Текст книги "Никита Хрущев"

Автор книги: Рой Медведев

Соавторы: Жорес Медведев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

В последующие годы под сильным давлением ЦК КПСС и местных органов власти агротехника кукурузы улучшилась, стали вносить больше удобрений, появились, хотя и в недостаточном количестве, машины (силосоуборочные комбайны и другие). Но все же урожаи кукурузы на зеленый корм и силос колебались и были во многих областях слишком низкими, не оправдывающими затраты труда. В 1963 году кукурузы на силос и зеленый корм в среднем по всей стране было собрано только 70 центнеров с гектара. В 1965 году, уже после смещения Хрущева, средние урожаи оставались по-прежнему крайне низкими – 88 центнеров с гектара в среднем по стране.

Экономические расчеты уже давно показали, что при урожаях зеленой массы на силос меньше 100 центнеров с гектара кукуруза не только дает меньше кормовых единиц, чем обычные кормовые и фуражные культуры, но и не оправдывает необходимых для ее выращивания затрат труда. А поскольку в условиях хронической нехватки рабочей силы «на кукурузу» посылали чаще всего рабочих и служащих из городов (с выплатой зарплаты по месту работы), то стоимость кукурузного «зеленого корма» оказывалась особенно высокой. Было подсчитано, что в тех условиях, в которых находилось сельское хозяйство в 1958–1962 годах, заготовка ста кормовых единиц за счет многолетних трав (клевер, тимофеевка, луговые травы) обходилась в 1–3 рубля, тогда как те же сто кормовых единиц за счет кукурузы стоили 5–6 рублей [33] .

Но дело даже не в этом – кукуруза просто не была стабильной культурой в центральных и восточных районах СССР. До 1962 года об этом можно было спорить, обвинять местные власти и колхозы в отсутствии необходимых затрат труда, в недостаточном использовании удобрений. Но 1962 год стал критическим, весна и начало лета были холодными и дождливыми. Для многолетних трав, которые на больших площадях уже заменили кукурузой, это было идеальное лето. Но более теплолюбивая кукуруза в Белоруссии, центральной полосе, на северо-западе страны и на Урале погибла еще в начале лета на 70–80 % всех отведенных под нее площадей [34] . В некоторых областях произошла настоящая «кукурузная катастрофа», засеяли в них больше других, и почти все погибло. (В Вологодской области засеяли кукурузой 58 000 гектаров, а убирали только с одной тысячи.) Количество кукурузного силоса, заготовленного на одну корову, колебалось по областям очень сильно. В Литве, например, в 1960 году заготовили 6 тонн силоса на одну корову, в 1961 году – 4,5 тонны, а в 1962 году – меньше одной тонны. В Эстонии, которая дольше других сопротивлялась внедрению кукурузы, 1962 год был особенно плохим – кукурузного силоса было заготовлено только по 300 килограммов на корову, в 10 раз меньше, чем в 1960 году.

Эксперименты Хрущева по превращению Сибири в зону выращивания кукурузы также окончились провалом, иногда все было хорошо, но часто посевы погибали из-за поздних заморозков в начале лета, а иногда прекрасные плантации кукурузы губили ранние заморозки в конце августа.

Увлечение кукурузой и использование для работы на кукурузных плантациях почти всех резервов рабочей силы нанесло сельскому хозяйству и большой косвенный ущерб. Чтобы колхозники не отвлекались на привычное им луговодство, был остановлен выпуск техники, необходимой для улучшения и обработки естественных лугов. Прекратились работы по семеноводству трав. Сенокосы и пастбища стали покрываться кустарниками и кочками, заболачиваться. Одна треть лугов вышла из употребления почти полностью. С 1953 по 1965 год только в РСФСР превратились в болота, заросли, и были списаны с сельскохозяйственного оборота около 6 млн гектаров сенокосных площадей [35] . В РСФСР, в Белоруссии, в Прибалтике больше одной трети луговых трав не выкашивались из-за отсутствия техники, а весной, когда не хватало кормов для скота, начинался «импорт» соломы из южных районов [36] . Заготовки сена в среднем по стране сократились с 64 млн тонн в 1953 году до 47 млн тонн в 1965 году [37] .

Хрущев надеялся решить при помощи кукурузы кормовую проблему в средних и восточных районах СССР. Но после 10 лет этой непрерывной кампании большинство колхозов и совхозов подсчитывали не прибыли, а возрастающие убытки.

В южных районах страны (Кубань и Северный Кавказ, Крым, юг Украины) расширение посевов кукурузы могло дать некоторый положительный результат, особенно при выращивании ее на зерно. Сбор зерна увеличился с 4 млн тонн в 1953 году до 14 млн тонн в 1964 году, но не за счет очень высоких урожаев кукурузы, как это было в Америке. Среднегодовой ее урожай на зерно был в 1954–1958 годах 14 центнеров с гектара, тогда как озимая пшеница, при значительно меньших затратах труда, дала в этих районах в среднем 13 центнеров с гектара. В 1962 году урожайность пшеницы в южных районах была даже выше, чем урожайность кукурузы (16,8 и 16,6 центнеров с гектара соответственно) [38] . Поэтому и на юге внедрение кукурузы нельзя считать большим достижением. По подсчетам экономистов, гектар кукурузы приносил в среднем 20 рублей убытков, гектар пшеницы – 20 рублей прибыли [39] . Затраты труда на получение одного центнера кукурузы были в 3 раза выше, чем на получение одного центнера пшеницы. А между тем, расширение посевов кукурузы на юге производилось главным образом за счет сокращения площадей именно озимой пшеницы. Хрущев хотел превратить Северный Кавказ в «кукурузный штат», а пшеницу в основном выращивать в восточных целинных районах. Эту же идею он предлагал для юга Украины, Донских областей и Нижнего Поволжья. Может быть, при постепенном внедрении кукурузы, правильной обработке, механизации всех работ, орошении, при использовании межлинейных гибридов на семена и достаточном количестве удобрений, в СССР действительно удалось бы создать «кукурузный пояс», сравнимый с «кукурузным поясом» Америки. И были бы и в СССР урожаи кукурузы по 50–70 центнеров зерна с гектара и по 500—1 000 центнеров зеленой массы на силос. Но без всего этого «кукурузная революция» окончилась по существу крахом и нанесла сельскому хозяйству страны большой ущерб.

Хрущев еще и до своей отставки признал некоторые ошибки «кукурузной кампании». Весной 1964 года он в нескольких выступлениях вынужден был сказать, что далеко не во всех районах кукуруза является экономически выгодной культурой. Административное давление на колхозы ослабло, и посевы кукурузы сразу сократились (на силос и зеленый корм было посеяно на 20 % меньше, чем в 1962 году, на зерно – на 15 % меньше). После смещения Хрущева «кукурузный бум» в стране прекратился. Столь нежеланной стала эта культура за время правления Хрущева, что в 1965 году посевы кукурузы на зерно стали ниже уровня 1940 года. Отказывались от нее и те хозяйства, где эта культура была вполне успешной. Посевы кукурузы на силос снизились более чем в 2 раза. Теперь, когда техника для ее возделывания уже была, такое резкое сокращение посевов также не являлось производственно целесообразным, и сейчас в печати снова звучат призывы о расширении посевов кукурузы в южных районах страны. Закрылся в Москве и специальный магазин «Кукуруза» – он превратился в обычный продовольственный магазин.

«Целинная эпопея» также развивалась иначе, чем рассчитывал Хрущев. После успешного 1956 года следующий год выдался неурожайным. Валовой сбор зерна в районах освоения целины был ниже, чем в 1956 году, на 25 млн тонн [40] . Большинство колхозов и совхозов на целине понесли большие убытки. Уменьшилось в 1957 году и общее производство зерна в стране.

В 1958 году целинные земли вновь дали хороший урожай и общий сбор зерна в стране составил 140 млн тонн – это был новый рекорд. Такие скачки вниз и вверх были естественными, так как по многолетним наблюдениям климатические условия восточных районов подходили для пшеницы только каждые два года из пяти. К тому же целина – понятие относительное, вновь распаханный целинный пласт может быть целиной только четыре-пять лет, обеспечивая урожаи за счет ранее накопленных в земле питательных веществ, запасы которых быстро истощаются. При примитивном земледелии распаханные ранее площади обычно оставляют «в залежь», не возделывают много лет. Когда Хрущев начинал свою кампанию, то именно это временное использование целины имелось в виду.

Он предполагал, что за четыре-пять лет целинный хлеб поможет ликвидировать хронический дефицит продовольствия, а за это время страна поднимет земледелие в основных сельскохозяйственных районах, наладит производство минеральных удобрений, машин и другой техники, и урожайность резко возрастет. Таким образом, значение целинных земель для сельского хозяйства страны уменьшится, и от монокультуры пшеницы в восточных районах можно будет переходить к правильным севооборотам. Здесь появятся нормальные, некрупные колхозы и совхозы, независимые от ежегодных мобилизаций более миллиона рабочих, студентов, служащих и механизаторов южных колхозов вместе с комбайнами и тракторами (а иногда и армейских частей), которых посылали за тысячи километров от родных мест на уборку целинных урожаев.

Но действительно поднять сельское хозяйство в основных районах не удалось, и уже после 1959 года стало ясно, что целина слишком долго будет целиной. Каждый год в восточных районах распахивали все новые территории, и на восток в конце лета тянулись эшелоны с сотнями тысяч мобилизованных временных рабочих. Комбайны с юга сразу после окончания уборочных работ грузили вместе с бригадами механизаторов на товарные поезда; грузовики с шоферами и часть городского автобусного транспорта отправляли на восток из всех западных областей и даже из Москвы. Но несмотря на увеличение площадей целинные районы больше не давали такого урожая, как в 1956 году. В течение всей «семилетки» (1958–1965) только в один год из семи на целине был выполнен государственный план заготовок зерна. Средняя урожайность пшеницы с гектара за пять лет (1959–1964) была ниже, чем за предыдущие пять (1954–1958), и это привело к увеличению себестоимости целинного зерна. В среднем в 1959–1965 годах себестоимость производства пшеницы на целине была в 2–3 раза выше, чем на Северном Кавказе, на Дону и Украине.

Забыв о своих намерениях выиграть время и ресурсы для постепенного развития сельского хозяйства, Хрущев использовал первые успехи на целине, чтобы по существу сократить финансовую и техническую помощь основным районам страны, и даже извлекал отсюда дополнительные средства путем продажи техники МТС и другими способами. Поэтому никакого параллельного развития основных районов земледелия не происходило, и в 1956–1964 годах среднегодовой сбор зерна в них оставался на уровне 1955 года, а площади под посевами пшеницы в ряде областей были снижены. В связи с индустриализацией и ростом городов увеличивались потребности страны в продовольствии, но надеяться на получение почти всего необходимого зерна за счет целинных районов было достаточно рискованно, ибо климатические условия на востоке крайне неустойчивы. Если бы у государства имелись большие резервы зерна, то риск был бы минимальным, но таких запасов не было. А к 1961 году почти половина товарного зерна заготовлялась на целине. В европейской части СССР производство зерна на одного человека в 1961–1964 годах было ниже уровня 1913 года! И при этом все заготовленное зерно потреблялось в том же году, и у государства не оставалось никаких излишков для создания резервов. В результате экономическое положение страны оказалось в слишком рискованной зависимости от неустойчивых погодных условий. Неизбежная катастрофа произошла в 1963 году, когда на целине случилась очередная засуха. Дефицит зерна был столь существенным, что предотвратить голод во многих районах страны и введение карточной системы в городах удалось только первыми в истории СССР огромными закупками зерна за границей на многие сотни миллионов из валютных резервов и золотого запаса. Зерно импортировалось из Канады, из Австралии, из Аргентины и даже из европейских стран, из ФРГ и Франции. В Финляндии была закуплена партия ржи. Одновременно стал расширяться импорт другого продовольствия, мяса из Австралии и из Южной Америки, масла из Новой Зеландии и из Скандинавских стран, птицы и разных консервов. Даже в Китае покупались мясные консервы. Советский Союз, самая большая сельскохозяйственная страна в мире, попал в продовольственную зависимость от капиталистических стран. От нее не удалось избавиться и до настоящего времени.

Освоение целины, превращенное из временного мероприятия в постоянный источник почти половины товарного зерна, могло быть менее рискованным, если бы в новых районах развивалось более продуманное хозяйство, создавались условия для жизни рабочих и крестьян, вводились правильные севообороты, нормально функционировало животноводство и многие другие отрасли не только сельского хозяйства, но и промышленности. Но при периодических мобилизациях рабочей силы и техники, посылаемых сюда на месяц-два в период уборочных работ, все это нормальное земледелие было невозможно. Из года в год монокультура пшеницы засевалась на огромных площадях, а повышение интенсивности земледелия заменялось распашкой все новых и новых земель. К началу 60-х годов под целиной было уже 42 млн гектаров. Монокультура пшеницы привела к сильнейшему загрязнению посевов сорняками, что уничтожило всякую возможность повышения урожаев и применения удобрений.

Стремительно развивавшаяся в этих районах эрозия почвы приобрела в начале 60-х годов характер экологической катастрофы. Научные экспедиции предвидели ее еще в 1957–1959 годах и давали необходимые рекомендации. Власти были предупреждены о возможном развитии эрозийных процессов, вызванных распашкой многих миллионов степных просторов, не защищенных лесными массивами. Но спешка с освоением целины не позволяла изучить местные почвы, рельеф, применять противоэрозийные профилактические меры. Распахивались не только плодородные земли, но и засоленные участки и большие массивы легких супесчаных суглинков, легко поддающихся выветриванию. Никто этих почв перед вспашкой не изучал, почвоведов послали сюда только в 1965 году. Агротехника вспашки (с оборотом пласта) была рискованной для таких почв, особенно при монокультуре. Но других типов плугов еще не было. Неудивительно, что эрозия, как и сорняки, стала губить целину с первых лет ее освоения. В 1955–1960 годах несколько сотен тысяч гектаров земли погибло от ветровой эрозии, но на это не обратили внимания. В засушливый 1962 год ветровая эрозия охватила уже несколько миллионов гектаров. Только в Павлодарской области из-за нее было списано в 1962 году 1,5 млн гектаров земли [41] . Но в мае 1963 года произошла настоящая экологическая катастрофа. Сильные ветровые бури (скорость ветра достигала 35–40 метров в секунду) подняли и унесли за сотни километров к подножью Саянского и других горных хребтов миллионы тонн плодородных целинных земель. Тучи пыли на несколько дней закрыли солнце, засыпали оросительные каналы, вдоль немногих лесных насаждений образовались барханы земли высотой более двух метров. Были засыпаны землей многие поселки и деревни в этих районах, а с сотен тысяч гектаров пахотный слой был снесен ветрами настолько, что обнажились материнские породы. Для его восстановления в таких местах требуется не меньше 100–200 лет.

Точные данные о поврежденных площадях до сих пор не опубликованы, но это миллионы гектаров. В 1965 году ветровые эрозии вновь охватили сотни тысяч гектаров в Северном Казахстане, в Красноярском крае и в Тувинской области. Только после этих природных бедствий государство стало серьезно заботиться о более правильном возделывании почв в восточных районах.

Немногие знают, что целина, которую осваивали по принципу экстенсивного земледелия и с помощью периодических мобилизаций на уборочные работы сотен тысяч рабочих и механизаторов, задержала и давно назревшие решения некоторых важных национально-правовых проблем.

Во время войны Сталин незаконно выселил на восток (в основном в Казахстан, южную часть Сибири, Алтайский край и Северный Узбекистан) несколько народностей, несправедливо обвиненных в сотрудничестве с немцами. Были выселены с родных земель калмыки, чеченцы, кабардинцы, балкарцы, ингуши, немцы Поволжья и крымские татары. После 1956 года и разоблачений преступлений Сталина стало очевидно, что все эти народы следует реабилитировать и возвратить в их родные места. Это вскоре и было сделано, но только для калмыков, чеченцев, ингушей, кабардинцев и балкарцев – им вернули их аулы на Северном Кавказе, а калмыкам – поселки в Южном Поволжье. Но реабилитация немцев Поволжья и крымских татар откладывалась, и возможности переселиться в родные места у них не было (нет и сейчас, после запоздалой реабилитации в 1964 году). Такое отношение к двум народностям не имело никакой правовой основы, а было чисто прагматическим. Горные чеченцы, ингуши, калмыки не хотели работать в новых районах, вели полудикий образ жизни, создавали много проблем для местного населения, которое было недовольно и требовало быстрейшего возвращения переселенцев в родные горы и степи. Но крымские татары и немцы отличались трудолюбием, они и в ссылке вскоре основали крепкие сельскохозяйственные поселки, правильно обрабатывали землю и вели спокойный образ жизни. С началом «целинной кампании» именно немцы Поволжья (более миллиона человек) составили основную постоянную рабочую силу в районах освоения целины, особенно в качестве механизаторов в ремонтных мастерских и на других квалифицированных работах. Без них многие целинные районы не смогли бы поддерживать нужный цикл годичных работ и создавать преемственность. Именно поэтому возвращение крымских татар в Крым было признано нецелесообразным, а немцев Поволжья – в их Волжскую республику, купленную когда-то их предками у Екатерины II по цене выше той, что заплатили России за Аляску более богатые американцы.

Глава 12 Влияние Америки и других западных стран на реформаторство Хрущева

Американское сельское хозяйство и промышленность всегда были предметом большого внимания и определенной зависти Хрущева, и очень многое, что Хрущев узнал, а впоследствии и лично увидел в Америке, он старался в той или иной форме использовать в СССР. Именно промышленные и сельскохозяйственные достижения США в значительной степени определяли желание Хрущева улучшить отношения между СССР и США и окончить холодную войну. Политика «мирного соревнования», выдвинутая Хрущевым, была его главным внешнеполитическим достижением, а демократические преобразования – прежде всего реабилитация жертв сталинского террора, – создавали в США и в других странах атмосферу доверия и заставляли поверить в искренность Хрущева и его попыток наладить отношения. Достигнутый в этом направлении прогресс, несмотря на многие периодические обострения, является главной заслугой Хрущева перед всем человечеством, заслугой, которая перевешивает многие его просчеты и недостатки.

Начав интенсивную международную политику, он понимал, что экономика и сельское хозяйство СССР отстают не только от уровня США (что можно было объяснить историческими факторами) или Великобритании (что можно было приписать эксплуатации колоний и бывших колоний), но и от экономики Германии, Франции и даже Японии, быстро восстановившихся после разрушений войны. Копировать капиталистическую систему было, конечно, нельзя, но призыв Хрущева – изучать достижения других стран, сменивший прежний сталинско-ждановский период борьбы с «космополитизмом» и всем иностранным, имел очень большое значение для развития науки и техники в СССР и для большего внимания органов власти к развитию потребления. Хрущев не мог по-настоящему глубоко вникать в суть дела, но он, например, лично просматривал все покупаемые за границей научно-популярные и технические кинофильмов. Особенно он любил научно-популярные фильмы о сельском хозяйстве, как и Сталин в прошлые времена, только тогда это были советские фильмы о «счастливой жизни» колхозников. Типичный пример – фильм «Кубанские казаки», который Сталин смотрел не менее десяти раз. (Нравившиеся ему киноленты Сталин иногда пересматривал много раз – это была одна из его странностей.) В Кремле работали специальные кинослужбы, которые при Хрущеве организовывали закрытый показ высшему советскому руководству технических и сельскохозяйственных достижений в других странах. Специальные комментаторы (иногда по сельскохозяйственным фильмам это был Лысенко) после просмотра фильма (с синхронным переводом) давали разъяснения Хрущеву по тем или иным непонятным вопросам. Для Кремля покупались датские, голландские, шведские и другие образовательные фильмы о сельском хозяйстве или фильмы, пропагандировавшие тот или иной агрономический прием. Потом эти фильмы демонстрировались иногда в клубах сельскохозяйственных институтов и в других учреждениях.

Западное влияние стало ощущаться с 1953–1954 годов во многих отраслях экономики, строительства, сельского хозяйства и промышленности. В СССР периодически открывались иностранные промышленные, сельскохозяйственные и общие выставки (наиболее знаменитой была Американская выставка в 1959 году), почти все экспонаты с них закупались потом как образцы для последующего изучения и использования в модернизации советских продуктов, машин или приборов того же типа.

В целом такого рода влияние было положительным и энергичные попытки Хрущева внедрить в СССР все, что можно, для развития народного хозяйства были неиссякаемы.

Трудно перечислить множество нововведений, которые были сделаны по прямой инициативе Хрущева и под влиянием того, что он узнал или лично увидел в Америке, Великобритании, Скандинавии и в других странах, на международных выставках или даже в кинофильмах. Многие из этих нововведений имели весьма положительное значение и используются и развиваются до настоящего времени. По примеру Запада началось, например, так называемое «крупноблочное» строительство домов, позволившее индустриализировать и ускорить жилищное строительство. Повсюду появились американского типа столовые и кафе самообслуживания и торговые автоматы (такое питание американцев через быстрое самообслуживание в 1935 году высмеивали И. Ильф и Е. Петров в книге «Одноэтажная Америка»). Была «реабилитирована» кибернетика, объявленная при Сталине «буржуазной лженаукой», и начала, хотя и с большим опозданием, развиваться компьютерная техника и использование компьютеров в индустрии, науке и экономике. В сельскохозяйственной области постепенно переходили от устаревшей системы «прицепных» сельскохозяйственных орудий к так называемым «навесным» орудиям, что позволяло трактористу проводить множество разных работ без помощи «прицепщиков». Большие средства шли на дорожное строительство, и появились дороги, сравнимые с западными автострадами (Московская кольцевая, Москва – Крым и некоторые другие).

В какой-то степени именно под влиянием Запада Хрущев произвел децентрализацию экономики и создание совнархозов. Но эта реформа не имела успеха, так как децентрализация руководства промышленностью без независимости предприятий и фирм, характерной для Запада, создала впоследствии еще больший двойной бюрократизм – местный через совнархозы и центральный через быстро возникшие государственные комитеты, которые фактически взяли на себя функции бывших министерств.

Сравнительно небольшие последствия «американизации» и «европеизации» в быту, промышленности и в сельском хозяйстве почти все были успешными и сохранились до настоящего времени. Но некоторые кардинальные реформы, с помощью которых Хрущев пытался приспособить советскую централизованную экономику к американским и европейским принципам «свободной конкуренции» и «самостоятельности» без отмены государственной монополии и партийной диктатуры привели к отрицательным результатам общесоюзного масштаба, из-за них страна оказалась в тупике. Сделать советский тип социалистической экономики «свободным» в смысле свободы хозяйственной инициативы Хрущеву не удалось, и его бесконечные лихорадочные реорганизации лишь затормозили после 1958 года развитие народного хозяйства СССР. Уместно рассказать о судьбе некоторых наиболее известных попыток Хрущева создать советско-американский хозяйственно-экономический «гибрид».

Получая информацию об американском сельском хозяйстве, слушая советы своих новых американских друзей-фермеров (наиболее известным был фермер из Айовы – Росуэлл Гарст (Roswell Garst), часто приезжавший в СССР), а также наблюдая сельское хозяйство во время поездки в США осенью 1959 года, Хрущев стал придерживаться мнения, что независимость фермера в решении вопросов, касающихся его собственной фермы, – это большой плюс. Хрущев понял, что в США Департамент сельского хозяйства не дает приказов фермеру, а влияет на сельское хозяйство косвенно через экспериментальные станции, агрономическую и прочую помощь, путем примеров, моделей, рекомендаций, советов, а не директив. Таким образом, окончательное решение принимает сам фермер, который лучше знает, что и как ему делать и какой метод лучше подойдет для его хозяйства. Поскольку Хрущев считал, что колхоз мог быть сравним с большой фермой в США, то он попытался перенести в СССР американскую систему руководства сельским хозяйством, реорганизовав для этого всю государственную надстройку – сельскохозяйственные министерства, сельскохозяйственные высшие и средние учебные заведения и систему опытных станций. Был полностью изменен и порядок планирования производства в сельском хозяйстве. Некоторые из составляющих этих реформ могли бы быть весьма полезными, но при той поспешности, с которой Хрущев пытался решать все проблемы, реорганизация в целом могла бы впоследствии обернуться катастрофой, да и фактически сильно способствовала сельскохозяйственному упадку 1958–1963 годов.

При Сталине колхозы и совхозы получали почти весь план производства, в котором прописывались такие показатели, как производство каждой культуры, объем государственных поставок, объем натуроплаты за работу МТС и другие показатели. Это было так называемое планирование «сверху-вниз», часто без учета местных условий и возможностей. Но при том положении, когда колхоз сдавал свою продукцию государству почти бесплатно, а колхозник не получал практически никаких доходов от работы в колхозе, только планирование «сверху» было возможно, потому что снизу всегда были заинтересованы в минимальных заданиях.

После некоторых реформ 1953–1954 годов, когда развитие производства стало выгодным для колхозов, по инициативе Хрущева в марте 1955 года ЦК КПСС и Совет министров СССР приняли постановление «Об изменении практики планирования сельского хозяйства». Согласно этому постановлению государство сохраняло за собой право определять объем отдельных видов продукции, который колхоз должен был продать государству за год, но размеры производства в целом, размеры посевных площадей и стада сельскохозяйственных животных, применение того или иного вида агротехники и многое другое колхоз мог планировать сам, независимо от государства. При такой системе колхоз был материально заинтересован в увеличении производства тех или иных культур, так как излишки сверх государственных поставок он мог продать по более высоким ценам и распределить по трудодням между крестьянами.

Эта новая система планирования, скопированная в известной степени с практики «свободного предпринимательства», дала положительный результат. Хотя она слишком часто нарушалась и игнорировалась и местными органами, и центральной властью, и самим Хрущевым, все же многие успехи в развитии сельского хозяйства в 1955–1958 годах были связаны с изменениями в порядке планирования, которые, пусть и не полностью, но все же проводились в жизнь. Но с 1959 года, когда началось «выполнение» нереального семилетнего плана развития народного хозяйства, предусматривавшего слишком высокие темпы производства в сельском хозяйстве, новая система планирования фактически перестала существовать, и колхозам и совхозам стали навязывать «сверху» не только планы обязательных госпоставок и продажи государству, но и размеры посевных площадей, поголовья скота, даже структуры посевов и выбор сортов растений и пород животных. Опять шли приказы о сроках уборки и сева, запреты на свободную продажу сверхплановой продукции, насильственные обязательства о закупках машин и удобрений. После рязанской авантюры, повторенной во многих других областях в уменьшенном варианте, был издан приказ, вообще запрещавший колхозам самостоятельно решать вопрос о «выбраковке» скота на убой, и за отправку на мясокомбинат непродуктивных коров без разрешения государства председателя колхоза могли отдать под суд.

Так, путем давления «сверху», Хрущев пытался обеспечить быстрые темпы развития, но фактически этот метод приводил лишь к негативным последствиям. Колхозы, например, вынуждены были содержать на фермах коров, которые не давали молока, а только потребляли корм. За 3–4 года в некоторых хозяйствах было уже 30–40 % непродуктивных или малопродуктивных коров. План по развитию поголовья скота выполнялся, но с экономической точки зрения это «выполнение» было, конечно, бессмысленным.

В США Хрущев обратил внимание на то, что многие американские сельскохозяйственные колледжи при университетах расположены не в больших городах, а в центрах земледелия и имеют отдельные благоустроенные исследовательские центры и студенческие кампусы. Понравилось Хрущеву и то, что Департамент сельского хозяйства в США не издает приказов, а лишь дает рекомендации и советы через убедительную систему экспериментальных станций. Агрономическая служба была, таким образом, вроде системы сервиса, которая могла дать фермеру рекомендации о характере удобрений, провести анализ почв и т. д. Все эти сложившееся в США за десятилетия отношения между фермером, государством, частными фирмами, производящими удобрения и корма, и системой сельскохозяйственного образования, послужили и в СССР основой для множества крупных реорганизаций, из которых только одна – создание в областях объединенных опытных станций, а в климатических зонах – более крупных «зональных» сельскохозяйственных научных институтов, сохранилась и до настоящего времени. В областях несколько разных маленьких научных центров (селекционные станции, сортоучастки, агрохимические лаборатории при МТС и др.) были объединены в более крупные научно-прикладные центры. Другие реформы «американизации» оказались неэффективными, и после отставки Хрущева их реализацию прекратили.