Текст книги "Взрыв"

Автор книги: Ростислав Самбук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

24

Коренчук выложил на стол несколько фотографий разных людей и приказал: – Введите арестованного. В кабинет в сопровождении конвоира вошел усатый человек средних лет в темной рубашке и хорошо сшитом костюме.

– Подойдите к стоку, – велел ему Коренчук. – И вы тоже, – подозвал понятых. – Гражданин Хрущ, нет ли среди этих людей, фотографии которых лежат на столе, человека, назвавшегося вам Геннадием Зиновьевичем и предложившего преступную сделку?

Хрущ не колеблясь ткнул пальцем в третью с края фотографию, на которой был изображен Президент.

– Вот этот, – сказал твердо.

Составив протокол, Коренчук отпустил понятых.

– А теперь, Станислав Игнатьевич, – предложил, – надо уточнить некоторые детали.

– Пожалуйста, прошу вас, – ответил тот заискивающе, – можете рассчитывать на мою искренность.

– Повторите еще раз, при каких обстоятельствах вы познакомились с Геннадием Зиновьевичем?

– Я же говорил: впервые встретились в нашем ресторане. Я обедал, и он подсел за мой столик. Тогда мне показалось – случайная встреча, теперь же понимаю – он следил за мной и выбрал удобный момент для разговора. Понимаете, я немного выпил, потерял контроль над собой, вот и вышло, что он смог втянуть меня в негодное дело.

– Но ведь говорите, обедали, то есть встреча состоялась не после рабочего дня. И вы позволили себе выпить?

Хрущ растерянно развел руками:

– Так ведь он заказал бутылку марочного коньяку, Я, хоть и директор завода, такого еще не пил.

– И вам не показалось подозрительным, что незнакомый человек угощает вас дорогим коньяком?

– Что же тут подозрительного: симпатичный человек, и мы разговорились.

– Вы сказали, что во время первой встречи Геннадий Зиновьевич не предлагал вам ничего. Как же встретились снова?

– Теперь я вспомнил. Он намекнул, что наше общение может стать полезным. В тот же самый день, когда мы впервые обедали. Я считал – какой-то столичный жук. То есть человек с положением. А влиятельных знакомых всюду надо иметь…

– Когда же опять встретились?

– В тот же вечер.

– И во время вечерней встречи он предложил вам аферу с листовым алюминием?

– Да. Воспользовавшись тем, что я был нетрезвый и, повторяю, не мог контролировать свои поступки…

– Это не смягчает вашей вины. Утром, когда в голове прояснилось, могли заявить в милицию.

– Так уж случилось, не заявил – виноват.

– Когда получили деньги от Геннадия Зиновьевича?.

– Три тысячи дал мне в тот же вечер,

– Аванс за преступные дела?

– Выходит, так.

– И как вы договорились?

– Геннадий Зиновьевич сказал, что главк выделит нашему заводу алюминий. Для производства различных бытовых изделий. На самом же деле мы их не изготовляли, только оформляли. А листовой алюминий отправляли в Коломыю. Я могу еще раз рассказать, как все это происходило.

– Пока не надо, – остановил его Коренчук, – есть акт ревизии. Скажите, вы сразу договорились с Геннадием Зиновьевичем о вознаграждении?

– Да, пять тысяч с каждого вагона. Один я не мог обеспечить операцию, поэтому пришлось привлечь главного бухгалтера Березовского. А значит, и поделиться,

– Пополам?

– Нет, мне три тысячи, ему – две.

– Знаете, сколько имели преступники с каждого вагона?

– Догадывался. Но Геннадий Зиновьевич объяснил, что очень большие накладные расходы: надо платить людям из главка и прочее.

– Кому из главка?

– Не говорил. Я хотел узнать, чтобы в случае чего найти там защиту, но он не сказал. Дескать, не мое дело.

– Каким образом получали деньги?

– У меня был контакт только с Геннадием Зиновьевичем, После того как нам выделяли алюминий, он звонил мне, и мы договаривались о встрече. В нашем городе, либо я приезжал в Киев.

– Приглашал вас к себе?

– Никогда. Приходил ко мне в гостиницу или назначал свидание в ресторане.

– Вы знали его фамилию?

– Нет, в таких делах чем меньше знаешь, тем лучше.

– Хоть какие-то координаты Геннадий Зиновьевич вам давал? Телефон или адрес? На крайний случай?

– Нет.

– И не намекал? Или, может, проговорился во время ресторанного застолья?

– Я звал, что он живет в Киеве. И все. Где работает

и его адрес – это меня не касалось.

– А кто получал алюминиевый лист в Коломые?

– Также не знаю.

Коренчук подумал немного и спросил:

– Вы ничего не утаили, Хрущ? Ведь уже завтра у нас будет возможность организовать вам очную ставку с Геннадием Зиновьевичем Скульским.

– Задержали? – не мог скрыть радостной улыбки Хрущ, и Коренчук понял, что он сказал ему правду ине боится встречи со Скульским.

Дал подписать Хрущу протокол допроса, не ответив на его вопрос, тем более что Президента еще не арестовали. Но теперь, после опознания его Хрущем, арестуют немедленно, ведь оснований для этого более чем достав точно.

25

Бублик сидел, положив ладони на колени, и просительно заглядывал Хаблаку в глаза. – Надеюсь, вы уже выяснили это недоразумение? – спросил он. – Честное слово, я не знал о рубашках, просто заглянул к знакомой. И вдруг – милиция. А у меня работа, неотложные дела…

– Откуда знаете Марию Афанасьевну Анчевскую? – поинтересовался Хаблак.

Бублик вздохнул.

– Хорошая женщина и очень нравится мне. Она из Яремчи, – сообщил, как будто Хаблак не мог знать этого, – работает администратором на турбазе. Я останавливался там, вот и познакомились.

– Это ваша белая «Волга» ночевала перед гостиницей? – спросил Хаблак.

Бублик едва заметно поморщился: известие о том, что милиция узнала о машине, не очень обрадовало его, но отрекаться не стал: ведь этот факт можно установить за несколько минут.

– Моя, – ответил кисло.

– Прекрасная машина. Давно перекрасили?

Бублик притворился удивленным.

– Я?!

– Анчевская сказала, что раньше ваша «Волга» была вишневой.

Конечно., – Глава у Бублика забегали, попытался выкрутиться, правда, не весьма удачно; – Но ведь перекрашивал не я, а мастер. Есть у нас маляр в гараже, делает как новую, а я свою «Волгу» поцарапал, вот и решил перекрасить. Белый цвет – чудо.

Хаблак хотел уточнить, почему же тогда прежде перекрасил белую машину в вишневую, однако это могло насторожить Галинского, и он, листая какие-то бумаги на столе, поинтересовался:

– Где вы находились с пятого на шестое июня?

Поинтересовался вроде бы не по делу, как-то между прочим, но наблюдал за Бубликом внимательно: ведь именно шестого июня был обнаружен труп Манжулы на черноморском берегу.

– Для чего это вам? – недоумевал Бублик.

– Мы, гражданин Галинский, расследуем одно дело, и ваши показания тут могут пригодиться.

– Об этой спекуляции? – метнул на него взгляд Бублик. Хаблак, не отвечая, барабанил пальцами по бумагам на столе. – Но ведь я не имею к ней никакого отношения.

– Я прошу вас ответить.

Бублик пошевелил губами, словно что-то подсчитывал.

– Ага, вспомнил! – заявил, обрадовавшись, что это ему удалось. – Я растянул ногу и пришлось лежать у себя в квартире.

– И никуда не выезжали из Киева?

– Как мог?

– Итак, пребывали дома?

Этот вопрос явно не понравился Бублику, но подтвердил:

– Да.

– А машина? Где в эти дни была ваша «Волга»?

– Летом я оставляю ее на стоянке возле дома.

– Там и стояла?

– Конечно.

– Никому не давали доверенность на право вождения?

Бублик помрачнел, глаза у него сузились.

– При чем тут моя машина? – взорвался он. – Чего прицепились ко мне? Продержали целые сутки в мили– дни, а у меня неотложные дела!

– Ну хорошо, – согласился Хаблак, – на время оста виммашину. Теперь скажите мне, Степан Викентьевич, откуда вы знаете Терещенко?

Бублик энергично помотал головой.

– Какого такого Терещенко? Не знаю и знать не хочу.

– Однако это не помешало вам пить с ним водку.

– Вы имеете в виду того мерзкого типа, принесшего, Анчевской рубашки?

– Именно его.

– Ну, знаете, пришел человек к моей приятельнице. Почему жене угостить? Но кто он – не знаю.

– Допустим, говорите правду. А Михаила Никитича Манжулувы знаете?

Хаблакувидел, как испугался Бублик. Пальцы у него задрожали иполные щеки отвисли, он сразу постарел лет надесять, но сумел все же овладеть собой и ответил как ни в чемне бывало:

– Впервые слышу.

– Нехорошо получается, Степан Викентьевич. А вот однадевушка – есть такая Инесса Сподаренко, она вам хорошознакома – узнала вас по фотографиям и свиде тельствует,что вы несколько раз с Манжулой и с нею ужинали вресторане, бывали в номере у Манжулы, дажевозили ее вместе сМихаилом Никитичем в Броварский лес. Более того, она припомнила, что вы вместе с Терещенко отвозили Манжулу в Бориспольский аэропорт. Еще выпили в номере на прощание бутылку шампанского, потом Терещенко взял чемодан Манжулы, а вы пошли вслед за ним. Сели в вашу «Волгу», тогда она была еще вишневой, и поехали в Борисполь.

Бублик смотрел Хаблаку в рот, будто тот разговаривал с ним на языке ирокезов. Вдруг, хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнул:

– Манжула! Вы имеете в виду того одесского снабженца! Совсем забыл, он для меня просто Миша, а фамилия, знаете, как-то выветрилась…

– Но ведь вы говорили, что и с Терещенко впервые встретились в гостинице «Славутич» у Анчевской.

Бублик приложил руку к сердцу.

– Извините, – произнес с очевидным раскаянием, – виноват,да что поделаешь: не хотелось признаваться. Говорят,од сидел, то естьрецидивист, и порядочному человеку непристало афишировать такие знакомства.

– Порядочному человеку – возможно, – согласился Хаблак. – Тем более ездить с ним в далекие рейсы…

– Я – с ним? С Терещенко? – даже подскочил от возмущения Бублик.

– Да, вы с ним. В Одессу.

– Что-то путаете.

– Ничего я не путаю, Галинский, и мы сделаем вот что. Поедем к вашему гаражу, там хранятся скаты, снятые с «Волги». Помощники маляра, перекрашивавшего машину, по вашей просьбе заменили резину на «Волге». Почти новые скаты на совсем новые. И отнесли старые в ваш бокс. Они же удивлялись: зачем менять скаты, которым еще бегать и бегать?..

– Захотел и поменял – кому какое дело! – злобно отрезал Бублик. – Ну и что?

– А вот что, – сказал Хаблак почти благодушно, – сегодня же мы возьмем скаты из вашего гаража на экспертизу, и я не сомневаюсь ни на секунду, что следы, оставленные вашей «Волгой» в роще между совхозным поселком и берегом моря, где нашли труп Манжулы, и узор протектора на вашей резине окажутся идентичными. Что вы запоете тогда?

– Вы?.. – задохнулся Бублик. – Вы хотите сказать?..

– Именно то, что вам, Галинский, хорошо известно и без меня. Хотите, расскажу все, что знаю?

Хаблак сделал паузу, глядя, как Бублик хватает воздух ртом. А тот думал: болван, какой же я болван! Ведь Президент наставлял, даже приказывал – вывези в лес и сожги. Да, сожги эти злосчастные скаты, а я не послушал, пожалел, жадность заела, три сотни сэкономил, вшивых три сотни – и погорел.

Но что твердит этот милицейский майор? Неужели они знают все? Откуда?

– Ну так слушайте, – начал Хаблак. – Вместе с Терещенко вы отвезли Манжулу в аэропорт. Положили ему в чемодан мину, сработанную Червичем, видите, мы знаем даже это. Но мина взорвалась не там, где вы рассчитывали, и Манжула уцелел. Тогда вы с Терещенко – Рукавичкой по прозвищу– едете в Одессу. Через сестру Манжулы узнаете, что тот затаился в совхозном поселке вблизи от Николаевской трассы. Отправляетесь туда, выбираете удобный наблюдательный пункт в роще. Думали, вас никто не видел, однако, может, припомните, местные мальчишки забежали туда случайно. Кстати, протокол опознания Терещенко вот тут, – похлопал ладонью по папке. – Увидев, что Манжула идет к морю, вы с Терещенко последовали за ним, потом вместе поднялись на крутой берег и сбросили Манжулу на прибрежные камни.

Хаблак остановился, глядя в глаза Бублику – темные, наполненные ужасом. Ожидал, что тот взорвется гневом, но Бублик сказал на удивление спокойно:

– Вы все хорошо, даже очень хорошо придумали. Но не сходятся у вас концы с концами. Ну скажите, для чего мне и Терещенко этот Манжула? Подумаешь, какой-то одесский снабженец – ну зачем нам его убивать?

– Ох, Галинский, Галинский! – покачал головою Хаблак. – Как вы все же недооцениваете милицию. Все вам кажется: вы самый умный, никто не изобличит вас, комар носа не подточит… А я знаю даже вашу подпольную кличку – Бублик, вот кто вы. Может, рассказать, как и с кем продавали листовой алюминий? О вашей преступной корпорации с Манжулой и Президентом? О том, как убегали вы недавно от меня в селе Соколивка под Косовом? Увидели, что мы задержали Волянюка, когда он привез продавать алюминий, и дали деру…

Бублик покраснел так, что казалось, его разобьет паралич.

– Воды, – попросил, – дайте мне воды… – Выпил жадно, зубы стучали о стакан. Не поставил его на стол, сжал так, что Хаблак подумал: сейчас раздавит и поранит руки осколками. Майор забрал стакан, тоже захотелось воды, но пить после Бублика было противно, другого же стакана не было под рукой – облизал сухие губы и спросил:

– Так что скажете, Бублик?

– Я не убивал, – ответил тот жалобно. – Все, что хотите, но не убивал. Я шел впереди. Манжула – между нами, и Рукавичка сначала ударил его, а потом столкнул. Тропинка там, вы же видели, над самым обрывом, а Рукавичке силы не занимать, столкнул – и все. – Он снова положил руки на колени, сжав их пальцами. Вдруг поднял на Хаблака удивленный взгляд и сказал: – Вот оно что! А я считал: спекуляция рубашками… Еще поразился – такие уважаемые люди, майор милиции, и два десятка паршивых рубашек.

Хаблак вызвал конвоира.

– На сегодня хватит, Галинский, – сказал он. – Идите и подумайте. Вам есть над чем поразмышлять. Не так ли?

Смотрел, как идет Бублик к дверям. От недавней бодрости и даже нахальства не осталось и следа: плелся, шаркая подошвами, совсем как старый дед, едва держащийся на ногах,

А Хаблак снял телефонную трубку и приказал:

– Прошу доставить ко мне Терещенко,

26

Всю ночь, после того как вчера вечером к нему подошли двое и попросили пройти к машине, Гудзий не мог поверить, что это конец. Возвращался домой в прекрасном настроении, втроем с коллегами по главку выпили в шашлычной на Петровской аллее бутылку коньяку, хорошо закусили, поболтали, посмеялись, и надо же такое – как обухом по голове…

Гудзий знал: в последнее время у них в главке сидели какие-то ревизоры, и на сердце у него было неспокойно, однако надеялся, что все обойдется. Выходит, не обошлось, и пришел конец так хорошо устроенной жизни. Потому что разве можно назвать жизнью сосуществование с уголовными преступниками и даже бандюгами – себя Гудзий к уголовным преступникам не причислял, даже не мог представить, что сравняется с каким-то домушником или хулиганом. И так это несправедливо: он, инженер, начальник отдела главка, сядет за решетку все равно как мелкий воришка, отобравший у прохожего часы.

У Гудзия была ночь на размышления. Взвешивал, что могут знать в милиции. Во-первых, наверно, докопались, что они с Татаровым оформляли документы, согласно которым листовой алюминий попадал на никому не известный завод, а оттуда шел налево. Пожалуй, так оно и есть. Геннадий Зиновьевич недаром тревожился и приказывал до конца года прекратить все дела. Выходит, милиция выявила-таки их причастность к расхищению социалистической собственности. Впрочем, имея определенные сигналы, сделать это было не так уж и трудно. Однако как вести себя ему, Гудзию, в этой ситуации?

Не сознаваться ни в чем? Чепуха. Геннадий Зиновьевич сказал: милиция вышла на Манжулу, и кто может быть уверен, что обэхээсовцы не знают о его контактах с Галинским и с самим Геннадием Зиновьевичем? А знакомство и с ним, и с Манжулой ему, Гудзию, трудно оспаривать: многие видели их вместе. Кроме того, как объяснить приобретение мебельных гарнитуров, других дорогих вещей в последнее время? Да и еще дома лежит кругленькая сумма – и наличными, и на сберегательной книжке. Неужели Зина не догадается спрятать?

Хотя Зина – умница, если сразу после ареста не сделали обыск, уже забеспокоилась и приняла меры. Да, Зине палец в рот не клади…

И он молодец, «Москвича» оформил не па себя, а на Зининого отца, хоть какое-то утешение… Но для него ли теперь утешения? Долгие годы мыканья по колониям, и станет ли Зина ждать его?.. Но как же ему вести себя на допросах?..

В конце концов Гудзий пришел к выводу, что вряд ли удастся избежать обвинения в использовании служебного положения с преступной целью и во взяточничестве. А если не избежать, то стоит ли кого-то щадить? Высокомерного Татарова, верно, и сейчас презирающего его? Кстати, арестован ли он? Если даже не арестован, надо выдать, рассказать обо всем – где же справедливость: он будет маяться в колонии, а этот надменный тип по-прежнему восседать в своем кресле?..

Пожалеть наглого Геннадия Зиновьевича? Нет, никогда в жизни, они втянули его в преступную шайку, Манжула и он, и пусть расплачиваются. Сидеть – так всем!

Кроме того, его чистосердечное раскаяние, конечно, учтут – совсем, конечно, не простят, но должны же дать на два или три года меньше, пусть на год или даже полгода…

Следователь, к которому вызвали Гудзия, Леониду Павловичу понравился. Пожилой, солидный человек, а не какой-то самоуверенный молодчик: такому легче исповедоваться. А Дробаха, лишь глянув на Гудзия, на его угодливо-льстивую улыбку, сразу определил: слизняк. Что ж, следователю и с такими иметь дело приходится.

Иван Яковлевич начал официально:

– Ваша фамилия, имя, отчество?..

Слушая, как отвечает Гудзий, быстро и подчеркнуто учтиво, думал: и этот прохвост, сукин сын, мерзавец, еще вчера сидел в кабинете, принимал решения, разговаривал с посетителями, одобрял что-то или отклонял, от него зависели честные люди, работа целых предприятий, он ловко притворялся, что все это его интересует, что это – его жизнь. Типичный эгоист, готовый ради личных интересов переступить через все,

– Вы говорите, – спросил Дробаха, – что к преступной деятельности склонил вас Манжула? Расскажите подробно, как осуществлялись ваши махинации.

Гудзий в деталях объяснял, как оформлял документ ты, как впервые подсунул их на подпись Татарову, как Манжула нашел общий язык с Татаровым, как сам он познакомился с Бубликом, а потом даже и с Геннадием Зиновьевичем…

Дробаха слушал Гудзия внимательно, уточнял кое– что, дабы в протоколе ничего не пропустить, по привычке дул на кончики пальцев, и, хоть чего только не повидал на своем веку, его все время не покидало ощущение, что прикасается он к чему-то очень грязному и необходимо вымыть руки!

27

– Ну, начальник, ты даешь! – воскликнул Рукавичка и нахально расселся на стуле. – Это же надо, из-за каких-то рубашек хватать человека! Копейка цена тем рубашкам, женщина попросила, как отказать?

Почему-то наглость Рукавички не раздражала Хаблака, наоборот, стало весело. Спросил:

– А скажи, Терещенко, кто приказал тебе подложить мину в чемодан Манжулы? Ведь сам бы ты не додумался.

– Шутишь, начальник… – Развязность и нахальство сразу улетучились. – Какую мину?

– Сейчас я ознакомлю тебя с показаниями Червича. – Хаблак достал бумаги из папки. – Он утверждает, что изготовил для тебя мину с часовым механизмом…

– Ну и что? Ну сделал, а при чем тут какой-то Манжула? Не знаю никакого Манжулы, в гробу его видел. Признаю, хотел отомстить одному фрайеру, но передумал,

– А мину куда дел?

– В Днепр бросил.

– Нехорошо, Терещенко, врать. А вот Бублик утверждает, что именно ты подложил ее в чемодан Манжулы.

—Брешет Бублик, выгораживает себя. Не знаю никакого Манжулы и никогда не видел.

– Допустим, Бублик мог и солгать, конечно, Предположим, катит на тебя бочку Бублик. А зачем драть Инессе Сподаренко? Вспомни девушку, что была у Манжулы, когда вы с Бубликом приехали к нему в гостиницу «Киев»,

– Потаскуха ведь! Разве ей можно верить?

– Она является официальным свидетелем, Терещенко. И узнала тебя по фотографии, Если понадобится, проведем очную ставку.

Рукавичка подумал немного и сказал;

– Не надо. Забыл я, теперь припоминаю, Ездил с Бубликом к какому-то фрайеру, а что Манжулой зовется, впервые слышу.

– И потом никогда не встречались с ним?

– Говорил же тебе, начальник, в гробу я его видел. Всех бы вас там видеть, в белых тапочках…

– Выходит, не встречались?

– Нет.

– И в Одессу с Бубликом не ездил?

– Плевать мне на всю Одессу с Бубликом! Чего я там не видел?

– А Бублик утверждает, что вы выследили Манжулу в совхозном поселке вблизи Николаевского шоссе.

– Бублик, начальник, что хочешь скажет. Наговаривает он на меня, точно наговаривает.

– Пожалуй, Бублик может и наговорить…

– Вот-вот, —обрадовался Рукавичка, – свинья и брехло! Ему верить никак нельзя.

– Мы бы и не поверили, да вот какое дело. Помнишь, Терещенко, в рощу, куда вы с Бубликом загнали машину, мальчики забегали? Они узнали тебя по фотографиям. Хочешь ознакомиться с актом?

– Хочу.

Рукавичка внимательно прочел акт, доставленный из Одессы, и сказал не очень уверенно:

– Ну и что? Ну поехали с Бубликом в море искупаться? Разве запрещено?

– И ты столкнул с обрыва Манжулу?

Рукавичка сжал пальцы в огромный кулак, свирепо погрозил им майору:

– Нет, начальник, «мокрое» дело мне не пришьешь!

– Шить тебе, Терещенко, никто ничего не собирается. Просто Бублик говорит, что ты, угрожая ножом, заставил Манжулу подняться на крутой берег и, ударив его, столкнул с обрыва,

– Врет, – хмуро возразил Терещенко, – я внизу остался, наверх Манжула с Бубликом пошли, он и столкнул того фрайера.

– Это точно, что ты не поднимался на кручу?

– Можешь записать, начальник.

Хаблак и в самом деле записал. Терещенко поставил свою подпись, и только тогда майор сказал:

– И тут ты солгал. Когда сталкивал Манжулу, споткнулся и оставил на краю обрыва четкий след. Во время обыска на твоей квартире нашли ботинки с каблуками в рубчик. И след именно этого каблука отпечатался там на грунте. Вот акт экспертизы, Терещенко. Можешь полюбопытствовать.

– Мне твои акты до одного места, плевать я хотел на них. Не был я там и не сталкивал… Не сознаюсь я, начальник, никогда.

– В конце концов, нам твое признание не очень инужно, – ответил Хаблак, решив, что на сегодня достаточно, ведь у Терещенко все еще впереди: очные ставки с Бубликом, Президентом, Червичем, допросы, выезд на место преступления…

И суд впереди – суд за предумышленное убийство.