Текст книги "Камень Солнца. Рассказы этнографа"
Автор книги: Рудоль Итс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
– Замолчи, мать Дахчи, – резко крикнул Талас и что-то хотел еще добавить, но Дахча перебил его:
– Не ругай мать. Я все равно поеду в селение телесцев и выполню просьбу отца Айталины.
Пришла пора отъезда. Когда Дахча кончил пить чай перед дорогой, мать прошла в свой угол и открыла большой ящик. Прекрасная зеленая шелковистая ткань заструилась в ее руках.
– Давно уже твой дядя, Дахча, привез эту ткань из южных земель, чтобы ты подарил ее своей невесте. Это хороший подарок для девушки, Дахча... – И мать залилась слезами.
Река катила свои воды на северо-запад, и по ее течению легко было вести лодку. Осталась позади степь с редким лесом и низкий правый берег. Река то расширялась, то суживалась в своем русле. Правый берег на третий день пути стал постепенно повышаться и к вечеру уже нависал грозной громадой над Дахчой и его лодкой. На ночь Дахча приставал к берегу, но, встревоженный молчанием леса, покрывающего высокий угор, из осторожности не разводил костра. К исходу четвертого дня лес отступил чуть-чуть от берега и потянулся на восток. По всем приметам, о которых говорил Катугаас шаману, Дахча приближался к стойбищу Айталины. Еще нужно было обогнуть выступающий мыс, и тогда под сенью деревьев он увидит ее аил у трех громадных кедров. Дахча в волнении привстал в лодке, взмахнул веслом. Мыс стремительно приближался. Чья-то фигура мелькнула на берегу.
– Айталина! – крикнул Дахча. И в то же мгновение стрела впилась в борт лодки. Дахча резко пригнулся и выдернул ее. Оперение, как у стрелы Бюльдана, из перьев дохлого орла!
У каждого воина-телеута стрелы были с особым оперением, которое не повторялось у других. Особенно ценились перья горного орла или сокола, сраженного метким выстрелом. Но очень редко появлялись эти птицы над телеутской степью, да и летали они слишком высоко. Однажды Дахча скакал по степи и наткнулся на дохлого орла. Тело его разложилось, а перья пожухли от дождей и ветров. Никогда не возьмет телеут для стрелы перья дохлой птицы, и Дахча ускакал прочь. Вскоре ему удалось сбить парящего в небе сокола и украсить свои стрелы. Вернувшийся вслед за ним на стойбище Бюльдан гордо размахивал стрелами с орлиным оперением. Дахча попросил Бюльдана показать стрелу. Пожухлые перья дохлого орла! Дахча улыбнулся, но не стал позорить товарища.
Вновь послышался зловещий посвист. Дахча упал на дно лодки и вдруг услышал лай собак. Лодка огибала мыс, и впереди виднелся берег с восьмиугольным аилом под тремя кедрами. У входа в жилище стояла девушка, рука ее держала лук с вложенной стрелой, но она смотрела не на реку, а на берег, откуда в Дахчу летели стрелы и где не смолкал заливистый лай.
– Айталина! – громко крикнул Дахча, и девушка, стоящая на берегу, не опуская лука, повернулась к реке. Она громко свистнула, и тут же три громадных лохматых пса оказались у ее ног.
Дахча пристал к берегу и медленно стал подниматься на угор, неся перед собой сломанную стрелу Катугааса. Собаки грозно зарычали, когда Дахча оказался перед их хозяйкой. Молодой человек не решался поднять глаза, не решался отдать обломок стрелы. Он чего-то ждал. Густой, как песня, голос вывел его из забытья, он поднял глаза и застыл в изумлении. Девушка действительно была похожа на стройную лиственницу, распустившую по весне свои мягкие зеленые иглы. Глаза Айталины были большими, почти круглыми. Дахча видел только их на чуть продолговатом лице. Девушка удивленно глядела на пришельца. Дахча положил к ее ногам обломок стрелы, мешочек с бисером и зеленую ткань. Нет, Катугаас, не обманул его. Девушки прекрасней нет на земле, и это его, Дахчи, невеста.
Дахча плохо помнил, что произошло в те три дня, когда он наслаждался радостью видеть Айталину с утра до позднего вечера. По обычаю телесцев жених не входит в жилище невесты на ночь, пока она не позовет его, что означает ее согласие быть женой сватающегося. Дахча ночевал в лесу. И каждую ночь чья-то тень мелькала между деревьями, настороженно и злобно лаяли собаки. Вечером третьего дня открылся вход в аил Айталины, и она позвала Дахчу. Она протянула ему чашу с чаем, она дала ему выпить крепкой араки. На ней было зеленое шелковое платье, украшенное бисером на груди, рукавах и по подолу...
В доме завозились собаки: видимо, опять кто-то чужой подошел близко. Айталина подбежала к двери и распахнула ее. Три верных пса первыми выбежали на лесную опушку. Вдруг серый пес жалобно заскулил и как-то неуклюже сел на землю, остальные подняли лай. Айталина опередила Дахчу и подбежала к собаке, в спине которой торчала стрела с орлиным оперением. И в этот миг стрела впилась в грудь Айталины.
Дахча стремглав бросился в чащу без ножа и лука. От деревьев отделилась черная тень. Дахча узнал Бюльдана, и в этот миг стрела впилась ему в руку. Дахча рванул ее и устремился к Бюльдану. А тот бросил лук и помчался к реке – там осталась лодка Дахчи.
– Остановись! – крикнул Дахча. И в этот момент Бюльдан споткнулся и полетел с крутизны в воду.
Через пятнадцать дней Дахча вернулся в свой аил. В лодке лежало тело Айталины и ее серого пса. Две другие собаки охраняли хозяйку.
Каракас обещал юноше: когда смерть настигнет Дахчу, его похоронят рядом с Айталиной...
* * *
Правый берег Оби очень низкий. В половодье вода легко перекатывается через дюны, смещая их и меняя всю топографию местности. Вода и ветер рушат песчаные стенки холмов, обнажая древние погребения. Иногда ручьи талых вод вымывают на дорогу кости умерших, и нередко пустыми глазницами череп смотрит на высокий левый берег реки. Местные жители, которых из-за постоянных разливов реки все меньше остается на правом берегу, обходят стороной так неожиданно открывшееся кладбище.
На высоком берегу, первоначально вдоль небольшой протоки, а затем все вверх и вверх от века к веку разрасталось село Вяткино. Сюда в пределы степного Алтая двести-триста лет назад переселялись из Вятской и Костромской губерний русские крестьяне в поисках привольных и свободных земель.
Первые русские поселенцы не встретили коренных жителей края. Нет никаких ощутимых влияний культуры алтайцев в быту и промыслах русских села Вяткино, как обычно бывает в тех местах, где пришлое крестьянство соприкасалось с прежними и первыми поселенцами. Заманчивая задача – выяснить: кто же жил в этих местах? Кто оставил могилы, ежегодно вскрываемые весенним паводком?
Небольшой отряд ленинградских этнографов вместе с косарями каждое утро переезжал из Вяткино на ту сторону Оби. У дюн их дороги расходились. Вечером, когда сенокосная бригада возвращалась домой, этнографы возвращались тоже. Стояли жаркие дни середины июля. С полудня до трех часов дня работать нельзя – солнцепек. Перерывы долгие. Но ни песен, ни шуток не слышно от дюн. Уже пятый день раскопки древних могил, которые, по рассказам старожилов, так щедро показываются случайному путнику по весне, не давали успеха. Их просто не было – этих древних могил. Уже обрушены стенки трех самых больших дюн. Найден явно захороненный череп коня (а коня всегда хоронили и древние скифы и древние алтайцы вместе с погибшим или умершим хозяином), но самих могил, останков тех, кто жил в этих затопляемых местах почти девятьсот лет назад, нет. Ребятам наскучило тщательно расчищать каждое темное или ржавое пятно – признак органического разложения либо кострища. Такой след может оставить и случайная ветка, и корень дерева.
На шестой день Дмитрий – начальник отряда, перепоручив дела студенческого коллектива второкурснику Володе, пошел обследовать "огромное", как говорили вяткинцы, кладбище у Клепиково. Поздно вечером он вернулся. На том месте искать нечего. Кладбище двухвековой давности, русское, видимо, старообрядческое. Старообрядцы давно уже ушли из этих мест на восток.
И все же на седьмой день работы были перенесены на небольшой выступ в протоке Оби у деревни Камышенки.
– Ура! Череп! – закричала Валя. Пронзительный крик долетел до лагеря. Дмитрий с ребятами побежали к раскопу. Под тонким слоем забуревшей от времени бересты (берестой обычно покрывали или заворачивали в нее умершего) угадывался четкий абрис черепа.
Кричала Валя, обычно спокойная и неразговорчивая, шумно радовалась своей удаче. Ее можно было понять – почти полмесяца ребята на жаре всаживали лопаты в легкий песчаный грунт и, углубляясь до материковой стерильной почвы, где нет никаких следов жизни или смерти человека, выкидывали на поверхность из раскопа многие кубометры земли. Грунт легкий, песчаный, но зато его легко развевает ветер, песчинки лезут в глаза, они всегда на зубах, их полно в пахнущем дымом чае, и в похлебке из консервов, и в традиционной гречневой каше. Полмесяца не дали практически никаких находок и превратили ежедневный землекопный труд в обязательный, но безрадостный урок, и в маленьком отряде кое-кто у вечернего костра часто теперь предавался унынию.
Ребята-этнографы участвовали в первой в своей жизни экспедиции, проходили первую археолого-этнографическую практику, далеко от дома, в непривычных условиях быта, и жили той работой, которую многие воспринимают как удачный романтический поиск золотых диадем, серебряных кубков, мраморных изваяний или пергаментов с таинственными письменами. Будни намного тяжелей и приземленней. Бывает, что за весь сезон археологи так ничего и не найдут путного, хотя и перекопают горы земли. И все-таки поиск не кончается, поиск прошлой истории, умерших жизней и судеб. Дмитрий – начальник отряда, единственный, кто точно знал, чего следует ждать от могильных холмов у Обской протоки, и то ходил понурив голову, и поэтому лицо становилось не просто озабоченным, но и хмурым. Дмитрий ждал, что оружие или орудия труда, одежда или конская сбруя, скрытые под земляной толщей, расскажут о неизвестном еще историкам-этнографам периоде жизни древних алтайцев, отстоящем от наших дней на восемь-девять веков. О предмонгольском времени степного Алтая.
Ребята поначалу жадно ловили рассказы Дмитрия, слушали его предположения и усердно старались найти хоть что-нибудь, что помогло бы раскрыть вековую тайну. Но шли дни, и просто изнурительный труд, просто усталость приводили к тому, что обычно у вечернего костра сидел один Дмитрий. Иногда к нему подсаживался Большой Володя – рослый белобрысый юноша. Володю звали Большим, так как в отряде был еще один Володя – чуть пониже ростом, в очках, с темными аккуратно подстриженными волосами, с выражением злого упорства на лице, которое особенно проявлялось в тот момент, когда он бросал трехсотую лопату земли из своего идеально расчищенного, но, увы, пустого раскопа. Володя-маленький считал число лопат или вслух, или про себя. Он был аккуратным, но в тот год ему явно не везло. Валя копала совсем рядом, и у нее оказалась первая находка.
Весь отряд собрался у раскопа, в яме которого, опустившись на колени, Дмитрий ножом осторожно расчищал захоронение. Под берестяной покрышкой лежал желтый скелет воина. Нож, наконечники стрел и копий были погребены рядом с ним. Валина находка подняла настроение, и, хотя следующий день не принес успеха, ребята работали с азартом. Дмитрий задумчиво ходил по раскопу, надеясь определить возможное размещение могил. Прошел еще день. Утро семнадцатого июля – день рождения великого русского этнографа Миклухо-Маклая, ставший днем этнографа, – должно было быть утром выходного дня, но ребята отказались от отдыха и ушли после завтрака на раскоп. К полудню трое наткнулись на захоронения. Через неделю было раскопано и расчищено более двух десятков могил воинов, причем некоторые из них были захоронены вместе с конем.
При раскопах уже были обнаружены стремена и седла, конская сбруя, украшенная металлическими бляшками, кое-где сохранилась деревянная утварь. Были найдены остатки лука, колчана и даже верхней одежды. Некоторые могилы, подобные обнаруженной в первый день, перекрывали древнейшие захоронения бронзового века с богатым бронзовым инвентарем – оружием и орудиями труда.
От расспросов ребят никуда не деться. Нужно как-то осмыслить собранный материал и рассказать студентам о своих предположениях. Дмитрию еще многое было неясно, кроме одного, – могильник дает материал по этнической истории самого «темного периода» в истории алтайских народов, периода, непосредственно предшествующего монгольскому завоеванию этих просторов. Сопроводительный инвентарь – то есть то, что было положено в могилу с умершим, – несомненно, представлял культуру прямых предков современных телеутов, одного из племенных подразделений алтайцев. Захоронения бронзового века свидетельствовали о длительном обитании здесь человека. Соображения очевидные, но как объяснишь, что в одной из телеутских могил лежит довольно хорошо сохранившийся лук, но не тюркского, а монгольского типа? Монгольский тип в домонгольский период? Было над чем поломать голову.
– Дмитрий, вы, возможно, ошиблись в датировке могильника, – произнес Саша несколько менторски и безапелляционно, когда за обычным вечерним костром Дмитрий не спеша подводил итоги прошедшего дня.
Иронические и немного удивленные взгляды обратились к Саше. Ребята притихли.
– Вы предполагаете, что могильник домонгольский, а он на самом деле монгольского периода, – Саша гордо тряхнул шевелюрой: волосы постоянно падали ему на лоб и лезли в глаза.
Дмитрий начал объяснять, что в монгольское время не только один лук мог попасть в могилу, но и другие предметы монгольского быта; что находка лишь одной вещи из сопроводительного инвентаря говорит о первых контактах древних алтайцев с монголами, а не о завоевании последними первых. Возможно, Дмитрию удалось убедить Сашу, но причина появления лука монгольского типа в телеутской могиле оставалась неясной. Можно было строить любые предположения, придумывать события тех дней и той, давно ушедшей, жизни. Если бы только один лук задавал загадку. Отряд натолкнулся на большой могильник, и «отчего?» и «почему?» приходили снова и снова.
И лишь одна Аня – человек удивительно упрямый и самовольный – нарушила строгие правила. Уже давно погасла вечерняя заря и все ребята вместе с Дмитрием покинули раскоп, а она, освещая себе фонариком захоронение, продолжала осторожно расчищать его. Так уж случилось, что всем девушкам в отряде повезло больше, чем ребятам. Валя первая наткнулась на могилу, Оля нашла захоронение с луком монгольского типа, а Аня вскрыла необычно богатое и странное захоронение. Она никому не сказала, что привлекло ее внимание, и пыталась тайком продолжать работы, не дожидаясь утра. В третий раз Большой Володя приходил за ней из лагеря, и только суровый голос Дмитрия заставил ее прекратить расчистку.
Утром, когда лучи солнца ударили в могильную яму, в захоронении, вскрытом Аней, заблестели россыпи бисера. На костях сохранились большие куски зеленого шелка – следы истлевшего богатого одеяния. В ногах погребенной – по костяку было ясно, что это молодая женщина, – была захоронена собака. Когда все погребение удалось расчистить, оказалось, что оно находится рядом с той могилой, где Оля нашла лук монгольского типа.
Большой Володя сделал несколько взмахов лопатой рядом с женской могилой и вскоре уткнулся в берестяную покрышку – еще погребение.
Через день этот участок могильного поля был вскрыт полностью. Можно было отчетливо видеть три погребения – пожилого мужчины с луком монгольского типа; молодой женщины, чья погребальная одежда из зеленого шелка была украшена бисером; молодого мужчины-воина, который носил пояс, сделанный из волчьей шкуры. В ногах первых двух были погребены три собаки, а рядом с молодым воином – конь.
Отряд этнографов проработал на берегу Обской протоки почти два месяца. Он не нашел ни царского клада с серебром и золотом, ни мраморных изваяний. Он нашел то, чего никогда не находили в этих алтайских районах. Дмитрий радовался удаче: восстановлена частица жизни древних телеутов перед монгольским завоеванием края.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В одном из старейших этнографических музеев мира – Петровской Кунсткамере – более четверти тысячелетия собирают и хранят, изучают и показывают подлинные предметы культуры и быта различных народов. У этих свидетелей человеческого таланта два исконных врага – злая воля людей и время.
Стремителен взлет культуры каждого народа нашей страны, а древние истоки этой культуры – вещественные памятники старины: древние крепости и остроги, курные избы и замысловатые предметы прикладного искусства, примитивные орудия труда и хрупкая утварь – под влиянием времени разрушаются.
И все же время над многим не властно. Оно не властно над приходящими из прошлого памятью и опытом людей. Многое из того, что можно увидеть в залах и витринах старинного здания на Неве, не поддалось течению времени. Напротив – время стало свидетелем и обличителем зла...
Уничтоженные самобытные культуры, истребленные народы – таков путь колонизаторов во всех частях света. Особенно бесчинствовали они на островах великих океанов, в Африке и в обеих Америках. Колонизаторы направляли удар не только против сравнительно небольших народов, – таких, как огнеземельцы или жители Гавайских островов, – но и против многотысячных племен.
Настало другое время, о котором мечтали лучшие люди нашей планеты, ради которого они шли на бой, жертвуя своей жизнью.
С новым веком, веком Коммунизма, идущим по странам Земли, сильнее стали люди, которые ничего не хотят ни забывать, ни прощать, которые ведут священную борьбу за мир и свет, против войны и мрака.
* * *
В разных странах мира ту науку, для которой музейный экспонат становится документом, называют по-разному: этнологией, антропологией, этнографией. Изучать историю и быт иных народов ради того, чтобы научиться ценить творчество человека и уважать его независимо от расы или цвета кожи; узнавать обычаи и верования, иной язык и иные легенды; быть все время в пути и поиске, каждый день обретать новых друзей, – таков завидный удел этнографа. Мне кажется, что специальность наша – одна из самых гуманных. Все, что мы делаем, мы делаем ради людей – и живших и живущих. Весной ли, осенью, зимой или летом – в любое время года мои товарищи укладывают походное снаряжение и отправляются в путь.
Позавидуйте этнографам! Может быть, иногда им, уставшим от холода и едкого дымокура, чуть-чуть обидно, что они не у Черного моря. Однако где бы ни были этнографы 17 июля, в день рождения своего замечательного предка, великого путешественника и гуманиста Н. Н. Миклухо-Маклая, – в степи, пустыне, тайге или на широких речных просторах России, – они отмечают свой день, День этнографа. По традиции в этот день у дальних костров и таганков память восстанавливает прожитое и пройденное. Как много еще надо рассказать людям о них самих...
Нет, этнограф вовсе не искатель приключений. Он всегда в поиске обычного. Но в этом обычном – история народов, их культура, их жизнь, в этом обычном – биение жизни ушедших поколений. И через предметы материальной культуры в сознание приходит гордость за Человека, освоившего Землю, столь различную на своих географических широтах.
Ленинград – Кызыл – Туруханск – Алтай – Колыма – Ленинград
1962—1972
Рисунки Ю. Киселева
В Кунсткамере – Музее этнографии и антропологии Российской Академии Наук – хранятся уникальные экспонаты, рассказывающие о жизни и быте народов всех континентов. Почти у каждой вещи, которую посетитель может видеть в музее, есть своя интереснейшая история. «Биографии» некоторых экспонатов и легли в основу сюжетов увлекательных рассказов ленинградского этнографа Р.Ф. Итса.
Итс Р. Ф. Камень Солнца. Рассказы этнографа. Рис. Ю. Киселева. Л., «Дет. лит.», 1974. 175 с. с илл.
Сборник приключенческих научно-художественных рассказов о культуре, истории и борьбе народов Земли против ига колонизаторов.
