Текст книги "Никита Хрущев"
Автор книги: Рой Медведев
Соавторы: Жорес Медведев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
«Секретность» доклада была, конечно, иллюзорной. Уже через несколько дней Секретариат ЦК КПСС дал директиву зачитать его текст на собраниях партийного актива по всей стране, затем на закрытых партийных собраниях, а спустя еще несколько дней и беспартийным, на собраниях рабочих, служащих, колхозников, студентов и даже учащихся старших классов средних школ. Текст доклада стал известен десяткам миллионов советских людей. Его копии были отправлены руководству всех коммунистических партий, как в социалистические, так и в капиталистические страны, и он был вскоре издан за границей почти на всех языках, включая русский.
В Советском Союзе в кругах интеллигенции доклад Хрущева был полностью поддержан и стал основой популярности Хрущева. После него уже стало невозможно затягивать процесс реабилитации жертв сталинского террора. Поскольку обычные юридические организации были не в состоянии быстро пересмотреть все дела (а доклад Хрущева не давал еще оснований для полной амнистии всех политических заключенных), то ЦК КПСС, Совет министров СССР и Президиум Верховного Совета СССР специальным решением создали несколько десятков временных юридических комиссий, которые были наделены полномочиями быстрой реабилитации людей непосредственно в местах их заключения в сотнях лагерях ГУЛага. В результате большая часть жертв сталинского террора, еще находившихся в лагерях и тюрьмах в 1956 году, была освобождена, а миллионы других были реабилитированы посмертно. Хотя тысячи заключенных не вышли на свободу (пленные солдаты, служившие в немецкой армии во время войны, солдаты Бендеровской национальной армии, многие литовские партизаны 1945–1947 годов и ряд других категорий заключенных), в целом система ГУЛага была быстро ликвидирована.
Сотни тысяч вернувшихся из лагерей представителей интеллигенции и бывших партийных работников заметно изменили и атмосферу политической жизни в стране, особенно в Москве, в Ленинграде и в других культурных центрах. В отдельных случаях разоблачения Сталина вызывали напряжение иного характера. В Грузии, например, начались антихрущевские волнения против попыток разоблачения «великого сына грузинского народа». Волнения сопровождались столкновениями с войсками и жертвами. Очаги напряжения возникли в других социалистических странах, в Польше, Румынии, Болгарии, Венгрии, в Чехословакии, Албании и в Китае. Для лидеров этих стран доклад Хрущева был полной неожиданностью. Хрущев не учел, что многие из них были ставленниками Сталина и Берии и что для укрепления своего собственного «культа» они пользовались теми же методами жестокого террора и не в далекие уже 1937–1938 годы, а в недавние, столь еще памятные времена 1948–1952 годов. Руководство компартий этих стран оказывало на ЦК КПСС сильное давление, чтобы остановить десталинизацию. Непосредственно в Президиуме ЦК КПСС Маленков, Каганович, Ворошилов и Молотов также стали в явную оппозицию новому курсу полной десталинизации. На ХХ Съезде в «секретном» докладе Хрущева содержались обвинения главным образом против Сталина, Ежова и Берии и ряда работников карательных органов. Неофициально высказывались мнения, что другие члены руководства, такие как Хрущев, Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков, не только не принимали активного участия в репрессиях, но даже сдерживали Сталина. Сложная ситуация вокруг «секретного» доклада Хрущева, затрагивавшая и интересы влиятельных группировок в руководстве зарубежными компартиями, привела к отступлению Хрущева и принятию резолюции ЦК КПСС от 30 июня 1956 года «О преодолении культа личности и его последствий», которую составили совместно Молотов, Маленков, Каганович и Ворошилов. Эта резолюция, опубликованная во всех газетах, отдавала должное заслугам Сталина перед партией, страной и международным революционным движением и старалась характеризовать его преступления лишь как злоупотребления властью. При этом масштабы этих злоупотреблений были уменьшены, и утверждалось, что основное «ленинское ядро» Центрального Комитета было сохранено и при Сталине и оно оказывало сдерживающее влияние на его деятельность, хотя и не было в состоянии удалить Сталина с его поста.
Однако эта умеренная резолюция уже не могла сдержать событий, вызванных докладом Хрущева. Волнения в Польше осенью 1956 года были непосредственно связаны с дискредитацией прежнего руководства Польской компартии и привели к радикальным изменениям в рядах Польского ЦК (приход к власти В. Гомулки). Более драматично развивались события в Венгрии, где кровавый террор ставленника Сталина и Берии Ракоши был еще свеж в памяти народа. Диктатура Венгерской компартии стала разваливаться очень быстро, и после долгих колебаний Хрущев отдал приказ о применении советских войск против венгерских повстанцев. Прежде чем принять это решение, он обратился к руководству всех стран Варшавского пакта и к руководству Китайской компартии с вопросом, возможно ли применить вооруженные силы для подавления восстания. Из всех стран, включая Польшу, были получены положительные ответы. Мао Цзэдун, одобряя необходимое использование вооруженных сил, упрекнул Хрущева за то, что совета у Китая он попросил слишком поздно – это нужно было сделать до того, как чернить на ХХ Съезде КПСС великого вождя международного рабочего движения, верного марксиста-ленинца товарища Сталина.
Китай этим письмом ясно давал понять, что Хрущев отныне уже не может быть лидером международного коммунизма, что он предал идеалы марксизма-ленинизма, стал ревизионистом и что руководящая роль в мировом коммунистическом движении будет теперь принадлежать Китайской компартии, на знамени которой Сталин по-прежнему занимал место между Лениным и Мао Цзэдуном. Мао Цзэдун, однако, стал со временем хоть и пятым по счету классиком марксизма на плакатах (после Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина), но его профиль рисовали заметно крупнее остальных – вольность, на которую Мао не решался ни при жизни Сталина, ни до разоблачений Сталина на ХХ Съезде КПСС.
Глава 8 Новые экономические реформы и политический кризис в 1957 году
1956 год был успешным по производству зерна, но в стране все еще резко не хватало продуктов. Разоблачение сталинизма на ХХ Съезде и массовые реабилитации политических заключенных хоть и обеспечивали популярность Хрущева среди многих слоев населения, создавали тем не менее серьезный идеологический вакуум. Для всего мира стало теперь очевидно, что система управления советского типа, возникшая в результате революции, не смогла развиваться на основе закона и конституции, не гарантировала элементарных демократических свобод граждан и соблюдения их прав и опиралась на массовый террор. Можно было ожидать, что после ХХ Съезда с этим будет покончено навсегда, но уже события 1956 года: мягкая и компромиссная резолюция «О преодолении последствий культа личности», военное подавление венгерского восстания, обострение отношений с Югославией и ряд других явлений свидетельствовали о том, что слишком решительная политика в направлении десталинизации и демократизации подвергается ревизии, как под давлением изнутри, так и со стороны руководства других коммунистических партий.
В культурной жизни страны главным показателем «либерализации» стала публикация в «Новом мире» в августе-октябре 1956 года романа В. Д. Дудинцева «Не хлебом единым», который произвел большую сенсацию в литературных и интеллектуальных кругах и был единодушно поддержан на многих дискуссиях. Он был резко антибюрократическим и показывал, что существовавшая при Сталине система произвола и бюрократии порождала особую «элиту», препятствовавшую и техническому прогрессу общества. Но в конце 1956 года Хрущев лично подверг роман Дудинцева критике, как якобы антисоветский. «Оттепель» (выражение Ильи Эренбурга) в литературе подходила к концу. Именно в это время был отвергнут представленный для публикации роман Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» – но эта история стала известна только в 1958 году, когда Пастернак получил Нобелевскую премию. Настораживали и некоторые другие ретроградные ноты в многочисленных выступлениях Хрущева, старавшегося теперь немного обелить Сталина как партийного и государственного деятеля.
Подобный осторожный поворот в консервативную сторону был попыткой остановить разоблачения террора и произвола, практически начавшегося отнюдь не с убийства Кирова в 1934 году и не ограничившегося уничтожением партийных деятелей, миллионы которых были теперь реабилитированы (хотя на ХХ Съезде Хрущев сообщил о реабилитации немногим больше 7 тысяч партийных работников). Вставал вопрос и о реабилитации членов реальных оппозиций Сталину, осужденных на «открытых» процессах (Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков и сотни других) и о пересмотре всей политики партии после Октябрьской революции. Неизбежны были разоблачения репрессий в период коллективизации, процессов 1929–1930 годов и многого другого, включая вопрос о Л. Троцком. Хрущев и его коллеги сравнительно легко пошли на пересмотр политики репрессий, затрагивавших партийных и государственных работников их поколения, по существу – элиты конца тридцатых и сороковых годов, но они не могли колебать прочные устои собственной власти, полученной отнюдь не демократическим путем.
Но даже ограниченных разоблачений и многомиллионных реабилитаций было достаточно, чтобы общая политическая репутация советской системы в мировом сообществе, прежде всего в левых течениях, сильно испортилась. Внутри СССР возник идеологический вакуум и прежде всего из-за низкого уровня жизни. Любая пропаганда преимуществ советской системы была бы эффективной только в том случае, если можно было хотя бы сказать, что все жертвы диктатуры и централизации принесли реальные экономические результаты, – и не в форме большего количества добываемого угля и более высоких цифр выплавки стали и добычи нефти, а в форме товаров народного потребления, продуктов питания и улучшения жилищных условий и условий труда и отдыха, и не в сравнении с Россией 1913 года, а в сравнении с западными капиталистическими странами.
Хрущев прекрасно понимал, что простой народ оценит его деятельность не только по политическим реформам и международным акциям – нужно было серьезно улучшать еще слишком плохие условия жизни основной массы населения. По инициативе Хрущева еще с 1955 года было расширено жилищное строительство, хотя для более быстрого решения жилищной проблемы Хрущев, наряду с разумной индустриализацией строительства, поддерживал в основном примитивные типовые проекты домов и уменьшенные стандарты квартир. (Такие кварталы в городах быстро получили название «хрущобы».)
Но развитие производства товаров массового потребления, создание новых типов товаров, ставших обычными во многих странах, но не производившихся в СССР, насыщение ими торговой сети было крайне трудной экономической задачей. Централизованная система экономики СССР, при которой любой вид производства планируется Госпланом и организуется тем или иным министерством, была удобной для реализации больших проектов; создания мощных турбин, авиации, флота, вооружения, атомных и ядерных бомб, реакторов, производства железной руды, стали, добычи нефти, угля, леса и многого другого. Но для массового производства тысяч других товаров непосредственного потребления и в том числе требующихся в небольших количествах (химические реактивы, медицинские препараты, инструменты, посуда, мелкие приборы для различных измерений, спортивный инвентарь, запасные части и т. д. и т. п.) – для такой задачи централизованное руководство через правительственную и госплановую систему было слишком бюрократическим. В капиталистических странах правительство не организует непосредственно производство, и экономика децентрализована и самоуправляема. Преимущество социалистической системы было доказано, когда СССР быстро превратился в индустриальную супердержаву с мощной тяжелой индустрией. Но в производстве товаров народного потребления, отражающемся прежде всего на условиях жизни людей, СССР явно не выдерживал соревнования с США и странами Европы. Попытка решить эту задачу «классическими» советскими методами централизованного руководства вели к созданию в Москве все новых и новых министерств и комитетов и к дроблению уже существующих министерств на более мелкие. За счет этого увеличивался центральный бюрократический аппарат, но не было реальных экономических достижений. Естественно возникал вопрос о целесообразности нового нэпа, о расширении мелкой или даже частной промышленности, хотя бы для удовлетворения местных нужд в товарах, которые вообще никогда не планировались через Госплан, но все же были необходимы, например в крестьянских хозяйствах (брички, телеги, колеса для них, сани, оглобли, подковы, вилы, ухваты, коромысла, древесный уголь и многое другое). Но разрешить расширение частного сектора в производстве в 1956 году Хрущев не мог – это была бы слишком радикальная экономическая реформа «антисоциалистического» типа.
Чтобы преодолеть возникшие проблемы на пути резкого увеличения производства товаров народного потребления и не нарушить твердые принципы государственной собственности на средства производства, Хрущев выдвинул проект ликвидации централизованного управления производством многих продуктов через министерства из Москвы, при этом правительство сохраняло контроль над военной промышленностью и рядом других решающих отраслей индустрии. Все остальные виды производства, и особенно производство товаров народного потребления, предполагалось подчинить местным органам власти, создав для этого в областях специальные Советы народного хозяйства (совнархозы). Регулировать их деятельность должны были совнархозы крупных экономических зон и Высший Совет народного хозяйства. Эта система уже существовала в начале двадцатых годов. Считалось, что она поможет приблизить руководство к производству, уменьшит бюрократизм и будет развивать местную инициативу и конкуренцию.
Одновременно с этим была подготовлена реорганизация системы научных институтов. Все технические институты Академий наук передавались совнархозам, часто перемещались из столиц в производственные районы и получали задания на разработку новых моделей и систем. Было объявлено о создании в Сибири нового большого научного центра (в Новосибирске). Весь этот проект, выдвинутый Хрущевым на февральском пленуме ЦК КПСС в 1957 году, был открыт для всенародного обсуждения в советской прессе, что было новым демократическим жестом, хотя советская пресса, по-видимому, отбирала материал для дискуссии достаточно осторожно.
Ликвидация множества министерств и полная реорганизация промышленности были, конечно, слишком рискованными мероприятиями и могли быть проведены в жизнь после экспериментальной проверки хотя бы в нескольких областях. Ее не могла заменить дискуссия в печати. Возможность путем такой реорганизации резко увеличить производство товаров народного потребления была весьма сомнительной. В индустриальной стране, например в США, децентрализация той или иной отрасли промышленности означает независимость от центрального правительства, а отнюдь не ее дробление по разным штатам и подчинение бюрократии в каждом из них.
Но предлагаемая реорганизация, несомненно, укрепляла власть областных партийных комитетов. Раньше секретарь обкома был не в силах командовать находившимися в его области большими заводами союзного значения, и руководителей на эти заводы назначали в Москве. Теперь обком управлял и местным совнархозом, и всей промышленностью в пределах области. (Раньше он в основном нес ответственность за сельское хозяйство, мелкую промышленность и обслуживание.) Поэтому на пленуме ЦК, где секретари обкомов составляли главную силу, новой реформе была обеспечена поддержка. Московская бюрократическая верхушка была против преобразований, тем более что десятки тысяч служащих министерств теряли работу и должны были разъехаться по областям для создания там аппаратов совнархозов. В Президиуме ЦК КПСС против реформы выступали также Молотов, Маленков, Каганович и Председатель Госплана Сабуров. Но в мае 1957 года после почти трехмесячного «всенародного обсуждения» новая реформа была принята Верховным Советом СССР и стала законом. Практическая реализация этого закона была очень поспешной и вызвала серьезное напряжение на правительственном и высшем партийном уровнях.
На митинге в Ленинграде 22 мая 1957 года Хрущев выдвинул неожиданный план. Он призвал сельское хозяйство страны догнать США по производству мяса, масла и молока за 3–4 года. Этот проект был простой импровизацией, так как Хрущев не согласовал его с Президиумом ЦК.
Догнать США по производству масла и молока было не слишком трудно, так как в США потребление и молока и масла снижалось уже многие годы, наряду с увеличением производства и потребления растительного масли и маргарина. Практически в 1957 году производство масла в СССР и в США было на одном уровне (потребление масла и молока в США в 2–3 раза ниже, чем в европейских странах). Но по производству мяса СССР слишком резко отставал от США и поэтому призыв Хрущева ликвидировать этот разрыв за 3–4 года было нереально выполнить.
В 1957 году СССР произвел 7,5 млн тонн мяса, или 36 кг на одного человека. США произвели в 1957 году более 16 млн тонн мяса – 97 кг на одного человека. [18] Таким образом, за три года производство мяса в СССР нужно было увеличить в три раза. Хрущев надеялся в основном на рост кормовых ресурсов, особенно кукурузы. Однако поставленная им задача была все же нереальной. Как бы понимая малую обоснованность всего этого проекта, Хрущев позволял годичную отсрочку: «Не будет никакой трагедии, если, к примеру, в 1960 году мы еще не и сможем догнать Америку по производству мяса. Можно допустить какую-то отсрочку, неплохо будет решить эту задачу и в 1961 году. Однако в 1961 году мы должны, как говорится, зачищать “остатки”, а основную работу выполнить в 1960 году. Тут надо смелости набраться и решить этот вопрос».
Именно это выступление Хрущева в Ленинграде, как теперь известно, стало причиной создания в Президиуме ЦК решительной оппозиционной группы, намечавшей его смещение с поста Первого секретаря ЦК КПСС за авантюрную политику. Ядром группы были Молотов, Маленков и Каганович, понимавшие, что дальнейшее пребывание Хрущева у власти лишает их перспектив. К заговору примкнул и Ворошилов, боявшийся разоблачений своих действий в сталинские времена. Булганин, Первухин и Сабуров также согласились с проектом отстранения Хрущева. Окончательно члены оппозиции согласовали план во время поездки Хрущева и Булганина в Финляндию. После торжественной встречи вернувшихся в Москве 18 июня Хрущев сразу попал на заседание Президиума ЦК КПСС. На следующий день, хотя в газетах напечатали групповой портрет радостной встречи Хрущева с членами Президиума, он практически был смещен голосами восьми членов Президиума против четырех (кроме Хрущева объединенной оппозиции противостояли Суслов, Фурцева и Микоян). Кандидат в члены Президиума ЦК КПСС Д. Т. Шепилов, ранее (на посту редактора «Правды») все время поддерживавший Хрущева и только недавно выдвинутый им на пост министра иностранных дел, после определенных колебаний примкнул к оппозиции.
Заседание продолжалось около трех дней, причем все это время никто из членов Президиума не покидал кремлевской резиденции. После острых дискуссий, которые не протоколировались по решению Президиума, проголосовали за смещение Хрущева с поста Первого секретаря. Он отказался подчиниться этому решению и настаивал на созыве полного пленума ЦК. Это было законное требование, так как по уставу Первый секретарь избирается и смещается пленумом ЦК. Но Президиум ЦК принял все меры для того, чтобы избежать созыва пленума, и в намерения оппозиции даже входил арест Хрущева в том случае, если он откажется подчиниться решению Президиума. Однако прения в Кремле не удалось сохранить в тайне. Если бы все решения были приняты в первый же день, то заговор мог бы оказаться успешным. Но уже на второй день заседания Президиума 21 член ЦК КПСС явились в Кремль и требовали допустить их на заседание. Охрана Кремля подчинялась И. Серову, а он был лоялен Хрущеву, как и министр обороны Г. К. Жуков, контролировавший армию.
В Ленинграде в эти дни проходило празднование 250-летия города, и на торжества приехали секретари многих обкомов. Секретарь Ленинградского обкома Фрол Козлов был сторонником Хрущева. Узнав о заседании в Кремле, он быстро приехал в Москву вместе с несколькими десятками других членов ЦК. Их требование об участии в заседании было отклонено. Однако они образовали инициативную группу, во главе которой стали К. Жуков, Ф. Козлов и И. Серов. Чтобы доставить в Москву других членов ЦК, Жуков распорядился выделить реактивные военные самолеты. 21 июня в Кремле собралось более 100 членов ЦК, и избежать обсуждения вопроса о Хрущеве на пленуме было невозможно. (Всего в составе ЦК около 300 членов, и по уставу решения одной трети достаточно для созыва экстренного пленума.) Пленум открылся 22 июня. Заседание продолжалось более 30 часов практически без перерыва. Дискуссия не протоколировалсь. Формально пленум заслушал доклад Хрущева «О внутреннем положении в КПСС» и доклад Молотова «О международном положении СССР». Но фактически решался вопрос о Хрущеве, которого поддержало подавляющее большинство присутствовавших. Возвращения власти Маленкова, Молотова и Кагановича никто не хотел. Пленум провел реорганизацию Президиума ЦК. Из состава Президиума и из членов ЦК были выведены Молотов, Маленков, Каганович и примкнувший к ним Шепилов, ядро так называемой «антипартийной группы». Из тактических соображений Ворошилов, Булганин, Сабуров и Первухин были оставлены в ЦК, хотя им объявили выговор. Удаление из Президиума сразу восьми членов воспринималось бы как переворот и кризис.
Был избран новый состав Президиума ЦК, в котором стало пятнадцать членов вместо одиннадцати. В него вошли Жуков, Аристов, Беляев, Кириченко, Игнатов, Шверник, Куусинен. Фурцева из кандидатов стала членом Президиума.
Состав кандидатов также был расширен за счет сторонников Хрущева (Ф. Козлов и другие).
Молотов вскоре получил назначение послом в Монголию. Маленков стал директором электростанции в Казахстане, Каганович – директором на цементном заводе в Свердловске. Шепилов как доктор экономических наук получил профессорскую должность в одном из московских институтов. Этими сравнительно мягкими, по сравнению с прежними сталинскими временами, методами новое руководство ЦК показывало, что политика террора для управления партией и страной больше не нужна. Противник в бюрократической иерархии уже не опасен не только тогда, когда он физически уничтожен, но и просто когда он смещен с высшей ступени иерархии на одну из низших.
Роль Булганина в Президиуме ЦК и на посту Председателя Совета министров СССР после его участия в антипартийной группе стала крайне незначительной. Он просто потерял влияние, и его смещение было лишь вопросом времени. Это же относилось и к Ворошилову – Председателю Президиума Верховного Совета СССР. Вскоре исчезли с политической арены Сабуров и Первухин. Хрущев стал полновластным и неоспоримым лидером партии и Советского Союза.
В октябре этого же года он неожиданно сместил Жукова с поста министра обороны во время официального пребывания того в Югославии и Албании. Решение было принято еще до возвращения Жукова, но опубликовано после, и поэтому Жуков ничего об этом не знал, когда прилетел из Югославии. Его просто никто не встретил на аэродроме. Жуков не был виновен ни в чем, просто его авторитет в армии был слишком высок, а Хрущев боялся возможности военного переворота.
В октябре 1957 года Хрущева ожидал и триумф совсем другого рода – успешный запуск в космос первого искусственного спутника Земли. Это событие привело к росту международного престижа Советского Союза. Это была первая победа в объявленном Хрущевым «мирном соревновании» с США. В важнейшей и очень престижной области технологии СССР продемонстрировал свой приоритет и преимущество. Косвенно это была и личная политическая победа Хрущева. Не только потому, что он придавал особенно большое значение ракетной технике. Главным конструктором советских космических ракет, без которого ни первый спутник, ни первый полет в космос Юрия Гагарина не были бы возможны раньше, чем в Америке, был Сергей Павлович Королев. И он, и его исследовательская группа формировалась в сталинские времена в заключении. Королев еще до войны попал в страшные колымские лагеря на разработки золота. Его арестовали именно за техническую разработку ракет – это было принято за вредительство в авиации. Только после войны, когда немецкие ФАУ-2 показали свои преимущества, Королев получил в системе МГБ конструкторскую группу – но он работал в ней как заключенный. Только расстрел Берии и реорганизация системы государственной безопасности привели к ликвидации таких тюремных научных центров и к выдвижению Королева в Главные конструкторы космических ракет.
Глава 9 Рязанская катастрофа
Наш очерк не представляет собой ни биографии Хрущева, ни истории хрущевского периода в развитии СССР. Все, что происходило в эти сравнительно недавние годы, еще не забыто по газетам и описано в большом числе различных книг. События в стране в 1953–1964 годах, многочисленные международные кризисы и сближения в эти годы, в возникновении и решении которых Хрущев неизбежно играл большую роль, также много раз обсуждались. Помимо недавно вышедшей книги воспоминаний, Хрущев и при жизни издал около десяти томов своих речей о международных проблемах, восемь томов речей о сельском хозяйстве и несколько томов речей и докладов о других проблемах, включая том выступлений, касавшихся литературы и искусства. Все эти книги и большинство международных акций, проведенных по инициативе Хрущева, показывают его активность, его роль в разрядке международной напряженности и его внимание ко всем сторонам жизни в СССР. Повторять все, что было сделано Хрущевым или «при Хрущеве» не является нашей задачей. Путь Хрущева до положения, которое занимали в СССР Ленин и Сталин (возможность лично руководить внутренней и международной политикой, менять партийные программы и устав, осуществлять назначения на высшие посты и смещения с них и предлагать новые законы), сжато изложен в предыдущих главах и не представляет большой проблемы для историков. Более сложным нам кажется история падения Хрущева в 1964 году, ставшего сенсацией для всего мира, но неизбежного и давно, но молчаливо ожидавшегося в СССР и поэтому встреченное столь спокойно и равнодушно в Москве и во всей стране. Сложно проследить и эволюцию Хрущева от разумного реформатора 1953–1957 годов (важность ограничивающего влияния даже консервативной оппозиции) до нетерпеливого и часто совершенно неразумного трансформатора после 1958 года, когда он достиг полноты власти и культа собственной личности. Хрущев предпринял много хороших начинаний и после 1958 года и, возможно, способен был сделать еще больше после 1964 года, если бы остался у власти. И все же с 1958 года он по многим направлениям вел страну к экономической катастрофе, и последствия печальных событий 1958–1964 годов чувствуются в экономике страны и до настоящего времени.
Наша задача – проследить развитие некоторых из этих катастрофических направлений и попытаться выяснить, какие основные изменения были сделаны в системе после 1964 года, чтобы придать ей большую устойчивость и защищенность от неожиданных экономических и политических потрясений.
Наши объяснения причин падения Хрущева далеко не являются повторением тех, пока еще неопубликованных, обвинений в адрес Хрущева, выдвинутых в «закрытых» разъяснениях партийному активу, циркулировавших после октября 1964 года. Наш анализ в значительной степени независим и показывает ошибки не только Хрущева, но и всей пирамиды власти, которая существовала в тот период, недостатки социальной системы, сложившейся при Сталине и только слегка измененной при Хрущеве. Естественно, что при его смещении в 1964 году главное внимание было сосредоточено на личных качествах и ошибках Хрущева. Но, вопреки традиции «переворотов», эти ошибки не стали предметом открытой критики, и имя Хрущева перестали упоминать в советской печати именно потому, что их совершал не только он один.
В западной литературе падение Хрущева, как и большинства других диктаторов, иногда объясняется традиционной борьбой за власть, – что в данном случае неверно. Еще меньше способен был понять свои главные промахи сам Хрущев.
Падение Хрущева мы начнем прослеживать с так называемой Рязанской катастрофы – наименее известного, но наиболее трагического эпизода его сельскохозяйственной и экономической политики.
Принцип, которым руководствовался Хрущев при выборе людей на руководящую работу (Президиум ЦК, Совет министров, Верховный суд, Генеральная прокуратура и другие) был сравнительно простым – в первую очередь он выдвигал на эти посты людей, которых знал лично, с которыми работал (на Украине, в армии во время войны или в Московском обкоме) и поэтому считал достаточно лояльными. Но, кроме того, он поддерживал тех, кто добился определенных успехов в области сельского хозяйства или в промышленности, то есть новаторов, следовавших, однако, его, Хрущева, идеям. Секретарь Оренбургского обкома Г. И. Воронов, например, стал кандидатом в члены Президиума ЦК после того, как Оренбургская область перевыполнила план заготовок зерна, объяснив свой успех применением новой агротехники (отменой осенней культивации после зяблевой вспашки). Эта новая агротехника, как выяснилось в последующие годы, была неверной, а успех области продолжался только один год, но секретарь обкома уже занимал более ответственную должность в Москве и контролировал сельское хозяйство в пределах РСФСР. Другой член Президиума ЦК В. П. Мжаванадзе получил этот пост после того, как Хрущев направил его в Грузию Первым секретарем Грузинского ЦК в 1955 году. До этого он был начальником политотдела Киевского военного округа, кадровым военным, хорошо знакомым Хрущеву с киевских времен. Хотя Мжаванадзе был грузином, но уже так давно не работал в Грузии, что почти забыл родной язык.
Поэтому было очевидно, что после того как Хрущев выдвинул свой знаменитый лозунг «Догнать Америку по производству мяса к 1960 году» и поставил на карту свой престиж – успех именно в этой области стал залогом продвижения по службе для того или иного провинциального деятеля.
