Текст книги "Хроники Амбера. Книги Корвина (авторский сборник)"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 52 страниц)

3

Мы сидели и молчали. Рэндом кончил рассказывать, а Бенедикт смотрел на небо над Гарнатом. Лицо его ничего не выражало.

Я давным-давно научился уважать его молчание.

Наконец, он резко кивнул и посмотрел на Рэндома.

– Я давно подозреваю нечто в этом роде, – произнес он. – Из всего, что создали отец и Дворкин за все эти годы, у меня возникло впечатление, что существовал первозданный Лабиринт, который они либо нашли, либо создали, расположив наш Эмбер всего лишь в одном Отражении от него, чтобы черпать его силы. Я, однако, так никогда и не получил никакого представления относительно того, как можно пройти в то место.

Он вновь повернулся к Гарнату, показав подбородок:

– И что, как вы мне говорите, соотносится с тем, что было сделано там?

– Кажется, да, – ответил Рэндом.

– Вызванное пролитием крови Мартина?

– Я думаю, что так.

Бенедикт поднял Карту, переданную ему Рэндомом во время рассказа. Тогда Бенедикт никак ее не прокомментировал.

– Да, это Мартин. Он явился ко мне после того, как я покинул Рембу. Он оставался у меня долгое время.

– Почему он пришел к тебе? – спросил Рэндом.

Бенедикт слабо улыбнулся:

– Он, знаешь ли, должен был куда-то отправиться. Его тошнило от своего положения в Рембе, он испытывал двойственные чувства к Эмберу, был молод, свободен и только что вошел в силу, пройдя через Лабиринт. Он хотел убраться подальше, повидать чего-нибудь новенькое, погулять по Отражениям, как и мы все. Я однажды брал его в Авалон, когда он был мальчишкой, чтобы дать ему погулять по суше летом, научить его ездить верхом, показать сбор урожая. Когда он вдруг оказался в таком положении, что мог отправиться в один миг куда угодно, выбор его был все же ограничен немногими известными ему местами. Верно, он мог придумать какое-то место в один миг и отправиться туда, практически создать его. Но он также сознавал, что ему еще многому нужно научиться, чтобы гарантировать свою безопасность в Отражениях.

Он явился ко мне и попросил меня научить его пользоваться своим даром. И я его научил. Он провел у меня большую часть года. Я научил его драться, научил его работе с Картами и Отражениями, научил его всему тому, что обязан знать эмберит, если он хочет выжить.

– Почему ты все это сделал? – спросил Рэндом.

– Кто-то же должен был. Он явился ко мне, значит, мне и обучать. Это, впрочем, не значит, что я не привязался к мальчику, – добавил он.

Рэндом кивнул:

– Ты утверждаешь, что он пробыл у тебя почти год. Что с ним стало после этого?

– Эта жажда странствий, которая известна тебе не хуже, чем мне. Коль скоро о обрел некоторую уверенность в своих способностях, ему захотелось применить их. Наставляя его, я сам брал его в путешествия по Отражениям, представил его в разных местах, знакомя с людьми. Но настало время, когда он захотел сам выбирать себе дорогу. В один прекрасный день он попрощался со мной и отправился в путь.

– Ты видел его с тех пор?

– Да. Он периодически возвращался, останавливался у меня на время порассказать о своих приключениях и открытиях. Всегда было ясно, что это лишь визит. Через некоторое время он становился непоседлив и снова отбывал.

– Когда ты видел его в последний раз?

– Несколько лет назад, по времени Авалона, при обычных обстоятельствах. Он появился однажды утром, оставался у меня, наверное, недели три, рассказал мне о том, что он видел и что он делал, говорили о многом, что он хочет сделать, а потом вновь отправился в путь.

– Ты никогда больше не слышал о нем?

– Напротив. были послания, оставленные у общих друзей, когда он проходил их Отражения. При случае он даже связывался со мной через Карту…

– У него есть Колода? – перебил я.

– Да, я подарил ему одну из своих лишних колод.

– У тебя была Карта для него?

Он покачал головой:

– Я даже не знал о существовании такой Карты, пока не увидел эту, – произнес он.

Он поднял Карту, взглянул на нее и отдал обратно Рэндому.

– У меня нет способностей художника, чтобы изготовить такую. Рэндом, ты пытался связаться с ним через эту Карту?

– Да, много раз с тех пор, как мы наткнулись на нее. Фактически, лишь несколько минут назад. Ничего.

– Это, конечно, ничего не доказывает. Если все произошло, как ты предполагаешь, и он пережил это, то он мог решить заблокировать любые попытки контакта в будущем. Он знает, как это делать.

– Произошло, как я предполагаю? Ты что-нибудь еще об этом знаешь?

– Есть у меня мысль, – ответил Бенедикт. – Понимаешь, он появился несколько лет тому назад в доме одного друга в Отражении. Это была телесная рана, произведенная ударом ножа. Они рассказывали, что он явился к ним в очень плохом состоянии и не входил в детали того, что произошло. Он остался на несколько дней, пока не смог вновь передвигаться, и отбыл прежде, чем он действительно полностью оправился. Это было последний раз, когда они слышали о нем, и я тоже.

– Разве тебе не было любопытно? – удивился Рэндом. – Разве ты не искал его?

– Конечно, меня разбирало любопытство. Но человек должен иметь право вести собственную жизнь без вмешательства родственников, неважно, с какими намерениями.

– Он выбрался из кризиса и не пытался связаться со мной. Он явно знал, что хотел делать. Он оставил мне послание у Теки, гласившее, что мне не нужно беспокоиться, когда я узнаю, что случилось. Он знает, что ему делать.

– Теки? – переспросил я.

– Совершенно верно. Мои друзья в Отражении.

Я воздержался от высказывания того, что я мог бы сказать.

Я думал, что они были просто еще одной частью рассказа Дары, потому что она так извратила истину в других областях. Она упоминала мне о Теки так, словно знала их, словно жила у них – все с ведома Бенедикта. Момент, однако, казался неподходящим для того, чтобы рассказывать ему о моем видении предыдущей ночью в Тир-на Ног-те и на то, что оно указывало на его родство с девушкой.

У меня еще не было достаточно времени, чтобы подумать об этом деле и обо всем, что из него вытекало.

Рэндом встал, подошел и остановился у края площадки, спиной к нам, сцепив руки позади.

Постояв так с минуту, он повернулся и медленно подошел к нам.

– Как мы можем вступить в контакт с Теки? – спросил он у Бенедикта.

– Никак, – ответил Бенедикт, – если не съездим повидать их.

Рэндом повернулся ко мне:

– Корвин, мне нужен конь. Ты говоришь, что Звезда проехала через много Отражений…

– У нее было тяжелое утро.

– Не такое уж оно было и напряженное. По большей части это был просто страх, а теперь она, кажется, в полном порядке. Могу я одолжить ее?

Прежде, чем я успел ответить, он обратился к Бенедикту:

– Ты ведь проводишь меня, да?

Бенедикт заколебался:

– Я не знаю, что там можно узнать… – начал было он.

– Все, что угодно! Все, что они могут вспомнить! Возможно, что-то не показавшееся в то время действительно важным, но важное сейчас, когда мы многое знаем.

Бенедикт посмотрел на меня. Я кивнул.

– Он может ехать на Звезде, если ты готов проводить его.

– Ладно, – согласился Бенедикт. Он поднялся на ноги. – Пойду приведу своего коня.

Он повернулся и направился к месту, где было стреножено крупное полосатое животное.

– Спасибо, Корвин, – поблагодарил меня Рэндом.

– Я дам тебе возможность оказать ответную услугу.

– Какую?

– Одолжи мне Карту Мартина.

– Для чего?

– У меня только что возникла одна мысль. Это слишком сложно, чтобы вникать в детали, если ты хочешь ехать. Вреда от этого, однако, никакого не будет.

Он пожевал губу.

– Ладно. Я хочу получить ее обратно, когда ты покончишь со своим делом.

– Конечно.

– Это поможет найти его?

– Может быть.

Он отдал мне Карту.

– Ты теперь направишься во дворец? – спросил он.

– Да.

– Ты не мог бы рассказать Виале, что случилось и куда я уехал. Она будет беспокоиться.

– Разумеется. Обязательно это сделаю.

– Я буду хорошо заботиться о Звезде, не волнуйся.

– Не сомневаюсь. Удачи тебе!

– Спасибо.

Я ехал на Огнедышащем, Ганелон шел пешком. Так он настоял. Мы следовали тем же путем, по которому я гнался за Дарой в день битвы. Наряду с недавним развитием событий именно это и заставило меня вновь подумать о ней. Я стряхнул пыль со своих чувств и внимательно изучил их. Я понял, что несмотря на игры, в которые она со мной играла, на убийства, которые она, несомненно, совершала или организовывала, меня все еще влекло к ней нечто большее, чем любопытство.

Я не был по-настоящему удивлен, открыв это. Положение выглядело почти таким же, как и то, когда я в последний раз нагрянул с внезапной инспекцией в казармы эмоций. Тогда я гадал, сколько могло быть правды в моем последнем видении предыдущей ночью, в котором была изложена ее возможная линия происхождения от Бенедикта.

Физическое сходство и впрямь существовало, и я был убежден более, чем наполовину, конечно же, в призрачном городе Отражение Бенедикта вполне допускало это, поднимая свою новую, странную руку в ее защиту.

– Что там такое смешное? – спросил Ганелон.

Он шагал слева от меня.

– Рука, – ответил я, – что вернулась со мной из Тир-на Ног-та. Понимаешь ли, я тревожился из-за какого-то скрытого значения, какой-то непредвиденной силы судьбы в этой штуке, явившейся так вот в наш мир из того места тайн и снов. И все же она не протянула даже дня. Когда Лабиринт уничтожил Яго, не осталось ничего. Все ночные видения ни к чему не привели.

Ганелон прочистил горло.

– Ну, это было не совсем так, как ты, кажется, думаешь.

– Что ты имеешь в виду?

– Этой механической руки не было в седельной сумке Яго. Рэндом упрятал ее в твою сумку. Именно там была пища, а после того, как мы поели, он вернул посуду туда, где она была – в собственную сумку, но руку – нет. Места не было.

– О-о-о, – произнес я, – тогда…

Ганелон кивнул.

– Значит, она теперь с ним, – закончил он за меня фразу.

– И рука, и Бенедикт. Проклятье! Не очень-то мне нравится эта штука. Она пыталась меня убить. Раньше в Тир-на Ног-те ни на кого и никогда не нападали.

– Но Бенедикт-то друг. Он на твоей стороне, если даже в данный момент у вас есть некоторые разногласия. Верно?

Я не ответил.

Он поднял руку и взял Огнедышащего под узду, остановив его. Затем он поднял голову, изучая мое лицо.

– Корвин, что же все-таки произошло? Что ты узнал?

Я колебался. И правда, что я узнал в небесном городе? Никто не был уверен, как действовал механизм, стоявший за видениями Тир-на Ног-та. Вполне могло быть, как подозревали некоторые, что это место просто воплощало твои невысказанные страхи и пожелания, наверное, смешивая их с бессознательными предположениями и догадками. Подозрения же, вызванные чем-то неизвестным, вероятно, лучше было держать при себе, чем распространять. И все же рука была достаточно материальной.

– Я же говорил тебе, – заявил я, – что отсек эту руку у призрака Бенедикта. Значит, мы явно сражались.

– Ты видишь в этом предзнаменование, что между тобой и Бенедиктом будет в конечном счете столкновение?

– Наверное.

– Тебе показали причину для этого, не так ли?

Я устало вздохнул:

– Да. Было указание, что Дара и в самом деле состояла в родстве с Бенедиктом, что вполне может быть правдой. Вполне возможно также, если это правда, что он этом не ведает. Следовательно, мы будем помалкивать об этом, пока не сможем это подтвердить или опровергнуть. Понятно?

– Конечно. Но как же это может быть?

– Именно так, как она говорила.

– Правнучка?

Я кивнул.

– От кого?

– От адской девы, известной нам лишь по слухам, от Линтры, дамы, стоившей ему руки.

– Но ведь та битва произошла недавно.

– Время течет по-разному в разных Отражениях, Ганелон. В дальних пределах это было бы возможно.

Он покачал головой и расслабил руку, державшую узду.

– Корвин, я действительно думаю, что Бенедикту следует об этом знать. Если это правда, то ты должен скорее дать ему шанс подготовиться, чем позволить ему неожиданно открыть это. Вы такая неплодовитая компания, что отцовство, кажется, разит вас сильнее, чем других. Посмотри на Рэндома. Он годами не признавал своего сына, а сейчас я чувствую, что он рискнул бы ради него своей жизнью.

– Я тоже так считаю, – согласился я. – А теперь забудь про эту первую часть, но проведи вторую на шаг дальше в случае Бенедикта.

– Ты думаешь, он примет сторону Дары против Эмбера?

– Я предпочел бы уклониться от предоставления ему выбора, не давая знать, что он существует, если он существует.

– Я думаю, ты оказываешь ему плохую услугу. Едва ли он эмоциональный ребенок. Свяжись с ним по Карте и скажи ему о своих подозрениях. таким образом, он, по крайней мере, скорее сможет подумать об этом, чем рискнуть, что он окажется неподготовленным к какому-то неожиданному столкновению.

– Он мне не поверит. Ты видел, каким он делается, когда бы я ни упомянул о Даре.

– Это само по себе может о чем-то говорить. Возможно, он подозревает, что что-то могло произойти, и отвергает это так горячо, потому что ему хотелось бы иного.

– Прямо сейчас это только расширит трещину, которую я пытаюсь замазать.

– Твое сокрытие правды от него сейчас может вызвать разрыв ее, когда он узнает.

– Нет. Я считаю, что знаю своего брата лучше, чем ты.

Он опустил поводья:

– Хорошо. Надеюсь, ты прав.

Я не ответил, а побудил Огнедышащего снова пуститься в путь. Между нами существовало невысказанное понимание, что Ганелон мог спрашивать меня обо всем, что хотел, и также молчаливо подразумевалось, что я выслушаю любой предложенный им совет. Частично это было потому, что его положение являлось уникальным.

Мы не состояли в родстве. Он не был эмберитом. Свары и проблемы Эмбера стали его заботами только по желанию. Давным-давно мы были друзьями и союзниками в битве в стране, ставшей ему родной.

По завершению этого дела он попросился поехать со мной помочь мне управляться с моими собственными делами и делами Эмбера.

Таким образом, нас связывала только дружба, штука более крепкая, чем прошлые долги и правила чести, иными словами то, что давало ему право приставать ко мне с подобными делами, где я даже Рэндома мог послать к черту, коль скоро я принял решение. Я понимал, что мне не следует раздражаться, так как все сказанное им было предложено честно. Вероятнее всего, что это было старое военное чувство, восходившее к нашим самым давнишним отношениям так же, как связанное с нынешним положение дел: я не люблю, чтобы обсуждали мои решения и приказы. Я решил, что, вероятно, меня даже больше раздражал тот факт, что он в последнее время высказал несколько проницательных догадок и несколько основанных на них довольно здравых предложений, до чего, как я чувствовал, мне следовало додуматься самому. Никому не нравится признаваться в обиде, основанной на чем-то подобном. И все же, только ли в этом дело? Простая проекция неудовлетворенности из-за немногочисленных примеров личной недостаточности? Старый армейский рефлекс насчет святости моих решений? Или меня беспокоило что-то более глубокое и как раз теперь всплывшее на поверхность?

– Корвин, – произнес Ганелон, – я тут поразмыслил…

Я вздохнул:

– Да?

– Насчет сына Рэндома. Учитывая, как на вас все заживает, я полагаю вполне возможным, что он мог выжить и все еще где-то бродит.

– Хотелось бы думать, что так оно и есть.

– Не слишком торопись с такими пожеланиями.

– Что ты имеешь в виду?

– Как я понял, он имел очень мало контакта с Эмбером и с остальной семьей, учитывая, что вырос он в Рембе.

– Да, я тоже так думаю.

– Фактически, кроме Бенедикта и Льювиллы в Рембе, единственный, с кем он имел контакт, был тот, кто ударил его ножом.

– Блейз, Бранд или Фиона. Мне пришло в голову, что у него, вероятно, сложилось искаженное представление о семье.

– Искаженное, – допустил я, – но может быть, вполне оправданное, если я понимаю, к чему ты клонишь.

– Думаю, что понимаешь. Кажется допустимым, что он не только боится семьи, но и имеет зуб на вашу компанию.

– Такое вполне возможно.

– Не думаешь ли ты, что он мог переметнуться к врагам?

Я покачал головой:

– Нет, если он знает, что они орудия тех, кто пытался убить его.

– Но так ли это? Интересно знать… Ты говоришь, что Бранд испугался и попытался отказаться от какой-то там ихней договоренности с шайкой черной дороги. Если они так сильны, то я хотел бы знать, не могли ли Фиона и Блейз стать их орудиями? Если это так, то я могу представить себе Мартина, выискивающего что-то, что дает ему власть над ними.

– Слишком детальное построение из догадок, – возразил я.

– Враги, кажется, слишком много знают о вас.

– Верно, но у нас имелась пара предателей, которые могли много рассказать им.

– Могли ли они дать им все, что по твоим словам знала Дара?

– Это хороший довод, – признал я, – но трудно сказать.

Кроме случая с Теки, немедленно пришедшего мне на ум. Однако, я решил держать это при себе, чтобы выяснить, к чему он клонит, а не удаляться по касательной. Поэтому я сказал:

– Мартин едва ли способен рассказать им многое об Эмбере.

Ганелон с минуту помолчал, а затем спросил:

– У тебя был случай проверить это дело, о котором я тебя спрашивал той ночью у твоей гробницы?

– Какое дело?

– Можно ли подслушивать с помощью Карт? – напомнил он. – Теперь, когда мы знаем, что у Мартина есть колода…

Наступила моя очередь замолчать, пока небольшое семейство минуток перешло мне слева дорогу и показывая мне язык.

– Нет, – наконец, произнес я. – У меня не было случая проверить это.

Мы проехали немалое расстояние, прежде чем он произнес:

– Корвин, той ночью, когда вы вернули Бранда…

– Да?

– Ты говоришь, что после ты проверил алиби у всех, чтобы выяснить, кто же это тебя ударил, и что любому из них было бы трудно выкинуть такой фокус в данное время.

– Да, – вымолвил я.

Он кивнул:

– Теперь ты можешь подумать об еще одном своем родственнике. У него может отсутствовать семейная ловкость лишь потому, что он молод и неопытен.

Мысленно усмехнувшись, я сделал ручкой безмолвному параду минуток, прошедших между Эмбером и мной.

4

Она спросила: «Кто там?», когда я постучал, и я ей ответил:

– Корвин.

– Минутку.

Я услышал ее шаги, а затем дверь распахнулась. Виала, лишь чуть выше полутора метров ростом и очень худенькая брюнетка с изящными чертами лица и мягким голосом. На ней было надето красное платье. Ее незрячие глаза смотрели сквозь меня, напоминая мне о тьме прошлого, о боли.

– Рэндом попросил меня передать, что он немного задержится, но беспокоиться незачем.

Она посторонилась и открыла дверь настежь.

Я не хотел, но зашел. Я не собирался буквально выполнять просьбу Рэндома – рассказать ей то, что уже сказал и ничего более.

Лишь когда мы поехали каждый своей дорогой, я сообразил, что именно означала просьба Рэндома: он попросту попросил меня сообщить его жене, с которой я успел обменяться не более чем полудюжиной слов, что он отправился искать своего незаконного сына, парня, чья мать Морганта совершила самоубийство, за что Рэндом и был наказан принудительной женитьбой на Виале. Тот факт, что этот брак оказался удачным, все еще изумлял меня. У меня не было ни малейшего желания выдавать груз неприятных новостей и, заходя в комнату, я искал выход.

Я прошел мимо бюста Рэндома, установленного на высокой полке в стене слева от меня. На самом деле я миновал его прежде, чем до меня дошло, что изображен был в самом деле мой брат. На противоположной стороне комнаты я увидел ее рабочий верстак. Обернувшись, я изучил бюст.

– Я и не знал, что вы занимаетесь ваянием.

– Да?

Оглядев апартаменты, я быстро обнаружил другие образцы ее работ.

– Здорово у вас получается, – похвалил я.

– Спасибо. Не присядете ли?

Я опустился в большое кресло с высокими подлокотниками, оказавшееся более удобным, чем оно выглядело. Она уселась на низкий диван справа от меня, подобрав под себя ноги.

– Не хотите ли что-нибудь поесть или выпить?

– Нет, спасибо. Я могу задержаться лишь ненадолго. Дело в том, что Рэндом, Ганелон и я немного сбились с пути по дороге домой, а после этой задержки встретились и поговорили. В результате всего этого Рэндом и Бенедикт вынуждены были предпринять еще одно небольшое путешествие.

– Это надолго?

– Вероятно, на сутки, может, немного дольше. Если его поездка сильно затянется, он, вероятно, свяжется с кем-нибудь через Карту, и мы дадим вам знать. – Бок мой начало покалывать, и я положил туда руку, мягко массируя.

– Рэндом мне много рассказывал о вас.

Я усмехнулся.

– Вы уверены, что не хотите перекусить? Это будет нетрудно устроить.

– Он рассказал вам, что я всегда голоден?

Она рассмеялась:

– Нет. Но если вы были столь деятельны, как вы утверждаете, то я полагаю, вы не выкроили времени на еду.

– Тут вы наполовину правы. Ладно, если у вас завалялся лишний кусок хлеба, он, может, пойдет мне на пользу.

– Прекрасно! Одну минутку.

Она поднялась и вышла в соседнюю комнату. Я воспользовался случаем, чтобы от души почесать кожу вокруг раны, где внезапно возник убийственный приступ зуда. Я принял ее гостеприимство по этой причине, а частично из-за понимания, что я действительно проголодался.

Лишь немного позже до меня дошло, что она все равно не могла видеть, как я набросился на свой бок. Ее уверенные движения и лишенные колебаний манеры ослабили мое сознание ее слепоты. Хорошо. меня порадовало, что она была способна так отлично нести свое бремя.

Я услышал, как она напевает мотив: «Баллады о бороздящих воды», песню великого торгового флота Эмбера. Эмбер не был знаменит своим производством, да и сельское хозяйство не было нашей сильной стороной. Но наши корабли плавали по Отражениям, курсируя между везде и всюду, торгуя всем, чем угодно.

Почти что каждый эмберит мужского пола, знатный или нет, проводил некоторое время на флоте. Те, кто королевской крови, давным-давно проложили торговые пути другим судам, плывущим следом, с морями двух дюжин миров в голове у каждого капитана. В минувшие времена я помогал в этом деле, и хотя мое участие никогда не было таким глубоким, как у Жерара или Каина, на меня произвели огромное впечатление силы глубин и дух людей, пересекавших их.

Через некоторое время вошла Виала, неся поднос, нагруженный хлебом, мясом, сыром, фруктами и кубком красного вина.

Она поставила его на близстоящий стол.

– Вы что, собираетесь накормить полк?

– Лучше понадежнее застраховаться.

– Спасибо! Не присоединитесь ли ко мне?

– Наверное, я съем какой-нибудь фрукт, – прошелестела она.

Ее пальцы через секунду нашли яблоко. Она вернулась на диван.

– Рэндом сообщил, что эту песню сочинили вы.

– Это было давным-давно, Виала.

– А сейчас вы что-нибудь сочиняете?

Я покачал было головой, поймал себя на этой глупости и ответил:

– Нет. Эта часть меня… отдыхает.

– Жалко, у вас замечательно получается.

– Настоящий музыкант в семье – Рэндом.

– Да, он очень хороший, но играть и сочинять – это совсем разные вещи.

– Верно. В один прекрасный день, когда станет полегче… Скажите мне, вы счастливы здесь, в Эмбере? Все ли вам по душе? Не нужно ли вам что-нибудь?

Она улыбнулась:

– Все, что мне нужно, это Рэндом. Он хороший человек.

Я был страшно тронут, услышав, что она так отзывается о нем.

– Тогда я счастлив за вас. И самый младший и самый маленький… Ему, возможно, пришлось немного хуже, чем всем остальным из нас. Нет ничего более бесполезного, как еще один принц, когда их уже и так целая толпа. Я был также виноват, как и остальные. Однажды мы с Блейзом засадили его на два дня на островке к югу отсюда…

– А Жерар съездил и вызволил его, когда узнал об этом, – закончила она за меня. – Да, он мне рассказывал. Должно быть, это тревожит вас, если вы до сих пор помните это.

– На него это тоже, возможно, произвело впечатление.

– Нет, он давным-давно простил вас. Он рассказывал это, как анекдот. К тому же он вогнал шип сквозь каблук вашего сапога, проткнувший вам пятку, когда вы его надели.

– Так это был Рэндом? Будь я проклят! А я-то всегда винил в этом Джулиана.

– Вот этот случай тревожит Рэндома.

– Как же давно все это было! – воскликнул я.

Я покачал головой и продолжил есть.

Меня охватил голод, и она предоставила мне несколько минут молчания, чтобы я преодолел его.

Когда я взял над ним верх, я почувствовал побуждение что-то сказать.

– Вот так-то лучше, намного лучше, – начал я. – Я провел в небесном городе необычную и утомительную ночь.

– Вы получили знамения полезного характера?

– Не знаю, насколько они могут оказаться полезными. С другой стороны, я полагаю, что предпочел бы, скорее иметь их, чем не иметь. А здесь ничего интересного не произошло?

– Слуги говорили мне, что ваш брат Бранд продолжает выздоравливать. Он хорошо ел этим утором, что является ободряющим признаком.

– Верно, – согласился я. – Теперь он, кажется, вне опасности.

– Вероятно. Эта серия ужасных происшествий, которой подверглись вы все! Мне очень жаль. Я надеялась, что вы сможете приобрести во время ночи, проведенной на Тир-на Ног-те, какие-то указания на поворот к лучшему в ваших делах.

– Это не имеет значения, – успокоил я ее. – Я не так уж уверен в ценности этого предприятия.

– Тогда зачем же…

Я изучал ее с возобновившимся интересом.

Даже лицо ее ничего не выдавало, но правая рука подергивалась, постукивая и пощипывая материал дивана.

Затем, внезапно осознав ее красноречие, она заставила руку лежать неподвижно.

Она явно была личностью, самой ответившей на свой вопрос и желавшей теперь, чтобы она сделала это молча.

– Да, – подтвердил я, затягивая время. – Вы знаете о моем ранении?

Она кивнула. – Я не сержусь на Рэндома за то, что он рассказал вам.

Его суждения всегда были точными и приспособленными к обороне. ей-ей, не вижу никаких причин не полагаться на них самому. Я должен, однако, спросить, много ли он вам рассказал, как ради вашей собственной безопасности, так и ради своего душевного спокойствия, потому что есть вещи, которые я подозреваю, но еще не высказал.

– Я понимаю. Конечно, трудно оценить то, чего нет, то, о чем он мог умолчать, но, по большей части, он мне рассказывает обо всем. Я знаю вашу историю и историю большинства других. Он держит меня в курсе событий, подозрений и предположений.

– Спасибо, – пригубил я вина. – Тогда мне будет легче сказать, ввиду того, как у вас обстоят дела. Я собираюсь рассказать вам все, что случилось с завтрака до настоящего времени.

Так я и сделал.

Она иногда улыбалась, когда я говорил, но не перебивала. Когда я кончил, она спросила:

– Вы думали, что меня расстроит упоминание о Мартине?

– Это казалось возможным.

– Нет, – возразила она. – Видите ли, я знала Мартина еще в Рембе, когда он был мальчиком. Я была там, пока он рос. Он мне тогда нравился. Даже если бы он не был сыном Рэндома, он все равно был бы мне дорог. Я могу только радоваться заботе Рэндома, что со временем это пойдет на благо им обоим.

Я покачал головой:

– Я не слишком часто встречаю людей, подобных вам. И я рад, что, наконец, встретил.

Она рассмеялась, после чего спросила:

– Долго ли вы были без зрения?

– Да.

– Это может озлобить человека или дать ему больше радости в том, что он имеет.

Мне не нужно было мысленно возвращаться к своим чувствам тех дней слепоты, чтобы знать, что я был человеком первой разновидности, даже если не принимать в расчет обстоятельства, при которых я приобрел ее. Сожалею, но таков уж я есть, и я сожалею.

– Верно, – согласился я, – вы счастливая.

– На самом деле это просто состояние души, то, что легко может оценить Повелитель Отражений.

Она поднялась:

– Я всегда гадала, как вы выглядите. Рэндом вас описывал, но это совсем не то. Можно мне?

– Конечно.

Она подошла и положила на мое лицо кончики пальцев, деликатно проводя ими по моим чертам.

– Да, – произнесла она, – вы во многом такой, каким я вас представляла. И я чувствую в вас напряжение. Оно было тут долгое время, не так ли?

– В той или иной форме, я полагаю, всегда со времени моего возвращения в Эмбер.

– Хотела бы я знать, – задумчиво промолвила она, – не могли ли вы быть счастливее до того, как вновь обрели свою память?

– Это один из тех невозможных вопросов. Если бы я не обрел ее, то мог бы так же умереть. Но если на минуту отложить эту часть в сторону, в те времена все же было обстоятельство, не дававшее мне покоя, тревожившее меня каждый день. Я постоянно искал средство открыть, кто я такой и что я такое.

– Но вы были более или менее счастливы, чем сейчас?

– Не более и не менее. Одно уравновешивает другое. Это, как вы предположили, состояние души. И даже если бы это было не так, я никогда бы не смог вернуться к той другой жизни теперь, когда я знаю, кто я такой, теперь, когда я нашел свой Эмбер.

– Почему же?

– Почему вы меня обо всем этом спрашиваете?

– Я хочу понять вас, – пояснила она. – Всегда с тех пор, как я услышала о вас еще в Рембе, даже прежде, чем Рэндом что-то рассказал, я гадала, что же побуждало вас действовать. Теперь, когда у меня есть возможность – никакого права, разумеется, только возможность – я почувствовала, что стоит нарушить этикет и правила, подобающие моему положению, просто для того, чтобы спросить вас.

Меня охватил невольный полусмешок:

– Отлично сказано. Посмотрим, смогу ли я быть честным. Сперва меня побуждала ненависть к моему брату Эрику и желание захватить трон. Спроси вы меня по возвращении, что было сильнее, я бы ответил, что притягательность трона. Сейчас, однако, я был бы вынужден признаться, что на самом деле все было наоборот. Я этого не понимал до этой самой минуты, но это правда. Но Эрик мертв, и из того, что я тогда испытывал к нему, ничего не осталось. Трон по-прежнему на месте, но теперь я нахожу, что чувства у меня к нему смешанные. При настоящих обстоятельствах есть возможность, что никто из нас не имеет на него права, и даже если бы были сняты семейные возражения, в это время я бы не принял его. Сперва я должен добиться восстановления стабильности в королевстве и ответов на множество вопросов.

– Даже, если бы все это показало, что вы не можете сесть на трон?

– Даже так.

– Тогда я начинаю понимать.

– Что тут понимать?

– Лорд Корвин, мое знание философских основ этих вещей ограничено, но я понимаю так, что вы способны найти в Отражениях все, что пожелаете. Это длительное время беспокоило меня, и я никогда полностью не понимала объяснений Рэндома. Разве не мог бы каждый из вас, если бы захотел, уйти в Отражения и найти себе другой Эмбер, подобный этому во всех отношениях, за исключением того, что вы правили бы там или же наслаждались любым другим желанным для вас положением.

– Да, мы можем отыскать такие места, – подтвердил я.

– Тогда почему же этого не сделают, чтобы положить конец борьбе?

– Потому что можно найти место, кажущееся точно таким, но это и все. мы – часть этого Эмбера и в такой же степени, как он – часть нас. Любое Отражение Эмбера неизбежно будет населено Отражениями нас самих, чтобы казаться настоящим. Мы можем даже ожидать встретить Отражение своей собственной персоны, если захотим переместиться в готовое королевство. Однако, народ Отражения не будет точно таким же, как другие люди здесь. Отражение никогда не бывает точно таким же, как то, что отбрасывает его. Эти мелкие отличия складываются. Они н самом деле еще хуже, чем крупные. Это равносильно приходу в страну незнакомцев. Самое лучшее человеческое сравнение, приходящее мне на ум, это встреча с человеком, сильно напоминающим другого, известного тебе человека. ты все время ждешь, что он будет вести себя, как твой знакомый, хуже того, у тебя есть тенденция вести себя по отношению к нему так же, как к тому, к другому. Ты надеваешь с ним определенную маску, а его реакции не соответствуют. Это неудобное чувство. Мне никогда не доставляло удовольствия встречать людей, напоминающих мне о других людях. Личность – вот что мы не можем контролировать в своих манипуляциях с Отражениями. Фактически, именно посредством этого мы и можем отличить друг друга от Отражений самих себя. Вот почему так долго Флора не могла придти к решению обо мне6 тогда, на Отражении Земли: моя новая личность была достаточно иной.