Текст книги "Обнаженные чувства"

Автор книги: Розмари Роджерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Глава 30

Ева обожала прогулки по заливу: причудливые переливы волн, соленый привкус морского воздуха, резкие крики чаек, летящий в лицо ветер, развевающий ее волосы. Поскольку в этот день море было слегка беспокойным, а она не привыкла к качке, Брэнт решил выйти на своей большой прогулочной яхте, более устойчивой к непогоде. К тому же на палубе было достаточно места для солнечных ванн, а ее утомленное, по его оценке, лицо нуждалось в загаре.

Ева переоделась, облачившись в новое, едва прикрывавшее ее прелести бикини, и вышла из каюты на палубу, когда они отошли от берега на несколько миль. В открытом море волна била не так сильно, судно лишь слегка покачивало, и вокруг него то тут, то там появлялись игривые белые барашки.

Она с интересом наблюдала за Брэнтом, стоящим у штурвала, за тем, как умело он сбросил якорь. Видя, как он был весь поглощен работой, насколько он естествен и красив в своих уверенных движениях, она поймала себя на мысли, что смогла бы даже испытывать к нему симпатию в подобные моменты, потому что он не следил за ней и ей не нужно было скрывать свои эмоции и прятаться. Прятаться? От чего прятаться? Разве она все еще продолжает бояться его? Неожиданно до ее сознания дошло, что вот она здесь, в полном одиночестве, наедине лишь с Брэнтом, вокруг – ни людей, ни даже домов, где может найтись хоть одна живая душа. Они одни в открытом море. Он смог бы ее легко утопить, если бы это пришло ему в голову (неожиданный толчок за борт, например). А кто сможет потом доказать, что это не несчастный случай? С какой стати она так легко согласилась выйти в море с ним?

Ева осторожно опустилась на сверкающую чистотой и разогретую от жара палубу и закрыла глаза. Если он захочет выбросить ее за борт, ему придется перевалить ее, отбивающуюся от него, через перила. Ей подумалось, сможет ли припомнить ее та улыбчивая девчушка, которая продала ей бикини в магазинчике в Сосэлито? Несомненно, она запомнила Брэнта – редкая женщина не запомнит его, увидев даже один раз.

«Несчастный случай на яхте!» – такой будет заголовок. Или, например, «Плейбой-миллиардер подозревается в убийстве на воде». Если бы ей выпало снять репортаж об этом, какой бы она дала сопроводительный текст? Дэвид прочел бы заметку и расстроился бы, начал сожалеть!

Непреодолимая ироническая улыбка проступила на ее губах, пока в ее голове роились другие заголовки для этого материала, один мелодраматичнее другого.

– Вот это улыбочка – настоящая стервозно-бабская! Давно таких не видал, – голос Брэнта прозвучал где-то прямо над ней. Она ощутила прохладу от его нависшей над ней тенью и промолчала, зажмурив глаза еще крепче, напрягшись всем телом, прижатым к горячей палубе. Что ему нужно? Что он задумал?

– Ладно, тогда молчи.

Она услышала, что он медленно отдаляется от нее. Потом – тишина, неожиданно разорванная всплеском воды за бортом яхты, вскрики чаек, легкие всплески волн, мягко бьющихся о борт. Куда он подевался? Затаился, выслеживая ее? Она приоткрыла глаза и скосила взгляд, не поворачивая головы, чтобы найти его глазами.

Он сидел на некотором расстоянии от нее, прислонившись к борту. На голове у него была надета шляпа, закрывавшая лицо. Босоногий, с обнаженным торсом, в тех же белых шортах с неровно оборванными штанинами, в которых он был изображен на фотографии, прикрепленной к календарю Фрэнси. Он все-таки следил за ней, однако она не могла рассмотреть, что выражали его глаза; да разве хоть кто-нибудь мог разобраться в этом?

Он ничего не говорил, просто продолжал смотреть на нее, и она вновь быстро зажмурилась. Что было в его голове? Несмотря на ровный жар от палящих солнечных лучей, падавших на ее тело, Ева непроизвольно задрожала. К черту его! К черту ее дурацкую уступчивость, из-за которой она оказалась здесь, из-за которой она начала верить ему. Она. наверно, совсем спятила, чтобы согласиться иметь с ним хоть минимальные отношения. Но то, что вытворял с ней Дэвид, всегда толкало ее на сумасбродные, ребяческие поступки. Разве то, что с ней происходит сейчас, не один из них? Но Брэнт – не тот человек, с которым можно было шутить. Брэнт Ньюком опасен, он – холодный, расчетливый, таящий в себе смертельную опасность. Тип, которому она ни в коем случае не может доверять: разве у нее не было возможностей самой удостовериться в этом? Как опасно недооценивать угрозы, исходящие от него?

Что он там сейчас замышляет? Ева не могла найти ответа и заставила себя думать, что это ее не интересует. Стараясь выглядеть как можно более расслабленно и непринужденно, она перевернулась и легла на живот, ощутив ласковый жар палубы своей грудью. Теперь она почувствовала себя немного спокойнее, отвернувшись от его испытующего взгляда, запрятав лицо в изогнутой в локте руке. Он так и не пошевелился. Чего он выжидает?

Брэнт тоже никак не мог догадаться, о чем она думает, замкнувшись в этом своем молчании? Чего она ждет? Зачем он ее сюда притащил? Она была словно комок нервов, слишком боялась его, чтобы суметь расслабиться, он чувствовал это. Но она, похоже, вначале сама захотела пойти с ним в плавание на яхте. Может быть, здесь, в открытом море, под лазурным небом она чувствовала себя безопаснее? Он так и не мог понять, почему все-таки она согласилась с его полностью сумасшедшей идеей об их браке. Замужество – это так традиционно. Самая старая ловушка. В чем же истинная причина? Он-то знал, что ему нужно, но она? Чувство обеспеченности, вероятно, деньги. Наверное, его предложение стало для нее чем-то вроде бегства. Для них обоих это было азартной игрой, ведь любые отношения между разными людьми – это захватывающе азартная игра. В чем разница между попыткой поймать за руку счастливый случай, заключив брак, и гонках на автомобилях или скоростных скутерах? Или сумасшедших трюках, выделываемых на самолете, готовом развалиться на части? Либо тебе удастся выжить, либо нет. Черт, вполне возможно, что, в конце концов, это когда-нибудь принесет пользу им обоим. Ему показалось, что, если она переборет себя, с ее стороны будут приложены все усилия для успеха задуманного им предприятия. Ну, а со своей стороны он тоже не останется в долгу: ты же всегда старался вовсю, особенно когда ты оказывался в ситуации «все или ничего», Брэнт Нькжом. Отбрось тень Сил… Сможет ли он когда-нибудь сделать это? Не в этом ли главная причина?

Брэнт закрыл глаза и подставил лицо под палящие лучи солнца, запрокинув голову. Вдруг ему зверски захотелось спать. Он опустился на палубу, лег на спину, накрыл лицо шляпой и постарался полностью игнорировать ее откровенно испуганное поглядывание в его сторону. Она ведь никуда не убегает от него. Когда он проснется, она будет здесь, на месте.

Солнце припекало все жарче, и Ева передвинулась, расположившись так, чтобы быть в тени от корпуса каюты. Слава Богу, она еще не обгорела, а лишь слегка «поджарилась». Сквозь полуоткрытые веки она рассмотрела, что он спал – или притворялся? Слава Богу, что хоть так. Ей очень захотелось уметь вот так же легко засыпать, как и он.

Она некоторое время пролежала без движения, стараясь полностью очистить мозг от каких-либо раздумий, как учил ее Питер. Не получается… Яхта под ней покачивалась почти как люлька под заботливой рукой матери, а солнечные лучи плавили ее кожу, на которой проступила влага. Очень захотелось пить – что-нибудь холодное, из огромного стакана. Ева осторожно поднялась и на цыпочках зашла в каюту. Да, здесь был холодильник, до отказа забитый бутылками и банками. Она налила себе в стакан апельсинового сока и набросала в него целую кучу кубиков льда.

– Мне тоже налей, пожалуйста.

Его вежливый голос донесся до нее снаружи, и она подпрыгнула от неожиданности, плеснув ледяным напитком на босые ноги. Черт его подери! Да что же это он спит, будто кошка – такой же чуткий и хищный?! Она налила сока во второй стакан, опустила ледяные кубики, не спросив даже, какого напитка ему хочется. Покачиваясь в такт плавным колебаниям яхты, Ева вышла на палубу, неся стаканы. Брэнт лежал в том же месте и в той же позе: на спине, лицо накрыто шляпой.

Забыв свои предыдущие страхи и недоверия, наполнившись лишь раздражением, Ева подошла к нему и остановилась над ним, ожидая, пока он обнаружит ее присутствие. Когда же она увидела, что он никак не реагирует, она присела на колени позади него, осторожно держа стаканы, чтобы не облиться.

Их судно мерно покачивалось, и лед позвякивал внутри стаканов; несколько капель напитка выплеснулись через край и блестели маленькими осколочками стекла на его смуглой коже.

Наконец он двинулся, слепо вытянув руку, дотронулся до ее лодыжки и чуть поднял ее вверх.

– Не трогай! Черт, я же потеряю равновесие!

Ее тело дернулось, и на него пролилось еще немного соку, отчего он состроил кислую гримасу.

– Господи помилуй, до чего же ты неуклюжая!

Он резко сел, взял стакан из ее дрожащих от холода стекла пальцев и искоса посмотрел на нее. Они сидели совсем близко, тяжелыми взглядами смотря друг другу в глаза, как бы примериваясь. На мгновение она нервно прикусила нижнюю губу, потом, словно очнувшись, жадно принялась за свой напиток, не сводя с него глаз, отчего он невольно заулыбался.

– Знаешь, так нельзя. Что же мы зверями друг на друга смотрим? Он поставил свой стакан и ловким движением моментально расстегнул лифчик ее бикини, прежде чем она успела что-нибудь произнести.

– Брэнт, не надо! – запротестовала она, но как-то неубедительно. Он наклонился, и она ощутила на кончике своего соска его ледяной от выпитого сока язык. Она положила руки ему на плечи, как бы отстраняя его; он почувствовал, что ее тело задрожало, и плавно пригнул ее к палубе.

– А вдруг подплывет какой-нибудь катер?

– Ну и что? Я ведь накрою тебя своим телом: сейчас мы будем трахаться в традиционной классической позе.

Его руки начали приспускать ее символические трусики, завязанные на ниточках по бокам. Его язык нежно очерчивал окружность ее углубления посередине живота, а затем продолжил свое путешествие все ниже и ниже. Она как бы со стороны услышала свой протестующе-сладострастный вздох.

– Нет, – выдохнула она.

– Да, обязательно.

Ева бросила тщетные попытки перебороть свое собственное чувственное возбуждение и предоставила свою плоть во власть его рук, губ и языка, в свою очередь пробуя его кожу на вкус, наполняя себя его морским солоновато-сладким ароматом. Наконец она ощутила его губы на своих губах в момент, когда он начал нежно и бережно с ней сливаться, погружаясь в нее словно в море.

Ева зажмурила глаза от солнца и от всепоглощающего желания; ей представилось, что она – скаковая лошадь, а он – неутомимый наездник. Неожиданно она сама превратилась в неукротимого мустанга, рвущегося вперед, наполненного жаждой страстного движения. Они словно схлестнулись в поединке, в битве за превосходство, за право диктовать свои волю и желания, и это сражение, казалось, будет длиться бесконечно, потому что ни один из них не собирался уступать.

Они вдруг, будто бы устав от привычных движений, начали искать новые пути друг к другу. Кожа на их телах увлажнилась, стала скользкой под гнетом страсти, под гнетом солнца, сплавившего их в одно целое. .. Они уже настолько слились друг с другом, что стало неясно, где проходит грань между женской чувственностью и мужской мощью; все перемешалось, роли поменялись и продолжали меняться в бесконечно упоительной в своем опустошающем сладострастии череде…

Когда, наконец, силы их иссякли, солнце уже ушло в сторону. Тени вытянулись и сгустились, ветерок стал крепчать, раскачивая яхту и остужая их тела. Ева чувствовала, будто ее покинули все ее силы, до последней капли. Она лежала на спине на палубе, ослабев настолько, что в самом прямом смысле этого слова не могла пошевелиться, даже когда Брэнт поднялся на ноги и приподнял ее.

Он принес теплое влажноватое полотенце и начал медленно охватывать им ее тело, нежно протирая все потаенные уголки. Неожиданно ей показалось, что этот человек не может быть тем самым типом, который приветствовал ее на рауте той ледяной улыбкой и циничным взглядом всего месяц назад.

– Слушай, кажется, тебе уже требуется другой напиток. Я принес тебе пива.

Ему пришлось снова усадить ее, прислонив к боковой стене каюты, чтобы она могла пить, сжав бутылку обеими руками. Он присел рядом, его нагота была лишь слегка прикрыта полотенцем. Он положил на ее тело тряпицы ее эфемерного бикини и рассмеялся:

– Я мог бы заняться с тобой любовью снова, просто оттого, что опять вижу тебя рядом…

– Я бы уже этого не выдержала.

– Я бы тебя поддержал.

Она почти со страхом посмотрела на него.

– Знаю, смог бы, но…

– Но я не буду. Я постараюсь научиться приходить к тебе только тогда, когда ты сама захочешь меня. Это очень для меня непривычно, но я постараюсь.

Она слегка дотронулась до него, так и оставив свою руку на его нагом теплом бедре.

– Я тоже постараюсь. Но тебе нужно будет стать… добрее, что ли? Пожалуйста. Ты сможешь? Или хотя бы немного терпеливее со мной. Мне не нравится, когда мне причиняют боль, Брэнт. И сама я не люблю причинять боль кому-либо.

– Да, я знаю это. Я не буду больше делать тебе больно, я ведь уже обещал.

Она закрыла глаза, склонив голову на его плечо в первый раз; под ними плавно покачивалась яхта.

Глава 31

Стелла собиралась замуж за Джорджа Кокса. Первым, кто от нее узнал об этом, был Дэвид. Ведь к этому времени они до какой-то степени сблизились, и она все больше проникалась доверием к нему. Однако сегодня он выглядел весьма озабоченным какими-то проблемами. В ответ на сообшение Стеллы он пробормотал дежурные поздравления, думая о чем-то своем.

Стелла, кажется, догадывалась, чем он поглощен: она искренне ему сочувствовала по поводу его сестры-подростка, о которой он с гневом и болью рассказал ей, о ее связи с каким-то малознакомым ей типом и о том, что она сбежала с ним. Бедняжечка Дэвид, думала она. Но что можно поделать с современными детишками? Так она и сказала Дэвиду. Мол, если Фрэнси уже почти исполнилось восемнадцать лет, значит, девчушка уже достаточно созрела, чтобы осознавать свои поступки или, по крайней мере, устроить свою судьбу.

– Да уж, конечно! – ответил он тогда на это, и Стелла ощутила всю силу его горечи, которая прорвалась в этих словах, несмотря на то что он всячески пытался скрыть свои чувства.

Дэвид был по-настоящему добрым и милым, и он заслуживал получить от жизни гораздо больше, чем имел, он абсолютно чист перед лицом своей совести – так она ему и сказала тогда.

Может быть, именно из-за того, что они стали ближе друг для друга, она ожидала от него большего участия в ней, когда сообщила ему об их с Джорджем будущей свадьбе. Вместе с тем Стелла имела достаточно прагматичный взгляд на жизнь, чтобы не слишком сосредоточиваться на этом. Поэтому она подумала про себя: «Да ладно, что это я? Я злюсь на него только потому, что Дэвид – это единственный мужик, с которым у меня по-настоящему получилось? Ведь особых чувств никто из нас двоих не испытывал. Бедный малый Дэвид, весь он в заботах. Эта сучка Ева…»

Даже Марта хранила молчание по поводу того, что там у них произошло на самом деле, да и Дэвид был не из разговорчивых, и все же из того, на что он намекал… Ей не терпелось поподробнее разузнать, что же на самом деле было между Дэвидом и племянницей мистера Берн-стайна. Девчонка, видимо, всерьез нацелилась на Дэвида, это было видно невооруженным взглядом; Глория по этому поводу совсем взбесилась, и от этого Стелла пребывала в потаенном, но полном удовлетворении: наконец-то у Глории ни черта не выходит!

Стелла бросила взгляд на телефон. Одна из лампочек горела: линия Дэвида была занята почти весь день.

Она вновь и вновь возвращалась к размышлениям о том, что же все-таки предпринял Дэвид после того, как она сообщила ему, что Ева должна была возвратиться из Нью-Йорка, а Марти нет в городе, поэтому Еву некому встретить в аэропорте. Вчера он на целый день взял отгул, но сегодня она так и не смогла рассмотреть в нем чего-либо особенного, что бы контрастировало с его обычным поведением. За исключением, пожалуй, этой его постоянной озабоченности.

Марти… Стелла не могла сдержать грустного вздоха. Марти еще не в курсе, хотя для себя Стелла решила ничего не скрывать от Марти сразу с того момента, когда она начала встречаться с Джорджем. Она так хотела быть с Марти – наверное, это уже просто вошло в привычку, – но замужество и жизнь с Джорджем являлись наилучшими, наиболее практичными поступками, которые она должна была совершить. Он был богат, она тоже станет богачкой и, наконец, получит свободу! Никаких отсидок с девяти до пяти. Деньги превращают тебя в истинно свободную женщину – кто бы там ни лепетал что-то насчет того, что есть вещи, которые не продаются за деньги.

Одна из телефонных линий оставалась незанятой, и если бы она захотела. .. Стелла уже было протянула руку к телефону, но тут же отдернула ее, нахмурившись. Да что это она, с ума, что ли, сошла? Пусть уж сама Марти ей звонит. Она знала, что Марти вроде бы к этому времени должна была возвратиться из Лос-Анджелеса, из этого таинственного путешествия, о котором она особо не распространялась. Что-то там насчет съемок в фильмах – да, может, она все выдумала, чтобы разбудить ее ревность. В общем-то до какой-то степени ей это удалось, да только как же Марти все никак не поймет? Они ведь могут по-прежнему встречаться, делясь друг с другом обжигающей страстью. Но, конечно, так, чтобы никто об этом не прознал – ведь повадки Марти по отношению к женщинам были слишком известны всем на свете, Стелла очень переживала из-за того, что их не раз видели на людях вместе. Вот если бы ей удалось доказать Марти необходимость ее брака с Джорджем, показать, что это никак не отразится на их отношениях…

Крупный бриллиант сверкнул, испустив вокруг яркие лучики, когда Стелла протянула руку к телефону, чтобы набрать номер. А почему бы, в самом деле, и не позвонить Марти? Просто чтобы объяснить ей все. Она ведь стольким обязана ей.

Марти подняла трубку после первого же звонка, однако голос ее звучал спокойно, почти отстраненно, даже когда она поняла, что звонит Стелла.

– Как в Лос-Анджелесе?

– О, все было о'кей. Встретила кучу разных людей, кое-каких старых друзей. – Тон Марти приобрел какое-то странное выражение, когда она произнесла «старых друзей».

– Марти, неужели ты совсем не скучала по мне?

– Конечно, скучала, деточка. Но я была занята, постоянно было столько дел. Дело в том… – Марти запнулась, очевидно раздумывая, сообщить ли Стелле нечто или не стоит, но тут же продолжила: – Дело в том, что мне необходимо снять небольшую квартирку в Лос-Анджелесе, чтобы какое-то время там жить. Мне предложили роль, которая меня очень заинтересовала, и… – опять маленькая запинка, – эта роль очень перспективна.

– Марти! – быстро взяв себя в руки, проговорила Стелла. – Но это же здорово. Я так рада за тебя. – Значит, Марти набивает себе цену.

Придав голосу как можно более сладкое выражение, Стелла сказала:

– У меня тоже есть кое-какие новости. Я собираюсь выйти замуж. – Ей очень захотелось увидеть, какое выражение приобрело сейчас лицо Марти, когда она это произнесла. Как она прореагирует?

– За Джорджа, я думаю. Очень рада за тебя, Стел, если это именно то, чего ты хочешь.

Господи, как же это Марти может говорить так вежливо, так до безразличия спокойно, ведь еще несколько недель назад она по этому поводу рыдала…

– Я рада, что это не повергло тебя в уныние, Марти. Я знала, ты сможешь меня понять. Но мы ведь иногда сможем встречаться, правда?

Как же трудно расставаться, если ты так много хорошего получила от нее. Марти по-настоящему ее любила. Любила ли?

– У меня нет причин унывать, Стел. Ты же много раз говорила мне, что такая жизнь – не по тебе. Это ведь то же самое.

– Что значит – «то же самое»? – Неужели это ее собственный голос, звучащий так резко?

– То же самое и для меня, детка. Не переживай, время от времени я буду здесь появляться. И мы снова сможем бывать вместе, если ты этого захочешь.

– Марти, конечно, я все еще хочу тебя. А ты?

– Конечно. – Однако голос Марти звучал как-то неубедительно. После того как она повесила трубку, Марти так и осталась сидеть у телефона, бессмысленно глядя на него. Ладно, хватит возиться со Стеллой. Очаровательной, ветреной, эгоистичной Стеллой. Нет больше любви, не г больше мук. Пусть теперь в нее влюбится кто-нибудь еще – для разнообразия.

Я сильнее Евы, думала Марти. И сильнее Стеллы, потому что я знаю, когда наступает момент для прощания, даже если при этом кажется, что душа рвется в клочья.

Она-то знала, что это значит – умирать от боли дши. Теперь она больше не даст этому повториться. Особенно в Лос-Анджелесе, целлулоидном городе; впрочем, вся атмосфера, царящая там, не потворствует любви. Похоть – вот что там витало в воздухе. Похоть так или иначе поглощала там всех и вся.

Марти начала размышлять о том фильме, в котором она снялась, и это вызвало у нее улыбку. Черт возьми, уж точно не надо быть актрисой, чтобы красоваться в таком кинце! А ее партнер по нескольким сценам – он был просто потрясающим парнем. Такой чертовски опытный самец для своего юного возраста, такой чертовски соблазнительный. Ее могут удовлетворять и другие, так к чему эти переживания по поводу Стеллы?

Тишину неожиданно прорезал еще один телефонный звонок. Она подняла трубку; лицо ее приобрело каменное выражение, когда она узнала голос.

– Нет, Дэвид, я не знаю, где она. Я так и не разговаривала с Евой с тех пор, как вернулась. Может, она передумала и решила остаться в Нью-Йорке… О! Ну, вообще-то это не ее собачье дело, этой Стеллы, чтобы сообщать тебе, когда Ева должна была вернуться, а вы… вы, мужчины, иногда можете поступать просто как ублюдки! – Голос Марти рычал в трубку настолько разъяренно, что Дэвид невольно содрогнулся от обрушившегося на него заряда злости.

«Чертова лесбиянская сука!» – кипя от злости, думал он, в то же время проклиная себя за то, что – на кой черт! – он не мог совладать с собой и продолжал звонить снова и снова. Ева не ночевала дома прошлой ночью, она, вероятно, вновь была на вечеринке у Брэнта Ньюкома и его друзей.

– Я уверен, что ей сейчас хорошо, не утруждай себя и не передавай ей, что я звонил. – Переполненный бешенством и обидой, Дэвид швырнул телефонную трубку. Не нужно было ничего разузнавать. В аэропорт он приехал лишь из чувства долга, и хорошо, что он додумался взять с собой туда Ванду. Слава Богу, что она-то хоть не такая, как Ева. Это была наивная девушка с идеалистическими представлениями о жизни. И он был на сто процентов уверен, что она – девственница. Еву он ничему не мог научить – у нее уже все было до встречи с ним. Как-то даже он ее обвинил в бисексуальности, а она стала это отрицать, хотя потом все-таки выдавила из себя признание, что один разок все-таки попробовала заниматься этим делом – да, черт побери, с Марти! Он ей тогда не сказал, что уже знал об этом, потому что Стелла ему уже успела все рассказать. Это ее признание, детали, которые он с трудом выудил из нее, тоща так его дьявольски возбудили, что он даже прервал свой допрос и бросился трахать ее. Однако он приберег на всякий случай это ее признание, чтобы при необходимости использовать его как оружие против нее. С Евой он всегда чувствовал необходимость того, чтобы иметь против нее оружие – что-нибудь такое, что смогло бы ее держать от него на расстоянии, чтобы она не сумела до конца окутать его своей любовью.

Черт ее подери с этой ее любовью! Да с ней надо было обращаться так же, как он проделывал это с Глорией! Знаменитые четыре «П»: подцепить, подурачить, поиметь, позабыть всех этих баб! Большего Ева не заслуживала. Да он и не думал никогда жениться на ней. Если он решит на ком-нибудь жениться, это будет какая-нибудь милашка типа Ванды. Но ведь ему все-таки хотелось переспать с Евой хотя бы разок, чтобы доказать и себе, и ей, что она – всего лишь дешевка, которую уложить под себя – это раз плюнуть.

Ева… Да пошла она к черту! Правда, он очень хотел знать, что же она делает в этот момент, когда он думает о ней.

А она в этот момент помогала Брэнту завести его яхту в док. Волосы ее живописно ниспадали по спине, собранные в «конский хвостик» элегантным головным платком. Пространство между ее бедер было наполнено каким-то необычным болезненным ощущением, которое делало ее и застенчивой, и гордой от сознания наполненности удовлетворением. Она так и не могла до конца осознать, что той женщиной на яхте была она сама, полностью отдавшаяся своей плотской страсти.

Какое необычное ощущение – иметь своего мужчину, который совершенно неожиданно как бы обручен с ней и хочет на ней жениться и, главное, что это совсем не Дэвид. Интересно, сживется ли она с этой мыслью или с тем, что она станет женой Брэнта, например.

Потом, в машине, она спросила его, не забросит ли он ее домой.

Он с любопытством посмотрел ей в глаза.

– Уже устала от меня? А я-то считал, что ты мной выписана на несколько дней подряд^..

Ей даже удалось засмеяться, когда она укоризненно закачала головой.

– Да нет, нет, Брэнт, мне ведь надо побыть в своей квартире какое – то время, чтобы уладить кучу дел с Марти, если она вернулась, собрать остаток своих вещей, и – Господи! – до меня вдруг потихоньку начало доходить, как до черта много мне нужно всего переделать, ведь в Нью – Йорк надо звонить и…

Он дотронулся до ее руки.

– Да ладно, ладно. Уже едем.

Если бы это был Дэвид, он бы крайне раздражился от ее слов или заворчал бы – ведь он так не любил, когда что-то хоть немного нарушало его планы. Брэнт же остался таким же вежливым и рассудительным, каким он пробыл весь этот день с ней. Интересно, выведет ли она его когда-нибудь из себя, или же все его всплески негодования так и будут запрятаны глубоко внутрь, как и другие проявления его чувств?

Как только Ева ступила на порог своей квартиры, Марти тут же выскочила из своей комнаты, испустив шумный вздох облегчения.

– Ну наконец-то, слава Богу! Я уж начала думать, что ты подхватила сыпной тиф! «Твой» трезвонил весь день, я уже просто обалдела от него! Я… – Марти в мановение ока потеряла голос, когда вдруг увидела, кого Ева привела с собой.

– О, Господи Боже мой! – вырвалось у нее-. – Только не ты!

– Приветик, Марти. К сожалению, это я. – Как всегда, голос Брэнта звучал холодно и слегка издевательски.

– Марти, – запинаясь, начала говорить Ева. – Я… Ну, мы… – Она никак не могла подобрать слов, видя, в какой шок повергнута Марти.

– Почему бы тебе не начать собирать одежду и вещи, которые тебе надо взять, позвонить всем, сердечко мое сладкое, а я тем временем все разъясню Марти.

Позвонить всем? Ева пронзила своим взглядом Брэнта. Он что, имел в виду Дэвида? Не было ли в его тоне ноток сарказма?

Однако он уже отвернулся от нее. Он и Марти скрестили холодные взгляды, словно противники перед поединком. Ослабев от напряжения, Ева предоставила поле битвы Брэнту: он был отличным бойцом.

– Разъяснишь! – гневно – выговорила Марти. – Что же это ты разъяснишь мне? Ева никуда с тобой не поедет, Брэнт Ньюком. Я ей не позволю. Ты, верно, забыл уже, что я-то знаю, что ты за выродок!

Ева отступила, скрывшись за дверью своей комнаты от их голосов. На какое-то мгновение она застыла, прислонившись к двери, закрыв глаза. Дэвид звонил… Дэвид… Что ему было нужно от нее?

Автоматически, даже не задумываясь об этом, Ева направилась к телефону. Но, не дойдя до него, она резко остановилась, на секунду задержала на нем взгляд и затем отвернулась. Она точно знала, что было нужно от нее Дэвиду. Ему была нужна партнерша, заглядывающая ему в глаза, предоставляющая ему свой кров, подчиняющаяся ему, не претендующая ни на что-либо большее, потакающая всем его требованиям. На этот раз ему не заполучить ее. На этот раз Евы Мейсон не будет для него дома, и пусть он думает что угодно. Я тоже могу быть практичной и сдержанной (у Брэнта набралась?) , даже если мне будет это стоить смерти части моей души, той потаенной ее части, которая все еще не может жить без Дэвида.

Поспешно, почти лихорадочно, Ева начала вытаскивать свои вещи из платяного шкафа, не пропуская ни одного отделения, сваливая все в кучу на кровать. Ей вдруг захотелось швырнуть что-нибудь в зеркало, предательски замечающее и фиксирующее каждое ее движение. Не хочу больше думать о Дэвиде и о тех днях и ночах, когда они были вместе в этой комнате, на этой кровати!

Господи, если бы он позвонил – прямо сейчас! Что бы она сделала? Что бы сказала ему? В тех закоулках ее души, где раньше всегда теплилась надежда и мольба о том, чтобы Дэвид позвонил, сейчас не осталось ничего, кроме яростного желания, чтобы он не звонил, пока она не совершит свой побег отсюда.

К реальности ее возвратила Марти, которая зашла, чтобы помочь ей упаковать вещи и отложить то, что она вышлет ей потом. Лицо Марти, цветом кожи которое обычно напоминало белый оттенок лепестков магнолии, была намного бледнее обычного, а глаза ее выражали оцепенение и недоверие.

– Не могу поверить! – вдруг взорвалась Марти, минуту спустя после того, как вошла. – Ева, ты в самом деле понимаешь, на что ты идешь? Я все никак не могу заставить себя забыть, что это – Брэнт, что он, должно быть, вновь разыгрывает какую-то свою жестокую партию. Я – о, Ева, детка, я ведь просто влюблена в тебя, ты же знаешь. Я просто не смогу видеть, как ты будешь разорвана в клочки этой… этой барракудой! Ева бессильно усмехнулась.

– Уже слишком поздно, Марти. Я уже решилась, и через несколько дней мы поженимся. Я даже подписала все эти документы сегодня утром, и… что ни делается – все к лучшему. Наверное, это так. Да не смотри ты на меня так, я ведь сама еще не могу до конца все осознать и поверить этому.

– Ты совершаешь большую ошибку, Ева. Я ведь предупреждала тебя о нем, помнишь? Но ты сама себе хозяйка. Проклятье, я себя ощущаю почти что твоей защитницей – ты не должна больше страдать. Сначала Дэвид, потом… – Марти бросила взгляд в сторону двери. – А что с Дэвидом? Что мне ему говорить, если он снова позвонит? Или ты сама ему хочешь позвонить?

– Я не хочу говорить о Дэвиде! О, Марти, извини меня, я не хотела хамить тебе, но… между нами кое-что произошло, и… и все кончено. Он сам виноват. Скорее всего, это он раскрыл мне на все глаза в последнюю нашу с ним встречу.

– Так ты выходишь замуж за Брэнта, чтобы рассчитаться с ним?

– Да не знаю я! Не знаю, почему я выхожу за Брэнта. Единственное объяснение всему этому – это то, что сам он хочет, чтобы я это сделала, а я… Наверное, я, наконец, созрела для замужества!