Текст книги "Грон. Трилогия"

Автор книги: Роман Злотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 70 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

– Ты чего?

Она вдруг развернулась к нему и, обхватив его за шею, жарко зашептала:

– Не уходи! Хочешь, я своего постылого порешу? Синюшника ему подмешаю или подушкой удавлю. А ты со мной останешься. Мужем станешь. Ты и братцев моих сумеешь к рукам прибрать. Ты такой. Я же знаю.

Грон опешил от таких предложений.

– Да ты что?!

Серма на несколько мгновений замерла, а потом резко отпрянула и убежала в дом. Вот дура баба. Долго ли в деревне связать концы с концами. Тут же выведут на чистую воду. Даже если ненароком лишь совпадение случится, и то для нее множество проблем возникнет. Как он успел узнать за лето, на ферму мужа Сермы имелось немало охотников, поскольку тот хоть и был бездетным, но родственников имел множество. Одних родных братьев трое да двое зятьев. А главное, Грону совсем не с руки было здесь задерживаться. Грон покачал головой. Пока не случилось ничего непоправимого, надо срочно линять из этого излишне гостеприимного дома.

На следующий день на винограднике, когда они собирались полдничать, Грон отозвал старшего из братьев в сторонку и обрисовал ситуацию. Тот присвистнул.

– Да, парень, видно, очень ты сестренке запал. До того она таких глупостей не говорила. – Он задумался. – Вот что, ты с лошадьми дела не имел?

Грон расплылся в улыбке.

– Ясненько, – повеселел брат, – тогда слушай. Сына нашего Всадника собираются отправлять в Роул, в гимнасиум, и он ищет ему слугу на дорогу. Оплата небольшая, но харч и лошади. А мы тебе и от себя прибавим, – он хохотнул, – за честность. Ты как?

Грон несколько мгновений раздумывал. В общем-то идеальный вариант, за исключением того, что придется проезжать через деревню, от которой начиналась тропа к Врену-табунщику. Потом решительно кивнул. Была не была. За год он сильно подрос и еще больше раздался в плечах, а подбородок и верхняя губа покрылись густыми черными волосками. Может, никто и не узнает.

– По рукам.

Ужин прошел в молчании. Серма почуяла что-то неладное. Когда после ужина брат засобирался к Всаднику, она бросила на Грона отчаянный взгляд и убежала из комнаты. Ночью, на сеновале, она с отчаянной решимостью начинала снова и снова, к утру доведя Грона буквально до полного изнеможения. Впрочем, и сама она ушла, держась за стенку. Когда рассвело, на сеновал поднялся старший брат. Постояв минуту над спящим Гроном, он тихонько пнул его ногой, а когда тот поднял на него мутный взгляд, покачал головой:

– Да, пожалуй с вами, приблудными, тоже не дело. Так она вполне может раньше себя в гроб загнать, а не муженька.

Грон приподнялся и сел. Голова и рабочий орган болели. Одна от бессонной ночи, другой от перегрузки. Он потер виски.

– Ну что там?

Брат кинул ему кошель с медью.

– Тут шестьдесят монет. Сын Всадника отправляется сегодня в полдень. У тебя есть время сходить к нему и получить эту работу. Он согласился тебя посмотреть.

С этими словами он бросил на Грона скептический взгляд и покинул сеновал. Грон представил, что ему еще надо куда-то идти и что-то показывать, и мысленно застонал.

Дом Всадника располагался у дальней окраины деревни. Грон миновал широкие ворота, распахнутые настежь, и прошел к одноэтажному строению с двумя портиками, на одном из которых подремывал дородный мужчина с тремя подбородками. Когда Грон приблизился вплотную и деликатно кашлянул, тот поднял на него осоловевшие глаза.

– Ну, чего тебе?

– Мне сказали, господин, что хозяину этого дома требуется слуга для его сына, разбирающийся в лошадях.

Тот недоверчиво покачал головой:

– Ты слишком молод, парень.

– Испытайте меня, господин.

Мужчина несколько минут разглядывал Грона, потом проорал в сторону:

– Ефий!

Через несколько мгновений из-за угла выбежал худой парень лет двадцати.

– Да, хозяин?

– Приведи Бронзу.

При этом глаза мужчины блеснули в предвкушении зрелища, и через несколько минут Грон понял почему. Бронзой звали молодую, необъезженную кобылицу, обладавшую, судя по тому, что ее вели четверо конюхов, скверным характером.

– Вот, – кивнул мужчина всеми своими подбородками, – удержишься на ней одно деление клепсидры, считай, что принят.

Это было около трех минут. Грон бросил задумчивый взгляд на Бронзу, уже косившую на него злым взглядом, и кивнул. Хозяин довольно потер руки.

Грон спокойно, не делая резких движений, подошел к Бронзе и протянул руку к поводьям. В это мгновение все четверо слуг одновременно отпустили ремни. Вероятно, они уже не раз проделывали этот трюк, потому что Бронза тут же попыталась встать на дыбы, но Грон успел ухватить поводья и ласково фыркнул ей в морду так, как учил его Врен. Бронза ошарашенно тряхнула головой. А Грон, мягко поглаживая и пофыркивая в ушко, развернул ее против солнца и, улучив момент, вскочил на спину. Бронза попробовала взбрыкнуть, но Грон зажал ей бока и натянул поводья. Некоторое время они молча сражались, но Грон все это время поглаживал ее по шее и фыркал в ушко. Наконец Бронза нехотя тронулась вперед. Грон дал шенкеля и поскакал вокруг дома, сопровождаемый удивленными возгласами. Когда он, спустя полчаса, подъехал к портику, на котором его ждал еще не до конца пришедший в себя от удивления хозяин, тот встретил его с недовольной миной и, махнув рукой конюхам, бросил сквозь зубы:

– Ты принят. Выезжаете сегодня в полдень. Поди на кухню, там тебя накормят, а потом направляйся в конюшню и готовь лошадей.

Проводив хозяина взглядом, Грон посмотрел туда, где среди виноградников была скрыта ферма Сермы. Но Серма осталась позади. Впереди был Роул.

– Заночуем здесь.

Худой старик гувернер скептически окинул взглядом выбранную Гроном полянку и скривился. Однако, наученный прежним опытом, не стал спорить. В первый же вечер он сварливо раскритиковал предложенное Гроном место, на что Грон вежливо предложил ему выбрать место самому. Тот волок их еще полчаса, а потом велел разбить стоянку в прямом, как труба, и потому продуваемом насквозь холодными весенними ветрами ответвлении ущелья, рядом с которым не было ни воды, ни сушняка для костра. Грон безропотно сходил за водой, что заняло почти час, и наломал сырого кустарника, который с трудом удалось разжечь после почти полутора часов неимоверных усилий. И когда они наконец смогли далеко за полночь улечься спать, то всю ночь продрожали в легкой палатке от залетавших внутрь порывов еще холодного весеннего ветра. После той ночи старик хотя и старался при любом предложении Грона показать, что от такого сопляка нельзя ожидать ничего путного, но по большей части предпочитал больше не спорить. Ставр, сын Всадника, смышленый и крупный, под стать отцу, одиннадцатилетний парнишка, был свидетелем Гронова испытания и потому относился к своему новому слуге с некоторым благоговением. Теперь он сильно забавлялся, наблюдая гримасы гувернера, а первое время даже подзуживал старика, донимая его дурацкими вопросами. «Как ты думаешь, Исп, это достойное место для ночлега?» – указывал подросток на голый, каменистый холм на противоположном берегу бурной горной речки. «Как ты думаешь, это хорошо горит?» – кивал он на трухлявый и переполненный водой ствол давно сгнившего дерева. Но Грон, улучив момент, поймал его за плечо и, слегка сдавив так, чтобы пальцы попали на болевую точку, наставительно произнес:

– Нельзя смеяться над стариком. Он любит тебя, а ты заставляешь его страдать.

Ставр чуть не заорал от боли, но проявил себя настоящим сыном Всадника – он только прикусил губу и моргнул, сдерживая слезы, а потом кивнул, не имея сил ответить. Грон ослабил хватку и слегка помассировал место, на которое нажал.

– Молодец, умеешь терпеть.

В этот момент раздался сварливый голос старика:

– Эй, конюх, отойди от господина.

– Да, господин. – Грон почтительно склонил голову и отошел в сторону.

Мальчик проводил его немного удивленным взглядом, а старик, видимо заметив следы слез в глазах своего питомца, встревоженно кинулся к нему:

– Что с вами, господин? – Он рассерженно повернулся к Грону: – Что ты сделал?

– Перестань! – раздраженно вскрикнул мальчик, но тут же добавил тоном ниже: – Он ничего не сделал, просто я… вспомнил о маме. – Тут он сердито отвернулся.

Всю дорогу Ставр старательно делал вид, что совсем не скучает по дому, к тому же ожидание новой, взрослой жизни волновало его и отвлекало от грустных мыслей. Но он действительно скучал. И вот сейчас это прорвалось. Грон серьезно заметил:

– Все скучают о доме и о родных.

Мальчик настороженно посмотрел на Грона, будто проверяя, не шутит ли этот мужественный парень, укротивший своенравную Бронзу, которая уже покалечила четверых, а старик тут же сварливо рявкнул:

– А тебя никто не спрашивал, конюх.

Тут до Грона дошло, что старик его попросту ревнует к мальчику, для которого он с первого появления стал большим авторитетом, чем сам гувернер, нянчивший его с пеленок. Да, не хватало ему только происков старого ревнивца на протяжении всего пути. Но следующие несколько дней прошли относительно мирно.

– Ну, и долго ты будешь сидеть как истукан? – Сварливый голос старика вывел Грона из задумчивости.

Грон резво спрыгнул с коня и подхватил поводья остальных. Старик неловко сполз с лошади и поспешил на помощь мальчику. Тот нахмурился, видимо в очередной раз вспомнив разговор с Гроном, сдержался и спокойно принял помощь старика. Грон быстро принес сушняка, развел костер, набрал казан воды и подвесил его над огнем. Потом занялся установкой палатки. Старик гувернер, по заведенному распорядку, тут же достал книгу и подсел к костру рядом с мальчиком.

– А сейчас, господин, повторим правила культурного поглощения пищи.

Мальчик опять нахмурился – он с большим удовольствием помог бы Грону ставить палатку. Пару дней назад он бы просто рявкнул на старика, но Грон ОЧЕНЬ убедительно объяснил, что так делать нельзя. Поэтому мальчик тяжело вздохнул и покорно стал повторять вслух за стариком, изредка бросая на Грона завистливые взгляды. Вскоре из казана потянуло аппетитными запахами бараньей похлебки. Гувернер закрыл книгу и с недовольным видом придвинулся поближе к огню. Кончался пятый день пути. Завтра они должны были въехать в деревню.

Когда они выехали на площадь перед таверной, гувернер радостно повернулся к мальчику и произнес:

– Наконец-то мы поедим настоящей еды. – Он бросил на Грона выразительный взгляд, намекая, в чей огород сей камень, и неуклюже слез с лошади.

Грон помог спешиться мальчику и привязал лошадей.

В зале таверны все осталось по-прежнему. Хозяин и слуги были те же. Грон, стараясь не привлекать к себе внимания, заволок вьюки внутрь и тихонько присел в уголке. С момента его прошлого посещения прошел приблизительно год. Знакомый слуга принес три миски, три ложки и каравай свежего хлеба. Гувернер придирчиво осмотрел их и вытер две ложки куском чистой материи.

Обед прошел в полном молчании. Сказать по правде, Грон не нашел сильных отличий от своей стряпни, но старик всем своим видом показывал, насколько здешняя еда лучше той, которой он вынужден был питаться последние пять дней. Старик ел не торопясь, смакуя каждую ложку и подчеркнуто не замечая того, что Грон и мальчик уже давно покончили со своей порцией. Наконец он подчистил миску кусочком хлеба и отодвинул ее в сторону. У стола тут же возник хозяин:

– Что еще угодно господам?

Гувернер важно вскинул голову и задумчиво посмотрел на мальчика. Хозяин тут же отреагировал:

– Для молодого господина есть кисель и пирог с ягодой.

Старик важно кивнул:

– Несите.

Грон старательно смотрел в сторону и поэтому не заметил, что хозяин бросил на него быстрый, но пристальный взгляд.

Когда они закончили с десертом, хозяин вновь возник у стола.

– Не желают ли господа посмотреть комнаты?

Гувернер отрицательно покачал головой:

– Нет, нам надо ехать, мы везем молодого господина в Роул, в гимнасиум.

Хозяин развел руками:

– Но отсюда до Роула не более пол-луны пути, а собеседования в гимнасиумах проводят только в День солнцеворота. Куда же вам спешить?

– Уж не думаешь ли ты, милейший, что молодой господин может прибыть пред очи приора прямо с дороги?

– О нет, господин, я не имел в виду ничего дурного, но дорога тяжела. Почему бы вам не передохнуть денек. Мои лучшие комнаты свободны. И я только что поменял пух в перинах. К тому же, поскольку у меня мало постояльцев, я возьму с уважаемого молодого господина полцены.

Ну как можно было устоять? Гувернер глубокомысленно задумался, потом важно кивнул и поднялся из-за стола. И хотя на этот раз Грон смотрел за хозяином очень внимательно, он не заметил в его поведении ничего необычного. Когда мальчик с гувернером, прямо-таки лопавшимся от гордости, поднялись по лестнице, Грон недовольно вздохнул и, навьючившись поклажей, направился в конюшню. Он прекрасно понимал, что все эти расписываемые хозяином прелести никоим образом не относились к конюху.

Грона разбудил пинок под ребра. Он, не открывая глаз, попытался откатиться в сторону, но тяжелая ручища прижала его к полу, а в горло уперся холодный металл лезвия. Грон открыл глаза. Прямо перед ним торчала борода того мужика, что беседовал с ним на площади год назад.

Из-за спины мужика раздался издевательский смех хозяина:

– Что, щенок, думал, не узнаю?

Грон слегка подвинул руку, пытаясь дотянуться до кинжала под одеждой, но мужик заметил его движение и, посильнее вдавив нож, заорал:

– Эй, Гранк, посмотри, что у него под одеждой. Эта тварь достаточно хитра, чтобы спрятать нож.

Грон почувствовал, как его грубо ощупали чьи-то руки, наткнулись на кинжал и вытащили наружу.

– Ну, что я говорил, – довольно заявил мужик. – Шевельнешься – убью, – сказал он Грону, делая свирепое лицо. Потом вновь бросил через плечо: – Ну-ка, Гранк, свяжи ему руки за спиной.

Грона притянули к привязи, тянущейся вдоль стены конюшни. Мужик, довольно оскалившись, врезал ему по лицу рукояткой ножа, разбив губу, и приказал:

– Ну-ка, принесите свет.

Быстро принесли масляную лампу. Грон окинул взглядом присутствующих. Перед ним было пятеро. Тот самый мужик с двумя помощниками, по-видимому сыновьями, хозяин таверны и слуга. Мужик проследил за его взглядом, увидел слугу и нахмурился:

– Сибор, я тебе что сказал, стеречь старика и мальчишку. Ну как проснутся и заявятся на конюшню проверить конюха, – кивнул он на Грона.

Но слуга сварливо ответил:

– Как же, а вы разузнаете, куда он дел денежки, приколете его, а мне скажете, что, мол, ничего не сказал, да и помер.

Мужик рассвирепел:

– Я тебе сейчас язык отрежу, мразь!

Сибор отшатнулся, но потом вновь упрямо набычился:

– Все одно не уйду.

– Вот сын шакала, – сквозь зубы выругался мужик и походя пнул Грона по ноге.

– Ладно, щенок, если хочешь жить, рассказывай, куда дел денежки Пакраста.

Грон хмыкнул:

– А зачем мне тебе рассказывать? Твой приятель ясно разъяснил все, что меня ожидает.

Мужик удивленно посмотрел на Грона, потом припомнил слова слуги и, подскочив к нему, со всего размаху засветил ему по уху.

– Если ты еще раз распустишь свой поганый язык… – Он грязно выругался и повернулся к Грону: – Ладно, щенок, но имей в виду, я разрежу тебя на кусочки и ты расскажешь то, что мне нужно, даже если будет говорить один твой язык, без всего остального.

Грон сделал вид, что испугался. Мужик некоторое время разглядывал его испуганную физиономию, потом удовлетворенно заявил:

– Ладно, парень, этот болван сам не знал, что говорил, если все расскажешь, отпустим.

Грон уже успел «прокачать» присутствующих. Скорее всего, здесь были все, кто его опознал. Недаром слуга не захотел уходить. Он деланно застонал и несколько раз дернулся. Мужик выжидательно смотрел на него. Грон опять испустил стон и произнес полным муки голосом:

– Рука… свело… развяжите.

Мужик зло ощерился, но Грон продолжил испуганным голосом:

– Только не бейте!

Расчет оказался правильным. Мужик, заслышав испуг в голосе пленника, немного расслабился. Он был из тех, кто наслаждается страданиями других, поэтому, решив, что пленник станет больше бояться, если его отвязать и попинать, надумал доставить себе это удовольствие.

– Эй, Гранк, Субр, отвяжите-ка его, только не отпускайте. Если он начнет юлить, то хорошенько получит.

Грона отвязали и, сильно толкнув, швырнули на земляной, покрытый грязной соломой пол конюшни между хозяином таверны, мужиком с двумя его сыновьями и слугой. Они даже не подозревали, что это была их самая большая ошибка.

Грон приподнялся и сел на корточки, растирая затекшие запястья.

– Слушайте, а ведь я сказал неправду год назад.

– Чего? – не понял мужик.

– Это не Югор прикончил Пакраста…

– А кто? – напрягся мужик.

– Я, – ответил Грон и, не дав окружающим возможности опомниться, прыгнул на мужика.

Тот осел с перебитой гортанью. Грон, не останавливаясь, рванул к двери и проломил висок стоящему у ворот слуге, а потом обернулся к остальным. За несколько мгновений никто из них не успел даже понять, что произошло. Грон растянул губы в страшной улыбке:

– Ну что, поверили?

Первым опомнился хозяин таверны. Он всхрапнул и попытался спрятаться за спинами двух сыновей главаря, до которых начало доходить, что их отец мертв. Тот, кого звали Гранком, зарычал и бросился на Грона, Субр последовал за ним. Грон встретил их ударами обеих рук. Когда он перепрыгнул через рухнувшие тела, хозяин упал на колени и попытался что-то сказать, но Грон резко тряхнул головой:

– Заткнись, у тебя был шанс. Ты мог бы просто не узнать меня. – И ударил ладонью ему в нос, вогнав тонкую кость переносицы прямо в мозг.

Оглядев поле боя, Грон обыскал трупы, ссыпал большую часть имевшейся наличности себе в кошель, оставив в кошельках горсть медяков и даже пару серебряных монет, чтобы ни у кого не возникло подозрений в той версии, которую он собирался предложить деревне, потом подтащил вьюки к воротам. Лошадей в конюшне было не более десятка, хотя строение было рассчитано голов на пятьдесят. Грон разложил трупы так, чтобы казалось, будто они собирались отпустить лошадей. Бронзовым ножом перерезал несколько привязанных уздечек и взял своих лошадей за поводья. Потом подобрал масляную лампу и плеснул маслом на заготовленное на зиму сухое сено, стену конюшни и деревянные кормушки. После чего поджег подтеки масла, отшвырнув лампу к телу слуги. Когда огонь разгорелся, он постоял несколько минут, кашляя и растирая слезящиеся глаза, затем зачерпнул горсть сажи от сгоревшего пука соломы, вымазал себе лицо и, выскочив наружу, громко заорал:

– Пожар! Пожар!

Немного погодя появились первые заспанные крестьяне с деревянными ведрами, топорами и баграми, однако пламя успело охватить всю конюшню. Вскоре улица была заполнена народом. Среди заспанных постояльцев таверны Грон увидел своих хозяев. Пора было играть второй акт задуманной им драмы. Он подбежал к ним и возбужденно закричал:

– Они там, я видел, они побежали туда.

Со всех сторон посыпались вопросы:

– Кто они?

– Где там? В конюшне?

Грон энергично закивал:

– Да, да, я как раз выводил лошадей, когда они вбежали.

– Да кто они?

Грон удивленно уставился в сторону спрашивающего и ответил таким тоном, будто это само собой разумелось:

– Ну хозяин, слуга и еще люди. Я их не знаю.

В толпе послышались возбужденные возгласы, кто-то застонал, но кидаться на помощь было уже поздно. Конюшня пылала, как гигантский факел. Грон даже сам удивился, – видимо дерево, из которого она была сделана, очень хорошо горело. А может, хозяин его чем-то пропитал от гнили и древесных жучков. Когда слух о том, что в конюшне остались люди, распространился по толпе и крестьяне стали возбужденно окликать своих перемешавшихся в сумятице родных, Грон придвинулся вплотную к старику гувернеру и зашептал ему на ухо:

– Господин, огонь может перекинуться на деревню, и тогда тут такое начнется…

Старик тупо посмотрел на Грона, с трудом отходя от возбуждения, которое охватывает любого, кто так близко видит пожар. Потом в его глазах промелькнуло понимание, и он энергично повернулся к мальчику. Грон не стал ждать, а бросился к лошадям.

Не прошло и пяти минут, как в дверях таверны показались гувернер с сурово поджатыми губами и мальчик, зло блестевший глазами, оттого что ему не дали досмотреть столь увлекательное зрелище. Когда они выехали из деревни, Грон еще раз «прокачал» весь свой сценарий. В маске из сажи его вряд ли кто узнал. Те же, кто узнал, мертвы. Трупы изрядно обгорели, если от них вообще что осталось, а о судебно-медицинской или любой другой криминологической экспертизе здесь еще очень долго ничего не будет известно. В пепле отыщут нож, мелкие монеты и опрокинутую лампу. А их поспешный отъезд можно объяснить разными причинами, в том числе и простым нежеланием платить за комнату после столь неприятной ночи. Вроде все было предусмотрено, а уж там – как Бог пошлет…

Сероглазый человечек зло сплюнул и отвернулся от раскинувшейся перед ним картины с пылающей конюшней в центре. Снова Измененный ушел невредимым. За прошедший год Грон обманул его дважды. Первый раз, когда человечек после побега Грона бросился в погоню и, потеряв след, несколько раз пытался пробраться в долину табунщика, едва не кончив дни под копытами коня или с ножом в горле. Тогда он решил, что раз у табунщика так принимают чужаков, то и Грона там быть не может. Второй раз, когда он все лето проболтался в Роуле и Сиоре, силясь отыскать следы Грона. Он чуть не выл от злости, поняв, что никаких следов нет. Человечек вернулся и от отчаяния все-таки рискнул вновь попытаться добраться до долины табунщика. На этот раз он встретил на тропе одного из старших сыновей табунщика и узнал из его скупого рассказа, что молодой чужак прожил у них всю зиму и ушел по весне. Приняв решение больше не метаться, человечек остался в деревне и, казалось, был вполне вознагражден тем, что Грон наконец-то появился. Он быстро оповестил хозяина таверны и некоего бывшего разбойника, который осел здесь, став зажиточным крестьянином, время от времени, однако, пограбливая с сыновьями одиноких купцов. Человечек десять раз объяснил им, насколько может быть опасным этот парень, но, несмотря на его усилия, все опять пошло прахом. На мгновение человечек почувствовал, что его охватывает суеверный ужас – казалось, этому Измененному покровительствуют боги, – но он усилием воли сбросил с себя это наваждение и повернулся в сторону Роула. Что ж, он сам выбрал такую судьбу, когда прошел посвящение. Человечек вздохнул и стукнул каблуками своего осла. Ничего не поделаешь, однако кое-чему он все-таки научился. Например, в этот раз он готов продолжать путь немедленно.

Они выехали из очередного ущелья и остановились, зачарованные открывшимся перед ними видом. Внизу, милях в трех, на дне круглой зеленой долины раскинулся Роул. Город был окружен каменной стеной, а внутри теснились одно-, двух-, трехэтажные дома, которые со стороны тракта выплескивались через стену и широко растекались по обеим сторонам дороги. Еще одна стена отсекала примерно треть города. Эта часть города утопала в зелени деревьев. Над их кронами выступали двускатные крыши, купола и верхушки высоких статуй.

– Какой он большой! – восхищенно выдохнул мальчик.

А старый гувернер, пытаясь придать голосу оттенок небрежности, что, впрочем, ему слабо удалось, произнес:

– Это еще что, посмотрим, что вы скажете, когда увидите блистательный Эллор.

– Я! Эллор! – задохнулся от восхищения мальчик, а старик наставительно произнес:

– Каждую осень гимнасиумы Роула отправляют ко двору школьный караван с подарками базиллиусу. Этот караван сопровождают лучшие выпускники. Так что, если вы будете хорошо учиться, у вас есть шанс увидеть базиллиуса.

Грону вдруг вспомнился Югор. Где-то в глубине души сидело ощущение некоторой вины, ведь тогда он действительно почувствовал опасность, но настолько вжился в образ слуги, что и не подумал подстраховаться. К тому же он не был готов к такому хладнокровному убийству. Грон тряхнул головой. Что ж, теперь уже ничего не изменить. Как там он принял для себя в прошлой жизни? Не испытывай сожалений о том, что сделано. Отогнав грустные мысли, он посмотрел на своих спутников. Ставр замер, не в силах произнести ни слова, зачарованный открывшимися перспективами. Они постояли еще некоторое время, потом тронули лошадей. С горы те пошли ходко, и через полчаса они уже ехали, рассматривая тянущиеся по обеим сторонам дороги дома. Немного погодя дома подросли до двух этажей, а в первых призывно раскинули прочные ставни окна лавок. Дорога, неуловимо перетекшая в улицу, заполнилась народом. Наконец проехать уже стало совершенно невозможно, и они спешились и повели лошадей в поводу. Когда они миновали городские ворота, перед носом гувернера возник тщедушный мужчина в некогда роскошной, но в настоящее время донельзя засаленной тунике. Окинув их компанию оценивающим взглядом, он растянул губы в широкой, радушной улыбке и шагнул им навстречу, приветственно взмахнув руками.

– Я вижу, уважаемый сын Всадника приехал поступать в гимнасиум? – произнес он самым подобострастным тоном, обращаясь к мальчику. Но не успел еще гувернер произнести в ответ что-то сердитое, как мужчина стремительно повернулся к нему и с ходу обезоружил старика неотразимым комплиментом: – Впрочем, под руководством столь мудрого обучителя, в этом не может быть уж столь большой необходимости. – И, сделав паузу, чтобы дать возможность оценить его комплимент, он вкрадчиво закончил: – Разве что несколько расширить кругозор и завести полезные знакомства. Меня зовут Эгений. Я могу помочь вам с выбором гимнасиума. Не могу видеть затруднения столь достойных людей.

Едва он умолк, Грон понял, что гувернер попался. Он вздохнул и решил не вмешиваться. В конце концов это была работа старика – подыскать мальчику достойную уважения компанию. Его же делом были лошади, и не стоило отвлекаться на что-то другое. Если бы он знал, как он ошибался.

Когда они, ведомые Эгением, который картинно раскланивался со знакомыми – впрочем, на взгляд Грона, явно выделяя из тех, кто обращался к нему, только прилично одетых и старательно отвлекая внимание старика в те моменты, когда это делали оборванцы, – подошли к гостинице, Грон почувствовал, что пришло время расставания. Старик сделал деликатный знак своему собеседнику и повернулся к Грону.

– Ну-с, молодой человек, здесь кончается твоя служба.

Грон кивнул:

– Да, господин.

– Что ж, должен выразить тебе благодарность за примерное поведение и всевозможное рвение, которое ты выказал во время дороги. Иди с миром и знай, что если ты устроишься в достойный дом и тебе понадобятся рекомендации, то всегда можешь обратиться ко мне.

С этими словами старик залез в кошель и достал из него целый золотой.

Грон удивился, он не ожидал от гувернера такой щедрости, но тут заметил, как масляно блеснули глазки Эгения при виде золота, и убрал монету в кошель. Эгений разразился нервным смехом:

– Приятно видеть щедрого человека. – И, вцепившись в плечи старика, повернул его в сторону фасада. – Посмотрите, уважаемый, это лучшая гостиница Роула, пуховые перины, шелковые простыни, а какая здесь кухня! Но главное! Комната здесь стоит намного дешевле, чем в любой другой. Здешний хозяин по весне дал обет Отцу-луне, что в течение года не будет повышать цены, а ведь вы сами знаете, что весной в Роуле самые низкие цены.

Грон усмехнулся про себя. Возможно, это и было правдой, но он в этом сильно сомневался. Эгений явно не производил впечатление бескорыстного опекуна сыновей провинциальных Всадников. Скорее всего, хозяин гостиницы просто платил ему за каждого приведенного постояльца. Грон повернулся к мальчику:

– Ну что ж, прощай, сын Всадника.

Тот всхлипнул.

– Ну, ну, сыновья Всадника никогда не плачут.

Мальчишка шмыгнул носом: за последние две недели он сильно привязался к Грону. Старик гувернер немного смягчился, после того как Грон «спас» из огня их лошадей и поклажу, кроме того, до него, видимо, дошло, что именно Грону он обязан теми зачатками уважения, которое стал проявлять к нему его капризный и своенравный ученик.

– Не уходи, – попросил Ставр со слезами в голосе.

– И что же дальше? – ласково спросил Грон. – Через несколько недель тебя отдадут в гимнасиум и гувернер уедет обратно. А что буду делать я?

– Но ведь это будет через несколько недель! – взмолился мальчик. – А до этого мы могли бы кататься по окраинам Роула.

Грон покачал головой:

– Прости, парень, жизнь состоит из встреч и прощаний. Я рад, что познакомился с тобой, будь и ты рад этому: ведь мы могли бы никогда не встретиться. – Он заметил, что парень вновь готов пустить слезу. – Ну, это совсем недостойно сына Всадника. К тому же жизнь еще вся впереди, может быть, еще повстречаемся, и тогда я хочу, чтобы ты мне рассказал, как ты съездил в Эллор со школьным караваном. – Он обнял мальчишку и повернул его в сторону дверей гостиницы. – Иди, тебя ждут.

Мальчик кивнул и через несколько мгновений скрылся за дверями. Грон вздохнул. С его бурной жизнью ему совсем не нужны были серьезные привязанности, а он за прошедший год умудрился обзавестись даже несколькими: Эрея, Серма, теперь вот Ставр. Оставляя каждого из них, он чувствовал, как оставляет какую-то частичку души. Что ж, молодость – это начало пути, сколько еще таких прощаний будет за время, отпущенное ему в этом мире. Эта мысль потянула за собой другую, и Грон досадливо поморщился. Весь прошедший год он пытался не вспоминать о том, как он попал в этот мир, и о том, что вполне может исчезнуть отсюда, оставив сиротой немного повзрослевшего, но по-прежнему наивного Грона. А может быть, их сознания настолько слились, что его уже не вытянуть из этого тела, или, наоборот, первичное сознание Грона будет выдернуто вместе с Пушкевичем. Он опять вздохнул. Как ни отгонял он от себя эти мысли, но рано или поздно придется поискать ответа на этот вопрос. Если он не хочет, чтобы такая ситуация застала его врасплох. Тут ему с силой засветили в спину и грубый голос проорал:

– Ну что застыл, как истукан, посреди улицы. Ноги потерял или мозги?

Грон обернулся. Мимо проплывал паланкин, перед которым двое рынд расталкивали прохожих, подгоняя замешкавшихся палками. Один из них окинул Грона свирепым взглядом и вновь принялся работать палкой. Грон секунду раздумывал, но потом пришел к выводу, что от удара палкой он не развалится, а привлекать излишнее внимание к своей персоне ему вовсе ни к чему. Бросив взгляд вдоль улицы, он на секунду задержал глаза на маленьком невзрачном человечке, глазевшем на эту сцену, и ему показалось, что он его где-то видел, но тот быстро исчез в толпе. Грон пожал плечами и двинул вниз по улице. Пора было подумать, что делать дальше.