355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роман Грибанов » Цена ошибки. Трилогия (СИ) » Текст книги (страница 8)
Цена ошибки. Трилогия (СИ)
  • Текст добавлен: 20 января 2018, 09:30

Текст книги "Цена ошибки. Трилогия (СИ)"


Автор книги: Роман Грибанов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 69 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

– Нет сведений из ПРТБ, когда ожидать из ремонта поврежденную пусковую третьей батареи?

– Обещают через двое суток, там нужно снять стрелу для замены поврежденного гидроцилиндра, а кран пока занят. Вообще, это единственное, что держит установку. Блоки аппаратуры СПО уже начали менять. – Доложил заместитель командира дивизиона по вооружению Павлов. И вместе с ней прибудет из резерва машина управления с пополнением для одного расчета ПУ.

– Значит через двое суток у нас будет полноценная третья батарея, интересно как там ее будущий командир себя вел во время последнего пуска, не передумал Живодеров со своей рекомендацией? Задумчиво проговорил Остащенко.

Расчет стыковки и перегрузки технической батареи третьего дивизиона сто пятьдесят девятой ракетной бригады тем временем уже перегрузил ракету на тележку 2Т3. Водитель Зил-157 воткнул первую передачу и машина поехала на площадку перед машиной-хранилищем боевых частей. Тем временем Остащенко сказал Павлову:

– Я после перегрузки ракеты с последней батареей ухожу в новый позиционный район, а ты, пожалуйста, съезди в ПРТБ вместе с заправщиками и пустыми тележками. Поторопи их там с ремонтом, может быть пораньше нам пусковую сделают. И поспрошай там, много у них 269А осталось?

– Сделаем. Буднично ответил Павлов. – Хоть высплюсь по дороге. Мечтательно добавил он.

Глава 3. Галопом по Европе



28 октября, 09–10 московское время, 07–10 время местное. На северо-востоке ФРГ. Линия боевого соприкосновения между войсками СЕТАГ и Приморского фронта. Через 15 часов 10 минут после начала конфликта.

До рассвета оставалось еще полчаса, когда линия фронта с восточной стороны озарилась многочисленными вспышками выстрелов крупнокалиберных орудий и заревом залпов реактивных систем залпового огня. «При плотности двести стволов на километр фронта о противнике не запрашивают и не докладывают. Докладывают только о продвижении на указанные рубежи, а запрашивают о новых задачах»– так говорил маршал Жуков, и командующий Приморским фронтом Юрий Бордзиловский собирался в своем наступлении превзойти знаменитого маршала. За ночь с 27 на 28 октября три его армии– третья особая, двадцатая гвардейская и вторая танковая армия имели эти самые двести стволов на километр фронта, если учитывать полки реактивных систем залпового огня БМ-14. А если учесть, что среди этих стволов во множестве были такие системы, как сто тридцати миллиметровые пушки M-46, сто двадцати двух миллиметровые пушки Д-74 и сто пятьдесят двух миллиметровые пушки-гаубицы Д-20, с дальностью стрельбы от семнадцати до двадцати семи километров, оборона Альянса была раздавлена на всю глубину.

Ракетные дивизионы танковых и мотострелковых дивизий решено было в начальной артподготовке не задействовать. Они, конечно, имели мощь, несравнимую с обычными артиллерийскими системами, но и время перезарядки у них было значительно больше. Поэтому они следовали за боевыми порядками наступающих войск, находясь на постоянной связи с передовыми частями. Командиры Варшавского Договора не собирались, при встрече с узлами обороны НАТО, ждать когда подойдет обычная артиллерия. Пушки уже сказали свое слово, проломив оборонительные позиции первого армейского корпуса бундесвера и остатков шестой мотопехотной и ютландской пехотных дивизий. Теперь артиллерия армейского и корпусного подчинения сворачивалась со своих позиций и выстраивались в длинные колонны на автострадах ФРГ, собираясь двигаться в походном положении за подвижными соединениями. За ними уже выезжали колонны ракетных бригад Приморского фронта, готовые следовать в новые позиционные районы или развернуться прямо возле шоссе и вступить в дуэль в случае обнаружения средств атомного нападения НАТО. Сверху весь этот громадный механизм войны был плотно прикрыт истребителями тридцать седьмой воздушной армии, окончательно захватившим господство в воздухе, благодаря вечерним и ночным ракетным ударам по авиабазам НАТО. А сзади, к бывшей госгранице между двумя Германиями, уже подходили передовые колонны второго эшелона Приморского фронта, второй армий Войска Польского. И высоко-высоко наверху, в темно-синем небе стратосферы плыли, сменяя друг друга, самолеты сто двадцать второй отдельной разведывательной эскадрильи, непрерывно сообщая командирам Варшавского договора обстановку в оперативном тылу противника.

Командиры НАТО оказались в трудной ситуации. Бельгийский первый армейский корпус, выдвигавшийся по шоссе Е22 вслед за голландцами, уперся в оборону триста тридцать первого парашютно-десантного полка в районе Зольтборга. Десантники при поддержке польского артиллерийского полка заставили бельгийцев развернуться в боевые порядки. Когда командир бельгийского корпуса приказал сконцентрировать всю артиллерию и расстрелять обнаглевших диверсантов, десантники нанесли по корпусу четыре атомных удара общей мощностью шестьдесят килотонн. После чего наступательный порыв у бельгийцев сильно поубавился. Одновременно такую же порцию получила голландская четвертая мотопехотная дивизия, развернутая на запад, чтобы очистить проход по шоссе Е22. Командующий Приморским фронтом, получив доклад генерала Курочкина, командующего сводным десантом, облегченно вздохнул, первая часть его плана удалась. Голландский корпус, вдобавок лишенный одной мотопехотной дивизии, столкнулся во встречном бою с танковыми и мотострелковыми дивизиями третьей особой армии. Численное превосходство советских войск было подавляющим, вдобавок над голландцами постоянно висели штурмовики – советские Су-7Б и немецкие МиГ-17. После ожесточенных боев вечером 27 октября командование тридцать седьмой воздушной армии решило, что как истребители, МиГ-17Ф трех полков ВВС ННА ГДР не очень эффективны против новых "Старфайтеров" и "Лайтнингов" НАТО. А вот как штурмовики в условиях своего господства в воздухе они еще очень даже эффективны. Именно они сыграли решающую роль в нейтрализации основной ударной силы голландцев, первого голландского артиллерийского корпуса. С рассветом, когда начались массированные налеты МиГов ННА ГДР, основная масса голландской артиллерии не успела дойти до линии фронта, развернувшись в боевые порядки. Батареи и дивизионы голландских артиллеристов оказались застигнутыми на марше, растянувшись на многие десятки километров, продираясь по дорогам сквозь встречный поток беженцев. Самоходной артиллерии, которая способна двигаться по обочинам даже в период осенней распутицы, у голландцев почти не было, основную ударную мощь составляли сто пяти миллиметровых и сто пятидесяти пяти миллиметровые буксируемые артсистемы. Которые через три часа после рассвета оказались беспомощно стоящими среди горящих тягачей и взрывающихся автомашин с боеприпасами. Голландской четвертой мотопехотной дивизии, брошенной против десанта, совсем не повезло. Сначала, двигаясь по шоссе, только-только выбравшись из Ольденбурга, два передовых батальона танковой бригады мотопехотной дивизии были практически уничтожены четырьмя ракетными ударами. Потом оставшиеся танки М47 этой дивизии ввязались в ряд перестрелок с самоходками АСУ-85 десанта, время от времени получая ракеты "Шмель" от мобильных противотанковых комплексов. С востока же оставшиеся части первого голландского армейского корпуса, попав под каток наступающей третьей Особой армии, продержались буквально несколько часов. Оценив обстановку и получив у командующего тридцать седьмой воздушной армии заверения в полном господстве в воздухе в этом районе, Бордзиловский приказал начать массированную переброску частей на плацдарм в районе Ауриха, не дожидаясь вечерней темноты. И к 16–00 местного времени 28 октября в район шоссе Е22 севернее Лера был высажен новый массированный десант, на этот раз с вертолетов.

На этот раз полк Ми-6 высадил три батальона армии ННА ГДР с артиллерийским дивизионом восьмидесяти пяти миллиметровых пушек Д-44. В итоге, наведя еще до обеда переправы через Эльбу севернее Гамбурга и захватив целым мост на шоссе Е22 возле Нойланда южнее Гамбурга, к 17–00 передовые части третьей особой армии вышли на линию Куксхаффен-Бремерфёрде– Оттерсберг. После этого уцелевшие части первого голландского армейского корпуса начали массово сдаваться в плен. Южнее, в полосе наступления первой армии Войска Польского все было не так радужно.

28 октября. Линия боевого соприкосновения между войсками СЕТАГ и Приморского фронта. К востоку от города Целле. ФРГ. На следущий день после начала конфликта.

Причиной этому являлось целое стечение обстоятельств, неблагоприятное для наступающих частей Варшавского договора. Во-первых, ночной авиаразведкой не были вскрыты несколько аэродромов развертывания на автострадах А31 и Е233. Все это было не так критично, все таки, начавшие с рассветом наступление войска ОВД имели более, чем солидное прикрытие с воздуха. Превосходство в воздухе, обеспеченное повторным массированным ракетным ударом по аэродромам и системе ПВО НАТО, стало реальностью. Но происшедшее в полосе наступления первой армии Войска Польского показало, что ВВС НАТО еще рано списывать со счетов. Вторая причина события, которое после военные историки назовут "кризис Целле" была элементарная несогласованность между частями вооруженных сил различных стран ОВД, помноженная на заносчивость штаба первой армии Войска Польского. По плану, две польских дивизии, восьмая Дрезденская механизированная и шестая пехотная, должны были войти в пробитую ранним утром брешь в обороне НАТО между Ильценом и Гифхорном, развивая и расширяя прорыв по удобному для техники дефиле в направлении Целле – Нинбург, имея задачей к концу следующих суток захватить плацдарм на западном берегу Везера. Но два истребительных полка польских ВВС, понесшие значительные потери при отражении атак стратегической авиации США, в последний момент по приказу командующего Приморским фронтом, заменили на первый полк ВВС ННА ГДР, недавно пересевший на истребители МиГ-19С. А отношения у поляков с немцами, даже восточными, были в 1962 году скажем так, несколько натянутыми. Уж больно много всего плохого случилось в последние четверть века между этими двумя народами. Но все это не оправдывает непрофессионализм штаба первой армии Войска Польского, который оставил без ответа целых восемь запросов от командования ВВС ННА ГДР по поводу посылки офицера – авиакорректировщика. Даже отчаянное обращение командира первого полка ВВС ННА ГДР через голову штаба армии, напрямую к командиру польской механизированной дивизии о том, чтобы хотя бы согласовать частоты связи, остался проигнорирован. Никто так и не узнал, что подумал в последние минуты своей жизни польский полковник, когда над боевыми машинами бравых польских жолнежей, уже утюживших немногие оставшиеся очаги сопротивления "пшкелентных кжыжаков" на восточной окраине Целле, появились последние уцелевшие шесть "Старфайтеров" из третьего штаффеля семьдесят первой истребительно-бомбардировочной эскадры "Рихтгофен". Каждый с одной ядерной бомбой Мк-28 мощностью в семьдесят килотонн. Шесть одновременных ударов мощностью больше, чем в три Хиросимы каждый, это не шутка. Личный состав двух польских дивизий, кроме тех, кому повезло находиться в этот момент за танковой броней, весь получил дозы облучения, не совместимые с жизнью. Различие было только в сроках наступившей смерти, большая часть мотопехоты и артиллеристов не умерла сразу, а, получив от трехсот до семисот бэр, валялась на земле или беспорядочно двигалась, ничего не соображая от постоянной мучительной рвоты. К тому же многие ослепли от шести вспышек, почти одновременно полыхнувших над боевыми порядками, мгновения назад бывшей элитой ударных частей польской армии. С танковыми подразделениями ситуация была на первый взгляд получше, но это только на первый взгляд. Численно безвозвратные потери поляков в танках составили всего чуть менее двух батальонов. Но остальные, хотя и сохранили боеспособность в теории, практически превратились в сборище двигающихся хорошо бронированных мишеней. Штабы обеих дивизий были полностью уничтожены, к тому же на танках полностью вышла из строя радиосвязь. Частично безвозвратно, на тех машинах, которые получили большую дозу ЭМИ, остальные рации просто ничего не ловили, в эфире стоял сплошной треск. Уцелевший командир второго танкового полка механизированной дивизии метался на своем танке вдоль своих и соседних машин, стараясь организовать хоть какое-то подобие порядка из кучи машин, сейчас больше всего похожих на коровье стадо, когда в польские танки полетели первые девяносто миллиметровые снаряды. Американский передовой батальон танков М48А2С "Паттон III", из состава третьего армейского корпуса, выдвигавшегося к линии фронта, спешил воспользоваться успешным ударом бундеслюфтваффе на полную катушку.

Командующий Приморским фронтом Юрий Бордзиловский не смог сдержать матерной тирады, когда получил доклад о ситуации в районе Целле в полосе первой армии Войска Польского. Причем сначала рапорт поступил от командования ВВС ННА, немцы докладывали о шести ядерных ударах по наступающим частям его фронта, о замеченных воздушной разведкой танковых частях противника, спешащих к этому району, об уже нанесенном авиаударе по этим частям двух эскадрилий МиГ-17. И в завершении, об истории с отказом принять авиакорректировщиков и обменяться частотами связи. Узнав про последнее, генерал брони окончательно рассвирепел. Он приказал арестовать командующего и начальника штаба первой армией Войска Польского и отдать их под трибунал. Временно исполняющим обязанности командира первой армией он назначил генерал-майора Збигнева Огановича, бывшего до этого командиром второй Варшавской механизированной дивизии, единственного уцелевшего подвижного соединения в этой армии. Одновременно с этим шестая гвардейская советская мотострелковая дивизия, находившееся в подвижном резерве на этом участке фронта, получила приказ закрыть образовавшуюся брешь и контрударом восстановить положение, а командующий тридцать седьмой воздушной армией получил приказ направить на этот участок дополнительные силы. Отдав эти приказы, Бордзиловский несколько минут сидел неподвижно, закрыв глаза и задумавшись. Со стороны казалось, что он спит прямо за столом, заваленным картами и бумагами. Но он не спал, он вспоминал прошлое, и оно ему очень не нравилось. В 1945 году, в апреле. Последний немецкий стратегический контрудар 20 апреля 1945 года под Бауценом. Тогда поляки также прохлопали его начало, проигнорировав донесения разведки.

И только самопожертвование советских дивизии, которые в буквальном смысле слова легли костьми в окруженных Бауцене и Вейсенберге спасло вторую армию Войска Польского от разгрома. Несмотря на приказы Конева контратаковать немцев во фланг танковыми частями второй армии Войска Польского (в составе которого было более трехсотТ-34-85), поляки драпанули так, что только пятки засверкали, остановившись только за рекой подальше от злых немцев. Русские дорого заплатили за шляхетскую спесь – почти полностью погибло ядро седьмого мехкорпуса во главе с заместителем командующего корпуса Героем Советского Союза гвардии генерал-майором Максимовым, потеряли более половины своего состава две стрелковые дивизии. Он встряхнул головой, еще раз посмотрев на карту. И опять снял трубку телефона. Командующий тридцать седьмой воздушной армией получил приказ срочно перенацелить высотных разведчиков Як-25РВ из сто двадцать второй отдельной разведывательной эскадрильи в район между Ганновером и Вальроде западнее Целле. А сто семьдесят пятая ракетная бригада, в настоящее время следующая маршем по дороге L195 на запад – занять позиции в лесном массиве возле Виттенберге, перейти в готовность N2, и быть готовой немедленно нанести удары по полученным данным авиаразведки. На одну лишь стойкость трех пехотных и одной механизированной дивизии первой армии Войска Польского в неминуемом в ближайшей время столкновением со всем третьим американским армейским корпусом генерал брони Юрий Бордзиловский, наученный горьким опытом, полагаться не хотел.

Подполковник Генри Болл, командир шестьдесят седьмого танкового батальона, входящего в состав боевого командования "А" в составе второй американской бронетанковой дивизии "Ад на колесах" ("Hell on Wheels"), был доволен, и собой и своим батальоном. Его батальон прошел ускоренным маршем сто пятьдесят с лишним миль от места дислокации севернее Нордхорна до Целле, где удачно воспользовался результатом ядерного удара, получасом ранее нанесенного авиацией НАТО по прорвавшимся комми. Сначала его охватила паника, когда он увидел десятки танков Т-54 перед собой, выскочив из рощи севернее Целле. Но потом он быстро разобрался в ситуации – танки противника либо беспорядочно двигаются в разных направлениях, либо и вовсе стоят на месте, без всякого управления. Подполковник довольно улыбнулся, вспоминая, как сначала М48А2С его батальона расстреляли все те танки, которые хоть как-то двигались осмысленно и пытались оказать сопротивление, а потом, семь десятков Паттонов его батальона, развернувшись в цепь, сплошной косой смерти прошлись с правого фланга вдоль по фронту наступавшей механизированной дивизии противника, оказавшегося поляками, загоняя остатки противника в труднопроходимую низменную пойму реки Аллер. Когда через час после бойни, иначе этот бой нельзя было назвать, "Паттоны" его батальона, шедшие с севера, увидели идущий навстречу легкие танки М41 "Уокер Бульдог" восемьдесят второго разведывательного батальона из состава этого же командования "А", на поле за ними оставалось почти две сотни горящих Т-54, по самым скромным подсчетам. Доложив в CCA Headquarters (штаб боевой группы А) о своей победе и потерях (ошеломленные массированным ядерным ударом поляки почти не сопротивлялись, батальон потерял всего пять танков), подполковник остался ждать подхода топливозаправщиков. Бензиновый карбюраторный двигатель AVI-1970-8, стоявший на танке М48А2С, жрал топливо, как ирландец виски. Не помогало даже почти двухкратное увеличение объема топливных баков, с двухсот до трехсот восьмидесяти галлонов. Оно лишь позволило увеличить дальность хода на одной заправке до сто семидесяти пяти миль с вовсе уж смешных семидесяти пяти у предыдущей модели М48А1. И сейчас его танкисты с нетерпением ждали заправщики из службы тыла дивизии. Да и боекомплект у его машин не мешало бы пополнить. Восемьдесят второй разведывательный батальон ушел на восток, но почти сразу же вернулся, в пяти милях восточнее Целле обнаружились силы пехоты противника, с артиллерией, спешно занимавшие оборону. Потеряв от огня восьмидесяти пяти миллиметровых противотанковых пушек шесть М41 и два бронетранспортера М114, командир разведбата приказал отступать, под прикрытие девяносто миллиметровых пушек "старших братьев" из шестьдесят седьмого батальона. Подполковник, когда узнал об этом, только скрипнул зубами. Каким местом в штабе группы А они думают? Где заправщики? Где самоходки из артиллерийского дивизиона? Где снаряды? Сейчас можно при поддержке артиллерии прорвать тонкую линию еще не успевшей окопаться пехоты противника, и все, его танки пойдут гулять по тылам противника. Любимая мечта каждого танкиста, начиная с того момента, когда он поступил курсантом в училище. Неужели бригадный генерал, командующий боевой группой А этого не понимает?

Его раздраженные мысли прервал рапорт радиста: "Сэр, на связи командир дивизии". Генри взял трубку и начал доклад по всей форме, но был сразу оборван генералом:

– Подполковник, для политесов у нас нет времени. Полчаса назад массированным налетом штурмовики на шоссе L214 комми накрыли штаб дивизионной группы "А", из офицеров никто не уцелел. Заодно под налет попали следующие к вам колонны автотранспортного батальона, поэтому горючего и снарядов у тебя в ближайшие пять часов не будет. Так что Генри, занимай оборону, Целле надо удержать во что бы то ни стало. Через час к тебе подойдут четырнадцатый артиллерийский дивизион М52 и мотопехотный батальон. Повторяю, тебе, кровь из-носу надо удержаться на захваченных позициях.

– У меня почти половина танков с сухими баками! И почти все с парой десятков снарядов на ствол! Как я удержу эти позиции?

– Как хочешь, но удержать этот рубеж ты должен. Тебе надо продержатся хотя бы четыре часа. Потом все изменится. Проклятые штурмовики красных накрыли сегодня утром наш дивизион "Онест Джонов" на марше, но корпусная батарея М65 уже разворачивается в пяти милях позади тебя. Не спрашивай меня, как так вышло в этом бедламе, который наши штабисты гордо именуют маршем, но если ты сейчас отступишь с занимаемых позиций, то их мы потеряем – они уже заканчивают инженерную подготовку позиций и скоро начнут сборку орудий. А через два часа в твой район прибудет еще и наша дивизионная батарея М2.

Подполковник замер, внутренне похолодев. А потом медленно, тщательно выговаривая каждое слово, спросил:

– Сэр, а эти парни, которые сейчас готовятся собирать "Лонг Томы", знают точные координаты наших позиций? И, кстати, позиций разведбата, они еще на милю восточнее? А то мне совсем не хочется получить пять килотонн на голову в виде дружественного огня.

– Подполковник, я пять минут назад говорил с командиром батареи и указал ваши точные координаты. Твоя задача – продержаться!

Генри Болл, отдав микрофон с наушниками штабному радисту, глубоко задумался. Вообще, сухопутная стратегия Альянса и базировалась на таких атомно-артиллерийских передвижных "форпостах", так что по идее, все было правильным. Правда, до войны предусматривалось, что у НАТО будет господство в воздухе и поэтому сухопутные войска успеют занять и закрепиться по всем правилам на этих "форпостах". А подвижные соединения Восточного блока будут атаковать эти "форпосты" уже ослабленные и предварительно задержанные ударами авиации НАТО. Сейчас же все происходило с точностью до-наоборот. Это американские части подходили на свои запланированные ранее оборонительные рубежи под непрерывными ударами с воздуха. Подполковник сам в течении последних часов наблюдал больше десятка больших групп самолетов противника, беспрепятственно пролетающих над батальоном на средних высотах, туда, откуда они прибыли, на запад. И периодически видел столбы дыма, встающих у них в тылу. А своя авиация в небе отсутствовала напрочь, за исключением той шестерки "Старфайтеров", что принесла ему победу в утреннем бою. То, что позиции самого батальона еще не бомбили, просто вопрос времени, не надо обольщаться, пока его спасает примитивная маскировка, его "Паттоны" на остатках горючего попрятались в редкие рощи вдоль дороги L282 на правом фланге и в рощу городского гольфклуба "Херцогштадт" на левом, впереди шоссе 191, мало-мальски прикрыв эти коммуникации. Но как только его танкам придется стрелять, за всю эту примитивную маскировку не дадут даже ржавого дайма.

А тем временем в пяти километрах восточнее разворачивались в боевой порядок первые части шестой Львовской орденов Ленина и Суворова Краснознаменной гвардейской мотострелковой дивизии. Эта дивизия хоть не имела такое устрашающее название "Ад на колесах" (Hell on weels) и грозную эмблему, но зато имела гораздо более громкую боевую историю.

Шестая мотострелковая ведет свою историю от восемьдесят второй стрелковой дивизии, сформированной в Пермской области в 1932 году. В 1939 году дивизия участвовала в разгроме японских захватчиков на реке Халхин-Гол. За проявленные в боях личным составом доблесть и мужество шесьтсот первый стрелковый и восемьдесят второй гаубичный артиллерийский полки дивизии были награждены орденом Красного Знамени (17 ноября 1939 года); почти две тысячи ее воинов удостоены орденов и медалей, а двое – звания Героя Советского Союза. К началу Великой Отечественной войны дивизия именовалась восемьдесят второй мотострелковой дивизией и дислоцировалась в городе Баян – Тумен (Монгольская Народная Республика). В октябре 1941 года была переброшена под Москву и включена в состав пятой армии Западного фронта. Едва выгрузившись из эшелонов, дивизия вступила в бой с немцами, рвущимися к Москве, 26 октября на можайском направлении и смогла остановить противника на своем участке обороны. 17 декабря 1941 года началось контрнаступление правого и левого крыла Западного фронта и дивизия во взаимодействии с другими соединениями армии участвовала в освобождении городов и населенных пунктов Дорохово, Можайск, Бородино, Вязьма. За проявленные в боях личным составом отвагу, стойкость и героизм была преобразована в третью гвардейскую мотострелковую дивизию (17 марта 1942 года). Это было первое забайкальское соединение, получившее звание гвардейского. С мая 1942 года до июня 1943 года в составе войск Западного фронта вела оборонительные бои. В июне 1943 года в районах городов Загорск и Краснозаводск Московской области на базе этой дивизии, ставшей к этому времени Краснознаменной, и сорок девятой механизированной бригады был сформирован шестой гвардейский Краснознаменный механизированный корпус. В конце июня 1943 года корпус был включен в четвертую танковую (с 17 марта 1945 года – гвардейскую) армию, в которой действовал до конца войны. После сформирования впервые участвовал в боях на Брянском фронте в Орловской наступательной операции. В ходе успешного наступления на карачевском направлении с 26 июля по 20 августа освободил более ста населенных пунктов, уничтожил свыше пяти с половиной тысяч вражеских солдат и офицеров, много оружия и техники и захватил большие трофеи. В Проскуровско-Черновицкой наступательной операции корпус в ночь на 4 марта 1944 года был введен в сражение в полосе шестидесятой армии севернее города Ямполь. Преодолевая ожесточенное сопротивление немецко-фашистских войск в условиях весенней распутицы и бездорожья, соединения корпуса во взаимодействии с другими войсками армии освободили город Каменец-Подольский (26 марта). За отличия в боях двум частям корпуса было присвоено почетное наименование Каменец-Подольских (3 апреля 1944 года). За успешное выполнение боевых задач в Львовско-Сандомирской наступательной операции при освобождении города Львов всему корпусу и трем его частям было присвоено почетное наименование Львовских (10 августа 1944 года), а другие соединения и части корпуса награждены орденами. В середине августа 1944 года корпус был переброшен на сандомирский плацдарм и вел бои за его удержание и расширение. Стремительно действовали соединения и части корпуса в Сандомирско-Силезской наступательной операции 1945 года, в ходе которой корпус разгромил группировку противника в районе города Кельце и в ночь на 25 января форсировал реку Одер, завязав бои за удержание и расширение плацдарма на левом берегу реки севернее города Штейнау. В феврале – марте 1945 года корпус вел упорные бои в Силезии. За образцовое выполнение заданий командования в Верхне-Силезской наступательной операции был награжден орденом Суворова второй степени (26 апреля 1945 года). В Берлинской наступательной операции корпус был введен в прорыв 17 апреля в полосе пятой гвардейской армии и, успешно развивая наступление в направлении Луккау, Беелитц (Белиц), во взаимодействии с другими соединениями первого Украинского и первого Белорусского фронтов овладел городами Потсдам (27 апреля) и Бранденбург (1 мая), завершив окружение берлинской группировки немецко-фашистских войск. В ходе операции корпус уничтожил свыше десяти тысяч и захватил в плен более полутора тысяч вражеских солдат и офицеров, уничтожил и подбил две с половиной сотни танков и самоходных артиллерийских установок, значительное количество другого оружия и техники, освободил из фашистских концентрационных лагерей почти шесть тысяч узников из различных стран. За отличие в боевых действиях по завершению окружения берлинской группировки противника и овладение городами Кетцин, Марквардт, корпус был награжден орденом Ленина (28 мая 1945 года). На завершающем этапе своего боевого пути корпус участвовал в Пражской наступательной операции. День Победы его воины праздновали в освобожденной Праге. За годы Великой Отечественной войны более двадцати восьми тысяч воинов корпуса были награждены орденами и медалями, сорок восемь удостоены звания Героя Советского Союза. В 1945 году шестой гвардейский механизированный корпус был преобразован в шестую гвардейскую механизированную дивизию. А в 1957 году дивизия снова стала шестой гвардейской мотострелковой дивизией.

Пару дней назад Леху Мельникова вся эта торжественная история мало интересовала. Вернее, интересовала, поскольку, насколько можно было написать красивым шрифтом полное название шестой гвардейской мотострелковой в его дембельском альбоме. Вообще-то он должен был стать дембелем еще год назад, но командир шестьдесят восьмого гвардейского танкового полка, уговорил его остаться на год сверхсрочной службы. Комполка очень не хотелось расставаться с отличным механиком-водителем, а Леха был настоящим мастером своего дела. Вот уже третий год он сидел за рычагами "чайки" – так в первом батальоне называли танк комбата и ни разу не облажался. А дембельский альбом Лехи был настоящим произведением искусства. С первой страницы смотрел сам старшина танковых войск Советской Армии Алексей Леонидович Мельников, в парадной форме, на фоне знамени дивизии. Такое фото ему сделали совершенно официально, как отличнику боевой и политической подготовки, когда вручали погоны старшины год назад. А вот остальной альбом представлял собой восхитительно-жуткую смесь редких фотографий, вырезанных из открыток и журналов аппликаций и рисунков. Особенно потрясал один, выполненный на развороте альбома. Там был изображен его Т-54АК, со сползающей гусеницой, в пробоинах от попаданий снарядов. Весь экипаж, торчащий изо всех люков танка, тоже был довольно колоритен. Кто-то отстреливался из рогатки, кто-то из детской плевательной трубки. Офицер, высунувшийся из командирского люка (и очень похожий на "батю", как все называли комбата-один), ловил подлетающую реактивную гранату сачком для бабочек. Сам Леха, высунувшись по-пояс из люка мехвода, гигантским консервным ножом вскрывал вражеский танк, в котором легко узнавался американский М48. Со всех сторон к несомненно геройскому Т-54 тянулись синие стрелки, на которых были написаны фразы типа: "танковый взвод бундесвера атакует с левого фланга"; "американская мотопехотная рота заходит с тыла" или "спереди вражеская артиллерийская батарея". А над всем этим Лехиным творчеством аккуратным чертежным шрифтом был выведен девиз: "Гвардия не сдается!" С этим шрифтом была особая история. Леха отучился два года в Тульском механическом институте, но не смог сдать четвертую сессию и вылетел, а через три месяца он уже трясся в общем вагоне среди таких же бритых наголо лопоухих пацанов по железке в ГДР. Когда, после учебки в Бернау, он попал в танковый полк мехводом, в штабе полка обнаружили, что новобранец умеет быстро и красиво писать чертежным шрифтом и даже тушью, все-таки два года черчения на машфаке Тульского механического института не прошли даром, то очень захотели забрать Леху писарем в штаб. Но Леха уперся, ему уже очень понравилось водить танк. Штабные уже собрались приструнить строптивого новобранца, но тут начался Берлинский кризис и два батальона убыли из казарм на полигоны, где рассредоточились в готовности N1, а один вообще несколько дней стоял в Берлине на линии строящейся Берлинской стены с заряженными орудиями напротив американских танков. А Леха подменил внезапно заболевшего мехвода "чайки" и очень хорошо показал себя, особенно когда батальон по внезапному приказу командования двадцатой гвардейской армии форсировал Нейсе, по дну, с приборами ОПВТ-1. И тогда, когда батальон только вернулся в казармы, уже уперся "батя". Когда адъютант командира полка, зайдя в боксы, поставил злого и не выспавшегося Леху по стойке "смирно", начал "чморить" его прямо возле еще горячего танка, в боксы вошел комбат. И следующие десять минут танкисты с удовольствием наблюдали, как комбат с выдумкой и расстановкой материт уже стоящего по стойке "смирно" лейтенанта, с которого мигом сошел весь лоск. С тех пор "штабные" затаили на Леху обиду, но ему было плевать – "батя" ему прямо сказал, что его в обиду не даст, пока он, Леха, механик-водитель его танка. Адъютант правда, попробовал пожаловаться комполка на "не соответствующее образу советского офицера поведение командира первого батальона", но этим сделал самую кардинальную ошибку в своей жизни. Срок совместной службы комбата-один и комполка приближался к сроку жизни этого лощеного, но недалекого летехи. И поэтому он уже через месяц ехал на новое место службы, в Забайкальский военный округ, заливая водкой свою печаль по поводу неудачной карьеры в ГСВГ. Сам же Леха отнесся к этим событиям философски. Он только сейчас, спустя год, после того, как остался на сверхсрочную, стал задумываться, что ему делать дальше. "Батя" настойчиво намекал на продолжение военный службы, но для Лехи это был тупик. Не может же он вечно быть командирским мехводом? А карьера офицера, которую надо было начинать с лейтенанта, даже с курсанта третьего курса (вроде бы два года в Тульском механическом должны были зачесть), ему сильно не нравилась. Уж больно бесправным существом надо было быть в начале этой карьеры. Может восстановиться после службы в механическом? Но очень сложно там учиться, да и Лехины друзья, Боря Грибанов и Саня Савичев, с которыми он два года жил в общаге в одной комнате, уже закончили институт. Отец Лехи, горный мастер в Богородицке, маленьком шахтерском городке Тульской области, советовал восстановиться в механическом и сразу перевестись в горный институт. Этот вариант Лехе нравился больше всего, горные инженеры в его городке были уважаемыми и обеспеченными людьми.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю