Текст книги "Лирик против вермахта (СИ)"
Автор книги: Руслан Агишев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Они прошли в цех – грохочущее, источающее ядреный запах керосина и мазута громадное помещение. Жуткий колотун, от которого хочется попрыгать, подвигаться, подуть на руки.
– Здесь с медной проволокой работают, метал гнут, оттого и шум такой, – Веретенников показывает в сторону. – Тут постарше ребята. Ведь с железом силы нужно больше.
С каждой минутой и новым шагом по цеху настроение у Мишки падало все ниже и ниже. Становилось ясно, что стоявшая перед ним задача постепенно вырастала до немыслимых размеров.
– Условия работы аховские, – пробормотал парень себе под нос.
Чем-то все это, что его сейчас окружало, напоминало самый настоящий ад. Только ледяной ад. Мальчишки, стоявшие у станков, напоминали живых мертвецов: чумазые, с воспаленными потухшими глазами, глухим кашлем. Одежда на некоторых выглядела рваниной, которую и надеть-то стыдно. Про обувь и говорить нечего.
– Холодно, товарищ Старинов, ваша правда, – пожал плечами директор, и сразу же развел руками. Мол, а что он может сделать, когда за стенами мороз под сорок градусов. – Мы специально костры жгем, чтобы у них можно было погреться. Вы, товарищ Старинов, здесь подождите. Бригадир зовет. Узнаю, что случилось.
Веретенников тут же исчез среди станков и здоровенных железок, а Мишка решил самостоятельно осмотреться. Огляделся по сторонам и шагнул в противоположную сторону, где виднелся отблеск костра.
– Похоже, там бедолаги греются…
Костер горел в закутке, отгороженном от остального цеха. Здесь вокруг огня расположилось четверо подростков, выглядевших не в пример лучше остальных в цеху. Лица сытые, наглые, смотревшие весело, с ухмылкой. Еще и какую-то бутылку по кругу передавали.
– Здравствуйте, товарищи, – громко поздоровался Мишка, выходя на свет.
– И тебе не хворать, – когда на нем скрестились взгляды сидевших у костра, лениво отозвался один из подростков. Он был самым крупным, и одетым лучше остальных. Похоже, он и верховодил здесь пацанами. – Что ты за фраер такой? Не боишься свое дорогое пальтишко и штиблеты испачкать?
Сказал и презрительно сплюнул в сторону Мишки. Явно, ему показывал место.
– Я Михаил Старинов, новый секретарь комсомольской организации завода, – Мишка уверенно, широко улыбнулся, даже глазом не моргнув. Сейчас его лучшее оружие – это максимальная уверенность, энергия и напористость. – Прибыл, чтобы помочь с браком на производстве.
Сидевшие через мгновение фыркнули. Главный вновь харкнул в сторону Мишки, причем сделав это максимально демонстративно.
– А ты, фраерок, знаешь, куда делся бывший секретарь? – Мишка качнул головой. Конечно, не знал. Откуда ему было это знать. – И мы не знаем… А он куда-то делся!
И снова заржали, с вызовом глядя ему в глаза.
Глава 27
Сначала попробуем по-хорошему
* * *
Неровный свет лампочки дергался, мигал, едва освещая крошечный кабинет. На покрашенных в грязно-зеленый цвет стенах гуляли рваные тени. За широким столом, что непонятно как сюда влез, склонилась темная фигура подростка. Туловище навалилось на столешницу, под неподвижной головой застыли сложенные руки. Спал.
Время от времени неуловимо ежился, кутаясь в накинутый на плечи овчинный тулуп. Печка в углу давно уже потухла, оттого в кабинете и стоял колотун. При таком морозе больно-то не выспишься.
– Ух, дуб… Прямо капитальный дубняк, – вдруг раздался дрожащий голос, и юнец с хрустом потянулся. Голова с нахлобученной на ней шапкой оторвалась от стола. Заспанный взгляд добрался до часов на стене, где и застыл. – Б…ь, почти пять утра уже! Вот это я притопил на массу.
Мишка Старинов, а это был именно он, огляделся по сторонам, останавливая взгляд то на задерневшем оконце, то на одиноко висевшей электрической лампочке, то на колченогом стуле у двери. Сейчас это все выглядело еще более убого, чем вчера, когда он получил ключ от этого кабинета.
– Черт, как меня угораздило во все это ввязаться⁈ Ведь, почти в самолете сидел. Часов пять – шесть, и считай уже в солнечной Флориде.
Со вздохом встал и поплелся к небольшой железной печурке. Следовало подкинуть пару чурбачков, а немудрено здесь и простыть.
– Эх… Вторые сутки сижу здесь, а толку ноль, зиро…
Не соврал. Его ночные бдения на тему, как разобраться с проблемой брака и сильным уголовным влиянием в заводском коллективе, так ни к чему и не привели. Он даже не понимал, как к этому всему подобраться.
– Ну и? Еще раз попробовать?
Пара сухих поленьев сразу же занялись, наполнив кабинет треском, легким запахом дымка и, конечно же, теплом. Сразу же стало как-то поуютнее, по-домашнему.
– Теперь-то получше, – парень даже верхнюю пуговицу расстегнул, чтобы горло открыть. Вспотеешь, потом в цех не выйдешь. – Итак,… считай почти весь местный контингент недавние сироты, причем кое-кто при живых родителях.
Усевшись за стол, Старинов подвинул к себе ближе стопку учетных карточек с черно-белыми фотографиями. Большей частью фотографии на них были почти одинаковы – наголо побритые головы, осунувшиеся лицо, запавшие глаза. С оставшихся фотокарточек на него смотрели хмурые девичьи лица. Женщин среди рабочих тоже оказалось немало.
– Хорошая новость в том, что высокий процент брака– это не саботаж, – вооружившись карандашом, он начал рисовать привычные квадраты и кружки в схеме. – Это первое, и пожалуй самое главное. Иначе, этих пацанов и девчонок уже давно бы отправили пить кофе к Берии…
Весь вчерашний день Мишка проверяли именно эту мысль о целенаправленном саботаже. Излазил едва ли не весь завод с подвалов и до самой крыши, прошелся по цехам, переговорил со всеми бригадирами, отдельно с администрацией и приемщиками продукции. Результат один и тот же – в действиях отдельных рабочих и бригад специальный умысел на срыв государственного плана не обнаружен.
– Причина все же в другом…
Похоже, тут много чего было намешано. Взять хотя бы то, что рабочие большей частью школьники-подростки, которые до сыта толком и не ели. Мишка прекрасно помнил, с какой жадностью они хлебали пустую похлебку в обед. Небольшой кусочек хлеба, что давался с супом, съедался мгновенно, едва только оказывался в руке. Какие из них рабочие, когда от ветра шатает и гаечный ключ в руках удержать не могут? А многие еще и на вторую смену идет, чтобы лишний паек заработать.
– Доходяги, чего уж тут…
Врезался в память один мальчишка лет двенадцати у фрезерного станка. Стоял на высоком деревяном ящике, чтобы до ручек доставать. Лицо темное, все в разводах от пота и грязи. Одни глазенки только сверкают, когда нужно было рычаг крутануть, или заготовку снять. Видно, что тяжело, но губу прикусит и дальше шурует.
– Физика не та. Сами весят столько же, сколько и генераторы, которые собирают. Оттого и лезу косяки со всех щелей.
Помимо этого, хватало и других причин, так или иначе влияющих на брак. К примеру, дикий холод в цехах, от которого пальцы не гнулись и люди больше на роботов походили.
Еще у многих одежда ни к черту, которая и не грела, вовсе. Хорошо, если пальто осеннее со старым свитером и шарфом, а у некоторых и этого не было. Совсем уж пропащее дело с обувью было. В тридцатиградусный мороз парни и девчонки ходили в обычных ботинках, в которые для тепла пихали и тряпки, картонки с газетами.
– Больше на беспризорников времен Гражданской похожи…
А раз причин столько, то и простого решения не было. Один из замов директора, правда, на совещании грозился всех нарушителей трудовой дисциплины и бракоделов к стенке поставить. Только проблему этим вряд ли решишь.
– По логике этого деда, тут целый тех, если не больше, стрелять нужно. А что потом? Потом задница, причем для всех, включая его и директора завода! Производственный цикл будет нарушен, раз! Опытных рабочих взять негде, два! Новых рабочих нужно будет учить, три! План опять летит к черту.
Словом, непростая получалась ситуация. Только силой и страхом ее не решить, а чем другим тогда? Если кнут не работает, попробовать пряник? А какой пряник – деньги, паек? Накидывая варианты решения проблемы, Мишка взял новый листок. Старый был уже густо покрыт всякими геометрическими фигурами, напоминая картину какого-нибудь безумного абстракциониста.
– Значит, поощрение… Подкрепление положительного действия, – Мишка вспомнил лекцию одного модного в столице коуча по работе с клиентами, что ему как-то довелось прослушать. Ухоженное мужское лицо с узкими очками на носу сразу же всплыло в памяти. – С этим понятно. Введем дополнительный паек для тех, кто работает качественно. Можно подумать и по поводу относительного комфорта на рабочих местах…
За неполные полчаса Старинов более или менее решил, как повысить мотивацию у работников. Обговорит это все с директором, получит необходимые ресурсы, и считай, что дело в шляпе.
– А вот что делать с неформальными лидерами? Если не разобраться с этими, то все планы по поощрению добросовестных работников полетят в тартарары…
Явных лидеров, что были у всех на виду и держались за воровские порядки, было двое. Это два брата Сажины: старший, высокий крупный, по прозвищу Сенька Бык, и младший, Саня, худенький, бледный, похожий больше на скрипача из симфонического оркестра. Первый, если обратиться к анатомии, был телом, а второй головой этого единого организма.
– Хорошо сработались, устроились, как у себя дома. Одних запугали, а вторым мозги капитально промыли. Что ни спросишь, молчат или просто крутят головами. А, главное, к Сажиным никаких вопросов нет. Пусть и хулиганы, но работают отменно. Рабочее место всегда прибрано, инструменты в порядке, план выполняют. Ни прокопаешься…
Конечно, некоторую помощь ему могут оказать комсомольцы из работников. Но их было не очень много, и в основном девчонки. Поэтому особо надеяться на них не следовало.
– С Сажинами все равно нужно что-то решать. И путей тут по большей части только два. Первый – они помогают мне или просто стоят в сторонке. Второй – они мне ставят палки в колеса. Именно так, только два пути.
Постепенно, план у него оформился в нечто понятное, стройное и удобоваримое. Теперь осталось лишь начать действовать.
– Ну, поехали, – вздохнул Мишка, ясно понимая, что ввязывается в очередную авантюру. И что-то ему подсказывало, что здесь в самом центре столицы может оказаться гораздо опаснее, чем на линии фронта и даже в глубоком немецком тылу. – Посмотрим, какой из меня организатор.
* * *
Первые несколько дней изменений особых на заводе не было. Все оставалось, по-прежнему. С заводским гудком включались станки и конвейер, начинали гудеть генераторы, цеха заполнялись работниками. Поздно вечером все выключалось, погружая громадные помещения в тишину и мрак до следующего утра. Но эта неизменность и рутина была кажущейся, под которыми пряталось нечто новое.
– … Михаил Ильич, побойся Бога! Какая еще комната отдыха⁈ Дух перевести и погреться могут и у костра. Специально же там место отгородили, – директор плелся за Стариновым с видом побитой собаки. То и дело громко вздыхал и начинал причитать, что нет одного, второго, третьего, что опять план горит, что за такие траты по головке не погладят и т.д. и т.п. – И чтобы с дверью была, и с печкой… Может туда еще самовар поставить?
Мишка, вышагивавший по коридору первым, резко встал, как вкопанный. Развернулся к директору, который тут же испустил горестный вопль. Сразу понял, что лишнего сболтнул.
– Отличная идея. Товарищи смогут, если совсем невмоготу станет, заскочить в комнату отдыха, погреться, выпить стакан горячего чая. Очень хорошо. Найти и поставить, ясно?
Тот со страдальческим выражением лица кивнул. При этом молчал, как рыба, явно боясь еще чего-то лишнего ляпнуть.
– Нужно сделать хотя бы косметический ремонт, – продолжил Мишка. – Чего опять? Сам сделаю! Нужно, кровь из носа! Они здесь пашут, как проклятые. Пусть хоть возможность будет пару минут по-человечески посидеть. А теперь по туалету…
Он свернул и пошел по другому коридору.
– Я зашел туда, а потом едва выбрался. Да, негры в Африке гадят в лучших условиях… Вы чего всем заводом не могли нормальный сортир сделать⁈ У вас же женщины и девушки работают!
Директор, когда Мишка с вопросом посмотрел в его сторону, открыл было рот для ответа, но сразу же закрыл. Нечего было сказать.
– Я не говорю про унитазы и рукомойники, но двери-то можно было поставить! А помост с дырами обновить сложно⁈ У вас дерева столько, что сортир в два этажа построить можно! Людей что ли нет? Так для себя же стараетесь…
Туалет, и правда, был одно название. Продуваемый всеми ветрами барак, одноэтажное здание из сосновых лесин, построенное еще при царе Горохе. Сюда не то, что ходить, просто подходить страшно.
– Понял, Михаил Ильич. Будем думать, как сделать. С завхозом поговорю, чтобы он там по сусекам пошуршал, гвозди, доски, железо и что там потребно, выдал, – кивал директор, что-то чиркая себе в записную книжку. – С сортиром, точно, нехорошо получилось. Давно уже этот вопрос поднимался на всех собрания. Только все недосуг было.
От туалета вновь вернулись в кабинет директора. Предстоял еще один разговор, посерьезнее.
– … Ну, Михаил Ильич, ты прямо без ножа режешь! – самым натуральным образом взмолился директор, заламывая руки. Со стороны, посмотришь, подумаешь, что самого последнего лишают. Гениально у него получалось. – На каком таком основании я буду дополнительную пайку выдавать? Какую бумагу писать? Главное, что в них писать? Меня же с этими самыми бумагами съедят! Или к стенке поставят!
Мишка, наклонив лобастую голову, продолжал «давить». Без материального поощрения весь его план можно было смело выкидывать на помойку.
– Мне, товарищ Веретенников, позвонить товарищу Сталину? – понизив голос, спросил Старинов. При этом глядел ласково, как на дурачка. Мол, ты чего, пень с ушами, совсем с ума сошел. – Давайте у него спросим, что вам делать. Позвонить?
Директор завода даже за голову схватился, а его горестный вопль был, наверное, и у проходной слышен.
– Нужно изыскать резервы, товарищ Веретенников. Я подготовил кое-какие расчеты. Вот бумаги, – Мишка передал пару листков с расчетами. – Расходы получаются небольшими, как говориться, в пределах погрешность. А вот эффект от всего этого более чем значительный. Кстати, я тут на складе видел тюки с телогрейками и спецовками, – директор снова в лице переменился. С трудом сохранив самообладание, медленно кивнул. Мол, бери и это, грабь, пей кровушку. – Надо будет и одежду использовать для поощрения отличившихся в ударном труде. Не надо бояться, товарищ Ведернико, – Мишка широко улыбнулся и подмигнул. – Считайте, что у вас есть картбланш с самого верха!
* * *
Худенькая девушка в стареньком, латаном-перелатоном пальтишке, словно на живую нитку собранном, быстро подбежала к проходной. Сегодня на улице было особенно холодно, а одежка, считай и не грела, совсем. Ботиночки на нога еще матушки-покойницы, дырявые, худые, холодные. Поэтому и бегала от дома до завода, и от завода до дома.
– Баб Паш, доброе утро! – поздоровалась она с пожилой вахтершей со строгим взглядом. – Не опоздала, вроде.
– Успела, егоза. Иди скорее, а то точно опоздаешь, – проворчала она, внимательно разглядывая пропуск. Каждый день это повторялось с завидной регулярностью. Но как говорится, порядок есть порядок. – Иди, Фроська, иди уже.
Фрося Кашкина, работница третьего генераторного цеха, благодарно кивнула и побежала по коридору. Опаздывать ей сейчас никак нельзя. Время военное, за опоздание по головке не погладят. А ей за это место держаться нужно обеими руками. Не дай Бог оштрафуют или уволят, тогда совсем край. Как мать померла, она одна кормилицей для малых сестер осталась. Никак ей опаздывать нельзя.
– Ой, мамочки, а что это так?
У толстой железной двери в цех она замерла, испуганно дернув головой. Она ведь сразу и не поняла, что ее так напугало. Постояла секунду, и тут ее осенило. Ведь, тихо было, как в морге.
– Божечки, а что так тихо? Что-то случилось…
Никогда еще на ее памяти в цеху так тихо не было. Всегда после заводского гудка здесь такой шум стоял, что оглохнуть можно было. Все гремело, стучало, а тут стоит такая тишина.
Кашкина осторожно схватилась за ручку двери и, затаив дыхание, потянула на себя. Потом протиснулась в образовавшуюся щель, чтобы хоть одним глазом посмотреть на цех. А вдруг там что-то страшное? Может пожар.
К счастью, все было хорошо. Ни пожара, ни аварии, ни еще чего-то плохого.
– Фроська! Фроська Кашкина! Давай сюда! Быстро! – закричали ее товарки с цеха. – Ты где там носишься? Смотри, что сделали! Давай, быстрее!
Фрося подбежала к стайке девушек-работниц, кучковавшихся в дальней части цеха у застывших станков. Все возбужденные: лица красные, глаза блестят. Окружили ее, и тараторят, не переставая.
– Фроська, где тебя носит? Тут такое, такое…
– Представляешь, туалет такой отстроили, что…
– А комната отдыха? Слышала про комнату отдыха? Стены белые, чугунная печка жаром пышет, тепло, как в июне…
– Про самовар, про самовар чего не говоришь?
– Девки, что вы про самовар-то! Тьфу! Про вторую пайку скажите! Фроська, теперь за перевыполнение плана, да еще без брака, вторую продуктовую пайку давать будут…
Кашина ничего не понимала. Вокруг нее все кричали, толкались, смеялись. Все норовили ее куда-то отвести, что-то показать.
– Какой еще туалет, девчонки? Да, иду, иду…
Фрося пошла за подругами, которые никак не отходили от нее.
– Смотри, смотри, что сделали! И дверь поставили! А внутри чистота и порядок!
Она подошла ближе, и открыв рот, уставилась на барак.
– Что встала? Ты внутрь зайди! – подруги толкали ее в спину. – Фроська!
Добротная деревянная дверь туалета открылась. Фрося уже приготовилась, что сейчас на нее дохнет жуткой вонью. Только не было ничего такого. Пахло лишь свежей сосновой доской. Приятно, словно в лесу стоишь.
– Ой, девочки, – тихо ойкнула Кашина, оказавшись внутри. – Чисто-то как…
Чисто, свежо. Стены аккуратно отделаны сосновой доской, плотно пригнанной друг к другу. Ни щелей, ни дыр не было. Ни дуло нигде.
– И не холодно ведь, и свет есть. Кому же это спасибо сказать за такое? Хорошо… А что за комната отдыха такая? Для чего?
Девичья стайка снова защебетала, и рванула в другую сторону.
* * *
На второй день Кашину в цеху снова встретила мертвая тишина. Только на этот раз подруги, сгрудившиеся у станков, встретили ее без улыбок. Ничего не понимая, Фрося подошла к ним.
– Фрося… такое случилось, – зашептала одна из товарок, наклонившись к ней. – В комнате отдыха все изуродовали… Места живого не осталось.
КСТАТИ, МОЖНО ПОЧИТАТЬ про б ывшего советского физика из 2000-х, попавшего в личину великого ученого Николу Тесла в 1941-ый год. Здесь он не стал разводить нюни, а собрал на коленке ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЬ ПЛАЗМЫ и «дал жару»…
/reader/314768/2871650
Глава 28
А не замахнуться ли нам на нашего Ульяма Викторовича Шекспира?
* * *
Директор завода весь побагровел от возмущения. Рот искривился, того и гляди по матери обложит. Головой дёргал из стороны в стороны, разглядывая разгромленную комнату отдыха.
– Вот, вот… – задыхаясь от возмущения, бормотал он. При этом тыкал пальцем то в одно, то в другое. – Я же говорил, что они всё изуродуют! Видите, видите? Это же через одного хулиганье! Смотрите, всё стены сажей извазякали, места живого нет! А стол, стулья? Чем помешали? Видите, товарищ Старинов? Я ведь вас предупреждал, а вы меня не слушали…
Мишка в ответ виновато развёл руками. Мол, и правда, был не прав. Комната отдыха, действительно, напоминала натуральный хлев в самом худшем смысле этого слова. Белоснежные побеленные стены были в чёрных разводах от сажи. В углу кто-то разлил мазут, отчего в комнате стоял тяжёлый запах. У мебели отломаны ножки. Не починить, теперь только на дрова.
… Хорошо, самовар после смены унёс в свой кабинет, а то его бы в добавок сперли, – вздыхал директор. – Сукины дети… И как, товарищ Старинов, с ними план выполнять, да ещё без брака? Как, скажите на милость?
На Веретенникова смотреть было страшно. Он чуть не плакал, тяжело вздыхая и хватаясь за сердце.
– Совсем по-хорошему не понимают. Вы к ним со всей душой. Сортир тёплый – нате, прибавку за выработку – берите, тёплую комнату для перерыва – пожалуйста. Графья настоящие! А они, что? Вон что наделали! Что вы молчите?
Мишка в задумчивости прохаживался. От одной стены к другой, и обратно. Честно говоря, случившееся его не сильно удивило. Чего-то такого он и ждал.
– Я не молчу, товарищ Веретенников, а думаю, – неторопливо проговорил парень. – Все нормально. Все идет по плану.
У директора аж лицо от такого вытянулось. Глаза выпучил, губы затряслись. Мол, как нормально? Как по плану? Это же вопиющее происшествие! Потрачены государственные средства, проведены работы, и, получается, все попусту?
Мишка вскинул руки в успокаивающем жесте.
– Я еще раз повторяю, товарищ Веретенников, не волнуйтесь, – с нажимом повторил Старинов, давая понять, что происходящее находится под его полным контролем. – Теперь этим займутся компетентные органы. Так ведь, товарищ капитан?
Угрюмый мужчина с лычками наркомата государственной безопасности, повсюду сопровождавший Старинова, молча кивнул. Ведерников тут же посерел.
– Все понятно, товарищ Старинов. Я тогда пошел… Много работы, очень много… – директор дернулся к двери. – Во втором цехе как раз должны электролит заливать… Я пошел?
Дернул за ручку и быстро скрылся за дверью. Понял, похоже, что здесь идет какая-то странная игра, в которой он совсем лишний. Сообразительный, осторожный.
Проводив директора глазами, Мишка развернулся к своему куратору от наркомата госбезопасности. Пришло время перейти от пряников к кнуту, в чем и должен был помочь капитан. Ведь, план в этом и состоял: начать с «мягкого», «хорошего», а закончить «жестким» и «неприятным».
– А как вы, товарищ капитан, относитесь к театру? – хитро улыбнувшись, подмигнул Старинов. – Мне нужна будет ваша помощь в одной театрализованной постановке. Да, да, не удивляйтесь, именно в постановке. Готовы? – ничего не понимающий мужчина качнул головой. – Хорошо, что готовы… Знаете, а не замахнуться ли нам на Шекспира? Чтобы остро, актуально, и, главное, душевно!
Глядя на удивленного капитана, Мишка от души рассмеялся.
– А наша постановка будет называться «Самый справедливый советский суд над откровенными саботажниками и хулиганами», – широко улыбался парень, уже рисуя в своей голове весь замысел. Что и говорить, приятно себя чувствовать вершителем судеб. – Прямо на заводе организуем выездное заседание 'тройки. Я тут уже зал присмотрел, где можно будет собрать часть заводского коллектива, особенно, колеблющейся молодежи. Пусть посмотрят, как выглядит кнут. Понимаете меня?
Мужчина задумчиво кивнул. От удивление на лице уже и следа не осталось. Такой выдержке и сообразительности можно было только позавидовать. С другой стороны, что в этом удивительного? Это же наркомат государственной безопасности, а не детский сад.
– А что потом с этими? С братьями Сажинами? – капитан сразу же ухватил суть того, что задумывалось. – Просто попугаем? Если так, то не будет толку. Насмотрелся я на таких. Наглые, осторожные, свои права хорошо знают. Таких пугать, только время терять. Я бы всю эту шваль к стенке ставил, да не за что только.
– Так надо знать, как пугать…
Естественно, Старинов понимал, что у его театрального представления должен быть конкретный и понятный всем результат. Иначе, как говорится, овчинка выделки не стоит.
– По бумагам им «нарисовать» какую-нибудь уголовную статью на пару лет сидки. Наверняка, что-то подходящее найдется. Не поверю, что у наших доблестных органов ничего нужного на них не найдется, – сделав продолжительную эффектную паузу, Мишка продолжил раскрывать замысел. – А вот на заседании при всех объявить совсем другую статью. Причем выбрать такую, чтобы сразу пулю в лоб. Главное, про это при всех объявить. Все и каждый должны видеть, что их лидерам лоб зеленкой намажут.
Выдав все это, Мишка сразу же увлек за собой капитана в сторону заводского зала. Решил на месте осмотреться, как все будет выглядеть.
– Смотрите, сколько здесь места! – махал руками парень, с трудом сдерживая нетерпение. Хотелось, как можно скорее начать реализовывать свою задумку. – Тут поставим столы для членов «тройки», накроем зеленым сукном, положим пару толстых папок. На стену нужно повесить большой герб, чтобы с каждого угла зала было видно. С боку будут обвиняемые сидеть, с наручниками и двумя, а лучше четырьмя конвойными. И чтобы в полном вооружении, с автоматами, подсумками, штык-ножами.
Мишку уже было не остановить. Возбужденный, едва не наэлектризованный, он носился по залу, говорили, говорил и говорил, как и что должно было быть. Капитан, уже уставший удивляться, ходил за ним и молча что-то чиркал в блокноте. Записывал детали.
– … Главное, товарищ капитан, чтобы все выглядело по-настоящему! Понимаете меня⁈ В этом корень всего! Найдете таких товарищей в члены тройки? И знать о плане должны только они и никто больше. Конвойные ни о чем даже догадываться не должны…
Капитан кивнул. Мол, надежные товарищи, конечно же, найдутся. Для нужного и правильного дела, обязательно найдутся.
– Хорошо, очень хорошо, – задумчиво повторял Мишка, поднимаясь на сцену зала. Именно здесь, на виду всех, и должны располагаться члены «тройки» – судьи. – Мы их ссаться и сраться от страха заставим. Пусть думают, что по закону их к стенке ставим. Вот и поглядим, кто будет последним смеяться.
* * *
Московское городское общежитие пролетариата № 12.
14-ая комната в общежитии пользовалась дурной славой. Соседи, если мимо нужно было пройти, делали это на цыпочках, стараясь не дышать. Не дай Бог, Сажа или его кодла услышит или, что еще хуже, увидит. Сразу же какую-нибудь гадость учудят.
– … Сажа, там же еще осталось? Почти ящик бухла же взяли. Давая еще по маленькой? – к Саньке Сажину, которого в кодле уважительно звали Сажей, подошел худой, как штырь, пацан. Тот сильно смуглый, глаза большие, черный, за что и получил погоняло Цыган. – Хорошо же пошло.
Сажин-старший сидел на самом козырном месте – на кровати у пышущей жаром печке. Был в одной майке, на руках виднелись наколки.
– Никшни, Цыган, – лениво цыкнул он на смуглого, даже не открывая глаз. Как сидел, откинув голову к стене, так и остался сидеть. – Ты с пары стаканов в свинью будешь, а завтра на работу. Тебе, дурья башка, сколько раз говорить, чтобы дурака не валял? Сиди и не высовывайся, пока мы новое дело готовим! Вот подломим тот универсам, тогда и бухнем, как следует. Понял?
Цыган угрюмо кивнул, отходя к своей кровати. При этом даже не думал возникать. Не дурак, не все мозги еще пропил. Прекрасно знал, что, если откроешь рот, то Сенька Бык сразу же в рожу даст. А кулаки у него такие, что не дай Бог.
– Так и сиди, – сам же чуть пригубил из стакана. Для себя Сажа имел совсем другие законы, которые на других не распространялись. – Черт, кто еще там?
Сажа недовольно вскинул голову, услышав громкие шаги за дверью и сразу же стук.
– Сенька, метнись-ка, погляди, кто там, – кивнул он брату, который сидел на соседней кровати и с сопением грыз пряники. – Если кто-то из этих чушков, настучи им по башке, чтобы больше не повадно было. Да, брось ты эти пряники.
Здоровяк что-то вякнул в ответ, но поднялся и пошел к двери. Брата он во всем слушался.
– Кто там исчо? Я щас те…
Сенька Бык договорить не смог. Дверь, содрогаясь от ударов, наконец, не выдержала. Резко распахнулась и с силой ударила парня по голове, отправив его на пол.
В комнату быстро вошли четверо мужчин в форме сотрудников наркомата внутренних дел. Все крупные, крепко скроенные, с наганами в руках, тут же взяли всех в комнате под контроль.
– Кто Александр Григорьевич Сажин? Семен Григорьевич Сажин? – посыпались вопросы, подкрепленные недвусмысленными жестами рук с револьверами. – Встать! Быстро! Александр Сажин? Семен? Вы арестованы! С вещами на выход!
Остальная часть кодлы – трое пацанов – посерели и вжались в стены на своих кроватях. Никто из них даже не отсвечивал, надеясь, что не за ними пришли.
– Быстрее! Руки! – обоим Сажиным защелкнули наручники, чем поразили их еще сильнее. По какой-нибудь хулиганке никто так «жестко» работать не будет. – На выход!
– Начальник, что тут происходит? – попробовал было возмущаться Сажин-старший, демонстративно сплевывая на пол. – Что за беспредел? За что браслеты? Мы с братом, вообще, не при делах. Мы работяги, как его там, пролетариат. Целыми днями на заводе пашем, не вздохнуть не пернуть…
Но никто с ним и с его братом не церемонился. Саньке тут же сунули кулаком в живот, заставим его скрючиться со стоном.
– Подъем, живо!
С этой минуты для Сажиных началась новая жизнь, правда, они этого еще не осознавали. Оба не понимали, что происходило и за что их арестовали. Никто из сотрудников наркомата государственной безопасности ничего не говорил. Все общение ограничивалось лишь короткими резкими командами – «встать», «сесть», «вперед», «стоять», «молчать».
Санька, конечно, имел пару мыслей на счет ареста. Грехов за его кодлой, честно говоря, хватало. В прошлом месяце они «подломили» винный магазин, взяв три ящика вина. Неделю или две назад «раздели» пару припозднившихся гражданок на улице, сняв с них сережки и кольца. Может что-то из них всплыло? Кто знает.
Было и еще одно дело, о котором могли прознать чекисты. Он на следующей недели наметил «взять» крупный универсам, в котором, по слухам, было полно американских деликатесов – консервированные сардины и маслины, разная тушенка, дорогой алкоголь, сосиски и копченные колбасы. Словом, дело крупное, за которое точно по головке не погладят.
– За что, начальник? – время от времени кричал Санька, в сторону глухой железной двери камеры, куда их с братом посадили. – Что нам «шьют»?
С той стороны, по-прежнему, молчали.
– … Обо всех делах помалкивай, – подсев на лавку к брату, шепотом заговорил Сажин-старший. – Запомни, ты ничего не знаешь, ничего не слышал. Понял меня?
Тот кивнул. Сенька, вообще, молчун, редко говорил.
– Нормально, Сеня, нормально. Ничего они нам не «пришьют», – Санька ни сколько не сомневался, что все обойдется и на этот раз. Ничего серьезного все равно за ними не было. А «отъехать к хозяину» он не боялся. По авторитетной статье сесть не страшно. – Даже при самом хреновом раскладе, нам только малолетка корячится. Так что, Сеня, ху… мы на них положили, – довольно ощерился пацан. – Ладно, давай покемарим. Завтра видно будет.
И завтра, действительно, стало видно. Только увиденное совсем ему не понравилось.
* * *
Сажиных подняли рано утром. Сонных, недовольных, сразу же посадили в воронок и куда-то повезли. По-прежнему, никто и ничего им не объяснял.
