Текст книги "Глубже (ЛП)"

Автор книги: Робин Йорк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Я засовываю пальцы в задние карманы, чтобы не поддаться искушению.

Кришна подмигивает мне.

– Высосите их без остатка, девочки! – наставляет Бриджит и дует в свисток.

Я опускаю голову. Мне неудобно опускать ее на уровень рельсов, и мне приходится широко раскрыть челюсть, чтобы обхватить ртом рюмку. Достаточно широко, чтобы вызвать боль. Когда я сажусь, что-то мелькает в моем периферийном зрении, камера, или фонарик, или просто мерцающий свет.

Я вижу себя со стороны. Голова запрокинута назад. Глаза закрыты.

Шот скользит мне в горло – Бейлис, Калуа, взбитые сливки. Жгучий и холодный одновременно, чужой и тревожный. Я подавляю рвотный рефлекс. Мои глаза наполняются слезами. Невозможно не вспомнить руки в моих волосах, тянущие слишком сильно. Член Нейта, засунутый мне в горло глубже, чем я хотела бы, и то же самое ощущение прямо на грани рвотного позыва.

Это не смешно. Совсем не смешно.

Но когда я сглатываю и поднимаю голову, никто не держит меня. Справа от меня Куинн. Слева Бриджит со свистком, улыбается. Кришна напротив меня со взбитыми сливками на груди своего черного пиджака, хрипящий от смеха.

– Это чертовски мерзко, – говорит он.

– Ты проиграл! – насмехается Куинн. – В конец очереди.

Это самое странное, потому что я не пьяна, не травмирована и не сумасшедшая.

Я не тупая киска, не шлюха, не фригидна, не разочарование.

Я всего лишь девушка, которая выпила шот с железнодорожных путей, давая пять своим друзьям, наслаждаясь теплом, распространяющимся по горлу и животу.

Это глупо. Но со мной все в порядке. На самом деле я даже счастлива.

Следующая пара шотов – это парни, которых я не знаю. Я глотаю второй, но давлюсь третьим, и этот парень отмахивается от денег, когда я пытаюсь их вернуть. Я позволяю ему купить еще один раунд, хотя он и не должен этого делать. Он давится и размазывает беловато-желтую жидкость по всему подбородку, что достаточно отвратительно, чтобы мы оба расхохотались.

– Я Аарон, – говорит он, протягивая мне руку.

Я пожимаю ее. Она липкая.

– Кэролайн.

Он улыбается.

– Знаю.

Я решаю, что он имеет в виду именно то, что сказал. Он просто знает мое имя. Без намека на что-либо похуже.

– Может быть, увидимся на вечеринке позже, – говорит он мне, когда встает.

Может быть, так и будет.

После него бедра, которые опускаются передо мной, принадлежат Скотту.

Скотт, которого я встретила на игре в регби.

– Привет, – говорит он.

– Привет.

– Рад видеть тебя здесь.

Я смеюсь над этим. На самом деле я даже фыркаю. У меня было... ох-ох. Несколько напитков. Пять. Или шесть? Они не очень большие. Куинн научила нас готовить их с большим количеством взбитых сливок и не так много опьяняющего вещества, потому что несколько лет назад одна из регбисток попала в больницу с алкогольным отравлением. Мы должны время от времени сменяться, но я все еще в порядке. Более чем в порядке.

– Ты думал, что не увидишь меня?

– Эм … – его глаза скользят к моим. – На этот вопрос есть правильный ответ?

– Платите, люди! – кричит Бриджит. Скотт протягивает руку, из пальцев торчит десятидолларовая купюра.

– И куда же мне это положить?

У меня из кармана торчат деньги, а двадцатка, прилепленная к шее, тычется мне в ухо. Я смотрю в небо, изображая раздражение.

– Куда хочешь, большой мальчик.

Мы оба смеемся.

Он кладет ее мне в карман.

Он тоже сегодня пьет?

Интересно, почему он здесь?

А если он пришел, думая, что увидит меня? Если он с нетерпением ждал этого?

Один из игроков ставит передо мной шот, а другой перед Скоттом.

Бриджит дует в свисток.

– ПЕЙТЕ!

Я широко раскрываю челюсть. Опускаю голову, засасываю мой шот, опрокидываю его назад. Мои глаза больше не щиплет. Мои губы липкие и сладкие, руки холодные от долгого пребывания за спиной без движения. Скотт тоже опрокидывает свой и достает из бумажника еще десятку.

– Я могу сделать это снова? – спрашивает он.

– Можешь.

– О, это большая честь для меня.

Я лучезарно улыбаюсь ему.

– Это определенно привилегия. И это ради благого дела.

На этот раз он прячет деньги в мою куртку. Она застегнута на молнию до моего шарфа, так что, когда он обхватывает пальцами воротник, всего на секунду, он касается совершенно невинного кусочка ключицы примерно в двенадцати сантиметрах к северу от моей груди. Да и то через пару слоев одежды.

Но наши глаза встречаются, и я знаю, что он сделал, и он тоже.

Свист.

– ПЕЙТЕ!

Этот шот идет не так хорошо. Я начинаю задыхаться, и мне на секунду приходится ухватиться за рельсы, втягивая воздух через нос. Боковым зрением я замечаю какое-то беспокойство. Движение. Всплеск агрессии.

– Не твоя очередь, чувак, – слышу я голос Кришны.

– Я иду еще раз. – Скотт.

– Мне все равно.

Я знаю этот голос. Поднимаю глаза и вижу Уэста, стоящего на одном колене напротив меня.

Должно быть, он протиснулся в начало очереди. Ворвался прямо сюда и вытеснил Скотта, что совершенно недопустимо. Если бы это сделал кто-то другой, Кришна вышвырнул бы его вон, но это Уэст, а они друзья.

Уэст есть Уэст, и у него есть что сказать. Бог знает, что.

Его челюсть сжата. Между его бровями пролегла морщинка, рот стал жестким.

Интересно, как долго он наблюдает и какое, по его мнению, право имеет здесь находиться?

Мускул на его челюсти напрягается, зубы скрипят.

– Ты здесь, ради «минета»?

– Нет.

Я скрещиваю руки на груди и надуваю губы.

– Ну, «минет» – это то, что нам предлагают. Ты участвуешь или нет?

Кто-то проскальзывает по рельсам в пространство перед ним.

– Плати! – кричит Бриджит.

Уэст хмурится, открывает бумажник, достает банкноту.

Он протягивает ее мне.

– Ты должен засунуть ее куда-то сам.

– Я этого не сделаю.

– Все так делают.

Он колеблется, и я думаю, что он не будет этого делать. Он, кажется, обеспокоен всем этим, не уверен.

Я тоже не уверена, но хочу сказать ему, что иногда просто нужно доверять тому, что чувствуешь. Вы должны верить, что счастливые вещи могут сделать вас счастливыми, а неправильные вещи лишь кажутся неправильными.

Я хочу сказать ему, что сегодня вечером он должен доверять мне, что я знаю, чего хочу, вместо того чтобы решать за меня.

Он не отвечает за меня. И никогда не отвечал.

Мы никогда и не встречались. Мы не друзья.

И я не проводила каждый час с ним с тех пор, как в последний раз видела его две ночи назад, чувствуя себя разбитой, разъяренной, преданной.

Позади него ждет Скотт. Обнадеживающий Скотт. Хороший, обычный, возможный Скотт. Парень, которого я могла бы отвезти домой, чтобы познакомить с отцом. Должно быть, он проделал весь этот путь от Картера сегодня ради меня.

Жаль, что Скотт не тот, кто мне нужен.

Я протягиваю руку, хватаю Уэста за запястье и прижимаю его руку к своей груди.

– Это хорошее место.

Наши глаза встречаются. Он засовывает купюру мне под рубашку, в декольте, его длинные пальцы набивают ее, как взрывчатку.

Я не была так близко к нему с самых каникул. Только во сне. Только в моей постели в темноте, вспоминая звук его голоса в моем ухе, жар его тела, скольжение его языка.

Раздается свисток.

– ПЕЙТЕ!

Не сводя глаз с Уэста, я наклоняюсь, чтобы выпить шот. Он не пьет свой. Он просто наблюдает за мной. Смотрит, как я глотаю.

Когда я открываю глаза, он все еще смотрит на меня.

Может быть, это потому, что я пьяна, но я так не думаю. Думаю, это потому, что я устала делать то, чего от меня все ждут. Устала бояться того, что может случиться.

Это уже случилось.

Поэтому я протягиваю руку через рельсы, наклоняюсь, подняв задницу в воздух, поднимаю его шот и с закрытыми глазами опрокидываю его.

Потом смотрю ему прямо в глаза и облизываю губы, медленно и соблазнительно.

И это все, что нужно.

Уэст протягивает руку, вцепляется в мою куртку и притягивает меня к себе. Мы встречаемся посередине.

Это самый непристойный поцелуй в моей жизни. Глубокий и твердый, горячий, липко-сладкий, грязный.

Оказывается, Уэсту даже не нужны слова, чтобы выразить то, ради чего он пришел сюда.

«Моя», – говорят его губы. – «Моя, моя, моя».

Но это не так. Я сама по себе. И я хватаю его за волосы, тяну, царапаю шею, наказывая за то, что он этого не понял. Наказываю его за то, что он мучил меня.

Это продолжается, и я смутно слышу, как кто-то кричит. Может быть, это были несколько человек. Мне все равно. Мои руки сжимаются. Он произносит мое имя. Поцелуи спускаются с моей шеи к горлу. Он переводит дыхание, прижимаясь лбом к моему.

А потом он встает, оставляя меня в холоде. Одну.

Он бросает свирепый взгляд на Скотта и уходит.

Только тогда я понимаю, в какой глубокой, праведной, раскаленной ярости я нахожусь.

Я в безопасности, и пьяна, и устала от мужчин, пишущих свои претензии на моем теле.

«Шлюха», – написал Нейт, и я ему поверила.

«Моя», – подписал Уэст, и я позволила ему, растаяла, отдала ему свою капитуляцию и свой язык, но теперь я злюсь. С меня хватит его дерьма. Достаточно.

Куинн у моего бедра, шлепает меня по заднице, поднимает мою руку и кружит меня. Две девушки обнимаются, целуются с языком у меня на глазах. Бриджит танцует с Кришной с пивом в руке.

Есть причина, по которой вечеринки в стиле регби популярны не только из-за «минетов», но и во многом связано с кучей рубашек на сцене у ди-джея. На нас спортивные бюстгальтеры, кружевные бюстгальтеры, сотни обнаженной плоти девушек, которые слишком толстые и слишком тощие, и в самый раз, и никто из нас не заботится об этом. Мы здесь для того, чтобы танцевать. Мы здесь друг для друга.

Есть линейный танец. Но я не знаю шагов. Они просты, но я все время забываю о них, врезаюсь в людей, слишком далеко закручиваюсь на повороте и теряю равновесие, но снова нахожу его. Когда я падаю, руки тянутся, чтобы обхватить меня и поднять. Тела прижимаются ко мне, обнимающее сестринство толкающихся бедер и поднятых рук, солнцезащитных очков и утиного лица, купающегося в свете диско-шара.

Я не так уж плоха, но не очень хороша. Просто живая. Просто здесь, танцую.

Я люблю всех. Все любят меня. Мы вместе – жара и пот, молодые и красивые, сексуальные. Ни одна из этих женщин не причинит мне вреда.

Я пью, и я пьяна. Я танцую и дышу, двигаюсь, живу.

Мы находимся посреди танцпола, в центре всего, и мне кажется, что я замечаю его на краю комнаты.

Ботинки и скрещенные ноги, прислоненные к стене. Прикрытые глаза. Наблюдающие.

Мне кажется, что я вижу штаны с китами на них. Ухмыляющаяся улыбка, которая знает слишком много. Ямочка, которая заставляла меня думать, что я в безопасности, хотя никогда не была в безопасности, независимо от того, насколько милы его родители или насколько хороши его манеры.

Но я злюсь, танцую, и мне все равно.

Нахрен их.

Нахрен их обоих.

***

– Я не хочу его видеть.

– Ш-ш-ш!

– Что?

Я обо что-то спотыкаюсь, Куинн берет меня за локоть и помогает подняться. Мы в квартире Уэста. Я все еще пьяна, но достаточно трезва, чтобы понять, что это плохая идея.

– Тебе не обязательно его видеть, – говорит Кришна. – Он спит. Держи свой рот закрытым, и все будет хорошо.

Куинн включает телевизор, и стена звука взрывается и сбивает меня с ног.

– Ого, – говорю я с пола.

– Черт! – она начинает хихикать.

Она и Кришна борются за пульт дистанционного управления. Я думаю, не уйти ли мне, но Бриджит помогает мне встать и сует мне в руку бутылку холодной воды, так что я пью ее вместо этого, закрываю глаза, смакуя каждый леденящий, утоляющий, удивительный глоток.

Звук стихает до полной тишины. Квартира пахнет как квартира Уэста, и она полна воспоминаний, которые мне сейчас не нужны, за исключением, конечно, того, что я всегда хочу их, и я всегда хочу его, и я ничего не могу с этим поделать.

По крайней мере, вода успокаивает горло. Моим чувствам придется подождать до какой-нибудь другой ночи.

Я открываю глаза, потому что теряю равновесие, что гораздо более очевидно теперь, когда мы не на вечеринке. Бриджит стоит прямо перед моим лицом, заправляя волосы за ухо, и мне приходится протянуть руку и прислониться к шкафу, чтобы ее пахнущая пивом забота снова не сбила меня с ног.

– Зачем ты привела меня сюда? – мой вопрос должен быть шепотом, но звучит как всхлип. – Я не хочу его видеть.

– Знаю, милая. Знаю. Мы не знали, что еще с тобой делать. Мы должны отрезвить тебя, ты вела себя слишком громко для общежития.

Она ведет меня к дивану, где уже сидят Куинн и Кришна. Когда я тоже сажусь, Бриджит кладет мою голову себе на колени и пальцами распутывает волосы. Прохладный воздух касается моей шеи. Фильм глупый, что-то с машинами и оружием. Как раз, когда мои глаза начинают тяжелеть, появляется еда, три огромных контейнера начос из пиццерии. Я опускаюсь на пол, втискиваясь между диваном и опорой журнального столика из шлакоблоков. Я запихиваю в рот чипсы, соль и сыр.

– Это о-о-очень хорошо.

– Не забывай жевать, – говорит Кришна. – Ты же знаешь, что все это всплывет позже.

– Ни за что, – говорит Куинн.

– Ты это серьезно?

Кришна и Куинн все еще мирно спорят о том, какова вероятность того, что меня вырвет до утра, когда входная дверь распахивается. Уэст несколько долгих секунд смотрит на нас с тупым удивлением, а потом Кришна говорит:

– Бл*.

– Хорошее приветствие. – Он наклоняется, чтобы снять заснеженные ботинки, и исчезает из виду. Я лежу на полу, вся в крошках чипсов и, наверное, вся вымазана сыром.

Он меня не видел. Да и мне все равно.

– Чувак, я думал, ты спишь в своей комнате, – говорит Кришна.

– Не сплю.

– Да, насколько я вижу. Ты был в баре?

Раздается глухой удар.

– Да. – Затем несколько секунд тишины и громкий треск. – Вот дерьмо.

– Ты пьян.

– Да.

Кришна поворачивается и смотрит на Куинн широко раскрытыми глазами. Она делает руками прогоняющее движение, означающее: «Уведи его в спальню». Кришна встает с начос в руке, и это неверный шаг, потому что Уэст нацеливается на контейнер и говорит:

– Ребята, у вас есть еда? – и идет к дивану.

Потом он видит меня и останавливается.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Я не хочу говорить, – отвечаю я ему.

– Ага. Держу пари. Послушай, ... – он обрывает себя. Смотрит на Бриджит, Куинн и Кришну. – Вы, ребята, наверное, должны отвалить на некоторое время.

– Сейчас три часа ночи, – говорит Куинн.

– И зима, – уточняет Бриджит.

Кришна скрещивает руки на груди.

– Сегодня мы несем за нее ответственность.

– Я несу ответственность, – говорит Уэст.

– Ты пьян.

– Ну и что?

– Ты даже не можешь снять обувь, не упав. Я не доверю тебе Кэролайн.

– Алло. Я здесь. Жива и здорова. Вполне способна сама принимать решения.

– Я забираю ее, – говорит Уэст.

– Я не оставлю ее, – настаивает Кришна.

– Ладно. Останься. Но мы пойдем в спальню.

– Может быть, я не хочу...

А потом я оказываюсь вниз головой, плечо Уэста сильно давит мне в живот, и я должна сосредоточиться, потому что мои глаза покалывает, и я боюсь, что меня сейчас вырвет на него.

Он поднял меня. Поднял меня с пола и перекинул через плечо.

Вот мудак.

Когда он опускает меня, я натыкаюсь на стену. Он закрывает дверь и запирает ее.

Ему не жить.

– Ты неандерталец. Ты гребаный пещерный человек. Как ты смеешь? Как ты смеешь?

Он стоит у стола, вытаскивает бумажник и кладет его в ящик. Снимает пальто. Расстегивает молнию на толстовке. Он открывает ящик стола, достает связку презервативов и кладет один в карман.

– А это для чего?

– Не беспокойся об этом.

– Не беспокоиться? Почему бы тебе не перестать вести себя как пещерный человек, который может просто поцеловать меня, когда он хочет, перекинуть меня через плечо, унести в свою комнату и достать презерватив, как будто это когда-нибудь случится, который может просто заниматься сексом по телефону со мной, а потом, когда он уже все сделал, он хочет выйти из этого и бросить меня? Как насчет...

– Кэролайн. – Он садится на кровать. Его голос медленный и успокаивающий. – Нам есть, о чем поговорить. Не могла бы ты помолчать пять минут без визга?

– Я не визжу!

Но это выходит довольно визгливо.

Я поворачиваюсь лицом к стене и закрываю лицо руками, потому что смотреть на него слишком больно.

Мне нужно злиться, потому что если я перестану злиться, то все, что останется – это разочарование и желание, а я больше не могу себе этого позволить. Они стоят слишком дорого. Они слишком долго отнимали у меня много сил.

Пружины его кровати скрипят. Даже это кажется пронзительным, звук, который я помню, когда была в его постели, его руки на мне, его рот. Мои глаза наполняются слезами, и я так разочарована собой.

– Кэролайн.

Теперь его голос раздается прямо у меня за спиной. Я уже слышала это, мое имя тихое и интимное, прямо перед тем, как он кончал. Это больше, чем я могу вынести, то, как мое сердце колотится, мое тело реагирует, даже когда я пытаюсь найти свой гнев и отогнать слезы.

– Не надо.

Но он не слушает. Он кладет одну руку на стену, а другую мне на поясницу. Он наклоняется, его рот у моего уха, тепло его тела позади меня достаточно близко, чтобы чувствовать, достаточно близко, чтобы заставить меня тосковать, достаточно близко, чтобы притянуть меня обратно, если я позволю, если сломаюсь, если ослабею.

– Пожалуйста, – говорит он.

Раздается стук в дверь.

– Ты в порядке, Кэролайн?

Это голос Куинн. Могу представить ее, Кришну и Бриджит, выстроившихся там в очередь. Беспокоившихся обо мне.

Я думаю о сегодняшней вечеринке, о танцах, о том чувстве, что меня окружают люди, которые любят меня.

Я не слабачка. Я немного пьяна, с каждой секундой становлюсь все более трезвой, но я сильна.

Я делаю глубокий вдох и нахожу в себе силы.

Затем убираю руки от лица и поворачиваюсь лицом к Уэсту.

– Я в порядке, – кричу я достаточно громко, чтобы меня услышали. – У него есть десять минут.

– Ты уверена? – спрашивает Кришна.

– Идите посмотрите свой гребаный фильм, – говорит Уэст.

Через мгновение громкость телевизора увеличивается.

А потом мы просто смотрим друг на друга, Уэст и я. Его лицо было таким совершенно неидеальным. Этот широкий, умный рот, который может заставить меня чувствовать себя наэлектризованной, заставить меня чувствовать, что я тону, заставить меня чувствовать, что я могу жить за счет него и только за счет него.

Его рот – ложь.

Я разбираю его на части, по кусочку за раз. Подбородок, скулы, нос, брови. Эти глаза. Его зрачки расширились, светлые ободки вокруг них, темные круги внутри.

Это просто лицо. Лицо Уэста.

Его дыхание – просто дыхание, пахнущее алкоголем.

Он мужчина, стоящий передо мной. Это не та проблема, которую я должна решить. Не обязательство, не потребность, не любовь. Может быть, даже не дружба.

Я почти могу заставить себя поверить в это.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я.

Он открывает рот. Его глаза сужаются. Он кладет руку на затылок, опускает голову, выдыхает.

– Ага, – говорю я, потому что сейчас это легко понять. Я не уверена, то ли это ложная мудрость всех этих «минетов» и пива, то ли потому, что я была так зла, но я чувствую, что все притворство было сорвано, вся уютная ложь, за которой я пряталась, сгорела на танцполе. Я чувствую себя мудрой, и есть вещи, которые я знаю, чего раньше не знала.

Вот правда: Уэст не знает, чего он хочет.

– В этом вся твоя проблема, не так ли?

В прошлом месяце он произнес эту речь в моей комнате и сказал мне:

«– Я хотел тебя с той минуты, как увидел. Я хочу тебя прямо сейчас, а ты едва можешь меня выносить. Я едва выношу себя сам, так что не понимаю, почему ты терпишь мое дерьмо, но даже сейчас, когда я ненавижу себя, а ты злишься на меня, я все еще хочу повалить тебя на кровать, снять с тебя рубашку и войти в тебя. Проникнуть в тебя глубоко, а потом еще глубже, пока я не окажусь так глубоко, что уже не буду знать, кто я, а кто ты». – Он сказал это, но еще не решил, что делать. Он боится. Он все еще рисует вокруг нас карандашные линии.

Я могла бы сказать ему, что уже слишком поздно. Уже давно было слишком поздно, может быть, с самого начала.

Вместо этого я говорю ему:

– Мне надоело ждать, пока ты во всем разберешься.

Он поднимает глаза. Они были наполнены чем-то, каким-то протестом, какой-то мольбой.

– Мне надоело, что ты ведешь себя так, будто я просто собираюсь стать тем, кем ты хочешь меня видеть. Может быть, так оно и было до сих пор. Наверное, я делала все, что ты говорил, следовала твоим правилам. Но я покончила с этим. Это не игра, и ты за нее не отвечаешь. И думаю...

– Кэр...

– Нет. Я говорю сейчас. Ты можешь подождать, черт возьми. Я была терпелива с тобой, но мое терпение лопнуло, Уэст. Ты не можешь ворваться в очередь на регби и поцеловать меня перед всеми, когда ты бросил меня, когда ты уже несколько месяцев отказываешься признать, что у нас есть что-то даже для наших друзей, а потом уйти, как будто ты сказал свое слово, и все. Ты не можешь поднять меня, перекинуть через плечо и затащить в свою комнату, как будто я не имею права голоса. И положить презерватив в карман, потому что... что? Если тебе захочется трахнуть меня позже? Мне подготовиться? Ты не должен этого делать. Ты хотел быть друзьями? Мы были друзьями. Ты хотел быть приятелями по траху, ты знаешь, я была готова к этому! Наверное, я бы слишком привязалась, разбила себе сердце, если быть честной, но что с того? Я была бы не первой девушкой в истории мира, которая позволила бы этому случиться с ней. Но ты тот, кто сказал дать тебе знать, когда я буду готова встречаться с другими парнями, и ты тот, кто бросил меня после каникул, как будто все, что мы говорили или делали по телефону, не имело значения, так что не притворяйся, что ты вообще имеешь право изображать из себя ревнивого парня, когда ты не мой гребаный парень.

Теперь я тыкаю его в грудь, и, возможно, плачу, но мы не будем рассматривать это слишком внимательно, потому что мне нужно это сделать. Это такое облегчение – выплеснуть все наружу, обвинить его, наброситься на него с этими словами, которые я слишком долго держала в себе.

– Мне очень жаль, – говорит он.

– Ты должен сожалеть. Ты вел себя со мной как придурок, и я просто принимала это. Я позволяла тебе. Но больше не позволю. Если хочешь быть со мной, решайся.

Он обхватывает мое лицо ладонями. Я ничего не слышу из-за шума крови в ушах, бешено колотящегося сердца и ярости. Не знаю, что со мной не так. Я сказала свое слово и должна уйти, но он поймал меня в ловушку, не сводя с меня глаз, и я не хочу быть где-то еще.

Все, что я сказала, правда, но я все еще хочу быть здесь.

– Ты трус. – Мой голос хриплый. Низкий. В шоке, потому что я только сейчас это поняла.

– Знаю.

– Лжец.

– Знаю.

– Ты играешь со мной.

Он качает головой.

– Нет. Я не... не хотел этого делать. Я просто не могу.

– Что не можешь?

Еще один толчок, и наши носы сталкиваются и скользят друг мимо друга. Он не целует меня. Он прижимается ко мне и трется своей щекой о мою. Царапает щетиной мой подбородок. «Ты мне нужна». Вот что он пытается мне сказать. «Я хочу тебя».

Он мне тоже нужен. И я тоже его хочу. Но с его стороны нечестно давать мне это и ничего больше. Этого недостаточно.

– Не могу, – повторяет он.

– Я даже не понимаю, о чем ты говоришь. – Я больше не звучу так резко. У меня нежный голос. Я чувствую себя нежной, потому что, Боже, я забочусь о нем, хотя это неправильно и глупо. Ему больно, и мне не все равно. – Не могу понять, потому что ты мне ничего не рассказываешь.

– Знаю. Мне очень жаль.

Теперь я отталкиваю его руки и хватаю его за голову, как он схватил мою. Я хочу, чтобы он меня увидел. Хочу, чтобы он услышал, понял. Я погружаю пальцы в его волосы, удерживаю его, заставляя выслушать меня.

– Ты мог бы мне рассказать, – говорю я. – Нет ничего такого, чего бы ты не мог мне рассказать. Боже, что угодно – ты же знаешь, что я на твоей стороне. И если бы ты просто рассказал мне... – я замолкаю, думая, на что это было бы похоже.

Я должна молчать, но во мне слишком много алкоголя, слишком много открытости, чтобы не сказать всего этого.

Я смотрю ему в глаза.

– Если бы ты просто рассказал мне, мы могли бы забраться в кровать под одеяло. Мы могли бы снять с себя все и действительно быть вместе. Глубоко, а потом еще глубже, как ты и говорил. Ты же знаешь, как это было бы, Уэст. Мы оба знаем.

– Невероятно, – говорит он.

Я опускаю большой палец вниз, провожу им по дуге его брови.

– Ага. Невероятно.

Я обнимаю его, прижимаю к себе, кладу голову ему на шею, потому что думаю, что ему это нужно. Я почти уверена, что я единственный человек в Айове, который когда-либо обнимал его, а в Орегоне, кто знает? Может быть, никто не обнимает его, кроме меня.

Я крепко обнимаю его, и он дрожит. На самом деле дрожит.

Мне его жаль. Это что-то новенькое. Думаю, это первый раз с тех пор, как я встретила его, когда я не чувствовала, что Уэст обладает всей властью, держит в руках все карты. Впервые в жизни я поверила, что он, может быть, еще больше облажался, чем я.

Я целую его в челюсть, еще раз поглаживаю его спину, она широкая, теплая и сильная, и правда в том, что я ничего не могу с собой поделать. И никогда не могла.

Но после всего этого я отпускаю его. Делаю шаг назад. А после встречаюсь с ним взглядом и поднимаю подбородок.

– Либо глубже, либо ничего, – отвечаю я. – Так что решайся.

На этот раз я та, кто уходит.