Текст книги "Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение 1917-1920 гг"

Автор книги: Роман Абинякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 4
«Почти святые» и «почти разбойники»
Мировозрение офицерского корпуса Добровольческой армии

Как мы помним, подавляющее большинство добровольческого офицерства составляли офицеры военного времени, которые, будучи в старой армии достаточно случайными людьми, не смогли воспринять традиционное мировоззрение своих кадровых предшественников. Оказавшись же в Добровольческой армии, прежде всего по собственному желанию, они тем самым создали качественно еще более своеобразную среду. Поэтому их мировоззрение испытывало двоякое воздействие. С одной стороны, добровольность поступления означала согласие с целями борьбы и в силу такого единодушия облегчала его складывание. Но, с другой, – «непредрешенческая» размытость примитивной программы и, главное, отсутствие единой сословной, профессиональной или иной идейной основы не могло не вести к хаотическому формированию весьма специфического и неустойчивого социокультурного облика.

Первые добровольцы отличались довольно примитивной пестротой политических пристрастий. Возглавленные Корниловым, они в значительной степени были настроены республикански. В Корниловском полку – порождении послефевральской эпохи – присутствовали искренние симпатии идее Учредительного собрания. Более того, полковые черно-красные цвета многие ассоциировали с эсеровскими символами «Земля и Воля». Вопреки распространенному мнению, в Сводно-Офицерском полку будущие марковцы тоже оказались доброжелательны к социалистам-революционерам, один из которых, студент с дореволюционным партстажем, в 1919 г. стал командиром батальона. [503]503
  Ларионов В. А. Указ. соч. С. 18, 132.


[Закрыть]Сам Марков часто делал немонархические заявления и уже в январе 1918 г. пресекал демонстративные выходки монархистов – вроде публичного исполнения императорского гимна. [504]504
  РГВА Ф. 39720. Оп. 1. Д. 37. Лл. 17–18.


[Закрыть]

Последние оказались в заметном меньшинстве – в основном среди кавалеристов, гвардейцев, части юнкеров и одиночных в армии моряков. Ситуация изменилась после прихода отряда Дроздовского, который еще в декабре 1917 г. с помощью ближайшего сотрудника, капитана Бологовского, вел среди своих офицеров вербовку в тайную монархическую организацию. Вступившим выдавались особые карточки трех степеней; большинство получило их с одной полосой, 12 крупных чинов – с двумя, и лишь у Дроздобского и Бологовского имелась высшая степень с тремя полосами. «Процент имеющих карточки… был очень высок и колебался около 90 %. Во время нашего похода я оставлял в каждом городе и почти в каждом селе агента-резидента из местных жителей», [505]505
  ГАРФ Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 259. Лл. 85, 119–120.


[Закрыть]– вспоминал Бологовской. Соединение с Добровольческой армией происходило болезненно, так как дроздовцы не скрывали, что, подчиняясь Алексееву в военном плане, «политическая организация остается самостоятельной». [506]506
  Там же. Лл. 83–84, 86.


[Закрыть]Вопреки их ожиданиям, попытки распространить влияние в Корниловском и Марковском полках были пресечены, а агитаторы едва не расстреляны по обвинению в большевизме?(Впоследствии, в эмиграции, именно дроздовцы составили личную охрану великого князя Николая Николаевича. [507]507
  Александровский Б. Н. Из пережитого в чужих краях: Былое и думы бывшего эмигранта. – М: Мысль, 1969. С. 104.


[Закрыть]) Поэтому известные слова Алексеева о поголовном монархизме добровольцев и призрачности демократической «вывески» армии [508]508
  Деникин А. И. Белое движение и борьба Добровольческой армии. С. 225–226.


[Закрыть]представляется выдаванием желаемого за действительное.

В ходе напряженных боевых действий политические вопросы неизбежно отходили на задний план. Кроме того, в результате многомесячных боев происходило количественное и качественное изменение офицерской среды. Во второй половине 1919 г. возникла идея «решения судьбы России командующими генералами(подчеркнуто в документе – Р.А.) (с давлением на выборы в Учредительное Собрание)», [509]509
  ГАРФ Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 1. Л. 17.


[Закрыть]активным проводником которой являлся Врангель, приобретавший все большую популярность. Показательно скептическое отношение к «старой Учредилке» (разрядка документа – Р.А.) и признание необходимости государственного переворота в колчаковском стиле в случае ее сохранения в прежнем виде. [510]510
  Там же. Л. 29.


[Закрыть]Так наметилась ориентация на не монархическую военную диктатуру с сохранением послушного выборного органа, то есть, выражаясь современным языком, на установление после победы военно-авторитарного режима. В офицерском понимании именно генерал-диктатор становился альтернативой ненавистной большевистской однопартийности, и презираемой демократической многопартийности (олицетворенной Временным правительством), – как символ единоличной надпартийной власти, притом не связанной с дискредитированной Николаем II монархией.

При формировании добровольческого мировоззрения одним из первых вставал вопрос самовосприятия. Крайняя малочисленность, постоянная опасность и убогие бытовые условия Ледяного похода требовали постоянной боеготовности, усиливали аскетизм и сами по себе пресекали меркантилизм.

Физические лишения подстегивали духовную жизнь, чрезвычайно активную у первопоходников, совершенно искренне кутавших грубую и удручающую действительность в ницшеанскую «мантию возвышенного». «Мы знали, что идем на верную смерть, но шли безропотно, со святой верой в наше правое дело, не ожидая для себя никакой награды», [511]511
  Цит. по: Критский M. A. Указ. соч. С. 63.


[Закрыть]– записано в дневнике прапорщика-корниловца. В настроениях главенствовала решимость идти вперед по собственным телам, но победить. Имея корни в «частях смерти», она усиливалась до самоотвержения крестоносцев.

Появлялась соответствующая символика. 1-й Кубанский поход отождествлялся с крестовым, а Екатеринодар – с Иерусалимом. Происходила попутная мифологизация вождей. Непререкаемый авторитет у подчиненных, Дроздовский сравнивался с Петром Амьенским, [512]512
  Кравченко Вл. Указ. соч. Т. 1. С. 20.


[Закрыть]когда акцентрировались воздержанность, скромность в быту, требовательность и другие подходящие под образ личные качества. «Простой казак» Корнилов именовался Сердцем армии, Алексеев – ее Умом, а Марков – Шпагой. [513]513
  ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 259. Л. 91.


[Закрыть]В ноябре 1917 г. в 1-м Офицерском батальоне поговаривали о создании особых «крестовых» рот, которые нашили бы на погоны кресты как «символ похода за Веру и Отечество». [514]514
  Цит. по: Белый Свет России. С. 77.


[Закрыть]Летом 1919 г. некоторые офицеры-марковцы носили подаренные в одном из белгородских монастырей четки, над чем посмеивались в других полках: быт добровольца был очень далек от монашеского в традиционном понимании. [515]515
  Там же. С. 77–78.


[Закрыть]

Учитывая юный возраст массы прапорщиков – вчерашних юнкеров, гимназистов и студентов – нет ничего удивительного в поверхностно-восторженном отношению к происходящему, когда понятия «Фенимор Купер» и «Деникин» оказывались почти однозначными. [516]516
  Венус Г. Д. Указ. соч. С. 247.


[Закрыть]Такое мироощущение сочеталось с деформированно-религиозным фанатизмом, отбрасывавшим страх смерти и придававшим, при обязательной внешней рисовке, мистический, романтически-роковой облик: «Мы, белые, романтики, и притом последние»; [517]517
  Лампе А. А. Указ. соч. С. 250.


[Закрыть]«Сердце, привыкшее к сказке, творит новую сказку, если старая оборвалась». [518]518
  За Родину: Сб. очерков и рассказов из жизни и быта Добровольческой армии. Вып. 1. – Одесса: ОСВАГ, 1919. С. 15.


[Закрыть]Соединяясь с принципом добровольности, это продолжает параллель с крестоносцами, чьи духовно-рыцарские ордена привлекали и высокоидейных, готовых умереть во имя долга людей, и пассионариев со всей средневековой Европы.

Мессианское самоосознание причудливо переплеталось с политическими образами прошлого: если ударные батальоны в 1917 г. искали аналогии с Национальной Гвардией, то стародобровольческие «цветные» полки неофициально именовались «молодой» гвардией. [519]519
  Макаров П. В. Указ. соч. С. 88, 116.


[Закрыть]Наполеоновская терминология, частые упоминания «новой» тактики и устарения уставов указывают на сохранение западнических ориентиров послефевральского толка. Так, даже титулование официально устанавливалось в соответствии с приказом военного министра от 7 марта 1917 г. – «господин генерал» вместо «ваше превосходительство» и так далее, [520]520
  РГВА Ф. 39720. Оп. 1. Д. 37. Лл. 19 об., 28 об.


[Закрыть]хотя достаточно широко практиковалось и прежнее.

Одновременно офицеры ощущали себя особой замкнутой группой. И если доступ в нее оставался возможным, то получение признания затруднено. Полностью это проявилось после прихода массовых пополнений, когда возникла условная неформальная внутренняя иерархия. По выражению остряка-современника, добровольцы делились на «князей» (генералов-вождей), «княжат» (первопоходников) и «прочих» или даже «прочую сволочь». [521]521
  Махров П. С. В штабе генерала Деникина. С. 153–154.


[Закрыть]Однако реальная картина оказывается несколько иной. Как указывалось выше, офицеры-добровольцы пополнений 1918 г. мало отличались по служебным перспективам от первопоходников, и потому их нецелесообразно учитывать отдельно от них. Действительно, «старыми добровольцами» считались все «те, которые участвовали в очищении Кавказа», [522]522
  Гиацинтов Э. Н. Записки белого офицера/Вступит. ст., подгот. текста и коммент. В. Г. Бортневского. – СПб.: «Интерполиграфцентр» СПбФК, 1992. С. 71.


[Закрыть]то есть вступившие в армию до весны 1919 г. включительно. Таким образом, в категории «прочих» остаются принудительно попавшие в армию. «Коренные» добровольцы, вольно или невольно лукавя, как раз с ними и связывали как падение боеспособности армии, так и моральное разложение, подчеркивая его «занесенность», [523]523
  Ларионов В. А. Указ. соч. С. 149; Мейснер Д. И. Миражи и действительность: Записки эмигранта. – М.: АПН, 1966. С. 110.


[Закрыть]чуждость своим традициям. На деле же такая позиция представляет типичную защитно-корпоративную реакцию на новоприбывших, которые необходимы, но полностью в сложившуюся структуру не допускаются.

Разумеется, это характерно лишь для корпорации первопоходников, Однако особенность Добровольческой армии в том, что в ней складывалось параллельно несколько мини-иерархий, внешне интегрировавших в общедобровольческую офицерскую субгруппу. Примерами служат амбиции офицеров и «цветных» полков, и ячеек регулярной кавалерии, и казачьих соединений в составе армии. В частности, чинам Добровольческого корпуса генерала Кугепова, получившим преимущество перед Крымским корпусом при расквартировании, [524]524
  РГВА Ф. 39688. Оп. 1. Д 13. Л. 132.


[Закрыть]эта бытовая мелочь сообщалась как должная привилегия «коренным» частям.

На общеармейском же уровне к лету 1919 г. сложилось достаточно огульное разделение офицерства на собственно добровольцев и мобилизованных. Архивные материалы свидетельствуют, что в те дни вновь прибывающих встречали весьма настороженно и недоверчиво. В приказах о зачислении пополнений проводилась четкая грань между указанными категориями, причем пометка ставилась против каждой фамилии. [525]525
  Там же. Ф. 39689. Оп. 1. Д. 12. Лл. 57, 63, 67, 70, 81, 112, 124, 138, 141, 148 об., 149, 162, 168, 176.


[Закрыть]Негласное игнорирование и бойкотирование продолжалось довольно долго, но могло и исчезнуть в случае проявления исключительной доблести или не менее ценной «верности полку» – при отказе от должности или от перевода в другую часть. [526]526
  Мамонтов С. И. Указ. соч. С. 60.


[Закрыть]

Причина такой позиции кроется как в постоянной малочисленности армии, так и в чисто психологическом пренебрежении к «чужакам», которые не шли вместе с самого начала, [527]527
  Деникин А. И. Вооруженные Силы Юга России. Ч. 1. С. 382, 385.


[Закрыть]а стали приходить только при успехах, да и то во многих случаях принудительно. «Кто не с нами, тот против нас, – кто против нас, тот против России, а потому…», [528]528
  Эфрон С. Я. Указ. соч. С. 168.


[Закрыть]– их типичная логика. Примеры, когда «коренные» добровольцы, особенно в именных частях, выживали назначенных начальников из «посторонних» и выдвигали своих кандидатов, далеко не единичны. Кутепов, став командиром Корншювского полка, был встречен холодно и удержался только благодаря поддержке «старого корниловца» Скоблина. [529]529
  Критский M. A. Указ. соч. С. 94.


[Закрыть]«Пришлый» полковник Д. Н. Сальников прокомандовал марковцами около трех месяцев и был снят с должности «из-за конфликта с личным составом». [530]530
  Ларионов В. А. Указ. соч. С. 126–127; Очерк об участии 1-го Офицерского генерала Маркова полка во Втором Кубанском походе (автор не указ.)/Предисл., публ. и коммент. Р. Г. Гагкуева// Белая Гвардия -1999/2000 – № 3 – С.38.


[Закрыть]Наконец, дроздовцы отличались наибольшей нетерпимостью. Следующий после Дроздовского начдив его ясский противник генерал Асташов – прокомандовал ими всего три дня, так как «вокруг него образовалась такая густая атмосфера, что Ставка принуждена была срочно убрать его подальше». [531]531
  ГАРФ Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 259. Л. 116.


[Закрыть]Командованию осталось лишь утвердить Витковского, назначенного самим Дроздовским. [532]532
  Там же. Ф. Р-5895. Оп. 1. Д. 35. Л. 7.


[Закрыть]То же повторилось в 1920 г. с генерал-лейтенантом Н.К Келлером, быстро замененным выбранным самими дроздовцами генерал-майором Туркулом; то же происходило во всех «цветных» частях. [533]533
  Росс Н. Г. Указ. соч. С. 77; Русская военная эмиграция 20-40-х годов: Документы и материалы/ Отв. сост. И. И. Басик. Т. 1. Кн. 2. – М.: Гея, 1998. С. 97.


[Закрыть]Фактически выжит 2-м Офицерским конным полком в 1919 г. был его командир полковник H. H. Чекотовский, да и сменивший его полковник А. Г. Шапрон-дю-Ларрэ не смог добиться подчинения и признания, и его тоже пришлось удалить. [534]534
  Федюк В. П. Указ соч. С. 255.


[Закрыть]

Довольно неуклюжую попытку опровергнуть общеизвестную тогда кастовость первопоходников предпринял в эмиграции один из «старых дроздовцев» генерал-майор Н. Д. Неводовский. Своими аргументами о том, что «Деникин при назначениях руководствовался способностями людей», [535]535
  Доброволец – 1936 – Февр. – № 1 – С. 3.


[Закрыть]он лишь подчеркнул несомненное с его точки зрения превосходство первых добровольцев.

Приведенные факты представляются не только и не столько проявлением бытовой агрессивной капризности, но симптомом лихорадочного складывания и насаждения внутридобровольческой иерархии как признака новой корпоративности, весьма отличной от староармейской. Данный процесс позволяет уверенно считать офицеров-добровольцев не обычным военным конгломератом, а особой социальной субгруппой.

Амбициозно-мессианское самовосприятие, тон которому задавали первопоходники, широко усваивалось офицерами пополнений, ибо было одним из непременных негласных условий приема в неформальную, но влиятельную иерархию. Поэтому нельзя не признать, что идейно-психологический облик строевых офицеров из пополнений отличался от стародобровольческого не столь радикально, как в том пытались уверять белые мемуаристы. В целом же развитие добровольческого мировоззрения не могло не сопровождаться эволюцией системы ценностей.

Прежде всего, в понимании офицеров-добровольцев свою значимость в виде главной общечеловеческой ценности теряла сама жизнь. Участие в Первой мировой войне и в борьбе на истребление, в которую сразу превратилась война Гражданская, вело к искажению представления о цене жизни человека вообще и собственной в частности. Именно обесценивание своей жизни наравне с вражеской является типичным для добровольцев в отличии от противника. Статистика самоубийств, далеко не всегда совершенных в безысходной боевой обстановке, приведена в предыдущей главе. Широкое распространение получили не лучшие староармейские традиции вроде «русской рулетки», часто приводившие к гибели офицеров. В приказах это отражалось формулировкой «нечаянно выстрелил себе в висок» или «убит случайным выстрелом». [536]536
  РГВА Ф. 39689. Оп. 1. Д. 11. Л. 49.


[Закрыть]Впрочем, вторая формула применялась и для сокрытия нередкого применения оружия друг против друга; поводы были пустяковыми – случайная ревность, спор о женской красоте, нетерпимость к любому «неудобному», включая бредящего раненого, [537]537
  Венус Г. Д. Указ. соч. С. 326–328; Мейснер Д. И. Указ. соч. С. 91, 113; Пылин Б. Указ. соч. С. 118.


[Закрыть]а то и просто «состояние запальчивости и раздражения благодаря опьянению». [538]538
  РГВА Ф. 39720. Оп. 1. Д. 34. Л. 29.


[Закрыть]

Вместе с тем логика «человека с ружьем», присущая обоим фронтам Гражданской войны, в добровольческой среде находила меньшее реальное воплощение. Начальники могли пригрозить расстрелом и даже децимацией за неисполнение приказа, [539]539
  Венус Г. Д. Указ. соч. С. 35; Савич Н. В. Указ. соч.//Москва – 1991 – № 11 – С. 35.


[Закрыть]но редко выполняли обещанное. Зато отношение к оружию – символу и средству борьбы поднималось от традиционного до культового. Командир, потерявший орудие и захвативший взамен семь у противника, все равно считал себя опозоренным и был готов застрелиться. [540]540
  Туркул A. B. Указ. соч. С. 49.


[Закрыть]Первым требованием к рядовому офицеру было содержание винтовки в идеальном порядке. [541]541
  Венус Г. Д. Указ. соч. С. 185.


[Закрыть]Возникало поверие о «счастливом» оружии, которое приносит удачу и возвращается к владельцу после его потери. [542]542
  Мамонтов С. И. Указ. соч. С. 68–69.


[Закрыть]

Попутно рождался особый фатализм и усиливалась вера в специфические воинские приметы типа «предчувствия пули». [543]543
  Богаевский А. П. 1918 год//Белое дело. Ледяной поход. – М.: Голос, 1993 С. 66–69.


[Закрыть]

Кто-то, как Туркул (и в свое время генерал М. Д. Скобелев), считался «заговоренным», [544]544
  Туркул А. В. Указ соч. С. 32–33.


[Закрыть]и остальные в бою инстинктивно старались быть рядом, попасть под защиту его счастливой звезды. Другие бережно хранили талисман – портсигар, ладанку или зажигалку – знаменитый тем, что «притягивал» осколки и пули, защищая сердце. [545]545
  Там же. С. 98–99, 125; Венус Г. Д. Указ. соч. С. 192.


[Закрыть]Некоторые мемуаристы указывали на трансформацию веры в суеверие, понимаемое в виде отхода к полуязыческой религиозности; один вполне серьезно ссылался на «договор» с судьбой: «Меня не убьют и не ранят, если я не буду делать подлостей и убивать напрасно». [546]546
  Мамонтов С. И. Указ. соч. С. 70.


[Закрыть]Доминировало убеждение, что «на войне все случайно, и всего случайнее жизнь и смерть». [547]547
  Туркул A. B. Указ соч. С. 125.


[Закрыть]Все перечисленное являлось как усилением отдельных граней военного менталитета, так и защитной реакцией психики на аномальные условия, и демонстративным бравированием.

Командование осознавало ценностные изменения в духовном мире подчиненных и относилось к ним двойственно. Деникин, понимая опасность морального разложения, ограничивался лишь призывами к подвигам, жертвам и сохранению порядочности. Другие же военачальники вполне допускали аморальные деяния, объясняя их тяжелыми условиями борьбы. В частности, В. З. Май-Маевский считал целесообразным для победы использовать и отрицательные побуждения людей, ссылаясь на результативность противника. [548]548
  Врангель П. Н. Указ. соч. Кн. 1. С. 256.


[Закрыть]И подобные рассуждения находили благодатную почву в широких офицерских кругах, о чем свидетельствует откровение дроздовца-артиллериста: «Преступление и убийство становятся доблестью. Врага берут внезапно, ночью, с тыла, из засады, превосходящим числом. Говорят неправду. Что тут рыцарского? Думаю, что армия из сплошных философов была бы дрянной армией, я бы предпочел армию из преступников. Мне кажется, что лучше сказать жестокую правду, чем повторять розовую ложь». [549]549
  Мамонтов С. И. Указ. соч. С. 80.


[Закрыть]Как видим, пропагандистские штампы, сталкиваясь с действительностью, вызывали у офицеров-фронтовиков скрытую неприязнь.

Обесценивание жизни и духовно-нравственные деформации сопровождались неизбежным всплеском насилия. Один офицер сделал любопытное обобщение-периодизацию: «Первая половина борьбы добровольцев с большевиками прошла под знаком жестокости и кровожадности, вторая – под знаком грабежа». [550]550
  ГАРФ Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 259. Лл. 75–76.


[Закрыть]Конечно, столь категоричное деление приемлемо только как обозначение преобладающей тенденции, но в общем заслуживает внимания.

Действительно, большинство белых мемуаристов, перечисляя причины своего выступления, помимо патриотизма, политической непримиримости и безысходности, постоянно упоминали настроенность на месть. Месть за родных и близких, которые у многих были зверски убиты в дни революционной бури, за враждебность и унижения со стороны солдат, за сорванные новой властью погоны, заработанные потом и кровью в боях и походах против неприятеля, за превращение в бесправных изгоев без средств к существованию. Материальные же потери были для основной массы офицеров ничтожны [551]551
  Веркеенко Г. Л., Минаков С. Т. Указ. соч. С. 42.


[Закрыть]и потому являлись второстепенной причиной. Сопровождаясь потерей смысла прожитого, это вплоть до 1920 г. даже у самых культурных и порядочных офицеров порождало жгучие мысли: «… за то, что не признавал и не подчинялся Советской, власти, за то, что всем сердцем отдался борьбе за Россию, сразу без рассуждений, – я останусь нищим, без дома, без всего, что всю жизнь было дорого(подчеркнуто в документе – Р.А.) – разве это справедливо?… Не взять ли полк – всю душу отведешь… Все же хочется мстить». [552]552
  ГАРФ Ф. Р-5853. Оп. 1. Д. 1. Л. 27.


[Закрыть]У иных офицеров более примитивного типа, нередко среди инородцев, бытовали и вовсе дикие эмоции. Как вспоминал один из командиров, служивший в его команде разведчиков «албанский принц» Узун-Урбек Карамихайлов (в прошлом балканский четник) «страшно на меня обижался, что я ни разу не позволил ему никого посадить на кол, хотя он не раз принимался красочно описывать мне все прелести такого обращения с ближним». [553]553
  ГАРФ Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 259. Л. 24.


[Закрыть]

Отдельные офицеры хладнокровно и скрупулезно вели счет уничтоженным врагам, достигавший порой трехсот и более жизней. [554]554
  Венус Г. Д. Указ. соч. С. 332, 335.


[Закрыть]Сохранилось описание действий Дроздовского: «Вся дивизия горела желанием отомстить за смерть замученного Жебрака, а кроме того, в этот день красные в первый раз стреляли разрывными пулями, и это тоже подбавило масла в огонь. На мельницу [куда сводили пленных – Р.А.] пришел Дроздовский. Он был спокоен, но мрачен. На земле внутри мельницы валялись массы отдельных потерянных винтовочных патронов. Там были всякие: и обыкновенные, и разрывные, и бронебойные. Дроздовский ходил между пленными, рассматривая их лица. Время от времени, когда чье-нибудь лицо ему особенно не нравилось, он поднимал с земли патрон и обращался к кому-нибудь из офицеров. «Вот этого – этим», – говорил он, подавая патрон и указывая на красного. Красный выводился вон, и его расстреливали. Когда это надоело, то оставшиеся были расстреляны все оптом». [555]555
  ГАРФ Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 259. Л. 99.


[Закрыть]Есть свидетельства о подобных действиях и Кутепова. [556]556
  Булдаков В. Л. Указ. соч. С. 235.


[Закрыть]

Но в то же время частые жестокости добровольцев – преимущественно необоснованные расстрелы в горячке, после боя, по принципу «а морда самая комиссарская» [557]557
  Гуль Р. Б. Конь рыжий. С. 228.


[Закрыть]– при всей распространенности оставались частными фактами разнузданности и, по справедливо замеченному С. В. Кулешовым главному отличию от противника, не стали планомерной системой устрашения и уничтожения. [558]558
  Кулешов С. В. Размышления о революции//Отечественная история – 1996 – № 5 – С 123.


[Закрыть]

И лишь совсем недавно среди архивных документов обнаружены материалы, впервые содержащие открытое, внятное и относительно систематизированное, а следовательно, очень нетипичное и одновременно интересное идейно-рациональное обоснование «белого террора». Они имеют также субъективное, дневниковое происхождение, однако личность их автора – того же Бологовского – и его положение ближайшего соратника Дроздовского позволяют увидеть в них обобщенную позицию части добровольцев, а не только конкретного офицера. При этом особенно важно и ценно, что автор нисколько не пытается выставить себя в более выгодном свете и, напротив, постоянно и с видимым удовольствием эпатирующе рисуется, – быть может, желая казаться еще беспощаднее, чем есть на самом деле.

Наибольший интерес представляет объяснение Бологовским своей позиции, так как он пока единственный выступает не только как практик, но как и теоретик «белого террора». Главной причиной действий и одновременно залогом успеха, по его мнению, становится ненависть – «это не злобное увлечение боя и это не безумие атаки, – она позволяет убивать холодно и спокойно, математически подсчитывая все «за» и терпеливо, методически устраняя все «против». [559]559
  ГАРФ Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 259. Л. 22.


[Закрыть]Абсолютизация карательных способов борьбы очевидна и достаточно наивна, потому что полностью игнорирует конкретные условия и случаи их применения: недаром Бологовской не миловал жертв даже тогда, когда за них вступались его же офицеры. В его невозмутимости так и видится каменная убежденность фанатика-инквизитора. Но одними репрессиями победу еще не одерживал никто.

С другой стороны, несмотря на провозглашенный принцип и циничную браваду, самонаблюдения Бологовского позволяют заметить некоторую параллель с образом Родиона Раскольникова, прилагающего все усилия, чтобы доказать себе, что он «право имеет». После первого расстрела, признается он, «мне было как-то не по себе; не то, чтоб мне было жаль жиденка или я чувствовал упреки совести за смерть почти невинного человека, – нет, но было какое-то противное чувство, будто я убил щенка или раздавил лягушку… Все видели, как мы сейчас расстреляли человека. Все они видели расстрел в первый раз в жизни, а многие и вообще убийство хотя и были уже на фронте – близко не видели. И теперь все лица были повернуты к нам, все глаза жадно смотрели на нас. Любопытство было написано на лицах, а в глазах сквозила… (отточие документа – Р.А.) как будто легкая примесь отвращения… Человек, только что убивший беззащитного, невольно внушает отвращение. Этот человек был я». [560]560
  Там же. Лл. 35–36.


[Закрыть]Подобные же мысли терзали и Дроздовского: «Нет-нет да и сожмет тоской сердце, инстинкт культуры борется с мщением врагу, но разум, ясный и логичный разум, торжествуй над несознательным движением сердца!» [561]561
  Дроздовский М. Г. Указ. соч. С. 22.


[Закрыть]

Кстати, о культуре. Кадровый офицер, Бологовской обладал неплохой философской эрудицией и использовал ее для обоснования собственной: «…моей душе всегда была чужда слюнявая проповедь крамольного старичка, графа Льва Николаевича Толстого о непротивлении злу, и я всегда больше был склонен толкнуть падающего, по Ницше, чем подставить левую щеку после удара по правой – по Толстому. Мудрость древних – око за око и зуб за зуб – мне всегда была понятней, чем современное «культурное» кисляйство, и я бы только хотел его несколько видоизменить: за одно око – два, и за один зуб – тридцать два». [562]562
  ГАРФ Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 259. Л. 76.


[Закрыть]Во-первых, свое насилие автор считает вторичным, ответным. Во-вторых, по сути, присутствует скрытый (а может, и явный) отход от христианства, так как принимается лишь ветхозаветный принцип в сочетании с ницшеанской проповедью сверхчеловека «после смерти Бога». Согласимся, что, не формулируясь столь определенно, подобный настрой присутствовал у многих офицеров-добровольцев, свидетельствуя об идейных и моральных деформациях. Не считая себя «ни сумасшедшим, ни садистом, ни нравственным выродком, желающим крови ради крови», [563]563
  Там же. Л. 21.


[Закрыть]эти личности объективно представляли собой достаточно патологические типажи.

Единственной специальной террористической группой была «команда разведчиков особого назначения» при отряде Дроздовского, которая под началом Бологовского за время похода Яссы-Дон истребила более 700 человек, в том числе около 500 в Ростове, причем всю «заслугу» командир демонстративно приписывал лично себе. Кроме того, в ее функции входила весьма изощренная разведка. Однако накануне 2-го Кубанского похода террористическая деятельность была прекращена в связи с необходимостью ведения открытой вооруженной борьбы в рядах армии. [564]564
  Там же. Лл. 23, 81.


[Закрыть]

Но в понимании идеологов «белый террор» вовсе не исчерпывался антибольшевистским направлением, особенно с началом 1919 г. «Как это ни странно, – пишет Бологовской, – но террор прежде всего был необходим не против красных, а против отдельных лиц, считавших себя тоже белыми, но фактически, как это было ясно из всей их деятельности, работавших, вольно или невольно, исключительно для развала борющихся с красными белых армий». [565]565
  Там же. Л. 117.


[Закрыть]Террор здесь виделся в качестве «единственного и могучего средства помочь Главному Командованию»; хотя автор понимал реальную опасность быть расстрелянным за это по приказу того же Деникина, но зато чувствовал твердую уверенность в моральной и практической поддержке со стороны фронтовых частей Добровольческой армии. Действительно, такое намерение в войсках «было встречено сочувственно, так как в то время уже начала проявляться та ненависть фронта к губящему его тылу, которая после середины 19-го года стала такой острой». [566]566
  Там же. Л. 119.


[Закрыть]

Наиболее заметным событием в столь необычной ипостаси «белого террора» можно считать убийство в Ростове, в «Палас-отеле», 13 июня 1919 г. председателя Кубанской законодательной Рады Н. С. Рябовола, сторонника автономности (скорее самостоятельности) Кубани, то есть – в понимании «единников» – врага «Великой и Неделимой». До сих пор убийцами считались неустановленные лица в военной форме. Это и неудивительно, ибо организатор и один из непосредственных участников покушения, Бологовской, сработал столь ловко, что умудрился выступить в числе главных свидетелей по делу и запутать его, насколько возможно. [567]567
  Там же. Л. 23.


[Закрыть]

Постепенно насилие начинало приобретать самостоятельную ценность. Для первого этапа приведенной выше импровизированной периодизации совершенно справедлив вывод В. П. Булдакова о мстительно-истероидном характере белой борьбы. [568]568
  Булдаков В. Л. Указ. соч. С. 234.


[Закрыть]И грабежи разных именований (разбой, самоснабжения, реквизиции и т. п.), ставшие ко второй половине 1919 г. «таким же обыденным явлением, как питье чая и курение папиросы», [569]569
  ГАРФ Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 259. Л. 82.


[Закрыть]вопреки кажущемуся отличию, вполне вписываются в обозначенный типаж.

Отдельные случаи «индивидуального» воровства и разбоя под видом обыска были еще до начала Ледяного похода, [570]570
  РГВА Ф. 39720. Оп. 1. Д. 37. Л. 16 об.


[Закрыть]но Корнилов беспощадно казнил виновных и тем приостановил их распространение. [571]571
  ГАРФ Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 308. Л. 55 об.


[Закрыть]В конце 1917 – начале 1919 гг. самочинные захваты, в основном продовольствия, случались часто, но были небольшими и диктовались насущной потребностью накормить и хоть как-то одеть людей. [572]572
  Деникин А. И. Борьба генерала Корнилова. С. 145–146.


[Закрыть]Естественно, что во время 1-го и 2-го Кубанских походов иного способа не имелось. Многочисленные примеры плохого снабжения, приводившиеся авторами воспоминаний в качестве оправданий, рисуют удручающую картину и сомнений не вызывают. Впрочем, даже периодически поставляемое интендантством продовольствие зачастую оказывалось испорченным. В фонде Управления полевого контролера Добровольческой армии неоднократно встречаются соответствующие акты, в частности, воинской комиссии Алексеевского полка, которая неоднократно освидетельствовала получаемые из интендантства 2-й пехотной дивизии солонину или квашеную капусту и признавала их совершенно негодными к употреблению. [573]573
  РГВА Ф. 39725. Оп. 1. Д 24. Лл. 62, 81–83.


[Закрыть]Ясно, что если со снабжением плохо справлялось среднее интендантское звено, то на более высоком уровне данные недочеты были еще масштабнее.

Вместе с тем «настоящие» грабежи начались уже летом 1918 г. Командир батальона одного из полков «15–16 июня в селе Новом Егорлыке реквизировал без уплаты денег: мотоциклет, два велосипеда, около десяти лошадей, два ящика револьверов (наганов и браунингов), 3–4 пуда кожи, мешок сахару, бочонок вина, три четверти спирта, парфюмерные товары (одеколон, пудру брала сестра милосердия) и деньгами 28000 рублей в потребительских обществах и на почте и от беженцев взято 1300 и 160 рублей. Прапорщик его батальона был отправлен с мотоциклетом, велосипедом, лошадьми и хорошей линейкой, тоже реквизированной, в Новочеркасск, и там продал их! Револьверы не были выданы офицерам, просившим их хотя бы за деньги… Один из поручиков полка с негодованием упрекал виновных в этом пятнании имени полка и поехал в штаб. За ним снарядили погоню с предписанием вернуть его «живого или мертвого», но в конце концов не решились исполнить это». [574]574
  Суворин А. Поход Корнилова. – 2-е изд. – Ростов-на-Дону, 1919. С. 137–138.


[Закрыть]

И вдруг в середине 1919 г. произошел взрывной рост и, можно сказать, систематизация подлинного грабежа. Думается, что причины кроются в трех направлениях. Во-первых, это широкое наступление, дававшее не менее широкие возможности.

Во-вторых, и это чрезвычайно важно, так как ранее просто не анализировалось, – несомненная прямая связь всплеска духа наживы с начатым тогда возрождением ячеек, а затем и самих частей старой армии, прежде всего многочисленных полков регулярной кавалерии. Понятно, мало кто желал признаваться, и проговорились лишь составители истории 1-го гусарского Сумского полка: «Реализация военной добычи была единственным источником, дававшим возможность эскадронам продолжить формирование и развертывание в соединения, являвшиеся преемниками старых славных полков». [575]575
  Сумские гусары 1651–1951. – Буэнос-Айрес, 1954. С. 280.


[Закрыть]Тоже самое отчасти относится и к пехотным частям, например, к 13-му пехотному Белозерскому полку [576]576
  Штейфон Б. А. Кризис добровольчества//Белое дело. Добровольцы и партизаны. – М.: Голос, Сполохи, 1996. С. 260–261.


[Закрыть]и ему подобным; правда, в них было гораздо меньше, чем в кавалерии, кадровых офицеров, заинтересованных в возрождении, и стяжательское рвение оказывалось слабее. Только 8 апреля 1920 г., со сменой Главнокомандующего, произошло признание ошибочности этого пути, причем главным злом были названы «громадные обозы, жившие большей частью на счет мирного населения и совершенно не дававшие фронту бойцов». Приказ Врангеля № 3012 от 16 апреля 1920 г. гласил: «Иметь имущество отдельных ячеек, состоящих из кадров полков старой Русской Армии запрещаю и считаю это преступлением». [577]577
  Махров П. С. Доклад… С. 233.


[Закрыть]

Третья причина вытекала из второй и состояла в поиске уже личной наживы. Значительная роль здесь принадлежала офицерам пополнений, особенно мобилизованным, которые далеко не всегда воспринимали возвышенные идеалы и попросту стремились хоть как-то «скомпенсировать» примененное к ним принуждение к службе. Менее всего они заботились о престиже Добровольческой армии в глазах разграбляемого населения. Очевидец писал: «Низменные инстинкты руководили ими при взятии городов, психоз наживы и разврата гнал их в бой, и здесь они боялись опоздать. В эту вооруженную, страшную и опасную тучу мародеров входили все бежавшие из полков всех фронтов и частей, все считающие себя на другое время инвалидами и больными, всех тыловых учреждений лишние чины, впрочем, кого там только не было». [578]578
  ГАРФ Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 562. Л. 3.


[Закрыть]Вместе с тем, данный пассаж можно расценить и как попытку командира-корниловца противопоставить своих подчиненных и обелить их.