Текст книги "Обнаженные чувства"
Автор книги: Розмари Роджерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Глава 27
Когда самолет приземлился, Ева даже самой себе не могла объяснить, почему она все-таки позволила Брэнту взять себя под руку и свести вниз по трапу. Пока они летели, Ева сидела в своем кресле, кипя от переполнявшего ее возмущения, пытаясь иногда смотреть в иллюминатор. Когда в салоне потемнело и стали показывать фильм, она, кажется, заснула. Неожиданно она почувствовала, что Брэнт будит ее.
– Проснись, мы уже приземлились. У тебя было очень утомленное лицо, поэтому я попросил Маршу, нашу стюардессу, не будить тебя к ленчу. Если хочешь есть, мы куда-нибудь заскочим перекусить по пути?
из аэропорта.
Самая очаровательная из стюардесс, обслуживавших их салон, стояла рядом, улыбаясь. В руках у нее была ручная кладь Евы. и Брэнт взял вещи, небрежно бросив свое дежурное «Спасибо, милочка».
Он воспользовался ее сонливой слабостью. Прежде чем Ева окончательно смогла вырваться из цепких объятий сна, он уже взял ее под руку и вел к выходу. Вот они уже находятся среди толпы встречающих, которые приветствовали прибывших. В этой сутолоке Еве как раз бы и вырваться от него, но вдруг она увидела Дэвида…
Дэвид?! Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди, ноги подкосились, и она непременно бы оступилась на своих высоких каблуках, если бы Брэнт не поддержал ее своей мощной рукой. Она не могла отвести взгляда от такого до боли знакомого лица Дэвида, видя, что на нем сначала отразилось изумление, граничащее с шоком, потом, справившись с собой, он растянул рот в натянутой улыбке. В голове ее бешено проносились обрывки мыслей: «О, Господи, нет, ведь теперь он подумает, он же утвердится в своем мнении, что я…»
– Привет, Циммер, – донесся до нее голос Брэнта. – Что, возглавляешь комитет по торжественной встрече Евы? – Он безжалостно подводил ее все ближе и ближе к нему, и теперь она рассмотрела, что какая – то девица стоит непозволительно близко от Дэвида. Миниатюрная брюнетка, довольно хорошенькая. У нее был немного испуганный вид, и она крепко держала Дэвида под руку.
– О, я узнал от Стеллы Джервин, моей секретарши, что Марти Мередит должна отправиться в Лос-Анджелес, и, поскольку Ванда так хотела встретить Еву, я подумал…
Оказалось, что Ванда была племянницей мистера Бернстайна, она только что закончила Смитовский колледж. И Дэвид вот решил взять ее с собой, чтобы встретить Еву, чтобы доказать, что он и Ева сейчас всего лишь друзья.
Ева с трудом помнила, что говорилось потом. Единственное, что отложилось у нее в памяти – это ее дежурная улыбка и вполне правдоподобная имитация холодной сдержанности. Она была особенно мила с Вандой и даже каким-то образом заставила себя пожать Дэвиду руку. Выше голову, Ева! Покажи ему, что тебе все равно. Да пусть думает себе что хочет…
Как бы со стороны она услышала свой ровный сдержанный голос:
– Дэвид, как мило с твоей стороны, что ты специально приехал сюда, чтобы меня встретить! Очень жаль, я не смогла позвонить Марти и сообщить ей об изменениях в моих планах. И тут как раз я случайно повстречала Брэнта, и он любезно предложил подвезти меня…
Журчал светский диалог. Они все вместе направились к багажному отделению. Все это время Ева чувствовала, что он вне себя. Она ощущала, что он просто сотрясается от негодования, даже когда он задавал непременные в таких случаях вопросы о Нью-Йорке и о ее новой работе, а Ванда похохатывала над шуточками Брэнта. Ева двигалась словно сомнамбула. Она именно так себя продолжала чувствовать даже и в момент, когда оказалась рядом с Брэнтом в его машине, белом «мерседесе Сл-450» – сегодня у него была именно такая машина с открытым верхом, поэтому во время езды ее золотистые волосы развевались на ветру…
Пусть ветер подхватит и унесет прочь ее мысли. Брэнт молчал, и она молчала, пока они выбирались из района аэропорта на главную автостраду, ведущую к городу. Ева напряженно думала: знал ли он, что Дэвид собирался быть в аэропорту, не подстроил ли он и это специально. Но, дойдя до этой мысли, она поняла, что ей уже было все безразлично. Она словно онемела. Ведь она могла сейчас оказаться сидящей между Дэвидом и Вандой, пытаясь мило им улыбаться и быть непринужденной. Будь ты проклят, Дэвид! Как ты решился проделать со мной такое? Зачем вообще появился? Почему еще к тому же и с девицей? Одного взгляда достаточно, чтобы понять: Ванда без ума от Дэвида. Успели ли они уже побывать вместе в постели? В следующее мгновение она уже мысленно прощала его, осуждая себя за подобные рассуждения. Может быть, он не был уверен, как она отреагирует на его присутствие. Тогда, вероятно, думал он, если он приехал бы один, она могла бы просто пройти мимо него, отказавшись от его предложения подвезти ее. Он ведь обязательно позвонит, когда избавится от этой Ванды, я же знаю, обязательно! А затем…
Господи, да как же это я дошла до таких мыслей? Никакой гордости, сплошная бесхребетность, опять я пресмыкаюсь перед ним…
Да, чего только она не пережила с Дэвидом. Она позволила ему превратить себя в настоящую мазохистку, ожидающую новых пыток, а он ведь продемонстрировал, как он к ней относится на самом деле в ту их последнюю встречу…
– Хочешь, мы где-нибудь остановимся и перекусим, Ева?
Голос Брэнта звучал настолько выразительно, что Ева поймала себя на мысли: о чем же он сейчас думает, что же стоит за его необъяснимым, невероятным предложением, которое он сделал ей в самолете.
– Ева, я хочу жениться на тебе. Выбор за тобой, Ева… – Конечно, ей это приснилось. Только не Брэнт Ньюком. И что это она делает в его машине, рядом с ним, пойманная в ловушку этого человека, самого страшного из всех, которых ей доселе приходилось встретить в своей жизни, который вызывал у нее такой страх? Да она просто спятила!
– Я вовсе не голодна, спасибо.
– Какая вежливая девочка!
Она ответила ему быстрым яростным взглядом, на секунду встретив его изучающие ее глаза, полные синевы.
– Я сказала что-нибудь не так?
– Нет, мне нравится. – И сразу, не дав ей времени на возведение защитной стены безразличия, проронил:
– Почему бы нам не заехать ко мне и не выпить чего-нибудь? Ее реакция была мгновенной:
– О нет! Если ты думаешь, что…
– Ради всего святого, Ева. Я же тебе все сказал всерьез. Это не какой-то заговор с целью твоего похищения. Если бы требовалось сделать именно это, я бы нанял специалистов. В доме, кроме нас; не будет ни единой души, я обещаю. Ты сможешь уйти в любой момент, когда захочешь.
Она вдруг подумала: «Боже мой, он ведь действительно не шутит! Что же ему ответить?»
Покусывая нижнюю губу, Ева задумчиво провела рукой по растрепавшимся от ветра волосам. Она с трудом удерживалась от беспомощного истерического смеха над жестокой иронией своего положения.
– Ну, что? – нетерпеливо потребовал он.
Черт, какой же он нетерпеливый и заносчивый тип!
– Ты просто безумец!
Он издал короткий смешок.
– Меня еще и не так называли! Это все, что ты можешь мне сказать?
– Нет. То есть… Я что-то никак не пойму. Я… ты… Дэвид в аэропорту с этой девицей… как…
– Если у тебя имеются неясности по всем этим вопросам, мы сможем их прояснить в спокойной обстановке у меня дома, как я тебе и предложил. Черт возьми, Ева, ведь теперь у нас уже нет заблуждений относительно нас обоих, правда? И, может быть, и тебе, и мне необходимо выгнать из души старых призраков.
Она увидела, что его руки с силой впились в руль так, что проступили белые бугорки суставов, – тут впервые она поняла, насколько он внутренне напряжен. Это было первое проявление чего-то человеческого в нем… А почему, интересно, когда он упомянул старые призраки, в ее сознании промелькнуло лицо Дэвида?
Брэнт, продолжавший мастерски управлять своим летящим по переполненной автостраде «мерседесом», украдкой бросил на нее вопросительный взгляд, приподняв бровь. Ева выдохнула так глубоко, словно была готова совершить головокружительный прыжок.
– Хорошо, я… Заехать и выпить чего-нибудь – это прекрасно. Но это пока все, на что я способна в данный момент.
Почему она сказала «в данный момент»? Что ей терять, в конце концов? От неожиданной тяжести, охватившей ее, она устало откинула голову на подголовник, позволив своим волосам полоскаться в сильном встречном ветре.
«Ева, как же ты неукротима в постели!» Опять Дэвид. Дэвид, который ее называл и потаскухой, и шлюхой, пользуясь ей, будто она на самом деле была такой. А она позволяла ему проделывать это над собой. Она уже переживала подобные мысли после того, как Дэвид ушел от нее в тот первый раз. Ее тогда охватило безрассудное желание вцепиться в него зубами. Затем подумалось, что сегодня вечером он непременно должен позвонить ей. Просто проверить, дома ли она. Или… Или проверить, сохранил ли он свою власть над ней?
Ева приоткрыла глаза, всматриваясь в профиль Брэнта почти с робостью. Чего же он на самом деле хочет от нее? Она пока еще не была в состоянии поверить ему, однако откуда-то из глубины сознания, оттуда, где хранился ее жизненный опыт, ее внутренний голос подсказывал, что этот странный, необъяснимый человек, сидевший рядом с ней, действительно нуждался в ней по каким-то своим, спрятанным от посторонних глаз причинам. Ведь на самом деле ему не нужно было разыгрывать или обманывать ее, если он хотел просто заполучить ее для удовлетворения своей похоти.
Подголовник из натуральной кожи был очень удобен. Ева вновь посмотрела на Брэнта испытующе и поймала его взгляд на себе. Какое-то мгновение она смотрели друг на друга, будто люди, встретившиеся впервые, а затем оба быстро отвели глаза.
Они уже ехали по городским улицам. Когда они остановились перед светофором, Ева заметила, что на них обращают внимание прохожие. Две девушки, пересекавшие улицу, замедлили шаг, чтобы получше вглядеться в них. Женщина в автомобиле, стоявшем рядом, пожирала Брэнта глазами, буквально вывернувшись из своей полурасстегнутой меховой курточки. Да, он был чертовски привлекательным мужчиной, и если бы ее не предупреждали, если бы она сама не убедилась в том, каков он, она, скорее всего, точно так же засматривалась бы на него. А разве она не сводила с него глаз в их первую встречу? До момента, пока ее не охватил страх…
Но ведь теперь она уже не боится, не правда ли? Машина резко затормозила, и Ева неожиданно для себя вновь увидела возвышающийся перед ней фасад высокого особняка, на этот раз в свете солнечных лучей. Волна холодной дрожи пробежала по ее спине. О Боже, зачем же я позволяю завести меня сюда во второй раз? Куда еще заведет меня мое бегство от Дэвида?
Поздно раздумывать: Брэнт уже распахнул дверцу с ее стороны машины и помог ей выбраться, сжав своими пальцами ее похолодевшую руку, согревая ее.
– Никаких подвохов, Ева. Я больше не причиню тебе зла, даю тебе свое честное слово.
Он проговорил это очень тихим голосом. Это было самым большим извинением, которое он был способен вымолвить. Она молча приняла его, но при этом у нее вырвался вздох и ноги ее стали ватными, когда они ступили на порог дома, покинув залитую солнцем свободу.
Странно было вновь видеть эту обстановку. В доме было так темно, так тихо, ни единого человека, никакого намека на гвалт разгулявшейся компании. Громадная гостиная зияла стерильной пустотой, в ее вакууме ощущался приятный легкий лимонный привкус мастики, на столах были расставлены букеты оранжерейных цветов. Она с удивлением подумала: кто же так мастерски поддерживает порядок для него и где запрятана эта прислуга?
Он отпустил ее руку и подошел к бару.
– Все еще не разлюбила виски, Ева?
Уловив ее колебание, он продемонстрировал ей бутылку «Шивас Ригал», открыл ее и налил янтарной жидкости в два бокала, бросив затем в них кубики льда.
– Там ничего, кроме виски и ледяных кубиков. Бери любой бокал.
Неожиданно Ева почувствовала, что она способна улыбнуться. Правда, выражение ее лица осталось горьким. Она взяла бокал и обхватила обеими ладонями.
– Ты прямо читаешь мои мысли.
– Вовсе нет. Я пытаюсь читать по лицам людей, а твое лицо – почти прозрачное.
– О! – Ей стало неуютно, она даже не знала, что и ответить на это. Она пригубила напиток – он был крепким и холодным, как раз таким, как ей нравилось.
Брэнт наблюдал за ней, стоя у бара, намеренно оставляя между ними пространство.
«Наверное, он хочет внушить мне, что я в безопасности, – подумала Ева. – Как кстати виски…»
Первый глоток разлился внутри, согрев и успокоив ее; со вторым глотком она почувствовала себя увереннее и смелее.
Воцарилась тишина. Где-то позади нее настенные часы мелодично начали отсчитывать свои удары. Время… Так его мало осталось у нее, а успеть надо переделать еще кучу всяких вещей. Если бы не Дэвид, которого угораздило появиться там, в аэропорту, она бы сейчас не сидела в доме у Брэнта, в этом молчании, которое ни один из них не мог преодолеть.
– А что сейчас? – Неожиданно для себя она выговорила эти слова и увидела, что они на него подействовали. Неожиданно он улыбнулся ей, белизна его улыбки резко контрастировала с бронзой кожи его лица. Совершенно невпопад ей подумалось, что ни один мужчина в мире не имел права обладать такой внешностью, как Брэнт.
– Я думаю то же самое, – медленно проговорил он, при этом его слишком синие глаза магнетически притягивали ее взгляд. – Мы можем либо провести час или два, играя в игру «вопрос-ответ», либо пройти ко мне наверх.
Ощутив ее инстинктивное сопротивление, он нетерпеливо бросил:
– Черт возьми, Ева! Я стараюсь уговорить тебя стать моей женой. При этом я не имею в виду платонические отношения между нами. Я хочу быть с тобой, и послушай, совсем ни к чему так сторониться меня. Я же сказал – быть с тобой, а не «трахаться». Если у нас не получится сразу, мы никогда этого не добьемся. В таком случае, какая, к черту, разница? Ведь это произойдет между нами, если мы поженимся, это – как раз то, что нужно нам обоим для наслаждения. Я знаю, что сейчас ты не можешь достичь наслаждения со мной, но, по крайней мере, ты можешь выяснить для себя, способна ли ты терпеть меня в качестве близкого тебе человека или нет. Если ты не сможешь, то есть мои прикосновения вызовут у тебя неприязнь ко мне, я тут же отвезу тебя домой и обещаю, что никогда больше не побеспокою тебя. Так что в любой момент ты сможешь покинуть сцену этого театра, Я не буду пытаться изнасиловать тебя, Ева. Ведь ты – единственная женщина, которую я внес на руках в свою спальню. Своими играми я занимался в… в другой комнате.
Она подумала, что он сказал свои последние слова намеренно, освежая память о том, что произошло между ними во время ее первого появления в его доме, – еще одно привидение из прошлого, которое необходимо было прогнать.
Ева не могла себе объяснить, почему она не бросилась бежать что есть силы, почему она, словно парализованная, наблюдала, как он приблизился к ней, отойдя от бара, взял ее за руку. Мгновение спустя она уже увидела себя с ним, идущей по прелестно изгибающейся перед ними лестнице, затем – проплывающей через анфиладу комнат, которых она не могла припомнить.
Дверь, ведущая в его комнату, была закрыта – массивная старинная дверь, отделанная искусной резьбой, казалась вратами в неизвестность. На ней не было ни обычной, ни старинной ручки. Брэнт нажал на невидимую кнопку, спрятанную в резной отделке, и она распахнулась, словно впуская их в замок Синей Бороды. Поймав ее взгляд, он улыбнулся.
– Никакого волшебства. Там вделан рычажок. Если нажать, дверь откроется. Никакой мистики, Ева, простая электроника.
Внутри комнаты Еву снова поразила царившая там неподвижная пустота. В прошлый раз она, конечно, была совсем не в том состоянии, чтобы запоминать обстановку, поэтому сейчас она с любопытством оглядывала все вокруг себя и увидела со вкусом расставленную строгую старинную мебель в испанском стиле: темную, тяжеловесную, поэтому расставленную в разных местах, чтобы создать ощущение пространства в комнате. При этом здесь не было ничего, что бы выглядело вычурно или громоздко. Все предметы были функциональны; трудно было по ним составить представление о характере их хозяина.
Конечно, это была громадная комната, но когда он нажал переключатель на одной из стен и огромные портьеры раздвинулись, у Евы захватило дыхание. Казалось, что одна из стен просто исчезла, таким образом открывая как бы новое измерение вширь и вглубь. Перед ней раскинулась синева неба, она парила над крышами, верхушками деревьев, а вдали сияла лазурь залива…
Ева не стала сдерживать свой восторг.
– О… как же прекрасно! – вырвалось у нее с естественностью и простотой, присущей ей.
Брэнт включил музыку, и вновь она была поражена и не могла не обернуться к нему.
– Я тоже люблю эту вещь. Гендель?
– «Музыка на воде». Кажется, она очень подходит к обстановке.
– Ты меня поражаешь. Я просто не ожидала…
Ты просто не ожидала, как такому, как я, может нравиться Гендель? Кто знает, Ева Мейсон, может быть, я смог бы тебя удивить еще больше, если бы ты позволила это сделать. Еще виски?
Она отрицательно качнула головой, повернувшись спиной к стеклянной стене и чарующему виду; она стояла посреди этого великолепия в нерешительности, на всякий случай готовая к борьбе, не зная, что она сделает и что предпримет он в следующее мгновение. Кончиком своей туфельки она нервно провела по мягко податливому краю ковра. Персидский, весь состоит из темно-красных и иссиня-черных элементов – приглушенные цвета, гармонирующие со всей обстановкой в комнате. Она также заметила, что здесь есть камин, встроенный в стену сбоку от кровати. И совсем нет зеркал. Совсем, нигде, даже над большим комодом для одежды.
Ева скорее почувствовала, чем увидела, что он приблизился к ней, и подавила начавшуюся было внутреннюю дрожь. Она не могла заставить себя повернуть к нему лицо, и все же каким-то образом она все-таки сделала это, безвольно опустив голову. Она мысленно повторяла тот же вопрос, который задала до этого вслух: «А что сейчас?»
Глава 28
Брэнт прекрасно понимал, что ее долгое разглядывание вида, открывавшегося за окном, ее старания избегать смотреть на него означают, что она все еще боялась его и наверняка уже бесконечно сожалела о своем приезде к нему. Им начало овладевать нетерпение, непреодолимое желание прорвать ее оборонительный заслон, чем бы это ни кончилось. На ней было надето бежево-коричневое платье из шелка, которое выгодно подчеркивало цвет ее кожи и волос. Оно было с высоким воротником и длинными свободными рукавами. Неожиданно едва заметное движение ее плеч, которое он уловил под тонкой шелковистой тканью, напомнило ему о Фрэнси, о всей его толпе. Вероятно, из-за того, что Фрэнси иногда демонстрировала подобное упорство. Но у Фрэнси это было притворством, имевшим целью произвести определенный эффект, а у Евы – подлинным. По всей видимости, она и сейчас была настроена на сопротивление, несмотря на свою внешнюю безвольность. Она как бы молча приказывала ему убрать свои руки, чтобы не причинить ей боль, чтобы не завлекать ее…
Он приблизился к ней и встал у нее за спиной. Через секунду он услышал, как она сдержала свое взволнованное дыхание, и – вот уже перед ним ее лицо. Он взял ее за оба плеча и пристально, без улыбки, посмотрел ей прямо в глаза. Ее глаза выражали страх, может быть, что-то еще – какое-то отчаяние или безнадежность.
Вдруг он почувствовал, как его охватило презрение к Дэвиду Циммеру, тому, о ком она так убивалась. К ее потерянному возлюбленному, главной причине того, что сейчас она стоит здесь, перед ним.
Они молча пристально смотрели друг другу в глаза, соперники, готовые к бою. Брэнт вновь удивился себе. С какой стати он все-таки так увязался за ней и даже предложил ей выйти за него замуж? Чем это он здесь занимается с этой самой женщиной? Ладно, жажда плотских наслаждений – дело обычное. Это для него не внове. Видишь, хочешь, берешь… После этого – все. Претензии всегда покрываются деньгами. Что же у него с Евой?
Неожиданно, будучи уже не в состоянии анализировать свои мотивы, пытаясь разгрузить утомленный мозг, переведя напряжение в чувственную сферу, Брэнт наклонился и поцеловал ее полуоткрытый рот, не дав ей вымолвить ни звука – сначала с силой, ощутив, как ее тело окаменело от напряжения, потом, взяв себя в руки, как можно нежнее, даже чуть робко.
Она, твердая, словно статуя, постепенно, очень медленно, начала обмякать, прижимаясь к нему. Теперь она позволила ему беспрепятственно ласкать свой нежный рот, и он начал ощущать зовущую нежность ее высоких округлых грудей, прижатых к нему, притягивающую упругость ее точеных бедер, слегка напряженных, поскольку она почти оторвалась от пола в его объятиях. А ниже… он помнил, он видел, что она может открыть ему, он уже однажды получил это, но взял это у нее силой… В ту ночь он сказал ей именно то, что думал о ней: как красивы ее потаенные места. Потом вскоре ввалились остальные, и он потребовал камеру, чтобы заснять для всех то очарование, которое принадлежало ему по праву хозяина.
Он возвратился из воспоминаний в настоящее. Да, на этот раз они были одни, сейчас не место и не время для темных мыслей. Вновь он ощущал запах ее волос, легко надушенных. Неожиданно он начал перебирать их, купаясь в их нежной шелковистости. Для него было весьма необычно быть таким внимательно-нежным, очаровывать поцелуями и ласками женщину, которую ведешь в постель. Обычно он не тратил времени и усилий на прелюдии – те женщины, которых он брал, знали, на что идут, так к чему же было все это? Но теперь, помня о своих обещаниях, находясь во власти новизны ощущений, он стоял и просто целовал ее, его руки ласкали ее волосы. Он дождался момента, когда она сама начала целовать его и ее тело начало льнуть к нему.
– Хорошо, давай устроимся поудобнее, – прошептал он в ее ухо.
Он взял ее на руки и положил на огромную кровать, ожидающую их. Она лежала, закрыв глаза, повернув голову на бок, пока он снимал с нее одежду, стараясь делать это как можно нежнее.
Тело Евы было цвета слоновой кости, кожа была гладкой, словно полированная. Его губы ласкали ее груди, подбираясь к ложбине, пролегшей между ними, а пальцы порхали по ней, двигаясь в поисках нежных углублений, от чего ее тело начало совершать волнообразные движения, откликаясь на его ласки. Но когда он коснулся губами нежного основания ее стройных ног, она вздрогнула и сомкнула их, моля его: «Нет… нет не здесь, не сейчас…»
Она тоже помнит? Понимая это и желая добиться новой волны ответной чувственности от нее, он вновь вознесся к вершинам ее нежных полукружий, чувствуя, как отвердели пестики ее розовых распустившихся цветков, как участилось ее дыхание…
Не в силах больше томиться в ожидании, разрываясь от нетерпения, он накрыл ее своим телом, утопая в пьянящей мякоти ее существа.
Он старался заставить себя быть как можно нежнее к ней, но для них обоих было невозможно избавиться от воспоминаний о том, что произошло когда-то между ними, о том, как он силой брал ее израненное, сопротивляющееся тело, хотя на этот раз она не отбивалась от него и ее руки покорно лежали на его плечах.
Ева отвернулась, чтобы не смотреть на него, на белизне подушки резко выделялся ее профиль с прикушенной от напряжения нижней губой. Она здесь для того, чтобы забыть Дэвида, выбросить его из головы, однако ее память подводила ее, вновь и вновь воскрешая последний раз, когда она была в постели с Дэвидом: как ее тело было исполнено желания, стремилось прижаться к нему так, будто хотело слиться с его плотью, а ее душа – с его душою. С отчаянием она думала о том, что она не может ответить на ласки Брэнта так, как ей хотелось бы. Его тело было слишком требовательным, словно принуждая ее делать движения чисто механически, без участия ее души.
Почему она вдруг начала отстраняться от него? Брэнт познал за свою жизнь слишком многих женщин, чтобы почувствовать, что, несмотря на ее старательные движения в лад задаваемому им ритму, она не достигнет удовлетворения. Еще надо долго-долго ждать. Вдруг он осознал, насколько он необуздан и эгоистичен; его охватило острое желание узнать, что творится там, в ее душе, за крепостной стеной ее закрытых глаз. Нет, он не будет ждать ее. К черту эту ерунду насчет самоконтроля, приглушенного огня и сдерживания себя, пока женщина достигнет высшей точки. Разве Сил не говорила ему всегда: «Просто делай, делай, милый, и заканчивай, когда подступит, когда чувствуешь, что не можешь остановиться. Ведь главное – это твое чувство».
Он всегда так и делал, не беспокоясь о женщине, которая была с ним в тот момент. Он слишком привык презрительно отмечать про себя: либо женщина горяча, пылает от желания и готова достичь блаженства с ним, либо – нет. В последнем случае – тем хуже для нее. Бывало, когда он ждал, но лишь потому, что это нужно было ему самому, потому что он сам так хотел, задерживая пик своего сладострастия, чтобы потом разрядиться в сотню раз мощнее, до боли упоительнее. Он всегда завершал акт любви лишь для себя. Единственной женщиной, с которой он старался слиться полностью, была Сил…
Теперь, когда он был с Евой, он понимал, что она не была готова и еще долго не будет готова для слияния с ним; он уже с нетерпением предвкушал следующий раз, желая закончить скорее их соитие, чтобы поговорить с ней, постараться пробить брешь в этой проклятой стене, которую она воздвигла между ними. Обняв ее за упругие нижние полукружия, он приподнял ее тело для последнего своего усилия, расслышав ее приглушенный протестующий возглас.
Ева чувствовала его пульсацию внутри себя – толчок за толчком. Она вскинула взгляд, чтобы увидеть его лицо. Забавно, какие они, мужчины, все разные в этот момент. Многие из них издают или стоны, или сдавленные крики, или выкрикивают какие-то бессвязные слова. Именно таким был Дэвид: он всегда жарко говорил что-нибудь вроде: «О, Боже мой, Ева!» или: «Детка, ты моя зверюшка, черт, как же ты хороша!» Брэнт же не произнес ни звука. Его тело словно окаменело, и он часто задышал, зажмурив на какое-то мгновение глаза, – это наступило. Будто бы он ничего не чувствовал, будто этот взрыв его мощной чувственности внутри нее был недостаточен для того, чтобы отразиться на его красивом, оставшемся без эмоций лице.
Он покинул ее, оказавшись рядом, закурил сигарету, и они молча лежали бок о бок, слегка касаясь друг друга бедрами.
Невидимые колонки тихо излучали какую-то вещь Баха; не спрашивая ее, Брэнт дал ей зажженную сигарету. Она увидела его классический профиль, вырванный на мгновенье из полумрака комнаты огоньком зажигалки, и вновь не могла удержаться от восхищенной мысли о его внешности, слишком совершенной, слишком зачаровывающей, чтобы принадлежать обычному человеку. Она, кажется, подумала, не гомосексуалист ли он, когда впервые его увидела? До сих пор она для себя не решила.: может быть, он тайный «голубой» или бисексуал – ведь по теперешним временам такое – не редкость, причем многие открыто в этом признаются. В его чертах ей чудилась какая-то необъяснимая чистота и гармония, а его тело было почти что идеальным – ему бы стать кинозвездой или манекенщиком, почти что с завистью подумалось Еве. Смотреть на него – это будто бы видеть ожившую греческую статую тех времен, когда скульпторы более трепетно и заботливо относились к создаваемым ими молодым богам или сатирам, чем к богиням! Почему она дала вовлечь себя в этот чудовищный, немыслимый эксперимент с Брэн-том Ньюкомом, именно с этим мужчиной из миллионов и миллионов других? Может быть, из-за гигантской перемены, происшедшей с ним? Кстати, интересно, почему же он вдруг так переменился? Ей казалось и раньше, что в его отношении к ней проглядывает что-то вроде терпимости, и это ее удивляло. У него действительно есть какая-то непреодолимо сильная тяга к ней, заставившая его даже сделать ей предложение, но причина всего этого – тайна для нее.
– Тебе ведь не было хорошо со мной, да?
Его голос прозвучал сухо и отстраненно, и Ева неожиданно для себя ощутила простую искренность, свидетельствовавшую, что он действительно придавал этому значение. Что ж, он просил ее быть с ним предельно откровенной, и она чувствовала в себе желание высказаться – не важно, что она заденет его мужское эго. Но сможет ли какой-нибудь мужчина перенести удар по своей гордыне самца?
– Ты прав. Но какая разница? Мне… Мне кажется, это, вероятнее всего, по целому ряду причин… Нью-Йорк выжал меня, ты ошарашил меня, к тому же… увидеть Дэвида… ты ведь знаешь про Дэвида, да?
Она ждала, что он ей ответит что-нибудь обидное и едкое, однако вместо этого он лишь добродушно рассмеялся и потрепал ее по плечу.
– Да разве есть в городе хоть один человек, знакомый с тобой, который не знал бы про вас? – В его голосе слышалась насмешка, но не издевка. – Ты все еще любишь его, Ева?
Она выпалила ответ, чуть ли не дав ему договорить:
– Нет! Я… не могу выразить это слозами, даже не могу самой себе сейчас все объяснить. У нас были не по-настоящему взаимные отношения, сейчас я это поняла. Я давала ему возможность использовать меня, как ему было надо, и, мне кажется, он за это меня презирал. Только ведь я не хотела тогда этого видеть, я лишь пребывала в неосуществимой надежде на то, что он… Но почему я все это тебе рассказываю?
Она почувствовала колебание его прижатого к ней тела; он пожал плечами.
– Наверное, потому, что я спросил тебя об этом и тебе стало просто необходимо выговориться. Видишь, как легко быть честной, когда ты не питаешь иллюзий о ком-нибудь и можешь судить объективно?
Она вынула изо рта сигарету, удивляясь про себя, как это они вдвоем, обнаженные, лежат после утех любви и спокойно обсуждают Дэвида. Медленно она начала говорить:
– Я… Мне кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но я не уверена, что я – именно тот человек, кто смог бы объективно судить о чем-нибудь, даже вот хотя бы об этом нашем совместном пребывании здесь. Что же все-таки я здесь с тобой делаю, Брэнт?
– Ты находишься здесь потому, что я привез тебя, потому, что я подловил тебя в момент твоей слабости, когда ты совсем запуталась и была несчастна и к тому же еще хотела продемонстрировать Дэвиду свое безразличие к нему. Еще потому, что я ошарашил тебя своим предложением выйти за меня замуж, ведь так?
Он старался, чтобы тон его был бесстрастным, но ей почудилось, что все-таки он старался ее слегка поддеть своими словами. Она взглянула на него, но выражение его глаз было непроницаемым.
– Может, ты и прав, я все еще в полном недоумении. Еще раз объясни мне все, Брэнт. Почему ты попросил меня выйти за тебя замуж?
– Да, черт возьми, потому, что я хочу этого! Я не собираюсь морочить тебе голову бреднями о моей сумасшедшей любви, но все-таки ты мне нужна. Даже сейчас. В тебе есть что-то такое, какое-то необъяснимое свойство, которое я не встречал ни у одной другой женщины. Я не могу точно объяснить, что это, но оно продолжает притягивать меня к тебе. Ты продолжаешь притягивать меня к себе, это просто необъяснимо, необычно для такого человека, как я. Похоже, что ты нужна мне, я чувствую, что ты со мной будешь честна, и… Черт, что-то я разговорился. Ну, а что ты, Ева? Ты ведь воспитана в старорежимном католическом духе. Почему же ты так и не вышла замуж? Его слова задели ее, и она выпалила в ответ:
