Текст книги "Записки Подмастерья или Перед прочтением сжечь!"
Автор книги: Роман Серебрянцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
(Дату помню потому, что считал дни до своего 15– летия – раз, и в этот день к деду приходили первоклассники с поздравлениями, а он надевал свой знаменитый черный пиджак с орденами – два) ...
После ухода поздравляющих карапузов (под контролем учительницы), дед прилёг отдохнуть. Я, в той же комнате, читал какую – то книгу о Гражданской войне....
Так как дед никогда не был коммунистом, – (будучи прекрасным производственником он всеми средствами откручивался от вступления в Партию), – и верил в Бога, рискую задать вопрос:
– Деда, а если б революция была сейчас, а не в 17 -м, ты б за кого воевал? За красных или за белых?
– Война – это страшно,– буркнул дед. – Лучше б вообще никаких войн не было....
– Ну, деда...
– За русских я б воевал, пострелёнок. За Государя Императора....
– Как за Государя? – удивляюсь я. – Ты же красный?
– Я – русский! – поправляет дед. – Знаешь, внучек, красные – белые.... Не в цвете дело.... Дело в том – кто ты сам.
– Как это?
-А вот так... Эх, как же ты меня напоминаешь....
Дед, я на маму похож....
– По – другому напоминаешь. Этот же вопрос мы задавали в 42-м человеку, которого считали врагом просто потому, что он был самим собой.
-В 42-м? Это в войну? А кто этот человек? Генерал? Маршал?
– Русский. Всё, пострелёнок, уймись...
... Но разве от мальчишки, который настроился слушать про войну, отвяжешься?
...Хочу сказать, что пользуясь правом автора, ( всё – таки превращаю слово изустное в слово печатное), я изменил имена действующих лиц его рассказа, а так же попросить прощения у возможных читателей за возможные неточности. Всё – таки, когда я услышал эту историю мне шел всего лишь 15 год...
...Вот что рассказал дед...
... Поздняя осень 1942 года.
Мы с товарищем пробираемся к своим из окружения...
...Вечером, когда уже начало смеркаться мы вышли к одинокому рубленому дому с тесовой крышей.
В окнах уже горел тусклый, мерцающий желтый свет. Внутри кто – то был.
Но кто?
Лежали долго в кустах, наблюдая за домом. Никто не выходил.
Я молча протянул финку Семену, сам же остался с трёхлинейкой. Потом пополз к дому, махнув рукой – мол, давай за мной.
Около забора остановились. Я метнул через него палку.
Семен вопросительно кивнул – зачем это?
Я подождал минуту, потом шепнул:
– Мало ли собака...
Собаки не оказалось.
Полезли тогда через дыру в заборе, подкрались к окошку и заглянули в него.
За столом сидел старик в круглых очках и чистил то ли картофелину, то ли луковицу около свечки. Больше, вроде бы, никого не было видно.
Мы непроизвольно сглотнули. И не сговариваясь, шмыгнули на крыльцо и осторожно постучали в дверь.
Прошла минута-другая...
Но вот зашаркали шаги, послышалось глуховатое покашливание и старческий дребезжащий голос осторожно спросил:
– Кого надо?
– Дед, открой, свои мы, русские!
За дверью помолчали, а потом дверь заскрипела и приоткрылась.
– Кто тут? – выглянул старик в белом исподнем, с накинутой на сутулые плечи телогрейкой.
– Ох ты Господи Иисусе Христе, – мелко перекрестился он, разглядев две грязные фигуры на своём пороге.
– Дедушка, свои мы! В хате есть кто?
– Нету немцев, сынки! Вот тебе крест! Тут редко они бывают. Заходьте, заходьте... Да скорее, тепло не выпускайте...
Мы ввалились в тепло дома и упали возле печки.
–Откуда ж вы, милые,– вздохнул старик, осторожно опускаясь на скобленую добела скамейку.
– Из – под N, дед! Дай поесть чего – нибудь, а?
Старик суетливо бросился к столу, откинул полотенце и отломил от ковриги два больших ломтя хлеба.
Мы вцепились в него, словно два голодных волка. И хлеб тут же застрял в сухой глотке, так, что невозможно было проглотить.
Я закашлялся, покраснел. А Семен, показывая рукой на горло, прохрипел:
–Дайте воды! Во-о-о-ды...
Хозяин покачал головой и подал нам по кружке молока.
Захлёбываясь, пили мы кислое теплое молоко...
– Живым – живое, – пробормотал старик. – Живым живое!
Но через минуту у обоих начались острые рези в животе, спазмы один за другим скручивали внутренности. Сначала Семён, потом я упали на пол, корчась в судорогах.
Старик всполошился, подскочил к печи, открыл рогачом заслонку, достал чугунок, кружкой зачерпнул воды и подал нам.
От воды слегка полегчало.
–Полезайте-ка парни на печку. Погреетесь да отоспитесь. А я сейчас прибегу.
–Ты дед куда? – насторожился я, пытаясь подсадить Семена, а другой рукой держа винтовку.
–Ты, сынок, не бойся, не за немцами. Вот тебе крест святой перед иконами. – И старик перекрестился на лики икон, освещенные маленькой лампадкой. – За бабкой Меланьей сбегаю, вишь, чего... Подружка она моей покойницы... Надо же, такая постная еда, а беды сколько наделала... А винтовку то ты убери от греха.
– Не дам! – прищурился я. – Со мной будет.
–Ну с тобой так с тобой, – согласился дед. – Я сынки скоро. Спите пока. – И хлопнул дверью.
– Жрать хочу, – простонал Семен и полез с печки обратно.
Я хотел его остановить, но полез вслед за ним.
Под полотенцем на столе мы обнаружили картофельный теплый суп, хлеб и крупную соль. И, даже не садясь на лавку, сожрали всё это богатство.
А потом кое как забрались обратно. Стало, наконец, хорошо, пахло теплыми кирпичами и хлебом...
Я проснулся через час от начинающихся снова резей в животе. Рядом стонал Семен, похоже, от той же причины.
– Ой, ядрёна кочерыжка! Больно то как!
– Брюхо растирай! – сквозь зубы, преодолевая боль прошипел я.
– Не помогает!
В этот момент открылась дверь. На пороге стояла маленькая, чистенькая старушка. Хозяин дома из-за ее спины сказал:
– Вот это и есть Меланья. Сейчас она вам от живота поможет.
Старушка скинула пальтишко, а дед из-за пазухи достал литровую бутылку молока.
Она накапала в ковшик с парным, как оказалось, молоком какого-то снадобья из пузырька и дала попить сперва одному, а затем другому болящим. И тихонечко приговаривала при этом.
–Пейте, голубы, пейте. От этого снадобья и молочка вам легше станет, уж я-то знаю. Дед то от душевной доброты накормил вас так, старый. Вы уж простите его, хорошо еще, что еда была вся постная, нежирная, а то могло быть и хуже. Бог, вас милые предостерег... А дед, грешный, по незнанию это делал. Желудки то ссохлись от голода, вот и получилось нехорошо... Маленькими глоточками пейте то, маленькими...
Постепенно боль стала утихать, и мы снова уснули.
Время от времени бабка Меланья снова нас будила и кормила с ложечки варёной свёклой и морковкой.
Утром, когда рассвело, мы проснулись. Животы уже не болели, хотя слабость сильная одолевала.
В избе никого не было. Не было рядом и винтовки.
Я заматерился и слез с печки.
В этот момент дверь открылась и вошёл дед с охапкой поленьев.
– Проснулись? Ну, слава тебе, Господи! – Он грохнул поленья у печки и опять перекрестился. – А я уж боялся, что воспаление легких подхватили. Стонали уж очень.
– Дед, куда винтовку дел? – грозно двинулся на него я.
– Да, Господь с тобой, в сарай уволок. Мало ли полицаи. Немцев то тут с прошлой осени не было, а вот полицаи бывают с проверкой. Недавно вот были, когда ваши из окружения выходили рядом.
– А нас бы увидели, чего бы сказал?
– Так ты мой племянник внучатый с другом. Из N... пришли, ага.
– Хитрый ты, дед. А поверили бы?
– А чего б не поверить, когда до войны племяшка тут со своим сынишкой бывала. Панкрат – мукомол за ей гоголем ходил. Сейчас вот начальник полиции местной. Стал им, как из Красной Армии сбёг.
– Винтовку то, дед, всё равно верни.
– Так бери, мне вашего добра не надоть. Только позавтракаете поди?
Он наплескал нам по полмиски супа.
–Меланья строго наказала вас опеть не перекормить.
Мы уселись за стол. Дед есть не стал, только глядел на нас, горестно облокотившись.
– Молодые, поправитесь. А вот я с вас одежонку то снял, бабка постирала, можете одевать.
Только сейчас мы заметили, что сидим за столом в одном нательном.
– А вот ни кресала, ни спичек при вас не было. Что ж вы так? Как же в лесу без костра то?
– В болоте промокли спички, – буркнул я. Меня сильно беспокоило отсутствие оружия.
– Ну, я вам дам зажигалку. Немецкую. Еще с той германской ношу.
–А ты что дед, воевал что ли? – удивился Семен.
– А то как же! – гордо приосанился старик. – Воевал! Унтер-офицер Пахом Боровиков, отделенный командир 4-го отделения 4-го взвода 15-й роты 124-го пехотного Воронежского полка!
– Небось и Георгиевский крест имеешь, дед Пахом? – почему-то не поверил ему Семен.
– Не без этого. Два креста 4-й и 3-й степени имею. Может, и больше было бы, да революция случилась... Первый за разгром батареи австрийской ишшо в 14-м под Гнилой Липой, а второй за то, что добровольцем в тыл ползал и охвицера приволок венгерского...
– А после революции куда?
Дед спокойно посмотрел на нас.
– А наш полк " череп и кости" в июле 17-го надел и на Румынский фронт отправился. А в ноябре хохлы к своим подались. А я в бригаду к Михаилу Гордеевичу и на Дон пробиваться.
– К какому Михаилу Гордеевичу? – недоумённо спросил я.
– Эх, воробьята вы неграмотные. К Дроздовскому, * какому же еще?
Повисла тишина.
Оказывается, перед нами сидел бывший белый унтер-офицер!
– Чего воробьята? – усмехнулся дед Пахом. – Напугалися? Не боись, ни немцам, ни полицаям я вас не сдам. А не сдам я вас, потому что, во -первых, все мы русские, а с германцем война, и неча ему ироду, на земле русской топтаться, а во– вторых потому, что к нынешней Советской власти у меня боле претензиев нетути. Она хучь и поганая – аще нет власти иже не от Бога. Эх, прости Господи, нам бы в 14-м вместо Государя – батюшки вашего гражданина Сталина, глядишь, и германскую** не продули ба.
Бывший унтер вскинул на нас глаза.
– Ну вы, парни это, одевайтеся, а я пойду твою винтовку принесу. – И хлопнул дверью.
Только мы успели натянуть штаны, как дед вернулся. В одной руке он держал мою трехлинейку, а другой бережно прижимал к груди....
– В Бога душу мать! – вырвалось у Семена.
– Не поминай имя Божье всуе, поганец, – строго сказал дед и бережно опустил свою ношу на стол.
Это было красное знамя! В углу золотом было вышито: " 86-й стрелковый полк"..
–Откуда? – выдохнул я.
– Оттуда. – Коротко ответил бывший унтер, передавая мне винтовку и сразу же начиная накладывать в холщовую сумку немудрящую снедь. – О прошлом годе, как германец пришел, коммунисты то драпали, да и бросили... Я и прибрал. Вы уж сынки передайте его гражданину Сталину. Оно вишь, хучь и красное, да русское! Негоже русскому знамени на земле валяться. Отродясь не было того. И не будет!
– Ты ж белый, дед… – пораженно выдохнул Семен.
Пахом Боровиков гордо выпрямился и глядя нам прямо в глаза тихо и внятно сказал:
– Я – русский! Был им, есть и буду. Я – русский! А ты каковский?
...– Вот так вот, внучек, – закончил дед. – На следующий день вышли мы к нашим частям. Знамя комиссару передали.... Немца били. А 9-го мая 1945 года я в Берлине на Рейхстаге расписался...
– А Сталина видел?
– Жукова видел. Сталина нет.
– И деда Пахома не видел больше. Но вот слова его на всю жизнь запомнил. И точно знаю: какая б власть не была – я русский!
-А я? Я белый или красный?
-Ты? Ты внучек, вроде как аристократ. А уж какого ты цвета – сам решай. Не маленький, поди.
Тогда я деда не понял (честно скажу). Но сейчас, вспоминая эту историю и видя творящийся вокруг беспредел, знаю.
Я не белый (хоть и аристократ) и не красный (по определению). И уж тем более не россиянин....
Я – русский!
А вы?
*Дроздовский Михаил Гордеевич – русский военачальник. Генерального штаба генерал-майор. Участник русско-японской, 1-й Мировой и Гражданской войн. Один из видных организаторов и руководителей Белого движения на юге России.
** Имеется в виду 1-я Мировая война.
Память.
Республика Удмуртия. 2014-й год. Ранняя весна.
Я тороплюсь на встречу со своим (литературным) Учителем, замечательным человеком, художником и литератором И.А. Сорокиным. Меня распирает от гордости! Ведь причиной встречи, (о которой мы договорились пару дней назад по телефону), является моя первая серьёзная работа " На круги своя", которая, по мнению Учителя, нуждалась в некотором рецензировании. **
Скажу сразу, рецензию он мне написал. Правильную. Честную. Но не она (ни моя работа, ни рецензия на неё), помогла мне понять, что такое на самом деле литератор! а разговор на лавочке (уже после того, как мне была вручена просимая рецензия). Занял этот разговор с Учителем от силы час, а его итогом стал целый цикл статей и моё осознание того, что я смогу стать литератором, если сумею (а это дико сложно), писать правду, только правду и ничего кроме правды...
1223 год. Битва на реке Калке. Первая встреча русских с монголами на Залозном шляху, который, после этой первой битвы, стали звать Слёзным шляхом. Битва при Калке положила начало монгольскому игу.
3 февраля 1252года. Умирает князь Святослав Всеволодович Суздальский, (в крещении Гавриил). С его смертью переворачивается одна из последних страниц истинно великой Золотой Руси.
1265 год. Средний сын Александра Невского, князь Андрей Городецкий, собирается – с помощью Орды – сбросить старшего брата Дмитрия с Великого Княжения Владимирского, для чего посылает в Орду к темнику*** Неврюю гонца с грамотой о восставшем Новгороде и волнениях в Переславле. Гонец останавливается в Суздале и просит княжеского ключника убрать грамоты на ночь в княжескую казну….
... – Ты, верно, знал Дмитрия Святославовича хорошо?
Старый ключник пожевал пустым ртом в сетке серых морщин. Отмолвил неожиданно ясным голосом.
– Я ещё самого Святослава Всеволодича, Царствие ему Небесное, помню.
Гонец глянул внимательнее, веря и не веря.
– И храм строили при мне! – прибавил старый ключник. Глаза у старика были ясные, голубые, на печеном как яблоко лице, и смотрели умно.
– Я и Батыеву рать видал!
... – Великий князь был Святослав Всеволодович! И на престоле сидел во Владимире, и здесь княжил достойно... Ты сам то, молодец, у кого служишь? Андрея Александровича? Знаю! И батюшку его знал, князя Александра, и Андрея Ярославича знал. Строгий князь был, Александр Ярославович, а только до нашего князя Святослава не достиг... Тот был из прежних, а эти уже... Другие они люди....
– Митрополита Кирилла знаю. Видал, говорил даже с ним. Он под мой норов. Тоже из тех, из прежних.... Больше были нонешних люди. Чего не знали, когда, а совести, той было поболе у них!
Вам, нонешним, уже того не понять. Вы по силе судите. Кто одолеет, тот у вас и набольший. А надо не так! Ты спроси, что после себя оставишь? Вот Юрий, князь Долгие Руки, оставил города, Всеволод – храмы. А битвы можно выиграть и проиграть.... А города и храмы – то память! Народу память нужна!
Знаю и татар, и половцев знал. Те же татары, только зовут их теперь иначе, а память пропала! Как память потерял народ, считай, нет народа...
...Этот монолог старого русича, пронёсшийся через века и процитированный Учителем по памяти, зацепил меня...
Однако, (молодость вечно торопится с выводами), скоро я был совершенно сбит с толку...
Учитель достаточно терпеливо меня выслушал, сначала по поводу Белого движения и Колчака, который, по моему тогдашнему мнению, был "Великим Адмиралом", потом про Деникина, который мог бы стать "Спасителем Отечества", а вот когда я окрылённый его интересом перешел к Николаю Второму и начал рассуждать о его святости, он улыбнулся и заявил:
– Чушь – это всё. Ты же умный человек. А несёшь ересь!
Я, разумеется, поспешил уточнить, в чём, собственно ересь? После моего вопроса Учитель некоторое время думал. Потом ответил:
– А в том, что родились мы с тобой в стране Советов рабочих и крестьян, а не в какой-то другой.
Я рассмеялся:
– Так это же не повод плохо относится к Николаю, Колчаку или тому же Деникину!
– Почему не повод? Очень даже повод. Но не из чувства пролетарской ненависти или по причине того, что я парторгом в школе был, а ты, друг мой, старинного боярского рода, а потому что наши с тобой деды и прадеды сделали свой выбор и всей толпой, (как выражается моя внучка), от Петербурга до Владивостока, пошли не за белыми, а за красными. С чего это ты взялся осуждать дедов то наших и отказывать им в здравомыслии?
Тут ему кто-то позвонил. Всё то время, пока он разговаривал по сотовому, я раздумывал над его словами.
Учитель был совершенно прав. Прав, как и тот старый, неведомый мне предок– ключник, чьи слова о памяти народной он цитировал. Мы все люди! Не святые или великие... Обычные люди! И крестьяне, и дворяне, и цари, и даже коммунисты... Со своими малыми мирками, стремлениями и чаяниями...В одиночку мы – ничто! – какие бы пышные титулы и регалии не носили. Все мы разные. Есть среди нас и плохие, и хорошие и потомки крестьян, дворян и даже царей... В одиночку мы – ничто! Лишь все вместе мы – Русь! Та Русь, что строила города и храмы, сбросила татарское иго и Наполеона! Та Русь, что освободила мир от фашизма! Наши деды тоже оставили память по себе. Память великой державы! Память Победы! Силу единства! А что мы оставим после себя???
** Все мы мним себя гениями....
*** Темник – командир тумена (отряда в 10000 всадников).
Могила Неизвестного Солдата.
Скажу сразу: сны я не помню.... А этот вот, запомнил. И до сих пор помню чётко. Как будто это и не сон вовсе...
Хочу добавить ещё... Всё, написанное произошло на самом деле. Кроме, разумеется, сна. (Если, конечно, не считать происшествием то, что я его видел). Итак....
Случилось это совсем недавно. В конце августа текущего года. Сидя однажды вечером «В Контакте» зацепились мы языками с одним парнем. Я на его страничку случайно попал и увидел там четверостишие стиля « наскальная живопись каменного века», а проще «назаборная». Ну написал я ему комментарий, что это даже не стихи, а откровенное издевательство. Полчаса спустя получил сообщение, что он, вообще то литератор и это у него стиль такой. Ну и зацепились. Сказал ему, что я тоже литератор. Нормальный, а не «заборный». В подтверждение дал ссылку на свои работы…
В итоге пригласил меня этот парень в Казань. У них там общество литературное, где он работает. " Калитка" называется. То есть Казанское Литературное чего-то там... Ну – я поехал.
Не в огорчение казанцам будет сказано: "Калитка" впечатления не произвела. Ни тогда, ни теперь. Уныло там, по-моему. Казённо. Потолокся я в этой "Калитке" где-то с час... "Ну, – думаю – зря ехал"... Вышел на улицу, закурил. Вдруг вижу идут трое. Двое парней моего возраста и мужик лет 50 -ти. Все в камуфляже. Ну в камуфляже и в камуфляже. Сейчас, как только не ходят... Но вот у старшего металлоискатель был нацеплен. В городе прямо! Показалось необычным. Подошёл, поздоровался. Поинтересовался. Оказалось, они из поискового отряда " Возрождение". Ходят по местам боевой славы, ищут следы пропавших без вести и так далее... Я о таком слышал. В советское время много таких поисковых отрядов было. В основном пионерских. Но и сейчас в " Новостях" нечто подобное мелькает... Я представился. Сказал, что литератор. Только не местный, а приезжий. Разговорились. Ребята назвались Валерой и Максом. Своего старшего, (про него я узнал только, что он майор запаса), они уважительно называли Леонидычем. У него в Великую Отечественную кто-то из родственников пропал без вести. Он всё пытался найти какие-либо следы. Сначала родственников, а потом увлёкся и вообще всех без вести пропавших в годы войны стал искать. "Возрождение" создал... Они вообще то с "поиска" возвращались, когда я их окликнул. А Леонидыч металлоискатель снять забыл. Вот и получилось знакомство.
Для поддержания разговора задаю заведомо глупый вопрос:
– А металлоискатель зачем?
Ребята смеются:
– Ну как зачем? Искать. Когда примерное место вычислишь без него никуда. С войны считай сколько лет прошло. Дерево и материя сгнили давно, а металл цел. когда пряжку найдешь, когда гильзу, а когда и медальон с личным номером. Но это редко. Это удача.
– И много нашли?
А если интересуешься пошли в штаб. Сам увидишь.
Штаб "Возрождения" – маленькая комнатка, практически напротив "Калитки". На стенах фотографии, репродукции, несколько вымпелов…В двух небольших витринах у окошка – трофеи. В одной наши в другой немецкие. Звёздочки, заржавленный штык– нож, витой немецкий офицерский погон (один), покорёженный медальон.... Интересно.
– Здорово! – говорю. – У меня дед воевал. В 1-й танковой Катукова. Про него даже в книге "Ветераны Удмуртии", писали...
Леонидыч пристально на меня смотрит. Глухо спрашивает:
– Там? ....
– Что? – не понимаю я, а по спине почему-то ползут мурашки….
– Погиб дед у тебя? – приходит на помощь Валера.
–А.. – доходит до меня наконец. – Нет, живым вернулся. И руки – ноги целы. Только с контузией...
– Счастливый... – бурчит Леонидыч и идёт искать чайник.
... Мы пьём чай и болтаем. Точнее болтаю я в вопросительной форме: " А это что? " " А это откуда?" "А когда"?
Ребята рассказывают. Леонидыч больше молчит и вдруг спрашивает:
– Вот ты, говоришь, писатель? Про 40-е писал?
–Нет. Я больше – фентези....
–Фентези... – бурчит Леонидыч. – Сказки что ли?
– Ну... Как бы да.
– Глупость это всё! Вот скажи – дед жив у тебя?
–Умер уже.
– Жаль... Он у тебя кто по званию был? Офицер?
– Гвардии ефрейтор.
–Вот ты попробуй про него напиши, если писатель, а не сказки... Теперешние старики сделали такое, что ни в одной сказке не найдешь. Мы все живём им благодаря! А про них забыли все. Будто и не было их... И даже не хоронят их по-людски. Ни тогда, ни сейчас.
– А могила Неизвестного Солдата?
Леонидыч машет рукой....
... Вернулся я из Казани под впечатлением от "Возрождения"... С дороги, разумеется, быстро вырубился. И УВИДЕЛ ЭТО... До сих пор перед глазами стоит...
….Меня нашли в воронке. Большой такой воронке – полутонка хорошие дыры в земле роет. Меня туда после боя скинули, чтобы лежал и воздух своим существованием больше не портил.
Лето сменилось зимой, зима летом, и так 65 лет подряд. Скучно мне не было, тут много наших, да и гансов по ту сторону дороги тоже хватает. В гости мы, конечно, друг к другу не ходили, но и стрелять уже не стреляли. Смысла нет. Но и война для нас не закончилась. Всё ждём приказа, а он никак не приходит...
А нашли меня осенью. Листва была ещё зеленая, но уже готовилась к тому, чтобы укрыть нас очередным одеялом. Хотя мертвые не только сраму не имут, но и холода не боятся. Чего нам бояться то? Только одного...
Нашли меня случайно – молодой парнишка, чуть старше меня, лет 20-ти, наверное. Сел на краю воронки, закурил незнакомым ароматным табаком, и с ленцой ткнул длинным щупом в дно. И надо же, прямо в ногу мне попал!
Он прислушался к стуку металла о кость, ткнул ещё несколько раз, и отплюнув в сторону недокуренную папиросу с жёлтым мундштуком, спрыгнул вниз. Расточительные у нас потомки. Мы самокрутку на четверых порой делили.
В несколько взмахов сапёрной лопатки, он снял верхний слой почвы надо мной.
"Есть"! – воскликнул он, когда металл с отвратительным звуком ширкнул мне по черепу. Больно мне не было. Было радостно и удивительно – неужели?
Пацан отложил инструмент в сторону и достал немецкий штык-нож. Интересно, где он его взял? На той стороне подобрал? Не похоже, вроде... Блестит, как новенький. Не то что мой, от трехлинейки. Тот, после последней моей атаки, так и заржавел, неочищенный...
По косточке он начал поднимать меня, а я пытался подсказать ему, где что лежит. Конечно, мне всё равно – подумаешь, зуб тут останется или там палец, но как-то не хотелось часть себя оставлять.
Ну не хотелось...
Жалко медальон осколком разбило. Хоть бы весточку моим передали, где я да что я. Впрочем, вряд ли бы она дошла. Брату сейчас уже, наверное, лет 70... Где он сейчас? Жив ли? Или ждёт меня уже ТАМ? Ну а Нинка точно не дождалась. И правильно сделала.
Эй, эй! Парень! Ты куда глину кидаешь? Это ж сердце моё, пусть и бывшее! Не услышал...
Хотя сердце тогда в лохмотья разорвало...
Когда мы бежали по полю, к дороге, земля в крови, кровь на сапогах, тогда и шмальнуло. Я сразу и н понял, пробежал ещё метров 100, траншея с фрицами приближалась, хочу прыгнуть уже, смотрю, а винтовки нет, и граната из руки будто выпала...
Оглянулся, а тело моё лежит, голова вдрызг, грудь разворочена и только ноги в ботинках ещё дергаются...
Сейчас даже смешно. А тогда страшно было. И чего делать – не знаю...
Упал, пополз обратно, пытаюсь винтовку схватить, а не могу. И мычу, мычу...
Мне б дураку, "Отче наш" вспомнить, а как его вспомнить, если я его и не знал никогда? Комсомольцам религиозный опиум ни к чему. Это мне ещё тогда объяснили, когда мы колокола с церкви сбрасывали и крест роняли...
А наши фрицев из траншеи тогда всё-таки выбили... Покрошили немало, но и нас полегло – почти весь батальон.
Потом половину оставшихся собрали, и они ушли над лесом на восход...
Как были – с пробитыми касками, в бинтах, оторванными ногами – они шагали над землёй. Красиво шли. Молча. Не оглядываясь.
А мы остались...
Парень нашел осколки медальона и матюгнулся так, что с рябинки над ним листочки посыпались. От расстройства снова закурил, разглядывая находку.
И тут подошел второй. Первый молча протянул ему остатки медальона.
Второй только вздохнул: "Эх, блин, ещё один неопознанный"...
Первый молча кивнул, докурил и снова спустился ко мне.
Да ладно вам, ребята, не переживайте. Я без вести пропавший, обычный солдат. Таких как я, много. Только подо мной в воронке ещё 10 наших. Из нашего взвода. И все неопознанные рядовые. У кого потерялся медальон, у кого записка сгнила, а кто и просто не заполнил бумажку. Мол, если заполнишь – убьёт. А войне по хрену на суеверия. Она убивает, невзирая на документы, ордена, звания и возраст.
Вон рядом совсем, сестричку с нашим лейтенантом накрыло одной миной. Она его раненого уже вытаскивала с нейтралки. У комвзвода, кстати, медальон есть. Я точно знаю.
Мужики! Найдите их! Вместе мы тут воевали, потом лежали вместе. Хотелось бы и после не расставаться.
Так думал я, когда наше отделение пацаны в грязных камуфляжах тащили в мешках к машине.
Так думал я, когда нас привезли на кладбище, в простых сосновых гробах – по одному на троих.
Так думал я, когда нас тут встретили ребята с братских могил. В строю, как полагается.
Так думаю я и сейчас, уже после того, как мы ушли над лесом на восток.
И оглядываясь назад – я прошу: – Мужики! Найдите их! Найдите тех, кто ещё остался...
...За окном едва начинало синеть, когда я открыл глаза. Встал. Закурил. И множа окурки в пепельнице думал...
Может, я слишком впечатлительный и причина такого сна – поездка в Казань и знакомство с "Возрождением?" Может, всё это чушь собачья, вызванная дорогой и усталостью?
Тут световой блик, от проезжающего за окном автомобиля, скользнул по стеклу фотографии моего двоюродного деда, младшего лейтенанта ВВС, погибшего под Шяуляем, которого я никогда не видел, но чьё имя я ношу... Он тоже лежит там в братской могиле, но его (и тех, кто с ним) – не найдут никогда... Покойная бабушка говорила, что на могиле стоит дом. Обычный панельный дом....
Я уже намного старше, чем дед на фотографии... Но вот же он! Стоит. И даже я, никогда его не видевший, – помню его!
И я понял! Понял, что в Могиле Неизвестного Солдата в Москве – никого нет и не было! Потому что, жив ещё этот Солдат! И живы еще те, кто шел вместе с ним в ту последнюю безнадёжную, но решающую атаку! Да их с каждым годом всё меньше этих Неизвестных Солдат... Но они еще живы, ещё дышат, и я уверен, если будет нужно – ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НУЖНО! – снова встанут в строй, несмотря на возраст и болезни... Они не могут по-другому, ведь они – СОЛДАТЫ...
Люди! Берегите ветеранов! Берегите тех, кто еще остался! Давайте вместе стараться, чтоб Могила Неизвестного Солдата оставалась пустой как можно дольше.
Viva de la Imperia!
"Демократия – вот лучшая форма государственного устройства, ибо при ней свободные граждане своей свободной волей сами решают свою судьбу. Монархия же необходима в тёмные времена, когда необходимо выжить, встать на ноги, занять своё место под солнцем. Монарх может быть даже тираном, но, если он не даст стране скатиться в пропасть хаоса, его будут помнить, как великого правителя.
Аристотель.
(О монархии).
Всем тем, кто будет читать эти строки, желаю доброго времени суток.
Возможно среди вас найдутся как те, кто согласен с великим мыслителем, так и несогласные с ним. Однако, если вы либерал, вам лучше прямо сейчас закрыть эту статью. Либералу нет дела до государств.
Все мы дети одной страны, пусть даже некоторые её части и объявили о своей независимости. До 1917-го года она называлась Российской Империей, до недавнего прошлого, которое еще живо в нашей памяти – СССР. Все мы говорим на одном языке. Все мы братья.
Я не собираюсь никого ни к чему призывать, (я уже писал " Обращение к славянам". Любой может ознакомиться на Лит. сайте). Я лишь хочу задать вопрос: хотя он, возможно, вызовет негативную реакцию. Но я его задам.
Вы верите в Бога?
Ответ почти очевиден: ДА!
Кто-то (их к сожалению меньшинство, и я склоняю перед ними голову), верит искренне, кто-то потому, что "так учили", кто о думает, что верит, а кто-то не верит совсем, но все равно скажет: "Да".
Не в этом суть.
Кто такой Иисус, пророк Исса (для мусульман), Спаситель и Сын Человеческий кроме того, что Господь Бог мой?
Царь Иудейский!
" Ибо есть Он Сын Мой возлюбленный, Царь Царей и единственный путь в Царствие Моё!"
Так сказано в Библии и мы принимаем это, потому что это так и есть!
Тогда почему мы, – неблагодарные существа, – моля о милости и спасении Царя Небесного, отвергаем царя земного, хотя сами, САМИ! – или снизошло озарение на чью-то светлую голову, – канонизировали последнего русского императора, пользуемся византийским орлом как государственным символом, а на государственном флаге у нас ТРИ царских венца?
Кто-то скажет, потому что при демократии царь не нужен...
Но мы НИКОГДА не жили при демократии. И не будем жить, что бы не вещали с трибуны " народные избранники".
Согласно тому же Аристотелю, существует 3 типа государственного строя. Монархия – власть одного, олигархия – власть меньшинства и демократия – власть большинства.
От сотворения мира и до памятного августовского путча мы жили при монархии и были сильны и независимы, принимали участие в жизни страны и не боялись ходить по улицам. Сейчас живём при олигархии, и как живём – вы видите сами. А демократией ни в Империи, ни в СССР и не пахло.
" Стоп!"– скажет кто-то. – " Автор утверждает, что мы жили при монархии от сотворения мира? А как же СССР, о котором он только что вспоминал?"
СССР – это тоже монархия. Красная Империя. Только самодержцем был не Романов, а Джугашвили (Сталин). И, должен признать, неплохим. Обращаясь снова к Аристотелю, вспомним: " Монарх может быть даже тираном, но если он не даст стране скатиться в пропасть хаоса, его будут помнить, как великого правителя!" Так и есть.
