Текст книги "Враждебная тайга (СИ)"

Автор книги: Роман Шалагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– А он откуда знает?

– Ты же знаешь, что Яшмемедов – болтун, – наклонился к самому уху товарища, – Лично я не верю, что во всем виноват медведь. Между всеми чудесами, творящимися в последнее время, у нас есть какая-то связь, нехорошая связь.

– Какие «чудеса»? – удивился Андреев.

– Гибель жены капитана – это раз, – стал перечислять Лагшин, – Три трупа в избушке – два. Постоянная заторможенность капитана в последние дни – три, непонятная вспышка и землетрясение в ту ночь, когда мы застряли в лесу – четыре.

– Я тоже кое-что могу добавить, – пьяно похвастался Андреев, – Во-первых, наш капитан спит с Отеховой, за ними подглядывал Золотарев, потом рассказывал; во-вторых, странная болезнь нашего «старлея»…

– А что в ней странного?

– Жена говорит, что он тяжело болен, тогда почему его не везут в больницу? И потом, тяжело больные не разгуливают по ночам по тайге.

– Ты это про что?

– Прошлой ночью я пошел до ветру и уже возвращался, когда мимо меня прошел Орехов. Меня он не заметил, я стоял в тени, но мне он хорошо был виден – весь бледный, как мел, трясется, как с похмелья, походка шаркающая и глаза зелёные.

– Как ты их мог разглядеть, ведь ночь была?

– В том и дело, что даже во тьме разглядел.

– Ну ладно, а дальше?

– А дальше прошел он между складами и через забор – в тайгу.

– Зачем?

– Я откуда знаю?

– Может, чокнулся? – сам себя спросил Андреев.

– Всякое бывает, – рассуждал ефрейтор. – Поживи в такой глуши столько же времени, как он, еще и не так задуришь. Но все это неспроста, ох, неспроста!

Андреева уже окончательно развезло, а непонятный туман в голове и вовсе путал мысли, он хотел что-то сказать о произошедшем в избушке, но вместо этого произнес:

– А капитан наш ничего себе мужик!

– Да, – осоловело протянул Лагшин, – Ему палец в рот не клади, такую девочку себе нашел…

Где-то послышались тихие шаги, ефрейтор и Андреев замолчали, вжавшись в стену, но шаги прошаркали дальше. Оба разом облегченно вздохнули – попало бы им, если бы застукали!

– Фу, пронесло!.. – залепетал Андреев, но не договорил, туман, клубящийся в голове, окончательно прорвался наружу, и все поплыло перед глазами, а в ушах зазвенела непонятная музыка. Он едва успел прилечь, прежде чем сознание отключилось совсем. Спустя секунду, в таком беспамятстве рухнул и ефрейтор, настойка Натальи и самогон прапорщика сделали свое дело.

В/ч № 29 119. 23:58.

Часовым в ту ночь был рядовой Дугунский. Он всегда ненавидел эти ночные караулы, ненавидел эту часть, тайгу вокруг, своих командиров и сослуживцев, а заодно и всю службу.

Стоять на проржавелой вышке глубокой осенней ночью среди ветров и дождей, а часто и снегов, смотреть в непроглядную тьму или на небо, зная, что раньше утреннего развода ты никого не увидишь и не откроешь эти дурацкие ворота – это Дугунский ненавидел более всего.

Впрочем, он не очень печалился, шумящая в ночи тайга, смутные очертания зданий, звездное небо, однообразный шум ветра – все наводило приятную дремоту. Дугунский всегда спал на посту, умудряясь пробуждаться до прихода разводящего, оставаясь без наказания за грубейшее нарушение караульной службы, пахнущее трибуналом.

Вот и сегодня он, несмотря на пронизывающий холод, прислонясь к ограждению вышки, дремал, изредка просыпаясь и оглядываясь кругом. Дугунский не видел и не слышал, как старший лейтенант Отехов вышел из своего дома, посмотрел на небо, и твердо направился к выходу.

Он знал, что часовой спит, и потому шел, не таясь. Когда офицер поднимался по ступеням, звук его шагов заглушал ветер. Он вступил на вышку и тут же на небе показалась Луна, полная и низко висящая. От ее света, яркого и слепящего, проснулся Дугунский, мгновенно сообразив, что произошло.

– Я это, товарищ старший лейтенант, – начал он оправдываться, – Только на минуту… сморило меня…

Но Отехов продолжал молчать, его бледное лицо ничего не выражало.

– На минуту я… Больше этого не будет…

Отехов прищурил глаза и поднял к небу руки.

– Я здесь, о, великий! – прохрипел он старческим голосом.

Дугунский непонимающе уставился на своего командира, а у того вдруг вспыхнули глаза, именно вспыхнули зелёным дьявольским светом. Дугунский попятился назад, инстинктивно снимая ремень автомата с плеча. Старший лейтенант захохотал сипло, старчески, как гнилая скрипящая половица.

Часовой уже снял предохранитель и направил дуло автомата на взбесившегося офицера, но тот махнул рукой, и Дугунский выронил оружие, будто оно жгло ему руки. Отехов одним прыжком очутился около часового, на лету выхватив нож и всадив его по самую рукоятку прямо в сердце.

Перепачканный в крови, убийца спустился вниз, очертил орудием преступления круг и сел на колени, что-то шепча. Ветер стих, а Луна уже почти касалась верхушек деревьев.

– Объяви свою волю! – закричал в ночь старший лейтенант. – Хочешь ли ты человеческой крови, много крови!?

Луну закрыли набежавшие тучи, а присмиренный ветер засвистел вновь.

– Я принимаю эти знаки как согласие, – прокричал старческим голосом Орехов.

Ветер утих, а Луна опять показалась на небе.

– Что ж, – воздел руки к Луне старший лейтенант, – Тогда приходи и бери эти жизни!

Он поднялся и подошел к воротам, недолго повозился с засовом и открыл их.

– Теперь твой час!

В открытые ворота влетел бешеный ветер, пожирая и подбрасывая сухие листья, траву, пыль, камни. Земля застонала, стон перешел в дрожь, а дрожь – а настоящее землетрясение. Разом брызгами мелкой крошки вылетели все стекла, открытые окна всасывали в себя потоки ветра, словно гигантские пылесосы.

Над частью вспыхнул желто-розовый свет, осветив хаос, сотворенные разбушевавшимися злыми силами. Несмотря на вой ветра, звон стекла, хруст и треск ломающихся построек, сквозь всё это адское действо послышался крик. Дикий, истошный крик ужаса и отчаяния, крик безнадежного страха.

Трудно было поверить, что эти истошные вопли принадлежали людям, которых все происходящее застигло врасплох. Каждый кричащий был переполнен ужасом, заполнившим все уголки души и проникшим в каждую клеточку, каждый уже ощущал на своей шее цепкие железные пальцы смерти.

Все чувствовали её дыхание, но боролись, осознав свое поражение. Люди вываливались из окон, ползли к дверям, стремились на улицу, но падали там, где ужас настигал их, падали и корчились в страшных судорогах, седея за секунды, превращаясь на глазах в дряхлых стариков.

А над всем этим в вихре бушевавшего ветра стоял лейтенант Отехов, вернее, тело бывшего старшего лейтенанта, в котором теперь обитал шаман, вернувший некогда утраченную власть. Луна спустилась предельно низко и освещала творящуюся под собой какофонию самым ярким светом, каким только было возможно, а ночь только начиналась.

День шестой.

Косой мост. 09:17.

– Сегодня великий день,– приветствовал проснувшихся друзей Вольгул. – Сегодня решится все.

– Что именно? – поинтересовался Давдан.

– Наша дальнейшая судьба и судьба наших детей. Прошлой ночью шаман уничтожил всех людей, оставшихся в тайге.

– Солдат?

– Да. Теперь его ничто не остановит на пути к нам. Мы единственные, кто еще может остановить дальнейшее продвижение зла.

– Мост, – догадался Давдан, – Только чем мы повалим, у нас нет ничего, кроме ножей.

– У нас нет не только инструментов, но и времени, – констатировал Вольгул, – Нынче, как только сядет солнце, он будет здесь, и ничто уже его не остановит.

– Так как же быть?

– Поступим так, – вмешался Утиляк, – Один из нас пойдет за помощью, двое останутся здесь. Если к шести часам он не вернется, то оставшиеся сожгут мост.

– Кто пойдет? – поинтересовался Давдан.

– Ты, – однозначно ответил Утиляк.

– Это почему?

– Ты самый молодой из нас и самый сильный, ты быстрее всех преодолеешь двадцать километров, а время нам теперь дороже всего.

– Дед прав, – согласился Вольгул, – Иди и помни, мы будем ждать помощи ровно до шести вечера. Иди и будь осторожен.

– Я вам оставлю ружье, – предложил Давдан.

– Нет, тебе оно будет нужнее, – отказался Вольгул, – Хотя пули его не остановят.

– Ступай и расскажи всем, что произошло, – дал последние наставления Утиляк, – Пусть уводят детей и женщин, а сами идут нам на выручку.

В/ч № 29 119. 10:38.

Это было страшное пробуждение. Лагшин и Андреев при виде открывшегося зрелища забыли о тяжелом похмелье и отголосках тумана в голове. Окружающее пространство напоминало последствия взрыва, разметавшего все вокруг, только не было воронки.

Окружающее напоминало землетрясение, только не было разломов и трещин. Всё кругом напоминало репортажи о стихийных бедствиях, но не было здесь никаких катаклизмов.

Они шли молча, пораженные и раздавленные увиденным. Широко раскрытые глаза их отражали, как зеркало, картину, больше подходившую под название «последствия атомной войны». Казармы, жилые и складские помещения без единого стекла, зияли темными квадратами окон, как пустыми глазницами.

Бумага, штукатурка и прочий мусор вперемежку с битым стеклом усеяли все пространство, хрустя и шелестя под ногами. Рамы выбиты, двери сорваны с петель, а остальные, прогнувшись, измялись, покрылись ржавчиной. И среди всего этого трупы, много трупов.

У выхода из казармы скорчившись, лежал дневальный, на его лице шоколадного оттенка застыло немое выражение ужаса, легкий ветерок шевелил короткие седые волосы. В трех шагах от него скрючился старший сержант Южный. На нем были только штаны, и можно было хорошо разглядеть застывшие окаменелые мышцы, готовые разорваться от неимоверного напряжения, а кожа не просто потемнела – она почернела.

Больше на улицу не выбрался никто. Андреев и Лагшин молча переглянулись и медленно вошли внутрь казармы. У стены напротив знамени прислонился водитель, белки его широко раскрытых глаз светились в полумраке, как фосфор. Преодолевая страх и омерзение, они прошмыгнули в расположение.

Там царил полнейший хаос – койки, тумбочки, личные вещи, гимнастерки, сапоги, матрасы, простыни сбились в одну кучу, среди которой вперемежку лежали человеческие тела. Только Золотарев и Яшмемедов остались на своих местах, вчерашняя передозировка «Диазепама» подарила им смерть во сне, они даже не проснулись. Лица их не исказила судорога, кожа не изменила цвет, и волосы не потеряли естественного оттенка.

Не хватало только старшего лейтенанта, его жены, Рябинина и прапорщика. На поиски их тел и отправились ефрейтор и Андреев. Труп Нетупейко нашли в его каптерке. Завхоз ночью выкушал изрядный объем самогона из двадцатилитрового бутыля, стоявшего на тумбочке, он-то и убил прапорщика.

Во время тряски бутыль упал на пол и разбился. Нетупейко в темноте, скорее всего, устремился в выходу, поскользнулся и рухнул прямо на битое стекло. Осколок от днища бутыля перерезал ему шею.

– Больше мы никогда не услышим его энциклопедических выкладок и крылатых изречений, – сказал Лагшин, глядя на плавающее в луже крови и самогона тело прапорщика.

А вот остальных тел обнаружить не удалось, даже после тщательного обыска всех помещений, заглянули даже на склады, зашли в туалет, обыскали столовую, гараж, все подсобки. Уже у выхода обнаружили распахнутые ворота и тело Дугунского. Ефрейтор поднялся на вышку и оттуда крикнул:

– Семёна ножом убили – в самое сердце!

Больше искать было некого и негде. Они остались вдвоем среди вымершей и разрушенной за ночь части среди двух десятков трупов, еще трое пропали, неизвестно, куда, а вокруг была тайга, уже принявшая смерть женщины, двух детей и трех солдат, враждебная тайга.

– Что делать будем, Илья? – глухо спросил Лагшин.

– Не знаю…

– Мыслю так, – сглотнул ефрейтор, – Бежать отсюда нужно.

– Куда и зачем, – непонимающе спросил Андреев, в голосе его явно звучал нервный страх.

– Как это куда?! Куда угодно, только бы прочь от этого проклятого места! Ты, что, как они, хочешь стать седым, скрюченным стариком? Мертвым стариком!

– Что с ними стало?

– Не знаю, но все, о чем мы говорили вчера, имеет к этому прямое отношение. Смерть жены Рябинина, смерть в избушке староверов, вспышки по ночам, дрожь земли и вчерашняя ночь – все это звенья одной цепи!

– Какой цепи?

– Если бы я знал!

– Но ко всему, что произошло в последние дни, наш капитан, «старлей» и его жена имеют прямое отношение.

– С чего ты взял?

– А где они, по-твоему, теперь? Их нет среди мертвых, нет и среди живых. Тогда сам по себе возникает закономерный вопрос: где они? Ты же сам видел, как Орехов ночью ходил в тайгу, а зачем, спрашивается?

– Ты хочешь сказать, что это все, – Андреев указал рукой на казарму, – Сделали наши офицеры? Но как, как они могли сделать это! Выбить стекла, снести двери и превратить всех в седых покойников?

– Не знаю, но Орехов тут явно замешан, ведь кто-то же прикончил Дугунского и открыл ворота, впустив это…

– Что это?

– То, что превратило нашу часть в свалку с мертвецами!

– А как же мы?

– Что «мы»?!

– Мы ведь уцелели!

– Верно…

– Почему все погибли, а мы живы?

– «Почему», «почему»! – передразнил ефрейтор. – Ты задаешь слишком много вопросов, а, между прочим, я знаю не более твоего.

– Мы ведь пили! – воскликнул Андреев.

– Прапорщик тоже пил, – усмехнулся Лагшин, – И теперь обнимает осколки своего бутыля.

– Тогда не знаю…

– Стоп! – хлопнул себя по лбу ефрейтор. – Ты прав, мы действительно пили, но дело не в самогоне, а в той настойке, что я взял в столовой! А приготовить эту бурду мог только один человек.

– Отехова!

– Точно! – подтвердил Лагшин. – Все они тут замешаны, я от ее пойла вчера как в тумане был, а потом просто вырубился.

– И я тоже, – признался Андреев.

– Та настойка спасла нам жизнь и глупо ее терять теперь, – бодро заявил ефрейтор. – Будем выбираться из этой дыры!

– В Кедровку?

– Точно!

– Но до нее же восемьдесят километров!

– Всего семьдесят девять, – пошутил грустно Лагшин.

– Утешил… Если пешком идти без сна и отдыха, то за сутки, может, и дотопаем.

– А кто тебе сказал, что пешком?

– А на чем, на метле, что ли?

– Я вижу, эта чертовщина сильно повлияла на тебя, – усмехнулся ефрейтор. – Ты гараж за своей спиной видишь?

– Вижу, и что?

– А что в нем, догадываешься?

– На машине хочешь! – догадался Андреев. – А водить умеешь? Лично я – нет.

– Я вообще-то тоже не водила, – признался ефрейтор. – Но у отца был старый «Москвич», и я немного научился вертеть баранку.

– Насколько «немного»? – осведомился Андреев.

– Слушай, что тебя не устраивает? – возмутился Лагшин. – Поедем с ветерком, вместо того, чтобы идти пешкодралом!

– Ты дорогу видел?

– Ясное дело.

– Да по ней профессионалы опасаются ездить!

– Предлагаешь идти пешком?

– Нет.

– Тогда поедем.

– Сначала открой ворота гаража, – заявил Андреев, – Ключи были у Южного, да только где их теперь отыщешь!

– Обижаешь, Илья, – сказал ефрейтор, извлекая из подклада скрепку, – Нет такого замка, какой бы не сдался перед моим мастерством.

– Да ты просто взломщик, – подивился Андреев.

– А как же, я в свое время чуть не сел за это дело.

Через полминуты замок упал на землю.

– Ты пока, Илья, отворяй ворота, – приказал ефрейтор. – А я взломаю еще пару дверей.

– Зачем?

– Возьму пару автоматов, жратву и питье.

– Думаешь, оружие защитит нас от этого?

– Нет, но так на душе спокойнее.

– Серега, а на чем поедем, здесь же две тачки?

– На «УАЗе», – ответил Лагшин, направляясь к оружейному складу, – Я грузовики водить не умею. И потом, «Урал» уже застрял однажды, лично мне хотелось бы выбраться из этой дурацкой тайги до темноты.

– Мне тоже, – сознался Андреев.

– Тогда не будем терять время.

Косой мост. 14:10.

– Наверно, достаточно, – ухнул Утиляк, повалившись на кучу хвороста.

– Ты отдохни, а я еще принесу, – сказал Вольгул.

Дед переборол свою усталость и заставил себя подняться. С самого утра они без продыха носили из тайги сухие ветки, складывая их на мосту в огромные кучи, чтобы в случае опасности зажечь их.

– Хорошо бы опоры обложить, – мечтательно произнес Утиляк, – Сразу бы рухнул, едва бы запалили.

– Вода смоет.

– В том-то и дело, – печально добавил дед и тревожно прибавил, – Как думаешь, Давдан дошел уже?

– Возможно, – уклончиво ответил Вольгул.

– Да ты что-то знаешь!

– Может быть.

– Послушай, – рассердился дед, – Почему ты все всегда скрываешь?

– Это ничего не меняет.

– Как это – не меняет?

– Мне дали знания – я могу ими воспользоваться, мне дано видеть будущее, но я не могу его изменить. Пойми это, старик.

– Делай, как знаешь, – отступился Утиляк, – Но ответь честно хотя бы на мой вопрос.

– Относительно чего?

– Дойдет Давдан или нет?

– Должен дойти, – уклончиво ответил Вольгул.

Тайга, 23 км западне Косого моста. 15:17.

Давдан спешил, как только мог. Он ушел налегке, не взяв даже свое любимое ружье. Ему пришлось выдерживать жесткий график – полчаса бежать, полчаса идти пешком. Значительно облегчало положение охотничья закалка и прекрасное знание местности. Он легко ориентировался в глухой чащобе, безошибочно выбирая верный и кратчайший путь. По его расчетам, до селения оставалось около восьми километров.

Давдан достиг каменной гряды, что тянулась до самой деревеньки, обрадованный высокой скоростью и верными подсчетами, он не дал себе даже пяти минут отдыха и полез на валуны. Гряда не превышала в высоту пяти метров, была исчерчена вдоль и поперек звериными и охотничьими тропами, но, как и всякое каменное творение, имело пару опасных участков.

Давдан знал их с раннего детства и старательно, с большой осторожностью обходил, но опасность подстерегала его совсем иная. В последний теплый осенний день какая-то гадюка выползла из своей расщелины погреться на солнце. Судьбе было угодно, чтобы она легла прямо на пути Давдана.

Он изрядно устал, дышал тяжело, ноги все чаще проскальзывали на камнях, пот застилал глаза. Бывалый охотник со всего разбега наступил на змею, раздавив ее своим кирзовым сапогом и превратив в гладкую скользкую ленту. Подошва проскользнула по внутренностям, вторая нога потеряла опору, тело вынесло вперед, а руки беспомощно взмахнули в воздухе.

Змея легла на самый узкий участок расщелины, поэтому Давдан инстинктивно отпрыгнул в сторону, окончательно потеряв равновесие и рухнув с четырехметровой высоты на землю, усыпанную каменистой крошкой. Удар был страшным, и он мгновенно потерял сознание, погрузившись в бездонную пустоту.

Тайга. 16:27.

«УАЗик» утробно урча, влезал на пригорок, двигатель увеличивал обороты, и машина рывками двигалась вверх.

– Мне отец всегда по шее давал за такое вождение, – поделился воспоминаниями детства Лагшин.

– Видно, мало давал, – вяло пошутил Андреев.

– Не дрейфь, Илья, выберемся! – подмигнул ефрейтор.

– День уже к закату клонится, а мы едва одну треть проехали.

– Ну и пессимист же ты! – заявил Лагшин.

– Пессимист – это хорошо осведомленный оптимист, – парировал Андреев.

– В школу прапорщиков пойти не желаешь?

– Это еще зачем?

– Будешь, как наш Нетупейко, изречениями сыпать направо и налево.

Оба рассмеялись, но как-то вяло и натянуто, их угнетала напирающая со всех сторон тайга, тянувшая свои сухие ветки и еловые лапы, зацепляя ими, борт автомобиля, будто стараясь задержать его, а солнце то и дело закатывалось за серые облака, добавляя неуютной мрачности.

В/ч № 29 119. 17:21.

Когда Андреев и Лагшин обыскивали все помещения, они не знали и не могли знать, что водной из подсобок имелся замаскированный люк, ведущий в комнату, где находился пульт самоуничтожения секретной воинской части. Этим пультом следовало воспользоваться в случае крайней необходимости, чтобы радары не достались противнику.

Взрыватель давно сняли, вместе с детонаторами и проводами, а помещение осталось. О нем знал только капитан Рябинин, но в последнее время у него от Натальи не было никаких тайн, особенно, после принятия очередной порции дурманного зелья. Наталья знала, что должно было произойти прошлой ночью, а потому запаслась едой и питьем, а после укрылась в заветной комнате вместе с послушным ей Рябининым.

Все было бы хорошо, но кто-то накануне украл из столовой приготовленный настой, ей пришлось готовить новый наспех, а ведь в таком тонком деле требовалось взвешивать все ингредиенты в точности до грамма. Питье было готово к сроку, но где-то была допущена ошибка и все пошло иначе.

И Рябинин, и Наталья благополучно пережили вакханалию, устроенную темными силами прошлой ночью на поверхности, но капитан очнулся намного раньше, чем она. Он долго соображал, где находится, пытаясь восстановить последовательность событий последних дней, разгоняя прочно обосновавшийся туман в голове.

Ничего так и не вспомнив, капитан выбрался наружу, и увиденная им картина потрясла его. Пережитый шок и нервное потрясение разом прочистили одурманенную память. Когда Наталья очнулась, то не могла шевельнуться, ее красивое обнаженное тело кто-то связал шелковым шнуром от знамени.

Она заметила суровый взгляд так любимых ею серых глаз – это Рябинин исподлобья бурил её насквозь ненавистно и оценивающе, в руке у него блестел металлический ствол пистолета.

– Сереженька, в чем дело? – испугалась она.

– Я тебе не «Сереженька»! – оборвал Рябинин.

Наталья вдруг догадалась:

– Ты все знаешь?

– Не все, но ты мне расскажешь!

– Я скажу тебе только одно, – молительно произнесла она, – Я люблю тебя и все, что произошло, все, что я сделала – все это ради тебя!

– Не морочь мне голову! Довольно мои мозги поласкались в тумане!

– Я все делала только для тебя! – упрямо твердила Наталья.

– Я теряю время и терпение, – поднял пистолет Рябинин.

– Ты не сделаешь этого! После всего, что у нас было, ты был так ласков со мной!

– Возможно, – смутился капитан, – Ты очень нравилась мне, но те трупы наверху на твоей совести, и клянусь, я пристрелю тебя хотя бы за то, что ты погубила жену и детей!

– Они не твои дети!

– Замолчи! – крикнул Рябинин, и эхо узкого пространства больно ударило по барабанным перепонкам. – Мои они или нет – это неважно, они же дети, невинные дети!

– Прости, я не хотела…

– Хватит, – процедил Рябинин и передернул затвор. – Выкладывай все от начала до конца и не дай Бог, я хоть раз услышу вранье!

Косой мост. 18:02.

– Может, подождем еще минут пять? – спросил безо всякой надежды Утиляк.

– Это бессмысленно, – сказал Вольгул.

– Почему?

– Давдан не дошел…

– Откуда тебе известно?

– Час с небольшим назад я видел кровь на камнях. Это кровь Давдана.

– Ты знал! – закричал на него Утиляк. – Знал, что он погибнет, знал и отпустил на верную гибель!

– У каждого из нас свой час для смерти, – пророчески заметил Вольгул, – И не мне – смертному пытаться вмешаться в дела высших сил, а тем более, диктовать им свою волю. Я не могу продлить человеку жизнь более, чем отпустило ему небо.

– Пусть так, – не согласился дед. – Но прошу тебя, когда придет мой смертный час, скажи мне хотя бы за минуту до этого.

– Хорошо, – кивнул головой Вольгул, – А теперь не будем терять время, зажигай костер, пора преградить злу путь.

Утиляк молча пошел к первой куче сушняка, на ходу вынимая спички. Пришла пора рассчитаться за прошлые неудачи.

Тайга. 18:21.

«УАЗик» чихнул еще раз и затих совсем, кончилась вода в радиаторе и мотор, перегретый дальше некуда, отказался работать дальше.

– Твою мать! – только и сказал Лагшин.

– Это конец, – закрыл глаза Андреев.

– Ну, нет, – мотнул головой ефрейтор, – До Косого моста рукой подать, добежим.

Андреев глянул на спидометр и быстро посчитал:

– Да ведь до моста ещё почти двадцать четыре километра! Солнце через два часа сядет и конец нам!

– Причем тут солнце?

– Я уверен, как только оно сядет, это придет за нами…

– Поэтому не будем терять времени, вылезай!

– Автомат брать?

– Ты что, на кой он нам? «Четвертак» побежим, а не стометровку, зачем еще эту бандуру в пять килограммов на себе переть?

Они вылезли из салона, неприязненно озираясь по сторонам. Тайга, казалось, обступила их плотным живым злобным кольцом, а солнце уже покатилось к западным склонам гор.

– Бежим таким макаром, – определил стратегию ефрейтор, – Полчаса шевелим булками, пять минут пешком.

– А выдержим? – усомнился Треев.

– Должны, – вздохнул Лагшин, – А иначе сам сказал – нам конец.

Они побежали сначала нерешительно, как бы нехотя, а потом быстрее, топая своими кирзачами, подстегиваемые враждебной, темнеющей с каждой минутой тайгой. Она угрюмо молчала, качаясь на ветру, вслушиваясь пока еще ровное и дружное дыхание бегущих.

В/ч № 29 119. 19:07.

Рябинин со злостью захлопнул дверцу «Урала», повернул зеркало заднего обозрения и потянулся к ключу зажигания. Он знал теперь ВСЁ, и винить в произошедшем мог только себя, мертвых ему уже не воскресить, но можно предотвратить новые жертвы.

Он догонит Отехова, (Рябинин полагал, что тот воспользовался «УАЗом», ведь Наталья клялась, что не знает, где он) и прибьет того на месте. Хотя, если подумать, старший лейтенант не виноват в том, что в него вселился злой дух.

Если вдуматься в этот ход мыслей… Чушь какая! Но полтора десятка трупов, разбросанных на территории части и за её пределами говорили обратное. Рябинин считал, что поступил абсолютно правильно, оставив Наталью одну и связанную. Убить её рука не поднялась, как ни отрицай, много она для него стала значить, даже после всего произошедшего.

– Спешишь, капитан? – в висок Рябинину уперся ствол ТТ, который сжимал Отехов.

Капитан медленно оглянулся и с презрением посмотрел в лицо бывшего старшего лейтенанта. Бледное, без единой кровинки, лицо, синие губы, бесцветные глаза – ничего живого и человеческого. От Отехова веяло могильным холодом.

– Где она? – прохрипел «старлей» и взвел курок.

– Кто? – спокойно спросил Рябинин.

– Не дури со мной, капитан, мозги выпущу!

– Она в подвале.

– Давай, веди туда.

Рябинин даже не шевельнулся. Дуло с такой силой уперлось в висок, что едва не проломило кость. Капитан лишь усмехнулся:

– Слушай, лейтенант, или кто ты там теперь, я не верю во всякую хреновину, что мне рассказала твоя жена, но за смерть моих людей ты ответишь. Я тебя лично на аркане притащу на трибунал!

– Я сказал, веди к ней! – зашипел Отехов. – Открывай дверь, но только медленно – без шуток, пристрелю без раздумий.

Рябинин демонстративно поднял руки вверх и медленно потянулся к ручке дверцы, но не довел правую руку до нее, а ударил наотмашь ребром ладони по переносице Отехова. Послышался сухой хруст, и звук упавшего пистолета.

Той же рукой капитан схватил старшего лейтенанта за волосы и дважды ударил головой по передней панели, окрасив ее кровью. Затем Рябинин открыл дверь, что возле Орехова, и ногой выпихнул его тело, которое гулко упало на цементный пол гаража.

– Вот так-то, сынок, – прокомментировал произошедшее Рябинин и запустил двигатель.

Но капитан недооценил противника. Когда ревущий «Урал» выехал из ворот гаража, прямо перед входом, весь в крови, стоял Отехов. Рябинин очень удивился, что после таких увечий человек оказался способен выползти наружу, да еще и подняться.

– Ну, ничего, тварь, я тебя сейчас навек успокою, – процедил Рябинин, выжимая педаль газа до отказа.

«Урал» послушно рванулся вперед, протаранив Отехова, но тот не отлетел, как мячик, а в вцепился в решетку радиатора своими цепкими пальцами. Рябинин, уверенный, что раскатал настырного врага, как блин, прибавил газу. Военный грузовик пробил створки ворот и устремился прочь от части, где он когда-то был главным, а теперь остались только трупы и одна живая связанная Наталья – виновница всех бед.

– Ладно, – процедил он сам себе, – Когда разберусь со всей этой чертовщиной, вернусь за ней.

«Урал», рыча и выбрасывая в воздух отработанное дизельное топливо, удалялся прочь от мертвых одиноких построек, еще вчера наполненных жизнью, а теперь освещенных заходящим солнцем, больше похожим на погребальный костер.

Косой мост. 20:04.

Огонь весело пожирал сухие ветки, треща и колыхаясь на ветру, разбрасываясь искрами и окутываясь скупым дымком. Языки пламени охотно въедались в деревянный настил, но не так быстро, как это хотелось бы того тем двоим, что разожгли эти костры.

– Вольгул, – взмолился Утиляк, глядя на озаренные розовым светом горы, куда медленно закатывалось солнце. – Нет ли у тебя заклинания, чтобы усилить огонь, у меня дурные предчувствия.

– На тебя тоже это нашло? – в свою очередь спросил тот.

– Не знаю, как объяснить, но что-то плохое приближается к нам из глубины тайги.

– Твои предчувствия тебя не обманули, – сказал Вольгул и указал на темнеющую массу впереди. – Там действительно что-то есть, и оно приближается к нам.

– Так поторопи же огонь!

– Я постараюсь…

Тайга, 9 км от Косого моста. 20:31.

Они рухнули оба одновременно, даже не выбрав места помягче. Просто рухнули на камни, траву, шишки, ветки. Свистящее, клокочущее дыхание звонче, чем у астматиков, наполнило окружающее их пространство. Они дышали, широко открытыми ртами, свистяще заглатывая воздух и хрипло выдыхая его.

Их грудные клетки за секунду успевали вогнуться едва ли не до позвонков и выгнуться дугой. Их волосы были мокрее воды, лица бордово-красные с набухшими венами, опухшие языки, твердые, непослушные, сухие, как напильники, пытались хоть как-то увлажнить спекшиеся губы.

Глаза, потускневшие и запавшие в орбиты глазниц, с налившимися прожилками крови бессмысленно уставились в серое вечернее небо. Их одежда взмокла от пота, а изо рта шел пар, их ноги налились тугим свинцом, а ватные тела отдавались острейшей болью при малейшем движении.

Холодная земля забирала тепло, камни и сухие ветки больно врезались в кожу, но они не обращали на это внимания. Они дышали, хватая воздух, дышали, дышали…

Тайга. 20:50.

«Урал» ревел, как рвущийся в бой зверь, но Рябинину приходилось сдерживать порывы своего стального коня. Так как ухабистая дорога не позволяла мотору развивать полной мощности. Становилось совсем темно, и капитан включил фары. Темнеющую тайгу освещал трясущийся свет мощных прожекторов.

– Главное, – успеть до темна, – твердил себе Рябинин. – Эта хреновина приходит ночью и только в тайге… Надеюсь, что успею из нее выбраться.

Рябинин не видел, как лейтенант набирался сил, вися под передними колесами, и тем быстрее он оживал, чем быстрее садилось солнце. Вот его глаза вспыхнули зелёным светом, и он, криво усмехнувшись, попытался приподняться, чтобы влезть на капот. В этот момент «Урал» подскочил на кочке, и Отехов плюхнулся на землю.

Его не раздавило, более того, он успел вцепиться в замок для прицепа и со сверхъестественной легкостью добраться до борта кузова и перекинуть туда свое порядком избитое тело. В ту же секунду «Урал» резко повернул влево. Объезжая брошенный «УАЗ», старшего лейтенанта подбросило и он, наткнувшись на какой-то оцинкованный ящик виском, как тряпичная кукла, отлетел в угол.

У Рябинина не было времени ломать голову над тем, каким образом тут очутился «УАЗ» с распахнутыми дверями. Он лишь тревожно смотрел на заходящее солнце и тот отрезок, что оно должно пройти, прежде чем закатиться оно за горные хребты. Отрезок этот оказался ничтожно малым по сравнению с отрезком дороги, по которому еще предстояло ехать до Косого моста.