который тут же засобирался уходить. – А теперь к нашим баранами, товарищ Потемкин, – следом хозяин кабинета повернулся к наркому просвещения. – Что у нас по тем песням?
Те необычные песни, что Старинов пел в госпитале и на привале, очень понравились Сталину. Особенно выделял он песню «Баллада о красках», не раз ловя себя на мысли, что напевает про себя некоторые из куплетов песни.
– Ваше поручение выполнено, товарищ Сталин, – Потемкин энергично тряхнул пухлой папкой, полной документов. – Переложен на ноты текст пяти песен, которые уже зарегистрированы на имя Михаила Старинова. К трем из них – «Ты ждешь, Лизавета», «Батяня-комбат» и Командир стрелковой роты' – уже подобрана музыка и назначены исполнители. Первую песню будет исполнять товарищ Бернес, вторую и третью – Утесов. Желаете послушать?
В руках у него тут же появилась блестящая пластинка, еще остро пахнущая, явно только что с мастерской. Сталин разрешающе махнул рукой, показывая на проигрыватель пластинок в углу кабинета.
– Сейчас, товарищ Сталин.
И вскоре по кабинету разнесся узнаваемый голос Бернеса. Без официоза и излишней сентиментальщины он пел о трагедии смерти, о надежде и жизни. Простой голос с легкой хрипотцой душевно выводил куплет за куплетом, заставляя слезы наворачиваться на глазах.
– … Хорошо, Владимир Петрович. Очень хорошо. Такие песни сейчас очень нужны нашим бойцам на передовой и в тылу. Думаю, можно запускать в эфир. Пластинку оставьте пока…
Когда за наркомом просвещения закрылась дверь, Сталин посмотрел на Молотова. Тот в кабинете из приглашённых прежде остался один.
– Товарищ Сталин, подготовка делегации для выезда в Североамериканские соединенные штаты в целом закончена. Группа сформирована, почти. Только вот со Стариновым как быть?
Верховный задумчиво качнул головой.
– Товарищ Берия должен справиться. Поэтому вы продолжаете готовиться дальше. Думаю, товарищ Старинов скоро окажется в Москве…
Глава 18
В гостях хорошо, а дома лучше
* * *
Под ногами хрустели опилки, отчего в новой землянке остро пахло смолистой сосной. Хотелось дышать и дышать. От небольшой буржуйки, сделанной из ржавого бидона, пыхало жаром, даря домашний уют.
– Цени, Михаил! В первой землянке нашего нового дома сидишь! – Руднев стукнул по грубо сколоченному столу. Здесь была землянка комиссара отряда, и, соответственно, Мишки, как его нового заместителя. – И вот тебе первое партизанское поручение.
Мишка тут же подобрался. Похоже, его сейчас «на слабо» проверят. Как говорится, назвался груздем, полезай в кузов.
– К завтрашнему утру нужно подготовить боевой листок нашего отряда. Сразу отмечу, что это очень ответственная часть политико-воспитательной работы, как говорится, самый ее передний край. С помощью такой наглядной агитации мы можем донести до каждого бойца самое важное из того, что он должен знать. И насколько сознательно ты подойдешь к этому делу, настолько эффективным оно окажется.
Руднев положил на стол большую холщовую сумку, из которой выложил толстую пачку бумаги и деревянную коробку.
– А здесь все необходимое для работы – канцелярия, сводки Совинформбюро.
Откинул крышку у коробки, показывая ее содержимое: примерно три десятка цветных карандашей, флакончик туши и несколько канцелярских перьев. Действительно, все необходимое.
– Твори, боец. До утра землянка в твоем полном распоряжении…
Полотно плащ-палатки на входе колыхнулось, выпуская комиссара наружу и оставляя Мишку одного.
– … Боевой листок… Хм, считай, социальная сеть образца 41-го года, правда, без обратной связи, – парень положил перед собой большой лист, прикидывая, что и как делать. – И как…
Задумался. Крепко задумался, как взяться за это дело. Ведь, ошибиться было никак нельзя. Ему дали шанс, который никак нельзя было упускать.
– А если…
В голове вдруг «перемкнуло» – пришла так нужная сейчас Идея! Перед глазами возник совершенно особый образ Боевого листка, которого сейчас и в помине не было.
– Комикс! Мне нужен комикс! – жадный взгляд тут же выхватил россыпь цветных карандашей. – Как там звали советского супермена? Кажется, Красный сын… Я вам такой Боевой листок сварганю, немца голыми руками рвать будете.
Закусив губу, Мишка схватил черный карандаш и начал творить. Навыки рисования вновь сыграли ему хорошую службу. Из-под карандаша начли выходить то плавные, то резкие линии, постепенно складывавшиеся в фигуру постаревшей женщины с развивающимися седыми волосами. Ее взгляд был пронзителен, отчаянно тосклив, как у человека, уже потерявшего всякую надежду. И рядом, в лучших традициях комикса, в текстовой выноске читалась ее «ПОМОГИ, БОЕЦ КРАСНОЙ АРМИИ».
Еще с полчаса времени ушло на то, чтобы придать женской фигуре объем, выразительность. Чуть затемнил одни элементы, осветили другие, придал действие ветра другим, и в результате получился 3-Dэффект. Чем больше вглядываешься, тем больше кажется, что вот-вот с бумажного листа сойдет живой человек.
– Хорошо… Собирательный образ русской женщины – матери, дочери… Получилось одни раз, получится и другой раз, – эффектом плаката «Родина-мать зовет» грех было не воспользоваться. – А теперь дадим полит-информацию.
В верхней части Боевого листка разместил сообщение от Совинформбюро, переписав его чуть более жизнеутверждающе. В своем времени искусством превращения белого в черное и обратно он, как и многие другие, владел в высшей степени отлично. Мог кого угодно убедить в чем угодно. Настоящий PR-профессионал. В этом деле не то что собаку, а целую стаю собак съел.
– Неплохо, очень неплохо, – на мгновение прервался, чтобы оценить то, что получилось. – Сжато, по делу и в то же время чувствуется экспрессия, победный напор. Очень хорошо. Нужный посыл, считай, уже полдела.
Разгладил плакат рукой, чтобы не сворачивался. Еще раз внимательно вгляделся.
– Кстати, пару-тройку патриотических анекдотов тоже можно добавить, – творческая мысль у Мишки начала работать на полную мощь, разве только жужжание не слышалось. – Про Штирлица, например, или чукчу… Хотя, про чукчу могут зарубить. Как говориться, идеологически неверно.
Несколько свежих анекдотов у него как раз в запаснике еще были. Здесь должны будут в самый раз.
– Так…
Высунув кончик языка от усердия, он выводил каллиграфические буквы. А как же иначе? Как курица лапой, не будешь же писать. Иначе можно все задание завалить.
– Вроде все. Теперь бы на ком-нибудь испытать… силу искусства.
Свернув плакат, Мишка одним махом выскочил из землянки и стал вертеть по сторонам головой. Ему срочно нужен был доброволец.
– Опа-на! Товарищ санинструктор⁈
Между деревьями мелькнула узнаваемая фигурка. Хоть уже темно было, но не узнать ее было просто нельзя.
– Товарищ санинструктор⁈ – девчонка хоть и выделяла парня среди остальных партизан, но все равно держала дистанцию. Он, собственно, тоже был осторожен, помня, какой у нее был удар. Поэтому и звал «товарищ санинструктор», а Таня или Танечка, как остальные. – Можно вас на минутку.
Подошла. Сморщила веснушчатый носик, чисто лисичка, и строго посмотрела на него. Видать, еще дулась на него за тот нечаянный поцелуй.
– Мне товарищ комиссар поручил нарисовать Боевой листок. Вот, вам товарищ санинструктор, хотел первой показать.
Парень показал на землянку. Мол, лучше там, где светло, да и тепло.
– Ну, показывай, товарищ Старинов, – таким тоном сказала, что и без слов стало ясно – еще обижена на него. – И смотри, если ты опять со своими глупостями ко мне…
Мишка сразу же замотал головой, всем своим видом показывая, что у него даже в мыслях ничего такого не было. Быстро спустился вниз и разложил на столе плакат. Сам же встал рядом, наблюдая за реакцией девушки.
– ОЙ! – тут же ойкнула санинструктор, едва только у стола оказалась. Встала, как вкопанная, и во все глаза смотрела на плакат. – Миша, и это ты сделал? Не врешь?
– Правда, понравилось? – парень еще шире улыбнулся, провоцируя у нее новую реакцию. Так сказать, бесплатный краш-тест.
Улыбаясь, Мишка качал головой. Он уже понял – это стопроцентное попадание. А с другой стороны, почему, собственно, не должно было получиться? Ведь, на его стороне десятилетия, десятилетия и десятилетия развития самых разных технологий по манипулированию сознанием человека: от рекламных приемов и до психолингвистических практик. Он все это на своем опыте пережил, прошел, пронес и прочувствовал, когда годами смотрел зомбоящик, покупал продукты в яркой упаковке, высматривал в салоне сотовой связи «новый» айфон, и т.д. и т.п.
Против него же была самая обычная девчонка из совсем другого времени и другой эпохи, когда от бранного слова нередко краснели, на улице допоздна гуляли без опаски, держали данное слово, не мерялись брендовыми шмотками и маркой автомобиля, и мерилом всего не были деньги. Как ей было устоять?
– Ой, Мишенька! Очень, очень понравилось! Ты ведь сам это нарисовал? Точно сам? Как настоящий художник, в самом деле! Целая картина! – не скрывая своего восторга, затараторила она. Широко раскрытые глаза блестели, едва в ладоши не хлопала от обуревавших ее эмоций. – И написал все хорошо, сильно, аж мурашки по спине побежали!
Она дернула тонкими плечиками, словно, и правда, чувствовали эти самые мурашки.
– А это… это, – девушка, похоже, до анекдотов добралась. Все зарделась, зафыркала, едва сдерживая смех. Видно, что к месту пришлись анекдоты про Штирлица. – Смешные… Очень смешные, Миша.
Улыбнулся и парень. Выходит, все получилось. А теперь можно выходить и на большую сцену – короче, к остальным партизанам.
* * *
Комиссар с утра уже был на ногах. На новом месте отряда дел было столько, что можно было за голову хвататься. Поэтому и про Мишку вспомнил не сразу.
– Митрич, подожди, – ему на встречу как раз попался старшина, который куда-то спешил. Так шустро ковылял с клюкой, что и не угнаться. – Ты, Старинова не видел? Поручение ему дал – Боевой листок подготовить, а сейчас что-то его найти не могу. Как сквозь землю провалился.
Пожилой старшина махнул рукой в сторону заросшей соснами балки. Как раз там располагалась поляна с более или менее ровной площадкой, где вечерами собирались партизаны для политинформации.
– Дык, там, товарищ командир, – Митрич уже кивнул в ту сторону. – Сам иду поглядеть на то, что Мишаня учудил. Робяты говорят, что больно он чудный Боевой листок сообразил. С самого утра все там. Тоже пойду…
Махнул рукой в сторону раздававшихся голосов, и тоже заковылял в ту сторону, помогая себе палочкой.
– Смотри-ка, даже Митрича проняло, – покачал головой Руднев. Никогда еще таким возбужденным старшину не видел. Даже когда отряд на немецкую колонную случайно нарвался, тот так не «бегал». – Чего же этот пацан там наделал? Правду, ведь, сказал, что бедовый… Хлебнем еще с ним, похоже.
А ведь он, честно сказать, не ждал «особого чуда» от Старинова. И задание подготовить Боевой листок отряда дал больше для того, что его немного одернуть. Так сказать, спустить с небес на землю. Этот мальчишка, как ему показалось, был больно уж большого о себе мнения. Загордился, начал себе такого позволять, что никак нельзя было спускать.
– Сейчас посмотрим, что и как…
Ну, по-хорошему, что там этот пацан мог сделать? Комиссар, собаку съевший на идеолого-воспитательной работе и подготовивший тону такого рода Боевых листков, догадывался, что сейчас увидит. Скорее всего, там будет что-то очень восторженное, с агитационными призывами и картинными фразами. Разве что-то другое обычный пионер мог написать? Наверняка сделал нечто похожее на пионерскую стенгазету.
– Хм, а чего тогда такой переполох?
Прибавил шаг. Между деревьев показалась небольшая поляна, где раскинулся длинный, сколоченный из досок, стол. Людей здесь, и в самом деле, было немало.
– И правда, весь отряд собрался, – с удивлением отметил комиссар. – Чего же там он такого наделал?
Но удивительней было даже не многолюдство, а совсем другое. Атмосфера была какой-то другой, особой, бодрой, жизнеутверждающей что ли. Партизаны улыбались, многие смеялись. Вчитывались и начинали заливисто хохотать. Кто-то что-то переспрашивал и тоже принимался смеяться. Что это ещё за веселье такое? Что за цирк с конями?
– Товарищ комиссар, вот это по-настоящему, по нашему, по-комсомольски! – не успел Руднев дойти до места, как его перехватил один из взводных. Лейтенант, совсем молодой парень, с трудом сдерживал восторг. – Такой Боевой листок сделали, что аж за душу берёт! Читаешь, а сам в бой рвешься, проклятого фашиста бить!
Не успел отойти взводный, а рядом с комиссаром уже стоял доктор Зарубин, в удивлении качавший головой. Видно было, что и его, большого скептика, сильно проняло.
– Если бы мы были в Большом театре, то сказал бы, что премьера прошла «на ура» – с большим успехом. Слышите, какие овации? – доктор улыбался, показывая на толпу. – Товарищ Руднев, сегодня вы меня немало удивили. Скажу прямо, всегда считал вас очень жесткий, излишне прямолинейный человеком, совсем не склонным к юмору. Здесь же вы раскрылись совсем с другой стороны. Очень хорошо получилось, Семён Васильевич: добротно, качественно, с огоньком. Почему же раньше так не делали?
Комиссар кивал с глубокомысленным видом, давая понять, что всё было так и задумано. Мол, а как вы думали? Мы тоже не пальцем деланы.
– Спасибо, товарищ Зарубин, – комиссар пожал протянутую руку. – Пойду, и сам со стороны взгляну…
И взглянул, подойдя ближе. Правда, если бы нервами был послабее, точно бы вскрикнул. А так просто – шумно вздохнул сквозь крепко сжатые зубы.
– Вот тебе и Миша, Миша, Михаил, – в растерянности пробормотал он, не зная, что ещё и сказать.
На дереве, возле которого было не протолкнуться, висел не какой ни Боевой листок. Даже близко не он. Здесь было какое-то удивительное сочетание яркого агитационного плаката, боевой революционной листовки и настоящей картины из музея.
– Ну, ты и дал дрозда, товарищ Старинов…
Всё здесь было странным, необычным, и в тоже время совершенно живым, и невероятно выразительным. Содержание плаката с каждой минутой, проведённой рядом, открывалась всё шире и шире, словно имело двойное, тройное дно.
Едва прочитал краткое сообщение Совинформбюро про доблестно сражающихся бойцов Красной Армии, как снова встретился с зовущим взглядом изнеможенной женщины, просящей помощи. Тут же бросались в глаза жизнеутверждающие лозунги, напоминавшие клятву: «Бей немца пока не побелеет, стреляй в полицая, пока не покраснеет», «Встал с утра – проверь винтарь, сел в обед – набей патронами рожок, лег в кровать – возьми гранат» и др.
– Хм…
Руднев, как опытный организатор, не мог не оценить задумку. Изложить основные правила обращения с оружием, ведения разведки и организации сторожевой службы в виде увлекательных правил и звучных лозунгов это было просто гениально.
– Очень запоминающее получается… Встал с утра – проверь винтарь, сел в обед – набей патронами рожок… Правильно, а то кое-кто до сих пор еще к личному оружие относится весьма небрежно, – комиссар вспомнил кое-кого из партизан, которые не раз и не два получали взыскания за ненадлежащее состояние личного оружия. Таким товарищам точно бы не помешало на зубок выучить такие правила. – Так, а тут у нас что?
Перевел взгляд ниже и сразу же наткнулся на короткие истории, от которых губы сами собой в улыбку складывались.
– Да уж… Что еще за Штирлиц? Ни разу не слушал про такого разведчика… Надо будет у Сидора Артемьевича спросить. Может он что-то слышал… А вот это интересно… Гестапо обложило все выходы в доме с разведчиками, а Штирлиц вышел через вход. Занятно…
Улыбаясь и даже хохоча над особо удачными анекдотами, Руднев одновременно размышлял над очень важной мыслью. Правда, эта мысль еще не была должным образом оформлена, как следует осмыслена и доведена до логического конца, но все же… Этот странный шебутной пацан смог очень свежо и совершенно необычно «посмотреть» на обычные вещи. Что греха таить, даже этот самый Боевой листок уже делается обыденно и в устоявшемся порядке. Тут и до формальности недалеко.
– А ведь дело даже не в Боевом листке, – комиссар уже отошел от дерева, где висел плакат, и, задумавшись, присел на поваленное дерево. Уж больно интересные мысли пришли в голову. – Дело совсем в другом…
Старинов, и Руднев это видел невооруженными глазами, смог по-новому взглянуть на весь характер идеолого-воспитательной работы. Мысли парнишки были не просто оригинальны и необычны, а скорее революционны. И недавний разговор в командирской землянке стал откровением даже для самого комиссара.
– Надо срочно с ним поговорить. Все как следует обсудить…
Он решительно поднялся с поваленного дерева и сразу же столкнулся с командиром.
– Сидор?
– Вот ты где! – сразу же в лоб обвиняюще бросил Ковпак. При этом он был какой-то взъерошенный, возбужденный. Точно что-то важное случилось. – Я уже обыскался тебя? Знаешь поди уже, что случилось.
