Текст книги "Враждебная тайга (СИ)"

Автор книги: Роман Шалагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Одноклассники нисколько не завидовали ему, просто не любили или презирали. Лучший комсомолец города, золотой медалист, член различных обществ и товариществ, перворазрядник по нескольким видам спорта – он был полнейшим изгоем среди сверстников. Однако это его совсем не волновало при поступлении в военное училище.

Там продвижение Отехова продолжилось как по спирали – вступление в ряды КПСС, должность командира отделения. А после заместителя командира взвода в звании старшего сержанта. Он был лучшим курсантом по строевой и политической подготовке, спортсменом – перворазрядником, вечно участвовал во всевозможных смотрах, олимпиадах, слетах, а заодно стал «информатором» КГБ.

Однокурсники вычислили «стукача» и объявили всеобщий бойкот, поэтому курсант Отехов провел последние два года учебы в полнейшей изоляции. Но и это не волновало его – он уже планировал свою дальнейшую службу. На пятом курсе случилась с ним большая неприятность – неудачное падение с высоты, обернувшаяся переломом голени.

Последний год обучения прошел в лечении и реабилитации, диплома с отличием, дающего звание сразу старшего лейтенанта и большие льготы, не получилось. Но и тут Отехов не спасовал, а просто составил новый план на жизнь и принялся его осуществлять. Шел печально известный тысяча девятьсот девяносто первый год, когда страна узнала новые слова «путч», ГКЧП, «Россия», «свобода».

Эра коммунизма и всего связанного с ней рухнула. Вот это была действительно катастрофа – все усилия, унижения, старания, все блистательные перспективы на будущее улетучились в один миг – Александр Отехов вышел из стен училища обыкновенным лейтенантом. Да, его личное дело пестрело похвалами, наградами, поощрениями и представлениями, но все они был связаны с партийным прошлым, а это никого не интересовало.

Орехов, сброшенный с карьерного Олимпа, рук не опускал. Он сумел отыскать перспективное на его взгляд распределение – пять лет службы в далекой бурятской глуши, а потом новое место уже под Новгородом в звании капитана. Отехов был согласен похоронить пять лучших лет в таежной глуши ради внеочередных звездочек, но для исполнения этого плана была необходима жена по профессии повар-кулинар.

Молодой лейтенант собрал все необходимые справки о выпускницах местного ПТУ, выбрал одну «не запятнанную» кандидатуру, «чистую» по морально-идеологическим показателям и отправился прямо к ее родителям со своими лучшими характеристиками, грамотами, похвальными листами и прочими регалиями.

Родители невесты – работяги старой закалки без малейших колебаний дали согласие на брак своей дочери с красивым лейтенантом в золотых погонах и парадной форме с безупречным партийным воспитанием. Самой Наталье тоже глянулся образованный с развитой речью офицер, так красочно рисовавший их будущее.

Нет, абсолютно никаких чувств она к нему не испытывала, но он был лучше, чем прочие ее знакомые – сплошь алкоголики и наркоманы, мечтавшие только о выпивке, дозе, большой и вечной халяве, мотоциклах. Так и началась семейная жизнь и служба лейтенанта Отехова.

Свою третью звёздочку он получил, как и полагается – уже на втором году службы. Уставного офицера быстро заприметило начальство и определило на капитанскую должность. Своё очередное звание Отехов должен был получить этой весной.

Но ещё зимой стало известно о расформировании части, должность его упразднялась, а вместе с ней рушились надежды на капитанство. Хуже всего, что Отехова оставили тут на определенный срок да ещё в должности командира взвода! Дослужиться до «старлея» и самой низкой офицерской должности он мог где угодно, для этого не стоило забираться в таёжные дебри!

Судьба в очередной раз посмеялась над ним. Теперь у Отехова был план, содержащий всего один единственный пункт – как можно скорее перевестись из этой треклятой части, до сих пор числившейся секретной. Бесперспективная служба до крайности угнетала «старлея».

Вот почему он постоянно срывал свою злобу и раздражительность на подчиненных. Вот и сейчас, едва войдя в расположение, Отехов тут же обрушился на дневального с претензиями и замечаниями. Дневальный равнодушно выслушал замечания в свой адрес, мысленно посылая распылявшегося лейтенанта подальше, а когда тот закончил, пообещал всё исправить в кратчайшие сроки.

10:14

Рябинина скучала часто, особенно, на работе, а если учесть, что работала она фельдшером, то скучать ей приходилось постоянно. Что такое фельдшер в воинской части, где всего два десятка человек? Зимой пара простуд и отморожений, летом расстройства пищеварения, весной несколько укусов клеща и несколько бытовых травм в течение всего года.

Прежде в большом количестве приходилось «реанимировать» опившихся военнослужащих-контрактников, теперь же, когда почти все они покинули часть, работы совсем не осталось. Скука – смертельная скука, но Рябинина нашла способ с ней бороться. Она занялась чтением любовных романов. Это литературное «чтиво» приобреталось за достаточно весомые суммы в городе.

Рябинина периодически перечитывала свою «библиотеку» и всегда рыдала над одними и теми же эпизодами, которые уже могла цитировать наизусть, несмотря на слабо развитую память. Вид рыдающей жены с опухшими глазами и дешевой брошюркой в руках неизменно вызывал у капитана Рябинина неподдельных смех.

Скрипнула дверь, и на пороге медпункта появился Нетупейко. Он уже принял свои вторые «законные» двести грамм и теперь светился самодовольным счастьем пьющего бездельника. Прапорщик молодцевато подкрутил свои усы и, плотно закрыв за собой дверь, произнес:

– Мир в хату, панночка.

Рябинина давно заметила недвусмысленное поведение и такие же намёки заведующего материально-хозяйственной частью. Сначала ее пугали и раздражали пошлые анекдоты, «прозрачные» намеки и казенно-военные знаки внимания этого «военного интеллектуала».

Однако но теперь, когда муж охладел к ней окончательно, она взглянула на прапорщика иными глазами. «Может, это и есть главный крест моей заблудшей в житейских дрязгах души», – говорила она себе одну из книжных фраз, ожидая очередного визита пошлого, но «милого» завхоза.

– У вас что-нибудь болит? – наигранно спросила Рябинина.

– Да, болит, – подтвердил прапорщик, – Мое сердце так и ноет при вашем появлении.

Тут Нетупейко решил продемонстрировать свои актерские таланты и, приложив свою ручищу куда-то в область печени, изобразил мучительное страдание инфарктника, более походившее по выражению его лица на пищевое отравление столовым уксусом.

– Быть может, это от алкоголя? – игриво бросила Рябинина прапорщику-донжуану.

– Да разве я пью? – удивился тот. – Я лишь дегустирую. Согласно моему принципиальному убеждению, самогон – это лучшее средство от всех болезней. Лично я, неважно, что у меня понос или мигрень, всегда лечусь только им.

Рябинина представила указанные выше заболевания и, применяемое к ним лечение, ее непроизвольно передернуло. Нетупейко расценил это по-своему и, блестя маслеными глазками, подступил на предельно короткую дистанцию.

– А еще могу доложить, что самогон вещь наиполезнейшая, – зашептал он, – Особенно для мужчин. Вот дед мой пил с восьми лет каждый день и умер в девяносто шесть в сарае, но не один, а с девицей женского пола.

Тут Нетупейко огласил округу сытым ржанием распряженного в поле коня.

– Мадам, – поразил он свою дролю лингвистическими способностями, – Позвольте к вам обратиться с пикантным вопросом – вам не тяжело носить это бруствер? – и он указал пальцем на пышный бюст.

– А хоть бы и так, – покраснела от удовольствия Рябинина, – Ты, что ли, готов помочь?

– Я? – вспотел от радости ухажер, – Я завсегда готов, как бають юные пионеры. Жду ваших устных распоряжений!

И медпункт вновь наполнился смехом прапорщика-ловеласа.

11:49

Не успела столовая отойти от «завтрачных» забот, как уже нужно было погружаться в дела обеденные. Но данное обстоятельство не беспокоило Отехову, уже утвердившую меню и давшую все необходимые наставления дежурному по столовой, на плечи которого и ложились все трудности.

Самой Отеховой только и оставалось, что смотреть в окно или на часы и бесконечно скучать. У Натальи тоже был метод борьбы со скукой. Нет, она не читала любовных романов, а беседовала «о любви» с очередным дежурным по кухне солдатом.

Естественно, она молодая и красивая, которую пожирали глазами одичавшие в тайге солдаты, беседовала исключительно тему личных отношений. Ни для кого не было секретом, что муж её и в семейной жизни руководствовался своими «насквозь правильными» соображениями и принципами. Так же в части знали, что Наталья абсолютно равнодушна к «старлею».

В ходе таких «бесед» все без исключения дежурные по столовой хвастали своими многочисленными победами на любовном фронте, врали напропалую, неизменно впадая в пошлость, при этом постоянно жадно глядели на ее стройную фигуру. И ей это нравилось. Да, нравилось быть предметом всеобщей страсти, ловить на себе завистливо-похотливые взгляды, чувствовать себя «королевой тайги», как однажды выразился о ней Рябинин.

Капитан, наверное, был единственным исключением, поскольку не пожирал её похотливыми взорами. Хотя нет, был и еще один, кто не позволял себе никаких подобных вольностей в ее отношении. Им был сегодняшний дежурный по столовой. Отеховой нравился этот молчаливый, скромный и очень исполнительный паренек.

Ей было жаль загружать его «черной» работой, но не могла же она выполнять ее сама. Вот и теперь он сидел перед огромным чаном с картошкой, старательно снимая с нее кожуру. Наталье захотелось приободрить его и заодно развеяться самой, поэтому она, кокетничая, спросила:

– Слушай, Андреев, а я тебе нравлюсь?

Услышав свою фамилию, он тут же встал – это был рефлекс каждого солдата, выработанный лучшим в мире дрессировщиком – уставом вооруженных сил.

– Да чего ты вскакиваешь каждый раз? – удивилась она, – Сиди спокойно, я ведь не генерал на плацу.

– Виноват, – ответил Андреев.

– Ну, так нравлюсь я тебе или нет? – вернулась к своему вопросу Отехова.

– Да, – густо краснея, ответил Андреев.

– А почему?

– Вы очень красивая, – совсем стушевался он.

– А еще? – потребовала комплиментов в свой адрес повариха.

Андреев что-то хотел сказать, но замялся.

– Ну, ты вообще, – разочарованно протянула Отехова, – А покраснел-то, как свекла! С женщинами надо смелее, иногда чуть-чуть развязано, а так ты вряд ли завоюешь кого-нибудь.

Треев все такой же багровый молча потупился.

– А девушка у тебя есть? – продолжала она расспрос.

– Нет, – как-то виновато ответил он.

– А что так? – искренне удивилась Отехова. – Ну, хоть была когда-то?

– Была… – неуверенно соврал Андреев и покраснел от этого еще сильнее.

– Бросил?

– Нет, она сама ушла… – сник он и извинительным тоном добавил, – Я сейчас вернусь, только выброшу очистки.

Отеховой стало жаль этого некрасивого и крайне робкого солдата, которому доставалось больше всех остальных. Его постоянно били, потому что он не умел защищаться, его чаще всех наказывали за любую мелочь, потому как он не умел оправдываться, его унижали, ибо он терпеливо сносил оскорбления.

И в жару, и в сорокаградусный мороз, и в праздники и в непогоду он неизменно оказывался караульным. С ним редко общались сослуживцы, презрительно жалели офицеры, он получал редкие письма от старой и больной бабушки (родителей у него не было), после которых украдкой утирал слезы.

Недавно «дедушки» избили его, просто чтобы развеять скуку. Отехова видела это и просила мужа разобраться, но тот провел следствие так неумело, что попросту подставил Андреева. «Дедушки», думая, что он их заложил, жестоко отлупил его так, что Андреев ночевал под своей койкой, ибо у него не было сил даже взобраться на нее.

А утром был марш-бросок в бронежилетах с полным вооружением и снаряжением, пятнадцать километров по жаре на полную выкладку. Он пробежал, не понятно как, но пробежал и позволил себе упасть только в расположении части. А когда все поплелись на отдых, он остался на плацу заниматься строевой подготовкой, пять часов без отдыха на солнцепеке после побоев и бега.

Андреев маршировал без отдыха, кусая губы, чтобы не потерять сознание и заставить шевелиться избитое накануне тело, уже исчерпавшее последние резервы. Вечером Андреев получил еще одно задание – «вычистить сортир». У него не было сил, но он заставил себя передвигаться уже ползком. «Дедушки» оценили его героизм, но индивидуальная строевая подготовка продолжалась для него еще неделю.

12:03

Андреев, выбросив мусор, уже возвращался в столовую, когда услышал противный уху говор Нетупейко. Прапорщик дал «боевое задание» ефрейтору Лагшину «обновить номерные знаки складов в виде их вторичной покраски» и теперь, принимая работу, «выдавал россыпи перлов» (так выражались солдаты, когда Нетупейко сыпал своими знаменитыми фразами).

– Ты, ефрейтор, дальтоник, что ли? – кричал он. – Почему у тебя цифровые знаки кривые?

– Краску экономлю, товарищ прапорщик!

– Я тебе сэкономлю на борще, – увеличивал обороты Нетупейко. – И не делай такого умного лицевого выражения, ты ведь все же ефрейтор российской армии!

Не желая более слушать мудрые изречения ненавистного прапорщика и, в то же время, стараясь не попасться ему на глаза, Андреев прошмыгнул в подсобку. Но бдительный прапорщик уловил его движение и крикнул вдогонку грозно:

– Я тебе попартизаню! Иван Сусанин тут мне выискался!

13:36

Строевая подготовка шла уже третий час, и солдаты знали, что раньше обеда она не завершится. Маршировать на жаре, отрабатывать бесконечные развороты, повороты, выходы из строя, кричать приветствия было уже невмоготу.

Усталые, потные, задыхающиеся, разморенные и затуманенные, голодные и изнывающие от жажды «строевики» уже ничего не соображали. Солдаты еле-еле шевелились в раскаленном неподвижном воздухе полуденного зноя.

– Отделение, – подал команду худой «дедушка», руководящий «парадом» из тени, – На месте стой, раз, два!

Отделение послушно замерло, наслаждаясь неожиданной передышкой. Все ждали долгожданную команду: «Разойдись!». Но вместо неё «дед» заявил:

– Вы, я вижу, «духи», совсем охренели! Еле волочетесь, как глисты в противогазах, жизнь вас ничему не учит, поэтому после обеда строевая подготовка возобновится, а сейчас на месте – шагом марш!

Отделение затопало дружно, но вяло.

– Выше поднимаем ноги, не навоз месите ведь! Между пяткой и землей ровно пятнадцать сантиметров, у кого будет хоть на миллиметр больше или меньше, получит персональное задание! – ругался худой старослужащий.

Отделение расходовало последние силы, а до обеда оставалось целых сорок минут.

14:58

Строевая подготовка продолжилась и после обеда, на этот раз «парад» принимали оба «дедушки». Свой наблюдательный пунктони оборудовали в прохладной тени, где лежали на шинелях и отгоняли от себя надоедливых мух. «Дедушки» почти дремали, изредка поглядывая на марширующих на солнце солдат.

– Что-то наши «духи» совсем обленились, – заметил худой, зевая.

– В натуре, Витек, – подтвердил толстый, – Надо бы их расшевелить немного, а то совсем оборзеют.

Худой «дедушка» кряхтя, поднялся, почесал комариный укус на локте и крикнул:

– На месте стой! Раз, два!

Отделение послушно замерло.

– Ефрейтор Лагшин!

– Я!

– «Дедушки» скучают, так что дуй за инструментом, а остальные – кругом! На месте шагом марш!

Через минуту ефрейтор появился с гитарой.

– В общем, так, – повысил голос, – Лагшин играет, остальные поют громко, как в опере. Увижу хоть одну закрытую пасть, строевая повторится еще и завтра. Начинай, Лагшин! Давай нашу – «дембельскую»!

Ефрейтор заиграл простенький мотив, а отделение на разные лады затянуло старейшую «дембельскую песню»:

Чирик-ку-ку! Чирик-ку-ку!

Скоро дембель «старику»!

15:40

Конкурс «строевой песни» шел почти час. Отделение, шагая на месте, пело любимые песни «дедушек» под аккомпанемент ефрейтора.

– Ладно, – смилостивился толстый, – Пока всем разойтись, а ты, Лагшин, молодец, хорошо лабаешь, можешь валить в расположение.

Пока солдаты наслаждались неожиданным перерывом, «дедушки» принялись беседовать о личном.

– Слышь, Витек, – спросил с ехидцей толстый, – А хотел бы ты жену «старлея» в натуральном виде без одежды увидеть?

– Как это? – проявил живой интерес худой, ещё пару секунд назад он едва не заснул.

– Очень просто, – пояснил толстый, – Вчера мы с нашим прапором самогона бухнули. Его расперло капитально, и он давай мне загонять о том, о сем, заодно и поведал, что в котельной есть дыра, он ее сам пробил и через ту все видно, что в бане делается!

– Во извращенец наш Нетупейко! – воскликнул Витек.

– Ну, так как, – спросил толстый, – Идешь со мной в субботу в котельную?

– Базаров нет, Санек!

– Значит, доживем до субботы!

«Дедушки» погрузились в дрему, но вдруг худой громко спросил:

– Слышь, Санек, а когда мы в бане моемся, он случаем за нами не подглядывает из этой котельной?

– Кто «он»? – переспросил толстый.

– Прапор, кто же еще!

– Не знаю…

Спустя секунду оба «дедушки» впились в свои животы и, гогоча, покатились по траве. Солдаты облегченно вздохнули, если «деды» смеются, значит, у них хорошее настроение и есть шанс, что строевая продлится недолго. Но все надежды рухнули с появлением Нетупейко, принявшего уже третий раз свои «боевые» двести грамм самогона.

– Витек! Санек! – забасил он и воздух наполнился запахом «первача», – Я думал, что вы «деды» настоящие, а вы … (остальные его слова не подлежали никакой цензурной обработке).

– А в чем дело, товарищ прапорщик? – в один голос спросили оскорбленные «дедушки».

– Я только что имел возможность наблюдать «бычок» возле моих складов!

– Все ясно, товарищ прапорщик, – вскочили «дедушки», – Виновных найдем, накажем, «бычок» ликвидируем.

– А ну, становись! – заорал Витек.

Отделение еще не знало о произошедшем ЧП, но по дикому крику поняли, что неприятности этого дня обрели свое мучительное продолжение.

16:07

«Дедушки» были очень злы, еще бы их, почти «дембелей», покрыл матом придурок – прапорщик. Такое безнаказанным остаться не могло. Отделение отлично это понимало и с унылой покорностью ожидало наказания за не ясно, кем брошенный окурок.

– В общем так, – объявил Санек, – Если через минуту не отыщется виноватый, пострадают все.

– Это не мы, – попытался оправдаться сержант Карликов, – Мы весь день тут маршируем.

– Это ты прапору расскажешь, – отрезал Витек, – Время пошло.

Понятно, что никто вину на себя брать не захотел.

– Ясно, – желчно произнес Санек, – Солдатская солидарность, но ничего, сейчас разберемся. Курящие, шаг вперед!

Более половины нехотя выполнили приказ.

– Все некурящие упали на кулаки, все курящие копают яму метр на метр, – распоряжался толстый.

Яму вырыли быстро под проклятие и мат некурящих, которым приходилось стоять на кулаках на земле, усеянной щебенкой. Лагшин принес пустой коробок, в который и поместили злосчастный «бычок».

– Начинаем похороны его величества «бычка», – возвестил Витек, – Карликов будет священником, Лагшин толкнет речь об усопшем, Дугунский и Золотарев – могильщики, остальные изображают оркестр, а некурящие по-прежнему стоят на кулаках!

Начались «похороны бычка». Карликов, размахивая снятым сапогом, изображавшим кадило, выкрикивал набор церковных слов ему известных, Дугунский и Золотарев бережно шагали к яме, держа коробок за уголки, остальные, как могли, звуками изображали траурную музыку. Уже у самой ямы ефрейтор Лагшин хотел «толкнуть» речь об усопшем, как вдруг опять появился прапорщик и, глядя на церемонию, спросил:

– Это что за безобразие тут производится?

– «Бычка» хороним, – пояснил происходящее Витек.

– А-а, – протянул Нетупейко, и всем стало ясно, что он уже в пятый раз приложился к самогону. Всем было хорошо известно, после пятого стакана прапорщик становился исключительно добрым, – Завершайте, хлопцы, ваш маскарад. Это же я бросил окурок!

– Отбой, – скомандовали «дедушки», – Яму закопать, всем разойтись.

18:09

Ужин шел, как обычно. Рябинин вяло ковырял ложкой кашу, Отехов соблюдал субординацию и молча наблюдал за вызывающим поведением жены, Нетупейко, пребывавший в веселом подпитии и в исключительном расположении духа, сыпал свои знаменитые матерные анекдоты.

Рябинин вяло реагировал на выступления прапорщика, лишь изредка грустно улыбаясь, старший лейтенант и вовсе настороженно молчал, считая неуместным смех во время такого важно уставного мероприятия, как прием пищи. Зато жена его хохотала во всю, поощряя Нетупейко к новым порциям «ядреного» армейского юмора.

Капитан смотрел в окно и равнодушно думал: «Вот и еще один день добил, уже почти вечер…». Когда ужин закончился, он встал из-за стола и сказал Нетупейко:

– Зайдите сегодня ко мне. Я вам дам кое-какие инструкции относительно завтрашней поездки.

18:59

Было уже ясно, что рядовому Максимюку не удастся благополучно сдать дежурство по роте. Он получил кучу замечаний и два наряда вне очереди. Более того, главный его мучитель – старший лейтенант Отехов не поленился и лично с особой тщательностью и придирчивостью осмотреть «места оправления личного состава», где имелось множество недоработок.

После осмотра туалета Отехов вызвал сержанта Карликова и объявил ему, что Максимюк заступает на дежурство на вторые сутки подряд. Сержант должен был лично контролировать дежурного и подготовить его по части знания устава. Когда «старлей» ушел, «дедушки» заявили Карликову:

– Ты свободен, воспитание «духов» – это наша задача. А ты, Максимюк, слушай сюда: завтра утором мы заходим в сортир, глядим и удивляемся, как все чисто.

– А лично я, – добавил Санек, – Когда сяду на очко, то должен увидеть в отражении свой зад. И смотри, Максимюк, не зли «дедушек», а то проведем тебе такую воспитательно-профилактическую работу, что и в медсанчасти не соберут.

19:56

Рябинин и Нетупейко каждый вечер проводили вместе и не потому, что были друзьями, просто так было удобно обоим. Пить в одиночестве им не хотелось. Вот они и объединялись в компанию. Рябинину до глубины души было отвратительно общество «солдафона без мозгов», как он называл своего собутыльника, но пить одному было еще противнее.

Нетупейко же страшно гордился тем, что капитан избрал его общество – это придавало прапорщику огромный вес в собственных глазах. Вот и сегодня распираемый от гордости Нетупейко зашел к начальнику части за «инструкциями» с литровым бутылем самогона.

Рябинин повел гостя на кухню, ожидая ворчания жены, но та неожиданно засуетилась и даже накрыла на стол. Однако выяснять причины этого гостеприимства ему не хотелось, все, связанное с женой, раздражало его и выводило из себя. Они принялись пить, наливая стаканы почти до краев, изредка закусывая, а все больше занюхивая кусочком черного хлеба.

Прапорщик сыпал свои анекдоты, с сожалением вспоминал о прекрасных днях, проведенных на складе в Ульяновске, то и дело произносил тосты, типа «выпьем за удачу минувшего дня, уже прошедшего, но еще продолжающегося» или «выпьем за то, чтобы всегда пить и выпивать», а Рябинин скучал по обыкновению.

Когда все было выпито, капитан закрыл глаза, делая вид, что спит, таким образом, давая понять прапорщику, что пора домой. И тот действительно в таких случаях уходил, всегда говоря одну и ту же фразу:

– Эх, как разморило вас, товарищ капитан! Это все с моего самогона. А самогон, товарищ капитан, должен быть самогоном, ведь это же не бурда какая, а самогон!

Рябинин сделал вид, что уже в глубокой дреме. Нетупейко решил, что ротный в полной отключке поэтому, прежде чем уйти, не таясь, прошелся своими руками по наиболее выступающим частям тела Рябининой, и та глупо хихикала.

«Вот она – причина неясного изменения настроения!» – подумал капитан и обрадовался до жути, что его жена отыскала себе очередного идиота-любовника, гораздо хуже предыдущего – начальника столовой. Это было ему только на руку – это снимало с него последние обязательства семейного человека. С этой минуты Рябинин счел себя абсолютно свободным, но ровно настолько, насколько позволяла ситуация.

20:33

«Дедушки», утомленные нынешним днем, отдыхали, лежа на койках, что было категорически запрещено до отбоя. Остальные старались не попасться им на глаза и тихо занимались своими делами: писали письма, подшивались, чистили ремни. Шло «свободное время личного состава», самый радостный и спокойный для солдата час. Но сегодня отделение «провинилось» на зарядке и «дедушки» решили отобрать и эти короткие мгновения отдыха.

– Эй, «духи»! – крикнул Витек. – «Деды» домой хотят!

По этой команде начиналось очередное шоу – один солдат залезал под койку «дедушки» и голосом изображал поезд. Остальные с заранее заготовленными сосновыми ветками бегали вокруг лежащих «дедов», создавая впечатление мелькавшего за окном импровизированного леса.

Каждую минуту ефрейтор Лагшин, игравший роль борт-проводника, спрашивал у них, не желают ли они чашечку кофе. Иногда один из «дедушек» дергал стоп-кран, то есть, давал пинка лежащему под койкой и тот изображал визг тормозов, а бегавшие с сосновыми ветками застывали на месте.

«Дедушка» спрашивал, что за станция перед ним, а Лагшин сходу давал названия посмешнее и сообщал, сколько дней до места прибытия, то есть до «дембеля». Получив ответ, дедушка вновь давал пинка и «поезд» двигался дальше.

21:41

Андреев перемыл всю посуду, высушил ее, отнес на склад, вымыл столы, стены, отдраил пол, но все равно с тяжелым сердцем ожидал инспекцию прапорщика. Тот умел отыскивать пыль и грязь даже в самых стерильных местах.

После обнаружения «загрязнителей имеющих самое непосредственное отношение к грязи» Нетупейко назначал наказание. Провинившийся должен был рассказать десять анекдотов, еще не известных прапорщику, а если учесть, что тот знал их великое множество, то имелась большая вероятность получить наряд по столовой вне очереди.

Чтобы отогнать невеселые мысли Андреев вышел на минуту подышать воздухом. Однако возле мусорных баков уже доносился бас Нетупейко, судя по эху, он значительно «перебрал» и, по собственному определению, «переживал упадение духа».

– Ты мне умные глаза не выпучивай, как кошка перед туалетом, – поучал прапорщик дежурного по роте, – Я тебе дал боевое задание – вокруг мусора все убрать, а ты чего тут стоишь, как осиновый ствол в парке культуры и отдыха.

Андреев уже понял, что взбучки и ему не избежать, как и очередного наряда вне очереди, а потому поспешил удалиться. Уже закрывая дверь, он услыхал еще одно знаменитое выражение Нетупейко:

– Сколько тебе говорить, Максимюк, что здесь тебе не тут, а боевая секретная часть!

Однако Андреев не получил вне очереди наряда, его спасла Отехова, вручив ему затрепанную книжонку с названием «Застольные анекдоты». Андреев выбрал десять из них поприличнее, запомнил и без запинки рассказал их прапорщику. Тот, уже вконец опьяневший, долго ржал и, назвав Андреева «добрым хлопцем», удалился прочь.

22:04

Вечернюю поверку всегда проводил старший лейтенант Отехов. Капитан спихнул на него свою прямую обязанность якобы для приучения к самостоятельности, а на самом деле ему жутко надоели всякого рода построения, поверки, отчеты.

Он и без них знал, кто, где и чем занят. Сегодня Рябинин просто сидел и курил, глядя на небо, ему нравилось вот так просто выпускать дым и смотреть на вечереющее с одинокими первыми звездами небо.

Он не хотел ни о чем думать и ни о чем вспоминать, для этого и пил каждый вечер с идиотом прапорщиком. Так вот и текла его жизнь от вечера и до вечера. Рябинин не желал воспоминаний, но они помимо его воли сами вырвались наружу.

И тут он захохотал, впервые за долгие бессмысленные годы искренне засмеялся, едва вспомнил о своей жене и прапорщике! А потом засмеялся еще сильнее потому, что всякий порядочный муж закатил бы скандал с разборкой, он же вместо этого радостен и весел…

– Над чем смеетесь, товарищ капитан?

Рябинин вздрогнул и поднял глаза. Перед ним стояла Отехова. Молодая, красивая, дерзкая, с большими красивыми глазами, в облегающем платье, с каштановыми волосами, мягко обдуваемыми ветром. Но он не смутился, так как недавно выпил пол-литра первача.

– Над собой, Наташа, – признался Рябинин.

Он впервые назвал ее по имени, обычно говоря «вы» и смущаясь, отводил глаза. Это несказанно обрадовало ее, она вся засветилась: вот он – долгожданный час. Капитан Рябинин стал самим собой, не затюканным и равнодушно-угрюмым, а нормальным мужиком.

– А вон и ваш муж,– произнес он и, глядя на часы, констатировал, – Пять минут, как произведён отбой.

Рябинин пожелал чете Ореховых доброй ночи, а когда те удалились, еще долго смотрел на небо, темное и безмятежное.

23:17

Прежде чем уснуть, Андреев всегда долго смотрел в окно. Ему нравился ночной пейзаж, таинственный и многообразный, к тому же, сегодня был первый день полнолуния. Андреев уже давно заметил, что на юге она не такая, как здесь – большая и золотисто-печальная. «Луна, красавица – Луна», – засыпая, думал он. Но всю приятность момента испортил крик «деда»:

– «Дедушка» в опасности!

По этому крику спящие на втором ярусе соскакивали и упирались ладонями в потолок, изображая атлантов. Что поделать, воспитание «духов» продолжалось и ночью.

00:12

Отехова долго не могла заснуть после очередного разговора с мужем. Они говорили на разных языках: она языком чувств, он – уставными словами. Наталья давно поняла, что они совершенно разные люди, а сегодня сделала еще одни важный вывод: вся ее жизнь до этой минуты была ошибкой.

Теперь у неё есть новая цель, ради которой можно забыть прежние неудачи. Этой целью стал капитан Рябинин, простой, выдержанный, уже помятый жизнью, с первыми сединами в тридцать пять, с печальными морщинами, потухшим взором и отсутствием всяких интересов. Но это все поправимо – она вернет его к жизни, к их общей жизни.

Прежняя тактика «стреляния глазками» лишь наводила на Рябинина смущение и отпугивала его, однако у нее в запасе имелось мощное и безотказное средство. От бабушки ей досталась истрепанная и поношенная книга c пожелтевшими листами, где были собраны старинные заговоры и заклинания, секреты ворожбы и колдовства.

Наталья не очень-то верила раньше в чудеса магии, но теперь в ней все более крепла вера в силу старинных букв и знаков, пугающих и магнетически завораживающих. Отехова не стала дожидаться утра, а тихо, чтобы не разбудить спящего мужа, извлекла из своих вещей бабушкино наследство и пошла на кухню.

Она хотела включить свет, но из-за облаков вынырнула Луна, излучая мягкий золотистый свет. Увидев в этом хорошее предзнаменование, Наталья открыла первую страницу…

II

Осень 1995 года. Деревня Кедровка, 70 км к югу от воинской части № 29 119.