Текст книги "Мой сладкий негодяй. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Роксана Чёрная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Предисловие

Раз и два и, раз и два и. Шаг. Поворот. Прыжок. Ещё. Дыхания почти не осталось. Из горла вырываются хрипы. В голове шумит. Ноги не чувствуются. На глазах слезы. Поворот. Еще поворот. Нога вверх. Стоять. Терпеть. Больно. Невыносимо. Ноги стерты в кровь. Она заливает атласную ткань пуант. Но все неважно. Только тело. Музыка. Я.

Все просто. Хирург и скальпель. В пальцы ложится прохладная сталь и тело наполняется предвкушением. Теперь только я и жизнь. Она зависит от меня. Страха нет. Лишь удовольствие. Надрез. Зажим. Кровь. Убрать. Надавить. Датчики шумят сильнее.

В голове пусто. Туман сгущается. Никого не вижу. Только я и сцена. Боль стремительно превращается в удовольствие. Движение. Кайф. Быстрее. Ещё быстрее. Руки крылья. Тело ветер. Всё неважно. Только это. Я и сцена. До трепета. Так страшно. Музыка быстрее. Счет на сильную долю. Прыжок. Полет. Восторг захватывает и кружит в вихре танца.

Сколько проходит времени? Неважно. Ноги болят, руки немеют от напряжения. Но в голове чистый лист, а на нем прописаны шаги. Каждый я знаю, как собственное имя. Еще немного. Краем глаза замечаю силуэт анестезиолога.

– Давление падает!

Стою. Жду вердикта.

– Синицына! Все неплохо, но давайте повторим.

Еще немного. Пальцы находят ту самую нить, тянут. Зажим. Закрыть. Зашить. И тело наполняется легкостью. Готово.

– Стабильна.

Улыбка рвется из самых глубин, но я киваю и возвращаюсь в середину сцены. Теперь я уверена, меня заметили.

Облегчённый вздох вырывается из груди. Сестра промокает мой лоб салфеткой. Всё! Жить будет! Справились!

Это первое знакомство с героями. Дальше только интереснее!

Глава 1

– Лучше бы ты пошла на юриста учиться или врача, – проворчала себе под нос Маргарита Синицына – темноволосая женщина, прополаскивания тарелку под тугой струей воды. – Совсем же изведешь себя этими танцульками.

Разговаривая сама с собой, она вздрогнула, когда за спиной раздался тихий смех.

– Мама.

Маша обняла женщину со спины и приложила щёку к её тонкому плечу.

– Танцульки это в клубах и домах культуры, а я занимаюсь Балетом, – восторженно, словно уже исполняла соло в Большом театре, заявила она. – К тому же, каждый должен делать, то что он умеет лучше всего. Разве не так говорил папа?

– Всё так, – вздохнула Маргарита Юрьевна и выключив воду, повернулась к дочери. Она осмотрела худое, осунувшееся лицо. Не смотря на это во взгляде как и всегда сияло желание выступать на сцене. – Посмотри на себя, кожа да кости.

Маша мягко улыбнулась, и чтобы мама не сильно беспокоилась, схватила со стола яблоко и показала ей.

– Это не завтрак, это еда для птиц, – Маша на это только фыркнула. Не набивать же ёй желудок перед репетицией. Она должна порхать по сцене, а не напоминать бегемота в балетной пачке. – Не зря у тебя живот болит второй день. Тебе надо больше есть.

– Ладно, ладно. После репетиции поем нормально. – как всегда согласилась Маша, внутренне закатывая глаза – Поцеловала мать в щеку и отправилась собираться, потому что до начала занятий в Академии, оставалось чуть более часа. Она выходила из подъезда пятиэтажного дома, прекрасно зная, что за ней пристально наблюдают такие же, как и у нее синие глаза матери. Маргарита Юрьевна беспокоилась за дочь. И наверное, впервые за много лет это было оправдано. Поступление и подготовка к первому концерту далась Маше нелегко. Она ложилась спать позднее обычного и еще раньше просыпалась, а о нагрузках, сравнимых разве что с подготовкой к олимпийским играм и говорить нечего.

Она знала, что мама будет смотреть в окно до тех пор, пока дочь не скроется за крупными деревьями тополя. Их как и многие другие окружающие её вещи, Маша рассматривала по пути на остановку.

Лето уже закончилось, и осень только-только начала заявлять о своих правах. В городе с миллионом одиноких и не очень сердец начинался новый день. Солнечные лучи пробивались сквозь утреннюю дымку, в которой кружились чуть пожелтевшие листья. Люди разбегались по делам, будто муравьи. Москва не терпела медлительность ни в людях не в их действиях, и порой сильно мстила за промедление. Этот день не был исключением – шумное рабочее утро, как огромный пароход уносило жителей по волнам Москвы реки.

Маша давно привыкла к этому ритму и не боялась трудностей. Она встречала их, как старых друзей – тепло, радостно и без страха. Ведь они закаляли характер, они делали её сильнее. Так учил её отец, показавший ей в пять лет мир балета и умерший ещё через пять от сердечного приступа, так учила её мать, оставшаяся одна содержать трех детей – Машу и двух близнецов Марка и Кирилла. Преподаватели в балетной школе тоже были щедры на жизненные уроки: упала – встань и танцуй дальше, ошиблась – сделай вид, что так было нужно, больно – терпи и улыбайся. «Тебя ждет большое будущее», – утверждали они, и трудности только помогут приблизить минуту славы и возможность выбраться из той ямы, в которую загнала их семью смерть отца.

Но сегодня старые друзья подводили. Тянущая боль в правом боку не давала покоя, и выступление, на котором недавно поступившая студентка лучшего хореографического вуза в стране должна блистать, было близко. «Но-шпа» – Маша закидывала в себя уже третью пилюлю – не помогала. Лекарство лишь приглушало тянущую боль, словно накрывая прозрачным колпаком.

Маша спустилась с трамвая, проигнорировав заинтересованный взгляд незадачливого ровесника, который смотрел на неё всю дорогу, и помчалась в здание с колоннами – построенное еще в восемнадцатом веке, а ныне названное Академией Танцевального Искусства имени М. Павловой. Солнце уже позолотило лепнину вдоль крыши и ярко слепило красивое лицо Маши. Привлекательная внешность помогала продвижению в балетной карьере, и Маша не стеснялась пользоваться благами, одарившими её природой: длинными ногами, тонким станом и густыми темными блестящими волосами.

Очередной спазм боли в животе накрыл на лестнице и она неожиданно охнула. Резкий взгляд на ногу, её основной инструмент ремесла и облегченный выдох.

Просто подвернула. С кем не бывает.

На самом деле не бывает. Осознание этого протянуло через тонкое тело нить липкого страха.

Маша открыла тяжелую дубовую дверь и с удовольствием вдохнула запахи дерева, мрамора и мела. Процокав низкими каблуками по паркетному полу, она разделась и сразу поспешила в Актовый зал, на ходу закидывая в себя очередную порцию обезболивающего.

Спустя полчаса изнурительной репетиции, где Маша играла главную роль в представлении, и была Терпсихорой, она почувствовала, как темнеет в глазах. Но воля и самонадеянность не дали и шанса проскочить искре сознательности и мысли о том, чтобы попросить перерыва. Она продолжала парить по сцене, как лебедь, взмахивая изящными руками и выполнять гран-жете.

Спустя еще минуту, перекрывая даже музыку, раздался женский вскрик и глухой звук удара, как будто кто-то разрубил топором полено. Шёпот студенческих голосов затих и все посмотрели на сцену. Кто-то вскочил с места, а кто-то уже достал смартфон и в предвкушении сенсации включил кнопку видеозаписи.

– Машка, ты чего творишь-то? – прокричал её постоянный еще с детства партнер, ошеломленно взирая на скрючившееся тело у себя в ногах. Он давно подбивал к ней клинья, но с завидным упорством игнорировала все потуги молодого и красивого брюнета.

– Сальников, что ты сделал?! – к сцене подскочила куратор курса Валентина Марковна и с беспокойством в глазах смотрела на своих студентов.

– Я… ничего. Я только хотел сделать поддержку, а она заорала, выгнулась… и вот, – оправдывался Андрей, потом посмотрел на Марию и с подозрением спросил: – Может, ты беременна? У меня одна….

– Совсем сдурел?! – закричала девушка, и тут же снова свернулась в спазме боли. Ощущение были, словно кто-то яростно хотел вырваться кусок живота. – Нет, конечно… Как тебе… Боже, как же больно.

– Так, кто-нибудь уже догадался вызвать скорую? – сердито воскликнула Валентина Марковна, но увидела лишь недоуменные взгляды и направленные на Марию камеры смартфонов. – Вы совсем страх потеряли?! Уберите немедленно ваши игрушки, чтобы я на репетициях их вообще не видела, и воспользуйтесь уже кто-нибудь им по назначению. Идиоты, – пробормотала она себе под нос.

– Между прочим, она уже второй день пьет обезболивающие, – сказала по секрету однокурснице Таня Губанова, но так громко, что слышали практически все. Именно эта – яркая блондинка с глазами – изумрудами, после неудачи Маши займет её место, и осознав это, девушка широко улыбнулась Сальникову, а тот лишь закатил глаза.

– Мария, потерпите, вы же будущая балерина, – величаво напомнила Валентина Марковна, когда в очередной раз услышала стон.

Глава 2

Если, чтобы начаться новому дню городу требуется множество солнечных лучей, то в медицинских учреждениях с сотнями стационарных пациентов тьма ночи не была помехой круглосуточной работе персонала.

Женский крик нарушил тишину приемного отделения Городской Клинической больницы номер один.

Блять!

Станиславу Сладенькому осталось всего полтора часа до окончания еженедельной смены в этом гадюшнике. Т о, что больница находилась в центре мегаполиса, не спасало ее от приема всякого сброда, типа шлюх с проломленной башкой или алкашей с прободением язвы. И сидя в таком идеально-чистом помещении, врач никогда не знал, что за сюрприз приготовило ему этот храм жизни и смерти. Но еженедельные дежурства так же, как и многочасовые операции приближали его к заветной цели – собственной лаборатории по трансплантологии. Именно об этом он мечтал с пятнадцати, лет, когда на его руках умер отец, которому просто не успели найти новое сердце, хотя деньги были собраны. Стас же желал не только улучшить базу органов, излечивая некоторых пациентов бесплатно, но и попытаться создать искусственные.

Стас не считал свои побуждения благородными, просто он нашел дело всей жизни, которое могло принести ему известность.

Известность.

Это именно то, чего он хотел с самого детства, с тех пор как всякие ироды дразнили его во дворе и школе, – доказать всем и каждому, что его фамилия просто набор букв и звуков, а не показатель сущности. Родители хоть и предлагали сменить фамилию, но он никогда не стремился идти по пути наилегчайшему. Отец добился признания в боевом спорте, и Стас не хотел срамить его честь, тем более посмертно. Он то, как раз всегда и требовал от сына признать, что фамилия ничего не значит.

Хотя женщины, которых Стас так любил укладывать в постель, признавали, что он полностью оправдывает свою фамилию.

Это только злило.

Злость вряд ли могла подарить женщинам то удовольствие, которого они ждали. Впрочем, некоторым даже нравилась жесткость Стаса, порой граничащая с жёсткостью. Именно с этими тяжелыми эмоциями он регулярно, в свободные от дежурств часы, загонял им член до основания.

Стас не часто скучал в свои редкие выходные, но был принципиален с пациентками, пока они находились под его врачебным контролем. Он никогда не поддавался животным инстинктам на работе, потому что это могло навредить его карьере и жизни одной из этих любвеобильных дам. Но Стас был честен с собой, судьба человека – любого интересовала его ровно столько, сколько их медицинская карта находится в его руках, а потом хоть зомби апокалипсис.

Стук в пластиковую дверь отвлек Стаса от воспоминаний о последнем постельном приключении. Он, раздраженно закатил глаза, посмотрев на вошедшего.

– Станислав Алексеевич?

Власов Алексей, фельдшер скорой помощи. Увидев за столом небезызвестного хирурга, он на секунду скривил лицо, но тут же надел бессмысленно вежливую маску. Стас ухмыльнулся. Кто-кто, а Сладенький своим циничным характером вызывал стойкое желание дать ему в морду. Вот только вряд ли кто-то решится на это.

Взгляд на телефон, экран которого почти погас и Стас потянулся за зарядкой. В это же время остолоп, как часто думал про себя хирург, всеми силами сдерживал оскорбление.

– Станислав Владимирович… – лицо Власова было искажено злобой, но Стас упорно не замечал острого взгляда, пока рылся в ящике стола. Он раздражено бурчал под нос о том, что ненавидит беспорядок и когда копаются в его вещах.

– Там… это.

– Еще медленнее, Власов, и моя смена закончится, – скучающе проговорил он уныло и победно хмыкнул, когда нашарил нужный предмет. Подключив свой айфон, далеко не последней модели он лишь подумал, то наверное пора купить новый.

Он откинулся и посмотрел на фельдшера так, словно тот барахтался у него в ногах. По-другому Стас и не мог смотреть на человека, который когда-то сдавал экзамены лучше него, а потом просто бросил медицину ради наркоты. Власов выкарабкался и вернулся, но мозг таких блядских игр с собой не прощает.

– Студентка. Девушка с аппендицитом, – Власов подошел ближе, с досады бросил папку на стол. Только непонятно, что именно его так расстраивает. Свое место в иерархии медицины или то, что он не раз видел Стаса в клубах под руку с очередной красоткой, тогда как ему приходилось до беспамятства накачивать дам алкоголем, чтобы увезти собой и трахнуть?

За дверью снова послышался сдавленный стон.

– Полегче.

Стас мельком взглянул на дверь, пока подписывал нужные документы и всматривался в записи скорой помощи. Он сразу понял, что это его клиент, так как нужна была срочная операция, правда совершенно не сложная. А Стасу нравились именно сложности, нравилось быть на волосок от гибели пациента и спасать его, играя в бога. Это откровенно возбуждало нервную систему, но бывало не часто, поэтому приходилось искать адреналин в другом месте.

Власов продолжал прожигать врача взглядом. Стас усмехнулся, его забавляло, когда люди проявляли свой гнев в ответ на его хамство.

Стон за дверью повторился.

– А чего орет так? Вы операцию без наркоза начали?

– Да, начнешь там. Эта фифа осмотр толком сделать не дала.

– Тогда как ты понял, что это аппендикс? – насмешливо приподнял Стас брови и встал из-за стола.

– Так держится за правый бок вроде, там болит… – ответил Власов неуверенно.

– Вроде у мавроди… Ну что ты встал? Студентку веди, ей же больно, жестокий ты человек.

Фкльдшер только гневно бросил на Стаса взгляд и поспешил к пациентке.

Стас понадеялся, что медсестра Диана успеет вернуться от другого врача и ему не придется заносить информацию в компьютер самостоятельно. Он сразу позвонил, чтобы прислали лаборанта для сдачи крови и мазка на инфекции. После чего направился к раковине, чтобы помыть руки и надеть тесные перчатки для осмотра. Пока он проделывал нехитрые, привычные действия, то полностью слышал разговор за открытой дверью смотровой.

– Синицына, пойдёмте.

– Мне же больно, я разогнуться не могу, не то, что идти. Да не стой, как истукан. Отнеси меня, для чего ещё ты здесь нужен.

Стас даже улыбнулся, услышав ироничный ответ. За его спиной, нахалку с тихим голосом всё-таки принесли во избежание дальнейших препирательств и усадили на кушетку. Она хриплым голосом поблагодарила фельдшера и снова застонала от боли.

Стас никогда не был извращенцем, предпочитая в сексе вполне естественные позы и способы удовлетворения. И уже тем более никогда не был садистом, но именно этот хриплый белезненный стон отозвался покалываем в его паху.

Что за черт?

Это было неудобно и крайне непрофессионально. Возможно виновато воздержание, которому он был подвержен уже вторые сутки.

Стас сделал пару глубоких вдохов, и потратил эту паузу, чтобы проверить качество перчаток, размять пальцы и взять баночку для анализа мочи, готовясь озвучить стандартное требование при поступлении. Потому как, судя по звукам, опрашивать придется в ходе осмотра.

Звуки тяжелых шагов Дианы, окончательно сняли легкое возбуждение. Ничто так не охлаждает пыл, как волосы небритых ног смятых лайкрой колготок и прическа под горшок. Он улыбнулся собственным мыслям, кивнул медсестре и обернулся к пациентке.

Сука!

Эта резкая мысль не относилась к самой девушке, а скорее к тому чувству, что она вызвала. Стаса словно ударили в грудь ногой. Он в реальности знал эту резкое удушение и боль в области удара. Ему не нравилось бывать в нокауте, но именно это произошло с ним сейчас.

Ни хрена себе, студентка.

Стас секунду постоял с отвисшей челюстью, а потом вспомнил кто он и где. Опыт и профессионализм помогли ему быстро взять себя в руки и спросить:

– Как давно болит?

Охереть, балерина, настоящая, ну или скоро станет, судя по форме. И ладно бы просто балерина, так она ещё красива как дьяволица.

– Три дня.

– Ясно, ложитесь.

Девушка не двигалась с места, и Стас сам мягко надавил на плечи, укладывая её на кушетку. Он постарался вытолкнуть из головы все неуместные желания. Но мысли против воли понеслись к ощущению в пальцах, которые немели от касания даже сквозь барьер к хрупкому телу.

Девушки из его спортивной школы всегда имели отличную растяжку, это было необходимо, если ты хочешь заехать ногой по лицу оппонента, но их тела были мускулистыми, и сильны напоминали мужские. Здесь же было сочетание нежности и силы тела. Стас дурел только от одной мысли о его возможностях, которыми он бы мог воспользоваться.

Хватит!

Сквозь эластичную ткань черного купальника он пощупал живот в разных местах, надавливая где-то сильнее, где-то нежнее. Когда Стас добрался до правого бока, то нашел круглое образование, надавил и услышал тот самый вымораживающий болезненный стон.

Процесс уже на грани разложения.

– А чего тянула-то? – спросил он, стягивая перчатки и возвращаясь к столу, чтобы сделать пометки в медицинской карте.

Тут же вплыла в смотровую лаборант Лидочка и, улыбнувшись присутствующим, принялась брать кровь у Синицыной и ставить катетер для будущих капельниц.

Стас краем глаза наблюдал за свернувшейся клубком девушкой: за тем как прозрачная слеза скатывается по бледной щеке, за веером волос, спускающихся до самой талии, за дрожащими губами. Он вернулся к заполнению карты, но в голове теперь прочно поселился образ девушки с глазами синими, как самое глубокое озеро в мире.

Совсем ещё молоденькая.

Такая молоденькая, что думать о ней нельзя – даже Стас не такой ублюдок. Его предел, пожалуй, лет двадцать – именно такие любят шляться по клубам. Правда, таких, как, он взглянул в карту, Синицына там отродясь не было. Она была слишком хороша для загаженного, закуренного, пусть и элитного клуба. Так хороша, что возбуждение током било Стаса по всему телу, как электрическими проводами.

– Кхм, Синицына, – проговорил он, тоном профессионала, переводя взгляд на Диану, которая под его диктовку записывала данные будущей операции, – рядом баночка, надо в нее собрать мочу. Диана Михайловна поможет, – он кивнул медсестре, что-то вносившей в карту. Та тяжело поднялась и сразу начала без слов помогать девушке сделать все необходимые процедуры. Странно, обычно она раздражающе болтлива.

Стас невольно залюбовался телом, которое освобождали из плена тесного купальника. Он старался смотреть ненарочито, а как бы между делом, хотя каждый его нерв был натянут до предела от того вида, что ему открывался.

Да приди уже в себя!

Он поправил больничные брюки, которые разом стали, словно наждачная бумага и продолжил задавать вопросы.

– Раздевайся и на кушетку, сейчас сразу поедешь на операцию. Когда ела в последний раз? Есть аллергия на лекарства? Были травмы?

Вопросы сыпались из врача и медсестры, как рой пчел из улья. Сначала Синицына бессознательно давала ответы, позволяя себя раздеть и одеть в операционную сорочку и цветной халат, потом даже подписала необходимые документы, как вдруг замерла и словно очнулась ото сна. Как будто осознав, что происходит, она озирается по сторонам: смотрит на два соединенных стола, на черный монитор компьютера, на белые чистые стены в окно за которым шумит осенняя листва и вглядывается в Стаса. Не успела она что-то сказать как появились пара санитаров с каталкой.

– Подождите! – пронзительно воскликнула она, когда её поднимали на руки. – Я не могу на операцию. У меня завтра выступление! Я Терпсихора!

Санитары фыркнули в кулаки, сдерживая смех. Диана ласково улыбнулась и дала знак ребятам не прекращать своих действия, не обращая внимания на ее крики, а Стас беззлобно усмехнулся.

– Везите её в операционную. Видите, она уже не в себе.

– Подождите! – больная на удивление бодро спрыгнула с кушетки и тут же схватилась за бок. – Я могу потерпеть! Честно! Давайте я завтра после выступления сразу приеду, и вы сделаете операцию. Честно! Честно! – по её щекам текли слезы, словно она упускала действительно что-то важное. Но Стас знал, что дороже здоровья может быть только возможность потерять жизнь.

– Ну, отлично, дерзай Синицына. Только завтра не забудь катафалку заранее вызвать, чтобы сэкономить.

– Ката… Что?

– Именно. Ты умрёшь, если срочно не сделать операцию.

Его слова сильно повлияли на неё. Она застыла как статуя в музее, красивая такая статуя – бледная и впервые за время, проведенное здесь, осознанно взглянула на хирурга и поджала трясущиеся в рыданиях губы. Она отвернулась к оранжевой стене коридора и не сопротивлялась, пока ее укладывали обратно на кушетку.

– Я же не умру?

– От этого никто не умирал, да и я не позволю такой красоте сгинуть. Увидимся через полчаса, танцовщица.

Она кивнула и перевела взгляд на Стаса, сильно задрав голову.

– Это балет, – буркнула она обиженно и стала сильно напоминать котенка. Стаса передернуло, его никогда не прельщала романтика, уж слишком она была недолговечна, а любовь как их здоровье отвержено постоянным рискам. Вот секс, дело простое. Если возникало притяжение тел, не стоило ему сопротивляться. И если говорить честно, то именно мысли о сексе вызывала эта крошка, которая скоро встанет на ноги и сможет их для него раздвинуть.

Широко раздвинуть.

Вот это правильные мысли. Тем более взгляд синих глаз давал понять, что Синицына очень даже не против продемонстрировать Стасу свои хореографические умения.

Он с каким-то подспудным удовлетворение отметил, как она смотрела на него до тех пор, пока не закрылись двери лифта.