Текст книги "Тайны Палм-Бич"
Автор книги: Роксана Пулитцер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Глава 9
Эштон неуверенно вышла из «роллс-ройса» перед клубом «Колет». Она поклялась, что больше не будет пить, однако минуты складывались в часы, она успела одеться и готова была отправиться на вечер, а Алессандро так и не появился. И тогда Эштон не выдержала.
– Только глоток бренди, – сказала Грета. – Для храбрости.
И Эштон проглотила бренди, как лекарство.
– Где Алессандро? – спросил Меррит, увидев, что Эштон входит в клуб одна.
– Подъедет чуть позже, – соврала она. – Поэтому мы решили ехать на разных машинах.
Если ей немного повезет, то Алессандро подтвердит приездом ее ложь. А если он не приедет через час-полтора, она может попросить кого-то из официантов подозвать ее к телефону и придумать объяснение задержки, сославшись на небольшую аварию машины, самолета и тому подобное. Затем пришла мысль: почему авария должна быть вымышленной? Почему бы этому негодяю не погибнуть в настоящей катастрофе? Эштон поняла, что на нее действует бренди, и поклялась больше не пить.
Подошел официант с подносом, уставленным хрустальными фужерами с шампанским. Эштон автоматически протянула руку.
Некоторые гости уже пришли, другие подходили группами по два, три или четыре человека. Приглашения были направлены от имени Алессандро, но список Эштон составляла сама. Шестьдесят ближайших и самых дорогих друзей. Это юмор. Она посмотрела на трех стоящих в углу женщин, потягивающих шампанское и надкусывающих крохотные бутерброды с икрой. Она выросла вместе с Консуэло Вандеркамп и Полли Уитберн и считала их своими близкими подругами. Консуэло и Полли были подружками невесты на свадьбе Эштон, и Консуэло оказалась в постели Алессандро в день званого обеда, хотя Эштон узнала об этом только во время свадебного путешествия. Полли, насколько было известно Эштон, в постель к Алессандро не забиралась, но, по слухам, она не делила ложе ни с кем, включая мужа. Секс привносит в жизнь слишком много беспорядка. Портит прическу, размазывает по лицу косметику. Именно Полли, как позже стало известно, сказала, что на свадьбе Эштон все, включая камердинеров и швейцаров, выглядели лучше невесты, И узнала об этом Эштон достаточно скоро, ибо прочие ее друзья сочли высказывание Полли весьма остроумным и охотно его повторяли.
Третьей женщиной была Тиффани Кинг, Эштон никогда бы ее не пригласила, однако Тиффани умела подольститься к нужным людям, делала щедрые пожертвования в благотворительные фонда, и в последнее время ее всюду приглашали. Именно Алессандро сказал, что они тоже могут включить Тиффани в список приглашенных.
Эштон взяла еще шампанскою, изобразила на лице улыбку и направилась к гостям. Она подставляла щеку для поцелуя, принимала поздравления по случаю дня рождения, говорила людям, с которыми общалась лишь вчера, что рада их видеть.
Полли Уитберн сказала, что она ненавидит Эштон, потому что графиня выглядит не старше чем на двадцать один год. Консуэло восхитилась ее ожерельем, спросила, новое ли оно, и с многозначительной ухмылкой добавила, что Алессандро – самый преданный и щедрый муж на свете. Затем подошел муж Полли, обнял Эштон, пожелал ей счастья, а во время поцелуя сумел просунуть ей в рот язык, хотя жена находилась всего в нескольких дюймах. Вечер был как вечер, как десятки других вечеров, которые Эштон либо устраивала, либо посещала как гостья, за исключением одного: она не имела понятия, где сейчас Алессандро и появится ли он вообще.
– А где Алессандро? – спросила Консуэло. – Я не видела его.
Эштон повторила свою ложь и заставила себя взглянуть на украшенные бриллиантом часики, которые, как она вдруг вспомнила, подарила себе от имени Алессандро в один из предыдущих дней рождения. Она не помнила, когда именно это было, зато помнила, что у них до этого была стычка и Алессандро, как и на сей раз, решил ее наказать. Интересно, что она забыла об этом эпизоде и вспомнила только сейчас. И ее рука снова невольно потянулась к бокалу с шампанским.
Внезапно рядом с ней оказался Спенсер.
– С днем рождения, графиня! Могу предложить тебе вот это. – Он протянул пригоршню таблеток.
– Что это?
– Попробуй маленькую зеленую пилюлю. Гарантирую, что даже эта группка гостей покажется интересной… Где наш блистательный граф?
Эштон не стала брать таблетку и открыла было рот, чтобы повторить заготовленную ложь.
– Если бы я знала… – неожиданно для себя сказала она.
– Господи Иисусе, уж мог бы сегодня этого не делать!
Эштон пожала красивыми обнаженными плечами и изобразила улыбку.
Выражение лица Эштон поразило Спенсера – похоже, кузина была близка к тому, чтобы разразиться слезами.
– Возьми зеленую, – повторил он. – И голубую… И тогда тебе будет плевать, появится он или нет. Черт побери, ты даже не знаешь, появится ли он вообще!
Эштон собралась было взять таблетку, когда подошла новая группа гостей, и Спенсер ретировался. Он бродил по залу, гадая, когда ему удастся ускользнуть отсюда и отправиться в один из клубов на Саут-Бич, когда увидел ее. До этого Спенсер не мог ее видеть, потому что она была окружена мужчинами. Они сновали вокруг нее, словно акулы вокруг свежего мяса, и Спенсер не сомневался, что Мег и была такой приманкой для изрядно пресыщенных мужчин. Новое лицо, неиспробованное тело, новая борьба… Спенсер сделал шаг по направлению к группе, но затем остановился. Он не хотел становиться еще одной акулой и кружить в ожидании, когда можно будет убить жертву. Дело в тактике, а не в угрызениях совести, успокоил он себя.
Он стоял, глядя на толпу, пока не встретился взглядом с Мег. Увидев его, она улыбнулась. Это была искренняя улыбка, свидетельствующая о том, что ей хорошо, и Спенсер невольно подумал, насколько необычно видеть такую улыбку в этом мире неискреннего, вымученного веселья. Он улыбнулся в ответ и приветственно поднял руку, однако не сделал попытки пополнить толпу окружающих Мег мужчин. Вместо этого он отвернулся и стал разглядывать столы. Он обнаружил свою карточку между карточками Полли Уитберн и Тиффани Кинг. Если бы Эштон не выглядела столь несчастной, он бы сделал ей за это выговор. Спенсер взял свою карточку и стал обходить столы, пока не нашел карточку с именем Меган Макдермот. Он положил свою карточку рядом, а карточку мистера Хэрри Хенесси отнес дальше, расположив ее между Полли Уитберн и Тиффани Кинг. Затем направился в другой зал и сказал Эштон, что вечер просто потрясающий.
* * *
Водитель Хэнка Шоу пристроил «бентли» в одном ряду с «роллс-ройсами», выстроившимися перед клубом «Колет». Хэнк Шоу не имел особого желания заглядывать в клуб. После напряженного дня он предпочел бы выпить чего-нибудь крепкого и хорошо пообедать дома, отдав должное блюдам, приготовленным его собственным шеф-поваром. Он представил себе, как расслабится в просторной гостиной под потолком, расписанным в стиле барокко, погрузив ноги в мягкий ковер девятнадцатого века и находя отдохновение в созерцании картин Пикассо и Моне, украшающих стены комнаты. В настоящее время у него не было в доме гостей, и он с удовольствием походил бы по верхней, застекленной на всю высоту лоджии, любуясь двумя анфиладами громадных залов с ваннами, облицованными роскошным мрамором, и раздевалками. В его доме отовсюду, куда бы он ни пошел, открывался вид на темно-голубое море на западе и на аквамариновый океан на востоке, и это удивительно успокаивало и умиротворяло. К несчастью, о покое сегодня придется забыть. В город приехал бывший президент со своей семьей, а когда семейство Буш оказывается в Палм-Бич, оно непременно обедает в клубе «Колет». Разумеется, Хэнк мог бы просто позвонить и договориться о встрече, однако он предпочел встретиться с бывшим президентом и его сыном, который баллотировался в конгресс, будто ненароком и непринужденно. Такие вещи всегда лучше делать в непринужденной обстановке.
Всего лишь порция виски с содовой и несколько фраз с Джорджем и Джебом, пообещал себе Хэнк, выходя из машины, и затем он сразу же уедет отсюда. Народу в клубе было гораздо больше обычного, хотя Хэнк Шоу не заметил никаких признаков присутствия здесь бывшего президента и его семьи.
– В честь кого вечер? – спросил он в фойе метрдотеля.
– В честь графини Монтеверди по случаю ее дня рождения, мистер Шоу, – ответил тот.
Хэнк почувствовал волнение при упоминании фамилии Эштон и не на шутку рассердился на себя. Целый день он присутствовал на заседаниях самого высокого уровня – вначале в Париже, затем в Лондоне, – покупал и продавал других мужчин и женщин, затем прилетел домой на одном из собственных самолетов, чтобы конфиденциально переговорить с бывшим президентом, а сейчас ведет себя, словно подросток, столкнувшийся с местной королевой красоты. Черт бы побрал эту Эштон Кенделл! И черт бы побрал его дурацкие чувства.
Он направился к группе людей. Эштон в светлом шифоновом платье стояла на фоне стены, напоминая даму, изображенную на одной из картин Гейнсборо. Если бы он только мог купить ее так же, как любую картину на аукционе Кристи или Сотби! Другие гости, как заметил Хэнк, оторвав наконец взгляд от Эштон, стали занимать места.
Пока Хэнк Шоу наблюдал за происходящим, он вспомнил, что всего час назад встретил мужа Эштон, чей день рождения сейчас праздновался, в аэропорту и что Алессандро собирался куда-то улетать. Хэнк знал об этом, потому что они остановились поговорить. Алессандро спросил, откуда возвращается Хэнк, а он, в свою очередь, – куда направляется граф. На Багамы, ответил Алессандро, и с заговорщической улыбкой уточнил, куда именно.
– Почему бы вам не присоединиться ко мне? – добавил он. – Мы бы на славу повеселились.
С одной стороны, Хэнк был удивлен. Он и Алессандро вместе никогда раньше не пили и по шлюхам не ходили. С другой стороны, все было вполне объяснимо. Есть что-то тоскливое в том, что ты покупаешь себе женщину, чтобы заняться с ней сексом. Во всяком случае, именно такие чувства испытывал при этом Хэнк. И должно быть, именно по этой причине мужчина любит чувствовать локоть другого мужчины, когда собирается заняться сексом.
В тот момент Хэнк был несколько удивлен приглашением Алессандро присоединиться к нему, но отнюдь не самим полетом графа на Багамы, чтобы предаться изощренным и дорогим сексуальным утехам. Все знали, что Алессандро был чудовищно неверным супругом. Как, впрочем, и сама Эштон. Но сейчас, глядя на то, как гости занимают места за столиками, Хэнк испытал нечто вроде шока. Он видел, как Меррит Кенделл выдвинул стул для сестры, затем сел сам. Хэнк окинул взглядом столы, мужчин в вечерних костюмах и разодетых, в бриллиантах женщин, посмотрел на выразительно пустующий стул. Неожиданно его удивление сменилось гневом. Он понимал, что здесь находятся мужчины и женщины, с которыми его связывают деловые отношения, а также те, кто называет его чужаком и выскочкой. Он знал: здесь сидят женщины, считающие его безжалостным сукиным сыном. Хотя в душе Хэнк полагал, что справедлив и даже добр. Он верил в необходимость выживания как в бизнесе, так и в личных делах, однако был против жестокости. Особенно его возмущала ничем не оправданная жестокость, а именно этому он сейчас был свидетелем.
Он перевел взгляд на Эштон, которая села за стол. По ее позе, по тому, как она откинулась назад, слегка наклонив голову к мужчине слева, который что-то говорил ей, никто не догадался бы, что эту женщину подставил, не явившись на день ее рождения, собственный муж. Она слишком уважает себя, чтобы позволить своим чувствам выплеснуться наружу. Она никому не позволит узнать о ее унижении. Это была одна из черт графини, которые с огромной силой влекли к ней Хэнка. И только глаза Эштон чуть-чуть выдавали ее смятение, но это было заметно скорее всего только Хэнку. Он уловил ее нервный взгляд, брошенный на пустой стул, а затем на дверь. И в тот же момент принял решение.
Он вышел в зал и направился к столу, за которым сидела Эштон. Голосом не громким, но таким, чтобы его услышали сидевшие за столом, Хэнк сказал ей, что Алессандро вызвали по весьма срочному делу.
– Он вынужден вылететь во Флоренцию. По семейным делам, – уверенно и твердо добавил Хэнк. Пусть этот сукин сын сам объясняется и выпутывается, когда вернется. – Он направил меня в качестве своего эмиссара. С днем рождения, Эштон!
Хэнк взял руку Эштон и нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку. Она не отстранилась, даже не шевельнулась. Она продолжала сидеть и улыбаться ему, и в ее глазах читалось нечто похожее на благодарность. Затем, словно все так и было заранее предусмотрено, Хэнк стал выдвигать из-за стола пустой стул в тот самый момент, когда Эштон жестом указала на него. Хэнк сел непринужденно, как хозяин, и поднял бокал, предложив первый тост за графиню.
Эштон встала и вошла в кольцо рук Хэнка Шоу. У нее все еще шумело в голове от шампанского, и в таких случаях она обычно боялась танцевать, потому что Алессандро говорил, что после принятия алкоголя она делается неуклюжей. Однако едва они стали танцевать, Эштон почувствовала себя грациозной и удивительно защищенной. Она с удивлением поняла, что эти ощущения породил в ней Хэнк Шоу. Его рука, лежавшая на талии, управляла ее телом легко и уверенно. Массивные плечи надежно закрывали Эштон от всего остального мира. Она расслабилась, позволив Хэнку заботиться о ней.
– Так-то получше, – заметил он.
Эштон подняла глаза. Он не был красавцем, но выразительность его лица показалась ей даже более привлекательной, чем красота.
– Что вы имеете в виду?
– Вы знаете, что я имею в виду. Вы перестали меня бояться. – Она хотела что-то сказать в ответ, но Хэнк перебил: – По крайней мере в этот момент.
– Я полагаю, что обязана поблагодарить вас.
– Мы договоримся. Если вы не скажете «спасибо» сейчас, мне не придется говорить «пожалуйста» впоследствии.
– Что вы имеете в виду?
Он лишь тихонько нажал рукой на ее талию, притянув Эштон поближе.
– Похоже, – сказал Хэнк, увлекая Мег на танцевальную площадку, – вам вообще не требуется моя помощь. На прошлой неделе вы оказались на заседании совета директоров самого закрытого благотворительного фонда в Палм-Бич, сегодня – на вечере, за приглашение на который половина честолюбцев острова готова пойти на убийство. Вы не обидитесь, если я спрошу, как вы этого добились?
– Силой обаяния и таланта.
Хэнк засмеялся:
– Эштон Кенделл не столь уж подвержена воздействию чар и талантов, во всяком случае, со стороны других женщин.
Мег удивленно подняла на него глаза:
– Я думала, вы добрый друг графини.
– Я могу быть другом, но я не слепец. Эштон Кенделл не пригласила бы вас в качестве официального фотографа по случаю очередной годовщины фонда и не пригласила бы на вечер по случаю своего Дня рождения без… без, скажем так, побудительного мотива. Либо у вас есть нечто такое, чего хочет она, либо вы знаете такое, что она не хочет обнародовать.
– А это означает, что она не хочет, чтобы знали вы. Если предположить, что ваши рассуждения правильны.
Хэнк Шоу улыбнулся:
– Очень хорошо. Я восхищаюсь людьми, которые умеют хранить секреты. И держать слово. Только вспомните одну вещь: вы здесь по заданию «ХЖ». Это означает, что вы работаете на меня. Так что если возникнут проблемы – хотя я вовсе не считаю, что это неизбежно, – помните об этом.
Мег хотела было сказать, что она не собирается об этом забывать, но не успела, поскольку в этот момент между ними вклинился Спенсер.
– Я думаю, – сказал он, обнимая ее за талию, – на этом вечере можно умереть от тоски. Пора отсюда смываться.
– Не говорите сами – дайте мне угадать. Вас прельщает место с тихой выпивкой и полуночным купанием.
– Сейчас, когда вы так сказали, это выглядит привлекательно.
– Я так не думаю.
– А почему бы и нет?
– Причины очевидны.
Некоторое время они танцевали молча. Спенсер держался не столь монументально, как Хэнк Шоу, зато в его движениях было больше грации и легкости, а его близость волновала Мег. Но она определенно не намерена была идти к нему домой.
Внезапно он остановился и посмотрел ей в лицо.
– Послушайте, Мег, вопреки тому представлению, которое вы могли составить, читая газеты, Палм-Бич не является убежищем для закоренелых насильников. Или можно сказать иначе. Если бы мне очень захотелось, я мог бы поехать в бар, купить какой-нибудь девице выпивку и через час затащить ее в постель. Я не хвастаюсь. Знаю, это объясняется не моей неотразимостью. Все гораздо проще: мое имя – Спенсер Кенделл, и я унаследовал несметное количество денег от Спенсеров и Кенделлов. – Он взял два бокала шампанского с подноса проходящего официанта и подал один Мег. – Поэтому почему бы вам не поехать ко мне домой? Кстати, мой дом – эта одна из немногих вещей, которыми я по-настоящему горжусь. Ну и немножко выпить.
Мег хотела этого. Она даже была удивлена, до какой степени ей этого хотелось. Но тут была одна проблема. Она боялась не его. Она боялась себя. Разумеется, она не могла сказать ему об этом.
– Мне кажется, выпить – это то, что вам меньше всего сейчас нужно.
Спенсер поставил бокал на стол и покачал головой.
– О'кей, если я пообещаю, что не стану пить, глотать и вдыхать любое подозрительное вещество, вы отправитесь со мной, чтобы увидеть мой дом?
Неожиданно для самой себя Мег засмеялась.
– О'кей, – ответила она, – но только на минутку.
Стоя возле дверей клуба в ожидании, когда служитель подгонит его машину, Спенсер подумал, что, пожалуй, впервые в жизни ему придется протрезветь для того, чтобы затащить девушку в постель.
Эштон чувствовала себя сомнамбулой. Причина была не в алкоголе. В этот вечер она очень быстро перестала пить. Дело было в Хэнке Шоу. Он взял в свои руки управление вечером, и она ему это позволила. Когда Хэнк предложил отправить домой ее машину и шофера и проводить ее домой, Эштон, не раздумывая, согласилась. А когда он сказал своему шоферу, чтобы тот вез их к нему домой, не произнесла ни слова. Он спросил, не желает ли она что-нибудь выпить перед сном, Эштон лишь молча кивнула. Если бы кто-нибудь несколько часов назад сказал ей, что она будет сидеть на террасе Хэнка Шоу, пить шампанское Хэнка Шоу и – что самое удивительное – ждать, когда Хэнк Шоу наконец прикоснется к ней, она ни за что бы не поверила.
Через открытые двери кабинета доносились какие-то сигналы. Когда они только появились на террасе, Эштон спросила, что это за гудки. Хэнк ответил, что их подает специальное устройство, чтобы он был в курсе своих дел.
– Даже в два часа ночи?
– Деньги никогда не спят, Эштон. Всегда кто-то на планете заключает какие-то сделки. – Он посмотрел на нее и добавил: – Наверное, вы считаете вульгарным говорить об этом.
Она хотела было согласиться с его последним утверждением, но вдруг поймала себя на мысли, что так не считает.
– Просто я никогда об этом не думала.
Они некоторое время сидели молча, а машина продолжала подавать сигналы. Внезапно Эштон засмеялась:
– Стало быть, все эти шумы означают, что вы делаете деньги? – Эта идея возбудила ее. Он прав.
Она воспитана в среде, где считается вульгарным говорить о деньгах или даже признаваться в том, что думаешь о них. В этом плане это во многом напоминает секс. Сидя в темноте, Эштон чувствовала присутствие Хэнка Шоу, ощущала его силу и испытывала нечто вроде озноба.
– Или теряю их.
Эштон повернулась в его сторону:
– Вы говорите об этом так спокойно?
– У меня очень много денег, Эштон. Еще одно вульгарное заявление. Я могу позволить себе часть из них потерять, А кроме того, у меня на уме сейчас более важные вещи.
– Например?
– Например, как бы поделикатнее затащить вас наверх. Я займусь любовью с вами там. Я могу заниматься любовью с вами где угодно, если вы позволите. Но опыт подсказывает, что в непривычных условиях нечто важное теряется. Поэтому я предпочел бы отправиться наверх и ломаю себе голову, как бы это сделать.
– Вы могли бы просто пригласить меня.
Хэнк улыбнулся, и она увидела в темноте его белые зубы.
– Что я и делаю.
Спальня поражала пышностью декора. Казалось, ее извлекли из английского старинного замка, переправили в Палм-Бич и вновь кропотливо собрали.
Каждая вещь имела свою родословную, но в этот момент никто из них не был в состоянии, оценить всю эту роскошь. Они смотрели только друг на друга, словно были связаны какой-то магической силой.
Хэнк закрыл за собой дверь. При этом раздался громкий звук, который словно отсекал их от всего мира. Эштон сразу же почувствовала себя в безопасности, и в то же время ее охватило сладкое волнение. Хэнк мягко положил руки ей на плечи и крепко поцеловал. Эти прикосновения заставили ее задрожать.
Не отрывая рта от губ Эштон, Хэнк стал раздевать ее. Шифоновое платье, словно облачко, опустилось на пол у ее ног. За ним последовало прозрачное белье. Эштон сама сбросила туфли. Когда на ней не осталось ничего, кроме ожерелья, Хэнк отпустил ее, отступил на шаг и некоторое время молча смотрел на нее. Свет в спальне был слегка приглушенным. Глаза Хэнка скользили по ее телу, словно мягкие, теплые руки. Эштон ощущала, как все сильнее пульсирует жилка у нее на шее, как под его взглядом набухают соски. Она привыкла к тому, что люди смотрят на нее с восхищением, но сейчас все было совершенно иначе. Она ощущала себя призом, а не трофеем, произведением искусства, которое создано для того, чтобы им любовались.
Не отводя от Эштон глаз, Хэнк начал раздеваться. Она зачарованно наблюдала за тем, как он сбрасывает одежду. Он был крупным мужчиной, и она опасалась, что под красиво сшитой одеждой могут обнаружиться какие-то изъяны в фигуре, однако в обнаженном виде он выглядел даже более привлекательным. Плечи и грудь у него были массивные, бедра узкие, и в нем не было ни унции лишнего веса.
Обнаженные, они еще некоторое время молча смотрели друг на друга. Эштон в предвкушении предстоящего ощущала легкое, головокружение. Затем Хэнк сделал шаг к ней, заключил в объятия, и Эштон поняла, что эта ночь будет совершенно не похожа на все другие.
Хэнк опустил Эштон на кровать и прижался ртом к ее губам. Его пальцы коснулись разгоряченной кожи Эштон и стали ласкать груди, нежно и любовно трогать соски. Затем его рука медленно поползла вниз, к животу, тронула волосы на лобке, и Эштон почувствовала всю силу своего желания.
Прикосновения Хэнка были удивительно нежными и сладостными. Длинный палец медленно погрузился в ее плоть. Эштон сжала бедра, упругие мышцы обхватили палец и стали его ласкать. Хэнк продолжал целовать ее в губы, затем в груди. Эштон ощущала пульсацию напряженной плоти, прижавшейся к ее бедру. В том же ритме билось ее сердце.
Губы Хэнка медленно сдвигались вниз, к животу. Его поцелуи были легкими и нежными, но чувствовалось, что за осторожностью скрывается неистовая страсть.
Он зарылся лицом в волосы на лобке, его язык проник в ее сокровенные глубины. Эштон тихонько застонала и, отдаваясь ласке, развела бедра. Сладострастие накатывало волнами, каждая новая волна была сильнее предыдущей. Язык Хэнка продолжал свою ошеломляющую ласку до тех пор, пока Эштон не Накрыла всепоглощающая волна экстаза.
Когда Эштон открыла глаза, лицо Хэнка было рядом с ее лицом, его глаза горели от возбуждения. Эштон села на ноги лежащего на спине Хэнка и взяла в руки возбужденную плоть. Он молча наблюдал за ней. Когда Эштон почувствовала, как участилось его дыхание, она нагнулась и взяла плоть в рот. Он застонал. Тогда Эштон подтянулась повыше. Хэнк обхватил ее бедра и глубоко вошел в нее. Они смотрели в глаза друг другу, не в силах отвести взгляда. Кровь прилила к щекам Эштон, все ее тело охватило жаром, когда Хэнк двигался под ней, а она отвечала страстно, неистово, безрассудно. Она услышала, как Хэнк застонал в экстазе, и в тот же самый момент ей показалось, что мир вокруг нее взорвался.
Она уснула в его объятиях, чего с ней не случалось со времени медового месяца с Алессандро. Когда через несколько часов Эштон проснулась, Хэнк лежал рядом, подложив руку себе под голову и глядя на нее.
– Мне нужно уходить, – сказала она.
– Зачем?
Простота вопроса ошеломила Эштон. Она сказала, что ей нужно уходить, потому что говорила так всегда, ибо всегда была убеждена, будто именно так и следует поступать. Обычно она не могла находиться рядом с мужчиной, когда секс был уже позади. Мужчины либо принужденно улыбались, изображая любезность, либо даже не делали попыток завязать беседу. В любом случае Эштон испытывала опустошенность и неловкость и спешила уйти. Сейчас все было совсем иначе. По какой-то необъяснимой причине ей совершенно не хотелось покидать его.
– Вот видишь, – сказал Хэнк, не дождавшись ответа. – Нет никакой причины. – Он наклонился и поцеловал Эштон. Поцелуй был медленный и легкий, но она почувствовала вновь пробудившееся в нем желание. – Совершенно никакой причины, – пробормотал он, и их руки вновь отправились в удивительно сладостное путешествие по телу друг друга.
Как только Спенсер въехал на своем «феррари» на подъездную аллею, Мег бросила взгляд на дом и искренне удивилась. Особняк был небольшой – во всяком случае, по стандартам людей, принадлежащих к этому миру, и подходил скорее Ки-Уэсту, чем Палм-Бич. Он был серовато-голубого цвета, и кремовые ставни казались белыми в свете луны. Широкие старомодные веранды опоясывали его по периметру вверху и внизу, фасад был увит багряным виноградом и редкой разновидностью гибискуса.
– Очень красиво, – сказала Мег, когда Спенсер заглушил мотор.
– Похоже, это вас не слишком впечатлило.
Она засмеялась, вышла из машины и, глядя на него, пояснила:
– Верно, я ожидала чего-то…
– …более броского. Пойдемте. – Он взял ее под руку и повел по дорожке, обсаженной орхидеями и цитрусовыми деревьями. – Я вам все сейчас покажу.
Спенсер ввел ее в дом, и Мег не могла решить, что ее больше удивило и что понравилось. То ли сам дом, то ли образ жизни Спенсера в нем.
Дом был просторен и элегантно безыскусен, что свидетельствовало о весьма хорошем вкусе хозяина и наличии у него больших денег. В лунном свете поблескивали покрытые коврами полы из твердой древесины. С потолков спускались деревянные вентиляторы. Плетеная мебель была задрапирована зеленовато-розовой тканью. Куда ни посмотри, везде можно было увидеть редчайшие образцы утвари из церквей и монастырей Европы. На стенах – пейзажи Джека Грея, которые люди обычно покупают из любви к искусству, хотя Мег достаточно разбиралась в искусстве, чтобы понять: стоимость каждого из них исчисляется тысячами долларов.
Спенсер с. гордостью показал на багет, который он собственноручно отреставрировал, на книжные стеллажи в кабинете, на заключенные в рамки фотографии болотистой равнины Флориды, сделанные также им самим.
Спохватившись, он покачал головой:
– Должно быть, я сошел с ума. Показываю свои любительские снимки профессиональному фотографу.
Мег попыталась уловить саркастическую нотку в реплике Спенсера, но не обнаружила таковой.
– Мне они нравятся, – сказала она. – Очень неплохие снимки.
– Для любителя, – заметил он.
– Для любителя, – согласилась Мег.
Спенсер засмеялся:
– Вряд ли кто-нибудь способен упрекнуть вас в лести.
– Пока никто не упрекал.
Спенсер повел ее к бассейну за домом. Даже бассейн отличался обманчивой простотой – он напоминал скорее естественный пруд, чем искусственный водоем, обрамленный мрамором и спроектированный изобретательным архитектором.
– Что вы хотели бы выпить? – спросил Спенсер и осекся. – Ах да, я забыл, что дал зарок на этот вечер. О'кей, а как насчет молока и печенья?
– Я бы выпила бокал вина, – сказала Мег. – Вам тоже можно выпить один бокал, – добавила она.
– Вы так добры. – Он зашел в дом и вернулся с бутылкой вина и двумя бокалами. Начав откупоривать бутылку, Спенсер вдруг остановился. – А может, вы предпочитаете шампанское?
– Боже упаси, нет!
– Вам не нравится шампанское?
– Дело не в этом… – Мег замолчала, не зная, как объяснить причину.
Он выжидательно смотрел на нее, затем на его лице появилась улыбка.
– Ага, я понял. Шампанское – это слишком. Это смахивает на обольщение.
– Вам лучше знать.
– О! – сказал он, подавая бокал Мег. – Поскольку мы коснулись этой темы, похоже, вы тоже в этом разбираетесь.
– Просто самозащита. – Она сделала глоток и откинулась на спинку плетеного кресла.
Теплый воздух ласкал ей кожу, а легкое вино действовало умиротворяюще. Спенсер сел на ручку кресла лицом к ней и положил руку ей на колено. Мег знала, что не должна расслабляться. Лицо Спенсера приблизилось к ней, и даже во тьме ей был виден блеск его голубых глаз, которые становились все шире и в которых ей вдруг захотелось утонуть. Рот его был мягким, язык горчил от вина, когда он медленно и крепко поцеловал ее. Ей хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно. Затем она почувствовала, как его рука скользит вверх по бедру под короткую юбку… Мег отстранилась от Спенсера, встала и пересела в другое кресло.
Он занял покинутое Мег место.
– Вам не следовало уходить так далеко, – сказал он непринужденным спокойным тоном и снова улыбнулся.
Сидя в другом кресле, Мег чувствовала, как гулко стучит ее сердце, и задала себе вопрос: может ли что-нибудь тронуть этого человека?
– Расскажите мне что-нибудь, – сказала она.
– Все, что вы хотите.
– Вы хоть раз пытались что-нибудь узнать о женщине, прежде чем ложились с ней в постель? Я не говорю о любви и прочих старомодных вещах. Я имею в виду простые человеческие отношения. Не сексуальные.
– Конечно, – так же непринужденно ответил Спенсер.
Мег повернулась и посмотрела на его освещенное луной лицо.
– В самом деле?
Он как-то застенчиво посмотрел на нее:
– Ну, вроде того.
Некоторое время оба молчали, а когда Спенсер заговорил, голос его был тихим – таким же, как эта ночь, подумала Мег.
– Вообще-то, чтобы узнать человека, не требуется слишком много времени. Взять, например, вас. Я уже очень много о вас знаю.
Мег вспомнила вопрос Хэнка Шоу о ее отце и мгновенно насторожилась:
– Что, например?
– Например, то, что вы любите свою работу больше, чем своего мужчину, – простите, что я так говорю. И что вы дьявольски горды; и еще что вы всегда готовы поссориться…
– Я вовсе не…
– …чего я не могу понять, учитывая вашу внешность. И что вы очень неодобрительно относитесь ко мне.
– Ну, нельзя сказать, что очень неодобрительно. Ведь я все-таки пришла к вам, разве не так?
– На минутку. Вы даже сейчас посматриваете в сторону выхода. Стоит мне только подняться и подойти к вам, как вы пулей вылетите отсюда.
На это Мег ничего не ответила.
– Поэтому я намерен остаться в этом кресле и разговаривать с вами – просто разговаривать столько времени, сколько вы пожелаете пробыть здесь. Или… – он потянулся к ней и взял ее руку, – ну, по крайней мере до восхода солнца.
