Текст книги "Глубже (ЛП)"

Автор книги: Робин Йорк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Он только ворчит на меня и взвешивает тесто.

Я не вижу Уэста в пятницу, потому что он работает в ресторане, а мы не друзья.

Я не пойду на футбольную вечеринку. Бриджит сломала всю голову, пытаясь убедить меня в этой идее, но я не могу. Я скажу ей, что мне нужно заниматься, а потом спрячусь в библиотеке и снова и снова буду проигрывать свой разговор с Уэстом.

Я не должна была просить у него денег. Не знаю, кого я должна была просить, но не его. Выражение его лица... Не могу перестать думать об этом.

Я не вижу Уэста в субботу, потому что он работает в ресторане, а мы не друзья.

На следующей неделе все повторяется. Во вторник он дает мне деньги и учит делать лимонную глазурь для кексов. Все как обычно, но на наших разговорах лежит тонкий слой неловкости и когда я не рядом с ним, он застывает и становится непроницаемым.

Я отправляю денежный перевод с денег, которые мне дал Уэст, людям с интернет-репутацией, но лучше бы я этого не делала. Лучше бы я никогда не открывала рот.

В следующие выходные я ужинаю с Бриджит, а после мы идем в Дейри Куин в городе. Под ногами хрустит листва. Я ем горячее пирожное с помадкой, такое большое, что после него мне приходится лечь на красную лакированную скамейку и расстегнуть верхнюю пуговицу на джинсах. Перевернувшись на спину, я смотрю на одну из витрин и могу различить мольберт с меловой доской в «Позолоченной груше».

Нейт приглашал меня туда на ужин в прошлом году перед весенним формальным мероприятием. Уэст был нашим официантом. Каждый раз, когда он подходил к столу, это было более неловко, чем в предыдущий раз. К тому времени, когда он принес чек, его разговор с Нейтом был так густо пронизан иронией, что мне показалось, будто они разыгрывают сцену в пьесе.

Пьеса, где идет бой на мечах.

Я рассталась с Нейтом не из-за Уэста. Честно.

Но я, вероятно, порвала с Нейтом из-за возможности появления кого-то вроде Уэста.

– Ты закончила свою работу вчера вечером? – спросила Бриджит и поскольку я отвлеклась на воспоминания об Уэсте в его официантской форме – черные слаксы и белая рубашка, я ответила:

– Угу.

– А то, что ты читала для Права?

– Ага.

У него были закатаны рукава. Его загар был насыщенным на фоне хрустящего белого хлопка.

– Значит у тебя нет оправдания, чтобы не пойти со мной на вечеринку Альянса.

– Что? Нет.

Я сажусь. Бриджит улыбается своей самой злобной улыбкой.

– Да.

– Я действительно не хочу.

– У тебя действительно нет выбора. Тебе не нужно учиться, тебе пора возвращаться и это самая простая и лучшая вечеринка, потому что по крайней мере половина людей там будут геями. Возможно, две трети, если считать бисексуалов и людей, которые «экспериментируют», – она делает воздушные кавычки пальцами. – К тому же, мы так веселились в прошлом году. Пожалуйста.

Два часа спустя я держу пиво в одной руке, а Бриджит дергает меня за локоть другой руки и тянет на танцпол.

Вечеринка Альянса проходит в Миннехан-центре – здании кампуса, предназначенном для масштабных развлечений. Там есть кинотеатр и эта комната – огромный зал с высоким потолком, сценой, диско-шаром и маленьким закутком у одной стены, где хозяева вечеринки толкают бесконечный парад красных стаканчиков через стойку к толпе студентов.

На вечеринки в Миннехан-центре нельзя попасть без студенческого билета, но если вы попали внутрь, то нет никаких проблем с документами. Работник, выдающий браслеты, проводит беглую проверку документов, в результате которой все участники вечеринки оказываются совершеннолетними.

Пиво всегда бесплатное. Музыка всегда громкая.

На вечеринке Альянса звучит саундтрек, который пробуждает во всех внутреннюю АББУ, а также множество эксгибиционистских наклонностей. Насколько я могу судить, я единственный человек в комнате в джинсах и футболке. Бриджит одета в золотой топ с блестками и обтягивающие черные брюки, которые расклешиваются над туфлями на платформе. Она – королева диско.

Она выбирает место на краю танцпола, как раз, когда звучит «Мужчины падают с неба». Подняв руки, прыгая вверх-вниз, она кричит вместе с сотней других людей.

– Потанцуй со мной! – кричит она.

Я качаю головой.

Затем я пью пиво, быстро опустошая стакан, чтобы отвлечься от ее разочарования мной и беру другое пиво.

К тому времени, как прокручивают половину саундтрека к фильму "Присцилла, королева пустыни" и всю лучшую Гагу, танцпол уже бурлит, и я достаточно расслабляюсь, чтобы присоединиться, покачивая бедрами и хлопая в ладоши с Бриджит. Я улыбаюсь, видя, как Кришна подходит к ней сзади. Он прижимается к ней, и она закатывает глаза, но ей это нравится. Он тянет нас в группу, с которой танцует – несколько незнакомых мне людей, хотя я уверена, что одну из девушек зовут Куинн.

Я узнала ее, потому что в прошлом году она тусовалась в комнате Кришны и Уэста. Она блондинка и высокая – на 10-12 сантиметром выше меня, с широкими бедрами, большой грудью и улыбкой, в которой, кажется, гораздо больше зубов, чем должно быть. Она постоянно хватает меня за руку, чтобы покрутить, и я потею, а голова немного кружится. Кришна приносит нам еще по стакану пива, и мы быстро выпиваем их, слизывая пену с губ. Он достает свой телефон. Экран освещает его лицо в темной комнате, придавая ему озорной и почти зачарованный вид. Он смотрит на меня, ухмыляется и что-то набирает.

– Что ты делаешь?

– Пишу смс Уэсту, – он поднимает телефон, и прежде чем я успеваю остановить его, он делает мою фотографию.

Я хватаю его за руку, ослепленная вспышкой и своей паникой.

– Не отправляй это.

Внезапная вспышка вернула меня к воспоминаниям о той ночи с Нейтом. Его рука на моей голове, член во рту, душащий меня так, что мне пришлось сосредоточиться, чтобы меня не вырвало.

– Криш, не надо.

Но он не слушает. Он ухмыляется, тычет в экран, и я пытаюсь вырвать телефон из его рук, пока не слышу короткий звук, означающий, что сообщение отправлено.

– Черт побери! – я бью его по плечу, расстроенная и злая, злая на себя за то, что расстроилась. Это всего лишь фотография. Это не имеет значения.

Кроме того, что я плачу.

– Что я сделал?

Куинн тянется ко мне, но я уже ухожу. Я бросаюсь к двери, проталкиваясь сквозь тела, музыка и свет звучат слишком громко. Я выпила больше, чем следовало. Я ослабила бдительность, чувствуя себя в безопасности, чувствуя себя нормально, но во мне нет ничего нормального.

Застывшая на экране телефона Кришны, с волосами, рассыпавшимися по лицу, в футболке слишком высоко завязанной, в поту, блестевшим на всей этой открытой коже, я выгляжу как ошибка, которая только и ждет, чтобы случиться.

Затем я вижу Нейта и вспоминаю, что я – ошибка, которая уже произошла.

Он стоит между мной и дверью. К тому времени, как я осознаю это, он смотрит на меня и мне некуда бежать. Но я должна выйти. Поэтому я продолжаю идти, задрав подбородок, надеясь, что моя тушь не размазалась, и притворяясь, что мужчины в моей голове не кричат на полную громкость.

Давай посмотрим на эту грязную киску, детка. Я хочу сожрать ее. Я собираюсь выбить из тебя всю душу.

– Кэролайн! – Нейт подпирает рукой дверной проем, чтобы я не смогла пройти. Он улыбается своей пьяной улыбкой. – Не думал, что увижу тебя здесь.

Я думаю об Уэсте, прислонившемся к двери в пекарне, когда он провожал меня. Когда он казал, чтобы я написала ему, когда буду в безопасности дома.

И смотрю на Нейта, загораживающего мне выход. Его глаза шарят по моей футболке.

Он всегда был таким?

В другой руке у него пиво, а его песочно-коричневые волосы немного длинноваты и завиваются вокруг ушей. На нем поло, которое подчеркивает синеву его глаз, поверх этих ужасных темно-синих брюк с крошечными зелеными китами, которые он любит надевать на вечеринки. Он настаивает, что носит их с иронией, но я всегда говорила ему, что невозможно носить брюки с иронией. Если ты надел китовые штаны, значит, на тебе китовые штаны.

Придурок, – говорит Уэст в моей голове.

– Почему я не должна быть здесь?

– Ты не часто бываешь здесь.

– Я была занята, – я стараюсь быть похожей на Уэста, когда он пустой. Как будто мне похрен на Нейта.

– Джош сказал, что видел тебя с тем сомнительным парнем. Дилером.

– И что?

– То, что я беспокоюсь о тебе, Кэролайн. Сначала те фотографии, а теперь ты тусуешься с ним... Что с тобой происходит?

Я потеряла дар речи. Я имею в виду, буквально, я не могу подобрать слов. Их так много, они застряли, и я не знаю, какие из них я бы сказала, даже если бы смогла их вырвать.

Он поднимает руку выше и делает глоток пива, как будто мы собираемся пробыть здесь какое-то время, переговариваясь.

– Мы все еще друзья, – говорит он. – Мы всегда будем друзьями, ты же знаешь. Я просто не хочу, чтобы тебе было больно.

Это то, что разжимает мне горло.

«Мы все еще друзья.»

Он предал меня. Он сломал мне жизнь, а потом притворился, что это сделала я. Он лгал, потому что он придурок, а придурки лгут. А теперь он стоит здесь, загораживая мне выход и говорит, что мы все еще друзья.

– Знаешь что, Нейт? Пошел ты.

Я уворачиваюсь от его руки, наполовину ожидая, что он прижмет меня и поставит на место. Наполовину уверена, что он действительно ненавидит меня настолько, настолько хочет причинить мне боль, что сделает это.

Но он этого не делает. Я прохожу мимо него, бегу по коридору в туалет, запираюсь в кабинке и забираюсь на крышку одного из унитазов, встав ногами на сиденье, чтобы опустить голову между коленями.

Я держу ее там, жду, пока отдышусь.

Я держу ее там, пока не понимаю, что низкий гудящий звук, который я слышу, не в моей голове. Это мой телефон. В моем кармане.

Когда я достаю его, там сообщение от Уэста.

Ты в порядке?

Я не в порядке. Совсем нет. Но видеть имя Уэста на моем телефоне, видеть, что он спрашивает, – хотя раньше он никогда не писал мне смс, разве что печатал ответы из одного-двух слов на мои сообщения о безопасности дома, – это помогает.

Я в порядке, печатаю я.

Ну, вообще-то я печатаю «Я в патроне». Но каким-то образом чудо автокоррекции все исправляет.

Где ты?

На вечеринке в Миннехане.

Я знаю. Криш прислал мне твою фотку. Где в Миннехане?

В туалете.

Пауза.

Значит, Криш – гребаный идиот.

Я слишком остро отреагировала.

Все нормально. У всех бывают неудачные ночи.

Почему, когда другие люди говорят тебе то, что ты и так знаешь, это успокаивает?

Почему, когда Уэст говорит мне, что я нормальная, я ему верю?

Я хочу рассказать ему о Нейте, но еще больше я хочу забыть, что это случилось.

Ты все еще на работе?

Нет. Только что вышел.

Пауза.

Это прозвучало грязно.

Я улыбаюсь телефону.

Тебе стоит вернуться туда. Криш сказал, что ты помогаешь ему цеплять девчонок.

Еще одна пауза.

Но они все лесбиянки.

Гомофоб!

Не я. Криш подтвердит тебе – все эти девушки называют себя так.

Они называют себя женщинами, – печатаю я, но я не это хотела сказать.

Womyn, – пытаюсь я во второй раз, но автокорректор переводит на Women. (феминистки называют себя Womyn, чтобы не ассоциироваться с мужчинами Men)

Я делаю третью попытку.

W-o-m-y-n. Бл*дская автокоррекция.

Наступает пауза, а затем Уэст пишет:

Бл*дская? Я умираю.

Я моргаю на экран. О. Да, похоже, это я напечатала.

Рада, что могу тебя развлечь.

Я делаю глубокий вдох. Моим пальцам требуется три попытки, чтобы набрать слова.

Давай потанцуем?

Более длительная пауза.

Нужно поспать.

Уверена, что это правда. На неделе он спит всего четыре часа в сутки. Он сказал мне, что использует выходные, чтобы наверстать упущенное.

ХОРОШО. Спи спокойно.

Еще одна пауза и я уже начинаю думать, что мы закончили, что я должна выйти из туалета, пойти домой и лечь спать, когда всплывает еще одно сообщение.

Кэролайн?

Да?

Вторник – день печенья.

Вторник, снова в пекарне. Я не хочу ждать так долго, чтобы увидеть его, но так уж сложилось.

Хорошо. Тогда увидимся.

Кстати.

Несколько секунд ничего.

Ты выглядишь чертовски сексуально. Никакой щели между зубами.

Эти слова – что они делают со мной. Мое сердце такое легкое, что кажется, оно состоит из воздуха. Оно может взлететь и вырваться через щель между передними зубами.

Я делаю снимок экрана и убираю телефон.

Все еще улыбаясь, я спускаюсь вниз и мою руки, слушая гулкий бас, доносящийся из коридора. Мои ноги двигаются по полу взад-вперед, одна нога повторяет ритм.

Мои глаза искрятся от крошечного признания.

Он говорит мне это уже второй раз.

Когда я выхожу из туалета, Бриджит направляется ко мне вместе с Куинн.

Точнее, Бриджит плетется по коридору, а Куинн следит за ней как ястреб, придвигаясь, чтобы поддержать ее каждый раз, когда кажется, что Бриджит может упасть на пол.

Самое печальное, что Бриджит выпила всего два пива. Она вообще не переносит алкоголь.

– Кэролайн! – кричит она.

– Бриджит! – кричу я в ответ.

– Я видела Нейта.

– Я тоже.

– И я дала Кришу по яйцам за то, что он сфотографировал тебя. То есть, не совсем, но метафорически я это сделала.

– Она выпорола его так, что ты не поверишь, – говорит Куинн.

– Нейт заставил тебя плакать?

– Нет. Я в порядке.

– Хочешь пойти домой? Или мы можем купить тебе еще мороженого.

Я думаю об этом. Но я узнаю песню, которая играет, и я не хочу возвращаться в комнату и прятаться.

– Нет, я хочу танцевать.

– Правда? – Бриджит смотрит на меня, моргая.

– Типа того. То есть, в основном я хочу дать Нейту по яйцам. Или разбить его идеальный нос.

– Твой парень уже сделал это, – говорит Бриджит. Я расширяю на нее глаза в универсальном сигнале «О Боже, заткнись, идиотка» и надеюсь, что Куинн не услышала или не поймет.

– Твой парень? – спрашивает Куинн.

Она поднимает одну бровь.

– Бриджит немного пьяна, – извиняясь говорю я. – И у нас есть такая шутка про Уэста...

– Что...?

Я пытаюсь придумать дипломатичный способ сказать что-нибудь, но Бриджит опережает меня:

– Что она хочет залезть к нему в штаны.

Да. Эти слова действительно выходят из ее рта.

– Я собираюсь убить тебя, – шепчу я.

Я не могу смотреть на Куинн. Возможно, я больше никогда не посмотрю на нее.

Она прочищает горло. Постукивает ногой.

Боже. У меня нет выбора.

Она все еще с приподнятой бровью. Ее бровь не устает. Это выносливый спортсмен.

– А ты хочешь?

Я не знаю, как ответить на этот вопрос. То есть, да. Да, конечно, я хочу залезть к нему в штаны.

И нет. Нет, нет, нет, я не хочу, чтобы она знала об этом или Уэст знал, или кто-либо из живых, в общем, вплоть до Бриджит.

Я говорю что-то похожее на «хннн».

Она усмехается.

– Я обязательно передам ему это.

– Я сделаю тебе больно, если ты это сделаешь.

– Подруга, ты опасная штучка. Сначала этот парень Нейт – о, черт, это он опубликовал твои голые фотографии?

Она говорит это прямо, без всякого чувства стыда или хотя бы намека на то, что это вещь, о которой мы не должны говорить.

Это так шокирует меня, что я просто говорю:

– Да.

– Неудивительно, что ты так полна гнева. Знаешь, что тебе нужно делать? Тебе нужно играть в регби. Ты быстрая?

– Эм, нет?

– Она такая быстрая, – вмешивается Бриджит.

Куинн улыбается.

– Ты можешь сбивать людей на землю. Это потрясающе.

– Звучит круто, – снова говорит Бриджит.

– Мы тренируемся по воскресеньям в одиннадцать. Не хочешь прийти? Нам бы не помешала новая шлюшка.

– Спасибо, но я должна приберечь свою спортивную крутость для легкой атлетики.

– Ну, конечно. А я тогда королева минетов, – сказала Куинн совершенно без злобы и потерла руки. – Итак, мы танцуем или будем стоять здесь и дрочить до конца ночи? Потому что, если мы не вернемся туда в течение двух минут, Кришна засунет свой язык в горло какой-нибудь бедной девушке.

Бриджит сморщила нос.

– Так и есть. А я хочу с ним танцевать. Он такой хорошенький. Как рождественское украшение.

– Из него получился бы самый красивый в мире мальчик-гей, – соглашается Куинн. – Пойдем, вернем его себе.

Куинн выставляет локти, и мы сцепляем руки и наполовину бежим, наполовину скачем по коридору, как пьяные мушкетеры. Мы машем своими браслетами парню из службы безопасности, которому очень, очень надоела его работа и он совершенно не обращает на нас внимания.

К тому времени, как мы возвращаемся на танцпол, у меня в руке еще одно пиво, и я смеюсь, думая о Куинн, Бриджит и Кришне. Думая, о своем телефоне в заднем кармане и о том скриншоте, который я сделала.

И нет ни одной мысли о Нейте.

***

– Я принесла тебе подарок.

Уэст поднимает глаза от весов, куда он высыпает большие черпаки муки в самую большую миску для смешивания.

– Да?

Я встряхиваю белый пластиковый пакет, который держу в руках.

– Кукурузные орешки, батончик «Маундс» и два «Монстра».

– Ты знаешь путь к моему сердцу.

– Я знаю, как не дать тебе превратиться в маленькую сучку по вечерам в среду.

Уэст улыбается и берет пакет. Он сразу же отхлебывает энергетический напиток из банки, закрывая глаза от удовольствия.

Он выглядит усталым. По средам ему хуже всего, потому что после обеда у него лабораторная. В большинстве дней он дремлет после занятий, но по средам ему приходится спать четыре часа, потом идти в лабораторию, работать в библиотеке и снова отправляться в пекарню.

– Что ты смешиваешь, французский хлеб?

– Да. Хочешь добавить укроп?

– Конечно.

Я заглядываю в планшет, висящий у раковины, чтобы узнать, сколько буханок нужно Бобу. Уэст подходит ко мне сзади, упирается одной рукой в шкаф, где висит планшет, и прижимает свой холодный напиток к моей шее.

– А-а-а! Не надо!

Он выдыхает смешок и отодвигает его, но не перестает прижиматься ко мне.

Если бы я сдвинулась на несколько сантиметров. Если бы я сильнее прижалась к нему.

– У тебя был хороший день? – пробормотал он.

Боже. Что он делает со мной?

Я даже не думаю, что Уэсту нужно проверять планшет. Все уже в его голове.

На нем расстегнутая красная клетчатая фланелевая рубашка, с подвернутыми рукавами. Я думаю о том, чтобы провести ладонью по его предплечью. Почувствовать мягкий пух волос и блестящую кожу под ними.

Я думаю о том, чтобы повернуться к нему лицом.

Но я просто вдыхаю и выдыхаю. Сохраняю нормальный голос, когда отвечаю:

– Да, неплохой. Я встретила Куинн за обедом, и мы с Бриджит в итоге сидели с ней и Кришем.

– Второй раз за неделю у тебя была компания за обедом.

Я набираюсь смелости, чтобы повернуться и улыбнуться, как будто я ничего от него не хочу, ничего от него не жду.

– Знаю. Я практически светская бабочка, верно?

Уэст почти улыбается. Чувствую себя так, будто я – эксперимент, который он проводит. Что она сделает, если я так поступлю?

– Ты хоть немного поспала перед тем, как прийти сюда?

– Несколько часов. И после занятий я тоже долго дремала. Вот, смотри, – я поворачиваю щеку, чтобы показать ему отпечаток от подушки. – Я пыталась читать, но заснула на диване и навсегда заклеймила вельвет на своем лице.

Он подходит еще ближе, чтобы увидеть слабые линии, которые остались и спустя несколько часов. Он слегка проводит пальцами по моей челюсти и наклоняет мое лицо к себе.

Вот бы он меня поцеловал.

Вот так просто, с напитком в одной руке и непринужденной полуулыбкой, умелыми пальцами подставляя мои губы туда, куда он захотел.

Я вздыхаю.

Не заводись, Кэролайн. Он просто смотрит, потому что ты ему сказала.

– Мило, – говорит он. – Я ревную.

– К моему сну?

– К твоей подушке.

Я стою с жаром, ползущим по щекам, дышу через открытый рот и пытаюсь убедить себя, что он не это имел в виду.

Дыши, идиотка. Укроп, луковые хлопья и семена мака. Сосредоточься на работе.

Но я не могу, потому что невозможно отвести взгляд от его глаз. Они сегодня серо-голубые, грозовые тучи и крошечные сверкающие вспышки молний.

Что ты хочешь от меня? Возьми. Что бы это ни было. Пожалуйста.

Он глотает остатки своего напитка «Монстр» и я смотрю на его горло. У него щетина, как всегда по вечерам в среду. Нет времени бриться. Его голова откинута назад, глаза закрыты. Я замечаю, что край его черной бейсболки давит на шею, что его темные волосы длиннее, чем в прошлом месяце и закручиваются за ушами, поднимаясь на ткань бейсболки. Он выглядит усталым и.… я не знаю. Хрупким. Как бы я хотела дать ему что-нибудь, кроме закусок, которые купила в Кам энд Гоу по дороге сюда.

Как бы я хотела дать ему отдых. Легкость.

Я бы хотела, чтобы он перестал так мучить меня, что я чувствую, что могу взорваться, а он такой спокойный, что я даже не могу понять, делает ли он это специально.

Его предплечье напрягается, когда он убирает напиток ото рта, затем сжимается, когда он раздавливает банку. Мое внимание привлекает то, что выглядит как черная кожаная манжета на его запястье.

– Что это?

Он смотрит туда, куда я смотрю.

– Браслет.

– Я знаю, дурачок. Он новый?

– Да.

Он резко поворачивается, бросает банку через всю комнату в мусорное ведро и возвращается к отмериванию ингредиентов.

Я даже не думаю. Я просто подхожу к нему и хватаю его за руку, пока он держит контейнер с медом, перевернутый вверх дном над миской.

– Осторожно!

Не думаю, что он предупреждает меня о меде.

– Я хочу посмотреть.

Это такой браслет, который можно купить в киоске на окружной ярмарке – жесткая полоска кожи с тисненым узором из нескольких красных и синих роз, и его имя, выдавленное в ней и написанное белой краской.

– Прикольно.

Он сжимает мою руку, и я смотрю ему в глаза. Я хочу, чтобы он сказал мне, где он его взял, потому что кто-то должен был ему его подарить. Он новый. Он носит его на работу, хотя он какой-то дешевый и безвкусный, так что этот человек должен что-то значить для него. Но я не могу просто так взять и сказать все это, и мне кажется, что я не должна этого делать.

– Это прислала моя сестра, – он убирает свое запястье.

Несмотря на то, что между нами нет места, он приседает, заставляя меня сделать шаг назад, чтобы у него было достаточно места, чтобы снять чашу с весов и отнести ее к миксеру. Я даже не могу поднять эти чаши, когда они полны, но Уэст делает это легко. Он включает миксер. Крюк для теста начинает свою звонкую, дребезжащую песню.

У него есть сестра.

– Сколько ей лет?

– Ей девять. Весной будет десять.

– Как ее зовут?

– Фрэнки.

– Фрэнки как Фрэнк?

– Фрэнки, как Франсин.

– О.

Когда он поднимает взгляд от машины, его глаза полны предупреждения.

– У тебя есть еще вопросы?

Я не должна. Я прекрасно это знаю. Чем больше я буду спрашивать его прямо сейчас, тем быстрее он замолчит.

– Почему ты никогда не говорил о ней?

– Ты не спрашивала.

– Если бы я спросила, ты бы мне сказал?

Уэст пожимает плечами, но хмурится.

– Конечно. Почему нет?

– Я тебе не верю.

Он качает головой, но больше ничего не говорит. Я наблюдаю, как он подходит к полке, переворачивает верхний рецепт хлеба в самый низ стопки и начинает работать над тем, что стоит следующим в его списке. Его губы шепчут слова, которые он произносит только для себя. Возможно, он повторяет ингредиенты из списка, но как и с планшетом я точно знаю, что он уже запомнил эти рецепты.

Я возвращаюсь к хлебу с укропом, мое сердце болит.

У него есть сестра по имени Фрэнки. Он носит ее любовь к нему на своем запястье, и я рада за него. Я рада, что в мире есть еще кто-то, кто заботится о нем настолько, чтобы вдавить буквы его имени в кожу, акт памяти.

Я делаю это иногда, в темноте. Лежу в своей кровати, смотрю на перекрещивающийся узор пружин, поддерживающих матрас Бриджит над моей головой, и рисую буквы имени Уэста на своем теле.

У-Э-С-Т через живот, по бокам. Я использую ноготь, только ноготь и вызываю мурашки.

У-Э-С-Т вдоль грудины. Через ключицу и вниз по выпуклости груди, спотыкаясь и зацепляясь за сосок.

Его имя кажется тайной, а теперь он носит его на запястье. Я хочу знать все об этой девочке, которая нанесла его. Как она выглядит. Есть ли у нее веснушки, светлые волосы или темные, как у него. Какая она – задиристая или неземная, веселая или серьезная, с поцарапанными коленками или женственная.

Я знаю, что она любит его, поэтому хочу знать все остальное.

Но Уэст не хочет делиться ею со мной.

Я не должна пытаться преодолеть эти стены, которые он воздвигает. Я ужасный альпинист.

Я не люблю спорить, а он мне ничего не должен.

***

– Опустись на руки и колени, – говорит Куинн. – И положи руку на спину Гвен.

Трава холодная. Сырость пропитывает колени моих спортивных штанов почти сразу, но у меня такое чувство, что это не самое худшее, что случится со мной в ближайшие несколько минут. Я присоединяюсь к тому, что Куинн называет «схваткой» – слово, которое звучит достаточно похоже на мошонку, чтобы мне стало не по себе. (scrum scrotum)

Но не так не по себе, как когда я обхватываю рукой спину незнакомки.

Мы представляем собой плотное скопление трех рядов женщин. Руки сжимают футболки, плечо к плечу, бедро к бедру. Куинн говорит, что через минуту наши восемь человек будут толкаться против их восьми человек, а потом мяч прокатится по центру и.… что-то произойдет. Она проинструктировала меня о многих из этих правил по дороге сюда, но, когда она сказала, что я буду сбивать людей, она не упомянула о размерах людей, которых я должна сбивать.

Позади меня другой игрок опускает голову и вжимается плечами в двух игроков второго ряда, которых я обхожу с фланга. Одной рукой она хватает в кулак мою футболку.

– Готова? – спрашивает Куинн.

– Эм, нет?

Она одаривает меня лучезарной улыбкой.

– Ты разберешься, – она начинает бежать задом наперед к боковой линии, где хватает мяч. – Ладно, давайте сделаем это!

Секунды спустя она катит мяч между двумя половинами схватки, и вся моя сторона строя подается вперед. Мне приходится отчаянно цепляться за Гвен, так как трава пытается выскользнуть из-под моих ботинок. Раздается кряхтение и толчки, еще один стремительный рывок вперед, и кто-то кричит:

– Мяч выбит, – все это как бы рушится и растворяется одновременно, и я просто стою там, ошеломленная, пока все остальные на поле убегают.

– Это твой мяч, Кэролайн! – кричит Куинн. – Беги за ним!

Следующие полчаса я чувствую себя очень глупой младшей сестрой, которая бежит за старшими девочками и кричит:

– Эй, подождите!

Поскольку у меня есть две старшие сестры, эта роль мне, по крайней мере, знакома.

Всякий раз, когда я получаю мяч, я избавляюсь от него как можно быстрее. Оказывается, меня до глубины души пугает мысль о том, что меня могут схватить. Меня также пугают захваты. Когда игрок команды соперника с мячом побежала прямо на меня, и я сказала себе, что собираюсь сбить ее, но, когда наступил момент, я просто безрезультатно схватилась за ее футболку. Потому что я отстой.

Тем не менее, это довольно весело. До тех пор, пока парковка рядом с игровым полем не начала заполняться машинами и фургоном с надписью «Карсон Колледж» на боку.

Карсон – это школа в 32 километрах от Патнема.

В фургоне полно студенток в черных регбийных футболках и таких же шортах.

Мне приходит в голову мысль, что, возможно, Куинн не просто так заставила меня надеть синюю футболку.

И что на самом деле Куинн – лгунья, которая лжет, и манипулирует мной, втягивая в игру в регби, а не в тренировку.

Девочки Карсон, которые вываливаются из фургона, намного больше наших девочек. Намного больше.

Кроме того, у них есть тренер – настоящий, честный, взрослый тренер из числа преподавателей. У женской команды по регби Патнема даже нет соответствующих футболок. Это просто клуб, в котором состоят в основном подруги Куинн, многие из которых несколько минут назад жаловались на похмелье.

В то время как члены команды Карсона выглядят так, будто съели на завтрак редкий бифштекс. У тренера есть помощник-мужчина, который, кажется, нашего возраста, но у него есть свисток и планшет и поэтому он выглядит гораздо более официальным.

Я в затруднительном положении. Я пытаюсь придумать хорошую причину, чтобы отпроситься.

Я должна учиться.

Отстой.

Я вывихнула лодыжку.

Когда?

Мне нужно сделать... кое-что. В другом месте.

Точно.

Я закладываю пальцы за голову и смотрю на небо, ища вдохновения.

Но вместо этого нахожу там кое-что другое.

Я обнаруживаю, что это идеальный ноябрьский день в Айове.

Небо такое голубое, что даже больно.

Ветер приятно обдувает мое лицо. Игроки Карсона болтают с нашими игроками, Куинн разговаривает со своим тренером, и все выглядят такими счастливыми.

Мне больше негде быть сегодня, и я вдруг понимаю, что нигде больше и не хочу быть.

Мне это нравится.

Я пытаюсь вспомнить, когда я в последний раз делала что-то совершенно новое и пугающее – что-то, что мне нравилось, – и вспоминаю Уэста в пекарне, его черную бейсболку козырьком назад и белый фартук.

Мне хочется послать ему сообщение, в котором будет говориться, что я играю в регби с Куинн, но вместо этого я разворачиваюсь и бегу трусцой к ней, чтобы попросить ее подсказать мне, что именно я должна делать.

Дерьмо вот-вот станет настоящим.

Полчаса спустя Куинн, грязная и улыбающаяся, кричит с другого конца поля:

– Разве это не здорово?

Нам надирает задницы команда Карсона. И я понятия не имею, что делаю, по крайней мере, 80 процентов времени.

– Это круто! – кричу я в ответ.

Потому что это так. Это потрясающе. Я кайфую от того, как это здорово – как приятно бежать, как тверд мяч, когда я его ловлю, как тверд он под моей рукой.

Это потрясающе до того момента, пока меня не сбивает грузовик.

Ладно, хорошо, грузовик – это человек. Но она ощущается как грузовик, и она выбивает весь воздух из моих легких. Я лежу на спине, моргая в небо, пытаясь дышать с помощью этих дыхательных мешков, которые совершенно не работают. Я сгибаю колени и поднимаю бедра вверх по непонятным для меня причинам. Наверное, я выгляжу так, будто пытаюсь спариться с небом, но это неважно, потому что на другом конце поля происходит нечто захватывающее, и никто не обращает внимания на мою смерть.

Темная фигура загораживает мне вид на небо. Мужской голос говорит:

– Из тебя просто выбили весь воздух.

Я не умираю. Это отличная новость.

Я так благодарна, что могу поцеловать его.

Но я все еще не могу дышать.

– Перевернись на бок, – говорит он мне, и его руки подталкивают мое бедро к нему. Я поворачиваюсь, потому что у него успокаивающий голос. Я смотрю на его волосатые икры, на его черные носки, на его ботинки, которые выглядят так, как будто они предназначены специально для регби, с шиповками на них и все такое.

Я снова пробую дышать. Ничего не происходит. Я чувствую давление в глазах, как будто они вот-вот лопнут.

– Не паникуй. У твоей диафрагмы спазм, но скоро она расслабится. Просто успокойся. Закрой глаза.

Я делаю то, что мне говорят. Через несколько секунд спазм в груди ослабевает, и я могу вдохнуть.

– Хорошо.

Я дышу.

Я открываю глаза. Трава размыта. Я моргаю, но не могу сфокусироваться.

– Я не вижу.

Он опускает голову и щурится на мое лицо.

– Ты носишь контактные линзы?

О.

– Да.