Текст книги "Гнев Земли (СИ)"

Автор книги: Роман Шалагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Вместе с сыном, невесткой и женой покусанный ветеринар через выбитое стулом окно выбрался наружу и нашел спасение на крыше сарая. Он кричал не столько от ужаса или боли, а от отчаяния, присущего обанкротившемуся в миг миллиардеру – все, что нажито было за долгие годы, уничтожили орды воняющих плесенью диких грызунов.

Недалеко на крыше бани также от причиненных убытков вопила Орехова. Четыре отожравшиеся свиньи, ей же вскармливаемые для будущей продажи, разбили и разлили месячные запасы самогонки.

Коняеву и ее сожителя, у которых скотины и домашней живности не было, подняли на ноги не крики соседей, а нашествие клопов, тараканов, пауков и еще каких-то отвратительных насекомых. Мелкие кишащие твари в момент заполонили скудный почти пустой домишко. Пьяные хозяева, зверски матерясь и сбрасывая с себя кусачих паразитов, укрылись на сарае соседей.

Нашествие насекомых могло показаться со стороны смешным, но пенсионер – энтузиаст и его жена по фамилии Буновы уже год держали пчел. Меда правда и самим не хватало чаю попить, но престарелая чета не теряла оптимизма и верила, что в недалеком будущем дела пойдут на лад и можно будет открыть медовый бизнес.

Меда от пчел было мало, а вот беспокойства и проблем достаточно – не проходило и дня, чтобы кого-нибудь не укусили медоносные бестии. У Бунова были соответствующие бумаги и лицензия, поэтому через Гончаленкова действовать было бесполезно. С подачи Катасонова (его трижды кусали), объявившего пчел дикими шмелями-мутантами, жители Ворошиловки решили отравить ненавистные ульи.

Однако Бунов бдительно нес охрану своей пасеки, являвшейся предметом его гордости. Теперь супруги-пчеловоды наверняка пожалели, что пресекли эти посягания. Из четырех ульев, стоящих в огороде, взвились четыре гудящие тучи, сбившись в одну плотную массу, которая тут же устремилась в дом своих владельцев.

От напора сотен пчел стекло разлетелось на мелкие осколки. Сотни острых жал разом вонзились в тела спящих пенсионеров. Спасения не было: одеяла, одежда, мебель не защищали от укусов, пчелы проникали всюду и жалили, жалили, жалили свои жертвы, на крики которых никто не явился.

Шум и непонятные движения в ночи разбудили спящих в машине участкового и его помощника. Крики были услышаны не сразу из-за добротного храпа Калинкина. Гончаленков открыл глаза, прислушиваясь к непонятным отзвукам извне, но рулады младшего сержанта не дозволяли прояснить картину происходящего. Грохнул выстрел, еще один, донесся вой и визг. Это сторож Петро пристрелил двух псов, что загнали его на забор.

– Подъем! – гаркнул участковый.

Из-за тучи вынырнула почти полная Луна, от ее света и крика начальника Калинкин испуганно проснулся, не понимая, где он находится и что происходит.

– Проблемы, шеф?

– В деревне пальба, хватай ствол и за мной бегом! – посыпались команды от участкового.

– Это они? – запутался в ремне автомата Калинкин.

– Возможно, – выбрался наружу старлей и тут же зло закричал, – Да чего же ты возишься?

– Запутался в этих дурацких лямках!

– Подсунули же, блин, помощника. Ладно, я к магазину, ты за мной, подойдешь со двора!

– А «бронник» напяливать? – осведомился Калинкин.

В ответ его обложили отборным милицейским матом. Гончаленков помчался к магазину, оттуда, по его мнению, доносились выстрелы. Сбоку раздался треск ломаемой рябины. Участковый, повинуясь инстинкту, бросился на землю, отбив живот, но, все же сняв оружие с предохранителя, а вот затвор передернуть не успел.

Бык Гриня, светя своими глазами-прожекторами, бросился на него с явным намерением втоптать в землю или поддеть на рога. «Старлей» увернулся, кое-как поднялся на ноги и бросился в проход между домами. Обманутый бык свирепо заревел и устремился в погоню.

На его зов поспешили несколько псов, их глаза тоже горели адской желтизной. Оставшись без оружия, участковый избрал единственно верную тактику – бежать как можно быстрее, чтобы иметь время взобраться на первую же спасительную возвышенность.

План бы, несомненно, удался, ведь Гончаленков проявил неплохие спринтерские качества, однако, у забора – конечной цели бегства неожиданно из-под земли возник сплетенный из множества узлов корень. Мчащийся участковый угодил в него ногой и грохнулся на землю, отбив грудную клетку.

Дыхание пресеклось, нога прочно оплетена была не понятно откуда появившимися корнями. Здоровенный бычара и три бешеные псины лишат его жизни через пару секунд. «Старлей» слишком сильно ударился и задохнулся после пробежки, чтобы закричать, сил осталось только на то, чтобы заслониться рукой.

– Шеф, прижмись к земле! – услышал он за спиной голос Калинкина.

Грохнула трескучая длинная очередь. Пули калибра пять-сорок пять разорвали в клочья двух собак и разворотили тело быка. Гриня дико затрубил, но не рухнул, а упрямо опустил голову и попытался шагнуть. Вторая очередь снесла ему череп и отбросила назад.

– Ну, как я их, а шеф? – гордо приблизился Калинкин.

Гончаленков, еще не веря в спасение и не оправившись от удара, поглядел на агонизирующие тела обезумевших животных и с отдышкой сказал:

– Все-таки, ты не зря появился на свет. Сегодня ты совершил-таки первое полезное в жизни дело.

– Если бы не Луна, я бы и не увидел ни шиша, – опасливо подошел к поверженному быку-исполину Калинкин.

– Со школы не любил астрономию и зоологию, – разрубил ножом предательские неподатливые корневые сплетения Гончаленков, высвободив из плена ногу.

– Офигенный бык, – почесал левое ухо Калинкин, осматривая трофей.

– Можешь снять с него шкуру.

– Зачем?

– Повесишь дома в качестве охотничьего экспоната, добытого в неравном бою, а рога в прихожей повесишь, – серьезно посоветовал участковый.

Калинкин хотел тут же взяться за дело, но потом передумал.

– В шкуре могут быть вирусы.

– Какие еще вирусы?

– Бешенства, – пояснил помощник, – Телок-то психически ненормальный.

Гончаленков присвистнул:

– Да ты не только умный, но еще и стреляешь, как киллер-профессионал.

– Да, я умный, – без смущения заявил Калинкин, – Но стреляю плохо, в армии вечным двоечником по огневой подготовке был.. Ох, и дубасили меня сержанты, а потом вычищать долину белых камней посылали[2]…

Участковый попытался встать, но вышло как-то не очень убедительно.

– Извини, что прерываю твои воспоминания, но будь добр, принеси мой автомат, а в свой вставь-ка новый магазин.

– Зачем? – испуганно оглянулся Калинкин.

– Мало ли, чего еще тут может наброситься. Вон слышишь, где-то орут…

Мертвое озеро, 2:41.

Свет вспыхнул, как и прежде, сначала в лесу, а через пару секунд вырвался из озера. На этот раз он был нестерпимо ярок, глаза не просто слепило – пятна красные расплывались и текли жгучие слезы. Чуть оправившись от вспышки, Часовский выхватил из-под половицы обрез.

– Ну что, настал час истины!

Он выбежал наружу, Кирилл, все еще моргая и вытирая слезы, ринулся следом без всякого оружия. На улице уже была сплошная темень. Виктор умерил свой пыл и теперь в десяти метрах от крыльца заряжал обрез.

– Откуда это у тебя? – спросил Кирилл про оружие, осваиваясь в непроглядном мраке.

– У местных достал на всякий случай. Отличная штука – до ста метров бьет убойно.

– Куда теперь? – спросил Кирилл, прислушиваясь к ночным звукам и шорохам.

– На свет, как мотыльки, – пошутил мрачно Часовский.

Вспышка появилась из озера, люди заслонили глаза руками и отвернулись. Свет погас. По поверхности воды заходили пузыри и волны, что-то объемное всплыло на поверхность. Кирилл извлек из кармана электрический фонарь и включил его. Прежде чем удалось хоть что-то разглядеть, в воздухе послышались хлопающие звуки крыльев.

Огромная летучая мышь со скрежетанием и верещанием налетела на фонарь, выбила его из рук. Часовский ударил оружием как палкой наугад и попал в крылатого хищника, отбросив его.

– Вот, тварь, оставила нас без света, – констатировал Кирилл, глядя на разбитый фонарь.

– Тихо! – шикнул Виктор.

Из ближайших зарослей послышались шаги сначала крадущиеся, осторожные, а затем уверенные и настойчивые.

– Отойди за мою спину! – приказал Часовский, поворачиваясь лицом к шуму и прицеливаясь наугад, – Возьми хоть что-нибудь в руки!

Они стояли как раз у разбросанных обломков драги, Кирилл почти сразу подхватил какую-то ржавую влажную холодную железку.

– Если что, беги к машине, – быстро заговорил Виктор, – Хватай мой обрез и беги, патроны в кармане.

Кирилл хотел сказать что-то в ответ, но в этот момент произошло нападение, но не с той стороны, откуда его ждали. Что-то огромное взметнулось в воздухе за спиной Кирилла. Это движение он уловил боковым зрением и успел отпрянуть влево. Обернувшийся на шум Часовский сделал выстрел, но промахнулся, зверь, не испугавшись хлопка, обрушился на стрелявшего.

Обрез откатился в сторону. Кирилл бросился к оружию, а зверь, бешено рыча, стал терзать поваленного человека. Виктор мог лишь заслонить лицо и шею согнутой рукой. Кирилл дрожащими руками охватил обрез и приставил дуло к спине хищника. Вместо выстрела почему-то раздался лишь металлический щелчок.

– Перезаряди-и! – закричал, превозмогая боль, обливавшийся кровью Виктор.

Кирилл выполнил это требование и выстрелил в упор. Хищник настолько увлекся своей первой жертвой, что на вторую не обращал никакого внимания. Пуля разворотила зверю полтуловища, он взвыл и обмяк, ударом ноги стрелявший оттолкнул его в сторону. С огромным трудом Часовский приподнял туловище, разглядывая искалеченную и окровавленную руку. Сморщившись от сильной боли, он попросил:

– Посвети зажигалкой, хочу глянуть на это чудовище, что мою конечность в суповой набор превратило.

Кирилл торопливо шарил по карманам, руки его все еще дрожали.

– Да не суетись, – от боли Часовский постоянно морщился, – И ствол перезаряди, а то лес полон неожиданностей.

После перезарядки оружия Кирилл чиркнул зажигалкой и, посветив на мертвого хищника, воскликнул от удивленного ужаса.

– Ты чего? – спросил Виктор.

– Это Цезарь!

– У тебя от страха глюки[3], что ли?! – не веря, воскликнул Часовский.

– Не веришь – сам смотри…

Через пару секунд все сомнения отпали – убитый зверь действительно оказался Цезарем. Боль затмилась отчаянием.

– Как он мог, – зло зашептал Виктор, – Разодрал руки, которые растили его и кормили. Прав был один авторитет на зоне, сказавший, что верность и благодарность в наши дни не найдешь.

– Это был уже не Цезарь, – тихо сказал Кирилл.

– А кто же – его двойник?

– Я хотел сказать, что в нем ничего не осталось от той собаки, что ты воспитал.

– Зомби, что ли? – обида заставляла Часовского сомневаться грубым тоном.

– Не знаю, но зверь ни лаял, ни рычал, он даже не пытался скрыть свое приближение – просто шел напролом, ему все равно было, кого из нас двоих атаковать, не остановило его даже оружие.

– Ну и…

– Все, что я могу сказать – это какая-то непонятная причина, точнее, неведомая сила толкала его вперед.

Часовский преодолевая боль, смог подняться:

– Пойдем, загадка тайного света нам не по зубам…

– Тебе перевязаться надо и сыворотку воткнуть.

– Цезарь привитый был…

Непонятные шорохи среди полнейшей тишины заставили обоих стремительно обернуться. Менее чем в ста метрах светились четыре пары желтых глаз.

– А вот и гости, – злорадно выдохнул Часовский.

– Бежим! – предложил Кирилл.

– Эти твари, я полагаю, значительно сильнее и быстрее нас, – обреченно предположил Виктор.

– Их больше, они порвут нас!

– Беги, полминуты я для тебя выиграю…

– Но они же тебя…

– Беги, иначе обоим конец! – крикнул Часовский, держа одну пару глаз на прицеле, – Беги, я сказал!

Кирилл побежал неуверенно, не чувствуя твердости в ногах. Хотел оглянуться, но в это время грохнул выстрел. Он будто подстегнул беглеца. Когда Кирилл миновал дом, прозвучал второй выстрел, в обойме оставался последний патрон.

– Беги, Кирюха! Их можно убивать из плоти и крови они! – крикнул Часовский и последний раз нажал на спусковой крючок.

[1]– презрительное прозвище младших лейтенантов, поскольку и у них, и у майоров на погонах одна звезда. У лейтенанта она меньше размером, отсюда и приставка «микро».

[2] – на армейском жаргоне туалет.

[3] – на молодёжном жаргоне «галлюцинации».

Закрытая территория НИИ атомной промышленности, 3:01.

Спящие в будке грузовика испытывали весь комплекс лишений и неудобств ночующих в не отапливаемом и тесном пространстве. От холода бросало в дрожь (на зимнюю форму одежды еще не перешли, поэтому бушлатов не было, накрывались тряпьем, что имелось внутри).

Крыша будки и её стены не выдерживали непогоды – вода капала ото всюду. Места на всех не хватало – спали в позе «зародышей», а в спёртом воздухе пахло бензином, сыростью, немытыми ногами и портянками. Храп раскатами грома окутывал спящих.

Несмотря на все неудобства, обитатели темного, мокрого, холодного помещения спали беспробудным сном. Спящие не видели нескольких ярких вспышек из лесного массива, расположенного по близости.

На этот раз источник желтого света находился всего в паре метров от машины. Неожиданно ЗИЛ тряхануло и очень здорово, военнослужащие оказались в одной куче. Прежде чем кто-то хоть в чем-нибудь разобрался, произошли еще пять колебаний.

– Что за херь? – первым отозвался сержант Свечников.

– Уберите с моего туловища пятки, – приказал Татауров, – Ну, б… и вонь, слезу вышибает.

В темноте началась возня, послышался мат, скоро Свечников опять крикнул:

– А, ну, салаги, посветите, я свою обувку не вижу.

Зажигалка быстро отыскалась, но новые толчки выбили ее на пол. Теперь заматерился лейтенант:

– Это никак наш водила таким способом заводится?

– Щас я объясню ему правила дорожного движения, – пообещал сержант и открыл дверь.

Яркий желтый свет ворвался в кунг и ослепил находящихся в нем. Сержант потерял ориентацию и свалился в грязь. Подняться ему не удалось, жижа тянула в глубину. Сила грязи оказалась настолько мощной, что Свечников спустя несколько секунд исчез в луже полностью. Свет внезапно погас.

– Ни х… себе, – удивился Гусев.

– Нам в учебке[1] фильм показывали, – отозвался Лостопадов, – Про ядерный взрыв, очень даже, похоже.

– Че ты базаришь, – укорил его в неправде Гусев, – Когда это мы что-то там смотрели? У ротного в канцелярии ящик был, так он со старшиной порнуху целыми днями гонял.

Прения подчиненных прервал Татауров:

– А ну, заткнитесь и быстро посмотрите, что происходит и где сержант.

Гусев с Лостопадовым долго переглядывались, пытаясь с помощью мимики и взглядов решить возникшую дилемму – кто выполнит приказ.

– Я долго ждать буду? – напомнил о себе лейтенант, – По шее захотелось получить?

Пошли оба нехотя и очень медленно, шаря по сторонам руками. На улице уже было темно, дождь не прекращался ни на минуту. Пришлось вылезать, мокнуть и шлепать по грязи вокруг машины.

– Ты чего-нибудь видишь? – спросил Гусев.

– Не-а, а ты? – ответил Лостопадов.

– Тоже ни хрена…

– А где же Свечников? Он, вроде, в лужу звезданулся.

– Так ему и надо, – сказал Гусев и запнулся обо что-то, едва не угодив в грязное месиво.

– Ты че шатаешься? – удивился Лостопадов.

– Да за какую-то херню запнулся.

Лес и его окрестности вновь озарила вспышка желтого света, и оба «поисковика» завопили от ужаса. При неожиданно возникшем освещении они явственно разглядели две оторванные головы, валяющиеся в грязи. Первая принадлежала водителю, вторая сержанту.

Не прекращая крика, Гусев и Лостопадов кинулись назад в кунг, но путь к отступлению был отрезан. Два огромных зверя с желтыми глазами бесшумно и легко двигались по раскисшей жиже, явно намереваясь напасть.

– В кабину! – заорал Гусев, с бешеным проворством вскакивая на подножку. Дверь была открыта, в салон ввалились оба разом и тут же закрылись изнутри. Хищники разделились: первый приблизился к кабине и замер в раздумье, сверкая своими глазами-огнями, второй ворвался в кунг.

Татауров и сам не понял, как выбил единственное стекло кунга запасной батареей для радиостанции. Пока зверь, освещая все своими очами, терзал орущего радиста, лейтенант сумел выбраться сквозь узкое отверстие на крышу фургона.

Послышался звон разбитого стекла – это Гусев ногой вышиб боковое окно водителя и со змеиной ловкостью выбрался на крышу кабины, а оттуда и на крышу кунга. Следом тот же маневр повторил Лостопадов. Звери уже вновь выбрались наружу и, видя ускользнувшую добычу, прохаживались около машины.

– Это волки, что ли? – первым заговорил, еще до конца не восстановив дыхание, Гусев.

– С такими-то глазищами? – усомнился Лостопадов, опасливо вытягивая шею, чтобы посмотреть вниз.

– Заткнитесь! – рявкнул на них Татауров, – Сейчас я обоих вас скину и тогда узнаете, что это.

Гусев примирительно отодвинулся на максимально возможную дистанцию.

– Че делать-то будем?

– Оружия нет, – начал перечислять Лостопадов, – В плен они нас не возьмут, бежать некуда, да и не успеем…

Татауров чуть вслух не обозвал себя идиотом – про оружие-то он забыл! Ведь перед поездкой сюда начальник штаба диким криком орал, заставляя его вооружиться и взять запасную обойму в придачу. Под угрозой выговора пришлось выполнить приказ. Нужно признать, что прихоть начальника-самодура, возможно, спасет им жизни.

– Есть оружие, – достал лейтенант свой табельный «Макаров».

Гусев едва не запрыгал от радости, привлеча к себе внимание стерегущих внизу хищников.

– Щас как лупанём по мохнатым!

– Тише ты, – зашипел на него Лостопадов, – Крышу проломишь!

Татаурову опять пришлось рявкнуть на подчинёных:

– Заткнитесь оба! Нужно еще попасть в этих ублюдков, кто из вас умеет хорошо стрелять из ПМа?

Гусев и Лостопадов переглянулись и неуверенно пожали плечами.

– Я автомата-то не видел, – заявил первый, – Все больше швабру в руках держал…

– А вы не попадете сами? – вежливо, но с издевкой спросил второй.

Татауров явно смутился:

– Я – химик-дозиметрист, а не стрелок. Есть шестнадцать патронов и две цели. Желательно поразить их сразу.

– Стрелять вам придется, товарищ лейтенант, – подвел итог Гусев.

Татауров уже и сам это понял. Он неуверенно поднял оружие, пытаясь прицелиться. В ту же секунду в лесу вспыхнул желтый свет, ослепив стоявших на крыше. Земля задрожала и выдала резкий толчок.

Все трое грохнулись на мокрое железо, тут же с небес ливанул холодный дождь. Ни один из троих не успел подняться, как опять тряхануло, но на этот раз это было не колебание почвы, какая-то неведомая мощь тянула машину вовнутрь.

– Опять неладно, блин! – возмутился Гусев.

– Еще два-три таких рывка, – ежась от мокрого холода, сказал Лостопадов, – И машина уйдет под землю, а мы попадем в желудки этих милых собачек.

– Заткнитесь оба! – приказал лейтенант, – Не мешайте мне целиться.

Мост через Большую Гнилку, 3:20.

Внезапно дождь прекратился, уступив место густому туману. Орлов после тягот и лишений ночного дежурства последовал совету сослуживца и задремал. Капли дождя постоянно стекали с накидки и просачивались прямо за шиворот. Это и разбудило Орлова.

– Эй, конец сновидениям! – начал он будить Греева, – Который теперь час?

«Философ» что-то промычал, глянул одним глазом на циферблат и вновь уснул. Орлов увидел на его фосфорицирующем циферблате часов время и закричал:

– Уже двадцать минут лишних торчим на посту! Пора меняться!

Греев лишь плотнее укутался и промямлил:

– Ну, че ты орешь, иди, буди смену…

Дальнейшие события произошли стремительно в течение каких-нибудь двадцати секунд. Орлов уже хотел идти к БТРу за новой сменой и чуть не налетел на младшего лейтенанта Гуппанова, который молча, с едва сдерживаемой яростью, наблюдал за часовыми уже минут шесть.

– Что все это значит, товарищи солдаты? – спросил он, срываясь на крик.

Греев несмотря на казалось бы глубочайший вон в один миг подскочил и принял строевую стойку «смирно». Гуппанов еще что-то хотел сказать, но в эту секунду из реки вырвался ярчайший желтый свет, земля затряслась, испытывая колебания не поддающиеся никакому описанию даже по шкале Рихтера.

Что-то заскрежетало, будто ножом кромсали консервную банку – это БТР подбросило вверх. Многотонная махина описала дугу и грохнулась наземь. Древнюю технику можно было обвинить в любых недостатках, но только не в хрупкости. После воздушного кульбита бронетранспортер перевернулся на бок и ничуть не пострадал внешне.

Свет в реке погас и загорелся уже за спиной ошеломленных происходящим военных. Неожиданно почва под ногами Греева ушла, и он провалился по самые бедра. Из воронки, где увяз солдат, вырвался тот самый пугающий жёлтый свет. Греев звонко заорал и сразу ушел по грудь.

Орлов и Гуппанов очнулись от оцепенения, бросились на помощь пострадавшему, ухватились за его руки. После титанических усилий они вызволили Греева из ловушки, точнее, то, что он него осталось – две трети туловища, руки и голову. Теперь заорали офицер и Орлов. Они бросили останки Греева и кинулись в разные стороны: первый в сторону леса, второй – к мосту.

Орлов пробежал половину длины моста, когда вода в речке забурлила и вспенилась, от поверхности пошли клубящиеся испарения. Они тут же достигли беглеца. Одежда и обувь его на глазах начала тлеть и разлагаться, горло что-то обожгло, дыхание пресеклось, из глаз и носа потекло, тело жгло и хлестало изнутри и снаружи. Хрипя и кашляя, Орлов согнулся, упав на колени.

Несмотря на свое состояние, он продолжал ползти к противоположному берегу, подсознательно ощущая, что там спасение. Вновь застонало и заскрежетало – это гнулись и ломались железные опоры моста, вода возле них особенно бурлила и клокотала. Желтый свет вспыхнул из-под воды, и мост плюхнулся в речку. Вопль человека смешался с грохотом падения.

Гуппанов ровным счетом ничего не понимал в творящемся вокруг него смертельном хаосе. Он всегда считал себя человеком отважным, а где-то в глубине души и почти бесстрашным, молодой офицер был готов любыми средствами доказать это всем. Теперь вроде представился случай – настоящая экстремальная ситуация.

Но именно сейчас его и постиг полный провал. Гуппанов утратил способность мыслить, верно оценивать ситуацию и руководить. В голове остались только ужас и паника. Они-то и толкала на импульсивные необдуманные действия. Младший лейтенант забыл о том, что он командир и отвечает за жизнь своих людей, он стремительно бежал по дороге в сторону деревни.

Асфальтовое покрытие под ним вздулось пузырем и превратилось в воронку. Гуппанов чудом не угодил в нее, но потерял равновесие и распластался на дороге. Он так и не поднялся – огромная ель, стоявшая на краю обочины, с треском надломилась у основания и своей кроной придавила младшего лейтенанта.

Гибель своего командира не видели контуженные и оглушенные солдаты, что нашил в себе силы после травм выбраться из БТРа наружу. Но там уцелевших поджидали огромные косматые тени со светящимися желтыми глазами. Первым был разорван на куски механик-водитель, за ним радист.

Ефрейтор Гигантов догадался вылезти с автоматом. Быстро израсходовав два магазина впустую, он бросил бесполезное оружие и помчался к реке, звери не преследовали его. Едва ефрейтор вбежал в воду, как что-то обвило его ноги и резким рывком утянуло к середине течения.

Из лежавшего на боку БТРа больше никто не пытался выбраться, но хищники не спешили уходить, чуяли, что в нутрии железной коробки еще остались люди. Один из зверей легко вскочил на броню, чтобы просунуть морду в раскрытый люк. Грохнула очередь, и туша хищника свалилась вниз, задергавшись в агонии.

Второй зверь оскалился и сверкнул желтизной своих глаз, но не издал ни звука. Началась игра, у кого крепче нервы, ставкой на кону становилась жизнь проигравшего. Человек, засевший в чреве бронетранспортера, никаких признаков жизни не подавал, а хищник, его стерегущий, также не шевелился.

Между Ворошиловкой и Мертвым озером, 3:58.

КамАЗ резко затормозил, качнув людей в кабине. Задремавший Лобзиков едва лбом не печатался в переднюю панель, уронив автомат.

– Ты че, брателло, офигел?

Ковбой довольно усмехнулся и серьезно сказал:

– Кимарить вали в спальник, меня тоже на сон пробивает.

– Ну, че встали? – недовольно бурчал Лобзиков, он боялся, что его посадят за руль, поэтому спешил перевести разговор в другое русло.

– Свет, – односложно ответил Маянов.

– Че? Где? Какой еще свет?

Ковбой указал пальцем в сторону.

– Дважды вспышка была.

– Ну и х… с ней, – отмахнулся Лобзиков, – Едем, пока ментов нет и темно. Мало ли, что там светится.

Ковбой быстро закурил, в глаза его читалось беспокойство.

– Ничего там светиться не может, лес кругом и дождь.

– Да че ты заладил, светится – не светится, погнали отсюда. Че ты хочешь, я никак не вкурю.

– Я хочу, чтобы мы, то есть, ты, был собран и готов ко всему.

Лобзиков странно покосился на двоюродного брата:

– Не втыкаюсь я в твои базары. Бабки есть, пусть и в обрез, но на первую пору хватит, тачка есть, бухло и хавчик тоже, от ментов оторвались…

– Это еще не известно, – надавил на педаль газа Ковбой, – В России больше всего бомжей, начальников и ментов.

Лобзиков смачно зевнул:

– Да и нашей братвы немало – на зонах парятся больше миллиона зэков, а на каждого «ЗК» по статистике три мусора.

– Значит, на нас с тобой шесть выходит, – подытожил Ковбой и добавил скорости.

Минут пять ехали молча, мощные фары едва просвечивали туман, и моросящий дождь грузовик подбрасывало на ухабах и колдобинах. Лобзиков из состояния дремоты перешел в глубокий сон. Неожиданно в нескольких метрах впереди рухнула огромная сосна, Ковбой едва успел крутануть руль и затормозить, всё же наехав на поваленный ствол.

– Блин, никакого сна! – возмутился Лобзиков, – Опять свет, что ли?

– Гостинец с неба…

– Че?

Ковбой утратил спокойствие и крикнул:

– Протри шары, балбес, на наши чердаки едва полено не долбанулось.

– Как это? – не понял Лобзиков.

– По собственной воле. Чем тупые вопросы задавать лучше пошли дерево с дороги оттащим.

Пришлось выходить из нагретой кабины на холодный ветер с дождем. Ночь, туман, влага и ничего не видно, даже в свете фар.

– Че стоишь, – цыкнул на брательника Ковбой, – Тут не армия и не ментовка, сачковать не фиг, кроме нас, никого нет.

Сосна оказалась огромная и в длину, и в диаметре, такую и впятером не сдвинуть. Раздосадованный Ковбой пнул неожиданное препятствие, больно ударил ступню и от этого разозлился еще больше.

– Я пойду, поищу трос или хотя бы какую-нибудь веревку, – сообщил он хромая к машине, – Иначе тут не обойтись.

– А если нет ни троса, ни веревки?

– Будем руками толкать или пешком пойдем, – зло сообщи Ковбой.

Он почти дошел до кабины, когда что-то промелькнуло в свете фар за спиной. Ковбой стремительно обернулся, но ничего не увидел. И все же он был уверен, что ему не привиделось. В кабине троса не, оказалось, нужно было искать в кузове, но идти туда почему-то не хотелось.

Ковбой всегда чувствовал нависшую над ним опасность, часто он толком не знал, откуда она исходит и когда ее ждать, но твердо знал о ее существовании. Это качество здорово помогало ему в смертельных играх с правосудием, не уберегло правда, от срока, но тут не обошлось без невезения и собственной глупости.

Ковбой взял пистолет, передернул затвор и осторожно двинулся к кузову. Несмотря на дурные предчувствия, необходимо было как можно скорее выбираться из неожиданной ловушки. Ловушки! Ну конечно, как же он сразу не догадался – древнейший способ охоты на лесных дорогах.

Завалить путь вперед и назад. Едва эта мысль посетила его, как раздался хруст и треск – это свалилась еще одна сосна, но уже позади машины. Теперь ловушка действительно захлопнулась. Сердце Ковбоя тревожно заколотилось – менты или военные не могли такого устроить. Слишком быстро сработали неведомые умельцы, не зная их местонахождение, да и методы не свойственные силовикам.

Тогда кто же? Возникло желание бежать, но он подавил этот спонтанно возникший импульс, те, кто устроили это падение, может того и добиваются. Нет, бегство – последний вариант, когда уже не останется ни выбора, ни выхода. Необходимо сдвинуть проклятое полено и дать деру. Шансов на благополучный исход мало, но если пока не стреляют, значит, есть они.

– Ну, че ты колупаешься, – донесся возглас Лобзикова, – Нашел? Я уже вымок до трусов, быстрее не можешь?

Ковбоя немного успокоил окрик напарника, но настороженности и крадучести он не уменьшил. Дождь пошел сильнее.

– Ковбой, ты где? – опять крикнул Лобзиков. Маянов решил не отвечать, он чуял, что рядом кто-то есть.

– Сюда иди!

Ковбой остановился, опасность совсем близко, а этот придурок – родственник орет, привлекая внимание, мешая сосредоточиться.

– Сюда, тут волки! – в голосе кричащего слышалась паническая истерика.

Ковбой резко отпрыгнул назад и побежал, но не на помощь зовущему, а к кабине. Он видел боковым зрением выскочившего из-за колес мохнатого зверя с огромными желтыми глазами. Дико заорал Лобзиков. Маянов понял, что брательнику настал конец, а самому ему не уйти от преследователя.

Он вильнул в сторону, развернулся и разрядил обойму в зверя. Больше половины пуль, несомненно, угодили в цель, однако хищник не издал ни звука, отступив, точнее, откатившись в темноту. Ковбою некогда было разбираться, что это за существо на него охотилось, и что с ним стало, он быстро запрыгнул в кабину и закрылся.

Автомат так и лежал на сиденье, придурок Лобзиков не взял его и поплатился жизнью за головотяпство своё. Это даже к лучшему – родственные узы никогда не волновали Маянова, особенно теперь, в критической ситуации. Лобзиков помог ему вырваться на волю, более в его услугах нужды нет.

Из-за совей житейской и профессиональной ограниченности кузен быстро превратился в обузу. Ну, да земля ему пухом. Самое главное, что остался автомат с двумя магазинами, с пистолетом при одной обойме не очень-то уверенно себя чувствуешь ночью в лесу, когда кругом бродят неведомые твари-убийцы.

Искать трос и тем более обвязывать им поваленное дерево было слишком опасно, оставался последний выход – попытаться набрать разгон (насколько это возможно в замкнутом пространстве) и сходу проехать по самому узкому месту ствола. Двигатель заревел, Маянов переключился на задний ход.

Однако тут земля задрожала, из нее хлынул желтый свет. Семитонный «КамАЗ» подлетел в воздух, как пробка от шампанского, земля под ним разошлась, машина грохнулась в траншею, стенки ее тут же принялись двигаться навстречу друг другу, как стенки пресса. Железо застонало, начало гнуться и сминаться под воздействием внешней силы.

Оглушенный и ушибленный Ковбой едва не оказался зажатым между сиденьем и рулём. Огромным усилием ему удалось освободиться и выбить прикладом лобовое стекло. Объем кабины уже уменьшился наполовину, царапаясь о битое стекло и искореженное железо, Маянов вырвался из смертельной западни. Через несколько секунд от машины осталась спрессованная груда металла.