Текст книги "Потерянный рай"

Автор книги: Ронда Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

2

Клеменси прижала колени к груди, положила на них подбородок и невидящим взглядом уставилась на лужайку, усеянную ромашками. В тот вечер она, прожив с Саймоном полтора года, была совершенно счастлива и абсолютно не готова к событию, после которого ее жизнь разлетелась на куски. Она закрыла глаза. Они отмечали Новый год в квартире ее старшего брата. В Челси, на берегу реки.

Ее волосы распустились по плечам, щеки разрумянились. В комнате было жарко от множества кружившихся в танце пар. Клеменси безуспешно пыталась попасть в такт шагам погруженного в себя партнера.

Тут, к ее облегчению, быстрая мелодия сменилась медленной. Русоволосый молодой человек взял ее за руку и повернул лицом к себе.

– Клеменси Адамс, я думаю, ты сегодня самая красивая из женщин!

Клеменси рассмеялась прямо в его открытое, добродушное лицо.

– А я думаю, что ты сегодня хлебнул лишнего, – дружески ответила она. Самый желанный человек на их свадьбе, учившийся в одной школе с ее младшим братом (как и Саймон), Дэвид Мейсон был ее другом с детских лет.

– Давай сбежим на мой остров в южных морях! – шутливо предложил он.

– То есть в Клэпхем, где ты снимаешь койку? – любовно поддразнила она.

– Ох, Клем, ты невозможная женщина!

– И к тому же замужняя. – Она улыбнулась и обвела взглядом битком набитую комнату, отыскивая хорошо знакомую светловолосую голосу. Вот он. Стоит в углу и по душам беседует с Лайзой.

Слава богу, с удовлетворением подумала она. Казалось, в последние месяцы ее муж и закадычная подруга, два самых близких ей человека, старательно избегали друг друга. После стольких лет дружбы! Эта мысль не только расстраивала ее, но и ставила в тупик. Может быть, сегодня вечером они заключат перемирие и прекратят дурацкую ссору? Клеменси посмотрела на маленькую брюнетку, стоявшую рядом с Саймоном, и ощутила печаль. Она будет тосковать по Лайзе. Чего ради подруге внезапно понадобилось ехать работать заграницу?

Когда темп музыки ускорился, она потеряла из виду мужа и подругу и танцевала, пока не запросила пощады у своего неутомимого партнёра.

– Ох уж эти замужние женщины! Они все слабосильные, – поддразнил ее Дэвид, братски чмокнул в щечку и отпустил руку. – Если ты ищешь своего счастливчика-мужа, свинтуса этакого, то я только что видел, как он отправился на кухню.

Несомненно, чтобы наполнить пустой бокал. Клеменси пошла к двери и усмехнулась, увидев, что Дэвид целеустремленно зашагал к одинокой привлекательной блондинке. Клеменси провела первую часть вечера, танцуя и разговаривая с друзьями. Оставшуюся часть старого года, сосредоточенно подумала она по дороге, следовало бы провести с Саймоном.

Потом, вспоминая этот вечер, она не могла объяснить, почему остановилась на пороге, а не вошла сразу, увидев в пустой комнате Саймона и Лайзу. Наверно, ее остановило несчастное выражение лица, с которым Саймон смотрел на темноволосую девушку, стоявшую к нему спиной и вглядывавшуюся в темноту за окном.

– Лиззи, пожалуйста, не уезжай в Нью-Йорк.

Клеменси застыла на месте, боль, звучавшая в голосе Саймона, заставила ее окаменеть.

– Саймон, я должна уехать. Сам знаешь. – Голос Лайзы был тихим и сдавленным, спина напряглась. – Если я останусь… Я не хочу дешевой интрижки… Это будет предательством по отношению к Клемми.

– Лиззи, я тоже не хочу дешевой интрижки. Я люблю тебя…

Наверно, ей послышалось. Сейчас она проснется и поймет, что ей снился дурной сон. Оцепенение прошло, и Клеменси начинала ощущать мучительную боль. Это невозможно. Почему это случилось именно с ней? Клеменси хотела закричать, громко запротестовать, но горло перехватило, и она молча следила за тем, как муж подошел к ее лучшей подруге и обнял за плечи.

– Лиззи, пожалуйста…

– Нет, Саймон… – Лайза оттолкнула его и снова повернулась к окну. – Я люблю тебя, но и Клемми люблю тоже. Я знаю ее с пяти лет, дольше, чем ты. Она мне как сестра. – Ее голос был таким тихим, что Клеменси едва разбирала слова. – Я не могу разрушить ее жизнь. И ты, Саймон, тоже.

Но они ее уже разрушили…

Снова открыв глаза, Клеменси вытянула затекшие ноги и прислонилась спиной к дереву. Возможно, если бы она тогда же поговорила бы с Саймоном и Лайзой, все произошло бы проще и не так болезненно. Но она этого не сделала. Она повернулась, съежилась, как раненое животное, схватила пальто и молча вышла из квартиры в декабрьскую ночь.

Не обратив внимания на заскрежетавшее тормозами такси, двигаясь как сомнамбула, Клеменси перешла дорогу и двинулась к набережной. Она на мгновение уставилась в темную, холодную воду, а затем пошла вдоль реки, все быстрее и быстрее, пока не перешла почти на бег. Наклонив голову, ничего не видя перед собой от выступивших на глазах слез, она заметила нескольких шедших навстречу молодых людей только тогда, когда чуть не врезалась в них.

– С Новым годом, красавица!

– Почему такая девушка сегодня вечером одна?

– Красотка, не хочешь с нами на вечеринку?

В их дружелюбных, если не ребяческих заигрываниях не было ничего угрожающего, и в обычных условиях Клеменси легко нашла бы общий язык с подвыпившими, но безвредными молодыми людьми. Но сегодня она лишь ошеломленно смотрела на ребят, окруживших ее полукругом.

– Пошли вон!

За ее спиной прозвучал низкий, уверенный в себе голос. Он был спокойным, негромким, но таким властным, что сразу же возымел действие. Мужская бравада тут же испарилась, молодые люди превратились в пристыженных школьников, извинились перед Клеменси и быстро пошли своей дорогой.

– Как вы?

Клеменси подняла голову и посмотрела на высокого, спокойного мужчину.

– Все в порядке, – машинально ответила она. Свет уличных фонарей озарял крупные, мужественные черты его лица.

– Куда вы идете? Вам следовало бы взять такси.

Его темные глаза были участливыми, а бархатный голос – таким мягким, что Клеменси захотелось раскрыть душу этому человеку.

– Я… не знаю, куда иду, – срывающимся голосом пробормотала она и ударилась в слезы.

Клеменси смутно ощутила, как к ее предплечью прикоснулась сильная рука и увлекла к скамейке. Он не делал попыток успокоить ее, не бормотал слов утешения, просто молча сидел рядом, не вмешиваясь и давая ей выплакаться. Однако само его присутствие, аура спокойной силы успокаивала лучше, чем миллион банальных фраз.

Когда слезы утихли, Клеменси вытерла их и повернулась к незнакомцу. Она, никогда в жизни не распускавшаяся в чьем-либо присутствии, должна была чувствовать смущение и неловкость, но не чувствовала ни того ни другого. Может быть, потому что он сам не проявлял признаков смущения или нетерпения. Уголки его мужественного рта приподнялись в подбадривающей улыбке, синие глаза предлагали, но не принуждали рассказать о причине ее расстройства.

Смешливые морщинки, окружавшие рот и глаза, свидетельствовали о сильном чувстве юмора. Судя по проницательному взгляду, этот человек обладал острой наблюдательностью и слов на ветер не бросал. Его худые щеки были чисто выбриты, упрямый квадратный подбородок говорил о решительности. Лет тридцати с небольшим, он казался спокойным, рассудительным человеком, которого трудно сбить с толку, особенно плачущей женщине.

Она снова провела по лицу платком и бледно улыбнулась. Набережная была пустынной, но Клеменси не ощущала из-за этого ни неловкости, ни беспокойства.

– Теперь все нормально, – не слишком убежденно заверила она. – Пожалуйста, не тратьте на меня свое время, – вежливо добавила Клеменси.

Он не ответил. Не сделал ни малейшего движения. Просто сидел и ждал.

– Я только что узнала, что мой муж влюблен в мою лучшую подругу! – выпалила Клеменси и увидела в его глазах вспышку сочувствия. Она проглотила комок в горле и продолжила: – Мы были в гостях у брата, и я подслушала их разговор на кухне… – Она снова пережила самые болезненные мгновения в жизни. – И тут же убежала, – в заключение пробормотала Клеменси.

– Вы не догадывались об этом? – мягко спросил мужчина, сидевший рядом.

– Нет. Понятия не имела, – мрачно ответила она. – Я знала Саймона с первого класса. Когда мне исполнилось шестнадцать, он стал моим первым мальчиком. – Клеменси сделала паузу, ее огромные глаза наполнились болью и недоумением. – Как можно столько времени знать человека, жить с ним, спать в одной постели и понятия не иметь о том, что он собой представляет? Не представлять себе его чувств, его мыслей…

– Не знаю.

Его голос был ровным, но подлинные чувства выдавали проступившие на челюсти желваки. Клеменси почувствовала это сразу. Этот человек сказал не первое, что пришло ему в голову: он действительно понимал – нет, разделял – ее боль и недоумение.

Она пристально вгляделась в лицо незнакомца. Их взгляды встретились, и в глубине синих глаз Клеменси заметила безошибочно узнаваемое страдание. Сначала она почему-то решила, что этот человек идет в гости. Но нет, мужчина, как и она сама, искал на набережной одиночества и уединения. Он мучился не меньше ее.

От сочувствия у Клеменси сжалось сердце, собственная боль моментально забылась, и она ощутила желание утешить незнакомца так же, как он утешил ее. На его лице было написано замешательство, замешательство человека, привыкшего в одиночку справляться со своими бедами.

Но затем признаки сомнения исчезли, и Клеменси ощутила вспышку признательности к человеку, инстинктивно решившему довериться ей – так же, как и она ему. Почему это имело такое значение в тот момент, когда ее жизнь полетела под откос? Страшно подумать…

– Сегодня днем я узнал, что моя жена беременна, – тихо сказал он.

Клеменси смотрела на него непонимающим взглядом. Таким вещам надо радоваться…

– Она знала об этом шесть недель.

– Шесть недель? – эхом повторила она. Почему его жена скрывала эту новость шесть недель? Почему не захотела поделиться с ним немедленно?

– Она не хочет детей, – отрывисто сказал он. – Не хочет ребенка. Моего ребенка.

Боль, звучавшая в его голосе, пронзила Клеменси как ножом и заставила забыть обо всем на свете.

– Лора – дизайнер по интерьеру. Очень известный. Она заключила выгодный зарубежный контракт, который начинается в июне. К тому времени ее нежданная и нежелательная беременность будет только заканчиваться.

Красиво вырезанный рот сжался.

– Паршивые дела, верно? – Он сделал паузу. – Я всегда знал, что для Лоры важна карьера. – Его голос был таким тихим, что Клеменси пришлось напрячь слух. – Не я не понимал…

Что карьера была для нее важнее всего на свете. Важнее мужа и неродившегося ребенка. Эти невысказанные слова висели в воздухе, боль, запечатлевшаяся на лице незнакомца, была невыносима. Понимая, что словами тут не поможешь, Клеменси действовала инстинктивно. Острое желание утешить незнакомца пересилило все сомнения, она протянула ладонь и взяла его за руку.

Сильные худые пальцы стиснули маленькую кисть, затем медленно раздались, но не отпустили ее. Напряжение сошло с лица незнакомца, и он слегка улыбнулся, глядя на Клеменси сверху вниз.

Она ответила на улыбку. Клеменси поглотило чувство нереальности происходящего. Гипнотические синие глаза заставили ее забыть обо всем на свете, кроме ощущения теплых мужских пальцев, легко прикасавшихся к ее руке. Она сидела в темноте на скамейке, держась за руки с человеком, о котором не знала ничего, даже имени, но это казалось самой естественной вещью на свете. Как будто они были не незнакомцами, а добрыми старыми друзьями. Или любовниками.

Она испуганно сжалась, поняв, что и думать забыла о Саймоне. О боже, Саймон и Лайза! Клеменси вернулась к реальности и вздрогнула.

– Вы замерзли.

Она кивнула. От доброты и участия, слышавшихся в этом низком голосе, у нее сжалось горло и снова захотелось заплакать. Как могла жена этого человека не желать от него ребенка? Как она могла причинить ему такую боль? От Клеменси потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься в его объятия.

– Я провожу вас, – тихо сказал он, помогая ей встать.

Клеменси кивнула. Когда он отпустил ее руку, она ощутила облегчение и чувство потери одновременно. Приноравливаясь к ее походке, незнакомец шел с ней по набережной к квартире брата. Молчание перестало быть непринужденным, наоборот, с каждым шагом оно становилось все более напряженным. Внезапно Клеменси остановилась напротив ярко освещенного трехэтажного дома. Из окон квартиры на первом этаже доносились звуки музыки.

– Ну, вот и все. – Едва она произнесла эти слова, как музыка смолкла, и возбужденные голоса начали считать. Десять, девять…

Восемь секунд до полуночи. Клеменси подняла взгляд на дом. Неужели Саймон стоит рядом с Лайзой? Заметил ли он отсутствие жены или не обратил на это внимания, поглощенный своим несчастьем?

– Один… – Когда хор голосов достиг крещендо, Клеменси обернулась и посмотрела на высокого мужчину, стоявшего радом. Смуглое лицо незнакомца напряглось так же, как ее собственное.

– Счастливого Нового года! – криво усмехнувшись, пробормотала она и ощутила, как к горлу подступает истерический смешок: слова разительно не соответствовали обстоятельствам.

– Счастливого Нового года, – ответил он, тоже усмехнулся, ощутив абсурдность ситуации, и обвел взглядом лицом Клеменси. – Берегите себя, ладно?

– Вы тоже, – срывающимся голосом сказала Клеменси. Сейчас этот человек повернется, уйдет, и она его больше никогда не увидит. Тяжесть в ее груди не имела никакого отношения к Саймону.

Не успев подумать, она встала на цыпочки и хотела поцеловать незнакомца в щеку. Тот одновременно наклонил голову, собираясь по-братски поцеловать ее в лоб, но Клеменси подняла голову и их губы встретились.

Прикосновение его твердых, горячих губ было совсем легким, но этого было достаточно, чтобы в животе Клеменси вспыхнуло и потекло по жилам жгучее пламя. Он шумно вздохнул и поднял изумленное смуглое лицо.

У Клеменси на секунду перехватило дыхание. Она смотрела на него широко открытыми, ошеломленными глазами и с трудом втягивала воздух в горящие легкие. А потом повернулась и убежала.

Клеменси судорожно вздрогнула, рывком поднялась на ноги, пересекла сад и остановилась у деревянного забора, отделявшего ее участок от поля.

Прошло больше пяти лет, а она все еще помнит тот безотчетный страх, который испытывала, когда убегала от Джошуа Харрингтона. Ее руки стиснули ограду, а затем бессильно опустились вдоль туловища. В тот вечер она была совершенно выбита из колеи и могла стать жертвой любого, кто проявил бы хоть толику понимания и сочувствия.

Она резко повернулась, пошла к дому и оступилась, потому что взгляд как магнитом притягивала красная черепичная крыша соседнего дома. О господи, и почему ее новым соседом стал именно этот человек? Она начала новую жизнь и абсолютно ею довольна…

Ох, перестань, Клеменси, с досадой подумала она. При чем тут новый сосед? Джошуа Харрингтон ясно дал понять, что не собирается вторгаться в твою образцово налаженную жизнь, а тем более менять ее.

3

Подавив зевок, Клеменси застегнула джинсы и натянула зеленый хлопчатобумажный свитер. Затем босиком прошлепала к окну спальни, открыла его настежь и полюбовалась безоблачным голубым небом. Похоже, предстоял еще один чудесный день.

Она снова зевнула, надела сандалии и спустилась на первый этаж. Подняв с коврика газету и почту, Клеменси двинулась по коридору и внезапно остановилась, когда послышался звон бьющегося стекла.

Неужели кошка с ближайшей фермы разбила молочную бутылку? Да нет, она не оставляла пустую посуду у двери черного хода. Клеменси осторожно шагнула вперед и застыла на месте. Кто-то лезет на кухню…

– Папа, пожалуйста, дай мне.

– Извини, старина. Отойди подальше. И ты, Томми, тоже. Пожалуйста.

Клеменси медленно перевела дух. С каких это пор взломщики таскают с собой в качестве свидетелей четырехлетних сыновей? Она на цыпочках подошла к двери, приоткрыла ее и заглянула в щель.

Джошуа Харрингтон, вооруженный перчатками и маленьким молотком, осторожно выбивал остатки стекла из открытой двери черного хода. Осколки сыпались на предусмотрительно подложенный лист пластика. На газоне стояли двойняшки, сегодня одетые в коричневую форму местной школы, и наблюдали за отцом. На маленьких личиках обоих застыло крайнее вожделение.

Клеменси посмотрела на лежавший у их ног футбольный мяч и задумчиво прищурилась. Ничего себе удар!

Она открыла дверь, вошла на кухню и бодро сказала:

– Доброе утро!

Если Клеменси думала, что Джошуа хоть немного смутится, то она жестоко просчиталась.

– А я думал, вы сегодня на работе. – Его широкие, сильные плечи обтягивал свитер цвета морской волны, подчеркивавший цвет глаз. Выбив последний кусок стекла, Харрингтон нагнулся и завернул осколки в пластик.

Вообще-то да, подумала Клеменси. Но ему не составило бы труда позвонить в дверь и проверить.

– Я взяла неделю отпуска.

Помахав рукой двойняшкам, которые отчаянно махали ей из сада, Клеменси подняла сумку с инструментами, раскрыла ее и подставила Джошуа.

– Спасибо.

Пока Джошуа деловито укладывал пластик в сумку, Клеменси исподтишка рассматривала его лицо. Оно было усталым. Ее с таким трудом восстановленное самообладание мгновенно затрещало по всем швам, мышцы живота свело судорогой. Неужели он тоже провел бессонную ночь? Как и она, лежал с открытыми глазами и вспоминал прошлое?

– Папа вставит вам в дверь красивое новое стекло, – отвлек ее тоненький голосок. Видимо, двойняшки решили, что теперь, когда осколки удалены, можно с чистой совестью подойти поближе.

– Это очень мило с его стороны, правда? – пропищал второй голосок, в котором слышалось преклонение перед героизмом отца.

– Наверно, да, – серьезно ответила Клеменси. Мышцы живота расслабились, едва близнецы проникли на кухню.

– Особенно учитывая, что именно папа и разбил это проклятое стекло, – вполголоса пробормотал Джошуа Харрингтон, слегка приподняв уголки прямого, твердого рта.

Клеменси, которая больше не могла сопротивляться искушению, широко улыбнулась. Ее глаза прояснились и утратили осторожное выражение.

– Томми, где твоя коробка с завтраком? – выпрямляясь, спросил Джошуа.

– Осталась в саду.

– Тогда сходи за ней, пожалуйста.

– Да, папа. – Мальчики шагнули к двери, а затем, словно схваченные за плечи невидимой рукой, обернулись и посмотрели на хозяйку.

– До свидания, Клеменси, – хором сказали воспитанные дети.

– И спасибо за то, что вы нас… – забывшись, продолжил один из них.

– Ты не должен этого говорить! – тут же поправил второй.

– До свидания, Джейми, – подавив смешок, вежливо попрощалась Клеменси, слегка удивленная выражением покорности судьбе, которое появилось на поднятых к ней маленьких личиках. Господи, какие они милые, как хочется их потискать! – До свидания, Томми.

Примерно секунду ни один из них не двигался, затем, просветлев и облегченно вздохнув, они направились к двери.

– Она не поцеловала нас! – ликующе донеслось из-за двери.

– И не обняла…

– Кажется, – иронически пробормотал Джошуа Харрингтон, – вы выдержали испытание с помощью лакмусовой бумажки.

Клеменси не могла смотреть ему в глаза. Она была так близка к провалу!

– И пахнет от нее хорошо…

– Даже лучше, чем от Анны.

Снова Анна, подумала Клеменси, когда голоса утихли вдали.

– Гм-м… – Джошуа взял сумку и шагнул к дверям. – Думаю, придется растолковать моим сыновьям и наследникам, как важно держать язык за зубами, – задумчиво пробормотал он.

– Разве я этого не говорила? – не сумев сдержаться, невинно спросила Клеменси.

– Так… И многое вы услышали из моей вчерашней филиппики?

– Вы имеете в виду фразу «к чертовой матери всех женщин» или упоминание про несносную любопытную старую деву, которая живет по соседству?

– Ну, я выразился не совсем так… – приподняв уголок рта, возразил он.

– Нет, – согласилась она и непринужденно продолжила, – но смысл был такой. По-вашему выходит, что ни одна женщина не может быть довольной жизнью, если у нее нет мужчины. Так вот, это неправда. – Она улыбнулась Харрингтону, делая вид, что шутит. Тем не менее, ей почему-то было очень важно показать, что она не строит никаких планов ни на него, ни на двойняшек и не стремится создать счастливую семью.

Глаза Джошуа блеснули, но их выражение было таким же непонятным, как и выражение лица.

– Еще какая правда, – протянул он. – За последние годы я укрепился в этой мысли, насмотревшись на то, какие отчаянные усилия предпринимали женщины, чтобы выйти замуж за моих многочисленных знакомых мужского пола.

Голос Харрингтона был таким же небрежным и непринужденным, как и ее собственный, но внутреннее напряжение, владевшее обоими, не разрядилось, а только усилилось. Клеменси поняла: они договариваются о правилах игры, предупреждая друг друга о чем-то. Зачем, непонятно. Но доискиваться причин этого она не собиралась.

– Я куплю новое стекло, когда отведу мальчиков в школу. – Он поглядел на часы, состроил недовольную гримасу и заторопился к сыновьям. Две фигурки, склоненные головы которых едва доставали Джошуа до колена, засеменили по бокам, пытаясь приноровиться к его длинным, быстрым шагам.

Клеменси подошла к окну и смотрела вслед высокому, поджарому, уверенному в себе мужчине, пока тот не исчез за углом. Ее серые глаза были задумчивыми. Можно было восхищаться теми безрассудно храбрыми женщинами, которые осмеливались вторгаться в его личную жизнь. Она сильно сомневалась, что тот кому-то позволял собой командовать.

Завтрак! Отвернувшись от окна, Клеменси подошла к холодильнику, вынула оттуда буханку хлеба, но затем передумала и сунула ее обратно. Сегодня она решила отказаться от обычного чая с гренками и вместо этого выпить чашку растворимого кофе. Долой рутину. Вперед, навстречу опасности, насмешливо подумала она.

Клеменси включила чайник и, ожидая, пока закипит вода, взяла газету. Ее взгляд сразу же упал на карикатуру в нижней части первой страницы. Джош. Отчетливая, разборчивая подпись чем-то напоминала ее владельца. Перед глазами Клеменси снова возникло упрямое смуглое лицо.

Клеменси быстро отложила газету. Почему-то сегодня утром рисунок ее не позабавил. Она взяла кружку, села за стол и взглянула на стенные часы. Интересно, сколько времени ему понадобится, чтобы отвести близнецов в школу и купить стекло?

Она приказала себе выкинуть эти дурацкие мысли из головы и стала просматривать почту. В основном макулатура. Но среди кучи хлама обнаружилось чрезвычайно редкое послание от Дэвида Мейсона. Она тепло улыбнулась, вспомнив русоволосого молодого человека, который как-то ухитрялся решать трудную задачу и дружить одновременно и с ней, и с Саймоном.

Внезапно ее улыбка увяла. Не знал ли Дэвид все эти годы о чувствах Саймона и Лайзы? Может быть, даже временами обеспечивал ему алиби? Неужели его с Саймоном игры в теннис существовали только в воображении? Клеменси поморщилась. Проклятый Джошуа Харрингтон. Именно он виноват в том, что в мозгу снова закопошились болезненные мысли. Мысли, которые она решительно изгнала много лет назад.

Она поднялась с табуретки, взяла кружку и пошла с ней в гостиную. Кажется, машина? Она выглянула из окна в переулок. Нет, всего лишь трактор, направляющийся на ферму. Не находя себе места, Клеменси вернулась на кухню. Едва она уселась на место, как в дверь позвонили.

Пытаясь справиться с бушующим в крови адреналином, она вскочила и побежала к двери. Кажется, на этот раз Джошуа решил официально сообщить о своем визите.

Она глубоко вздохнула, открыла дверь и подавила разочарование, увидев на пороге седовласого мужчину Клеменси быстро взяла себя в руки и приветливо улыбнулась.

– Доброе утро, Уильям.

На морщинистом, обветренном лице засияла улыбка.

– Принес вам кое-что на ужин, – лаконично сказал он без всяких предисловий. Покопавшись в кармане просторной засаленной куртки, которую он носил зимой и летом и, как подозревала Клеменси, не снимал даже на ночь, Уильям вынул сверток в коричневой бумаге и сунул хозяйке в руки. – Утренняя добыча.

– Ох, какая прелесть! – с энтузиазмом воскликнула Клеменси. Стоило женщине почувствовать сквозь бумагу что-то липкое, как у нее сжалось сердце. – Сейчас посмотрю, что там такое! – Она наклонилась и погладила черно-белого колли, послушно сидевшего у ноги, обутой в резиновый сапог. – Большое спасибо. – Клеменси с улыбкой выпрямилась и только теперь заметила на тропинке шагающую к дому высокую худую фигуру.

– Домой, Джесс. – Видя, что Клеменси обрадовалась подарку, пожилой фермер довольно кивнул и пошел к калитке. Любезно поздоровавшемуся с ним Джошуа Уильям ответил каким-то односложным междометием.

– Немногословный человек, – заметил Джошуа, подойдя к Клеменси. В одной руке он нес ящик с инструментом, в другой – кусок стекла.

– Да, говорит он мало, – подтвердила Клеменси, пытаясь не замечать, как солнечные лучи отражаются от пышных темных волос и ласково освещают твердые черты его лица. – Но они с женой очень милые люди, – добавила она, ведя Джошуа в кухню. Не сумев скрыть дрожь, она положила сверток в раковину и уныло вздохнула, когда увидела вопросительный взгляд синих глаз.

– У них больше нет машины, поэтому я иногда подбрасываю их в Борнмут, – уклончиво сказала Клеменси. Она не собиралась говорить, что прошлой зимой две недели каждый вечер возила Уильяма в больницу к жене, поправлявшейся после тяжелой болезни.

– А Уильям и его жена выражают вам признательность с помощью таинственных коричневых свертков? – Джошуа поставил ящик, положил стекло и задумчиво посмотрел на раковину.

– До выхода на пенсию Уильям был егерем. – Клеменси тоже уставилась на сверток. О боже, неужели он шевелится? Нет, ей просто показалось. – И мне кажется, что он сохранил прежние связи. – Она никогда не проявляла интереса к источнику этих даров. – Чаще всего это рыба, как сегодня. Но иногда бывает кролик или даже фазан. – Ее большие, выразительные глаза потемнели. – Уильям уверен, что я… умею готовить. – Она сделала паузу и виновато выпалила: – Как это ни ужасно, но я закапываю их в дальней части сада!

– Под покровом ночи, чтобы никто не увидел? – Джошуа приподнял уголки рта и переключил внимание на заднюю дверь.

– Это не смешно, – ответила Клеменси, но все же улыбнулась, а затем вздохнула. – Надо было с самого начала сказать Уильяму правду. – Она прислонилась к раковине и как зачарованная уставилась на Джошуа, деловито вставлявшего стекло в дверь. – И признаться, что я неисправимая брезгливая горожанка. – О господи, как хочется притронуться к его сильной, умелой руке, ощутить прикосновение длинных, гибких пальцев… Она с трудом проглотила слюну. – Или притвориться закоренелой вегетарианкой, но…

Ее взгляд невольно упал на красиво вырезанные г убы,и живот тут же свело судорогой. И зачем ей на ум снова пришел тот поцелуй? Только она начала чувствовать себя с Харрингтоном непринужденно, только успокоилась…

Джошуа сделал шаг назад, полюбовался своей работой, видимо, остался доволен и обернулся к Клеменси.

– Я заодно купил пару новых засовов. – Сняв свитер, он небрежно бросил его на стул. Короткие рукава синей майки обнажили загорелые руки, поросшие тонкими темными волосками.

Клеменси окаменела. Присутствие этого мужчины в ее доме и так заставляло ее нервничать. Неужели придется терпеть еще?

– Спасибо, – выдавила она. Харрингтон обратил внимание на заминку и слегка прищурился. Оставалось надеяться, что он не поймет причину этого замешательства… – Действительно, нужно было давно сменить засовы, – более непринужденно добавила она. Джошуа уже показал, как легко забраться в дом, где шпингалеты заржавели и давно не работают, скрепя сердце признала Клеменси. Тем более, что она то и дело забывала вынимать ключ из замка.

Джошуа вооружился гвоздодером и присел на корточки. Голубая парусина туго обтянула его мускулистые бедра. Клеменси заставила себя отвести взгляд.

– Кофе? – Ей нужно было чем-то занять себя. Нечего стоять и пялиться на него – вернее, пытаться не пялиться!

– Да, пожалуйста. – Он поднял глаза. – Черный. Без сахара.

– Ладно. – Его глаза под темными пушистыми ресницами были неправдоподобно синими, яркость и глубина цвета казались гипнотизирующими. Она быстро отвернулась, насыпала кофе в две кружки и тихонько выругалась, когда ложка выскользнула из пальцев и со звоном упала на выложенный плиткой пол. Клеменси наклонилась за ней и заметила взгляд Джошуа.

– Что? – безмолвно спросила она, подняв бровь.

– Ничего, – так же молча ответили невинные глаза. Харрингтон слегка улыбнулся и начал собирать инструменты.

Один черный кофе, один с молоком, решительно напомнила себе Клеменси. Она исподтишка следила за тем, как Джошуа моет руки и придвигает стул к столу. Он сел, небрежно вытянул длинные худые ноги и положил мускулистую руку на спинку стула. Это ее дом, ее кухня, и все же он чувствует себя здесь хозяином, с примесью досады подумала Клеменси.

Она поставила кружки на стол и подала одну из них гостю.

– Спасибо.

Клеменси села напротив, сделала глоток кофе и снова осторожно покосилась на Джошуа. Синие глаза пристально смотрели на ее левую руку. Предательская белая полоска на среднем пальце давно исчезла.

– Я частенько думал, что с вами случилось и как обернулось дело.

Это спокойное признание было таким неожиданным, что Клеменси невольно вздрогнула.

– Серьезно? – с наигранной беспечностью спросила она, гадая, почему ей так трудно – нет, невозможно – признаться в том же. – Мы с Саймоном расстались, когда я переехала сюда четыре с половиной года назад, – после паузы сказала она. – А через два года развелись. – Клеменси ничуть не удивилась, когда он слегка нахмурился при упоминании об этом промежутке времени.

– В тот вечер я не сказала Саймону, что знаю о его романе с Лайзой, – ровно промолвила она и увидела, что морщинка между темными бровями стала глубже.

– Почему? – тихо спросил Харрингтон.

Она отвела глаза. Потому что сама испытывала чувство вины. Из-за вас. Тогда это казалось естественным, но теперь, по прошествии лет, стало ясно, что ничего глупее нельзя было придумать. Какой-то случайный поцелуй на Новый год заставил ее считать себя виноватой перед Саймоном. Как будто это она предала, а не ее предали. Прошло почти пять недель, прежде чем Клеменси решилась поговорить с мужем начистоту.

– Думаю, я убедила себя, что он просто увлекся Лайзой и что стоит ей уехать в Америку, как все пройдет. Связи у них не было – следовательно, о физической неверности речи не шло… – Не было? Ой ли? Не сама ли она предпочла придать такой смысл подслушанным на кухне словам?

– А что было потом, когда вы наконец сказали Саймону о Лайзе? – негромко спросил Джошуа.

Клеменси пристально изучала крышку стола. Переживания Саймона из-за причиненных ей мучений были почти такими же невыносимыми, как ее собственная боль.