Текст книги "Глубже (ЛП)"
Автор книги: Робин Йорк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Бриджит сидит прямо, как шомпол, ее шея розовеет. Кришна положил руку поверх подушек, всем телом повернулся к ней, даже одно колено приподнял, и у меня создалось впечатление поспешности, как будто он просто отодвинулся от нее, хотя я бы это заметила, если бы он это сделал.
Если бы он был на полметра ближе к Бриджит, держа ее за руку, наклоняясь над ней, прижимаясь к ней, а затем поспешно отодвинулся туда, где он сейчас, когда я открыла дверь спальни, я бы никогда не пропустила этого.
Вот только я думаю, что, может быть, так оно и было, потому что, когда Кришна оборачивается, это жесткое, блестящее что-то в его глазах напоминает мне лошадь, которая вот-вот встанет на дыбы.
Я никогда не видела, чтобы лошадь вот-вот вставала на дыбы, но именно об этом я и думаю.
– Что вы смотрите? – спрашивает Уэст.
Это справедливый вопрос. Потому что они смотрят «Мой Маленький Пони». При странно низкой громкости. Типа, еле слышно.
Бриджит ковыряется в своих спортивных штанах.
Кришна смотрит повсюду, и ни на что.
Не думаю, что когда-либо видела их вдвоем в одной комнате, но не разговаривающими. Они оба болтуны с олимпийскими медалями. Разговоры – это практически их религия.
Я определенно никогда не видела их такими неуклюжими.
Я также не знала, чтобы Бриджит может не ответить на прямой вопрос.
Это момент, когда я хотела бы заползти в пещеру на некоторое время, чтобы я могла сидеть со своим унижением, потому что, конечно, это наша вина, моя и Уэста, с нашим хлопаньем дверью и нашими, вероятно, громкими сексуальными шумами через тонкие стены, а Бриджит и Кришна слушали здесь Бог знает сколько времени.
Насколько мы ужасны?
Совершенно ужасны. Я не очень хороший друг. Они здесь, чтобы поддержать меня после встречи с администрацией, и я позволяю им услышать наши секс игры.
Думаю, о том, как лучше всего замять все это дело, извиниться? Но как можно извиниться за сексуальные шумы? Я бы умерла, но Уэст переводит разговор в совершенно другое русло.
– Это одна из ситуаций, когда вы выключаете телевизор и заменяете его другим саундтреком? Как при просмотре «Волшебника страны Оз» во время прослушивания «Темной стороны Луны», только с «Моим маленьким пони», Кэролайн и мной, трахающимися?
Я бью его по руке.
– Уэст!
Кришна начинает смеяться.
Бриджит закрывает лицо руками и зарывается головой в диванную подушку. Кажется, она говорит что-то о Сумеречной искорке, но ее трудно расслышать, когда ее рот прижат к коже.
– Чувак, – говорит Кришна. – Это было эпично.
– Верно. – Уэст улыбается так, как может улыбаться только парень, 70 процентов эго, 30 процентов размахивающего членом. – Я должен получить медаль.
– Ребята, вам нужна линейка? – спрашиваю я. – Ну, для измерения пенисов?
Кришна издает пренебрежительный звук.
– Он бы победил.
Из глубины диванных подушек Бриджит издает звук, похожий на крик, скрещенный с писком.
– Хочешь мороженого? – спрашиваю я. Потому что это все, что я могу предложить. У меня нет одной из тех лазерных пушек, которые могут стереть воспоминания одним ярким белым импульсом света.
– Да, – говорит она. – Но только если у тебя есть крендельки с арахисовым маслом посередине и шоколадом снаружи.
– Чабби Хабби.
– Да. Или, наверное, я бы взяла мятную шоколадную стружку. Но не ту ужасную гадость, которую ты ела раньше с фруктами, потому что ты знаешь, как я отношусь к фруктам в моем мороженом.
– Почему бы тебе не пойти со мной и не посмотреть?
Она встает. Я ожидаю, что она перелезет через Кришну, чья нога частично загораживает путь между кофейным столиком и кухней, но вместо этого она идет длинным путем и не смотрит на него.
– Сумеречная искорка, да? – говорит Уэст Кришне: – Это то, из-за чего вы двое такие горячие и обеспокоенные?
– Нет, это та фотография, которую прислала мне твоя мама в трусиках.
– Ах, да? Это было так же хорошо, как видео, которое я получил от твоей бабушки на прошлой неделе?
– Чувак. Оставь мою бабушку.
– То же самое сказала твоя сестра, когда пришла ее очередь.
– О Боже, – выдыхает Бриджит. – Сделай так, чтобы это прекратилось.
Моя голова уже в морозилке. Я достаю ее, чтобы крикнуть:
– Успокойтесь, ребята!
Я стараюсь говорить раздраженно, но это трудно сделать, когда ты улыбаешься так сильно, что у тебя болят щеки.
***
Неделя после секса дня фотографий – это безумие.
Приближаются весенние каникулы. У нас с Уэстом есть промежуточные семестровые работы и проекты. Я терплю еще одну встречу со студенческим отделом, потому что мой отец решил, что хочет быть частью всего, но как только он приходит на встречу, он не говорит ни слова. Это странное повторение первой встречи, но с большим количеством людей в комнате.
Идиотские электронные письма продолжают наводнять мой почтовый ящик. Наверное, они нашли мой номер телефона, потому что теперь я получаю все эти голосовые сообщения и разглагольствования, безумные угрозы. Я должна проверять все свои звонки, удалять три четверти своих сообщений. Я решаю приостановить свою учетную запись Facebook и вообще закрыть Twitter.
Все это тоже должно быть задокументировано. Все должно быть отслежено. Но я уже устала от этого. Как бы мне хотелось просто выключить телефон, компьютер и не обращать внимания на всю эту реку мусора, в которую превратилась моя жизнь.
И, как будто этого недостаточно, Уэст не может дозвониться до своей мамы. Фрэнки уже несколько дней не присылает ему никаких сообщений. Он беспокоится.
А я ничего не могу сделать.
Я подавлена, устала от ненависти, измучена такой тяжелой работой.
Он тоже ничего не может сделать.
Мы держимся вместе, как приклеенные друг к другу.
Мы уже в пекарне, когда наконец звонит его телефон. Я смешиваю укроп, а он разрезает мешок муки, чтобы высыпать его содержимое. Поскольку я стою ближе к его телефону, я смотрю на экран.
– Это Бо.
Он роняет мешок на пол. Я встречаю его на полпути с телефоном. Знаю, он надеялся, что Бо, его мама, хоть кто-нибудь позвонит ему.
– Привет. В чем дело?
Я поворачиваюсь спиной, чтобы отрегулировать громкость музыки, и десяти секунд, необходимых для этой работы, вполне достаточно, чтобы краска сошла с лица Уэста.
– Как давно это было?
Он расхаживает вдоль стола, прислушиваясь.
– Ты пытался отговорить ее? Или… Нет, я знаю... Нет. Ладно. А как насчет Фрэнки, она...
Его плечи опускаются.
Его пальцы, сжимающие телефон, побелели.
– Хорошо. Спасибо. С твоей стороны было достойно позвонить мне. Я буду… Дальше я сам разберусь.
Когда он вешает трубку, он просто стоит там.
Он стоит так долго, что я боюсь к нему прикоснуться.
– Уэст?
– Она вернулась обратно к нему, – говорит он.
– Твоему отцу?
– Она, бл*дь, вернулась к нему обратно.
Это та возможность, которую он боялся назвать в течение последних нескольких дней.
Самое худшее.
– Как это случилось?
– Не знаю. Бо даже не... он не выгонял ее. Он пришел домой, а все ее вещи исчезли, с запиской, в которой говорилось, что она сожалеет, но должна следовать зову сердца. – Он стучит кулаком по столу. – Ее сердцу.
– Они уехали из города или...
– Они в трейлерном парке. Она и Фрэнки. Они переехали к моему отцу.
– Ох.
Я не знаю, что сказать. Нет никаких слов, которые могли бы исправить поражение в его позе. Тяжелый мертвый звук его голоса, как будто кто-то вырвал из него весь запал на борьбу.
Я знаю, что это плохо, потому что, когда я встаю перед ним и пытаюсь обнять его, он падает на меня так сильно, что мне приходится согнуть колени, чтобы удержать его.
Ненадолго. Он дает себе десять секунд, не больше, а потом отстраняется.
Он не смотрит на меня, когда говорит:
– Мне надо домой.
– Конечно. – Он должен убедиться, что они в безопасности. Поговорить с его мамой. Проверить, как там его сестра. – Скажи, чем я могу помочь?
– Мне нужно лететь. Собрать мои вещи. Сразу после окончания смены.
– Ты останешься на экзамен? – завтра в десять утра у него контрольная.
– Нет, в этом нет смысла. Слушай, ты можешь поискать для меня рейсы? Посмотреть, когда я смогу вылететь из Де-Мойна.
– Я так и сделаю, но, может быть, тебе стоит хотя бы сдать экзамен? Чтобы, когда ты вернешься ...
Меня останавливает то, как он отводит взгляд.
Это боль, которую я вижу, прежде чем он поворачивает лицо, чтобы я вообще не могла ее видеть.
– Уэст?
Он сжимает столешницу обеими руками. Я смотрю на его профиль: скрещенные руки, опущенная голова, прямая линия позвоночника.
Я знаю это раньше, чем он мне скажет.
Он не вернется.
– Это все равно никогда бы не сработало, – тихо говорит он. – Мне нечего было и думать, что так оно и будет.
– Что не сработает?
– Я не должен был позволять себе думать, что смогу это сделать.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Он качает головой.
– Это не имеет значения.
– Это имеет значение. Уэст?
Когда он смотрит на меня, он так далеко. Он находится в таком состоянии, в котором я никогда не была, в месте, которое я видела на фотографиях, но не могу себе представить, не могу почувствовать запах. Город на берегу океана, которого я никогда не видела.
Орегон. Я даже не могу правильно произнести это слово. Он должен был научить меня говорить это как туземец.
– Да ладно тебе. Поговори со мной.
– Прости, – говорит он. – Но она моя сестра, и я должен присматривать за ней. Никто другой этого не сделает, никто и никогда не делал. Это моя вина, что подумал… Это моя вина.
То, как он смотрит на меня, похоже на прощание, но этого не может быть.
Мы смешаем хлеб. Мы пробудем здесь еще несколько часов, будем топить печи, нарезать хлеб, выпускать пар. После того как мы закончим завтра, наступят весенние каникулы, и я, вероятно, не буду часто видеть его в течение недели, но потом у нас будет остаток семестра. Следующий курс. Выпускной год.
У нас еще есть все это время.
Этого не может быть.
– Ты не можешь просто уйти. Ты должен, по крайней мере, поговорить со своим консультантом, взять академический отпуск или...
Я как раз начинаю говорить, когда с другой стороны комнаты раздается резкий стук. Дверь в переулок открыта, как всегда, потому что на кухне становится очень жарко. Там стоят два полицейских в форме.
– Мистер Ливитт, – говорит тот, что впереди. Он блондин, средних лет, симпатичный. – Офицер Джейсон Морроу. Мы познакомились в декабре.
– Помню, – говорит Уэст. – Чего Вы хотите?
– У нас есть основания полагать, что Вы занимались незаконной продажей марихуаны в этом помещении. Мы хотели бы осмотреться.
Я придвигаюсь ближе к Уэсту. Он обнимает меня и целует в макушку.
– Молчи, – бормочет он.
А полицейскому говорит:
– Это не моя собственность. Я не могу согласиться на обыск.
– Эта молодая женщина – служащая?
– Нет. Она со мной.
– Значит, Вы здесь единственный работник, верно?
Уэст отступает от меня к двери и загораживает мне вид на офицеров.
Я бывала здесь раньше, так много раз, смотрела на его спину, когда он вставал между мной и неприятностями. Но на этот раз беда пришла за ним.
– Да.
– Как лицо, ответственное за помещение, Вы можете дать свое согласие.
– Вам придется позвонить Бобу. Он владелец. Все зависит от него.
– Мистер Ливитт, у Вас дома сейчас команда с дрессированной собакой. На данный момент в Ваших интересах сотрудничать с нашим расследованием.
Уэст берет дверь в руку и ботинком отодвигает деревянный клин, который Боб использует в качестве дверного упора.
– Пока Вы не вернетесь с Бобом или ордером, я не открою эту дверь.
А потом он закрывает ее и щелкает замком.
– Позвони Бриджит, – говорит он. – Я позвоню Кришу.
– Уэст, ты думаешь...
Но он даже не слушает. Он присел на корточки и роется в моей сумке. Он находит мой телефон и вкладывает его мне в руку.
– У нас ужасный беспорядок, и у нас не так много времени, чтобы разобраться в нем. Если они в квартире, мне нужно знать, что происходит. Позвони ей.
Мои пальцы делают всю работу.
Мне кажется, что я наблюдаю за всем происходящим с расстояния в несколько метром от своего тела, как будто я не могу сделать ничего, кроме стоящей передо мной задачи, и я недостаточно понимаю. Все это крутится у меня в голове.
Уэст уезжает. Снаружи полиция. Он закрыл дверь. Они обыскивают квартиру. Он должен позаботиться о Фрэнки. Его могут арестовать. И меня тоже. Я – соучастница. Я не могу этого сделать.
Все это так запутанно.
Телефон звонит и звонит, но никто не берет трубку. Уэст прижимает к уху свой телефон и смотрит куда-то вдаль.
– Нет ответа? – спрашивает он.
– Нет.
Затем мой телефон звонит с входящим текстом.
Что происходит???!!!
– Это от Бриджит.
– Спроси ее, где она.
Я делаю это, и она отвечает:
В квартире Уэста и Криша. На пожарной лестнице. Полиция здесь с поисковой собакой!!!
Уэст стоит прямо за моей спиной и читает через плечо.
– Черт. Я надеялся, что они лгут об этом. Узнай, где Криш.
Минута, которую нам приходится ждать, кажется целой жизнью.
В комнате Уэста с копами и собакой.
– У тебя там было что-нибудь, что они могли бы найти? – шепотом спрашиваю я Уэста.
– Нет. Я не продавал весь семестр, ты же знаешь.
– Значит, беспокоиться не о чем.
Он смотрит на меня почти с жалостью.
– Хотел бы я, чтобы все было именно так. Спроси, может ли она тебе позвонить. Мы не должны переписываться об этом дерьме.
За мной наблюдает коп. Не хочет, чтобы я отвечала на звонки.
Пауза.
Она попыталась забрать его, но я спросила, арестована ли я, она ответила, что нет, и я оставила его себе. Но лучше общаться текстом.
– Удивлен, что она подумала об этом, – говорит Уэст.
– Она много смотрит криминальные сериалы.
Через несколько секунд еще одно сообщение:
Они в комнате Криша.
Уэст кладет руку мне на талию. Он прямо за мной, прямо со мной.
Не думаю, что смогу вынести, если он уйдет.
Они что-то нашли.
– Черт возьми, – говорит он. – Этот маленький придурок. Я говорил ему.
– Говорил ему что?
– Не держать травку в квартире. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Но он ленивый маленький ублюдок и не думает ни о чем. Черт побери.
Он забирает у меня телефон и начинает печатать большими пальцами.
– Что ты хочешь ей сказать?
– Тс-с. Пишу, что собираюсь позвонить. Я говорю, она слушает. Ей не нужно отвечать.
Должно быть, у него все в порядке с Бриджит, потому что через секунду он стучит несколько раз, прикладывает мой телефон к уху и ждет.
– Бридж, послушай, мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала. Мне нужно, чтобы ты просто сделала это, если хочешь помочь Кришу, и я знаю, что ты этого хочешь. Через несколько минут будет слишком поздно, так что вот в чем дело. Мне нужно, чтобы ты ворвалась в эту спальню, встала прямо посреди всего этого и сказала полиции, что травка принадлежит мне. Веди себя так, как будто ты подружка Криша, как будто он благородно пытается взять вину на себя, а ты ненавидишь меня и хочешь, чтобы я сел за попытку свалить все на него. Говори все, что нужно. Возможно, тебе придется пойти в участок для допроса, но просто продолжай вести себя так, будто ты ни хрена не знаешь, чего ты и не знаешь и продолжай говорить, что травка принадлежит мне. С тобой все будет в порядке, и с Кришем тоже. Он им не нужен. Они хотят меня. И, если Криш будет возражать, найди способ сказать ему: «Уэст сказал сделать это. Ты меня слышишь?»
Уэст смотрит на меня, потом на потолок.
– А после того, как все закончится и тебя освободят, я хочу, чтобы ты нашла Кэролайн и позаботилась о ней для меня. Позаботься о ней как следует. Я знаю, что ты не можешь сейчас говорить, но обещай мне. Ты ей понадобишься.
Гулкий стук в дверь пекарни заставляет меня подпрыгнуть.
– Мистер Ливитт!
Они неправильно произносят его имя.
Левитт, а не Ливитт.
Без всякой причины, это то, что заставляет меня заплакать.
– Спасибо, Бридж, – говорит Уэст и отключает связь.
Он открывает адресную книгу на моем телефоне.
Бах-бах-бах.
– Мистер Ливитт!
Он печатает Бо. А потом телефонный номер с кодом города 541.
Он протягивает мне телефон.
– Я открою дверь, – говорит он. – Я собираюсь впустить их сюда, потому что тут нечего искать, а они все равно получат ордер и завтра вернутся, беспокоя Боба. Так что они будут искать, а мы будем печь хлеб, хорошо? Это может занять у них десять минут, может быть, три часа, но в какой-то момент они решат отвезти меня в участок. Ты останешься здесь и закончишь смену. Я не хочу, чтобы Боб влип еще больше, чем нужно. Потом просто затаись, Кэр. Они не могли найти в комнате Кришны больше пол унции. Может, четверть. Это проступок. Ничего особенного.
– Зачем ты это делаешь?
– Утром позвони Бо и расскажи, что случилось. Он позаботится обо всем, о чем нужно позаботиться. Передай ему, что, если у меня есть еще одно одолжение, пусть присматривает за Фрэнки, пока я во всем не разберусь.
– Уэст...
Бах-бах-бах.
– Мистер Ливитт!
Я этого не вынесу. Я не могу.
– Мне нужно, чтобы ты сделала то, что я сказал, – говорит Уэст. – Мне это нужно. Ладно?
– Ладно.
Когда он целует меня, его рот теплый и живой, его руки крепко обнимают меня, но что-то уже позади, что-то уже умерло, мне хочется кричать. Я сжимаю его футболку в кулаках.
– Я люблю тебя, – говорю я ему, не собираясь этого делать. Сейчас не самое подходящее время. Это неправильно. Но все же я открываю рот, чтобы сказать это, пока еще не слишком поздно.
Его глаза полны заботы и сожаления. Такой красивый цвет, такое красивое лицо.
Я повторяю еще раз.
– Я люблю тебя.
Он целует меня еще раз, но говорит только:
– Прости.
Затем он открывает дверь.
Я должна заняться делом. Дрожжи поднялись еще до того, как Уэст закончил замес, и тесто выглядит странно. Но с остальным хлебом все в порядке, и я продолжаю работу, сверяясь с планшетом, в одиночестве обслуживая миксеры в пронзительной тишине.
Уэст исчез.
Уэста арестовали.
Уэст потерян, а я здесь, окруженная сотней работ, предметов, запахов, вкусов, которые напоминают мне о нем.
Я плачу. Очень много.
Но остаюсь и делаю свою работу.
В половине шестого приходит Боб. Он сбит с толку, встретившись со мной.
– Уэст рассказывал мне о тебе, – говорит он после того, как выясняет, кто я. – Он что, болен?
– Его арестовали.
Не знаю, может быть, мне и не следовало ему говорить. Но он все равно бы выяснил это, и думаю, что Уэст предпочел бы, чтобы он узнал это от меня.
Разговор занимает тридцать минут. Это неприятно. Я бы хотела, чтобы после того, как все закончится, я справилась с этим лучше. К тому времени, когда мы заканчиваем, Боб выглядит грустным и побежденным, и я чувствую, что плохо справилась с защитой Уэста.
Может быть, когда поступлю на юридический факультет, я научусь правильно защищать человека, которого люблю, когда он сдается за хранение наркотиков, которые ему не принадлежали, но вполне могли принадлежать.
Однако я думаю, что, возможно, правильного пути нет.
Выйдя из пекарни, я звоню Бо, который говорит односложно и немного пугливо. Кажется, я его разбудила. Это не важно.
После, я не знаю куда идти. Я могла бы дойти до полицейского участка, но что мне там делать? Уэст велел держаться подальше. Я хочу сделать то, что обещала, но я этого не вынесу. Я не знаю, как это выглядит там, где он находится. Я видела много полицейских шоу, как и Бриджит. Я читала детективы. Все, что я могу себе представить – это Уэста в безличной комнате, которого допрашивает светловолосый полицейский. Уэста призывают назвать имена.
Уэст со своим умным ртом говорит не то, что нужно. Влипает в еще большие неприятности.
Но потом я думаю о Фрэнки и понимаю, что ошибаюсь.
Он будет на самолете. Сегодня днем, завтра, послезавтра, ничто не остановит его от поездки.
Лучше бы я этого о нем не знала. Лучше бы я не была так уверена в нем, так непоколебима в своей убежденности, что он всегда будет делать именно то, что считает правильным.
Я хотела бы, чтобы правильным было то, чего я хочу, но это не так, и это оставляет меня здесь. В беспокойстве за Уэста. Застрявшей наедине с собой, одной, на грани слез, потому что он уедет, а я останусь, а я люблю его.
Это несправедливо.
Я прохожу несколько кварталов до полицейского участка и сажусь на ступеньки. В такую рань здесь никого нет. Только редкие автомобили пробиваются сквозь холодное утро. Завтра весенние каникулы, но Айова застряла в зиме, замерзая и оттаивая только для того, чтобы снова замерзнуть.
Сегодня я ненавижу это место. Я также ненавижу Орегон, океан, холмы, которых никогда не видела. Ненавижу трейлерные парки. Я ненавижу маму Уэста за то, что она такая неудачница, за то, что любит человека, который не заслуживает любви, и забирает у меня человека, которого люблю я.
Столько ненависти. Но моя ненависть не кажется ядовитой. Это кажется истинным, неизбежным. Я должна ненавидеть эти вещи, потому что они здесь, посреди моей жизни.
Ненавидеть – единственный вариант, который у меня есть.
Я все еще сижу на ступеньках час спустя, когда друг Нейта Джош выходит из участка и останавливается, чтобы закурить сигарету.
– Кэролайн, – говорит он, увидев меня. Он затянулся, задыхаясь от дыма, и ему требуется некоторое время, чтобы восстановить голос. – Господи.
Он не спрашивает: «Что ты здесь делаешь?»
Он знает, почему я здесь.
Длинноволосый, широкоплечий, гибкий Джош. Я думала, что он мой друг. Я думала, что нравлюсь ему.
Он сдал Уэста.
– Нейт там? – спрашиваю я.
– Что? Нет.
– Значит, ты просто так настучал на него.
Он выглядит так, словно я ударила его молотком по лбу. Совершенно не готовый к этому разговору.
Я встаю с единственной целью, воспользоваться его удивлением. Думая о моем отце в его кабинете о том, как он поднимается, чтобы расхаживать, когда хочет получить власть надо мной, я даже ставлю себя на ступеньку выше Джоша.
Почему бы мне не воспользоваться теми преимуществами, которые у меня есть?
– Что он тебе сделал? – спрашиваю я. – Если уж на, то пошло, то я не понимаю, почему ты и меня ненавидишь? Я ничего не понимаю. Мне нужно, чтобы ты объяснил это.
– Ничего. И я не ненавижу тебя.
– Ты сдал его полиции.
– Нет, я этого не делал, клянусь. Я...
– Что случилось? Ты позвонил с наводкой или они тебя задержали?
Я наблюдаю за его лицом, сузившимися глазами, ожидая знака. Но мне не нужно быть проницательной, чтобы увидеть это – это очевидно.
– Они задержали тебя. Что ты сделал?
– Я курил косяк в машине.
– Где, в кампусе?
– На стоянке «Хай-Ви».
– Ты издеваешься надо мной.
Он качает головой.
– Тебя поймали за курением наркотиков в машине у продуктового магазина? Насколько ты глуп?
Теперь он не смотрит на меня.
– Итак, они спросили тебя, кто продал тебе травку, и ты назвал им имя Уэста. Даже несмотря на то, что это была ложь.
– У меня не было выбора.
– У тебя был выбор. Ты просто выбрал то, что было легко. Почему бы не повесить это на Уэста? Нейт все равно его ненавидит. Уэст тебе не друг. Он всего лишь дилер. Он расходный материал. Он никто. Не то чтобы его кто-то любил или кому-то было бы не все равно, когда его вышвырнут из университета, верно? Он не так важен, как ты. Никто так не важен, как ты.
И чем дольше я говорю, тем больше злюсь. На Джоша. На Нейта.
Я никогда не была для него по-настоящему человеком. Если бы это было так, он не обращался бы со мной так, ни тогда, когда мы встречались, ни в августе, ни сейчас.
Он стоит за всем этим. Меня не волнует, что это Джош сдал Уэста – это Нейт сделал это возможным. Нейт, который убедил всех наших друзей, в том числе и Джоша, что я психованная сука. Нейт, который обращался со мной как с дерьмом, причинял мне боль и нападал на меня, и Нейт, которому это сходило с рук.
Я провела так много месяцев, не сердясь на него.
Почему, черт возьми, я не злилась?
– Где Нейт?
– Не знаю. Спит?
– Он дома? – спросила я.
– А?
– Он уже уехал домой в Анкин на каникулы? Или он все еще здесь?
– Он поехал домой.
– Спасибо.
Я бегу вниз по ступенькам, оставляя Джоша там для... чего угодно.
Мне плевать на него.
Когда я добираюсь до Анкина, уже почти восемь, и шоссе забито людьми, идущими на работу. Движение в районе Нейта движется в противоположном от меня направлении, так что я уже чувствую, что нарушаю правила, когда паркуюсь на его подъездной дорожке. Тем более, когда его мама подходит к двери.
Его мама такая милая. Она всегда была добра ко мне. Она, кажется, не знает, что делать с тем фактом, что я стою на ее пороге, и я могу это понять. Раньше мне разрешали входить без стука. Я практически жила здесь в выпускном классе.
Теперь я опасна для ее сына, для ее покоя. Она это знает. Я могу сказать это точно.
– Нейт здесь?
– Он еще не встал.
– Я бы хотела, чтобы Вы его разбудили.
– Тебе не следует здесь находиться.
– Но я здесь.
– Кэролайн, тебе следовало бы поручить это дело колледжу.
Я устала от слова «это». Я много слышала это слово с тех пор, как впервые услышала его от своего отца, слово, используемое как убежище. Эта ситуация. Эта беда. Это разногласие.
Я прокурор. Я не позволю ей прятаться за словами.
– Вы видели фотографии?
Она не может смотреть на меня.
– Кэролайн, я не хочу об этом говорить.
– Так Вы их видели или нет?
– Да.
– Узнали одеяло Нейта на заднем плане?
Она скрещивает руки на груди. Смотрит на пятно на полу у своей ноги.
– На этих фотографиях я, – говорю я. – Но это и Ваш сын, нравится ему это или нет, хочет ли он признать, что на них со мной он. И не я показала всему миру, что они существуют. Это на его совести. Нейту есть за что ответить. Я бы хотела, чтобы Вы его разбудили.
С полминуты мы стоим так. Думаю, она надеется, что я уйду, передумаю, но этого не происходит.
Наконец она поворачивается и поднимается по покрытой ковром лестнице. Она оставляет дверь открытой. Я стою на пороге в сером утреннем свете. Нежеланный подарок на пороге.
Я слышу, как на кухне работает радио. Сверху доносится гул голосов, словесный танец между Нейтом и его матерью, слишком приглушенный, чтобы разобрать детали.
Жалоба. Резкий ответ. Потом разговор становится громче, открывается дверь.
– Почему ты на ее стороне?
– Я нет. Но, если я узнаю, что ты это сделал, не жди, что я поддержу тебя только потому, что ты мой сын. То, что с ней случилось, просто отвратительно.
– То, что она сделала, отвратительно.
– То, что она сделала, она сделала с тобой. А теперь одевайся и спускайся вниз.
Шаги. В ванной наверху течет вода.
Нейт спускается босиком, в красной футболке и джинсах, от него пахнет зубной пастой.
Он потирает рукой шею.
– Я не должен с тобой разговаривать.
– Кто это сказал, декан факультета? Я тебя умоляю.
– Меня могут исключить.
– Может, тебе стоило подумать об этом, прежде чем пытаться разрушить мою жизнь?
Его глаза сужаются.
– Не слишком ли мелодраматично?
– Думаешь, я преувеличиваю?
– Никто не пытался разрушить твою жизнь, Кэролайн. Твоя жизнь прекрасна. Всегда будет прекрасной.
– И что это вообще должно означать?
Его губы сжимаются. Он не отвечает.
– Ты даже не представляешь.
До меня только что дошло, что он не представляет, что наделал.
Когда он сказал, что мы всегда будем друзьями, в какой-то извращенной форме, он имел в виду именно это.
– Ты думаешь, это... как розыгрыш. Как в тот раз, когда вы с ребятами намылили все окна в средней школе или покатили машину футбольного тренера в парк и оставили ее на вершине. Ты что, засиделся допоздна с шестью пакетами пива, дрочил на порно, а потом подумал, я должен пошутить над Кэролайн?
– Кто-то украл мой телефон, – бормочет он.
– О, чушь собачья. Это такая гигантская дымящаяся куча дерьма, что я даже не собираюсь... Боже мой! Ты это сделал, не так ли? Ты думал, что сможешь это сделать, и это будет просто смешно, или потрясающе, или то, что я заслуживаю этого. Ты же не думал, что это испортит мои шансы поступить в юридическую школу. Разрушит мои отношения с моим единственным живым родителем. Ты не знал, что это приведет к тому, что я не смогу спать месяцами, не смогу смотреть на парня, не вздрагивая, не смогу натянуть футболку утром, не подумав: – Неужели это делает меня похожей на шлюху? Я подумывала о том, чтобы сменить имя, Нейт. Мне звонят незнакомые люди и говорят, что хотят воткнуть лезвие бритвы мне в киску. Вот что ты выпустил на волю. Это и миллион других ужасных вещей. Я хочу знать почему.
– Я этого не делал.
Голос у него тихий, сдавленный. Это ложь, наглая и нелепая ложь, которую он бросил здесь, в пространстве между нами. Слишком жалко даже для того, чтобы подкрепить это громкостью, языком тела, чем угодно.
– Ты сделал это.
Он пожимает плечами.
– Ты жалок, – говорю я. Потому что так оно и есть. Он такой жалкий. Прячется за своей ненавистью, смотрит на меня сверху вниз, смотрит на Уэста сверху вниз. – Мне жаль тебя.
– Ну ты и стерва.
– Почему? Почему я стерва? Это потому, что я порвала с тобой? Потому что я стою здесь? Потому что я не позволила тебе засунуть свой пенис мне в задницу? Я была добра к тебе, Нейт! Я любила тебя! В течение трех гребаных лет я делала для тебя все, что могла придумать, а потом ты отплатил мне этим. Я хочу услышать от тебя, что, по-твоему, я сделала, чтобы заслужить это.
– Ни хрена я тебе не скажу.
У него такое упрямое выражение лица, жаль, что его мама не видит его прямо сейчас. Честное слово. Он выглядит как четырехлетний ребенок.
Он мальчик, слишком упрямый, чтобы сказать мне правду, слишком инфантильный, чтобы понять последствия своих поступков.
Он ненавидит меня, потому что может.
Потому что ему это разрешили.
Потому что он мужчина, он богат, он привилегирован, и мир позволяет ему выходить сухим из воды.
Больше нет. Жизнь, которую разрушают эти снимки? Не будет моей жизнью.
– Приятного отдыха, – говорю я ему. – Наслаждайся оставшейся частью семестра. Это будет твой последний год.
И я вижу это в его глазах – страх.
В первый раз Нейт боится меня.
Мне это нравится.
Когда я сажусь в машину, хлопающая дверь погружает меня в тишину.
Не знаю, что мне делать с Нейтом, поддержит ли меня администрация в борьбе с ним, есть ли какой-нибудь способ преследовать его легально, уголовный процесс, гражданский процесс. Я немного покопалась в интернете, но до этого месяца я не хотела думать о борьбе, поэтому я действительно не думала о том, как будет выглядеть этот бой. Сколько времени это может занять. Чего я вообще хочу от Нейта теперь, когда снова позволяю себе хотеть чего-то.
Сегодня не тот день, когда я буду беспокоиться об этом. Сегодня есть и другие невозможности, о которых нужно думать.
Уэст уезжает, а я люблю его.
Я не могу этого изменить. Я могу только найти способ помочь ему справиться с этим.
Я свернула с подъездной дорожки и направилась к дому отца.
Мне нужно попросить его об одолжении, и он единственный, кто может мне помочь.
***
– Мне нужно, чтобы ты вытащил моего парня из тюрьмы.
Это предложение, которое я никогда не ожидала произнести кому-либо, а тем более отцу, но оно вырвалось сразу, плавно и легко.
