Текст книги "Ронин (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Я, стоя за углом, плотно прижавшись спиной к кирпичной стене, выслушал весь расклад, что без утайки выложил милиционеру раненый в ногу гражданин Кульков, дождался, пока громко хлопнет дверь машины и выродок Ульяновского автозавода, троя двигателем, укатит, после чего решительно двинулся к освещенному неяркой лампочкой, остекленному тамбуру больничного корпуса.

Охранник в черном комбинезоне высунул голову из темного кабинета, а после того, как я махнул удостоверением, кивнул и скрылся в темноте, как черепаха прячется в панцире. Я прошел темным коридором приёмного покоя мимо распахнутой двери кабинета, где дежурный доктор оформлял очередного страдальца, спустился на пролет вниз, убедившись, что черный вход закрыт лишь на могучий металлический крюк, после чего поднялся на третий этаж, по дороге натянув на свитер медицинский халат и маску на лицо.

На посту второго хирургического отделения никого не было, только горела настольная лампа. Я нашел карту больного Кулькова, что лежала на посту, вместе с другими, кого утром ожидали уколы и прочие процедуры, прошёл в конец коридора и пихнул в плечо щекастого.

– Кульков? Вставай, тебя там милиция зовет…

– Что? – Борис оторвал голову от подушки и недоуменно уставился на склонившегося над ним санитара.

– Говорю, милиция зовет, вставай.

Ругаясь, больной опустил ноги на пол и нашарил пятками стоптанные тапочки, после чего, оперевшись на спинку кровати, поднялся и пошёл за мной.

Никем не остановленные мы вышли на широкую лестницу, ведущую вниз, а там, спустившись на несколько ступеней, Кульков заупрямился.

– Я ногу сгибать не могу. – щекастый лег грудью на перила, тяжело дыша: – Скажи менту, чтобы сам сюда поднялся. У меня нога просто огнем горит…

– Хорошо. – я выстрелил в голову своего врага и быстрым шагом начал спускаться по ступеням. Когда на лестничной площадке наверху послышались крики я уже был у черного выхода, откинул кованный крюк и вышел на зады больницы, плотно прикрыв за собой дверь после чего дошел до общежития медиков, в торце которого притулилась моя машина, и спокойно уехал.

Глава 21

Глава двадцать первая.

Февраль 1994 года.

Мертвые петли.

Ушел я чисто – спустился мимо психиатрического диспансера до речки Оружейки, пройдя метров триста, по смеси воды и глины в сторону дачного кооператива, разбрасывая по ходу движения части пистолета и патроны, которые без следа исчезали в черной воде городской речки. Избавившись от улики, закончил дело на бывшей даче Князя, где спалил в печи медицинский халат и марлевую маску, заодно просушил носки и обувь, после чего, еще до рассвета, покинул территорию дачного кооператива, доехал на автобусе до ближайшей к больнице остановки, немного пройдясь, забрал машину с парковки.

Собак из квартиры я вывел до того, как проснулась Ирина, а вернувшись с прогулки, застал ее, мечущуюся по квартире в одних трусиках.

– Ты во сколько вчера пришел? – девушка на бегу поцеловала меня в щеку.

– Наверное часов в десять или одиннадцать…– я замер, ожидая реакции.

– А я вчера хотела тебя дождаться, а на программе «Время» чувствую, что вырубаюсь. Как уснула, так и спала, хорошо, что услышала, как ты собак гулять вывел, а то будильник почему-то не сработал…

Доктор Кросовская пробежала мимо меня, уже одетая в водолазку и теплый сарафан черного цвета, после чего стала торопливо обуваться.

– Ты завтра как? – из коридора выглянула девичья мордашка в лисьей шапке-ушанке.

– Пока не знаю, возможно придется уехать ненадолго, если что, я в вашу диспетчерскую позвоню и сообщение оставлю. – я сделал два шага, припал к сладким от помады губам и обнял так, что Ира ойкнула от неожиданности, обозвала медведем и махнув на прощание ладошкой, выскочила из квартиры.

Вот так мы и живем, женщина по ночам людей штопает и перевязывает, а мужик этих людей стреляет. Я прошёл на кухню, засыпал в турку коричневый порошок, залил его водой и стал ждать, когда кофе начнет выгибаться над краем сосуда.

Мне было необходимо решить, когда появится на публике. В этой квартире я мог жить достаточно долго, но ведь начнут искать, приедут к родителям, начнут их дергать, долбиться в известные места моего пребывания, а оно мне надо? Лучше сразу дать заинтересованным лицам возможность допросить меня, благо, что прямых доказательств моей вины в ночных злодеяниях уже нет.

Дно речки Оружейки завалено металлом на полтора метра в глубину, там, при желании можно выловить не один, а десяток пистолетов, автоматов и прочего стреляющего безобразия. Халат и маска прогорели до золы, а золу я развеял на соседский участок – весной будет удобрение, поэтому доказательств моей причастности сейчас физически не существует. Слава Богу, у нас не Америка, где по одному только принципу «Ищи кому выгодно», присяжные могут вынести обвинительный вердикт. Плохо, конечно, что я немного опоздал и участковый успел опросить гражданина Кулькова, хотя… Я представил, что я приехал немного раньше, вывел Кулькова на лестницу, по которой в этот момент стал бы подниматься участковый и зябко поёжился… Вступать в перестрелку с младшим лейтенантом в мои планы не входило. Значит надо сдаваться властям, а для этого… Я не торопясь допил кофе, позвонил на подстанцию «Скорой помощи», передав сообщение своему личному доктору, что вынужден уехать, возможно на десять дней, после чего оделся в старый спортивный костюм с спустился к машине, где в багажнике у меня хранилась потрепанная фуфайка. Облачившись в старье, я собрал вещи, зашел в магазин, купил папирос, карамелек вразвес, несколько пачек чая и карту для таксофона, приступил к телефонным переговорам.

– Здравствуйте, служба «ноль девять»? Мне, пожалуйста телефон областного управления юстиции. Благодарю вас.

– Здравствуйте, управление юстиции? Вы ведете реестр адвокатов? Девушка, я не буду вам перезванивать, я сразу в приёмную главы областной администрации позвоню и расскажу, что сотрудник на этом номере телефона свои обязанности не выполняет. Жду. Благодарю.

– Здравствуйте. Мне ваш телефон дали в приёмной и сказали, что вы мне поможете. Меня интересует, где я могу найти адвоката Прохорову Софью Игоревну. Да, деньги взяла, обещала помочь и исчезла из офиса, где меня принимала. Да, жду. Благодарю вас.

Ну что сказать. Преждевременно выехав из офиса в центре города, Софа въехала в обшарпанный кабинет бывшего заводоуправления на окраине города. Да, рядом располагался Старостинский районный суд и одноименный райотдел милиции, но только самые ушлые адвокаты снимали помещения или в самом здании суда, судя по архитектуре, бывшей школе, или в соседних зданиях, в радиусе пятидесяти метрах от входа в суд. Чтобы идти десять минут до кабинета, занимаемого адвокатом Прохоровой, надо быть действительно преданным поклонником ее юридических талантов. Когда я ввалился в кабинет молодого юриста, девушка сидела за столом и рассматривала падающие за окном снежинки.

Наверное, у меня тоже было такое испуганное лицо, когда три дня назад ко мне в офис ввалился покойный Михалыч и его банда. Софа на пару секунд опоздала, и когда ее ротик открылся, я успел пересечь кабинет и закрыть его ладонью.

– Не ждала, сучка? Думала, что я уже сдох? – второй рукой я аккуратно кольнул нежную девичью шейку кончиком швейной иголки: – Знаешь, что у меня в руке? Это шприц с кровью спидозного наркомана. Только дернись, и я ее в тебя волью. Если поняла меня, то кивни.

Девушка часто закивала головой, и я убрал испачканную в темно-красной помаде, ладонь от лица молодого юриста.

– Ну и что мне с тобой сделать, за то, что ты меня предала? – я приобнял девушку за талию и наклонился над ней, заглядывая в глаза: – Или ничего не делать, просто кольнуть иголочкой и уйти навсегда. Ты же этого хочешь, правда? Один укольчик, и я уйду насовсем? Ну, соглашайся, кивни головкой.

Почему-то, девушка старательно замотала головой, но я решил у нее уточнить:

– Ты не хочешь, чтобы я ушёл, да? Хочешь, как в старые добрые времена?

Софья выдавила «Да» и кивнула.

– Тогда расскажи, зачем ты меня сдала этим деревенским бандитам?

– Я тебя не сдавала…

– Софа, еще одно слово лжи, и с тобой больше разговаривать не буду, лет через пять приду плюнуть на твою могилку. Кстати, говорят от СПИДа быстро худеют. Ты же помниться мне жаловалась, что в во многие вещи влезть не можешь? Теперь точно влезешь…

– Меня заставили… – по гладкой коже адвоката скользнула одинокая слезинка.

Угу, заставили ее. Сама нашла Михалыча, и сама сдала адрес офиса.

– Ладно, Софа, давай забудем всё плохое. Мне нужна твоя помощь. Где у тебя бланки соглашений?

– Что?

– Я говорю…– я помахал ладонью перед изумленным лицом адвокатессы: – Мне нужна юридическая помощь в виде участия в уголовном процессе. Давай скорее бланк соглашения, подпишем и поедем. У тебя кстати, деньги есть?

Первым желанием девушки было мотнуть головой в жесте отрицания, но я уже шагнул к дамской сумочке, лежащей на подоконнике.

– Есть, немного совсем, пятнадцать тысяч.

– Нормально. – я потянул к себе сумку: – Я посмотрю? Говорят, что новые купюры выпустили, а я их еще не видел.

Я заглянул в сумку, выудил из кучи дамских мелочей кошелек, пересчитал деньги.

– Пятнадцать семьсот. – и, под изумленным взглядом Софьи, сунул из на место, зато вытянул кое –что иное.

– Машину взяла? Поздравляю. – я сложил вещи в сумочку и повернулся к своей собеседнице: – Ну что, заполнила соглашение? Давай скорее, времени совсем нет.

Когда соглашение было составлено, я прочитал его и потыкал в пропущенную адвокатом строку «Стоимость услуг».

– Давай, здесь напишем сумму в пятнадцать тысяч, а на оборотной стороне обоих экземпляров ты напишешь, что деньги в сумме пятнадцать тысяч ты получила и расчет произведен полностью.

Сунув в сумочку одну из копий документа, второй я упрятал в спортивную сумку со своими вещами, после чего сделал вид, что внимательно просматриваю содержимое:

– Угу. Доллары взял, пистолет взял, документы тут. Ну всё, можно ехать.

Софа, ты же меня довезешь до выезда из города? А то, говорят, меня менты пасут.

Девушка заторможено кивнула и начала одеваться.

Галантно приняв у Софьи ее сумку, ключи от автомашины, я приобнял девушку за талию и с улыбочкой похлопал себя по карману фуфайки:

– Ты про шприц не забывай, хорошо? Начнешь глупости творить, я миндальничать не стану…

Наверно, вместе мы смотрелись диковато – парень в фуфайке, серых брюках Трясинской швейной фабрики и разбитых полусапожках, и барышня в шубе из «щипанной норки», в обнимку выходящие из здания конторы, но выпускать из своих рук, приятную во всех отношениях, талию адвокатессы я не собирался.

Машинка у адвоката оказалась не ахти. Маленькая, серенькая «Тойота – Корса», троила, чихала, а обороты двигателя не «плавали», а скорее скакали. Усадив адвоката на заднее сидение, чтобы не выскочила по дороге, так как кузов был трехдверный, я вырулил с парковки и погнал в сторону выезда из Города.

– Паша, прости меня пожалуйста! – адвокат, ловя мой взгляд в зеркале заднего вида, пустила вторую слезинку.

– Бог простит, Софа, ты меня не отвлекай. Тебе кто это чудо подогнал и за сколько? – я боялся заглохнуть на светофоре, и боялся слишком жать на педаль газа, так как двигатель захлебывался и на холостых, и на больших оборотах.

– Ты мне правда, ничего не делай, меня честно-честно заставили. Они мне угрожали…– Софья приободрилась и полезла в сумочку за зеркальцем.

– Ты что там выдумала? – я глядел в глаза бывшей подруги самыми честными глазами, которые лгать просто не могут: – Мне бы за город только выехать, а там я попутку поймаю и больше ты меня не видела. А то слишком много человечков я за последнее время…

– А зачем ты со мной договор подписывал, если из города уезжаешь? – Софья во всю творила волшебство красоты, выудив из сумки губную помаду и тушь с щеточкой.

– А вдруг меня менты повяжут, и начнут мне своего адвоката навязывать, а у меня уже с тобой договор…– пробормотал я, вписываясь в поворот загородного кольца, после чего лихо притормозил у вагончика поста ГАИ, не глуша машину, вылез из салона и, широко улыбаясь, двинулся к, настороженно глядящему на меня, инспектору, в серой шинели и с белой портупеей.

– Здравия желаю… – я не успел задать свой вопрос, как за моей спиной завыла сирена, и имя ее было Софья.

– Милиция! Милиция! Это преступник, у него оружие! –спинка переднего сидения «Тойоты» до конца не откинулась вперед, поэтому адвокат застряла, и теперь громко орала в приоткрытую дверь малолитражки.

Инспектор недоуменно уставился на меня, но потом его рука потянулась к кобуре на поясе.

– Воу! – я медленно поднял руки: – Я сдаюсь…

Хорошо, что я надел старую фуфайку, так как инспектора ГАИ надо мной изрядно покуражились. Набежавшая на крики из вагончика дежурная смена стационарного поста автоинспекции уложила меня мордой в мокрый снег, сцепив руки сзади тяжелыми наручниками, после чего долго слушали всхлипывания Софьи, которая, постоянно перескакивая с мысли на мысль, пространно рассказывала, как я над ней надругался.

Водители проезжающих мимо сплошным потоком автомобилей, сбрасывали скорость, внимательно рассматривая мою поверженную в грязь, тушку, а стоящие надо мной гаишники, по моим ощущениям боролись с желанием поставить на меня начищенный сапог, и гордо стоять с видом победителя. Во всяком случае, из переговоров по рации с дежурной частью, я узнал, что инспектора сегодня умудрились освободить заложницу и предотвратить прорыв за границу Города опасного и вооруженного маньяка. Ввиду моей общественной опасности, дежурный по полку ГАИ строго наказал сотрудникам мои вещи не ворошить, деньги и прочие вещи не искать, а дожидаться прибытия следственно – оперативной группы территориального органа. Вот и лежал я мордой в мокром и грязном снегу, на третий раз слушая историю захвата в заложники молодого, но достаточно известного адвоката. А Софья просто купалась в волнах симпатии и заботы сотрудников дорожной инспекции. Через полчаса девушку пригласили погреться в вагончик и испить чаю, оставив меня под охраной самого молоденького инспектора, что добросовестно ходил вокруг меня, периодически похлопывая по, висящей на плече, «Ксюхе».

За нами приехали через час. Молодая девушка в наброшенной на форму, куртке, дождалась, когда ей приведут понятых, дала команду приступать к осмотру.

– Ты, урод. – оттащив в сторону, зарычал мне в лицо оперуполномоченный, прибывший со следователем от Сельского Городского РОВД: – Где шприц? Где оружие? Если ты все это скинул и нам придется потом снова сюда ехать, я тебе не завидую. На зоне ссаться кровью будешь до конца жизни, понял меня?

Когда меня перестали трясти, я громко заорал, обращаясь, скорее, к хмурой девушке-следователю, что, от безысходности, составляла протокол осмотра автомобиля Софьи.

Все карманы моей фуфайки, а также брюк, были вывернуты наружу, и теперь торчали во все стороны белыми тряпочками, как флаги капитуляции. Подкладку ватника надорвали в нескольких, подозрительных местах, надеялись, что шприц выпал в ватин через прореху кармана, но ничего не нашли. В моей сумке никакого оружия не нашли, только паспорт, нехитрые арестантские пожитки, две пары теплых носок, варежки и уголовно-процессуальный кодекс с постатейными комментариями. Правда, мою будущую судьбу это не особо облегчало, так как где-то, на начальственном столе лежало заявление на меня, подписанное покойным гражданином Кульковым, поэтому местный опер тряс меня без зазрения совести, да пытался незаметно стукнуть куда-то, в особо болезненные места. Наконец, вся суета была закончена, меня запихнули в «собачник» милицейской «дежурки», и вся компания, включая и моего несостоявшегося адвоката (о каком доверии между нами может идти речь после того, как она меня сдала?), покатила обратно в Город.

Знаете, такое выражение – «У победы множество отцов, а поражение всегда сирота»? Так вот, оно – чистая правда, по истечению вторых суток моего пребывания в Сельском Городском РОВД, я могу сказать со всей ответственностью. Но, обо всем по порядку. Здание Городского Сельского РОВД располагалось в тихом центре Города, через двор от моего университета. Когда меня, с повешенной на шею, спортивной сумкой, не снимая наручников, приволокли в самый просторный кабинет отделения уголовного розыска РОВД, я почувствовал себя солистом малого театра на сцене – слишком похож был, собравшийся в кабинете начальника розыска, десяток оперов на восторженных зрителей и моих, самых преданных поклонников, из модных сейчас, активных постановок, где зрители сами являются равноправными участниками пьесы.

Я поёжился под взглядами двух десятков пристальных глаз и сел на ближайший стул. Сейчас, через несколько секунд, начнётся спектакль. Зрители уже заняли свои места, кто-то просматривает программку, или объяснение гражданина Кулькова, который подробно расписал, какой я ужасный злодей, повинный в гибели прекрасных молодых людей… Вот кто-то разминает костяшки пальцев, вертит, до хруста шеи, головой. Всё очень серьёзно, партии заранее расписаны, но, в процессе театрального действа, возможны и импровизации. Все прекрасно понимают, что спектакль может растянуться, а солист на «сцене» – матёрый зверюга, и всем ужасно интересно, чьи же фамилии будут сегодня или завтра вписаны в книгу раскрытий, а потом прогремят в приказе на поощрение, кто подберёт ключик к этому жулику, что сейчас, с видом невинной овечки, скукожился на крае стула. Бросая на оперативников короткие и внимательные взгляды.

Ну вот, прозвучали последние звуки увертюры и спектакль начался.

– А кто тебе разрешал садиться? – что-то свистнуло у моего уха и шапка-петушок, чёрным воробушком, спланировала с моей головы в угол кабинета, чуть не попав в корзинку, заполненную обрывками бумажных листов и мокрыми, одноразовыми пакетиками из-под чая.

Глава 22

Глава двадцать вторая.

Февраль 1994 года.

Гнусная провокация.

Городской Сельский РОВД. Кабинет начальника розыска.

Все замерли. Опера, как стая голодных волков, не сводила с меня глаз, в нетерпении ожидая повода, чтобы начать меня ломать, а я думал, что делать с шапкой. В ИВС без шапки меня не примут – погода зимняя, не положено. Задержанный должен быть укомплектован полностью – обувь, верхняя одежда, головной убор, то есть в итоге, при расставании со мной, на меня наденут этот «петушок», который мне одевать на голову, да и в руки брать, никак нельзя, ибо даже в камере «БС» прослыть «помоишником» недопустимо.

Не знаю, правильно ли я рассудил или нет, в самое ближайшее время я это пойму. Я встал со стула, пересек, немаленьких размеров, кабинет, наклонился над мусорной корзинкой, после чего, негромко бормоча под нос «Где же моя шапочка?», опрокинул содержимое корзинки на стол начальника розыска.

Очнулся я через несколько минут. Глаз мой упирался в коричневого цвета, сбитый из досок пол, второй глаз открыть никак не получалось. Я провел языком по зубам, вроде бы все были на месте, правда левый нижний клык подозрительно шатался, а рот был заполнен кровью. Я попытался оторвать голову от прохладной поверхности пола, но получилось это простейшее действо только со второго раза. Утвердившись на четвереньках, я как сраный алкаш пополз к ближайшему углу, где со стоном перевернулся и уселся, привалившись спиной к стене. Рукавом вытер юшку, что текла из носа, заполняя рот и запекаясь коркой вокруг рта, после чего попытался оглядеться.

В кабинете, к моему удивлению, никого не было, только из-за открытой двери, ведущей в коридор, периодически выглядывал какой-то мужик да доносилось невнятное бухтение нескольких голосов.

Ну всё, самое главное уже произошло. Как говорится, страшен не сам выстрел, а его ожидание. Ребята не ожидали от непонятного мужика такой дерзости и просто не сдержались. Скорее всего, первый заехал по мне сам хозяин кабинета, чей стол я…замусорил. И теперь, выгнав своих подчиненных из помещения, он проводит блиц-совещание, чтобы вернуть допрос в, привычное для местных спецов, русло. Проблема в том, что все возможные шаги местных ребят я знаю наизусть, так как, применял их лично великое множество раз. Удивляюсь, что они до сих пор не «пробили» меня, что я с ними «одной крови», но, очень скоро, это произойдет. Но, и после этого парням легче не станет. Почему, чаще всего, ломаются мои коллеги? На том же самом аргументе, на чем они пытаются расколоть «обычных» граждан. Братан, твоей крови здесь никто не хочет, мы тебя даже понимаем. Расскажи, как все произошло, и мы замолвим словечко за тебя, чтобы прокурорский «следак» отпустил тебя. Ты же сам понимаешь, в тюрьму тебе никак нельзя. А если ты не признаешься, то сам понимаешь – мы тебе помочь не сможем, следователь сразу к прокурору обратится, а в тюрьме с тобой очень много чего нехорошего может произойти, сам, наверное, в кино, неоднократно видел. И пишут матерые менты явки с повинной, до последнего момента, надеясь на чудо… А я уже смирился, в глубине души, что меня «закроют», правда рассчитывал на кратковременное задержание, а пока старался превратить каждое свое действие в необъяснимый, с точки зрения логики, фарс.

– Эй, вставай! – из-за двери шагнул молодой парнишка, одетый в черные джинсы и, такого-же цвета, свитер: – Пошли в туалет, хоть умоешься…

– Тебе надо – ты и вали, а мне и так хорошо… – я провел пальцем под носом, поймал каплю свежей крови и демонстративно размазал ее у виска.

– Да я тебя, суку…– молодой шагнул ко мне, но кто-то успел его перехватить и утащить в коридор. Невнятный разговор возобновился с новой силой. А как вы хотели, парни? Сдерживать себя надо. А тут сижу я, на полу в кабинете начальника, как бесспорный свидетель обвинения на Нюрнбергском трибунале, и кровью вперемешку с соплями обтекаю, густо размазывая эти субстанции по старой одежде.

Но, нет таких преград, которые бы не сумели взять большевики. Два опера, решительно войдя в кабинет, подхватили меня под руки попытались вздернуть вверх, но в этом деле я не помощник, а тушка у меня не самая легкая, поэтому парни не справились с первого рывка, пришлось ждать на помощь Жучку… В результате меня притащили в туалет, упарившись до состояния мокрых мышей, осталось только найти «мамочку», которая умоет замаравшегося «малыша». Я от сотрудничество с правоохранительными органами отказался полностью, молча стоял на раковиной с бегущей холодной водой и ничего не делал, а мои сопровождающие спорили надо мной, пытаясь определить, кто же должен умыть мою окровавленную моську.

Наконец кто-то «сообразительный» приложил палец к крану, направив струю воды мне в лицо.

Судя по отражению в зеркале, получилось так себе. Кровь до конца не смылась, а частично стекла с водой на одежду, поэтому, после потуг оперов я продолжал выглядеть, как очень мокрая жертва преступления.

Поняв, что краше я уже не стану, меня поволокли обратно, в кабинет начальника уголовного розыска, который…оказался заперт.

– Что за на…й⁈ – молодой сотрудник придерживая прижав меня к стене, чтобы я не сполз на пол, тряс дверь, еще не понимая, что начальник решил с таким токсичным задержанным дела не иметь, скинув сомнительные лавры раскрытия убийств на подчиненных, тем более, что в случае успеха фамилия начальника в книге раскрытий появится почти автоматически.

Парни, что возились со мной, наконец доволокли моё тело до кабинета, теснее и скромнее предыдущего, где небрежно уронили на стул и нависли сверху, надрывно отдуваясь.

– Будешь говорить? – молодой опер попытался ухватить меня за лицо, но я плюнул ему на потянувшуюся в мою сторону ладонь, после чего ухватил стул ножками от себя и отскочил угол.

Вдвоем меня ребята взять не смоги, пришлось им звать третьего, и уж втроем, минут за пять возни на меня умудрились надеть наручники, завернув руки за спину, и отобрать у меня стул.

– Тебе пи…а! – третий из оперов, самый возрастной и массивный, по имени Женя, который и послужил основным тараном в вырывании у меня стула, пытался с помощью воды очистить черные брюки от следов подошв моих сапожек: – Сейчас рапорта напишем за сопротивление сотрудникам милиции и поедешь на зону, как миленький. Ты можешь даже ничего не говорить больше, нам от тебя уже ничего не надо. Сейчас поедем в больничку, там побои с себя снимем и всё, ты спёкся.

– Точно, а потом с операми из СИЗО договоримся, чтобы тебя в пресс-хату сунули, и запоешь ты как миленький, чтобы из тебя Машку не сделали…– подхватил старшего товарища молодой белобрысый пацанчик, похожий на старшеклассника: – Давай, решай быстрее, у тебя пять минут всего осталось, когда мы уедем, уже поздно будет.

Так и не очистившись до конца, Женя дал команду тащить меня в дежурку, а сам начал одеваться. Наверное, ребята решили действительно ехать с больницу, проходить медицинский осмотр. Дело было уже к вечеру, по коридору, брезгливо обходя меня, спешили к выходу сотрудники и сотрудницы милиции, а меня опера дотащили до «дежурки» и усадили на лавку рядом с помощником.

– Это кто? – настороженно покосился на меня старшина, торопливо заполняя журнал учета информации.

– Э…– опера переглянулись: – Это за убийство, за Георгием Тимофеевичем его запиши…

– То есть начальник розыска им лично занимается? – уточник помощник дежурного: – И если что, мне ему звонить?

– Да, Господи ты ж Боже мой! – психанул белобрысый: – Запиши за мной, Серёгин моя фамилия.

Видимо парень работал недавно и в дежурке его еще плохо знали.

– Когда заберёте? И рапорт сразу пиши, когда, где и за что задержали, и не думай, что вы сейчас по своим делам убежите, а парень будет у меня без бумажки находиться. – ковал железо опытный помощник: – Ты имей в виду, я больше трёх часов его держать не буду, а если сейчас рапорт не напишешь, я его через десять минут, прямо в наручниках из РОВД выгоню. Прекрасно знаете, что прокурорский помощник Дорожной прокуратуры у нас день, да через день, с проверкой приходит…

– А чё он к нам то шляется? – дерзко осведомился второй опер, смуглый и похожий на грека: – Мы вообще к области относимся, а не к городу.

– Но эта территория то Дорожного района. – рассудительно ответил старшина: – Вот он, по принципу территориальности из меня кровь и пьёт. Свой то Дорожный РОВД он не трогает, у них там всё ровно, а нас не жалко, мы для них чужие.

Вырвав у оперов рапорт на мое задержание, старшина записал мои данные и в журнал доставленных, после чего, вновь погрузился в заполнение своих отчетов и тетрадок.

На мою беду помощник прокурора прибыла ровно через двадцать минут, как меня посадили в «дежурку», и помощника этого я знал очень даже хорошо, поэтому никакого желания светить мое лицо перед этой девицей у меня не было. Когда девушка пошла по камерам, опрашивать задержанных и сличать их по головам с записями в журнал, я просто мягко съехал с лавки и улегся на полу, уткнувшись лицом в стену.

– И кто это и почему в наручниках? – за моей спиной раздался шорох шагов и строгий женский голос.

– Так это, за убийство, вроде, опера доставили, вот он тут, предпоследним записан…

– Громов, бомж… – меня осторожно потыкали в спину, но я не реагировал, и женщина продолжила: – Старшина, я тебе, конечно, не начальник, но я бы на твоем месте «скорую помощь» бы вызвала, а то больно ваш убивец плохо выглядит. Если что случится, ты же крайним будешь…

– Ага, понял, сейчас вызову…

У меня жутко резало руки в затянутых до упора наручниках, но я лежал молча, из последних сил изображая потерявшего сознание…

А минут через сорок я выиграл «Джекпот».

Усталый женский голос спросил, для кого вызывали «скорую помощь», потом меня усадили на лавку, и я увидел совсем близко от себя темно-зеленые, почти болотные, глаза доктора Красовской. Глаза женщины расширились в изумлении, но я успел отрицательно мотнуть головой…

– Так…– Ирина стремительно встала: – Подозреваю ушиб головного мозга, больной нуждается в госпитализации. Я так понимаю, от вас кто-то тоже в больницу поедет?

– Доктор, а может быть еще раз посмотрите? – в моем поле зрения показался старшина: – Он вполне нормальный был…

– Вы не видите, что у него взгляд расфокусирован? – Ира ткнула пальцем, и я старательно задрал зрачки под веки: – И с дыханием проблемы. Он у вас в любой момент умереть может. Но, в принципе, дело ваше. Я сейчас бланк вызова заполню, а вы отказ от госпитализации напишите. Кстати, то, что у него кисти рук от наручников посинели и может гангрена начаться я тоже отмечу.

В это время в дежурку ввалились давешние опера.

– Ну что, мы его забираем…– опер Серёгин, до безобразия свежий и бодрый, попытался оттеснить доктора Красовскую от меня, по получил в бок тяжелым медицинским чемоданчиком и отскочил, зашипев от боли.

– Ой, мальчики, извините. – Ирина поставила чемодан на стол помощника дежурного и уселась в его кресло: – Ну что, кто ответственность на себя берет за жизнь человека и отказ подпишет.

– Твой клиент, разбирайся. – старшина ткнул пальцем молодого опера и вышел в смежное помещение, наверное, как Понтий Пилат, вымыть руки.

– Девушка, да что с этим не так? – возмутился старший опер Евгений: – Он же явно придуривается!

– Ну, вам, коллега, безусловно, виднее… – пожала плечами Ирина: – Вы что и когда заканчивали?

– Ну, Леша, придется тебе, наверное, с этим в больничку ехать, я начальству скажу… – сдал назад Женя: – А завтра кого-то пришлем тебе на замену. Вы его куда повезете?

– В «Городскую больницу». – мстительно сообщила Ира: – Сегодня «Городская больница» дежурная.

Городская больница была максимально удалённым от здания РОВД стационаром, дорога туда, на общественном транспорте, занимала не меньше полутора часов, так что опера Серёгина завтра сменят, дай Бог, к обеду, не раньше.

На попытки заставить меня идти до санитарной кареты я отвечал бессмысленным взглядом, капающей из рта слюной и горестным мычанием, так что меня вновь тащили на себе местные опера, одновременно стараясь не запачкаться и не уронить.

– Вы пересядьте к водителю…– отшила Ирина Серёгина, который было сунулся в салон: – Тут и так тесно, а мне еще с больным манипуляции придется производить в дороге.

Фельдшер, женщина лет сорока на вид, удивленно взглянула на Ирину, но ничего не сказала, лишь фыркнула и отвернулась в сторону лобового стекла.

Наконец, широкая задняя дверь медицинского «РАФика» захлопнулась, и он, завывая «волговским» движком, рванул в темноту.

– Ты что натворил, Паша? – сидящая рядом с носилками Ира, глядя в сторону, незаметно сжала мою ладонь. Старая «санитарка» дребезжала на кочках, жизнерадостный Серёгин, забыв о своем подопечном, о чем-то расспрашивал пожилого водителя, так что наш тихий разговор никто не слышал.