Текст книги "Викки"
Автор книги: Руфь Уолкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
9
Викки уже было известно, что «Большое южное шоу» среди передвижных цирков котируется как контора самого низкого пошиба, но она полагала, что все остальные цирки, даже если они, как уверял Джим, находятся под покровительством объединения воскресных школ, – одного поля ягоды. Поэтому первое же знакомство с Брадфорд-цирком оказалось для нее приятным сюрпризом.
– Никакой халтуры, никаких гимнастических выкрутас и прочей замшелой белиберды, никакого заведомого надувательства зрителей, – объяснял Джим, когда они подъезжали к цирку. – Солидные конторы сегодня не прибегают к мошенничеству. Не имеет смысла дурачить город, а то потом тебя к нему и на пушечный выстрел не подпустят.
С тех пор как они отметились у владельца цирка, сурового мужчины, которого все звали мистером Сэмом, в походке Джима прибавилось самодовольства. Заметив его приподнятое настроение, Викки удивилась: она никак не могла понять, почему приобщение к цирковой труппе так много значит для него. Что это: исполнение заветной мечты или просто возможность зарабатывать больше денег при двух, а не трех выступлениях в неделю?
Она вдруг почему-то вспомнила ту ночь, когда он ударил ее. Она тогда наступила себе на горло, чтобы помириться с ним. Не из страха, а потому, что он нуждался в ней, хоть и стыдился это показать, а Викки слишком ценила то, что она кому-то нужна…
Она проверила новые костюмы, которые им выдали в цирковой костюмерной. В соответствии с темой представления – «Народы мира» – они изображали на арене испанцев: она – в черной кружевной мантилье, он – в плаще тореадора. Плащ выглядел мятым, поэтому Викки разогрела на плите старый утюжок и через влажное полотенце начала его гладить.
Дебют в дневном представлении прошел без сучка и задоринки. Собаки не выкидывали никаких фортелей, а Джим в свете прожекторов выглядел даже импозантно. Разумеется, им выделили малую арену, в то время как на главной выступали акробаты.
– Ты меня слушаешь или спишь наяву? – спросил Джим. Он сидел на кровати и пил кофе.
– Извини. Я подумала, что номер и в самом деле неплохой, раз даже мистер Сэм нам кивнул, когда мы уходили с арены. Но может быть, нам следует попытаться сделать что-нибудь новое, Джим?
– И так все как нельзя лучше, – отмахнулся он.
– Но номер несколько старомоден, тебе не кажется?
Джим с грохотом поставил чашку – так, что даже стол закачался.
– Я не желаю, чтобы ты продолжала вмешиваться в мой номер! – И только сейчас, увидев его сжатые губы, Викки вспомнила, что подъем духа у него, как правило, мгновенно сменяется хандрой.
Ее молчание подействовало на Джима раздражающе.
– Ты что, оглохла? Я сказал, чтобы ты не совала нос не в свое дело! – прорычал он.
От его не терпящего возражений тона Викки возмутилась и забыла про осторожность:
– Я тебя слышу, но согласиться с тобой не могу. Конечно, номер твой, но ведь я…
Все произошло в одно мгновение: Джим взлетел с кровати, и его кулак обрушился на лицо Викки прежде, чем она успела что-нибудь понять или увернуться. На секунду она ослепла от боли, а когда пришла в себя, обнаружила, что лежит на полу, а он, разъяренный, стоит над ней, широко расставив ноги.
– Я сказал – не вякать!! – орал он. – Если еще хоть раз пикнешь, я из тебя душу вытрясу, поняла?!
Он вылетел из фургона, оглушительно хлопнув дверью. Запах паленой тряпки заставил Викки подняться и поставить утюг прямо. Ее переполняли смятение и страшное разочарование. Он обещал – и нарушил слово, стоило ей возразить. Пора было взглянуть правде в глаза: Джим не изменился… и никогда не изменится. Она вернулась к тому, от чего сбежала: к зависимости от самодура, только вот один выбросил ее на улицу, а другой… мог убить.
Через час Джим вернулся, и вид у него был очень виноватый.
– Это ты меня довела… Если бы у меня не было такого поганого настроения, я бы и пальцем к тебе не притронулся. Посуди сама, я пахал как лошадь, не пил не ел, чтобы выкупить этих чертовых собак у старика Таккера, а ты начинаешь при мне поливать номер грязью. Но мне, конечно, не следовало бить тебя. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Это все мой проклятый характер… Но клянусь тебе, это больше не повторится! Попробуй… попробуй начать все сначала, а Викки? Может, у нас еще получится?
В глазах его блеснули слезы, и Викки вдруг увидела перед собой несчастного мальчишку, которого каждый день лупил пьяный отец, лупил до тех пор, пока парень не подрос и не оказался в состоянии дать сдачи. А увидев это, она опять поддалась слабости и решила простить его снова – но в последний раз.
Потом Джим пошел копаться в моторе грузовика, а она, покончив с домашними делами, отправилась проверить собак. Возвращаться в тесноту фургона Викки не хотелось, и она решила прогуляться, благо до вечернего представления еще оставалось время.
Перед тем как выйти из фургона, она припудрила синяк на щеке, но правая половина лица вспухла, и этого не смогла бы скрыть никакая косметика. Дойдя до аттракционов, она собралась было повернуть назад, но любопытство взяло верх. Ей хотелось посмотреть, что предлагал этот хваленый цирк посетителям и что такого интересного можно было увидеть в палатках.
Красно-белые палатки под бездонным июльским небом смотрелись на удивление весело, а когда она заметила, как крохотный мальчуган заливается смехом при виде парящего над шатром оранжевого аэростата, настроение у нее и вовсе поднялось. «Будь у меня такие же радостные воспоминания о цирке или ярмарке, я бы, возможно, относилась к ним значительно лучше», – подумала она.
Викки подошла почти вплотную к большому шатру, как вдруг разглядела миниатюрную палатку, настолько похожую на своего исполинского собрата, что их можно было бы принять за слона и новорожденного слоненка. Такое сравнение позабавило ее, и она еще больше развеселилась, когда прочла объявление, что мадам Роза, единственная и неповторимая предсказательница судьбы, предлагает посетителям свои цыганские услуги. Увидев женщину в пестром вычурном одеянии, вышедшую навстречу из палатки, Викки чуть не прыснула.
– Прошу прощения, – спохватилась она, вежливо уступая ей дорогу.
Но женщина остановилась как вкопанная. Она была на несколько дюймов ниже Викки, маленькая и изящная, несмотря на намотанные на нее тряпки. Волосы женщины скрывала чалма из разноцветного шелка, в котором поблескивали серебряные и золотые нити, а на пальцах, руках и шее сверкали и звенели кольца и браслеты. Кожа незнакомки, цвета слоновой кости, казалась бледной даже в слепящем свете полудня, а у глаз и уголков губ собралось несколько морщинок. От лба через нос к подбородку шли еле заметные шрамы, но, как ни странно, они нисколько не портили ее лица. Скорее, прибавляли ему загадочности, ибо в целом это было лицо незаурядной красавицы.
До Викки, наконец, дошло, что они не отрываясь смотрят друг на друга, и хотя лицо женщины стало бесстрастным, Викки показалось, что та потрясена.
– Кто вы? – с нажимом спросила женщина, и Викки уловила в ее хрипловатом голосе акцент.
– Я ассистентка Джима Райли в номере с дрессированными собаками.
– Нет, не то. Как вас зовут?
– Викки… Виктория Сен-Клер.
На этот раз ошибки быть не могло: женщина пошатнулась, словно от удара, и Викки испуганно поймала ее за локоть.
– Вам плохо… э-э… мэм? – спросила она.
– Мадам Роза, девочка… У меня просто немного закружилась голова. Вы не поможете мне зайти обратно в палатку?
Опираясь на руку Викки, она прошла сквозь полог.
– Вон туда… к стулу, – сказала женщина, и Викки с облегчением увидела, что краска возвращается на белое как мел лицо. Из-за внутренней перегородки появилась другая женщина; при виде мадам Розы она слабо вскрикнула и поспешила помочь той сесть на стул. Только после этого она мельком взглянула на Викки и вдруг замерла с открытым ртом.
– Кто вы? – спросила она точь-в-точь как минутой раньше мадам Роза.
– Викки Сен-Клер, – нахмурившись, ответила Викки.
– Боже, точная копия…
– Ты не приготовишь нам чаю, Кланки? – оборвала ее мадам Роза. Переведя дух, она с улыбкой обратилась к Викки. – Вы были очень добры ко мне, и я просто требую, чтобы вы остались и выпили со мной чаю.
– Благодарю вас, – откликнулась Викки, удивляясь тому, с какой охотой принимает приглашение. Дед терпеть не мог цыганок, называя их отбросами общества, да и сама Викки, хотя и знала теперь, что ее мать была цыганкой, относилась к ним с предубеждением. Но мадам Роза так отличалась от всех людей, с кем Викки в этой жизни сталкивалась, что ее происхождение уже не имело значения.
Мадам Роза указала Викки на стул с бархатной красной обивкой, и Викки, присев, вежливо оглядела шатер изнутри. Черный шелк не пропускал в шатер дневного света. Стоящий на полу большой электрический вентилятор создавал в помещении приятный холодок. По брезентовому полу тут и там были разбросаны яркие коврики, освещенные сверху антикварной и, судя по всему, очень дорогой лампой. В общем, создавалось впечатление, что дела у этой прорицательницы идут весьма и весьма неплохо.
– Вы предсказываете будущее при помощи хрустального шара? – спросила она мадам Розу, поскольку пауза затянулась.
– Иногда. Но я предпочитаю карты.
И вновь Викки отметила хриплую нотку в ее голосе. Необычным показался ей и акцент – не то английский, не то по-южному тягучий, но в целом совершенно незнакомый.
– Вы действительно цыганка? – спросила Викки в порыве любопытства.
– Да. Хотя мы сами предпочитаем называть себя рома.
Викки закивала, радуясь тому, что женщина не обиделась.
– Мне бы хотелось предсказать вам будущее, – сказала мадам Роза. – Просто так, не за деньги.
От ее пронзительного взгляда Викки почувствовала себя не в своей тарелке: ей вдруг вспомнилось, что щека у нее вспухла.
– Боюсь, я не верю в мистику, – ответила она.
– И не нужно верить. Будем считать все это игрой.
Мадам Роза поднялась, подошла к длинному столу и взяла в руки деревянную шкатулку. Оттуда она достала карты – судя по их виду, такие же старые, как и шкатулка.
– Эти гадальные карты принадлежали когда-то моей матери, – сказала она. – Как видите, тиснение на рубашке совсем стерлось. Обычно для клиентов я использую другую колоду.
Недоумевая, почему именно ей выпала такая особая честь, Викки смотрела, как мадам Роза, закрыв глаза и шевеля губами, тасовала колоду. Викки улавливала отдельные слова, но они были ей неизвестны. Специально изучавшая языки и свободно владевшая французским, немецким и испанским, Викки могла с уверенностью сказать, что слышит не европейскую речь. Неужели это по-цыгански?
– Когда будете сдвигать карты, – открыв глаза, заговорила гадалка, – сосредоточьтесь на самом заветном вашем желании. Не позволяйте дурным мыслям вмешиваться в ваши раздумья – и, может быть, мне удастся сказать, сбудутся ли ваши мечты.
Викки взяла в руки колоду и, медленно сдвинув карты, попыталась сузить круг своих желаний. А чего, собственно, хочет она от жизни? Денег – чтобы быть независимой, но не слишком много, чтобы они не стали бременем. Мира. Человека, который любил бы ее и заботился о ней. Детей. Она окружила бы их любовью, которой так не хватало ей самой…
Женщина взяла карты у нее из рук и начала раскладывать их на столе. Шевеля губами, она внимательно вглядывалась в каждую карту. Затем медленно подняла голову и взглянула на Викки. В ееглазах, сверкавших как два изумруда, читалось какое-то потаенное чувство. Может быть, печаль?
– Какая безрадостная жизнь… – так же медленно произнесла гадалка. – Как могло случиться, что за восемнадцать лет, прожитых на этом свете, вам перепало так мало радости и счастья?
Викки стало вдруг не по себе. Конечно, все это турусы на колесах, но все же почему слова женщины так пугают ее?
– Вообще-то у меня до сих пор была на редкость удачная жизнь, – сказала она и удивилась: зачем это вдруг она покривила душой?
Мадам Роза постучала ногтем по карте:
– А здесь говорится о другом. Карты никогда не врут. Прорицательница – та может солгать, но карты – никогда…
Викки заморгала, уловив упрек в голосе гадалки. Это что, часть ее игры? Но с другой стороны, зачем ей так уж беспокоиться о посетительнице, которая все равно ей не заплатит?
– Вы правы, – сказала она в порыве откровения. – Я выросла при бабушке и дедушке, но счастья в нашем доме не было. Дед… он был очень строгий. Он ни разу меня не приласкал, я не слышала от него ни одного доброго слова.
– А ваша бабушка?
– Сколько я ее помню, она была инвалидом и не поднималась с постели. Естественно, она не могла уделять мне много времени.
– Почему вы ушли из дома?
– Поссорилась с дедом. Пришлось пойти работать к циркачам – меня взял к себе владелец номера с дрессированными собаками.
Гадалка нагнулась поближе.
– И вы с ним счастливы?
Викки заколебалась, не понимая, зачем весь этот разговор.
– Мы друг друга устраиваем, – сказала она наконец.
– А ваши родители – они живы?
– Отца убили, когда я была еще младенцем. Мать умерла, когда мне исполнилось четыре года. Я их не помню.
– И ничего о них не знаете?
– Очень немногое. Знаю, что отец был лишен наследства, потому что женился вопреки воле деда. А мать… как я могу понять, она давала основания для такого решения деда. Во всяком случае, он запретил в стенах его дома даже упоминать о ком-нибудь из них.
Гадалка промолчала; выложила одну карту, другую, и постепенно на бархатной скатерти возник причудливый крест. Она долго на него смотрела, а потом заговорила снова:
– Впереди подстерегают неприятности – часть из них будет сотворена вашими же руками. Вам еще предстоит многое узнать о жизни, о людях, обо всем, включая саму себя. Но счастья можно достигнуть – были бы воля, трудолюбие и смелость. Карты говорят о вашей сильной воле: распоряжайтесь ею мудро и с оглядкой, иначе рискуете стать жертвой ложной гордыни.
Викки почувствовала легкую дрожь в руках. Она не верила ни единому слову, но женщина говорила так убежденно! Что касается ее предсказаний, то они приложимы почти к каждому… Вопрос в том, где взять необходимые для успеха трудолюбие, волю и… что там еще? Смелость?
– Благодарю вас, – сказала она, вспомнив о хороших манерах. – Все это было очень интересно.
Женщина пристально посмотрела на нее:
– Не верите? Что ж, этого следовало ожидать. И все же карты не врут: через какое-то время вы сами сможете убедиться в этом.
Викки не разделяла такой уверенности, но, не желая показаться невоспитанной, улыбнулась и кивнула.
Высокая худая женщина, которую мадам Роза называла Кланки, вернулась с чаем, и пока они пили чай, она буквально засыпала Викки советами о том, что в цирковую жизнь следует входить медленно, как в холодную воду, стиснув зубы, быть терпеливой – и тогда тебя почти наверняка примут. Поскольку Викки рассчитывала при первой же возможности завязать с нынешним образом жизни, она лишь вежливо слушала, обходясь без комментариев.
Когда чай был выпит, Кланки унесла чашки, и Викки снова осталась с глазу на глаз с прорицательницей. Они проговорили еще очень долго, и Викки с удивлением обнаружила, что у них есть общие интересы – книги, уход за домашними животными, а еще, к изумлению Викки, мадам Роза отлично говорила по-французски. К тому времени, когда девушка собралась уходить, они уже стали обращаться друг к другу только по именам. Роза отпускала свою новую знакомую с видимой неохотой. Она пригласила Викки заходить снова и снабдила ее романом Анаиса Нэна, который сама только что закончила читать. Вернувшись обратно в фургон и упав на надувной матрас, Викки вдруг обнаружила, что от подавленности, владевшей ею, не осталось и следа.
Мара, с трудом сдерживая слезы, стояла у входа и смотрела вслед уходящей дочери.
– Совершенная копия отца, – промолвила Кланки.
Мара отрицательно качнула головой.
– С виду – может быть, и да, а вот душой она, боюсь, истинная представительница нашего семейства, – сказала она со вздохом. – То же блуждание в потемках, то же самое непонимание самой себя. Заметила, что у нее улыбка Джейма?
– Заметила. Но что она здесь делает? И как понять ее намек, что у старого Сен-Клера были основания для плохого отношения к своей невестке?
– Боюсь, что Сен-Клер взял-таки реванш за поражение с сыном. Одному Богу известно, что о ней наговорил обо мне. А то, что она здесь, – просто совпадение, как ни трудно в это поверить.
– Может быть, она унаследовала от тебя цирковую лихорадку и на этой почве поссорилась с дедом?
Несмотря на боль и тоску в душе, Мара не могла не улыбнуться:
– Сомневаюсь. И потом, это ты больна цирком, а я, пожалуй, нет. Мною всегда руководило только тщеславие. Мне хотелось доказать всему свету, на что я способна, а вообще-то огни рампы для меня не стали родными…
– Почему же ты тогда вернулась в эту неродную обитель? – саркастически поинтересовалась Кланки. Гордячка Мара явно лукавила.
– Наверное, это ты меня доконала своей хандрой!
Кланки рассмеялась:
– Все наоборот, Мара! – и снова повернула разговор к Викки:
– Если нам с тобой сразу бросилось в глаза сходство Викки с отцом, то почему то же самое не придет в голову старожилам цирка, знавшим их обоих? Да еще и фамилия ее, как нарочно… Мистер Сэм, пожалуй, быстро догадается, кто она.
– Он будет держать рот на замке – как и прочие ветераны цирка. Они ко мне хорошо относятся.
И подруги понимающе переглянулись. Никто в цирке ни словом, ни взглядом не показал, что догадывается о ее секрете, но Мара не сомневалась, что кое-кто знал правду. Уже того обстоятельства что она работала с Кланки – старинной подругой Принцессы Мары, – было вполне достаточно, чтобы навести циркачей на размышления.
– Как я заметила, мистер Сэм всех любопытных, интересующихся Принцессой Марой, отсылает к тебе, – сказала Кланки.
– Я ведь все-таки «хранительница священного огня».
– А что, если и она… – Кланки кивнула в ту сторону, куда ушла Викки, – догадается?
– Никогда! – твердо заверила Мара.
Женщины замолчали, погруженные в свои мысли.
– Ты заметила, что правая половина лица у нее распухла? – спросила вдруг Мара.
– Да. Вероятно, дело рук того парня, хозяина номера с собаками. Смазливая скотина, ничего не скажешь, но…
– Ты его видела?
– Вчера вечером Кэппи познакомил нас в своей палатке для отдыха. Ты ведь знаешь, он всех новичков берет под свое крыло.
– А Викки там не было?
– Этот малый что-то наплел насчет больной собаки, а Кэппи по секрету сообщил мне, что парень жутко ревнует девушку.
– Есть основания?
– А кто его знает? Она ведь очень красива… Я всегда знала, что она будет красавицей. – Глаза Кланки неожиданно наполнились слезами. – Во мне все оборвалось, когда я поняла, что это она – и в таком виде… Почему ты не открылась ей, Мара?
– А как я могла это сделать? Я совершила непоправимую ошибку, доверив ее воспитание Сен-Клерам. Если она узнает правду о том, что ее дед дал мне денег, она решит, что я продала ее. Пусть лучше и дальше думает, что я умерла.
Кланки поглядела подруге прямо в глаза.
– Ты приняла единственно правильное решение в той ситуации, Мара. И хватит мучиться. Это дело прошлое.
– Ты права, – со вздохом сказала Мара. – Что ж, она теперь взрослая, и мне уже поздно подряжаться к ней в матери. Но, может быть, мне удастся стать ей подругой? Мне кажется, она очень нуждается в чьей-нибудь поддержке.
Кланки молча кивнула. Она понимала, как плохо сейчас Маре.
10
Мистер Сэм привык доверять своему природному чутью на талант. Он лучше других знал, что номера, блистательно отработанные на репетициях, могут с треском провалиться во время представления, и наоборот – те, которые на просмотре кажутся натужными и блеклыми, в присутствии зрителей подчас обретают второе дыхание и завораживают публику.
Но что касается самого мистера Сэма, то он интуитивно чувствовал, каков будет результат. С первого взгляда ему стало ясно, что номер с дрессированными собаками «Райли и Кo», как говорят артисты, «обречен на успех».
Нельзя сказать, чтобы номер отличался особой новизной – все те же давным-давно известные приемы и приемчики, – но существовало что-то такое, что и давало мистеру Сэму основание поверить в его успех. Сын мистера Сэма Майкл назвал бы это гармонией отношений между собаками и девушкой, и в этом-то и заключалась изюминка. Нет, этот малый, Джим Райли, был ничего. Но, как сказал Дэг Хеллер, отыскивающий по поручению босса молодые таланты и наткнувшийся на этот номер в каком-то занюханном шоу, блеск номеру придавала девушка.
Конечно, каждому свое. Ребятне – собачки, особенно самые маленькие. Мужчинам – классная, действительно классная девица, а зрительницам – сам дрессировщик, красивый, с малых лет приобщившийся к атмосфере цирковых представлений, что само по себе было плюсом.
Но и минусов тоже было достаточно, потому что буквально через пару дней после их прибытия к нему с жалобой пришел Конрад Баркер.
Мистер Сэм и Майкл за чашкой кофе подсчитывали расходы за месяц и не глядя уничтожали жареные пирожки с мясом, когда на пороге вырос заведующий номерами с дрессированными животными.
– У нас будут проблемы в связи с появлением этих собачников, – заявил он с ходу. Вместе с Куки Гордоном, Оли Джонсоном и доктором Макколлом Конрад Баркер принадлежал к числу тех, на ком многие годы держался цирк. Благодаря его усилиям машина представлений крутилась без сбоев, и про себя мистер Сэм величал его лучшим организатором номеров с животными во всей стране. Отсюда, правда, не следовало, что в любом другом цирке Конрада приняли бы с распростертыми объятиями: старик имел репутацию русского медведя, которому лучше не попадать под лапу. Но так или иначе, мистер Сэм считал своим долгом выслушать соображения помощника – как правило, в них содержалось много разумного.
– Неужели? Если это их семейные проблемы, то нас они не касаются, – проворчал Сэм. Краем глаза он заметил, как ухмыльнулся Майкл в предвкушении маленького скандала.
– Не касаются? Но если мне поручено заботиться о здоровье и благополучии артистов, то я должен решительно заявить, что с этим шальным парнем мы еще хлебнем горя. Конечно, он может ревновать к своей женщине кого угодно, но если он будет на каждом представлении убивать любого, кто свистнет в ее адрес, как сегодня произошло с этим бездельником Джеккелом – к счастью, его успели оттащить в сторону, – то мы с вами наживем нешуточные неприятности.
– Вот как? Может быть, Райли сегодня просто был не в духе? – спросил мистер Сэм, явно тяготясь разговором.
– Ладно, только не говорите потом, что я вас не предупреждал. На следующий день его женщина оказалась вся в синяках. Конечно, это их личное дело. Иные бабы и того не заслуживают. Но если он начнет посылать в нокаут каждого встречного-поперечного, то дело может плохо обернуться.
Мистер Сэм вынужден был признать правоту своего помощника.
– Эта женщина… забыл, как ее зовут…
– Викки.
– Эта самая Викки давала повод для ревности?
– Насколько я знаю, на нее уже заглядываются все наши козлы – те, что помоложе. Это и понятно: у нее не фигурка, а произведение искусства. А так я ее мало знаю: видел только на репетициях и на заднем дворе. Судя по всему, робкого характера. По-видимому, боится этого своего Джима. Черт ее знает! Но мне кажется, кому-то нужно поговорить с парнем и вправить ему мозги.
– Согласен. Поручаю эту почетную миссию тебе.
– Черта с два! Это работа администратора, пусть он ее и выполняет.
Конрад, полный негодования, покинул кабинет. Мистеру Сэму, казалось, можно было бы только порадоваться поспешному бегству упрямого помощника, но никакой радости он не испытывал. У Конрада был нюх на беду – в этом он был почти ровня своему боссу. Снова заметив на лице Майкла ухмылку, мистер Сэм просиял.
– Поскольку ты у нас начальник по кадрам – тебе и карты в руки. Давай-ка переговори с этим Райли и приведи его в чувство. Дай ему понять, что терпеть его буйство мы не намерены, нам и без него забот хватает.
Улыбка сошла с лица Майкла, и мистер Сэм при виде этого преисполнился самодовольства. Как и у матери, у Майкла были темные волосы и карие глаза, но мистер Сэм льстил себя надеждой, что от отца его чадо унаследовало живой ум и взвешенность решений. И хотя в душе он гордился Майклом, видя в нем лучшее свое творение, выпускать поводья из рук не спешил. Навык руководства вырабатывается не за один десяток лет, и сыну еще надо долго покрутиться в административной мясорубке, чтобы в нужный момент быть готовым взять на себя руководство цирком. Выполнение неприятных поручений было частью этой школы.
– Ты уверен, что так будет правильно, отец? Как бы нам второпях самим не наломать дров, – с сомнением произнес Майкл.
– Пресечь неприятности в зародыше – единственно правильная политика, запомни это. Если бы не девушка, я бы вышвырнул их за ворота не задумываясь. В конце концов, они еще не прошли испытательного срока.
Майкл нахмурился.
– Тебя задела за живое эта девица?
– Только не в том смысле, в каком ты понимаешь, идиот. Тут дело в том… в общем, ей удается заворожить и собак, и, что еще важнее, публику. Как-нибудь оторвись от стола и взгляни на их номер – тогда тебе станет понятно , чтоя имею в виду.
Майкл кивнул.
– Обязательно. А с Джимом Райли я переговорю. Надеюсь, он не поймет наше внимание к нему превратно. Я слышал, он участник войны, а потому ситуация может получиться щекотливой.
– Угу, конечно, – с притворно-равнодушным видом отозвался мистер Сэм. Он знал, как страдал Майкл, когда его, совершеннолетнего, полного сил и стремления выполнить свой долг перед родиной, завернули на медицинской комиссии только потому, что в семь лет он пережил ревматический приступ. И как ни радовался такому обороту событий сам мистер Сэм, особенно когда слышал сводки с фронтов, ему хватало ума и выдержки держать свою радость при себе.
Мистер Сэм нахлобучил на голову панаму, прихватил трость, которая, вопреки всеобщему мнению, не была данью франтовству – по крайней мере с тех пор, как он пережил последний приступ артрита, – и напоследок бросил:
– Я на ленче у Розы.
Майкл ухмыльнулся.
– Поцелуй ее от меня, – подмигнув отцу, сказал он. – Только не забудь сообщить ей, что ты сделал это от моего имени.
– Однажды твой язык доведет тебя до беды… – со вздохом пробормотал мистер Сэм и вышел. Но в душе он был польщен. Между ним и Марой никогда ничего не было и не могло быть, но что-то – вероятно, мужское самолюбие – трепетало и раздувалось в нем, когда его дразнили по поводу отношений с гадалкой. Видно, по этой же самой причине он долго поправлял костюм, прежде чем войти к Маре.
– Это не сын, а форменный нахал! – жаловался он Маре несколько минут спустя, жуя сандвич и запивая его свежим пивом. Здесь, внутри уютной палатки, звуки улицы – разговоры у павильона «Ноев ковчег», скрежет силомера, вопли торговцев пивом и попкорном – звучали приглушенно, сопровождаемые приятным жужжанием электровентилятора.
– Чудесный и очень приличный мальчик, – строго поправила его Мара. – Только не надо с ним перегибать палку.
Мистер Сэм, вспыхнув, хотел было сказать Маре, что это не ее дело, но вовремя остановился. Ибо Мара была совершенно права: Майкл действительно был чудесным и очень приличным молодым человеком. Упрямый как мул с Миссури, но работяга и ко всему прочему не представляет себе жизни без цирка. Последнее просто удивительно, ведь Белль делала все возможное, чтобы отвратить сына от цирковой жизни…
– В один прекрасный день он станет руководить нашим шоу, но это произойдет не сегодня и не завтра, – сказал мистер Сэм. – А пока, черт возьми, я и сам в расцвете сил!
Мара с улыбкой бросила в рот спелую маслину. Мистер Сэм, пользуясь ее молчанием, счел за лучшее сменить тему разговора.
– Судя по бухгалтерским сводкам, предсказание будущего пользуется небывалым спросом. Хотел бы я сказать то же самое обо всей нашей конторе… Финансы поют романсы, народ уже глядеть не может на эти чертовы хот-доги, а Куки прожужжал мне все уши, что мы питаемся не по средствам. А мы и без того позволяем себе бобы не чаще трех раз в неделю… Вернется ли когда-нибудь все на крути своя?
– Не знаю. А тут еще эти шахтерские забастовки! Они лишь накаляют страсти. У меня вчера за день побывало шесть шахтерских жен, так они все уже с ума сходят от того, что их мужья бастуют.
– С этим упрямым миссурийским лавочником Трумэном в Белом доме мы греха не оберемся, – кисло согласился мистер Сэм, истинный республиканец в душе. – Он сцепится рогами с самим дьяволом, если тот перейдет ему дорогу.
– Да? А не вы ли хвастались тем, что рождены на берегах Миссури, мистер Сэм? – невинным голоском спросила Мара.
Мистер Сэм пробормотал что-то неразборчивое, разглядывая сидящую напротив хозяйку шатра. На ней был неизменный пестрый наряд, а на шее красовалась нитка жемчуга. В том, что он настоящий, мистер Сэм не сомневался. К счастью, жемчужины все до одной были крупными и одного размера, так что кроме него едва ли кому-нибудь могло прийти в голову, что гадалка-цыганка из Брадфорд-цирка носит на шее целое состояние.
– Какие еще есть новости? – спросила Мара.
– У Конрада очередной заскок, – охотно поделился он. – Этот парень из собачьего номера, новичок, чуть не убил болвана Джеккеля, когда тот попробовал пофлиртовать с его женщиной. К сожалению, у Конрада нюх только на неладное.
Мара помедлила несколько секунд, лицо у нее при этом превратилось в неподвижную маску.
– Я вчера днем познакомилась с этой девушкой.
– И как она тебе показалась?
– Симпатичная. Моложе, чем можно предположить с первого взгляда. Броская. В чем-то очень наивная, в чем-то – не по возрасту зрелая.
Мистер Сэм пристально посмотрел на Мару, сбитый с толку ее необычно мягким тоном. С чего это вдруг столько нежности в адрес случайно встретившейся девчонки? Может быть, цыганке вспомнилась дочка: примерно тот же возраст и тоже рыженькая? Мистер Сэм крайне редко задавал Маре вопросы личного характера, вот и на этот раз он решил начать издалека.
– Говорят, она вся в синяках, – осторожно проговорил он.
Мара нервно шевельнулась.
– Да, могу подтвердить.
– Она, небось, сама дала парню повод для драки?
– Может быть – да, а может, и нет. Возможно, у нее просто нет выбора… Одна-одинешенька во всем мире, ни друзей, ни денег…
– Черт возьми, тебя-то такие проблемы не останавливали! Ты и без гроша в кармане будешь чувствовать себя королевой.
– Я и она – большая разница. У меня море гордости, я готова была одна сражаться против целого мира.
– А по-моему, у этой девицы не хватает смекалки, иначе она давно бы ушла от своего собачника. Положа руку на сердце, такой женщиной я бы не стал восхищаться.
– Не знаю, что вам и сказать… Бог свидетель – я не в состоянии ей помочь. Меня только утешает мысль, что нашим детям тоже нужно пройти свою дорогу ошибок и заблуждений.
