Текст книги "Обнаженные чувства"

Автор книги: Розмари Роджерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Глава 25

К концу следующей недели Ева валилась с ног от усталости и утомления, но в то же время и от радостного трепета. Ей приходилось постоянно поддерживать себя большими дозами витамина B12.

Конечно, она имеет достаточный опыт работы на телевидении, но Сан-Франциско, тихая студия на станции Кей-Эн-Экс-Ти даже не могли сравниться с бешеными темпами работы студий в Нью-Йорке. С того самого момента, когда она впервые ступила на порог огромного серого здания, казалось, она попала в вихрь гигантской мельницы, и не было сил вырваться из объятий этой бешеной карусели. Фотографирование, интервью, бесконечные собеседования и в промежутках – бесконечная зубрежка; она все время была на людях, под испытующими, оценивающими взглядами. Пришлось научиться вскакивать в два часа ночи, чтобы тебя срочно примчали в студию. Сначала необходимо было внимательно осмотреться, почувствовать атмосферу, окружавшую ее. Потом – пара дней участия в самом шоу, участие в нем наряду с ведущим Рэн-даллом Томасом, которого она немножко побаивалась. Вечерами она была не менее занята. Несколько часов сна, когда солнце еще и не думало заходить за соседние небоскребы, а потом – бесконечные встречи, коктейли. Ей необходимо было перезнакомиться со всеми, и всех до единого очаровать. Недостаточно было оставаться самой собой. Ее собирались превратить в Личность.

Ева позвонила Марти, или это Марти ей позвонила? Трудно вспомнить.

– Ну, как ты там? Ты знаешь, что о тебе уже такой перезвон идет! «Рекорд» поместил огромный материал о тебе, прямо на целый разворот.

А по Кей-Эн-Экс-Ти вовсю гоняют твои ранние шоу, вспомнили даже твои интервью из серии «Наши девушки в городе». Ты собираешься вернуться за всеми своими вещами или нет?

– Не знаю! – Ева начала устало массировать висок, чтобы приглушить нараставшую мигрень. – Господи, у меня нет даже времени на то, чтобы спросить о своем будущем распорядке. Даже… буквально и задуматься-то некогда. – Она услышала приглушенный вздох Марти и поспешила спросить: – А как у тебя с этой ролью, в Лос-Анджелесе? Тебе…

– Я им заявила, что я серьезно обдумаю их предложение, – голос Марти зазвучал неуверенно, и Еве подумалось, уж не Стелла ли была причиной сомнений. Бедняжка Марти!

Марти продолжала:

– Черт, я все-таки думаю, приму-ка я это предложение, почему бы и нет? Если ты задумаешь выселяться… В общем, у меня еще есть время, целый месяц, чтобы раздумывать, пока они там готовятся к кинопроизводству. В случае чего я тебе дам знать – ты же можешь сделать нам какую-никакую рекламу!

– Мне были… – «Ох, проклятая эта моя слабость!» – подумалось Еве.

– Нет, никаких звонков, детка. Может, он и пытался звонить, но я просто отключила твой телефон. Ну, а теперь-то он все про тебя знает, как ты пошла в гору, это уж точно.

После окончания их телефонной беседы Ева почувствовала, что у нее дрожат руки. О, Господи, когда же она, наконец, избавится от своей проклятой любви к Дэвиду? Надо было совсем рехнуться, как она, чтобы еще и скорбеть о нем после всего, что он с ней проделал, ведь он отверг ее в тот момент, когда был ей нужен больше всего на свете. Теперь она уже никогда не вернется к нему…

Она встала перед зеркалом, начав накладывать макияж. Надо было спешить. Лимузин будет поджидать ее внизу уже через пятнадцать минут. На нее пристально смотрело собственное отражение. Она немного порепетировала улыбку, которую затем превратила в гримасу самоуничижения. Она превращалась в товар на продажу, вот что. В образ, в имидж преуспевающей женщины, улыбающейся, интеллигентной, остроумной, готовой к ответу на любой вопрос. Им понравилось, как она сочинила свой последний сценарий, им нравилось, что она легко и непринужденно ведет телевизионный диалог. Она выбилась в звезды телеэкрана, так почему же она даже теперь не ощущала себя счастливой?

– Это хороший вопрос, – Рэндалл Томас смотрел на нее, немного напоминая сову из мультфильма, поверх свои знаменитых докторских очков, чуть приспущенных к кончику носа. Они вдвоем отправились на шоу «Строчка из припева», а сейчас сидели за столиком ресторана «Четыре времени года» в общем зале. Ева очень удивилась, когда он предложил ей пойти с ним пропустить по коктейлю в «Оук-бар» на сон грядущий – только он и она. Несомненно, он был очень мил с ней все эти дни, однако при этом он продолжал оставаться для нее начальственным и значительным. Теперь же, после трех бокалов, он стал совсем простым и дружелюбным, расспрашивая ее о том о сем. Ей даже показалось, что он ее давнишний друг.

Он медленно вытащил сигарету, не сводя с нее взгляда, и усмехнулся.

– Да, скорее всего, мы все здесь задаемся этим вопросом. Мы все лезем из кожи вон, чтобы пробиться и добиться того, чего хотим, а потом вдруг раз! За что еще бороться? Сначала это опустошает, а потом до тебя доходит, да, до тебя тоже дойдет, милая моя Ева, что нужно биться изо всех сил, чтобы не сорваться с верхушки горы. Надо быть звездой, надо превосходить конкурентов, надо молиться каждый день, чтобы Нильсен тебя не передвинул с твоего шоу. Испугалась?

Ева глотнула из своего бокала.

– Не знаю. Может быть, отчасти это и так, у меня просто нет времени задумываться над этим. Я хочу быть звездой, хочу добиться успеха, но иногда во мне живут как бы две Евы. Ева светская и Ева подлинная. Будет ли у меня время на личную жизнь? – «Да уж, у тебя этого дерьма было в избытке», – с издевкой подумалось ей про себя.

Рэндалл издал короткий смешок.

– Ну, конечно, только когда ты не на людях! Но тебе сразу стоит узнать, на себя особого времени у тебя никогда не останется. Это прилагается к подарочному комплекту. Ну как, принимаешь подарок?

Его неожиданный вопрос поставил ее в тупик. Естественно, она хотела принять это предложение. Ей следовало доказать… Но он сам ответил на свой вопрос.

– Да, конечно, принимаешь. Если нет, ты – дура, но ты ведь не глупая женщина. Ты должна стать великолепной звездой. К тому же в свободное от работы время у тебя не будет отбоя от заманчивых предложений. – Он жестом показал, что пьет за нее. – Ты – очаровательная женщина, и за тобой будут волочиться все парни этого города, особенно если станет известно, что ты свободна. Ты ведь свободна?

Ева заказала билет на дневной рейс в Сан-Франциско на следующий день, субботу. Ей дали две недели на раздумья, хотя она, как и все, считала уже свершившимся фактом ее участие в шоу «Двигаться дальше» с начала следующего месяца. Осталось лишь выполнить необходимые формальности с ее адвокатом и с отделом кадров.

Это была ее последняя ночь в Нью-Йорке перед отъездом, а Рэндалл уже начинал ей немного нравиться. А почему бы и нет? К чему вновь лежать на этой ее громадной постели в одиночестве, наполняясь своимистарыми кошмарами и старыми страхами?

В качестве любовника Рэндалл неожиданно оказался совсем не похожим на того вежливого и дружелюбного мужчину, с которым она так мило болтала. Он был… он был почти что по-деловому сосредоточенным, думала она с непреодолимым изумлением после того, как он в первый раз поразил ее тем, что, заперев дверь, он на руках принес и положил ее на кровать.

– Я занимаюсь штангой, – пояснил он с оттенком гордости в голосе. – Только так остаешься в форме, ведь все время сидишь на работе.

Однако после этих слов он больше почти не проронил ни звука. Он даже не попытался раздеть ее, быстро принявшись снимать одежду с себя, предоставляя ей самой проделать то же самое. Она отставала от него, и он стоял и разглядывал ее, словно завороженный ее телом.

Она подумала: «Слава Богу, все мои болячки прошли. Интересно, что бы он обо мне подумал, если бы увидел меня тогда…»

Раздевшись, она улеглась на спину и наблюдала, как он быстро к ней приближается. Она снова была удивлена, насколько мастерски он начал с ней любовную игру.

Сначала Ева несколько раз издала приглушенные возгласы протеста, однако ее сопротивление было почти что символическим, и он совсем не обратил на это внимания, сосредоточившись только на своих действиях. Дыхание ее участилось, помимо ее воли бедра начали совершать резкие движения, которые она даже попыталась сдержать своей подрагивающей рукой.

– Тебе приятно? – Его язык нежно терзал ее самые заветные складки. – Скажи, как ты еще любишь? – выдохнул он свой вопрос.

– Я… Я даже не знаю… Делай, делай со мной, что хочешь. Ты сам знаешь, как надо.

– Ты готова?

– Нет, еще немного…

Его сладострастный рот вновь обрушился на нее, мягко вонзаясь языком-в ее трепещущие глубины, требовательные пальцы нагнетали облегчающую тяжесть, еще, еще, пока вдруг она не завибрировала, раздираемая жарким удовлетворением. Теперь уже все его тело властно давило на нее и ритм его движений диктовал ей пульсацию ее неистового дыхания.

– Ты такая красавица, такая настоящая… Как ты меня впустила! – прерывисто шептал он в ее ухо. – Ты самая женственная из всех женщин, которых я знал, Ева.

Одна из его рук оказалось под ее спиной, и она будто бы взлетела от неожиданно вонзившегося в ее задние врата его пальца – нового источника мужской силы. От неожиданности она даже вскрикнула, плотнее прижавшись к нему.

– Так хорошо?

– Нет, да, не знаю!

С ней никогда до этого не происходило ничего подобного, помимо своей воли она вскрикнула вновь, чувствуя, как ее возбуждение передалось и ему.

Неожиданно он покинул ее, сжав ее тело в комок и приподняв ее так, что она уже не знала точно, где верх, а где низ, и прижался к ней своими мускулистыми плечами. Теперь он довершал игру, превратив ее в беспомощный кокон, обхвативший его и трепещущий под ним.

Ощущая его буквально повсюду внутри своего вибрирующего тела, временами сжимающегося от томящей истомы и боли, она с бешенством бесконтрольности отдавалась волнам тягучей страсти, соединявшей несоединимое в ее потаенных глубинах.

Он следил за ее разбушевавшейся плотью, ожидая высшей точки ее наслаждения; и вот этот момент наступил. Он тут же обрушился на нее со своей последней яростной атакой, двигаясь мощно и быстро, опустив на нее весь свой вес, так, что ее просто буквально расплющило, и она застонала от боли. Выдохнув неразборчиво извиняющийся стон, он, наконец, покинул ее насовсем. И это его резкое движение тоже причинило ей боль, и она осталась лежать, то ли всхлипывая, , то ли радостно вздыхая оттого, что по всему ее телу болезненно разлилось сладостное удовлетворение.

Рэндалл ушел от нее в семь часов утра, предусмотрительно разбудив ее напоминанием не пропустить свой рейс. Он поцеловал ее, нежно погладив по лицу, и снова назвал ее восхитительной женщиной, добавив, чтобы она всегда оставалась такой же и что он с нетерпением будет ждать ее возвращения.

После его ухода, погрузившись в ласкающую воду ванны, Ева начала размышлять, как же все это произошло. Боже мой, поразило ее, моя мать видит его по телевизору каждое утро. Как бы она отреагировала, если бы только узнала… Еву начал разбирать хохот. Ладно, в конце-то концов ей ведь было с ним очень здорово.

Глава 26

Ева едва не опоздала на свой самолет, вылетавший из аэропорта Кеннеди. На всем протяжении пути туда движение на дороге было просто убийственно медленным: четырехрядная пробка почти сковала его. Кажется, ей повезло, потому что контролер узнал ее (вся эта рекламная шумиха сделала свое дело!) и, конспиративно улыбнувшись, пропустил ее к летному полю, когда уже регистрация была давно закончена. Посадка пассажиров на борт уже шла полным ходом в тот момент, когда она, задыхаясь от долгого бега, достигла, наконец, трапа.

Она уже сидела в своем кресле, когда заметила, что до отлета оставалось еще пять минут. Ева отвела свой взгляд от часов, затянула ремень и со вздохом откинулась на спинку кресла. Отрицательным кивком головы она отказалась от бокала шампанского, предложенного стюардессой, и закрыла глаза. Неожиданно все утомление от лихорадочной недели в Нью-Йорке навалилось на нее, и она почувствовала непреодолимую дурноту, желая только одного: проспать весь полет до Сан-Франциско. Пять часов. Перед своим отлетом она так и не дозвонилась до Марти, поэтому она отправила ей телеграмму. Но если Марти не приедет в аэропорт, ей придется взять такси, подумалось ей с сожалениема ведь она уже начала привыкать к перемещениям на черном лимузине: воспринимала это как должное. Возвращение к реалиям жизни на пару недель – вот что ей было необходимо сейчас. Девушка-дюймовочка – так ведь ее прозвал какой-то репортер…

Хватит думать, забудься. Она попыталась подышать по-йоговски, не открывая глаз, однако ее мозг продолжал работать как компьютер, планируя ее дальнейшие действия, просчитывая бывшее в ее распоряжении время. Ей надо было отправиться домой, побыть немного с мамой и детишками. Разъяснить, как это все так неожиданно получилось. Что она теперь всегда будет для них лишь голосом в телефонной трубке, если они захотят поговорить с ней. Но перед этим ей необходимо собрать все свои вещи, распорядиться, чтобы часть крупного багажа была отправлена контейнерами. .. Да почему же до сих пор это все казалось ей нереальным? Готова ли она к такой резкой перемене в своей жизни и наступит ли эта перемена? Найдется ли кто-нибудь, кто заменит Дэвида? Рэндалл… По неясной ей причине та ночь с ним тоже представлялась ей полусном.

Ева нетерпеливо думала: почему же они никак не взлетают? Похоже, что ее рейс был очень популярным среди путешественников – даже салон первого класса был забит до отказа, за исключением пустующего кресла по соседству с ней. Ее место было у иллюминатора. Хорошо. Ее мысли становились все бессвязнее и бессвязнее по мере того, как она заставляла себя забыться. Она услышала, что кто-то за ее спиной задал вслух тот же вопрос, который промелькнул у нее в голове.

– Что-то мы задерживаемся с вылетом… Надеюсь, не из-за того, что нам не дают посадки из-за погоды? Ведь у меня намечена очень важная встреча.

– Мы прибудем точно по расписанию, сэр. Вылеты слегка задерживаются из-за сегодняшнего утреннего тумана. Мы просто ждем, пока освободится взлетная полоса.

Ладно, Бог с этим. Еве было все равно. Господи, как я устала! Может быть, Питер пропишет ей ударную дозу витаминов, когда она будет, наконец, на месте; последняя ее доза, та, три дня назад, здорово помогла ей. В полудреме к ней почему-то пришло название какой-то старой песенки. .. «Неужели это все?», так, кажется, она называется… Я совсем спятила, до сих пор еще не решила, чего же мне надо, даже теперь, когда мне все поднесли на блюдечке с каемочкой.

Ее слегка побеспокоил тихий переполох, вызванный появлением запоздавшего пассажира. Зазвучали приглушенные голоса суетившихся стюардесс. Кто-то усаживался в кресле рядом с ней: она услышала щелчок замка на пристяжном ремне и даже не приоткрыла глаз. Она расслышала глухой удар захлопывающегося входного люка, и вскоре после этого взвыли турбины: «ДС-10» начал разбег. Наконец-то! Вот этот торопышка позади нее обрадовался…

– Не желаете ли чего-нибудь выпить? Сэр? Мисс?

– Виски, пожалуйста. Мне – со льдом. С содовой – для мисс Мейсон, если я верно запомнил.

Ева с усилием вырвалась из туманного полусна, в котором прозвучал издевающийся голос Брэнта Ньюкома.

– Выпей, куколка. А после мы поговорим, идет?

Ей нужно было только прогнать от себя остатки этого кошмарного сна, чтобы окончательно проснуться, что она и сделала.

– Приветик, Ева.

Она не могла проронить ни звука. Она буквально застыла, будто в замедленной съемке, когда в кадре все еле двигается. В голове ее ровно гудели турбины реактивного лайнера, отстраненно слышались голоса переговаривающихся между собой пассажиров. Так. Вроде проснулась. Ну-ка, еще раз…

– О, нет, только не вы!

Солнечный лучик, бьющий в иллюминатор и запутавшийся в ее светло-золотистых волосах, бросал отблески, выхватывая всполохи синевы его взгляда. Она инстинктивно отпрянула, как бы стараясь убежать от него, но тугая лента ремня безопасности не давала ей вырваться.

– Как тебе Нью-Йорк?

Улыбающаяся стюардесса поставила напитки на выдвижной столик; он тоже улыбался, глядя на нее.

– Спасибо.

– Не могу этого вынести, – проговорила Ева. – Я не буду сидеть рядом с вами…

– Боюсь, в салоне больше нет свободных мест, – вежливым тоном бросил он. – Ну, а принимая во внимание, что до нынешнего момента тебе удавалось держаться на людях с таким шармом, мне бы не хотелось, чтобы твой имидж был безнадежно испорчен безобразной публичной сценой.

Она просто задыхалась, к ней вновь подступала нервная дрожь. Брэнт Ньюком… Но даже он – дьявол он или человек – ничего не сделает с ней здесь. Ее долг – это не дать ему наслаждаться ее безотчетным страхом. Спокойно, Ева, только спокойно, ничего не происходит…

– С какой стати вы здесь? Я не намерена вести с вами беседы.

Он усмехнулся, однако его иссиня-пронзительный взгляд, казалось, пригвоздил ее к спинке кресла.

– Да ну. Зато я намерен побеседовать с тобой.

– Яне…

– Нет, ты будешь слушать. – Он грубо перебил ее. – Я позаботился об этом. Тебе следует просто вести себя как примерная девочка.

Она содрогнулась, снова вспоминая все. «Прекрати сопротивляться, Ева. Сдавайся и наслаждайся…» Господи, да он сумасшедший. Ее негодование смешалось с животным страхом. Чего он сейчас добивается? И что это значит «я позаботился об этом»?

Помимо ее воли, голос Евы упал до свистящего шепота:

– Я не знаю, что вы намерены проделать со мной на этот раз, Брэнт Ньюком! Мне наплевать на это! Плевала я на ваши угрозы, я уже говорила об этом вашему дружку Джерри.

– Черт, да знаю я, что ты наплела Джерри. А уж когда ты прислала назад мой чек, мне вообще стало с тобой все ясно, куколка. Я сейчас не про это. Никаких подкупов и угроз. Да, кстати, если тебя это как-то волнует, ту пленку я сжег. Ничего не осталось: ни негативов, ни отпечатков, ничего. Да черт возьми, что ты вертишься? Ты же чуть не пролила свое виски.

– Я… ты… – Она вся содрогалась и не могла справиться с этой непрекращающейся дрожью. Их взгляды скрестились. – Да чего же тебе сейчас-то надо от меня, если ты не покупаешь меня, будто я – вещь? Слышишь, ты, чего ты добиваешься?

Брэнт продолжал размеренно говорить, как если бы он выступал с докладом:

– Если ты беспокоишься о Фрэнси – с ней все в порядке. Как я тебе и сообщил в ту ночь, Дерек, несмотря на свой странноватый внешний вид и манеру одеваться, все-таки психоаналитик. Он специализируется в области подростковых неврозов. Сейчас Фрэнси гораздо лучше, чем раньше или чем могло бы быть, если бы она ударилась бы в бега.

– К чему ты все это мне рассказываешь? С какой стати ты беспокоишься о моих делах?

– Да, черт, не знаю даже. Просто мне подумалось, что неплохо было бы разобрать старые завалы перед тем, как я сделаю тебе предложение выйти за меня замуж.

Что-то она, видимо, не расслышала. Кто-то из них, наверное, сошел с ума. Очевидно, он. Или же началась его очередная мерзкая игра, чтобы. .. чтобы… чего все-таки он добивается?

В полном молчании она поедала его своим взглядом, чувствуя, как кровь прилила к ее сердцу, а он насмешливо улыбался.

– Слушай, Ева, я ведь ни разу в своей жизни никому не делал предложения. Полагаю, это одна из немногих вещей, которых я не пробовал. Так что я не шучу.

– Как ты можешь! – Она, продолжая бледнеть, не сводила с него глаз. – Как ты можешь думать…

Почему она не смогла отогнать этот кошмарный сон? Что же не возвращается стюардесса? Брэнт Ньюком… Брэнт Ньюком сделал ей – нет, он просто поставил ее в известность, что намерен на ней жениться, и все это было какой-то дикой шуткой, игрой с его стороны…

Она взяла рюмку и опрокинула ее себе в рот, не переставая смотреть на нее. Она окинула его своим взглядом, будто впервые видела: слишком красивый, холодно-презрительный незнакомец. Опасный незнакомец. Она не давала себе возможности вспомнить тот последний раз, когда познала его слишком хорошо.

– Полагаю, ты ожидаешь от меня объяснений, – продолжал он официальным тоном. – У меня есть, по крайней мере, две причины, если так можно выразиться. Ты – единственная женщина, которую я встретил за свою жизнь, кто сражалась со мной до последнего и к тому же не позволила себя купить. К тому же… Фрэнси так описывала твои отношения с Лайзой.

– С Лайзой? Вот как… Я не понимаю. – Ей надо было что-нибудь сказать, вставить. Прямо как в прямом эфире.

– Фрэнси ты не нравишься, ты ведь знала об этом, да? – продолжал он. – Но она просто не может не уважать тебя за то, как успешно ты преодолела болезненную замкнутость ее сестренки. Она вынуждена была признать, что из тебя выйдет хорошая мать, даже притом, что не хочет видеть тебя рядом с собой.

– Ты… Ты, кажется, многое обо мне уже разузнал, но это же не причина, чтобы…

– Ева, можешь ты хоть немного помолчать и дослушать меня до конца? Да, ты права, о тебе я знаю многое, потому что серьезно занялся этим. В некотором смысле ты – жуткая пуританка, и все же тебе так нравится трахаться просто так. Ты это делаешь лишь при условии, когда сама полностью созрела для этого и когда только сама хочешь этого; той ночью ты бы не сдалась, правда ведь, стервочка огнеупорная? Из-за тебя ведь мы так разошлись тогда, у меня даже потом словно помойка была на душе после той чертовой дури, которую мы сделали с тобой. Черт, не знаю почему, Ева. Может, ты заинтриговала меня и мне захотелось узнать о тебе как можно больше. А может, из-за того, что мне вдруг так осточертело все это безумие, обычная ненормальность, бесконечные и бесцельные тараканьи бега, одно за другим… Уже заранее знаешь, что будет потом, а к чему, зачем? Черт, может, я хочу спасти… мою бессмертную душечку, помнишь?

Неожиданно из него вырвался резкий и сухой смех, который и смехом-то не назовешь; пока он говорил, она беспомощно сидела, не зная, что и ответить. При этом она не могла отделаться от ощущения какого-то сна, никак не желавшего кончиться. Машинально глаза ее посмотрели на его руки, в одной из которых была рюмка. На их коже золотились завитушки, это были все те же сильные умелые руки, которые причинили ей столько боли и страданий. Как же она могла сейчас поверить его словам и доверить себя ему?

– Я… Я все никак не могу осознать, что это все на самом деле, – наконец проронила она, с трудом подбирая слова. – То есть… я все ищу подлинную причину, какой-то подвох. В чем он заключается, Брэнт? Тебе необходимо прикрытие, да?

– Нет, черт тебя подери! Это слишком поверхностное объяснение, Ева. Ты просто не знаешь, если я уж что-нибудь выкладываю, значит, я так думаю на самом деле. Я вообще никогда до этого не задумывался о браке, даже и не думал, что пошевелюсь в этом направлении. Но вдруг, понимаешь, Ева, это путешествие, в котором я никогда не был. И не только это. Меня тошнит от той жизни, которую я веду, от этих моих так называемых друзей, от прихлебателей и от поисков, бесконечных поисков новых сумасшедших приключений и от следующей за ними скуки… Когда у тебя есть все, что ни пожелаешь, ты – нищий. Вот так, детка. Потрешься среди этих телезвезд – сама увидишь, сама такой станешь. Они тебя перемолотят, как жернова, да затрахают до смерти, в чем бы это ни выражалось, а в конечном итоге у тебя не останется ничего, даже самой себя.

– Ты познал все это, а я – нет… – Она просто не находила слов.

– Да, пока нет. А хочешь? Соглашайся на эту новую работу в Нью – Йорке и все сама поймешь. Вот закончится у тебя интрижка с Рэндаллом Томасом, потом тебя подберет другой. Необходимость вертеться в светских кругах, трахаться втихую, и – вот дерьмо! – ты уже сломалась, ведь так? Да, там у тебя будет столько вечеринок вроде моей, что тебе придется научиться притворяться, будто ты балдеешь от них. Выбор за тобой, детка. Моя просьба состоит в том, чтобы ты отнеслась к моему предложению совершенно серьезно, со всей старомодной требовательностью, Ева. Брак, дети, никаких бабенок на стороне для меня и мужичков для тебя. А если ты все еще боишься, что я намерен раздавить тебя и унизить, я переведу половину своего состояния на твое имя в день нашей свадьбы. Господи, да хоть все состояние, если подаришь мне детей. Плевать мне на эти поганые деньги!

– Я?.. Я все никак не пойму, о чем ты толкуешь, Брэнт! – Ева сжала руки от волнения, удивляясь, почему все-таки она вообще разговаривает с ним.

– Неужели? Я просто хочу сказать: что мы теряем? Жизнь – это игра, но мы можем попробовать начать жить заново, без иллюзий, быть честными друг с другом. Может, черт возьми, что-нибудь из этого и выйдет?

Впервые за время их беседы он прикоснулся к ней, накрыв ее дрожащие руки своими.

– Ева, больше не будет сумасшедших вечеринок, «старых друзей», наркотиков. Я тебе обещаю. Они ведь дали тебе на раздумья две недели, так? Останься со мной. Приглядись ко мне. Я не буду ни удерживать тебя, ни причинять тебе боль. Ты вольна уйти, когда сама этого пожелаешь.

– Ты… Боже мой, ты – безумец! Ты же самый грубый, самый несносный, самый высокомерный человек, которого я когда-либо…

Невероятно, но он улыбнулся ей. При этом она заметила, что у его глаз возникли забавные морщинки; его руки сильнее сжали ее.

– Да, это – чувство; полагаю, это все-таки лучше, чем если бы я был тебе безразличен. Может быть, я когда-нибудь смогу переубедить тебя. Если нет, ты свободна и можешь выпорхнуть в любой момент.

– «Выпорхнуть»! Боже, ты просто лишил меня дара речи, ты…

– В таком случае оставайся безмолвной, радость моя. Допей свою порцию виски. Попробуй заснуть, если тебе хочется. Продумай все. В аэропорту стоит моя машина. Когда мы приземлимся, я собираюсь взять тебя под руку и проводить вниз по трапу. Я подброшу тебя, куда ты только пожелаешь – выбирай.

Он отпустил ее руки, улыбаясь ей почти что иронически, а затем откинулся на своем кресле. И именно в этот момент Ева почему-то почувствовала, что он все говорил всерьез – все эти фразы, показавшиеся ей сначала безумием, издевательством, которые он заставил слушать против ее собственной воли.

Самым невероятным было то, что сразу после окончания своего объяснения Брэнт внес в ее душу еще большую сумятицу. Он же сидит рядом с ней, как ни в чем не бывало, тщательно приладив музыкальные наушники, что больше всего возмутило ее, в то время как она сама застыла в своем кресле, онемев от противоречивых мыслей и ощущений. Кроме того, он притворился, будто его одолевает сон, когда она все еще подбирала слова для своей репликл ему в ответ.

Ева едва удержалась от того, чтобы выдернуть шнур наушников из розетки и хорошенько дать ему пощечину или встать и потребовать, чтобы ее пересадили на другое место. Она не сводила с него глаз – с его профиля греческого божества, словно отлитого из червонного золота, с его загорелых ухоженных рук. Ей хотелось кричать во весь голос от бессильного негодования. Да как он посмел? Только потому, что он вынудил ее выслушать свое отвратительное, невероятное предложение, он к тому же еще и собирается галантно пройти с ней под руку вниз, с трапа самолета. Да как он смеет?..

Неожиданно она заметила, что на нее пристально смотрят – ага, с завистью – две женщины, сидящие через проход от нее. Они быстро отвели свои взгляды, начали перешептываться, и Ева сцепила руки от напряжения. Черт принес этого Брэнта Ньюкома! Откуда он прознал, что она вылетает именно этим рейсом? Как ему удалось устроить себе соседнее с ней место? И что он хотел сказать, упомянув иронически о Рэндалле Томасе?