Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 19"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Год Плодородного Зерна

Был Год Плодородного Зерна.

Когда капитан Плантер спускался с освещенного вспышками ночного неба на своей мощной игле – за ней тянулась алая пламенеющая нить, консультант и физик стояли рядом с ним. В его распоряжении находились все необходимые механизмы, голова забита разными историями, он прибыл в Год Плодородного Зерна.

Праздник, время всеобщего ликования. Время сеять мир, счастье и надежду.

Время поклонения.

Капитан Плантер стоял на склоне холма и смотрел на город а у него над головой голубело утреннее небо.

Устремив взгляд вниз через просторы прихваченной ночным морозцем травы, окутанной легким туманом, он рассматривал шпили и дома, и купола города, испещренные яркими бликами – солнце еще только вставало, и прямые линии утонувших в тени улиц. Впрочем, он видел лишь часть города, даже несмотря на то что находился высоко над ним – это был один из самых больших городов планеты. Сверху он напоминал огромный именинный пирог, украшенный зажженными свечами и испеченный ко дню тысячелетия цивилизации. Вполне возможно, что так оно и было.

– Наверное, они нас заметили, – промолвил Кондем, его консультант. – Скоро будут здесь.

– Да, – согласился капитан.

– Они гуманоиды, – напомнил Кондем, – если антропологи не ошиблись, конечно.

– Похоже, что не ошиблись, – сказал Плантер, опуская бинокль. – Город очень напоминает земной…

– Интересно, неужели они – причина того, что происходит?

– Вполне возможно, – ответил капитан.

– Странно.

– Может быть.

Под небесами, освещенными желтым солнцем, они встретились с жителями города и установили с ними контакт. Потом встретились с представителями городских властей и с представителями большого правительства, частью которого являлись городские власти, и установили контакт с ними. Встретились со священниками, с которыми поговорили о религии, частью которой было большое правительство – и тоже установили с ними контакт. Они все были люди, иными словами, имели самую обычную человеческую внешность.

Плантер и его команда видели всеобщее ликование, чувствовали праздничное настроение, посещая сенаты, храмы, роскошные особняки, военные базы, конференции и телестудии; когда проходили по улицам, заглядывали в лаборатории, и снова оказывались в храмах.

И все потому, что был Год Плодородного Зерна.

Капитану и его помощникам пришлось ответить на множество вопросов, прежде чем они сами смогли спросить хоть что-нибудь.

Но не успели они задать даже один вопрос, как начались фейерверки.

Это произошло на седьмой день. Янинг, физик, прищурился, как он это обычно делал, и посмотрел на закат, а потом сказал:

– Началось.

Плантер подошел к окну апартаментов, выделенных им в одном из городских храмов. И уставился на полярное сияние – потрясающее зрелище, ослепительные, яркие краски, от которых больно глазам и ноет сердце.

– О Господи, – прошептал он.

– Все небо превратилось в какую-то нелепую радугу, – проговорил Кондем, который встал рядом с ним.

– Взрывы гораздо ближе, чем мы думали, – сказал Янинг. – Похоже, они зарождаются на планете, а не на солнце.

– Ну хорошо, с какой целью? Испытания? Не очень-то в это верится, потому что взрывы происходят в соответствии с определенной закономерностью. Вот и сейчас – точно по расписанию.

– Не только природные явления, – заметил физик, – возникают в соответствии с определенной закономерностью.

– Мораторий, следом за ним бойня, новый мораторий, потом… Как-то все это бессмысленно.

– Они, конечно, на нас похожи – внешне, – проговорил Кондем. – Но это не значит, что внутри у них то же самое. Некоторое время мы рассматривали возможность того, что это местный Армагеддон [22]22
  Армагеддон – в христианских мифологических представлениях место битвы на исходе времен, в которой будут участвовать «цари всей земли обитаемой» (Апокалипсис 16, 14–16).


[Закрыть]. Только здесь все в порядке. Ничего похожего на атомную войну или восстановительные работы после нее. Из того, что мы видели и что они нам говорили, ясно, что это предположение неверно.

– Из того, что они нам показали, – поправил его Плантер. – Интересно…

– Что? – спросил Янинг.

– Может быть, кто-то или что-то умирает где-нибудь?

– Что-то всегда где-нибудь умирает, – философски согласился Янинг. – Важно только количество смертей, причина… и место.

– Они, конечно, на нас похожи – внешне… – снова начал Кондем.

В дверь постучали.

Капитан впустил Ларена, Верховного священнослужителя главного храма города.

Ларен был на несколько дюймов ниже и на несколько фунтов тяжелее любого из них. Его редеющие волосы были зачесаны так, чтобы скрыть начинающую появляться плешь. Твидовое одеяние скрывало остальное его тело, от плеч до колен, а улыбка, которая могла означать слабоумие или высшую степень наслаждения, освещала широкоскулое лицо.

– Господа, – сказал он, – началось. Я пришел спросить вас, не присоединитесь ли вы к нашему богослужению в честь Создателя Вселенной. Однако я вижу, что вы это уже сделали.

– Богослужение? – переспросил Плантер.

– Друзья, вы видите на небесах первые, внешние признаки этого времени года.

– Северное сияние? Вспышки? Это ваших рук дело?

– Конечно, – ответил Ларен. – Мы поклоняемся Ему, как Он есть, приносим на жертвенный алтарь чистую энергию.

– То есть вы устраиваете в космосе ядерные взрывы?

– Именно. Ибо разве всегда, и в данный момент и во веки вечные, Он не проявляет Себя в солнечном цикле? Разве не Он является силой, которая отделяет один атом от другого, чтобы свободная энергия напоила, словно благословенная река, Его великую Вселенную?

– Наверное, – проговорил Плантер. – Хотя раньше я никогда так об этом не думал. Кстати, именно по этой причине мы и прибыли в ваш мир.

– Чтобы посмотреть, как мы Ему поклоняемся?

– Ну… да. Жертвоприношения чистой энергии на небесный алтарь были замечены за пределами вашей солнечной системы. Они возникают с такими регулярными интервалами – между ними проходит примерно половина жизни одного поколения. Сначала мы решили, что с вашим солнцем происходит что-то неладное. Довольно неожиданно… узнать, что это молитвы.

– А что же еще это может быть? – спросил Ларен.

– Если не бури на солнце, значит, это признаки войны на вашей планете.

– Война? Да, у нас идет война. И есть волнения, которые предшествуют войне и следуют за ней. На самом деле у нас скорее волнения, чем сама война. Видите ли, на другом континенте… другая власть… Только я не понимаю, каким образом наш праздник, посвященный Году Плодородного Зерна, может быть принят за военные действия.

– Год Плодородного Зерна? – спросил Янинг. – А что это такое?

– Это год, когда нужно сеять новое, хорошее, то, что пустит корни и будет произрастать в течение цикла последующих лет. К тому времени, когда наступит Год Тысячи Цветов, надежды, которые мы питаем сейчас, в этом году, будут исполнены.

– Кажется, я начинаю понимать, – сказал Янинг, повернувшись к капитану. – Похоже на циклы, которые отмечаются во многих азиатских странах. У них есть Год Крысы, Год Быка, Год Тигра, Год Зайца, потом идет Год Дракона, Змеи, Лошади, Обезьяны, Петуха, Собаки и Свиньи. Порядок основывается на древних представлениях об астрологии – и каждая астрологическая система является, в конечном счете, мифом о солнце. Здешняя религия, похоже, родилась во время сельскохозяйственной фазы развития их общества – влияние солнца на все, что растет. На этом и зиждутся ее постулаты, а праздники местные жители отмечают роскошными фейерверками. И используют самое мощное взрывчатое вещество, которое у них есть.

– Все так, как вы сказали, – кивнул Ларен.

– И больше ничего? Они применяют ядерную энергию только для этих целей? – переспросил Плантер.

– Меня бы не удивило, если бы выяснилось, что дело именно так и обстоит. Ведь китайцы изобрели порох и использовали его исключительно для хлопушек. Понадобилось сознание европейца, чтобы употребить такую полезную штуку для уничтожения себе подобных.

– Извините… но я не понимаю, о чем вы говорите, – вмешался Ларен. – Если эта вещь «порох» была чем-то вроде молитв и одновременно к ее помощи прибегали для уничтожения людей, означает ли это?.. Я не понимаю!

– Именно, – сказал Янинг.

– Верно, – продолжал Ларен, – если бы мы стали поклоняться своим богам прямо над вражеским городом, он перестал бы существовать. Но это же святотатство! Никто не пойдет на такое.

– Нет, конечно, – успокоил его Плантер.

Ларен повернулся к окну и посмотрел на небо, расцвеченное ослепительными молитвами. А потом после некоторого раздумья сказал:

– Неужели такие вещи уже совершались?

– Возможно, – ответил Плантер. – Давно, в одном удаленном отсюда месте.

– Создатель хочет, чтобы справедливость торжествовала, – заявил Ларен. – Если это сделают добродетельные люди вроде нас, тогда такой поступок нельзя рассматривать как святотатство. Это будет исполнение Его воли.

– Действия, совершенные невежественными людьми, в других местах, не должны вас беспокоить, – сказал Янинг.

– Верно, – ответил священнослужитель.

– Так что давайте об этом забудем, – сказал Плантер.

– Да, конечно.

Они вместе наблюдали за церемонией начала Года Плодородного Зерна.

Чуть позже, когда они все еще двигались с досветовой скоростью, световые реки омыли корабль капитана Плантера. Кондем проинформировал его, что природа взрывов нехарактерна – судя по спектру, излучение прошло сквозь атмосферу. И капитан должным образом внес это наблюдение в свой бортовой журнал.

Крестник

В первый раз я увидел Морриса Литема рядом с купелью, где он стал моим крестным отцом. Я был слишком мал, чтобы это запомнить. С тех пор он навещал меня ежегодно, в день моего рождения. Этот год не стал исключением.

– Морри, – сказал я, протирая глаза руками.

Когда я наконец открыл их, то в сером, предутреннем полумраке спальни, на стуле рядом с подоконником, на котором стоял цветочный горшок с засохшей геранью, увидел гостя, высокого и худого, будто страдающего отсутствием аппетита.

Улыбаясь, он поднялся на ноги и подошел к моей постели. Протянул руку и помог встать.

– Одевайся! – весело заявил он, вручая мне рубашку и брюки.

Когда мы выходили из комнаты, тетя Роза и дядя Мэтт еще крепко спали.

Казалось, минуло всего несколько секунд, а мы уже шли вдоль витрин универмага. Полное освещение еще не включили, внутри никого не было.

– Что мы здесь делаем? – спросил я.

– Я хочу, чтобы ты осмотрелся и выбрал себе подарок на день рождения.

– Я знаю где, – быстро ответил я. – Пошли.

Я провел его мимо скамейки, на которой неподвижно лежал ночной сторож, остановился возле витрины и показал.

– Какой тебе нравится больше всего? – поинтересовался Морри.

– Вон тот, черный. Он рассмеялся:

– Один черный велосипед для Дэвида. Ты получишь похожий, только лучше. Его доставят вам домой сегодня днем.

– Спасибо! – воскликнул я, повернулся и обнял Морри. А потом, подумав немного, добавил: – Тебе не кажется, что нам следовало бы разбудить охранника? Может прийти его босс.

– Охранник уже несколько часов мертв. Инфаркт миокарда. Смерть пришла к нему во сне.

– Ой…

– Большинство людей говорят, что они хотели бы умереть именно так; для него все закончилось хорошо, – сказал Морри. – В прошлом месяце ему исполнилось семьдесят три. Его босс думал, что он моложе. Охранника звали Уильям Стрейли… для друзей – Билл.

– Вот здорово, ты многих знаешь!

– У меня такая работа – постоянно встречаюсь с самыми разными людьми.

Я не очень четко представлял себе, чем занимается Морри, но на всякий случай кивнул.

Я проснулся через несколько часов, помылся, оделся и спустился вниз, чтобы позавтракать. Возле моей тарелки стояла поздравительная открытка; я прочитал ее и поблагодарил тетю Розу.

– Ты должен знать, что мы помним, – сказала она.

– Мой крестный отец Морри тоже не забыл. Он приходил рано утром, и мы были в универмаге, где я выбрал себе подарок и…

Она посмотрела на часы:

– Универмаг открывается через полчаса.

– Знаю, – кивнул я. – А мы все равно там были. Жаль только вот ночного охранника – умер во сне, на скамейке… А Морри пришлет мне сегодня днем десятискоростной черный велосипед!

– Давай не будем больше об этом, Дэвид. Ты знаешь, как твой дядя Мэтт начинает волноваться, когда слышит про Морриса.

– Я просто хотел предупредить, что мне привезут велосипед.

– Сегодня утром у нас никого не было. Никто не приходил и никто не уходил Ты просто тоскуешь о родителях. Вполне естественно, что тебе снятся такие сны в день рождения.

– Но я же получаю подарки!

– Нам трудно об этом судить – ведь в прошлом году ты не жил с нами.

– Ну, тут ты права. Морри всегда мне что-нибудь дарит. Папа бы подтвердил.

– Может быть, – со вздохом сказала тетя Роза. – Странно только, что Моррис так с нами и не познакомился.

– Он очень много путешествует.

Она отвернулась и принялась поджаривать гренки.

– Пожалуйста, не говори об этом Мэтту. Я кивнул, когда она взглянула на меня.

В полдень раздался звонок.

Я открыл дверь и сразу увидел его: велосипед, выкрашенный такой темной и блестящей краской, что казалось, будто он состоит из черных зеркал Я так и не смог найти на нем марки производителя, только серебристую пластинку на рулевой стойке в форме маленького черного сердца. На раме красовалась открытка:

С днем рождения, Дэвид. Его зовут Дорел. Обращайся с ним хорошо, и он будет тебе служить верой и правдой.

М.

Прошло много лет, прежде чем я понял, что означают эти слова. Но первое, что я сделал – после того как снял открытку и показал ее дяде Мэтту, – это спустил велосипед по ступенькам, вскочил на него и помчался по улице.

– Дорел, – негромко проговорил я. – Он сказал мне, что тебя зовут Дорел.

Возможно, это было игрой моего воображения, но мне почудилось, что в ответ его черная, как ночь, рама завибрировала.

Во всем, что Морри дарил мне, было нечто особенное. Например, Волшебный Набор, который он прислал в прошлом году вместе с мотком альпинистской веревки – я ею так никогда и не воспользовался (потому что не умею лазать по горам). Или «Пятиминутный Деформатор Времени» – его назначение осталось для меня тайной, однако я носил его в кармане.

– Меня зовут Дэвид, – продолжал я. – Ты красивый и быстрый, тобой легко и удобно управлять. Ты мне очень нравишься.

И пока я ехал до угла и обратно, у меня было ощущение, что мы катимся вниз.

Когда я поставил Дорела у крыльца, меня уже поджидал дядя Мэтт.

– Я только что узнал, – заявил он, – что ночной охранник умер от сердечного приступа сегодня утром.

– Знаю, – ответил я, – я уже рассказал об этом тете Розе.

– А кто тебе об этом сообщил?

– Я там был еще до открытия универмага, вместе с Морри. Он отвел меня туда, чтобы я выбрал себе подарок.

– А как вы вошли?

– Честно говоря, я уже не помню подробностей.

Дядя Мэтт поскреб подбородок и пристально посмотрел на меня сквозь толстые стекла очков. У меня были такие же серые глаза, как и у него… Неожиданно я вспомнил: у отца – тоже.

– А как он выглядит, твой крестный? – спросил дядя Мэтт.

Я пожал плечами. Не так-то просто его описать.

– Довольно худой. По-моему, у него темные волосы. И очень приятный голос. Когда он о чем-то просит, хочется сделать для него все-все.

– И больше никаких деталей?

– Пожалуй, да.

– Проклятье! Это же не описание, Дэвид. Тут кто угодно подходит.

– Мне очень жаль.

Я уже собрался уходить, но дядя Мэтт взял меня за плечо и сжал его.

– Я не хотел бы тебя расстраивать, – проговорил он. – Просто эта история выглядит весьма необычно. Не следует плохо говорить о покойном брате, однако всем известно, что бедняга сильно выпивал. Особенно ближе к концу жизни. Именно поэтому твоя мать и ушла от него. Полагаю, как раз пьянство и явилось причиной смерти моего брата.

Я кивнул. Все это мне уже приходилось слышать раньше.

– Он рассказывал совершенно неправдоподобную историю о том, как познакомился с твоим крестным отцом. Похоже на бред спившегося троцкиста-параноика, я не поверил ни единому его слову. И сейчас не верю.

Я уставился на дядю Мэтта. Мне было известно, что такое параноик.

– Не помню этой истории, – сказал я. – Если вообще я ее когда-нибудь слышал.

Дядя Мэтт вздохнул и поведал мне все.

Моему отцу приснилось, что он встретился с Морри на перекрестке дорог. Раздался гром, сверкнула молния, и отец услышал голос, который заявил:

«Я Бог. Ты настроил против себя всех своих близких, и я сочувствую тебе. Я решил быть крестным отцом твоего сына и сделать его счастливым».

На что мой отец ответил:

«Ты все отдаешь богатым, а бедных заставляешь работать за гроши. Я не хочу, чтобы ты был крестным отцом моего сына».

И снова грянул гром, и туча пропала.

Тут же разверзлась земля, в воздух поднялся столб огня, и послышался голос:

«Я Сатана. Приди ко мне. Я подарю твоему сыну богатство. Позабочусь о том, чтобы он ни в чем не нуждался в этом мире».

Мой отец ответил:

«Ты король обманщиков. Я не хочу иметь с тобой никакого дела, потому что не верю ни единому твоему слову».

И, ярко полыхнув, огонь погас, трещина исчезла. А когда отец почти проснулся, появилась тень и сказала:

«Когда ты поднимешься ото сна, выйди на улицу. На первом же перекрестке я тебя встречу».

«Кто ты такой?» – спросил отец.

«Я тот, кто делает всех равными, – последовал ответ, – причем самым демократическим способом».

И мой отец встал, оделся, вышел в темноту и направился к первому же перекрестку. Там он встретил Морриса, который предложил ему быть моим крестным отцом, обещав при этом, что его крестник ни в чем не будет нуждаться.

– Ты понимаешь, что все это значит? – спросил у меня дядя Мэтт.

– Угу. Хорошо, что отец пошел на перекресток, иначе я не получил бы велосипеда.

Дядя Мэтт некоторое время задумчиво смотрел на меня.

– Роза и я не были на твоем крещении – незадолго до него мы разругались с Сэмом. Поэтому ни она, ни я не имели возможности познакомиться с Моррисом.

– Я знаю.

– В следующий раз скажи крестному, чтобы он к нам зашел на огонек. Неплохо было бы на него посмотреть.

– Он говорит, что вы обязательно увидитесь, – сказал я дяде Мэтту. – Морри утверждает, что все рано или поздно с ним встречаются. Я его попрошу, чтобы он назначил время…

– Нет, не надо, – неожиданно резко перебил меня дядя Мэтт.

Вечером того же дня, когда гости ушли, я снова ушел кататься на своем новом велосипеде. Поскольку я не знал адреса, по которому можно было бы отправить письмо с благодарностью за прекрасный подарок, я решил навестить Морри и сказать ему «спасибо». В прошлом, когда мне хотелось повидаться с ним между днями рождения, я начинал размышлять о том, как бы это сделать – и очень скоро обязательно с ним сталкивался. Совсем недавно я видел его в толпе, собравшейся у места автомобильной катастрофы. И однажды на пляже, когда наблюдал за тем, как спасатель делал искусственное дыхание какому-то парню. Однако на этот раз я проверну встречу с шиком!

Я налег на педали и вскоре оказался на окраине города. Дорога пошла под уклон, и я отпустил педали; где-то неподалеку была лесопилка, этой дорожкой пользовались охотники, рыбаки, любители пеших прогулок и студенты после кино или вечеринок с танцами. Здесь было темнее, чем на вершине холма, поэтому я свернул налево и поехал по длинной тропинке, под густой летней листвой.

– Дорел, я тобой очень доволен, – сказал я, – но мне хочется встретиться с Морри и поблагодарить его за такой замечательный подарок. Я был бы тебе признателен, если бы ты мне помог.

Мой темный друг тихонько задрожал, и, когда мы сделали очередной поворот, возник странный стробоскопический эффект. Сначала мне показалось, что это связано с необычным углом, под которым пробивались сквозь листья солнечные лучи, но, после того как мрак вокруг стал сгущаться, я понял, что дело совсем в другом.

Велосипед сам катился все дальше в темном туннеле – я заметил, что мне больше не требуется нажимать на педали, нужно было лишь поворачивать туда, откуда струилось слабое сияние. Дорел вибрировал и явно набирал скорость.

Через некоторое время стало светлее, мы оказались в галерее, где со стен и потолка свисали сталактиты и едва слышно журчала вода в тихих бассейнах. Повсюду, куда я только ни бросал взгляд стояли свечи – на каждом уступе стены, в каждой нише, на любом, даже самом маленьком участке плоской поверхности. Они отличались друг от друга размерами, но все горели ровным ярким огнем. Здесь не было сквозняков, если не считать потока воздуха, вызванного нашим движением. Впрочем, мы замедляли ход…

Я спустил ногу на землю и остановился. Никогда в жизни я не видел столько зажженных свечей сразу.

– Спасибо, Дорел, – прошептал я.

Я откинул упор и поставил Дорела, а сам решил немного прогуляться. Из грота во всех направлениях уходили туннели – повсюду сияли бесчисленные огни. Изредка догоревшие до конца огарки вспыхивали в последний раз и гасли. И тогда, словно черные бабочки, по стенам начинали метаться тени.

Отойдя от грота, я вдруг испугался, что могу заблудиться. И принялся искать Дорела. Как только я сяду на него, мой велосипед легко найдет дорогу назад.

Я оглянулся и заметил темную тень, летящую среди огней и сталактитов. Это был мой велосипед в седле которого сидел Морри. Дядюшка, не торопясь, крутил педали и улыбался. Мне показалось, что за спиной у моего крестного развевается темный плащ. Он помахал мне и вскоре уже стоял рядом.

– Я рад, что ты приехал навестить меня, – сказал Морри.

– Хотел поблагодарить за подарок. Дорел просто замечательный!

– Рад, что он тебе понравился. – Морри слез с велосипеда и поставил его на упор.

– Никогда не слышал, чтобы у велосипеда было имя, – заметил я.

Морри провел костлявым пальцем по рулю:

– Он в большом долгу передо мной и теперь старается загладить вину. Не хочешь выпить чашку чая или горячего шоколада?

– Люблю горячий шоколад, – признался я. Дядюшка отвел меня за угол, где в нише лежал плоский камень, накрытый красно-белой ситцевой скатертью. На столике я увидел две чашки с блюдцами, рядом – салфетки и чайные ложечки. Заиграла классическая музыка, но я не мог определить, откуда доносились звуки. Морри взял графин, стоявший на подставке, под которой горела одна из свечей, и наполнил наши чашки.

– Что это за музыка? – спросил я.

– Мой любимый квартет Шуберта в до минор. Хочешь зефира?

– Да, пожалуйста.

Он положил мне на блюдечко зефир. Мне было трудно разглядеть выражение его лица, на котором плясали многочисленные тени.

– Ты здесь работаешь, Морри, или живешь?

Крестный протянул мне чашку, откинулся на спинку стула и принялся трещать суставами пальцев, чему я всегда ужасно завидовал.

– У меня много работы снаружи, – ответил он. – Но можешь считать, что тут находится мой офис и квартира. Да, пожалуй, так оно и есть.

– Понятно, – задумчиво проговорил я. – Здесь хорошее освещение.

Дядюшка засмеялся. А потом сделал широкий жест, и ближайшая свеча ярко вспыхнула.

– Она подумает, что это заклинание, вызывающее обморок, – заметил Морри.

– Кто? – поинтересовался я.

– Леди, которой принадлежит эта свеча. Ее зовут Луиза Трухильо. Ей сорок восемь лет, и она живет в Нью-Йорке. В ее распоряжении еще двадцать восемь лет. Bueno [23]23
  Хорошо (исп.). (Здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть].

Я опустил чашку, медленно повернулся и посмотрел на огромную пещеру и множество туннелей, которые расходились в разные стороны.

– Да, – промолвил Морри через некоторое время. – Все здесь, и у каждого своя.

– Я читал, что в мире живет несколько миллиардов людей.

Он кивнул:

– Много воска.

– Хороший шоколад, – сказал я.

– Спасибо. Для Большой Десятки наступили тяжелые времена.

– Что?

– Все интересное происходит сейчас на Западе.

– Ах вот ты о чем, – сообразил я. – Футбол. Ты говоришь об университетском футболе, не так ли?

– Да, но игры профессиональной лиги я тоже люблю. А ты?

– Я мало что о ней знаю, – ответил я. – Но хотел бы, чтобы ты мне рассказал.

И Морри с удовольствием исполнил мою просьбу.

Прошло много времени, теперь мы просто сидели, созерцая бесконечное мерцание свечей. Наконец крестный снова наполнил наши чашки.

– А ты думал о своем будущем? Чем ты собираешься заняться, когда вырастешь? – поинтересовался он.

– По правде говоря, нет, – ответил я.

– Почему бы тебе не стать врачом? Мне кажется, у тебя есть талант. Я позабочусь о твоем образовании, – сказал Морри. – Ты играешь в шахматы?

– Нет.

– Очень интересная игра. Стоит попробовать. Хочешь, я тебя научу?

– Ага.

Не знаю, как долго мы с ним просидели, используя в качестве доски квадраты скатерти. Фигурки были вырезаны из кости; белые и темные, они показались мне весьма изящными. Довольно быстро я понял, что мне эта игра нравится.

– Значит, врачом, – проговорил я, когда мы закончили очередную партию.

– Да, подумай над этим.

– Обязательно, – кивнул я.

Так я и сделал. Было приятно иметь какую-то цель. Я начал более серьезно заниматься математикой, химией и биологией. Учиться в колледже оказалось совсем нетрудно, а пока я размышлял над тем, где взять деньги на университет, умер дальний родственник и оставил мне в наследство приличную сумму, которой должно было хватить на весь период обучения.

Даже после того как я поступил в колледж, каждый год в день моего рождения я ездил на Дореле – а тот оставался таким же новеньким и блестящим – в офис к Морри, где мы пили горячий шоколад, играли в шахматы и разговаривали о футболе.

– Ты заканчиваешь университет в июне, – сказал Морри. – Потом тебя ждет интернатура и практика.

– Верно.

– Ты знаешь, в какой области будешь специализироваться?

– Я уже почти выбрал дерматологию. Никому не придет в голову вызывать врача-дерматолога среди ночи.

– Хм-м, – проворчал Морри, помешивая шоколад костяной ложечкой. – Когда я предлагал тебе стать врачом, у меня в мыслях было нечто более серьезное… Терапевт, например.

Мимо пролетела летучая мышь, запуталась в складках плаща Морри, перевернулась вниз головой и повисла, зацепившись за шов. Я глотнул шоколада и сделал ход слоном.

– Придется напряженно работать, – наконец ответил я. – А дерматологи получают очень приличные деньги.

– Ба! – воскликнул крестный. И передвинул коня. – Шах. – Он усмехнулся. – Ты станешь самым знаменитым терапевтом в мире.

– В самом деле? – спросил я, изучая позицию.

– Да. На твоем счету будет немало чудесных исцелений.

– А ты уверен, что тебя устроят последствия? Если я буду настолько хорош, то смогу помешать развитию твоего бизнеса?

Морри рассмеялся:

– Существует равновесие между жизнью и смертью, и каждый из нас будет играть свою роль. Моя власть в действительности распространяется только на жизнь, а ты станешь властвовать над смертью. Считай, что у нас будет семейный бизнес.

– Ладно. Попробую, – ответил я. – Кстати, я сдаюсь. Мне грозит мат в четыре хода.

– В три.

– Тем более. И спасибо за подарок. Эти приборы для диагностики просто великолепны, я ничего подобного никогда не видел.

– Уверен, что они тебе пригодятся. С днем рождения, – улыбнулся Морри.

Для прохождения интернатуры я выбрал большой госпиталь в крупном городе на северо-западе. Теперь я встречался с Морри гораздо чаще, чем раньше. Обычно он забегал ко мне во время ночного дежурства.

– Привет, Дейв. Больная в палате номер семь отчаливает в 3.12 ночи, – заявил Морри, усаживаясь рядом со мной. – Сожалею о парне из палаты номер шестнадцать.

– Да, он быстро теряет силы. Мы знали, что это вопрос нескольких дней.

– Ты мог его спасти, Дейв.

– Мы все испробовали. Он кивнул:

– Похоже, тебе пора научиться кое-каким новым вещам.

– Если ты решил прочитать мне лекцию, я ее обязательно запишу.

– Еще не сейчас, но уже довольно скоро, – отозвался Морри.

Он протянул руку и коснулся чашки с кофе, который давно остыл. Напиток мгновенно начал дымиться. Крестный встал и посмотрел в окно.

– Мне пора, – вздохнул он, и через мгновение со стороны шоссе донесся вой клаксонов и визг тормозов, сопровождающийся звуком глухого удара. – У меня дела. Спокойной ночи.

И Морри ушел.

Довольно долго он не вспоминал о нашем ночном разговоре, и я уже подумал, что Морри о нем забыл. Однажды, следующей весной – был чудный солнечный денек – я решил прогуляться в парке. И вдруг мне показалось, что я отбрасываю сразу две тени. А потом одна из них заговорила со мной:

– Прелестный день, Дейв, не так ли? Я посмотрел по сторонам:

– Морри, ты всегда появляешься так бесшумно!..

– Это точно.

– Да и оделся ты слишком торжественно для такого теплого и ясного утра.

– Рабочая одежда, – объяснил он.

– Именно поэтому ты носишь с собой длинный, острый инструмент?

– Да.

Мы молча прошли через поле и оказались в небольшой роще. Неожиданно Морри быстро опустился на колени у подножия маленького холмика и начал шарить руками в траве. Через секунду у него на ладони лежали два маленьких цветущих растения. Нет, не два, а всего одно. Меня ввело в заблуждение то, что один цветок был желтого цвета, а другой синего. Я осмотрел листья. Вспомнил курс ботаники…

– Да, взгляни повнимательнее, – сказал Морри.

– Понятия не имею, что это такое, – признался я.

– Весьма бы удивился, если бы было иначе. Чрезвычайно редкое растение, и найти его можно, только если знаешь специальные заклинания.

– Понятно.

– …Тебе придется разводить эти цветы у себя дома. Ты должен будешь изучить их свойства лучше, чем кто-либо другой в мире. Корни, листья, стебли, цветы – каждая часть имеет свои достоинства; кроме того, они могут приносить немалую пользу в различных сочетаниях друг с другом.

– Не понимаю. Я потратил столько времени на получение первоклассного медицинского образования – а теперь ты хочешь, чтобы я стал ботаником?

Он рассмеялся:

– Нет, конечно, нет. Тебе пригодятся твои знания, не говоря уже о дипломах. Я совсем не прошу, чтобы ты забыл все известные тебе способы лечения. Ты просто расширишь арсенал для… исключительных случаев.

– При помощи этого маленького цветка?

– Точно.

– Как он называется?

– Блифедж. Ты не найдешь упоминаний о нем ни в одном ботаническом учебнике. Иди сюда, я познакомлю тебя с ним и научу словам заклинания. После этого ты заберешь блифедж с собой, чтобы дома, в спокойной обстановке изучить его самым тщательным образом.

С тех пор я ел, пил и спал вместе с блифеджем. Периодически появлялся Морри и давал мне новые инструкции. Я научился изготовлять настойки, припарки, мази, пластыри, таблетки, вина, масла, сиропы, линименты, растворы для промывания желудка, лекарственные кашки, компрессы из всех частей растения и различных их комбинаций. Я даже начал курить его листья.

Наконец я стал понемногу использовать блифедж в особо сложных случаях и всякий раз добивался прекрасных результатов.

На мой очередной день рождения Морри повел меня в дорогой ресторан, а потом мы спустились в лифте и… неожиданно оказались в его офисе.

– Ловкий трюк, ничего не скажешь, – заметил я.

Я последовал за Морри по ярко освещенному, извивающемуся туннелю, где сновали его невидимые слуги, зажигая новые свечи и убирая остатки догоревших. Вдруг крестный остановился, взял огарок свечи, задул его, а потом снова зажег от мерцающего пламени другой и заменил старую на новую, как раз в тот момент, когда та догорела и погасла.