Текст книги "Вестник и Крымская война (СИ)"

Автор книги: Роман Беркутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 21 Черная пятница

В Петербург Вадим ехал на личном поезде. О его возвращении не знали, в столице никто не ждал.

Внутри бронированного вагона убранство уступало императорскому. Вадим ценил эстетику и презирал цыганское золото повсюду. Отделка из английского дуба, карты на стене, большой стол в центре и портрет императора, но любого гостя прежде всего бы привлекли электрические устройства: электрическое освещение, настольная лампа, проигрыватель, телефоны, телеграф, и личная радиостанция. Телефон позволял Вадиму связываться с любым из вагонов состава, а на железнодорожных станциях его могли подключить к общей сети, так же как и телеграф. Радио же позволяло держать связь с главными нервными центрами корпорации и страны.

Вадим закончил печатать на машинке и поднял взгляд. В большом кресле у музыкального проигрывателя сидела Анна. Темноволосая с острым подбородком и зелеными глазами.

– Ты не переживаешь? – спросил Вадим, встал и пошел к барному шкафу, чтобы достать охлаждённую бутылку вина и пару бокалов.

– Ты здесь, Ваня едет в Оренбург к отцу, о чем переживать? – Анна остановила проигрыватель.

– О том, что будет дальше, – Вадим открыл пробку и разлил ароматный напиток.

Его друг – князь Захарий Давидович настроил работу заводов в Грузии и теперь снабжал империю лучшими произведениями искусства, радуя ценителей. Никого не будет интересовать какие горные работы ведет князь в поисках новых родников для коньяка или зондирует места под новые заводы. Лишь бы строил, лишь бы вино, игристое шампанское, коньяк не переставали поступать в кабинеты высоко благородных особ.

Сложнее всего было скрывать химические заводы. Не только они требовали ученых и работников нового образца и направления, но еще и инженеров, технологов. Пока Новороссия удовлетворяла спрос в угле для всей страны и ее растущей энергетики, в отдалённых губерниях и княжествах возводились нефтеперерабатывающие, газоперерабатывающие предприятия. Промышленность нуждалась в огромном количестве соды, серной кислоты, а выросший аграрный сектор просил удобрений. Вадим не ждал, когда на рынке появится спрос. Он создавал потребительский рынок и производственные цепочки. Ему не нужно было ждать исследований независимых ученых, чтобы продвигать разработки. Во всех новых университетах работали его рекрутеры, которые по договорённостям с ректорами курировали исследования в конкретных направлениях. Ученых просто толкали в определённую сторону, заставляя избегать ошибок и тупиков. Вадим не мог ждать, например пока громкие переписки европейских врачей, все же выяснят природу болезней у человека, он просто спонсировал и продвигал специалистов вроде покойного доктора Гаазы, которые соглашались с его доводами. Но людей не хватало. Катастрафически. Сколько бы он не переманивал, сколько бы не обучал в университетах, колледжах, школах. Треть страны застряла в прошлом веке и не могла сама выбраться.

– Ты снова задумался, – заметила Анна.

– Да, постоянно напоминаю себе, что впереди много работы…

– Правильно, что я ушла тогда, – заметила Анна, – у меня нет и шанса конкурировать с твоей работой.

– Я таким создан, – Вадим развел руками.

Анна же наклонила голову, не столько задумываясь о словах, сколько разглядывая его глаза.

– Еще я поняла, что на Земле нет таких слов, чтобы тебя отговорить. Что бы я не придумала, это просто не в человеческих силах заставить тебя развернуться, отказаться от дурацкой поездки в Петербург. И снова, не потому, что ты любишь азарт, или хочешь почувствовать остроту накала, кипящие страсти столицы, а потому что это часть твоей работы. Но я должна хотя бы попытаться, – Анна накрыла руку Вадима своей, – поехали на Дальний Восток, согласишься на должность Наместника. Ты же в состоянии изменить край. Оставить после себя наследие.

– Ань, я изменю мир, а не край, – пообещал Вадим и нежно сжал ее ладонь, – ты это тоже знаешь, поэтому не боишься ехать со мной в Петербург.

***

Петербург работал как часы. Городские службы справились с первоначальными кризисом, из-за размещения войск в городе и вошли в стабильно-тяжелый рабочий ритм. Заводы работали, трамваи ездили по дорогам, в городе работало отопление, водопровод. На второй год войны губернатор наконец навел порядок с телеграфными проводами и теперь на улицах появилась новинка. На деревянных столбах, под крышами домов, на вокзале и в порту появились громкоговорители. На заводах они извещали рабочих о начале смены, на вокзале о прибытии поездов, на площадях о погоде или играли музыку.

Новинка очень понравилась горожанам. Многие мещане все еще не могли позволить себе проигрыватели, а билеты в театр или балет было просто не достать. С появлением кино стало проще, но каждый новый фильм выходил только с одобрения правительства, что не уменьшало очередей в кино. Люди часами стояли в очередях, чтобы посмотреть даже уже старый ролик с паровозом из Мариуполя.

Все думали, что новости по телеграфу это современно и даже страшно, пока не пошла военная хроника. Возможность переживать события далёкого фронта не через письма, не через скупые строки телеграфа, а видеть своими глазами работу артиллеристов или волны пехоты взбудоражила мещан. Военный Петербург в сравнении с Москвой или Киевом еще легко отделался. Но другие города трясло.

Тысячи добровольцев пополнили ряды армии после выхода "Обороны Одессы". Люди даже не отчаивались, что на всех не хватало бронепоездов для службы, ведь оставались части артиллеристов. Потом вышла картина, которую Николай заказал лично, по мотивам Великой Бури в Черном море. Словно императору кто-то подсказал. Завершила пропагандистскую атаку на население империи кинолента "Керчь". В правительстве не хотели ее выпускать вообще, но случилось классическое русское распиздяйство, и младший офицер поспешил отправить копию пленки в кинотеатры.

Послы из стран коалиции тоже ходили в кино, театры, балеты, оперы. Частью их работы было почувствовать настроение народа, понять чем живут люди. И послы точно так же тонули в эмоциях военной хроники, только на месте гордости их точил страх. Вот он огонь новой артиллерии, вот удары ядр по корпусу бронепоезда, который не получается пробить. Вот горящий французский линейный парусник, который вынесло брюхом на береговые орудия.

Чувства паники и бессилия заполняли сердца дипломатов-разведчиков. Так получалось, что в Петербурге они видели исход того или иного сражения, даже раньше, чем информацию получали в Париже или Лондоне. И ладно раньше, но красочнее. Со всеми подробностями, которые генералы и адмиралы любили “забывать” в отчётах. Среди разведок европейских стран велось негласное состязание. Все пытались получить записи кинолент, чтобы потом отправить на родину для разбора. Николай через третье отделение узнал о проблеме и постановил создать новое министерство – культуры. На новый орган сразу же переложили обязанности цензуры, обязали заказывать или снимать фильмы патриотического характера, ставить пьесы и вообще следить за здоровьем в культурной среде.

После выхода фильма “Керчь” для которого даже написали отдельно музыку, начался кошмар. Монтажем, каким-то светоосвещением еще никто не занимался, и фильмы выходили сырыми, но не для зрителей. Только-только зародившееся направление бежало быстрее паровозов, которые показывало. В столице появились видные композиторы, которые четко под длину хроники писали музыкальное сопровождение. Отдельно выделялись офицеры, которые добавляли вставки с пояснительным текстом для зрителей, где расписывали названия новых кораблей или состав вражеской эскадры, рисовали карты отгремевшего сражения.

Молодой Бисмарк никогда не тяготел к морским сражениям, но та бойня, что произошла у берегов Керчи заставила его сердце сжаться. Фильм начинался с кадра выходящих из порта крейсеров. Стальные монстры с тяжелыми пушками словно становились главными героями ленты, так думали все зрители, пока не увидели целый рой быстроходных катеров. Бисмарк несколько раз ходил на ленту. Первые два раза просто чтобы повторить впечатление от увиденного, но уже на третий или четвертый, чтобы спокойно обдумать увиденное. В какой-то момент он даже заметил не взорвавшуюся противокорабельную ракету в борту линейного парусника. Новыми красками заиграла заклинившая ракета в пусковой установке. Русские сделали чудовищное оружие, пусть еще сырое, но не оставляющее и шанса деревянным кораблям. Отчаянный таран французского фрегата в конце ленты только поставил финальный штрих в разгроме. Каждый иностранец примерял свой флот на место разгромленной эскадры, так же как каждый русский чувствовал боль горожан Керчи, который закидали ядовитыми ракетами. После титров на экране появлялось сообщение, что любой желающий мог пойти в Петербургский порт и за скромную плату посмотреть на спуск нового стального флагмана Балтийского флота. Империя получила неостановимое оружие.

И после выхода ленты, в столице, как гром среди ясного неба, прозвучала новость о том, что эскадра коалиции бежит из Балтики и ее никто не преследует. Французов и Англичан просто отпустили, после всего, что они сделали. У всех людей возник вопрос, и не какого черта, и не какого хрена, а какого, ну того самого, что даже неприлично спрашивать, происходит? Николай почувствовал повисший вопрос и решил реагировать. В газетах и через граммофоны объявили, что в ближайшую пятницу пройдет очень важное заседание сената, на котором Император Всероссийский объявит кардинальные изменения в жизни империи.

***

Последняя пятница мая 1853 года. Петербург. Здание Сената.

Стоя за трибуной Николай видел тревожные взгляды сенаторов, видел напряжение в позах, по утонченному дорогие костюмы без лепнины, некоторые носили тройки, подшивая пиджаки или жилетки фиолетовой подкладкой из шелка. Общество изменилось и продолжало меняться. Даже армия принимала новые стандарты формы вслед за экспедиционными корпусами. Последним очагом сопротивления оставался флот и гусары.

По правую руку от Николая стоял князь Воронцов. Император отпил воды и принялся зачитывать речь, которую уже завтра напечатают во всех газетах для народа:

– Высочайший манифест. Божию Милостью, мы Николай Первый император и самодержец всероссийский объявляем всем верным НАШИМ подданным благодарность за ваш труд, мужество, стойкость и любовь к Отечеству. Отечество в моем лице и при поддержки лучших мужей, собравшихся в этом зале, решило, что должно пойти на встречу народу, посему объявить о изменении в Великом в положении званий и состояний в составе Государства, Мы усмотрели, что государственное законодательство, деятельно благоустрояя высшие и средние сословия, определяя их обязанности, права и преимущества, не достигло равномерной деятельности в отношении к людям крепостным, так названным потому, что они частию старыми законами, частию обычаем потомственно укреплены под властию помещиков, на которых с тем вместе лежит обязанность устроять их благосостояние.

Дворянству предоставили Мы, по собственному вызову его, составить предположения о новом устройстве быта крестьян, причем дворянам предлежало ограничить свои права на крестьян и подъять трудности преобразования не без уменьшения своих выгод. И доверие Наше оправдалось. В губернских комитетах, в лице членов их, облеченных доверием всего дворянского общества каждой губернии, дворянство добровольно отказалось от права на личность крепостных людей. В сих комитетах, по собрании потребных сведений, составлены предположения о новом устройстве быта находящихся в крепостном состоянии людей и о их отношениях к помещикам.

Чем больше Николай говорил, тем больше чувствовал все крючкотворство, все потаённые проблемы манифеста, но он не мог остановиться:

– … Главном по сему делу комитете; и составленные таким образом новые положения о помещичьих крестьянах и дворовых людях рассмотрены в Государственном совете.

Призвав Бога в помощь, Мы решились дать сему делу исполнительное движение.

В силу означенных новых положений, крепостные люди получат в свое время полные права свободных сельских обывателей… – Он давал свободу, пусть не сразу, а через десять лет работы на бывшего хозяина, но крепостные получат собственные земли и станут свободными людьми, – при этом, в государстве будет создан новый орган правительства, чтобы помочь составить новый свод законов и правил НАШИХ подданных.

Николай посмотрел на Воронцова и увидел растерянность. Князь сомневался и чувствовал ошибочность решения, но себе объяснить пока не мог. Среди сенаторов и приглашенных министров тоже хватало растерянных людей. Чтобы провести свой вариант изменений Николай пошел на уступки дворянству, заставив крепостных отработать в течении десяти лет свободу. Он не говорил в слух, но свободу крепостных, которые принадлежали государству, должны были выкупить на деньги от коалиции. По мере поступления платежей император бы освобождал людей. Возможно, даже с землей.

– Отдельно от манифеста хочу добавить, что правительство во время этого сложнейшего периода показало себя выше всяких похвал, – Николай обращался к министрам, – я более чем доволен вашей работой, поэтому позднее пройдут награждения. Считаю, что изменений в структуре правительства – не требуется, – отменять самодержавие и вводить конституцию, как предлагал Вадим, Николай не планировал, – Считаю отдельно оценить превосходную работу заводов и фабрик, без их поддержки мы бы не смогли разбить врага, но… Но! Управление крупнейшими предприятиями, не должно происходить без надсмотра империи, поэтому поручаю министрам промышленности и финансов разработать механизм, по увеличению контроля за сверх крупными промышленными организациями. Мы не можем позволить себе, чтобы новейшие корабли стояли готовые в портах, пока враг громит наш флот у берегов Черного моря и обстреливает города. В связи с этим, будет разработана компенсация. Конкретно, я бы хотел начать с одного человека, чей вклад в победу невозможно оценить… Барона Беркутова сейчас нет с нами, он выполняет долг перед родиной, родина это ценит и считает, что именно такой человек должен занять место Наместника над Дальним Востоком. Именно у Вадима Борисовича хватит сил преобразить столь далекий и дикий край…

– Очередное изгнание, – Николай дернулся от раздавшегося голоса, как от пощечины, – Вот она ваша, императорская благодарность?

Вадим стоял в пальто за задними рядами сенаторов в компании темноволосой дамы и пары людей в сером. Он расстегнул пальто и пошел через ряды прямо к кафедре.

– Я пришел с радостной вестью – Царьград пал! – Вадим обвел присутствующих взглядом, – а что получаю в итоге? Что в итоге получает каждый из вас? Где документ о мире, о котором, ваше величество уже несколько раз сказало? Не рано ли вы празднуете победу? Не рано ли вы отпустили наших врагов из Балтики?

– Тишина! – Николай ударил по кафедре так сильно, что разлетелись листки с речью, – Как ты смеешь?!

– Я заплатил не меньше, чем каждый из здесь присутствующих, чтобы заслужить достойное отношение а не удар в спину! – возразил Вадим, – и я сейчас не про деньги, а про кровь! Про свою и врагов империи, которых уничтожал по ВАШЕЙ воле! По чьему же ложному навету в Этот раз меня отправляют в “достойную” ссылку? Не тех ли иностранных послов, что сейчас подслушивают под дверью сената? Или, уже не нужны наветы, и это личное?

– Вон! – Николай покраснел.

Никогда и никому в жизни он не позволял с собой говорить в подобном тоне, а уж тем более при людях. Людей высшего сословия наказывали и за куда меньшие проступки. Вадим же натянул на голову цилиндр и поклонился:

– Извольте! Обещаю, что вернусь, когда Вы подумаете над своим поведением и успокоитесь!

Разум Николая смыло волной возмущения и негодования. Какой-то сопляк, его отчитывал! От возмущения император даже не смог ничего сказать, пока Вадим не вышел из здания сената.

– ЗА НИМ! – скомандовал император и лейб гвардейцы послушались, но когда они вышли на улицу, то по дороге словно ветер уносилась черная самодвижущаяся бричка. Гладкая и низкая, она не походила на что либо, виденное людьми ранее.

Пока Николай рвал и метал, Воронцов же стоял с вспотевшими ладонями. Князь не понимал, зачем Вадим привез “замену Софьи” в Петербург. Так публично наплевал на траур?

Глава 22 Военное искусство

1 июня 1853 года. Петербург.

В Зимнем дворце дрожали стены от раскатов негодования и ярости. Князь Михаил Дмитриевич Горчаков, полковник Александр Сергеевич Гурьба, князь Воронцов и другие начальники и генералы тихо слушали отповедь императора:

– Мы не будем терпеть такое свинство! – Николай до хруста сжал кожаные перчатки, – такое не позволю никому! Никому!

– Ваше императорское величество, срочное донесение, – словно белая тень в дверях показался адъютант.

– Давай, – Николай поманил его и принял послание, а потом зачитал, чтобы слышали все, – сегодня, полчаса назад как из Москвы пришел гонец. В белокаменную по железной дороге перебрасывается два корпуса экспедиционных войск с бронепоездами!

– Но таких приказов им никто не отдавал, – с места встал военный министр Чернышев, – измена?!

– Пока не ясно, – Николай упёрся об спинку стула.

На лицах уже не молодых людей читалась тревога. Из-за угрозы десанта в Петербурге расквартировали сто двадцать тысяч человек или же три полновесных корпуса, но никто не знал, как они покажут себя в противостоянии с экспедиционными силами. Один только Александр Сергеевич сидел спокойно, словно у него в жилах была не кровь а ртуть.

– Я лишь знаю, что в город их привел генерал Захарченко, – Николай бросил записку на стол.

– Человек Вадима, – заметил Чернышев и получил взгляд полный ненависти от Николая.

– У них будет новая артиллерия, – князь Воронцов лично следил за обеспечением новых подразделений и знал лучше всех чем укомплектованы "взбунтовавшиеся".

– Мы можем снять с кораблей…

– Нет, – Николай прервал Чернышева, – пока нет мирного соглашения с Коалицией, они могут вернуться на Балтику и застать нас с опущенными штанами.

– Беркутов это уже сделал, – пожал плечами военный министр.

– Двух корпусов, даже по новому оснащению, едва ли хватит, чтобы осадить столицу, – вмешался Воронцов, – в Новороссии обучалось еще восемьдесят тысяч. Известно где они сейчас?

– Нет, – ответил Николай и подошел к окну, оставив советников за столом.

Императору не нравилось как все начало разворачиваться. Последнее что он хотел, так это гражданскую войну в конце уже выигранной войны. Особенно, когда против него выступила коалиция европейских стран с одной стороны, а с другой излишне амбициозный торгаш оружием. Ненависть застилала Николаю глаза, заставляла низложить образ оппонента до чего-то низкого, но никак не равного себе.

Воронцов это видел. Уж слишком много лет он знал Николая. Но он знал и Вадима. Это холодное расчётливое существо, которое он больше не хотел называть человеком. Вообще Беркутов стал чуть ли не воплощением мечты Николая – машина работающая как по часам, безотказная, верная идеалам, неостановимая. Только вышло одно Но. Эта машина работала сейчас против императора, а не за него.

– Могут ли оставшиеся корпуса просто не быть готовыми к походу? – все решил узнать Чернышев, хотя, он как и многие в этом кабинете отлично знал график поставок обмундирования. Пока старые части бились на границах, выигрывая время и перемалывая основные части коалиции, в Новороссии вырастили резерв совсем нового образца.

– Исключено, – ответил Воронцов, – он что-то задумал. Мы должны подождать.

– Мы не можем… Ждать, – Николай повысил голос, – будем думать, что делать с самим Беркутовым. Он похоже никуда не спешит из столицы.

Николай посмотрел на полковника, и тот кивнул, подтверждая, что Вадим еще в столице.

***

Вадим сидел в гостиной собственной квартиры и читал телеграммы. В прохожей дежурило пара оперативников и один у входа в подъезд. И все. Напротив Вадима с книгой в руках сидела Анна и старательно изображала интерес к последнему сборнику стихов какого-то модного петербургского автора.

– Что? – спросил Вадим, отложив телеграмму.

Анна картинно отложила книгу, тяжело вздохнула и спросила:

– Если я тебя чем-нибудь ткну, то кровь пойдет?

– Конечно, – на автомате ответил Вадим и осторожно огляделся в поисках острых вещей, – только давай не будем проверять?

– А что? В одном романе, еще в Пруссии, я читала, что вампиры серебра боятся…

– Ага, а еще осиновый кол в грудь, – усмехнулся Вадим, – ведь обычные люди не умирают от кола в груди.

– Тебе все шуточки? Да Николай тебя в Сибирь отправит! И не как наместника, а как Декабриста!

– А ты пойдешь за мной? – спросил Вадим, раз уж речь зашла о любимом приговоре императора.

Анна не ответила сразу, изображая задумчивость.

– А ты бы хотел, чтобы я там мерзла? Голодала?

– Анна, милая, ну как я бы дал тебе замерзнуть? – не успел Вадим закончить похабную шутку, как получил острым носиком туфли в колено.

– Ты невыносим! Как ты можешь сидеть и ничего не делать, пока в городе чуть ли не буря свирепствует?

– Я занят самым важным, – Вадим усиленно тер пострадавшее колено, – я навожу мосты с людьми. Единственный, кто должен паниковать, и что-то делать, так это Николай.

– Это еще почему? – не поняла Анна.

– У него нет денег. У Российской империи нет денег, – Вадим расслабился и откинулся на спинку дивана, раскинув руки.

– А у тебя есть? – Анна нахмурилась, – вернее я знаю, что есть, но речь же идет про всю Российскую империю.

– Анна, ты слишком долго была за границей, – Вадим наслаждался моментом.

– Смотря на тебя, я сразу вспоминаю почему уехала.

– Анна, ты сидишь в одной комнате с самым богатым человеком в мире, – Вадим улыбнулся и слегка кивнул.

– А где же ты его спрятал? А то я только самого "скромного" вижу, – у Ани так и плясали чертики в глазах, – а вообще, теперь я вспомнила почему вернулась.

– Не старайся казаться меркантильней, чем ты есть. Тебе не идет, – Вадим пожал плечами.

– У тебя где-то есть особенная линейка, которой ты измеряешь на сколько люди меркантильны? – съязвила Анна.

Анна сидела расслабленно, уютно устроившись в кресле. Вадим знал ее рост, вес, генеалогическое дерево, размер обуви, размер груди, все отпечатки пальцев, запах, отпечаток челюсти, краткую психологическую справку, расширенную психологическую справку, в реальном времени отслеживал, на что Анна смотрит, на чем задерживает взгляд, отслеживал сердцебиение и расширение зрачков.

– Ну, можно сказать и так, – Вадим поднял телеграмму, – вот кто точно поместился в разметку "линейки", так это твой отец.

– Это от него, – Анна взяла у Вадим телеграмму.

"Внуки у меня. Слышал о событиях в столице. Нужно закрепить соглашение."

– О чем он? О каком соглашении?

Вадим не сразу ответил, подбирая слова.

– Понимаешь. Он, как твой отец и глава семьи, беспокоится. Ты понимаешь, что я сейчас далеко не в любимцах у Николая, и никто не знает, куда все пойдет…

– Никто, кроме тебя? – перебила Анна.

– Верно, – оскалился Вадим, – и Владимиру Андреевичу нужна страховка.

– И сколько денег он запросил?

– Нисколько. Дворяне закрепляют договоры не деньгами, – объяснил Вадим и отвернулся, давая Анне переварить новость.

***

Зимний дворец.

Чуть ниже кабинета Николая в зале для приемов Александр Николаевич развлекал послов коалиции. Он тянул время пока к императору стягивались ручейки информации. Послы понимали что происходит, но не собирались упускать возможность познакомиться с приёмником Николая.

Император пришел через три часа, когда свежие анекдоты закончились, а обсуждать кино никто не хотел, как бы Александр Николаевич не злорадствовал. Хотя посол из англии попросил копию "Керчи".

– Спасибо, что подождали, – в зал зашел Николай, опустив формальности.

Сразу за Николаем шел полковник Гурьба, продолжая изображать переводчика.

– Никаких проблем, ваше величество, – разлюбезничался англичанин, но с хитрецой.

Сели за длинный стол из английского дуба. Большие окна давали много света. А свежие цветы разбивали ароматом скучный запах бумаг и чернил.

– Как идет отгрузка? – Николай сразу начал с дела.

– Флот только дошёл до Англии, ваше величество, потребуется время…

– Время? За это "время" азовская эскадра пойдет дальше в Средиземноморье, – Николай решил блефовать, – в Севастополе уже собирается экспедиционный корпус, для будущих операций.

Связь с Царьградом лояльные военные пока не смогли установить.

– Простите, но есть новости о странных передвижениях, некоторых ваших частей, – осторожно заявил французский посол.

– Есть, – Николай сложил руки перед лицом, чтобы прикрыть недовольную гримасу, – думаю, что вам известно и кто запудрил бунтовщикам голову.

– Беркутов, – понимающе кивнул англичанин, – мы очень внимательно следим за разворачивающимися событиями.

– Лучше бы первый платеж быстрее довезли, – еще раз напомнил император, – вы не понимаете да? Вадим не собирается с вами договариваться. Я же знаю, что вам ничего не предлагали, а значит вас он оставил на закуску. Азовская эскадра только и ждет отмашки.

Англичанин и австриец, не сговариваясь посмотрели на француза.

– А есть возможность как-то остановить этого барона? Ведь есть не только азовская эскадра, – француз подготовил ответную шпильку, – тихоокеанская эскадра уже вышла к Индии.

Романовы впервые в жизни увидели, что кому-то удалось обыграть английскую разведку. На англичанина стало жалко смотреть. Тихоокеанская эскадра щёлкала все силы Ост Индской компании как орешки. Вся Азиатская компания грозила стать провалом не хуже Крымского разгрома. Хорошо, что моряки только обстреливали порты, не выходя на берег. Но любые подкрепления Индии стали недоступны. А после на пути русских шла Африка, где хватало портов всех из Коалиции.

– Может мы как-нибудь сможем помочь с нашей общей проблемой? – решился англичанин, – мир нужен всем.

– Не знаю, – признался Николай, – в том числе благодаря фильмам, все в империи знают кто готовил новые крейсера, бронепоезда, кто вел корабли в Керчи. У Беркутова слишком хорошая репутация. Я боюсь посылать жандармов, вдруг в столице начнется бунт?

Николай кривил душой. Он боялся не бунта мещан, а смуты в войсках и удара в спину со стороны коалиции.

– Я обязательно передам вашу просьбу ускорить платежи ее величеству королеве Виктории, – англичанин постучал пальцами по столу, раздумывая, – с другой же стороны, – он переглянулся с партнерами по коалиции, – мы могли бы пустить слух… Маленький для начала.

Николай пододвинулся, показывая, что заинтересован.

– А что если Петербуржцы узнают о довоенных договорённостях Беркутова и кого-нибудь из английских и французских бизнесменах, которые решили нагреть руки на войне? Эти дельцы обнаглели выше меры, ваше высочество тоже так считает?

Николай понимающе кивнул:

– Интересная идея, но слухов будет мало. Вот если бы вы задействовали несколько газет.

– Ваша цензура непроницаема, – француз изобразил смущение.

– Ну да. Для всех будет лучше, если вы найдете способ.

Встреча закончилась через несколько часов. Послы ушли, остались только Романовы и полковник.

– Ну, что думаешь? – спросил Николай у Гурьбы.

– Мы что-то упускаем, это раз. Только удара по репутации Вадима не хватит. Горе по погибшей семье вызывает много сочувствия. Но здесь есть вариантик, – замялся Гурьба.

– Говори, – разрешил Николай.

– Вадим приехал в Петербург не один, а со старой подругой, по слухам, у них есть внебрачный сын.

В зале наступила тишина, которую никто не решался прервать.

– Не прошло и пол года, как он ее привез, – заметил Николай, – эти слухи должны стать громче, но без статей в газетах.

Николай заметил как Александр нахмурился и всем видом показывал, что думает об этой "блестящей идее", но вслух ничего не сказал.

– А что мы упускаем? – поинтересовался император, показывая, что предыдущий вопрос решён.

– Почему войска собираются в Москве? На что надеется Вадим? Что в казне закончатся деньги? – вслух рассуждал полковник.

– Тогда его надежды имеют основания, – признался Николай.

– Ждать платежей от коалиции – губительно, – вмешался Александр, – нужно действовать. Мы же знаем, где Вадим держит деньги…

Снова возникла пауза.

– Смело, – то ли похвалил, то ли испугался Николай, – мы можем выделить один корпус без вреда для обороны столицы?

– Думаю, что этот вопрос нужно обсуждать с Чернышевым, – ответил Гурьба, – но помимо войск есть дружина, полицейские и жандармы. Справимся. До Архангельска не далеко.

– На севере еще не везде есть железная дорога, – поспешил напомнить Александр.

– По старинке дойдут, не проблема. От Москвы дальше, —отмахнулся Николай, – Александр Сергеевич, возьмите оба вопроса в разработку. Нужно по тихому начать подготовку.

– Слушаюсь, – встал и отдал честь полковник, – разрешите идти?

– Идите, – отпустил его Николай и проводил взглядом, оставшись с сыном наедине.

Николай пытался разглядеть в Александре себя, но не получалось. Другой человек, взрослый, самостоятельный.

– Говори.

– Это ошибка. Нельзя трогать Вадима за семью. Коалиция уже почувствовала на собственной шкуре и кошельках, что бывает с такими обидчиками. Никто из командования в Крыму не выжил. Вообще. Нахимову не у кого было принимать капитуляцию.

– Посмотрим, – решил Николай.

***

Новости о первых шагах оппонентов до Вадима дошли из газет. Французский «Le Mond» и английский «Times», решили подвести итог двухлетнему повествованию и найти крайних в печальных результатах. Крайними выбрали оружейников, которые недостаточно быстро поставляли новое оружие, недостаточно быстро строили новые броненосцы, недостаточно быстро разрабатывали новую артиллерию, хотя пример всегда был перед глазами. Дальше авторы статей аккуратно подводили к успеху Вадима на международном рынке и лицензиях, которые перед войной корпорация планировала продавать за границу. Отдельно выделились австрийские газеты, которые чуть ли не прямым текстом заявили о сговоре своих оружейников с корпорацией. Как итог задавался вопрос: а что с договорённостей поимела корпорация, и не стала ли кровь сотен тысяч солдат достойной платой для Вадима.

Вадим, как и вся верхушка корпорации быстро поняли, что это только начало компании.

– Ты о чем задумался? – спросила Анна, застав Вадима за свежей газетой.

– На сколько хватит Николая. Он решил доказать всем и себе в первую очередь, что сможет победить меня не начиная кровавую баню. Представь себе это как хрупкое равновесие.

– Ты же сидишь в квартире. Только протяни руку и хлоп, – Ана показал как бы прихлопнула комара.

– Ну закроет он меня в крепости, но моя сила же не в, – Вадим не смог подобрать слов и показал на шелковый халат, – а в людях. Сколько пройдет времени, прежде чем мои люди собирутся и пойдут на приступ крепости?