Текст книги "Камень Солнца. Рассказы этнографа"
Автор книги: Рудоль Итс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Он ждет врагов и не обращает внимания на слова матери, которая вот уже два вечера видит свежие следы леопарда на берегу. Ему ли, сыну своего отца, ставшему теперь одним из многих вождей независимой страны Великого вождя Мбио, бояться зверей.
Вдали гора Бангези, прямо перед ним почти плоская саванна с редким колючим кустарником. Тут трудно пройти незамеченным.
Здесь ничья земля, за ней страна Ндорумы, вождя азанде, продавшегося абу-туркам – правительственным чиновникам – и ставшего вечным врагом Мбио. Это люди Ндорумы убили отца Гумбы, и Гумба ждет их, он должен отомстить.
Редкие птицы пролетают здесь, как будто они тоже боятся этих неприглядных пустынных мест. А дома растут высокие пальмы, зеленеют травы. С тоской Гумба прислушался к птичьему пению. Откуда оно? Трель оборвалась. Послышался шорох сухой травы. Дождался. Они ползут. Ну, ближе, ближе, еще ближе... Все тело напрягается, сейчас он поднимется и бросит смертоносный нож. Гумба вскакивает. От неожиданности воин, ползший первым, приподнялся и со сдавленным стоном упал: острый клинок гангата вонзился в его грудь. Победным кличем Гумба оглашает наступившую тишину и быстро бежит к реке. Воины Ндорумы, бросив умирающего, бегут за юношей. Но куда им угнаться! Гумба бежит, как страус, высоко поднимая ноги, израненные травой. Бежит к реке. Погоня близко, но Гумба уже в лодке, он отталкивается шестом и быстро пересекает реку. И в тот момент, когда враги показываются у реки, выскакивает на противоположный берег. Сюда враги не поплывут: здесь страна Великого вождя Мбио.
Гумба стоит на берегу и смеется, смеется над врагом. Сколько их? Десять. Десять против одного. Гумба смеется и резко приседает. Сильно пущенный нож гангата пролетает над головой и застревает в дереве.
Отец отомщен, и Гумбе хочется петь победную песню этой реке, дереву, солнцу. Он смотрит на тот берег. Воины Ндорумы уже исчезли в кустах.
Вдруг треск сучков заставил его насторожиться, он оглянулся. В семи шагах от него блеснули зеленые глаза леопарда. Зверь приготовился к прыжку. Гумба потянулся к поясу, но его нож остался там, в груди врага. Он быстро перевел глаза на дерево, в стволе которого еще качается гангата врага. Успеет он или нет? Гумба присел и резко подпрыгнул. Раздался треск. Перелетая через сучья, зверь бросился на него. Юноша с силой дернул нож и в ту минуту, когда повернулся к неожиданному врагу, почувствовал острый удар лапы в подбородок. Рука с ножом с силой опустилась на голову леопарда, и оба скатились к воде.
Старый бинзе – главный прорицатель племени Мбио – три дня лечил травами и настоями раненого воина. Рана вскоре затянулась, и только багровый шрам остался на подбородке.
На четвертый день Гумба мог уйти к себе домой, но в это время загремел большой боевой барабан вождя. Маленькие барабаны местных вождей повторили удары, передавая сигналы по всей области о сборе большого совета у Мбио. Гумба от бинзе пошел на совет, куда уже спешили его воины.
Когда-то, уходя от войск белых, вождь Ндорума нашел прибежище у Мбио, но быстро покинул его. Мбио не прогонял ни Ндоруму, ни тех, кто пришли вслед за ним на землю его племени, спасаясь от войск абу-турков. Мбио не хотел дать Ндоруме своих воинов, он считал эту помощь тогда бесполезной, ему важно было защитить свою область от нападения тех же врагов.
Гневно укорял его Ндорума и на предложение Мбио остаться у него навсегда другом и помощником ответил отказом. Он покинул прибежище, уводя своих жен и горстку людей, оставшихся верными ему. Большая часть беженцев не ушла с ним. Ндорума покорился власти правительства Египта и затаил вечную злобу на своего южного соседа. Понимал ли он, что вражда двух племен на руку общим врагам азанде – тем белым и газве, которые хотят отнять у африканцев свободу, сделать людей рабами?
В день, когда ушел Ндорума, на собрании вождей в мбанге – большой хижине Мбио – раздавались голоса осуждения. С тех пор недовольные часто предлагали направить послов к обиженному вождю.
Главный прорицатель бинзе знал, что кое-кто из вождей не прочь встретиться с Ндорумой, установить с ним дружбу и прекратить кровопролитие на ничейной полосе. Вот и отец Гумбы, один из самых уважаемых вождей племени, пал жертвой затянувшейся вражды. А сколько еще падет воинов, кто знает? Тогда бинзе предложил собрать большой совет и совершить обряд куриного оракула – пусть он предскажет, следует или нет посылать послов.
Долго бинзе уговаривал Мбио дать сигнал для сбора совета. Вождь слушал прорицателя и, когда тот кончил, сказал:
– Послушай, бинзе, ты мудр, у меня нет от тебя тайн. Не я начал вражду, не я посылал своих воинов подкарауливать и убивать соплеменников. Ндорума не захотел дружбы и начал войну против своих сородичей. Он помогает абу-туркам, которые хотят уничтожить нашу свободу. Из всех азанде только мы свободны. Я Великий вождь, я должен думать о своих людях, а ты посмотри – вокруг абу-турки, белые и предавшие своих сородичей азанде. Я не знаю, откуда ждать удара, я давно хочу сам послать мудрых посланцев, пусть они разузнают, что делается у горы Бангези, зачем идет хитрый Рингио с белым? Кто он? Друг или враг? Вот о чем думаю я, а не о послах к Ндоруме. Мне очень нужно выиграть время, чтобы все знать. Ты мудр, бинзе. Пусть куриный оракул даст мне отсрочку. Если будет так, то пусть решают боги. Ты обещаешь мне, бинзе?
Прорицатель направился к выходу и, прежде чем покинуть жилище, сказал вождю:
– Я понял тебя, Мбио, пусть решают боги!
Мбанга – совет – проходил под широким двускатным соломенным навесом, покоящимся на боковых и центральных столбах, это помещение тоже называется мбанга. На мбанге присутствовали только мужчины.
Мбио восседал на маленькой круглой табуретке. Остальные вожди и воины, оставив свои копья и щиты у входа прислоненными к специальной изгороди, сидели на земляном полу на корточках или небольших квадратных циновках.
Гумба пришел одним из последних, сбросил с плеч шкуру леопарда и сел недалеко от вождя.
Когда все были в сборе, Мбио встал и, выступив вперед, начал речь. Он говорил о вражде, возникшей между племенами, о белых и абу-турках, стремящихся покорить азанде, о том, что некоторые вожди ищут примирения с Ндорумой. Говорил Мбио, и все слушали молча и внимательно.
– Я долго ждал, но мне надо было бы ждать еще. Нетерпение вождей и старейшин заставило меня сегодня собрать мбангу. Пусть сейчас все молчат. Пусть теперь боги решат наш спор!
Мбио сел на свое место. Воины отодвинулись друг от друга, образовав круг.
Под удары маленького барабана-тамтама, приплясывая, в круг вошел бинзе. На его шляпе красовался огромный султан из петушиных перьев; шея, пояс, грудь, щиколотки ног – все увешано целебными корнями, деревяшками, костями и ракушками, с шумом ударявшимися друг о друга.
Бинзе начал танец медленно, то и дело наклоняясь к земле, как бы прислушиваясь. Затем танец стал стремительным. Прорицатель быстро жестикулировал и прыгал. Резко остановившись, он напомнил вождям, что предстоит куриный оракул. Боги сами решат, посылать или нет послов. Если курица умрет, значит, не посылать, если будет жить, – боги дали свое согласие, и воины пойдут к Ндоруме.
Бинзе закружился снова. Когда он остановился, его помощник бросил на середину курицу, привязанную к палке.
Напряжение возрастало. Все понимали важность момента. Бинзе схватил бенге – приготовленную смесь ядовитой травы и, прежде чем вылить ее в рот жертвы, бросил испытующий взгляд на Мбио. Вождь сохранял спокойствие.
Бинзе раскрыл клюв, влил бенге и снова закрыл клюв. Курица продолжала биться на привязи!
Сторонники перемирия приподнялись со своих мест, а Гумба до боли прикусил губу. Он-то никак не хотел мира с Ндорумой. Бинзе, готовый пойти по селению с мертвой курицей и возвещать об исходе оракула, казалось, стоял в растерянности. А Мбио был спокоен.
Но что это? Курица встрепенулась, заметавшись, потащила было немного палку и упала замертво. Бинзе поднял ее.
Мбио чуть заметно улыбнулся и встал. Было ясно: раз курица не умерла мгновенно и не осталась жить, решение богов не было высказано. Вождь произнес:
– Боги не вынесли решения! Может быть, в этом виновато бенге?
– Да, бенге, – воскликнул бинзе, – у нас нет молодых побегов травы, которая растет на берегах Ассы и в землях Анзеа, и боги прогневались на нас.
– Слышали? – продолжал Мбио. – У нас нет травы для бенге. Пошлем двенадцать нош слонового клыка к Анзеа и получим у него траву с берегов реки, текущей по его земле. Что скажут вожди и воины?
Мбио снова сел. Теперь он слушал внимательно. Первым говорил Гумба, потом другие. Вожди и воины поддержали Мбио, и он получил нужную ему отсрочку.
Мбанга приняла решение направить послов к Анзеа. Предводителем послов выбрали Гумбу.
К Анзеа посланцы Мбио ходили часто. С этим племенем обычно велись торговые сделки, и люди Мбио могли без опаски приходить в селение. Но сейчас вождь и бинзе боялись за послов. По слухам, к Анзеа шел белый с Рингио. Именно они и их цели беспокоили независимого вождя азанде.
На утро после совета Мбио сам вышел проводить посланцев. Он подозвал к себе Гумбу.
– Вождь Гумба, к Анзеа идет белый с вождем Рингио. Ты должен все узнать о нем; если нужно, ты сам придешь к белому. Я знаю, ты не побоишься, но будь осторожен в пути. Я буду ждать твоего возвращения. А сейчас ступайте к бинзе, он ждет вас!
Гумба поклонился вождю, и послы направились к хижине прорицателя. Тот стоял перед входом в парадном облачении – таком, как на курином оракуле.
Воины остановились перед ним, положили на землю оружие и сели. Бинзе ударил в барабан, тихо запел, закружился в танце и, упав на колени, приник ухом к земле. Прорицатель встал и ушел в свое жилище. Воины поднялись.
– Вождь Гумба, подойди ко мне, – позвал бинзе, выходя из хижины. В руках у прорицателя были тонкие веревочки с привязанными деревянными амулетами.
Гумба подошел к нему. Бинзе встал на цыпочки и повесил на шею воина амулет – кусочек заостренного и обожженного на одном конце дерева.
– Храбрый Гумба, ты идешь с воинами в опасный путь. Я говорил с богами, они будут защищать тебя в дороге и при встречах. Они уничтожат врагов, как огонь уничтожает деревья. Береги этот амулет, в нем сила и помощь богов!
Бинзе повесил амулеты на шею воинам Гумбы.
По ничейной земле, с востока на запад, с предосторожностями, держа наготове ножи гангата и копья, вел отряд воинов и носильщиков Гумба.
Они пришли в страну Анзеа. Они отдали двенадцать нош слонового клыка и получили траву бенге. Воины торопили Гумбу домой, но он еще не хотел уходить.
Люди разное говорили о белом, пришедшем с Рингио, и Гумба решил расспросить Анзеа.
– Послушай, вождь Анзеа, люди говорят, что белый, которому ты дал приют и оказываешь гостеприимство, желает побывать в нашей стране. Скажи мне, правда это?
Анзеа посмотрел на молодого вождя и задумчиво проговорил:
– Люди говорят правду. Рингио говорил, что белый господин хотел побывать в стране Мбио, но с тех пор прошло много дней, и белый собирает свой караван. Куда он хочет идти, я не знаю. А почему ты, храбрый воин своего отца, сам не спросишь белого, он ведь принимает вождей азанде?
На самом деле, как просто узнать истину! Недаром Мбио говорил: «Если нужно, ты сам придешь к белому».

Конечно, он пойдет к нему. Гумба думал, что ответить, и молил духов защитить его при будущей встрече с белым.
– Ты знаешь, вождь Анзеа, что с белым Рингио – враг моего вождя. Я не могу сам идти к белому, если он не позовет меня. Посоветуй, что делать, ты старше и мудрее меня, Анзеа.
– Хорошо, вождь Гумба, я скажу Рингио, что ко мне пришли послы Мбио. Пусть он передаст своему белому хозяину, я думаю, что белый позовет вас, – сказал Анзеа.
Только пять верных воинов знали, почему медлит Гумба, почему он не идет домой, получив траву для бенге. Ночами, когда каждый думал, что другие спят, они осторожно трогали амулеты, они были уверены, что боги поддержат их, и страх перед неизвестностью проходил.
Белый захотел видеть послов Мбио, и пятеро воинов вместе с молодым вождем Гумбой пришли на встречу. Белый господин принял их как равный равного, как друг друга. И когда Гумба сорвал ненужный больше амулет, воины хвалили своего вождя. Гумба сделал правильно, боги сослужили свою службу. Воины слышали клятву и вслед за вождем повторяли ее про себя, они тоже клялись сказать Мбио, что белый – друг азанде.
С травой для бенге, с подарками для Мбио от белого, с радостными вестями шел в обратный путь отряд Гумбы. Идти было легко, оставив тяжелый груз слоновых клыков и томившие душу тревоги.
Вновь отряд шел по ничейной земле. Уже оставалось два дневных перехода, и они дома, на родной земле.
В ночь перед последним днем отряд разбил лагерь. Ничто не тревожило воинов и, кроме одного часового, все спали спокойным сном. Среди ночи Гумбу разбудил бодрствующий воин:
– Вождь, наш лагерь заметили люди Ндорумы, они лежат за тем небольшим холмом. – Говоривший показал на еле заметный в ночи бугорок.
Сон пропал, Гумба напряженно вслушивался, но ни единый шорох не нарушал тишины. Видно, враг ждал рассвета.
Утром воинственный крик огласил долину и внезапно смолк. Раздалась далекая пальба, и Гумба, еще ничего не видя, понял, что произошло более страшное и неожиданное, чем нападение воинов Ндорумы, – к его лагерю
приближались газве. Бежать было поздно. Проснувшиеся носильщики бросились врассыпную, но пули настигали их. Никто не нашел спасения.
Воины Гумбы сошлись около него. Что они могли сделать с копьями и щитами против ружей газве? Враг не хотел подходить вплотную, он залег и стал расстреливать горстку храбрецов. Пули пробивали тростниковые щиты, и воины падали у ног своего вождя. Оставшись один, Гумба с высоко поднятым копьем пошел на врагов. Он шел, а пули свистели вокруг. Сильный удар в грудь. Вождь зашатался и упал навзничь.
Забрав все, что вез караван, грабители поспешили восвояси.
К вечеру мать нашла тело сына. Она знала, куда он ушел, она ждала его и слышала ружейные выстрелы в саваннах. Кто отомстит за сына? Кто скажет ей, что эта круглая ранка на груди не сделана людьми того белого, к которому шел ее сын?
Ни мать, ни Мбио не узнают, что белый, который шел к Бангези с Рингио, – друг азанде, друг Мбио. Юный Гумба не сдержал клятвы, данной белому другу, и тот никогда не узнает, почему так случилось.
* * *
Прошли десятилетия. Началось пробуждение свободолюбивых сил черного континента, создание национальных государств. Прежняя независимая область Мбио стала частью республики Заир. Потомки азанде получили свободу. А в старинном доме на берегу Невы как память хранится кусочек дерева, внешне мало примечательный, под которым небольшая подпись:
– Амулет посла. Этот амулет носил посол вождя Мбио, пришедший к русскому путешественнику В. Юнкеру в 1871 году. Получив уверенность в хорошем приеме, посол отбросил амулет, как ненужную вещь. Его поднял В. Юнкер и привез в дар музею».
ЗЕМЛЯ УГАСШИХ КОСТРОВ

Письмо состояло из нескольких десятков небольших листов, мелко написанных по-испански. Находка письма среди коллекций, полученных от южно-американского музея еще в 1912 году, была событием. Хотя письмо ничего не добавило к опубликованным в свое время общим описаниям огнеземельцев, однако рассказывало такие подробности, которые вряд ли кто мог знать. Письмо не имело прямого обращения. Оно начиналось так:
«Есть события, о которых я не могу молчать. Сейчас пользуюсь случаем, чтобы сказать во весь голос о страшном зле, которое творится на многочисленных островах архипелага Терра дель Фуего. Мир должен знать об этом.
В 1882 году в лондонской газете[1]1
Автор письма, вероятно, имеет в виду заметку, опубликованную в английской газете «Дейли ньюс» 3 марта 1882 года.
[Закрыть] я прочитал следующую заметку: «Наблюдается начало широкой колонизации самого большого из островов архипелага Терра дель Фуего. Кроме золота, найденного в долине Рио-Гранде, считается возможным развивать скотоводство не только на побережье залива Сан-Себастьян, но и во всей северной части острова. Этот план освоения острова может привлечь колонистов Старого Света, которым предоставляется широкое поле для проявления мужества и обогащения, поскольку другой стороной плана является необходимость истребить огнеземельцев. За убитого огнеземельца власти будут платить фунт стерлингов, и в четыре раза больше за его голову заплатит некое антропологическое общество в Англии!»
Я ужаснулся и еще раз перечитал заметку, не веря «своим глазам. Неужели, думал я, после известной всему миру и осужденной трагедии тасманийцев, когда английские завоеватели уничтожили все многочисленное население острова Тасмания, в наш век возможны такие циничные призывы к уничтожению целого народа. Я не поверил сообщению газеты и в резкой форме написал редактору, что он должен опубликовать опровержение. Прошло несколько недель, прежде чем я получил ответ. Редактор сообщал, что нет нужды опровергать события на Терра дель Фуего, так как это правда.
Вскоре я получил пересланные мне копии сообщений из Аргентины и Чили, подтверждающие самые страшные предположения. Я был молод и только что окончил медицинский факультет. Я писал статьи протеста во все газеты, но меня осмеивали и не печатали. Я делал все, чтобы попасть на Огненную Землю. Вскоре представился случай, и по предложению одного патера я выехал на Огненную Землю врачом христианской миссии.
Вот уже почти тридцать лет я живу здесь. Я стал свидетелем многих трагических событий, которые надорвали мне душу. Я обращаюсь с призывом спасти целый народ. Иногда мне кажется, что уже поздно, но я не теряю надежды. Я, как ни страшно в этом сознаться, не верю в божью милость. Бог не спасет огнеземельцев, которых уничтожают люди, их могут спасти только люди.
Не верьте тем, кто скажет, что жители Терра дель Фуего полуживотные. Нет, и еще раз нет! Они люди, такие же, как и мы, но со своей жизнью, своим бытом и культурой!
Природа не проявила к ним щедрости. Она оголила скалы, создала почву, непригодную для посевов, отняла у человека тепло солнечных лучей. Казалось, было сделано все, чтобы здесь погиб человек, но он выжил, и не только выжил. Вдали от цивилизованных путей, в борьбе с суровой природой человек был лишен стимулов к прогрессу, и он остался с примитивными орудиями. Но разве виноват в этом человек, и разве не достоин он восхищения в своем стремлении и упорстве наперекор всем стихиям.
Я прибыл на Огненную Землю. В мои обязанности входило оказывать медицинскую помощь как колонистам, так и огнеземельцам.
Бывая часто и подолгу во многих поселениях огнеземельцев, я наблюдал их жизнь, научился их языку и даже завел друзей.
На архипелаге тогда жило три племени: о́на населяли самый большой остров – Огненную Землю, алакалуф расселялись в западной части архипелага, на островах южной части жили ямана.
Еще в середине прошлого века во всех трех племенах было 12 тысяч человек, но уже к 1880 году их оставалось немногим более 8 тысяч. Сейчас, когда я пишу эти записки, идет десятый год нового столетия, с 1880 года прошло тридцать лет – меньше одного поколения, а огнеземельцев осталось менее двух тысяч. Никто не может поручиться за то, что смерть остановится в своей страшной жатве. «Что будет дальше с нами?» – совсем недавно задал мне вопрос мой друг из племени о́на, Куанип. Я ничего не мог ему ответить. Он в свои двадцать восемь лет видел все, что творилось вокруг, и я не мог лгать.
Его жизнь день за днем – картины печали и горя.
Расскажу все по порядку.
Из всех частей архипелага остров Огненная Земля самый привлекательный. В центральной части и на севере можно встретить ровные безлесные низменности с прекрасными пастбищами. Длинношерстные и длинноногие бурые гуанако, похожие на овец, паслись здесь. Охота на них давала средства к пропитанию. Но гуанако все же не так много, и каждый род о́на имел свою охотничью территорию. Охотиться на территории соседа было самым большим преступлением.
На острове Огненная Земля, в долине Рио-Гранде, населенной прежде о́на, и родился мой друг.
Если идти на юг или на запад, можно достичь большой воды, которая плещется, ударяясь о высеченные из черного гранита утесы, венчающие берега острова. Всюду видны покрытые скалами острова или просто скалы, выступающие из морской пучины. Постоянные ветры согнули кроны деревьев. Их ветви вытягивались по направлению ветра и такими оставались навсегда. Даже в безветренную погоду кажется, что дует сильный ураган. Смотришь на изуродованные кроны, и чудится скрип ветвей. Величественные ледники спускаются с горных кряжей, еще больше оттеняя своей белизной черный гранит скал. Редкая птица находит здесь себе приют. Ветер, и еще раз ветер – вот кто второй владыка островов после гор. От ветра кустарники переплелись в такие сложные клубки, что там, где они плотно облепили участок пологого берега, можно идти по ним, как по дороге из пружин.
Однажды, когда я задержался, возвращаясь от мыса Горн к миссии близ Пунта-Аренас, уже поздно вечером, наше судно сделало вынужденную остановку у одного из островов, защищенного скалами. Ночная мгла спустилась мгновенно. Только что солнце еще шло к закату – и вдруг мрак. Ветер усиливался, волны поднимались, и судно стало подбрасывать, как щепку. Хорошо стоять в надежной бухте и наблюдать бушующую стихию. Видишь, во что может превратиться только слегка волновавшаяся поверхность проливов, и понимаешь, почему, несмотря на открытие Магелланова пролива почти четыреста лет назад, редкий корабль рискнет воспользоваться им.
Ночь всегда поглощает тусклые краски и настраивает на торжественный лад. Я не видел серой растительности и угрюмого спокойствия скал, кругом был мрак, над которым только небо, унизанное вечными светляками. Я долго всматривался в него, оно было особенным здесь, на краю земли. Увидев два четких туманных пятна близ Млечного Пути на фоне южного неба, я вспомнил и названия звездных систем – Магеллановы облака. Они на самом деле похожи на легкие облака, повисшие в небе, сквозь которые проникает свет дальних звезд. Я опустил голову. Но что это такое?
Прямо передо мной на скале противоположного острова мерцал огонь, дальше еще один. Я взял бинокль и стал смотреть во все стороны. Огни и огни. Они были дрожащими, еле заметными на трех—четырех островах или вдоль самого берега, или на отлогих склонах невысоких гор. Один огонек стал двигаться, то пропадая, то вновь возникая у противоположного берега. Затем он остановился и замер. Я уже хотел обратиться к капитану за объяснением, как вспомнил о кострах, которые видел у она и у их южных соседей – ямана. Постоянные костры горели у входа в жилище огнеземельцев или в самом жилище, согревая их и зимой и летом, если можно говорить о лете в этих местах, где климат круглый год почти не меняется, оставаясь влажным и холодным.
Добыча огня для огнеземельцев не представляет трудности. Огонь добывали они не трением – высекали его; кремень и огниво повсюду встречаются в этих местах, а в качестве трута используется мох или пух птицы. И все же ни одна семья никогда не гасила костра, если останавливалась в каком-то месте хотя бы на один или несколько дней.
Такие костры, точнее дым от них, увидел Магеллан, подходя к земле. Тогда было больше жилищ у огнеземельцев, больше было их самих, больше горело костров, и казалось, дым и огонь рассыпались очагами по земле острова. Эту землю он назвал Землей Дымов, а позже ее переименовали в Терра дель Фуего – Огненную Землю.
Блуждающему огню я тоже нашел объяснение.
Из всех скудных земных богатств Огненной Земли лучшее – пастбища с гуанако – достались племенам о́на; двум их соседям – алакалуф и ямана – природа оставила лишь океан. Его голубые поля стали основным источником их существования. О́на были охотниками за гуанако и собирателями кореньев, и колонисты нередко называли их «пешими индейцами». Алакалуф и ямана были охотниками на море. Они охотились на тюленей, выдр, ловили рыбу, собирали моллюсков, и пришельцы называли их «лодочными индейцами».
Это название более чем справедливо. Чтобы охотиться на море, надо иметь лодку. Орудия примитивные. Много не добудешь. Остров не перейдешь с одного конца до другого через скалы. Поэтому огнеземельцы, после ночного отдыха на земле, с раннего утра до позднего вечера бороздили океан вдоль скал в поисках того места на отлогом берегу, где в прилив вода выбрасывает на камни раковины моллюсков, а то вдруг и тушу кита.

Так проходили в поисках пищи на воде сутки, месяцы и годы, большая часть жизни.
Огонь вечно сопровождал охотников в их тяжелом пути. Он горел в центре лодки на специальном ложе, сделанном из земли и камней.
Для ямана лодка – самое большое богатство. Чтобы построить ее, надо потратить много труда, а в этих водах утлая ладья, сделанная из коры деревьев, могла служить самое большое полгода.
Лодки строили длиной 4-6 метров и около метра шириной. Для постройки такой лодки надо найти в лесах на горных склонах подходящие по величине деревья. Двое или трое мужчин снимали кору с дерева костяными скреблами, а чтобы она не переломилась, связывали ее ремнями. Если кора сломается, все надо начинать сначала. Приготавливали нужные куски коры, сшивали два, а то и три вместе. Какое надо иметь терпение и умение, чтобы так сшить лодку! Огнеземельцы брали вместо нитей китовый ус или тонкие прутья, вставляли их в проделанные костяным шилом отверстия. Нужно, чтобы отверстие было не больше толщины нити, и при старании это всегда получалось. Сшили куски коры – и лодка готова. Вся семья с детьми садилась в нее и начинала бороздить волны вдоль берегов.
Я смотрел в ту ночь на мерцающий огонь и страшился волн, которые могли опрокинуть ладью. Огонь замер. Наверное, все обошлось благополучно.
Тогда же я с некоторой симпатией подумал о колонистах. Они принесли с собой на эти острова железные орудия и показали огнеземельцам, как нужно делать долбленки – лодки, выдолбленные из ствола дерева, более прочные, чем их старинные лодки из коры. И это сделали колонисты – палачи тех же индейцев!
Однако я обещал быть последовательным.
Охотничья территория рода, в котором родился мой друг из племени о́на, проходила в двадцати – сорока километрах севернее левого берега Рио-Гранде. Жилище его семьи находилось тогда вблизи большого камня, стоявшего на восточной границе рода, западной границей были истоки реки. Сейчас здесь одна из ферм наследников колониста Джулио Поппера.
Мой друг Куанип родился в тот год, когда охота на гуанако была особенно успешной. Его отец, Нана – глава рода, после раздела шкур получил в свою долю шесть штук. Можно было сшить одежду на зиму и покрыть шкурами конусообразную хижину, где жила его семья вместе с семьей старшего брата отца. Гуанако давали все, необходимое племени. Мясо их шло в пищу. Шкуры, сшитые или просто наброшенные на одно плечо мехом наружу и подпоясанные, служили верхней одеждой. Из шкур шили меховые шапки в виде колпаков и кожаные сандалии. Две-три шкуры, сложенные вместе, зимой шли на покрытие хижины, которую летом от дождя покрывали листьями или ветвями.
Неугасимый очаг горел посредине хижины и разделял ее на две половины, предназначенные каждой семье. Мать Куанипа – вторая жена Нана, по возвращении домой с собранными кореньями часто уходила отдыхать к большому межевому камню, что стоял рядом с их хижиной. Он имел одну скошенную книзу сторону, так что получался навес от дождя.
Все кругом завидовали удаче Нана, у которого каменные наконечники стрел самые острые, из редкого для этих мест патагонского камня, а глаз меток и рука тверда. И место для жилища им выбрано удачно. По кругу росли четыре деревца, кроны их срезали, добавили несколько жердей – и получилось удобное жилище. Главным украшением в хижине был лук Нана.
Нана был смелый охотник, и, хотя он был молод, его уважали.
Мало семей жило в этой охотничьей местности. Но мальчики были здоровы и скоро могли стать юношами (их уже брали на охоту), девочки помогали матерям собирать хворост, съедобные коренья, выделывать шкуры. Все могло быть хорошо, но гуанако стало меньше и нередко суровый закон охотников нарушали пришельцы из других родов, охотившихся на чужих землях. Такая охота вела к вражде. Нана не хотел этих столкновений. Нужна ли война его народу, когда самым страшным врагом становился голод?
Что делать, если уйдут гуанако? Об этом говорили все охотники в начале сезона. «Надо объединяться, – думал Нана, – менять территории, идти на север, куда могли уйти гуанако, охотиться всем родом, если не двумя сразу, и делить поровну. Не разрешать охотиться в одиночку». Пожалуй, Нана был прав. Голод мог довести людей до отчаяния, и надо было что-то делать, чтобы спасти их. Постоянная тревога запала в его глубоких черных глазах.
Суровый и мужественный охотник, Нана был ласковым и мягким человеком. Последнее время он часто исполнял женскую работу за жену. Ведь она должна была скоро родить. У него еще не было сыновей, и он ждал сына. Жена уходила отдыхать к большому камню. Там у большого камня и родился сын Нана. Радостный отец посмотрел на малыша и воскликнул:
– Помните, люди, легенду о Куанипе, герое нашего народа? Его матерью была Красная гора, а отцом мыс Кааль. Когда он впервые пришел на землю, его спросили: «Кто ты? Кто породил тебя?» и он ответил: «Я сын камня!» – Нана улыбнулся. – Мой сын родился под большим камнем. Пусть он зовется Куанипом – сыном камня.
Когда Куанипу пошел шестой год, в доме с каждым днем все острее чувствовался голод. Отец ходил хмурым и, отправляясь со всеми мужчинами на охоту, пропадал неделями. Во всех хижинах женщины испуганно переговаривались. Ведь обойти всю территорию можно за два дня, но отсутствовать неделю? «А что если они начали охотиться на чужих землях?» – с ужасом думали оставшиеся дома и со страхом и нетерпением ждали возвращения охотников. Когда мужчины возвращались со скудной добычей, женщины внимательно прислушивались: нет ли погони? Но все было тихо. Проходило два-три дня. Кончались запасы, и мужчины уходили вновь.
В таком напряжении проходили месяцы, и хотя Куанип мало что понимал, общая тревога передавалась и ему. Он знал, что дома есть нечего, и бродил далеко от жилья в поисках съедобных растений. Затем мать сплела ему из трав силки. Он ставил их, надеясь поймать хотя бы какую-нибудь птицу.
Однажды двое охотников не вернулось вместе со всеми. Горе охватило все жилища. Люди ждали, что скажет Нана, и тот поведал обо всем.
Он и старшие охотники уже много дней замечали, что гуанако стало меньше в этих краях. Они решили пойти на север, к тем местам, с которых гуанако приходят на их территорию. Они шли несколько дней, но не обнаружили даже следов животных. На исходе пятого дня они увидели широкое пастбище. Вдали какие-то огромные квадратные хижины и пасущиеся в траве белые гуанако. Да, да, белые гуанако! Нана решил, что им померещилось. Но вот белые гуанако, переходя по траве, приблизились к ним. Нана огляделся. Уже больше десяти лет он не был в этой долине, где никто не имел права охотиться, за исключением особенных случаев, когда охотились мужчины всего племени. Он не узнал долины, и только деревья, камни и скалы напоминали ему, что он не ошибся. Один охотник не выдержал и выстрелил. Стрела сразила белого гуанако, остальные остановились и повернули назад. Тут только охотники увидели людей, совсем непохожих на она, в их руках были палки. Один наклонился над убитой гуанако, поднял стрелу и поднял свою палку. То же сделали другие. Раздался гром, и огонь вылетел из их рук. Охотник, стоявший в кустах рядом с Нана, упал. Его обжег огонь, шкура его накидки задымилась. Нана наклонился над ним, текла кровь. Ему стало жутко, но он не растерялся и спустил тетиву. Он убил человека с белым лицом и палкой.








