Текст книги "Никита Хрущев"

Автор книги: Рой Медведев

Соавторы: Жорес Медведев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Хрущев считал, что министерства сельского хозяйства должны давать только рекомендации колхозам путем экспериментов и примеров. Поэтому он неожиданно решил, что Министерство сельского хозяйства СССР, уцелевшее после создания совнархозов, должно переехать из Москвы в сельскую местность и организовать там большое образцовое хозяйство, своего рода сельскохозяйственную выставку всесоюзного масштаба. У министерства конфисковали большое административное здание и приказали разместить все свои управления и отделы в совхозе «Михайловское» в ста километрах от Москвы. Соответственно Министерство сельского хозяйства РСФСР было переведено из Москвы в совхоз «Яхрома» в ста двадцати километрах от Москвы. Та же участь постигла и министерства сельского хозяйства союзных и автономных республик. Им было приказано не только руководить сельскохозяйственным производством в стране, но и создать на базе полученного совхоза «образцовые» хозяйства, с которых приезжающие в министерства по делам работники на местах могли бы копировать все новейшие достижения агротехники и производства.

Перевод министерств в совхозы был выполнен настолько быстро, что ни о каком строительстве там нужных зданий и жилых домов для сотрудников не могло быть и речи. Министерство сельского хозяйства СССР расположилось в здании санатория «Михайловское», а его сотрудники каждый день на специальных автобусах ехали туда по довольно плохим дорогам. Обычно путь в один конец занимал от двух до трех часов. Посетители министерства, приехавшие из других городов, или люди, вызванные на разные совещания и проживавшие в московских гостиницах, тоже должны были совершать эти путешествия каждый день. Кроме того, всем сотрудникам, от начальников управлений и трестов и кончая работниками столовых, нужно было часть времени проводить на полях, участвовать в сельскохозяйственных работах, в испытании новых видов техники, в прополке урожаев и уборке картофеля. Для бюрократического аппарата министерства это оказалось невыносимым испытанием. За один год из 2 200 сотрудников Министерства сельского хозяйства СССР более 1 700 подали в отставку, и в 1960 году там работало уже только около 400 человек, причем важнейшие посты занимали неопытные, неквалифицированные сотрудники. Связь министерства с разными районами страны резко ухудшилась – за несколько лет не удалось даже подключить его к центральной московской телефонной сети. Чтобы позвонить из Министерства сельского хозяйства СССР из совхоза «Михайловское» например, в Министерство сельского хозяйства Украины, расположенное в каком-то совхозе под Киевом, требовалось несколько часов вести переговоры с различными телефонными станциями, и часто ничего нельзя было услышать в телефон. Раздраженный тем, что министерствам не удалось превратить совхозы, куда они были направлены, в передовые образцовые хозяйства (совхоз «Михайловское» и другие «министерские» совхозы стали предметом насмешек), Хрущев назначил министром сельского хозяйства СССР И. П. Воловченко, директора передового совхоза «Петровский» Липецкой области. Одновременно были смещены с должностей и министры сельского хозяйства почти всех союзных республик, а вместо них были назначены директора передовых совхозов. По мнению Хрущева, выдвижение «практиков» на ключевые посты должно было повысить уровень руководства. К сожалению, этого не произошло, так как управление колхозом или «министерским» совхозом и управление отраслью производства в масштабах страны или союзной республики – это совсем разные вещи.

Была неудачной и попытка Хрущева перевести сельскохозяйственные институты и техникумы из городов в сельские местности на базу совхозов или учебных хозяйств («учхозов»). В нескольких выступлениях и заявлениях после возвращения из США в 1959 году он связывал недостатки сельскохозяйственного образования в СССР с тем, что оно сосредоточено в столицах и в крупных городах, а не в сельскохозяйственных районах. При этом Хрущев всегда приводил в качестве примера Америку и некоторые другие страны.

Упреки Хрущева были во многом справедливы. Когда советская власть делала первые шаги в области высшего и среднего образования, сельскохозяйственное образование получило очень большую государственную поддержку. Только с 1928 по 1940 год число специалистов, ежегодно оканчивавших высшие и средние сельскохозяйственные учебные заведения (с дипломами агрономов, зоотехников, ветеринаров, сельскохозяйственных инженеров и т. д.), увеличилось с 11 000 до 40 000. После 1947 года их количество выросло до 50 000 в год, и теоретически в 1953 году не менее миллиона граждан СССР имели диплом в той или иной отрасли сельского хозяйства. Непосредственно в колхозах, совхозах, МТС и в подсобных предприятиях работало лишь 96 000 специалистов с высшим и средним образованием [42] . Но после сентябрьского пленума ЦК КПСС положение было улучшено, и в 1957 году в сельскохозяйственном производстве работало 280 000 специалистов. После ликвидации МТС ситуация опять ухудшилась, так как именно МТС были основными центрами, в которые направлялись молодые специалисты. Хотя за 1958 и 1959 годы в СССР 90 высших сельскохозяйственных учебных заведений и более чем 600 техникумов подготовили 210 000 специалистов, общее число специалистов, занятых непосредственно в производстве, уменьшилось в 1959 году по сравнению с 1957 годом на 14 000 человек [43] . Это нежелание значительной части выпускников работать в колхозе или совхозе было связано со многими факторами: низкой зарплатой (зарплата агронома в колхозе, а также зарплата зоотехника или ветеринарного врача была на уровне 70–80 рублей в месяц, то есть меньше зарплаты малоквалифицированного рабочего в городе), нежеланием вступать в члены колхоза, плохими условиями жизни в деревне и т. д. Конечно, если тот или иной институт находился в крупном городе, его выпускникам было легче избежать распределения на работу в колхоз или в сов хоз. (Для девушек, которые составляли не меньше 70 % от общего числа студентов сельскохозяйственных институтов и техникумов, самым простым способом избежать направления в деревню было замужество.)

Поэтому проект постепенного, медленного, рассчитанного на много лет перевода сельскохозяйственных институтов и техникумов из столиц и крупных городов в сельские районы был вполне разумным. Для этого следовало строить современные учебные и научно-исследовательские корпуса, студенческие общежития и т. д., создавать типовые проекты таких американизированных кампусов. Но Хрущев и в этом случае не мог долго ждать и оценить реальные финансовые затраты на подобное строительство. Он сначала форсировал принятие решения Совета министров СССР о переводе всех сельскохозяйственных учебных заведений в сельские районы в течение двух-трех лет, а потом стал настойчиво требовать, чтобы это постановление выполнялось. Однако ни Госплан СССР, ни Министерство финансов СССР не могли выделить необходимых средств для столь обширной программы строительства. Кроме того, не было еще и самих проектов. В некоторых случаях, например для Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева, Хрущев, чтобы обеспечить ее эффективный перевод в совхоз недалеко от Курской области, просто запретил с 1961 года прием студентов на все 7 факультетов академии (в 1961 году там училось около 7 000 студентов). Срочно начали проектировать Академгородок сельского хозяйства в ста пятидесяти километрах от Москвы. На это ушло около года. Был составлен блестящий проект современного типично американского Сельскохозяйственного университета. Старый подмосковный центр Тимирязевской академии с ее прекрасными корпусами, лабораториями и общежитиями предполагалось передать вновь созданному Хрущевым Университету имени П. Лумумбы для обучения молодежи из развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки.

Однако ни одно из заинтересованных министерств не могло финансировать проект создания образцового агрономического Академгородка, так как по смете это строительство требовало около 2 миллиардов рублей. А на всю программу по переводу сельскохозяйственных учебных заведений «с асфальта на землю» нужно было выделить не менее 50 миллиардов рублей – больше, чем все расходы государства на развитие сельского хозяйства за несколько лет. Поэтому в итоге программа так и осталась проектом, а те учебные институты, вроде Академии имени К. А. Тимирязева, в которые запретили принимать студентов, медленно умирали, закрывая одну кафедру за другой. В 1961 году в академии исчез первый курс студентов, в 1962 году – второй, в 1963 году не стало в третьего курса и число профессоров и преподавателей сравнялось с числом студентов. В сентябре 1964 года опять не было приема, и в этом году должен был исчезнуть предпоследний четвертый курс. В 1965 году академия перестала бы существовать, если бы ей не удалось дожить до отставки Хрущева. Уже в октябре 1964 года, через три дня после его отставки, прием студентов в академию был восстановлен.

Однако в целом по стране ряд сельскохозяйственных техникумов удалось перевести «на землю». Кроме того, когда вставал вопрос о строительстве нового техникума или института, то оно сразу планировалось в сельских районах.

Попытка Хрущева ввести в СССР вместо свободной конкуренции децентрализацию и совнархозы была еще менее успешной. Между мелкими областными совнархозами возникли не конкурентные, а сложнейшие бюрократические отношения, потому что по областям и районам были разбросаны и подчинены разным ведомствам звенья общих индустриальный комплексов. Какой-нибудь тракторный завод Волгоградского совнархоза зависел в организации производства от предприятий бывшего Министерства тракторного машиностроения, разбросанных по десяткам областей. Раньше директор завода мог координировать всю деятельность через «свое» министерство, теперь же ему нужно было иметь дело с предприятиями, подчиненными десяткам разных совнархозов, которые иногда вмешивались в их производственные планы и срывали, таким образом, выпуск деталей, нужных для Волгоградского тракторного завода, обеспечивая выпуск продукции, необходимой для заводов местного значения. Постепенно наступила анархия в промышленности, мешавшая специализации предприятий. Многие заводы стали сами производить детали, которые раньше они могли легко получить в нужном количестве из других областей.

Система совнархозов улучшила работу мелких местных заводов и фабрик, но тормозила развитие крупной и специализированной индустрии. Это стало очевидно уже в 1958 году, через год после реформы. В 1959 году было решено «укрупнить» совнархозы, то есть создавать один большой межобластной совнархоз вместо нескольких областных. Например, Московский совнархоз ассимилировал мелкие совнархозы соседних Калужской, Тульской и Калининской областей, Новосибирский – присоединил к себе совнархозы всей Западной Сибири, Омской, Томской, Кемеровской и других областей. Над этими укрупненными совнархозами создавались центральные совнархозы, например Совнархоз Украины или Совнархоз РСФСР. Затем был создан Высший Совет народного хозяйства СССР. И все же это не решало проблемы. Нужно было восстанавливать общесоюзное регулирование по отраслям. В связи с этим стали возникать Государственные комитеты в Москве по отдельным отраслям промышленности, фактически взявшие на себя функцию бывших министерств. Председатели комитетов вошли в Совет министров СССР. В итоге к 1963 году бюрократический аппарат руководства промышленностью вовсе не уменьшился, как предполагал Хрущев, задумывая децентрализацию, а увеличился почти в три раза, а вместо американской конкуренции возник параллелизм в работе множества звеньев и разделение реальной ответственности. Снизились темпы технических реконструкций и модернизаций, все время рос список дефицитных товаров, тогда как склады были переполнены товарами устаревших образцов и моделей, которые население не хотело покупать. Руководство промышленностью превратилось в сложный лабиринт взаимоотношений с десятками управлений и ведомств, и чтобы получить ответ на тот или иной запрос по производственным проблемам, часто приходилось ждать месяцами. Таким образом, новая система руководства промышленностью завела страну в тупик, из которого не видно было выхода.

Несколько более успешной была начатая по инициативе Хрущева децентрализация науки. До 1953–1954 годов почти все новые научные учреждения появлялись в трех городах: Москве, Ленинграде и Киеве. В Москве создавались даже такие институты как горный, нефтяной, рыбный, институт леса, океанографии и т. д., хотя было очевидно, что их связь с разрабатываемыми областями науки будет в столице лишь косвенной. Хрущев переместил многие из таких институтов в места наибольшей концентрации предприятий той или иной промышленности, и это, несомненно, имело положительное значение. Во времена Хрущева и по его прямой инициативе недалеко от Москвы и в более отдаленных районах стали создаваться небольшие научные города (самые известные – это Новосибирский академгородок и Дубна в Московской области, но фактически таких городков было создано около десяти: Пущино, Обнинск, Черноголовка и другие.) Это также было в известной степени влияние Запада, где небольшие научные и университетские городки (Кембридж, Оксфорд, Гейдельберг, Сюр-жив-Ивет, Стэнфорд, Беркли и т. д.) существуют уже в течение ряда столетий. Хрущев несколько упрощенно считал, что ученые на Западе работают более успешно, потому, что они находятся далеко от шумов и соблазнов большого города, имеют хорошие бытовые условия и могут сосредоточить все внимание на науке. В условиях СССР создание таких научных городков-«спутников» в 40—100 км от больших промышленных центров было действительно хорошей идеей, позволившей улучшить условия жизни и работы молодых ученых (старые и заслуженные ученые не очень охотно покидали Москву и Ленинград). Но впоследствии такие городки, насыщенные творческой интеллигенцией, стали центрами и политического свободомыслия. Поэтому примерно с 1968 года ограничения на создание научных учреждений в Москве, Ленинграде и больших городах были сняты, а тихие научные городки постепенно превратились в более крупные города, в которых существовали промышленные предприятия, а рабочий класс составлял значительную часть населения.

Глава 13 Хрущев и Лысенко

Мы уже упоминали о том, что в послевоенный период, когда Хрущев был лидером на Украине, его отношения с Т. Д. Лысенко, Президентом сельскохозяйственной академии и ближайшим советником Сталина по сельскому хозяйству, были не слишком хорошими. Хрущев сумел отменить на Украине ряд рекомендаций, которые поддерживал Лысенко. В 1954 году отношения между ними еще больше обострились, после того как Хрущев узнал, что ставленник Маленкова В. С. Дмитриев, в 1953 году смещенный Хрущевым с поста начальника сельскохозяйственного отдела Госплана, стал ближайшим помощником Лысенко и занимался под его руководством псевдонаучными изысканиями о скачкообразном превращении одних видов в другие. Хрущев высмеял его исследования, назвав их вздорными, чтобы дискредитировать Дмитриева, но это послужило поводом для открытой критики в печати не только его, но и Лысенко. После публикаций такого характера в «Правде» и «Коммунисте» [44] , Министерство высшего образования СССР лишило Дмитриева недавно присужденной ученой степени доктора биологических наук. Это решение, также опубликованное в печати, стало началом еще более широкой, чем раньше, критики Лысенко в научной прессе. Его открыто обвиняли не только в теоретических ошибках, но и во многих неверных рекомендациях в области сельского хозяйства, в торможении исследований по гибридизации кукурузы, в неудачах по выращиванию озимой пшеницы в Сибири и во многом другом. В результате в 1956 году Лысенко потерял свой пост Президента сельскохозяйственной академии, и его влияние сильно сократилось.

Однако у него было много друзей в аппарате ЦК КПСС и в Совете министров СССР. Кроме того, в этот период в окружении Хрущева выдвинулись два деятеля – А. И. Кириченко и Н. В. Подгорный, оба друзья Лысенко (Подгорный был его односельчанином и гордился этим. Лысенко был «великим» ученым, когда Подгорного еще никто не знал). Лысенко сумел также добиться расположения ближайшего помощника Хрущева по сельскому хозяйству А. С. Шевченко, сделав его академиком Всесоюзной сельскохозяйственной академии. Используя эти и многие другие связи, Лысенко стал активно добиваться улучшения отношений с Хрущевым и пропагандировать в печати все его предложения. Особенно понравилось Хрущеву то, что Лысенко быстро взялся за выполнение его программы развития животноводства и пообещал в короткий срок повысить жирность молока у коров по всему Советскому Союзу. Понравилось ему и утверждение Лысенко, что можно получать высокие урожаи, используя небольшое количество удобрений, если особым образом смешивать их с навозным перегноем. Лысенко сумел в 1957 году войти в узкий круг личных советников Хрущева и сопровождал его во многих поездках по СССР. Не имея сельскохозяйственного образования и будучи не в состоянии разобраться в теоретических идеях Лысенко в области наследственности, Хрущев быстро попал под его сильное влияние и с 1957 года в различных выступлениях и докладах всегда поддерживал Лысенко в дискуссиях с его научными противниками. В 1961 году Лысенко был восстановлен на посту Президента сельскохозяйственной академии. М. А. Ольшанский, его ближайший сотрудник и друг, получил пост министра сельского хозяйства СССР (за десять лет Хрущев сменил министров сельского хозяйства пять раз).

В 1961–1962 годах теоретические воззрения и практические рекомендации Лысенко были уже дискредитированы в среде ученых и во многих сельскохозяйственных учреждениях, и поэтому вмешательство Хрущева в дискуссионные вопросы биологии наносило ущерб лишь его собственному престижу. Помощники Хрущева по сельскому хозяйству, готовившие тексты его докладов, почти всегда включали в них восхваления Лысенко и его мероприятий, а также критику его научных противников. Иногда она носила очень грубый характер. Но поскольку многие другие руководители ЦК КПСС, Академии наук и Министерства высшего образования СССР уже не разделяли примитивные идеи Лысенко, то даже резкие нападки Хрущева на ученых не приводили к их увольнению или смещению. В 1959 году он, однако, лично распорядился снять Н. П. Дубинина с поста директора института генетики в Сибирском отделении Академии наук и понизить его до члена-корреспондента Академии наук СССР. Дубинин был старым противником Лысенко, и некоторое облегчение положения генетики после 1953 года позволило ему создать институт генетики в Новосибирском академгородке, причем с самого начала новый институт добился заметных успехов в применении генетических методов для селекции ценных сортов (создание триплоидной сахарной свеклы с повышенным процентом сахара, использование радиационных мутантов и другие работы). Поэтому Лысенко всячески стремился как-то скомпрометировать Дубинина и удалить его от руководства институтом в Сибири.

Осенью 1959 году Хрущев посетил Америку с продолжительным визитом, а сразу после этого полетел в Китай на празднование десятой годовщины со дня основания Китайской Народной Республики. Мао Цзэдун был против поездки Хрущева в Америку, так как именно в этот период отношения Китая с США были напряженными, шла продолжительная «война артиллерий» между КНР и армией Чан Кай-Ши, контролировавшей прибрежные островки. Китайская пресса игнорировала поездку Хрущева по Америке, и ему готовили в Пекине холодный прием. По традиции лидеры социалистических и коммунистических партий при встрече обнимают и целуют друг друга, но Мао Цзэдун в аэропорту даже не протянул Хрущеву руки. Переговоры с китайскими лидерами также были напряженными, и Хрущев прервал свой визит раньше намеченного срока. Он вылетел из Пекина еще до окончания многодневных торжеств и возвращался домой в крайне плохом расположении духа. В Новосибирске, чтобы поднять себе настроение, он решил посетить строившийся по его же идее Академгородок. Узнав, однако, что директором Института генетики в этом научном центре является Дубинин – «морганист-менделист» и противник Лысенко, – Хрущев распорядился немедленно снять его с должности.

Но в этом же октябре был удален из Президиума ЦК и главный защитник Лысенко в высшем руководстве – А. И. Кириченко. Кириченко был к началу 1959 года вторым лицом в руководстве ЦК КПСС: во время заграничных поездок Хрущева практически возглавлял Президиум ЦК и исполнял обязанности лидера государства. В 1959 году на целине созревал хороший урожай, и Хрущев уезжал в США в полной уверенности, что в стране будет рекордный сбор зерна. Но начало осени выдалось очень дождливое, рано наступили холода, и уборка урожая была очень трудной. Зерносушилок не было, крытых зернохранилищ не хватало, как и элеваторов. Мокрую пшеницу трудно было убирать, она нагревалась и прорастала в открытых хранилищах. Урожай пропадал. Эту катастрофу Хрущев застал, вернувшись из Китая. Кириченко объявили виновником неподготовленности к быстрой уборке урожая на целине и немедленно сместили с должности. Его отправили куда-то в провинцию не то директором совхоза, не то секретарем райкома партии.

В апреле 1963 года Хрущев лично вмешался в решение Комитета по Ленинским премиям, заставив отменить негативное решение, отвергавшее кандидатуры двух сотрудников Лысенко В. Н. Ремесло и А. С. Мусийко. В результате Комитет по Ленинским премиям голосовал вторично, и этим двум лысенковцам была присуждена премия.

Особенно долго Хрущев расхваливал Лысенко на февральском пленуме ЦК КПСС по сельскому хозяйству в 1964 году, настойчиво рекомендуя к внедрению те приемы, которые в этот период разрабатывал Лысенко. В июне 1964 года Хрущев был почти готов реорганизовать Академию наук СССР, после того как в нее не выбрали (в основном из-за выступлений академиков В. А. Энгельгардта и А. Д. Сахарова) ближайшего сотрудника Лысенко Н. И. Нуждина, хотя именно Хрущев распорядился выделить несколько дополнительных вакансий для рекомендованных Лысенко ученых.

В конце лета 1964 года в ЦК КПСС стали готовить ряд мероприятий, которые грозили советской биологии и генетике повторением печальных событий 1948 года, когда Лысенко и его сторонникам удалось устроить полный разгром классических направлений биологии. В условиях 1964 года это представляло не меньшую опасность для развития науки, чем в 1948 году. Хотя положение в агрономической науке и в биологии улучшилось, но все же последствия 1948 года отнюдь не были ликвидированы и еще чувствовались во всей системе научных и агрономических учреждений. Преподавание генетики в университетах и в сельскохозяйственных учебных заведениях до сих пор не изменилось, и студентов учили «мичуринской» биологии. Арсенал методов селекции был очень небольшим, и советские селекционеры не знали многих приемов, давно использовавшихся за границей. Не развивались статистические математические методы оценки результатов агрономических опытов, что облегчало обман и фальсификации.

Сейчас трудно предвидеть, к чему все это могло бы привести, если бы в октябре 1964 года не наступили резкие перемены в руководстве страной.

Глава 14 Новые реформы Хрущева, которые привели страну к экономическому и политическому кризису

После удаления Булганина с политической арены в 1958 году Хрущев, как это сделал и Сталин в 1940 году, принял на себя и обязанности Председателя Совета министров СССР. Фактически он стал диктатором, имевшим всю полноту власти, но не благодаря мощному аппарату террора под собственным контролем, а путем назначения на ключевые посты в партийном аппарате, в Совете министров и в армии тех людей, которым он лично доверял и которых знал либо с довоенного времени по Московскому обкому или Украине, либо в период войны и послевоенных лет. Генеральный прокурор, Председатель КГБ, министр обороны, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, большинство секретарей ЦК КПСС и множество секретарей обкомов – все это были выдвинутые когда-то Хрущевым люди. Это была его личная «партия» в руководстве страной, и он мог быть абсолютно уверен в их поддержке и лояльности. В этих условиях Хрущев проводил множество новых, часто неожиданных реформ, не встречая никакого серьезного сопротивления.

Сталин совершал много ошибок, просчетов и преступлений, нисколько не опасаясь утратить власть, ведь созданный им «культ личности» делал практически невозможными какие-либо заговоры, которых он, тем не менее, боялся. Вокруг Хрущева к 1959–1960 годам также возник небольшой «культ личности» и он мог позволить себе ошибки, просчеты и даже преступления, не опасаясь за собственную власть. Именно в этот период Хрущев неожиданно отозвал всех советских специалистов и экспертов из Китая, где они работали по договорам о техническом сотрудничестве. Это решение вызвало нарушения в экономике Китая и сделало необратимой ссору с китайскими лидерами. Оно привело к потрясениям и в экономике других стран, например, Чехословакии, так как Китаю сразу пришлось был отменить ряд больших заказов в чехословацкой промышленности. Но эта ссора, которой вполне можно было избежать при более сдержанной политике, ставилась в заслугу Хрущеву. Он стучал ботинком по столу в Организации Объединенных наций, но и это описывали в газете «Известия» почти как подвиг. Он несправедливо обвинил Генерального Секретаря ООН Дага Хаммершельда (Dag Hammarskjöld) в поддержке заговора против Патриса Лумумбы – просоветского лидера Конго. Когда Лумумба погиб, Хрущев объявил, что СССР отказывается признавать Хаммершельда Генеральным Секретарем ООН и вести с ним какие-либо дела. Этот шаг был нарушением Устава ООН, да и СССР поддержал кандидатуру Хаммершельда на выборах. Только его неожиданная трагическая гибель в авиационной катастрофе в Конго предотвратила возникший в связи с заявлением Хрущева кризис в руководстве ООН. Но и это решение в СССР считалось правильным.

Хрущев провел новый резкий поворот в сторону дальнейшей десталинизации на XXII Съезде КПСС в 1961 году, обнародовав множество потрясающих документов о преступлениях Сталина и его ближайших соратников, включая Молотова, Кагановича, Маленкова и Ворошилова, которых он пощадил на ХХ Съезде в 1956 году. После этого забальзамированное тело Сталина вынесли из Мавзолея, были сняты все изображения, разрушены все памятники Сталину – десятки тысяч больших и малых монументов. И эту инициативу поддержала и страна, и партия. Дважды Хрущев провоцировал Берлинский кризис, во второй раз закончившийся строительством Берлинской стены, – но и это не подорвало его престижа. Он смог получить полное одобрение даже за «Карибский кризис», быстро капитулировав перед требованием Дж. Кеннеди о вывозе ракет с Кубы.

Не только в международных делах, но и внутри страны Хрущев имел практически полную свободу и для разумных и для ошибочных и нелепых мероприятий. Ему помогало то, что люди по инерции все еще боялись, и это придавало распоряжениям Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета министров СССР ореол непогрешимости. Кроме того, постоянные перемещения ответственных работников мешали им сформировать какие-либо оппозиционные течения, а быстрота, с которой Хрущев проводил реорганизации, не давала возможности продумать все до конца и решить, будет ли это плохо или хорошо, или может быть поведет к катастрофе. К тому же, почти любому проекту, который выдвигал лидер партии, была обеспечена на «всенародном обсуждении» широкая поддержка. Даже периодические пленумы ЦК, принимавшие важные решения, Хрущев превратил в огромные собрания в Кремлевском Дворце съездов. На пленум приглашались тысячи людей, и это не облегчало, а затрудняло деловую дискуссию, не давало возможности кому-либо выступить с обоснованной критикой того или иного проекта реорганизаций. Постепенно все поступки Хрущева как внутри страны, так и за границей получили необычайную рекламу, публиковались миллионными тиражами собрания его речей и выступлений, отчеты о его зарубежных поездках, тома с его выступлениями по внешнеполитическим вопросам, по проблемам образования, строительства и т. д.

После смещения Хрущева в октябре 1964 года в закрытом порядке ему вменялись в вину десятки ошибочных общегосударственных реформ и мероприятий и множество просчетов внешнеполитического характера, однако открытого обсуждения и осуждения этих ошибок не было, так как весь состав ЦК КПСС голосовал за реформы. При Хрущеве не существовало коллективного руководства, зато существовала коллективная ответственность. И не эти хорошо известные экономические и хозяйственные ошибки привели к падению Хрущева в результате постепенно окрепшей решимости его же недавних друзей и сместить своего лидера, а две партийные реформы, сначала поддержанные ЦК КПСС, но потом, при реализации, оказавшиеся несовместимыми с главными принципами однопартийной системы. Они-то и лишили Хрущева поддержки большинства не только в Президиуме ЦК КПСС, но и в общем составе пленума ЦК КПСС, состоявшего в основном из секретарей обкомов.

Используя устрашающую картину произвола властей в период «культа личности», объясняя это (и вполне правильно) нарушением принципов реальной демократии внутри партии, Хрущев сумел изменить Устав партии, а не только партийную программу на XXII Съезде КПСС. По новому уставу при выборах руководящих органов партии, райкомов, обкомов и даже ЦК КПСС полагалось обязательно менять одну треть членов на новых работников. Это же относилось, по существу, и к Президиуму ЦК КПСС, хотя не распространялось на Первого секретаря и некоторых «опытных и заслуженных» работников. Данный параграф устава вносил элементы демократизации в партийную структуру, лишая партийные должности профессионального, часто пожизненного статуса. Для секретарей обкомов (первых, вторых, третьих), для секретарей и членов ЦК КПСС и ЦК КП других республик новый, поспешно принятый на съезде устав означал нестабильность их партийных должностей, периодическую оценку того, как они работают, не пора ли их заменять новыми сотрудниками. Партийный лидер по самой природе и духу любой партии, является ли он лидером страны, области, города, района или большого завода, хочет оставаться лидером постоянно и уж если двигаться по служебной лестнице, то только вверх. В любой организации, в которой больше 500 членов, могут быть так называемые «освобожденные», то есть получающие партийный оклад секретарь или парторг. Благодаря этому только партийный секретарь, например, научного института, мог считать эту работу общественной нагрузкой, не приносившей ему дохода, но отнимавшей много времени в ущерб основной работе, например в должности заведующего лабораторией или старшего научного сотрудника. Секретари партийных организаций такого масштаба обычно и не стремятся к постоянству, а иногда даже рады уступить свое место другому на следующий срок. Но уже секретарь райкома – это высокооплачиваемая самостоятельная должность, и перспектива оставить ее через один или два выборных срока (то есть через два или четыре года) секретарю райкома не может понравиться. Тем более вряд ли это придется по душе секретарям обкомов или постоянным членам ЦК. Всем им, конечно, могли найти работу в соответствующих органах советской власти или даже в министерствах, но на новых должностях нужны были специальные профессиональные знания, которые многие уже давно утратили. Новый устав лишал партийных лидеров, составлявших большинство ЦК КПСС, необходимого им чувства прочности и устойчивости их положения на занимаемых ими высоких постах. Хрущеву он помогал тасовать партийные кадры, смещать тех, кто ему не нравился и держать других в полном подчинении. Поэтому неизбежно между ним и служившим ему ранее опорой пленумом ЦК, особенно секретарями обкомов, возникли скрытые противоречия и напряжение. Их требовалось как-то разрешить в период между XXII и XXIII Съездами, то есть между 1961 и 1965 годом, прежде чем на XXIII Съезде встанет вопрос о смене 1/3 состава ЦК КПСС.