Текст книги "Любовная игра. Книга вторая"
Автор книги: Розмари Роджерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
32
Разве ей не следовало догадаться еще до того, как они оказались в тени и прохладе, куда он ее приведет? Сара мельком увидела свое отражение в одном из зеркал, мимо которого он быстро провел ее. На нее смотрело совершенно незнакомое лицо, раскрасневшееся от загара, со спутанными ветром волосами, а пропитанная потом шелковая рубашка плотно облепила грудь. Она была похожа… похожа…
Сара попыталась вырвать свою руку из его сжатых в цепкой хватке пальцев.
– Перестаньте тащить меня! Разве вы не понимаете, что я хочу… Что мне надо принять ванну и переодеться? Я вся вспотела.
– Да… должен признаться, что я не мог не заметить этого, особенно если учесть ваше презрение к нижнему белью! Уверен, что улыбающийся Анджело это тоже заметил. Ваше присутствие, несомненно, временами отвлекало его внимание так, что он забывал о своем намерении спровоцировать серьезную ссору.
Они остановились у двери, ведущей не к ее, а к его комнатам, и она снова попыталась вырваться.
– Вы говорили, что не желаете видеть меня в своих комнатах! Мне кажется, что именно вы перегрелись на солнце!
Когда дверь открылась, он повернулся к ней и посмотрел так, что ей захотелось убежать.
– Представьте себе, что любопытная маленькая жена Синей Бороды сказала своему мужу то же самое, прежде чем он ввел ее в свои комнаты.
Он рассмеялся громким раздражающим смехом, когда увидел выражение ее лица.
– Dio! Я начинаю думать, что у вас достаточно живое воображение, чтобы вообразить все что угодно. Во всяком случае добавьте к картине, явно появившейся в вашей голове, знаменитую сестру Анну, которая проводит время, высматривая через окно спасителя!
Он втащил ее в свой безобразный офис и захлопнул за ней дверь. Синяя Борода, который не хотел, чтобы его семейные тайны знал посторонний.
Было похоже, что Марко просто прочитал ее мысли. Он отпустил ее и небрежно запер дверь, иронично приподняв бровь.
– И кто, вы надеетесь, спасет вас? Анджело, вероятно, предложивший вам покататься на его мотоцикле? Вы вдвоем, кажется, спелись! Такое впечатление, что вы уже знали друг друга. Это возможно?
Конечно, он не мог знать! И она была уверена, что не выдала себя. Он догадывался. Он… ревновал! Нет, глупость. Такое невозможно. Только не Марко. И все же опьяняющее чувство внезапно забурлило в ее венах, как толчок адреналина, благодаря чему она смогла нетерпеливо пожать плечами, умышленно отворачиваясь и поигрывая ножом для разрезания бумаги на его столе.
– О, небеса! Да каким образом и где я могла бы встретить вашего милого брата. Он очень на вас похож, знаете ли?
Она повернулась к нему, внимательно глядя в его резкое яростное лицо. На этот раз она не отступила:
– Скажите, ради Бога, мои слова не взбесили вас?
– В конце концов, вы братья… сводные братья, – быстро поправилась она и, не дрогнув, услышала его рычание.
– Теперь мне хотелось бы знать, откуда вам это известно. Я не припомню, чтобы ваш последний обожатель называл меня иначе как братом!
Он почти выплюнул последнее слово и свирепо ждал ответа.
– О, ну!.. Это была верная догадка, не так ли? Я имею в виду, что не совсем глупа, даже если бы не знала, благодаря вам, какие здесь феодальные порядки. У вашего отца, должно быть, была девушка в деревне – это обычная история, я уверена. Ответ вас удовлетворяет?
Сара, не моргнув, встретилась с ним глазами, хотя сердце ее начало биться, подобно барабану. Он ревновал! Инстинкт ясно говорил ей это, даже если ум хотел шарахнуться в сторону от такой возможности.
– Я уже знаю, что ложь крайне легко слетает с ваших уст. И что у вас быстрый и живой ум. Откуда мне знать, когда вы лжете, а когда нет?
Его голос стал более низким и хриплым, а глаза, казалось, потемнели и наполнились тенью, став неясными и скрывая от нее его мысли. За ее спиной стоял стол, удерживая ее в ловушке, а его глаза тем временем начали умышленно медленное путешествие от ее лица вниз, к облепленным мокрой рубашкой грудям с крепкими сосками, которые вздымались от ее взволнованного дыхания.
Пожалуйста, нет! – хотела умолять Сара, в ней поднялось чувство отчаяния, как у попавшего в ловушку зверька, и дыхание почти прервалось. Ее горло, как и все неподвижное тело, казалось парализованным. Он стоял так близко, что она могла почувствовать жар, исходящий от его тела, и все же, отпустив ее кисть, он не трогал ее.
Ему и не надо было делать эго, поняла она с охватившим ее чувством отчаяния.
Его глаза ласкали ее. Повсюду, там где ранее касались руки, заставив вспомнить об их близости, и она внутренне беспомощно вздрогнула.
– Diletta! Diletta! Tentatrice… maliardo… [33]33
Tentatrice; maliardo – искусительница; колдунья, волшебница ( ит.).
[Закрыть]
Она знала, что он называет ее искусительницей и обворожительной женщиной. Он называл ее Дилайт. Но даже это не имело больше значения, когда она подвинулась к нему и почувствовала, что ее тело крепко прижато к его. Она сделала то, чего никогда в жизни не делала до этого; схватила его голову и наклонила ее так, чтобы их губы встретились, и он поцеловал ее снова, дико и почти сердито.
Ни стыд, ни гордость не имели в этот момент никакого значения. Он наконец обнял ее, и их тела соприкоснулись, слепо устремившись друг к другу через одежду. Глухо пробормотав проклятия, он поднял ее и положил на стол, не обращая внимания на неубедительные протесты.
– Я хочу тебя. Delitta mia, mi desiderio [34]34
Mi desiderio – мое желание ( ит.).
[Закрыть]. И я хочу тебя сейчас! Не борись со мной…
Он сунул руку в глубокий вырез красной рубашки и ожесточенно рванул вниз, чтобы обнажить ее груди, его рот двигался по ним медленно и осторожно, затем он остановился и задержался на крайне чувствительных сосках, услышав, как она сначала нежно застонала, а затем громко вскрикнула, когда его зубы слегка прикусили сначала один сосок, а затем другой. А потом, все еще стоя между ее ногами, он в сердитом нетерпении нащупал ее пояс, непослушную молнию, в бешенстве рванул – и джинсы были с нее сорваны.
Она не могла вспомнить, что случилось после, за исключением того, что это было дико и бурно, как летняя гроза, заглушая все, кроме ощущения внутри нее, которое росло и увеличивалось. Сара ожидала удара острого серебряного меча, чтобы он разрубил ее надвое и освободил… и затем оставил дрожащей с последствиями раскатов, подобно грому, затихающему и ворчащему где-то вдали, напоминающему резкость его голоса, когда он называл ее: «Diletta, Diletta…» – и его проклятия смешивались с нежностью.
Сара чувствовала, что она как будто вернулась из дальнего путешествия, вероятно, с другой стороны реальности, перед лицом которой ей становилось неловко за себя. Особенно теперь, когда ее холодный разум так быстро возвращался к ней. По мере того как в ее теле исчезали отголоски чувств, она с изумлением начинала осознавать, что снова в состоянии думать. И, поразмыслив, почти сразу же сказала себе, что больше подобное не повторится.
Женщина, которая так неистово, распутно предлагала себя, безусловно, не могла быть ею, прагматичной Сарой, которая всегда обо всем думала заранее. Все, что ей надо было сделать…
Все, что ей надо было сделать, это повернуться к нему лицом…
Она вздохнула, касаясь губами уголков его сурового, неулыбчивого рта. Его рука крепко сжала ее шею. Сара чувствовала очаровательное изнеможение и покладистость. Она больше не была такой сердитой, как раньше.
– Какая ты пылкая аморальная маленькая девчонка!
Его резкий голос вырвал ее из состояния блаженства.
– Даже когда ты достигала вершин непринужденности, ты заставляла меня гадать, о ком и что ты фантазируешь, крепко закрыв глаза. Довольно ли с тебя, гадал я? Неужели достаточно одного мужчины для женщины, подобной тебе?
Он взял ее, как она поняла позже, даже не раздеваясь, но уже после он грубо поднял ее и отнес в свою затененную комнату, без особого внимания или нежности положив на постель, и тогда наконец разделся, чтобы присоединиться к ней. Он почти накрыл ее тело своим и грубо пододвинул ее к себе, позволив своим рукам скользить по ее спине с собственнической медлительностью, смакуя свои движения, касаясь, осязая, сминая ее нежную шелковистую кожу, наконец он добрался до ее густых волос и почти неохотно поигрывал ими.
– Ну? – раздражающе произнес его голос. – Где твой обычный острый ответ, Diletta mia? Или ты слишком ошеломлена тем, что находишься в постели Синей Бороды?
Сара поморщилась, потому что он слегка потянул ее за волосы, и почувствовала раздражение из-за того, что было нарушено ее настроение довольства и усталости. Ее сердце замерло перед тем, как она сказала с холодной любезностью:
– Как же мне не быть ошеломленной, когда ты судишь меня так безжалостно?.. Но должна ли я отвечать на все твои вопросы? Ведь если к ответам относятся враждебно или недоверчиво – тогда… зачем тратить время на разговоры, как всегда говорила моя мама?
Конечно, всегда оставался шанс, что он, возможно, и на этот раз оставит ее в живых… И когда его руки выпустили ее рассыпавшиеся волосы и он в раздумье коснулся ее шеи, мысли у нее замерли вместе с дыханием.
Почти презрительно он слегка задел большим пальцем пульсирующую жилку.
– Действительно, зачем тратить время на разговоры? Что ты предлагаешь в качестве альтернативы или надеешься выгадать? Ты заставляешь меня задавать себе вопросы, на которые мне следовало бы уже иметь ответы. Например, почему иногда ты, как мед, и говоришь так тепло, сладостно, нежно, а в другой раз, как уксус, и даже вдвое кислее!
Теперь его пальцы захватили ее горло, но очень легко, почти не касаясь кожи. Сара лежала очень тихо, не произнося ни слова, но, как ни странно, без боязни глядя в его потемневшее, замкнутое лицо.
Она ощущала, как будто впитывает и каким-то таинственным образом осознает гнев и горечь, с которыми он нападал на нее. Впитывает и таким образом ослабляет их.
– Ну? – Его голос стал грубее и резче, и, казалось, он с усилием заставил себя передвинуть свою руку на ее плечи. – Разве тебе нечего больше сказать, пока ты лежишь так и глядишь на меня своими безжалостными, зелеными, как нефрит, глазами, которые никогда ничего не выдают? Тебе лучше ответить мне на этот раз, per Dio [35]35
Per Dio – ради Бога ( ит.).
[Закрыть]!..
– Что ты хочешь, чтобы я сказала?
– Правду, для разнообразия. Почему ты так много лжешь?
– Потому что ты ожидаешь от меня, чтобы я лгала, конечно. Если я скажу тебе правду, ты не поверишь мне. Итак…
Удивленная тем, что ее голос звучит так спокойно и почти беспристрастно, она пожала плечами, сопротивляясь давлению его рук.
– Итак… поскольку мы вовлечены в эту очень искреннюю, очень интимную беседу, почему бы тебе ради разнообразия не попытаться быть, хоть один раз, правдивой? Я уверяю, что ты не шокируешь меня. – Он обманчиво слегка коснулся ее губ своими за мгновение до того, как бросил небрежно: – Например, мне кажется, что тебя и Анджело что-то связывает.
– Анджело? – повторила она нерешительно и была вознаграждена тем, что он ехидно фыркнул.
– Да. Тот парень со спрятанным мотоциклом. Как он его назвал?
– «Хонда», мне кажется. О да, он был очень мил и добр, как мне показалось. Он смотрел на мой синяк, и я чувствовала, что меня это совсем не смущает. А вас? Вы думаете, что Анджело тоже бьет своих женщин? Если да, то я, конечно, не захочу кататься с ним на мотоцикле. И, вероятно, Карло также не одобрил бы этого, как вы считаете?
– Ты…
Оскорбительная, сказанная им шепотом непристойность, которой он почти кусанул ее, казалось, еще вибрировала между ними, когда он резко произнес:
– Карло! Если ты умна, ты не станешь больше упоминать о нем, ибо мы оба уже давно знаем, что Карло не для тебя, а ты не для Карло; у него еще нет достаточного опыта, чтобы обращаться с такой хитрой, искушенной молодой сукой, как ты! А что касается Анджело… зачем тратить время на размышления? Ты не поедешь с ним кататься на его новенькой «хонде», и вообще – ты вряд ли снова его увидишь, разве что во сне или в своих чувственных мечтах!
– Что вы имеете в виду, я не… я полагаю, что именно вы-то и живете в вымышленном мире прошлых столетий, окруженный женщинами-рабынями, которых вы или купили, или взяли силой. Я увижусь с Анджело, если мне захочется, – мне наплевать на ваши возражения. Вероятно, несмотря на ваш пистолет и грубые пустые угрозы, вы на самом деле боитесь его и того, что он олицетворяет, ведь Анджело ваше alter ego [36]36
Alter ego – второе «я» ( лат.).
[Закрыть], не правда ли? Только он был рожден любовью, а не чувством долга, как…
Она вовремя сдержала сердитый поток слов, которые предназначались для того, чтобы бранить, и ранить, и… обидеть.
– Почему ты остановилась? – спросил он очень спокойно, хотя в его голосе чувствовалась угроза, заставившая замереть ее дыхание. – Продолжай, предмет тебя, кажется, занимает. Анджело, дитя любви, ты находишь его милым и, кто знает, каким еще – учитывая, что он был дерзок до того, что пригласил тебя проехаться с ним на мотоцикле… куда только, хотел бы я знать?
– Я думаю… – Сара пыталась унять дрожь в голосе, потрясаемая чувствами, в которых еще не могла разобраться. – Я думаю, что нам не стоит рассуждать об этом, знаете ли? Анджело на самом деле интересуется не мной, он – один из фанатов Моны Чарлз. Разве вы не заметили, каким ласковым голосом он называл ее несравненной. Я привыкла к этому – и могу учуять за милю преданных почитателей мамы Моны!
– Ах да… у всех нас есть матери, не так ли? И ведь вас также называют ее любимым ребенком. Дилайт, Diletta mia… «О луна моего наслаждения…»
Он произнес цитату с язвительной насмешкой, навалившись на нее всем телом, и лег между ее бедрами, несмотря на запоздалые попытки оттолкнуть его. Опершись на локоть, он одной рукой касался ее волос, а другая его рука скользнула вверх и вниз по ее потному телу, задержалась на бедрах и со сводящей с ума медлительностью двинулась к изгибу ее грудей.
– Прекратите!.. – Сара безуспешно попыталась оттолкнуть его. – Я… я… нет надобности.
– Ради Христа, замолчи! – Его голос ударил ее так же дико и резко, как ранее он ударил ее по лицу. – Надобность есть, и ты это хорошо понимаешь, лицемерка, Diletta!
– Я… не хочу… чтобы ты называл меня так!
– Не называл твоим именем? Но я могу придумать другие имена, которыми буду называть тебя, если хочешь. Возможно, что-то подобное возбуждает тебя?
– Еще меньше, чем изнасилование!
– Я тебя еще ни разу не изнасиловал!
Он внезапно неприятно рассмеялся, скользнув руками вдоль ее тела, и схватил ее за кисти рук.
– Я думаю, что любому мужчине было бы не слишком сложно пробудить твое желание. Показать тебе, как?
Ему и не надо было показывать, подумала Сара в отчаянии еще до того, как он начал. Она превратилась в извращенную мазохистку, и ее тело уже хотело его, заставляя прильнуть к нему.
– Abbracciami [37]37
Abbracciami – обними меня ( ит.).
[Закрыть], Dilletta! Поцелуй меня гак, как поцеловала бы любовника, которого выбрала сама… мужчину, который не знает, кто ты такая, и может быть вовлечен в ловушку твоим нежными, чувственными губами…
Она хотела поцеловать его! Зачем бороться против совершенно нормального естественного порыва? У нее еще будет время ненавидеть и презирать себя за то, что она стала такой, как он ожидал, как он и хотел. На минуту ей показалось, что она способна реагировать только инстинктивно и бездумно, когда она обняла его, чтобы прижаться к его упругому, взволнованному телу, целуя его так, как он потребовал.
33
Дни проходили за днями – теперь Сара умышленно и сознательно не рассуждала сама с собой и не пыталась анализировать. Она стала совершенной гедонисткой – избалованной одалиской, для которой сераль был не тюрьмой, а наслаждением. Почему бы нет?
Поддавшись тому, что было, конечно, чистой похотью и ничем более, Сара часами лежала обнаженная под солнцем на своей личной террасе, не думая ни о чем особенном, в то время как солнце окрашивало ее кожу. Никто из слуг, даже Серафина, не приближались, чтобы не помешать ей в это время; но изредка она чувствовала внезапную прохладу его тени, падавшей на ее тело перед тем, как он присоединялся к ней, чтобы предаваться любви под солнцем и бесконечной голубизной неба.
Иногда он приходил к ней, когда она принимала ванну, а иногда относил ее туда сам. Порой вместо того, чтобы обедать в столовой, он приказывал принести еду в ее комнаты и ел вместе с ней – временами настаивая на беседе, а временами только глядя на нее и не говоря ничего, кроме нескольких коротких слов перед тем, как поднять ее со стула и бросить в постель. Тогда он, казалось, наслаждался тем, что срывал с ее тела все, что на нем было, за исключением своих собственных подарков – тонкой золотой цепочки, опоясывавшей ее бедра, с кулоном из рубина, закрывавшим пупок, и браслетов на щиколотках, которые представляли собой крошечные рубины на тоненьких золотых петельках. Символы рабства? Она заявила ему об этом во время вспышки гнева, от которого заблестели ее глаза, когда пыталась оттолкнуть от себя подарки. Пусть и поддавшись его гипнотическому влиянию, Сара все же сохранила достаточно здравого смысла и не желала становиться маленькой qiocattolo – его игрушкой.
– Но ты и есть игрушка! – насмехался он над ее внезапным гневом, перевернув ее на живот и удерживая внизу тяжестью своего тела, пока небрежно застегивал замок рубиново-золотой цепочки. – Почему бы мне не присоединиться к другим, которые играли с тобой когда-то? У тебя есть на это ответ?
Она беспомощно почувствовала его руку на своей щиколотке.
– Прекрати! Ты – чертов негодяй! Толкаешь меня, принуждаешь! Я тебя ненавижу!
– Неужели? Тогда ты ненавидишь меня недостаточно сильно, bimba.
Это слово, означающее «маленькая девочка – ребенок», было произнесено с такой презрительной резкостью, что заставило Сару вздрогнуть, несмотря на то что во время долгих часов, проведенных под солнцем, она была очень строга к себе и мысленно поклялась оставаться холодной. Как можно согласиться с фактом, что ее тело хочет этого невозможного, ненавистного, высокомерного мужчину? Конечно, чувства здесь ни при чем. Откуда им быть? И она ненавидела его – бессовестного ублюдка с черным сердцем! Ненавидела недостаточно сильно, это правда! Почему она… Она…
В ее действиях, точнее, в отсутствии действий, не было ничего прагматичного или даже логического. Почему она оставалась здесь на этих унизительных условиях, к которым он принудил ее, когда она могла в любое время легко освободиться, просто сказав правду? Он бы разозлился, мог ударить ее в гневе, как он уже сделал однажды. Но в конце концов он, конечно, отпустил бы ее, и все было бы кончено, а с течением времени, показалось бы забавной, довольно рискованной историей, которую можно было бы рассказать нескольким близким друзьям или включить в свои мемуары.
Ну, Сара! Ты знаешь, что рано или поздно он обнаружит это, так почему бы не избавить себя от страданий и не признаться во всем сейчас? До того, как он снова приблизится своей звериной походкой, которой он может моментально пересечь комнату… и до того, как он коснется тебя, и уничтожит… а ты беззащитна. Ты ведь ненавидишь его насмешливый бранящийся голос, думала с раздражением Сара. Почему она не может контролировать свои чувства?
Солнце стало почти невыносимо горячим, вынуждая ее с неохотой передвинуться в тень – в темноту и прохладу. Войдя в свою комнату, Сара помедлила на пороге, пока глаза опять смогли видеть. Первое, на что упал ее взгляд, была она сама, отражавшаяся в зеркале на стене и выглядевшая… выглядевшая как какая-нибудь дикая полинезийская принцесса с густой гривой волос и загорелой кожей, которая теперь была такая же смуглая, как и его. В ее облике появилось нечто хитрое и одновременно примитивное, чего она никогда не открывала в себе раньше, и обнаружила сейчас, стоя обнаженная в полутьме, озаряемая солнечным светом, горящим за ее спиной и обтекающим ее, чтобы отразиться на стене с почти невыносимым блеском.
Она была здесь потому, что хотела быть. Потому что она хотела… Ум Сары хотел мгновенно стереть эту мысль. Забыть о желании. Даже если оно, казалось, превратилось в потребность. Не будем обращать внимания на временное заблуждение. Поморщившись, Сара внимательно изучала свое отражение. Она, вероятно, немного похудела. В бедрах, возможно, но больше нигде, и уж, конечно, не в груди. Слава Богу, у нее крепкое, гибкое и сильное тело. Атлетическое тело, тогда как Дилайт была всегда, ну, более сладострастной. На большом, в человеческий рост экране было тело и лицо Дилайт… и никто, даже Марко, не заметил никакой разницы. Улыбка, одновременно таинственная и чувственная, которая, казалось, не принадлежала ей, искривила ее губы, и она лениво вытянула руки над головой и потянулась, как кошка. Но все же, прошептал ей ум с глубоким женским удовлетворением, пока она продолжала томный обзор своего тела в зеркале, это мое тело он хотел и не мог не хотеть. Какое значение, как он называл меня и кем меня считал, я была с ним сама собой, и на самом-то деле он сделал своей amante Сару, это мой ум интригует его.
Сара сощурила глаза, в нервном нетерпении проведя пальцами по волосам, потом быстро пересекла комнату, чтобы схватить шелковый халат у изножия постели, где его оставила Серафина. Зеркала! Она стала думать более своим телом и чувствами, чем головой. По сути дела она забыла о том, как думают по-настоящему. Потому что ей хотелось, ради разнообразия, не думать, а лишь чувствовать. Потому что она сошла с ума!
Теперь у нее в гостиной был холодильник с белым вином, льдом и лимонадом – учтивость со стороны герцога, кого же еще? Для его теперешней любовницы – нынешней обитательницы комнат его матери. Разве она не была фактически его пленницей? Сара часто гадала об этом, как и сейчас, доставая из холодильника охлажденный стакан, наполняя его льдом и наливая в него холодную жидкость, которой жаждало в данный момент ее горло. Прохлада. Нечто чуждое ей, пока она здесь находилась. Сара почти со злобой затянула пояс тонкого шелкового халата у себя на талии и начала беспокойно шагать по комнате – на этот раз избегая смотреть на свое отражение в зеркалах. Она услышала сзади звук тихо текущей воды. Ее ванна… конечно.
Серафина знала, что она всегда в это время сбегает от солнца и любит искупаться перед сном. Когда и как все это стало привычным?
Ты должна уехать! – подумала она и ринулась было по направлению к выходу, быстро шагая голыми ногами, когда дверь распахнулась.
– Ты уже одета! Ну… почти. Ты шла, чтобы увидеть меня, desiderio mio [38]38
Desiderio mio – мое желание ( ит.).
[Закрыть]?
Он стоял, небрежно прислонившись к массивной деревянной двери, в костюме для верховой езды, похожий на зверя, с золотым изображением волка, висящим на темных волосах его груди, обутые в сапоги ноги были слегка расставлены в стороны, и он смотрел на нее, язвительно приподняв брови.
Черт его побери! Почему только одно его присутствие, один взгляд, заставляет ее чувствовать слабость в коленях? Автоматически отпрянув назад, Сара схватилась за спинку стула, и это движение поддержало ее.
– Вообще-то я не надеялась натолкнуться на тебя, дорогой. Я думала… о плавании, кажется. О дальней поездке и о ветре, который будет бить мне в лицо. О свободе, если ты понимаешь значение этого слова?
– Ты всегда была свободна, Diletta! – Его руки, которые она так хорошо знала, гнули в нетерпении рукоять хлыста, в то время как сузившиеся глаза изучали ее лицо. – Свободна сделать выбор – и использовать свои шансы. Какую поездку ты имела в виду? Если твои желания не включают новую мощную «хонду» или бриллиант в десять каратов, вероятно, я бы согласился потворствовать им!
Согласился… потворствовать!.. Если бы она не проконтролировала себя, подумала в бешенстве Сара, то могла бы плюнуть ему в лицо! Она несколько раз глубоко вздохнула, прежде чем ей удалось выговорить ледяным тоном:
– Вам не кажется, что парад окончен? Я имею в виду… я уверена, что вы уже доказали то, что хотели доказать вначале – и вам, должно быть, так же скучно, как и мне! Итак, не пора ли нам сказать «конец»?..
Пока она равнодушным, бесстрастным голосом говорила все эти правильные, логичные фразы, она почувствовала, как внутри у нее что-то сжимается, и ей пришлось контролировать неуверенное биение своего сердца. Почему он так смотрит на нее? Почему не говорит или не делает ничего, что могло бы вернуть ее назад к реальности?
Его голос был достаточно спокоен – грубость пряталась под шелком, но то, что он чуть не сломал хлыст бессознательным нажимом загорелых пальцев, заставило ее просто прирасти к месту.
– Итак, вы скучаете, pavera piccina [39]39
Povera piccina – бедная малышка ( ит.).
[Закрыть]? Скучаете от того, что у вас один мужчина? Чувствуете себя потерянной без привычной обстановки с дикой музыкой на дискотеках, без ярких ночных огней, без симпатизирующего вам режиссера или другой звезды, чтобы поддерживать себя в форме и под необходимым вам воздействием!
Хотя он еще не двинулся, она уже вообразила боль удара от его хлыста, который он держал напротив ее груди, и она, должно быть, невольно вздрогнула, потому что его губы искривились в издевательской пародии на улыбку.
– Хорошо, что я знаю, какая вы лгунья, иначе бы вы довели меня до раздражения. Но то, как вы глядите на меня, стоя тут, одетая в бледно-зеленый шелк, который облегает вас и не скрывает ничего в одно и то же время… что я вижу в ваших лживых, нефритовых глазах, Diletta mia? Вы боитесь этого маленького хлыста для верховой езды, который я держу в руках, или отметин, которые он может оставить на вашей нежной, золотой от солнца коже? Или вы бросаете мне вызов?
Пока Сара стояла, замерев, вцепившись обеими руками в спинку стула так яростно, что ее пальцы чуть не трещали от напряжения, она осознала, что в ужасе смотрит как зачарованная, на то, как он обмотал хлыстом пальцы, прежде чем коснуться почти с презрительной нежностью ее плеч и груди.
– Ты умно поступила, что не ответила мне, tesoro! [40]40
Tesoro – сокровище ( ит.).
[Закрыть]Потому что, я полагаю, ты уже знаешь ответы на все эти вопросы, не так ли?
Он приподнял ее подбородок рукоятью своего хлыста, вынудив смотреть на него, и затем провел по ее напряженно изогнутой шее, чтобы раздвинуть полы ее небрежно завязанного халата, а затем, прежде чем она смогла предотвратить это, он угрожающе остановил хлыст между ее бедер.
– Вы лгун и лицемер, а не я! – Она заставила себя выдавить эти слова из странно напрягшихся губ. – Не делайте этого.
– Нет? Но поскольку ты ясно дала мне понять, что я еще не научился в достаточной степени доставлять тебе удовольствие, чтобы ты не скучала, я не могу не гадать…
– Прекратите! Вы садист…
Давление увеличилось, заставив ее задыхаться, и затем с резким безобразным словом он отбросил хлыст прочь с такой силой, что ваза, в которую он попал, вдребезги разбилась о стену. Он схватил ее за волосы, откинув ее голову назад, а другой рукой притянул к себе и сказал хрипло и свирепо:
– Таким женщинам, как ты, требуются мужчины, которых ты называешь садистами, Diletta mia! Но успокойся и помолчи, пока у меня не появилось искушение испробовать на тебе этот маленький хлыст! Сука! Donnaccia! [41]41
Donnaccia – сука ( ит.).
[Закрыть]– Его пальцы сжали ее, и она протестующе вскрикнула. – Ты еще не доводила меня до того, чтобы избить тебя, но, ты знаешь, я легко мог бы это сделать, не так ли? Ты останешься здесь столько, сколько я захочу, и будешь только моей – наскучило тебе это или нет. Ты поняла, что я сказал? Никаких новых мотоциклов или их безрассудных владельцев. Ради разнообразия ты будешь женщиной только одного мужчины, нравится тебе это или нет!
– Я не буду. И вы…
Он закрыл ей рот поцелуем до того, как она успела выругаться, продолжая прижимать напрягшееся тело к своему и постепенно, пока он целовал ее, а его рука ласкала ее против воли, он почувствовал, что напряжение стало ослабевать, и более не было нужды держать женщину силой.
Она сдалась с предательской сладостью, жадно отвечая на его ласки. На полу лежал ковер, и он опустил ее на мягкий ворс, наслаждаясь ее запоздалыми попытками ускользнуть.
– Как меняется у тебя настроение! – заметил он иронично, положив руку на ее плоский живот и двигаясь вверх, к груди. – Иногда ты готова на все… иногда полна глупых предрассудков. Необходимо пригласить камеру и наблюдающую за тобой съемочную группу, чтобы ты согласилась? Ну? Я, вероятно, мог бы и такое обеспечить!
– Ты забыл про самый важный ингредиент подобной съемки! – Сара была приведена в бешенство, даже ее дыхание участилось. – Ты забыл про подходящего мужчину. Ты обещаешь достать мне именно такого парня, с которым все мои фантазии станут реальностью?
– Как Гарон Хант, к которому ты проявила такую… услужливость? Или это Анджело – последний любовник твоих грез? И не называй имени Карло, потому что я никогда не поверю этому, и твоя следующая ложь может вызвать во мне желание свернуть твою изящную шею!
Сара чувствовала напряженную силу его рук на своих плечах, пока он вытягивал у нее сердитый, неохотный ответ.
– Ложь? Другими словами, ты настаиваешь, чтобы я говорила лишь то, что ты считаешь правдой. Очень хорошо… Я думаю, что, конечно, подцепила бы Гарона. Он невероятно сексуален! Но он достаточно уверен в себе, чтобы быть нежным. Я нахожу его очень привлекательным!
А сейчас, отчаянно вскрикнула практическая часть ума Сары, он тебя, конечно, задушит. Она сама почувствовала напряжение, хотя и отказалась опустить свои лицемерно искренние глаза перед испытующим взглядом его.
– После одной ночи? И учитывая тот факт, что он оставил тебя через пару часов? Как я и думал, тебя слишком легко удовлетворить, Diletta. И, вероятно, ты не настолько хороша, чтобы удержать интерес мужчины надолго.
В тембре его голоса и во взгляде было что-то такое, отчего слова застряли у нее в горле. Слова о том, как мало он удовлетворял ее, что она предпочла бы ему любого другого мужчину. Она ничего не сказала и лежала, вытянувшись под ним, крепко закрыв глаза, ожидая чего-то.
– Per Dio! С меня хватит! Посмотришь на тебя – так ты просто мученица, которая закрыла глаза, чтобы не видеть дикого зверя, готового в любой момент пожрать твою нежную плоть! Разве не так?
Небрежно, с умышленной медлительностью его рука пробежала по ее телу, как бы подтверждая то, что оно принадлежит ему, его пальцы больно ожгли ей щеку, и она почувствовала, что он оставил ее.
Она продолжала лежать, как статуя, упрямо закрыв глаза, когда снова услышала его голос, доносившийся откуда-то сверху.
– Ты можешь запахнуть халат и спокойно принять ванну, bimba. Я тебя больше не побеспокою, и ты можешь развлекаться, как тебе хочется.
– Значит ли это, что я могу… что ты наконец отпускаешь меня?
Сара задала вопрос, не открывая глаз, чтобы не видеть его лица (уж она-то могла представить его выражение). Марко посмотрел на нее сверху вниз.
– Жаль разочаровывать тебя, сага mia, но в мои намерения входит подержать тебя здесь несколько дольше, пока я не решу, что с тобой делать. У тебя останутся мечты о твоих любовниках и твоя собственная находчивость в качестве утешения на какое-то время. И если ты устанешь от фантазий и, перемены ради, захочешь реальности, тогда… можешь послать мне словечко; и если ты попросишь меня очень нежно, и у меня найдется время… тогда, возможно, я навещу тебя снова – если, конечно, у меня еще будет настроение заниматься женщинами такого типа, как ты.
