Текст книги "Обнаженные чувства"
Автор книги: Розмари Роджерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Глава 17
Дэвид был в ярости. Фрэнси частичкой своего сознания отметила про себя, что еще ни разу не видела брата настолько разъяренным. Неплохо, что его рефлексы еще не до конца притупились в отношении нее! Она чуть ли не расхохоталась прямо ему в лицо, увидев выражение лица Дэвида, когда спустилась навстречу ему из своей комнаты, облаченная лишь в прозрачные трусики, больше открывавшие, нежели скрывавшие ее женскую плоть, и в короткую рубашку, распахнутую на груди до сосков. На ее лице было выражение светской женщины, уже прошедшей огонь и воду. Пусть, пусть ее братец увидит, наконец, что она из себя представляет…
Дэвид тут же выгнал из гостиной Рика и Лайзу и запер дверь. Лицо Дэвида покраснело от гнева, и Фрэнси в очередной раз не могла сдержать улыбку скрытого торжества. В конце концов, он хотя бы что-то начал уже понимать…
– Фрэнси! Честно говоря, я не очень понимаю, что за муха тебя укусила сегодня, но всему же должны быть пределы! И я надеюсь продемонстрировать тебе сию же минуту, что, хотя ты и достаточно взрослая, чтобы расхаживать при детях почти голой, но выпороть тебя как самую юную школьницу я вполне в состоянии! Я не желаю видеть тебя, разгуливающую по дому в этом виде, достойном самой распутной шлюхи, которая выставляет все свои достоинства напоказ.Будто играя, она не давалась ему в руки и бегала по комнате, крича:
– Не смей меня тронуть и пальцем, Дэвид Циммер. Я уже слишком взрослая, чтобы ты мог отшлепать меня как какую-нибудь девчонку. И вообще, я собираюсь жить так, как хочется мне, а не тебе. Мне уже почти восемнадцать, и не тебе пытаться меня остановить.
– Ты в этом уверена? В самом деле? А вот мы сейчас узнаем, взрослая ты или не очень!
Он буквально прыгнул на нее через всю комнату и успел схватить за запястье, после чего старинным, испытанным способом потащил ее к креслу, где, по обыкновению, происходили все семейные разборки. Она боролась с ним изо всех сил, но лишь для того, чтобы сделать игру интересней и раззадорить его еще больше. А затем последовало то, чего более всего добивалась Фрэнси – рука Дэвида обрушилась изо всех сил, на которые было способно братское негодование, на ее жаждущие трепещущие ягодицы. При этом Фрэнси ухитрилась сделать свое блаженство еще большим – она терлась набухшими сосками о ручку фамильного кресла и кричала как сумасшедшая.
Дэвид настолько обозлился на эту маленькую дрянь – свою сестру, что потерял всякий контроль над собой. Он бил ее сильно, не жалея нежной кожи сестры, со всего размаху. И только когда первая злость покинула его, он вдруг обнаружил, что рубашка Фрэнси съехала вплоть до подмышек, а прозрачные трусики не скрывают горящих от его шлепков ягодиц. И он на секунду задумался – где и когда его сестрица, юное существо, школьница, приобрела себе предметы туалета, более подходящие взрослой соблазнительнице, если не обыкновенной проститутке? Он заметил также, что таз Фрэнси вздрагивает совсем не в том ритме, который, казалось, соответствовал порке. И еще – перед ним открывался во всей красе совершенно не детский ее зад. Тело Фрэнси незаметно для него полностью оформилось и ничем не напоминало юношеское. Перед ним, перекинутая через колено, изнывала от боля наказания – от боли ли? – абсолютно взрослая женщина.
Боже, неужели это существо – его сестра?
Дэвид резко опустил руку и прекратил наказание как раз в тот момент, когда Фрэнси приблизилась к пику наслаждения. Забывшись, совсем потеряв голову, она кричала, просила, требовала его, чтобы он продолжал, не останавливался и довел до конца ее боль, всегда существующую бок о бок с наслаждением.
– Ублюдок, поганая грязная скотина, – вопила она во весь голос, – что ты наделал? Почему остановился, ведь я почти была там, уже почти была там!
Дэвиду показалось, что все случившееся в его доме, в его гостиной не может оказаться правдой, никак не должно оказаться правдой. Визжащий звереныш, валяющийся перед ним и требующий продолжения экзекуции, злобный и почти обнаженный, никак не походил на его любимую славную девочку Фрэнси. Все происходящее напоминало кошмар из страшных снов, когда он был еще мальчиком и просыпался в холодном поту. С чувством неизвестно откуда возникшей инстинктивной брезгливости он оттолкнул Фрэнси от себя. Она упала, словно подкошенная, на ковер и смотрела на него глазами, которые излучали ненависть.
– Живо отправляйся в свою комнату, Фрэнси. Прямо сейчас. Ты сошла с ума! Завтра же здесь будет психиатр. Немедленно отправляйся к себе, я не желаю тебя видеть!
В голосе Дэвида уже не звучал металл, когда он произносил слова команды, призывая сестру к порядку. Наоборот, в нем внезапно проявилась усталость и даже слабость – вещи для Дэвида неслыханные.
«Наверное, таким голосом он разговаривает со своей шлюшкой Евой, – мстительно подумала Фрэнси, продолжая наблюдать за братом со своего ложа на полу. – Это именно Ева, и никто другой, превратила его в тряпку».
Она ненавидела его сейчас, потому что оба знали, что с этого момента Дэвид больше никогда не поднимет на нее руку.
– Позволь мне уйти из этого дома, Дэвид, – пробормотала она, – совсем уйти. Я не хочу больше жить с мужчиной, который не только мешает женщине получить удовольствие, но и просто не в состоянии ее понять. Можешь посмотреть, как я сделаю за тебя то, что ты должен был совершить.
Она задрала рубашку, которая прикрывала ее, и, положив руку между ног, не спуская глаз с брата, начала делать равномерные движения вперед и назад.
Дэвид, глядя на процесс, который начал происходить перед ним, почувствовал, что его сию же минуту вырвет.
«Боже мой, – думал он, – а ведь я остался для нее вместо отца. Интересно знать, где же я дал слабину, где так фатально ошибся? Ну, в самом деле, нельзя же оставить ее вот так – лежащей посередине комнаты и онанирующей. Она ведь действительно больна. Как же он пропустил момент, когда болезнь начиналась?»
Собравшись с силами и стараясь придать голосу былой авторитет и командные нотки, столь ему свойственные в общении с сестрой, Дэвид холодно, как мог, и даже величественно произнес:
– Фрэнси, или ты сейчас же отправишься в свою комнату, или я вызываю по телефону полицию нравов для малолетних преступников. Так что выбирай. Кстати, все, что ты сейчас проделывала передо мной, ты можешь завершить у себя на втором этаже, а не здесь.
Фрэнси узнала привычные интонации в голосе брата, и это заставило ее приостановить процесс в самом разгаре. В данный момент она всем своим существом почувствовала, что Дэвид при всей любви к ней и страха за карьеру тем не менее выполнит обещание. По-видимому, она достала его окончательно. А уж ей никак не хотелось, чтобы толстые дядьки и тетки из службы нравов увезли ее куда-нибудь и заперли на ключ.
Любой ценой она должна была добраться сегодня до Брэнта, а время подбиралось к условленному часу. По-видимому, следует пустить в ход притворство и как-нибудь надуть братца и домочадцев…
Она натянула рубашку до бедер и поднялась, опустив глаза так, чтобы Дэвид не смог прочитать ее коварные мысли. Темные волосы девушки занавесом упали на ее лицо, что только облегчило ее задачу.
– Милый Дэвид, прошу только об одном – извини меня, если сможешь. Со мной и на самом деле произошла странная вещь. Все словно померкло у меня перед глазами… Но ты тоже виноват. Ведена себя со мной, словно я маленькая девочка, и забываешь, что я уже давно выросла.
Она подошла очень близко к нему, настолько, что он даже отпрянул. У него даже промелькнула мысль, что если она прямо сейчас дотронется до него, то он за себя не ручается.
– Фрэнси, я сейчас прошу тебя об одном – убирайся отсюда! Иди и оставайся у себя в комнате. Ужин тебе пришлют наверх. И запомни – не пытайся улизнуть и даже не вздумай из окна переговариваться со своими знакомыми. А главное, пойми – не пытайся даже поднять трубку телефона. Надеюсь, завтра мы оба с тобой придем в себя и сможем поговорить в более спокойной обстановке.
– Прости, Дэйв. Мне искренне жаль, что так все вышло. И не злись на меня. Все будет так, как ты хочешь…
Дэвид просто не знал, что ответить Фрэнси. Он лишь сжал зубы и отвернулся. Потом он услышал, как Фрэнси поднялась к себе, но еще долго оставался в гостиной, расположившись на знаменитом семейном кресле, ставшем участником домашней драмы, прежде чем нашел в себе силы говорить и двигаться.
Собственно говоря, он должен взять себя в руки и как следует поразмыслить над происшедшим. Ничего непоправимого не произошло. Завтра утром все так или иначе разъяснится и он поймет, как поступать дальше. Завтра утром он приедет пораньше и, конечно же, возьмет с собой Еву. Жаль вот только, что у Лайзы начнется депрессия – она словно шестым чувством ощущала, когда над домом Циммеров сгущались тучи. Дэвида всегда тревожили ее молчаливые состояния ухода от действительности, будто таким образом она выражала протест злу, нависшему над домом. Одна только Ева могла разговорить и расшевелить ее хоть немного. А уж если Фрэнси придется отдать в психиатрическую лечебницу, лучшего лекарства, чем встречи и общение с Евой для Лайзы, не придумаешь.
Но когда Дэвид на следующий день, прихватив с собой Еву, навестил старый дом в Олбени, оказалось, что Фрэнси пропала. Никто из домочадцев даже не видел, как она собралась и когда ушла. Миссис Лэмберт обнаружила, что комната Фрэнси пуста, а кровать даже не разобрана, всего за несколько минут до приезда старшего брата. Старушка рыдала, передавая новость Дэвиду, и всякому было ясно, что она души не чаяла в старшей девочке Циммеров.
– Я просто не хотела будить ее слишком рано, – не уставала повторять она, – ведь я знаю, как она любит понежиться в постели в субботу утром!
В конце концов, экономку отослали отдыхать, и тогда Дэвид впервые в жизни учинил обыск в комнате сестры. Нетерпеливо и резко он швырял вещи одна на другую, демонстрируя тем самым, что юрист далеко не всегда хороший детектив, особенно в собственной семье. Но должно же было быть в доме хоть что-нибудь, хотя бы одна вещь, которая могла бы навести на след!
Скорее всего, это книга с записями телефонов, куда девчонки заносят свои незамысловатые рассуждения и прочую дребедень. Дневник, наконец! Интересно знать, ведут ли девчонки в наши дни дневники? Слава, Господи, что он привез с собой Еву!
Занятый розысками, Дэвид поначалу не заметил Рика, который тихонько вошел в комнату Фрэнси и теперь обозревал тот невообразимый кавардак, учиненный старшим братом. Дэвид хотел в сердцах послать его к черту, но вдруг заметил Еву, стоявшую за спиной мальчика. Лицо Евы выражало озабоченность. Она ворвалась в комнату, отстранив Рика.
– Дэвид, знаешь ли, мне кажется, мы напали на след. И все из-за Лайзы! Ты представляешь, она сообщает мне, за здорово живешь, что Фрэнси отправилась к Брэнту навсегда и ноги ее не будет больше в вашем доме! А ты догадываешься, кто такой этот самый Брэнт?
– Да вот этот парень на фотографии, висящей здесь, на стене, кто ж еще? Она еще говорила, что он ее ближайший приятель, – голос Рика заставил замереть присутствующих взрослых. Их глаза впились в любимый настенный-календарь Фрэнси, где она развешивала портреты рок-певцов и известных киноактеров. Портрет Брэнта размерами не отличался от других, поэтому-то никто на него поначалу внимания и не обратил. Лишь указующий перст мальчика, направленный прямо на лицо похитителя юных дев, заставил их сосредоточить внимание на нем.
Мужчина был молод и красив, его волосы отливали золотом под стать великолепному загару. Он стоял на палубе яхты, опираясь на мачту, держа в руках какую-то снасть. Холеное тело слегка прикрывали рубашка, , расстегнутая почти до пояса, и белоснежные шорты. Ева узнала его сразу и ощутила, как в ней, в самой глубине ее существа, растет и ширится чувство необъяснимого страха.
– Только не этот тип. Кто угодно, только не он. Господи, да как же Фрэнси, несчастная Фрэнси, могла познакомиться с подобным чудовищем? Дэвид, парень на фотографии – воплощение зла. Его зовут Брэнт Ньюком!
Когда Ева произносила свою несколько патетическую тираду, она не могла оторвать взгляда от Дэвида и, сама того не замечая, проследила все изменения, происходившие с лицом любимого человека, когда он .услышал это имя. И снова страх – на сей раз дикий, почти животный страх – завладел ее сердцем. Она испытывала страх за всех сразу – за Фрэнси, пропавшую из дома, за себя, поскольку Брэнт Ньюком внушалей ужас самим фактом своего существования, за Дэвида, наконец, большого и сильного, но, в сущности, беззащитного перед миллиардером Брэнтом, который числился клиентом Циммера. Но главное – она испытывала страх за свою любовь к Дэвиду. Снова на свет выплывала история уничтожения женской личности плейбоем Ньюкомом, рассказанная пьяной и несчастной Марти. И, ко всему прочему, она была уверена, что Дэвид тоже знал Ньюкома только как своего клиента. А бедняге Фрэнси, несмотря на ее светский вид, исполнилось всего только семнадцать, и она, в сущности, оставалась еще ребенком, хотя уже и развилась физически. И у Евы появилось острое желание сделать все, что в ее слабых силах, но защитить Дэвида и его семью, к которой она успела так привязаться.
– Дэвид, что ты собираешься предпринять? Ведь можно, в конце концов, придумать что-нибудь?
– Конечно, конечно, Ева, ты абсолютно права. Мне следует хорошенько подумать. Но подумать особым образом, отбросить в сторону все эмоции и чувства. Как если бы Фрэнси не являлась моей сестрой, а была просто соседской девчонкой. И еще, ты же понимаешь, мне бы не хотелось скандала. Представляешь, что будет, если история с Фрэнси попадет на зубок газетчикам? Я постараюсь не допустить, чтобы мое имя трепал. ..
– Но, Дэвид, ты не сможешь ее обнаружить, не прибегнув к помощи полиции. Он может прятать Фрэнси где угодно. И потом, мы даже не уверены, что она в действительности убежала именно к Ньюкому.
Дэвид взмахнул рукой, призывая ее к молчанию.
– Ева, по-видимому, ты не отдаешь себе отчета в некоторых весьма важных вещах. Прежде всего, Ньюком – не просто какой-то там миллиардер, живущий за тысячу миль. Он мой, то есть наш, клиент. Фирма «Хансен и Хауэлл» ведет его дела, связанные с нефтяными интересами. А Говард никогда не потерпит, чтобы имя его сотрудника имело отношение хоть к малейшему скандалу. Разве не понятно? В последнее время они стали даже поговаривать о моем участии в прибылях – значит, пройдет не слишком много времени, и я смогу стать их полноправным партнером. Как же я могу, чтобы имя Фрэнси и мое собственное имя газетчики изваляли в грязи? Как ты верно заметила, прежде всего следует убедиться, действительно ли у него она скрывается, и если это так, то каким-либо образом попытаться похитить ее из вертепа Брэнта и поместить в психиатрическую больницу.
– Послушай, Дэвид, милый мой Дэвид, – от волнения ее голосовые связки перехватило, – ты не можешь позволить ему в очередной раз уйти безнаказанным. Просто не имеешь права. В том случае, разумеется, если Фрэнси действительно скрывается у него. Выслушай меня, наконец, серьезно. Он – ужасный человек, просто чудовище. Но закон распространяется и на монстров тоже. А вдруг полиция не захочет предавать все это дело огласке? Ведь Фрэнси, в сущности, еще малышка. Не будут же они публиковать в заголовках ее имя. Мне кажется, что они не имеют на это никакого права!
– Нет, Ева. Решено. Никакой полиции. Я буду искать сестру, но без помощи официальных учреждений. Жаль лишь, что у меня нет ни одного знакомого, кто бы знал этого Брэнта Ньюкома лично…
Случайная мысль, пришедшая в голову Еве, вдруг заставила ее перебить Дэвида. Положив руку ему на плечо, она задумчиво сказала:
– У меня возникла одна идея, дорогой. – Пытаясь нащупать ускользающий, но внезапно показавшийся ей важным план, она продолжала:
– Дело в том, что Брэнт Ньюком, как обычно, когда приезжает в Сан-Франциско, закатывает для своих приятелей один из любимых им экстравагантных пиров. И сегодня как раз состоится такое вот пиршество. Наш экономический обозреватель, Тони Гонзалес, собирается туда отправиться и очень бы хотел, чтобы я составила ему компанию на этот вечер. Он гомосексуалист, и ему, как говорится, нужно прикрытие на весь вечер. Вот я и думаю, отчего бы тебе не отправиться туда? Ты смог бы смешаться с гостями – у Брэнта обычно не проверяют пригласительные билеты – и попытаться разузнать все о Фрэнси.
– Нет, Ева, к сожалению, твое предложение отпадает. Я боюсь посещать мероприятие, которое устраивает Брэнт, только по одной причине – если я увижу Фрэнси с этим ублюдком, то боюсь, как бы я его просто не убил. Мне просто не хватит самообладания, и я дам ему по морде. Нужно придумать что-то другое, более подходящее. Ведь всегда есть какой-нибудь выход.
Медленно-медленно он окинул взглядом обстановку в комнате Фрэнси, словно запоминая на всю жизнь, как выглядит не убереженное им детство сестры, и со значением посмотрел на Еву. Еще до того, как он произнес хотя бы единственное слово, Ева чисто по-женски поняла, какая просьба от него последует. Она даже подняла руки вверх, как солдат, сдающийся превосходящим силам противника:
– Нет, Дэвид, умоляю тебя, только не проси меня об этом! Но он словно не услышал крик отчаяния Евы.
– Знаешь ли, милая, но ты единственный человек, который может навестить Брэнта в его логове. Кроме тебя, я не доверяю никому. Если история с Ньюкомом и Фрэнси вылезет наружу – я человек конченый. Но не только я. Фрэнси тоже. Всегда найдется мерзкий тип, который будет в состоянии обвинить меня в том, что я плохой воспитатель и не уделял ей достаточного внимания. А для адвоката, который призван следить за выполнением закона и оберегать людей, подобное обвинение равносильно концу карьеры.
Он взял Еву за руки, крепко их сжал и заглянул ей прямо в глаза.
– Деточка, разве ты не понимаешь, что на всем белом свете нет ни одного человека, который бы оказался в силах мне помочь? Ты отправишься к Ньюкому в гости в качестве гостя, а не громилы. Кроме того, уж кто-кто, а ты явишься туда лучшим прикрытием для вашего сотрудника-гомосексуалиста. Хотелось бы знать, какое прикрытие получилось бы из меня для вашего Тони Гонзалеса? И еще, если ты обнаружишь на вечеринке Фрэнси, то сможешь поговорить с ней, как женщина с женщиной, и, возможно, тебе удастся как-нибудь ее урезонить. В подобном состоянии она и не подумает меня слушаться. И уж если придется, то тебе хватит сил просто поговорить с самим Брэнтом, рассказать о том, что его подруге всего семнадцать лет, – уверен, что она наврала ему про свой возраст. Любимая!.. Кто же еще, если не ты? Ну пожалуйста!
«Боже мой, – думала она в тот миг, когда Дэвид изо всех сил прижимал к себе ее трепещущее тело, – какой он, в сущности, предатель и гад! Он пользуется своим положением, тем, что я люблю его, и посылает меня прямо к дьяволу в пекло! Черт бы его побрал!»
Но она чувствовала, как его руки становились все нежней, а дыхание – жарче, настоящий змей-искуситель!
– Ева, ты сделаешь это для меня, правда? Только пойми, насколько моя жизнь и благополучие зависят от тебя! Кроме тебя, мне не нужен никто, и ты моя единственная, самая сладкая девочка на свете. Ну, а если Фрэнси была не слишком любезна с тобой, так только потому, что она еще почти дитя, эдакий юный чертенок в юбке, ревнующий своего старшего брата ко всем и вся. Но она изменится, ты слышишь, если ей вовремя помочь. И я прошу тебя подать ей руку помощи!
Ева склонилась к нему, но в то же время продолжала отрицательно качать головой, пытаясь доказать невозможность выполнения задуманного им.
– Зачем так много говорить? Ты и представить себе не можешь, о чем ты меня просишь. Как-то раз я встречалась с Ньюкомом на приеме… – Тут она прикусила губу, потому что отлично знала, как Дэвид реагирует на упоминание имени любого мужчины, с которым она хоть когда-то состояла в дружеских отношениях. Дэвид считал, что со всеми она побывала в постели.
Вот и сейчас она почувствовала, как он тут же отстранился от нее и даже отступил на шаг назад.
– Так ты знакома с ним? И за все время даже не намекнула об этом ни словечком? Но почему, Ева? Он что, спал с тобой?
– Дэвид, прошу тебя. Ну конечно же, нет. Просто нас представили, и он не понравился мне с самого начала. Вот и все. Прошу, милый, прекрати разрывать мне душу на части только потому, что я наделала миллион глупостей в своей жизни. А все только для того, чтобы вернуться к тебе. Я люблю тебя, Дэвид!
Ну вот, пожалуйста. Она опять произнесла слова любви, как будто ее кто за язык тянул! Но сегодня он, по крайней мере, услышав ее признания, стал добрее и мягче, чем обычно, и от его нежности в ее душе проснулась успокоенность и уверенность, хотя она и знала наверняка, что это все иллюзии.
И уже не испытывая ни стыда, ни гордости, она позволила ему увлечьсебя и сдавить в объятиях, чувствуя, что находится в сильных мужских руках словно на седьмом небе. Колени Евы привычно прислонились к надежным ногам Дэвида и ослабли, поскольку все ее женские силы готовились лишь к одному – к интимной встрече с любимым. Что может быть слаще рта любимого человека, его языка и губ? Они – просто мед, и не просто мед, а пьянящий, одурманивающий ее. И вот Ева, вкусив этот сладкий мед Дэвида, потеряла голову – как и всякий раз до этого – и чуть не упала. Дэвид прошептал ей на ухо:
– Господи, Ева, если бы ты знала, как я тебя хочу… Когда ты приближаешься ко мне, мое желание обладать тобой достигает пика, высокого, словно Эверест. И я никак не могу сладить со своими желаниями, хотя пытался уже много раз. И ты всегда будешь моей, ведь правда? Что бы ни случилось – только моей! Скажи мне еще раз, что ты меня любишь и я твой единственный мужчина, я так хочу услышать слова твоей любви, предназначенные, я знаю, только для меня.
Что и говорить, Дэвид умел настроить женщину на любовь – женщина вообще звучала в его руках подобно инструменту. А Ева более всего любила Дэвида-музыканта, который умудрялся совмещать в единственной плотской оболочке черты косматого сатира со свирелью, античного красавца полубога и робкого маленького мальчика, который просит у взрослых, чтобы его погладили по головке.
– Я твоя, Дэвид, и ты прекрасно знаешь о моей любви. И всегда знал. Из-за любви к тебе я часто испытывала сильнейшую боль, но никогда но переставала тебя любить!..
Его сильные руки сжали ее еще сильнее. Дэвид обнимал ее бережно и страстно.
– Никогда, никогда, радость моя, я не смогу снова обидеть тебя. Знаю, что иногда я вполне смахиваю на законченного негодяя и подонка, но вся моя вина лишь в том, что я ужасно ревнив и именно ты заставляешь меня ревновать. Но, как ни странно, именно из-за этой проклятой ревности я снова возвращаюсь к тебе и мое желание обладать тобой лишь увеличивается. Но, кроме любви и ревности, в отношениях между нами существуют еще и преданность душ, и понимание… Помнишь, ты говорила о шестом чувстве, которое объединяет нас? Так вот, истинное понимание – не выдумка, оно существует. Тогда понимаешь мысли другого человека и при этом вовсе не нужно произносить никаких слов.
Руки Дэвида образовали вокруг Евы магический круг, она словно пребывала в другом измерении, и тело ее содрогалось от неги, глаза были закрыты. В то же время она думала: «Кто в состоянии поведать мне, отчего я, несчастная дуреха, так влюблена в этого мужчину, держащего меня на руках? И отчего он, единственный из всех, усилием воли в состоянии превратить меня в жалкую, ничтожную тварь, в свою рабыню?»
Ева провела рукой по его темным волосам, а затем по подбородку.»Как бы там ни было, но именно он стал моим мужчиной, и он тоже нуждается во мне…»
– Знаешь что, Ева, – вдруг сказал он ей совершенно серьезно и, пожалуй, спокойно, – какой бы я ерунды ни говорил и ни делал, обещай мне, что ты меня не бросишь. Пусть твое шестое чувство сообщит тебе о том, насколько сильно я к тебе привязался. Нам нельзя расставаться, и когда-нибудь настанет такой день, когда наши жизни объединятся…
Еще никогда он не говорил с Евой столь откровенно о браке и о возможности соединения бывших любовников в единую семью. Ева почувствовала себя на вершине радости от счастья и надежды, внезапно проснувшейся в ней. Ее женский инстинкт не подвел – Дэвид и на самом деле любит свою Еву. И он женится на ней – когда-нибудь это обязательно произойдет! Из Дэвида получится прекрасный муж, всем известно его серьезное отношение к браку. Если они, , наконец, обвенчаются – тем лучше для нее. Еве оставалось только радоваться, что другая женщина не успела перехватить ее обожаемого Дэвида.
Дэвид слышал биение сердца Евы рядом с биением своего собственного, прижимая ее к себе. Он не лгал, когда говорил, что нуждается в Еве и хочет ее. Между ними и в самом деле проходила своего рода вольтова дуга, объединяющая два существа в одно неразделимое целое. Даже Глория была не в силах предоставить столь огромную физическую радость Дэвиду, на которую он мог всегда рассчитывать с Евой. К тому же она не только приносила ему радость в постели – она любила его и готова была пожертвовать собой ради него. Особенное возбуждение вызывал у Дэвида тот факт, что женщина, лежащая в его руках, желанна миллионам телезрителей по всей стране, но принадлежит только ему.
– Закрой дверь, милая, запри ее покрепче.
Голос Дэвида перешел в шепот в тот момент, когда он, слегка отстранившись от Евы, начал расстегивать брючный ремень. Ева сразу поняла намерение своего любовника и в ту же секунду ощутила, что ни мгновения не сможет существовать без близости Дэвида, не чувствуя на себе тепло его рук. Желание нарастало в ней с силой урагана. Не отрывая взгляда от любимого, она направилась к двери и закрыла массивные створки на замок. Ключ дрожал в пальцах Евы, когда она поворачивала его бороздкой внутрь в замочной скважине. Дэйв лежал на диване уже раздетый и готовый принять ее. Она знала только одно, направляясь к Дэвиду, – нет на свете ни одного мужчины, который был бы более желанен и любим ею.
Встав на колени перед Дэвидом, Ева принялась ласкать его, вспомнив именно ту ласку, которая нравилась ему больше всех и сводила его с ума. Ева чувствовала, как все его тело целиком отзывается на ее нежные поцелуи и поглаживания и как он откликается на них стоном удовольствия.
Впервые он говорил ей о своем чувстве к ней в семейном гнезде Цим-меров, и впервые, когда они оказались вместе, интимная близость за-ставляла их испытывать чувство вины. Но сегодня она старалась не думать о том, что ее ждет впереди – поездка на вечеринку к Брэнту, поиски Фрэнси, – и не хотела, чтобы об этом задумывался и Дэвид.
Они упали на постель, и Дэвид потянул ее вверх, на себя, сильно, но oнежно прижимая тело Евы за бедра к себе.
– Когда же ты скинешь с себя эти проклятые тряпки, – не спросил, а скомандовал Дэвид. – В постели голая плоть сражается лишь равным оружием…
Все случилось так, как происходило и раньше, в ранние дни их знакомства, – они торопились, словно новобрачные, дождавшиеся, наконец, их первой ночи любви, и стонали от наслаждения и искренне верили в момент соития, что подобное блаженство может завершиться только смертью. Как и в первый раз, ее пальцы дрожали, когда Дэвид помогал ей раздеваться. Вещи валялись, разбросанные по полу, и даже безумно дорогое платье Евы от Рента, купленное для того, чтобы потрясти Дэвида, не избежало подобной участи. Их близость продолжалась вечно и в то же время, казалось, завершилась через мгновение. В их телах сосредоточилась вся мудрость мира – его человеческая конечность и вечная космическая долгота. Вселенная будто сконцентрировалась вокруг двух бренных оболочек из костей и мяса, и совокупление поднималось в сверкающие астральные выси и уподоблялось столкновению двух миров, когда в результате гигантского взрыва создается новый мир, юный и очищенный от скверны.
Оргазм сотрясал плотскую оболочку Евы несколько раз, и она отвечала Дэвиду влажными пожатиями, возбуждавшими его до безумства.
– О, Ева, моя милая и дорогая, самая лучшая на свете, – вскричал Дэвид хриплым стоном, выплеснув сладострастие в щедрое лоно своей подруги. А потом он снова и снова покрывал ее всю поцелуями, желая хоть в какой-то мере заплатить этому женскому божеству за доставленное ему счастье.
Даже когда завершилось опьянение страстью, они не разлучились, а остались лежать вместе таким образом, что их тела переплелись между собой, и Ева подумала, что сегодняшняя их близость в доме Дэвида, в принадлежавшей ему комнате и на кровати, которую купил он и на которой закрепил обладание ею, своего рода залог, гарантия того, что у нее состоится в жизни все – и любовь, и семья, и собственный дом.
