Текст книги "Проснись, моя любовь"
Автор книги: Робин Шоун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
Глава 23
Матрац прогнулся. Элейн перекатилась следом, рука потянулась к теплому мускулистому телу. Но как только она дотронулась до него, он выскользнул прямо из-под пальцев. Она распахнула глаза.
Чарльз стоял около кровати и потягивался. Элейн залюбовалась силой и игрой мускулов.
– Красивый здесь именно ты, – прошептала она.
Он повернулся. Улыбка осветила сильно загоревшие черты его лица.
– Ну спасибо, миледи, хотя возьму на себя смелость не согласиться. Я пытался не разбудить тебя. Возвращайся спать. – Синие глаза озорно сверкнули. – У тебя была трудная ночь.
Элейн покачала головой. Волосы заскользили из стороны в сторону по шелковой наволочке. Она не хотела спать. Картины черной сожженной плоти и проповеди Мэтью наводняли ее сны.
– Тогда давай вместе примем ванну и позавтракаем. Позже мы можем поехать посмотреть, как идет ремонт в домах арендаторов.
Вдвоем, подальше от угроз миссис Боули! Элейн хотела было поддаться сиюминутному порыву радости, однако схватила покрывало. Для застенчивости немного поздновато, однако в холодных лучах утра было унизительно осознавать свои маленькие недостатки – небритые ноги и безудержные реакции. Чарльз наклонился и поднял длинную шелковую ночную рубашку с пола. Элейн с благодарностью приняла ее, изгибаясь и ерзая под шелковым покрывалом. Когда она начала падать с кровати, то взвизгнула от возмущения.
Чарльз поймал Элейн, прежде чем та скатилась на пол, задницей вперед, в лавине шелка. Он слегка поцеловал ее в губы, один из трех marmas, как теперь она знала.
– Не стоит бороться за то, что я сам охотно отдам, – пробормотал он.
Элейн попыталась отпрянуть, но Чарльз просто притянул ее поближе. Поцелуй углубился, вовлекая губы и язык. Она позабыла о таких несущественных вещах, как небритые ноги, погружаясь в пучину одной из своих безудержных реакций.
Чарльз ласкал ее женскую сущность; подушечки кончиков пальцев были шершавы в противовес ее гладкой, упругой плоти. Следующий миг принес резкий хлопок – жалящее приложение этой теплой, мозолистой руки пришлось поперек упругой кожи ее обнаженных ягодиц.
Элейн взвизгнула и отскочила, освобождаясь. Чарльз засмеялся. Она обернула длинную шелковую ночную рубашку вокруг тела и прошла на негнущихся ногах к соединяющей двери. Губка чувствовалась… там, теперь, когда Элейн обрела свободу передвижения, если так можно выразиться.
Он дошел до двери раньше Элейн и небрежно прислонился к ней во всем своем обнаженном великолепии.
– Куда направляешься?
Она отвела глаза. Не было ни одной частички, о которой он бы не знал в ее теле, ни одной частички, которую она не знала бы у него. Тогда почему же, стоит ему лишь прикоснуться к ней, и она вспыхивает огнем, тогда как он всегда кажется спокойным и контролирующим себя?
– Принять ванну.
Его глаза сверкнули.
– Замечательно. Я как раз сам собирался принять ванну. Ты не присоединишься ко мне?
Элейн бросила выразительный взгляд в угол комнаты. Она прекрасно знала, что Фриц не носил наверх воду для ванной. Над позолоченной японской ширмой не вился пар.
– Вижу, миледи нужно убедить.
Он аккуратно сдернул длинную шелковую ночную рубашку с ее тела. Комната наклонилась и повернулась. Элейн задохнулась, когда посмотрела вокруг с другой точки зрения – находясь высоко на руках лорда. Она ощущала тяжелый шлейф своих волос, маятником колеблющихся взад и вперед.
– Нет, нет, прекрасная леди, меня это не затруднит, даже если ты станешь весить больше, чем моя лошадь.
Это было подлым. Приуменьшением. Без сомнения, именно так он бы и подумал о ее теле двадцатого столетия.
Чарльз мягко опустил Элейн на ноги позади японской ширмы. Ванны там не оказалось. Она уставилась на дверь, которую скрывала ширма. Мышцы шеи напряглись, чтобы помешать ему поднять ее подбородок.
– Эй, я только дразнился. Ты легкая, как перышко. Я мог бы носить тебя весь день. Я буду носить тебя весь день. Мы оставим лошадей в конюшнях. Я даже впрягусь в седло и уздечку, пойдет?
Интересная мысль. Ехать на нем верхом. В голове всплыла недавняя иллюстрация: прекрасная индийская дева, восседающая на темнокожем индийце.
Теплые губы слегка нажали на ее губы. Элейн отдернула голову. Заботливый взгляд на лице Чарльза быстро сменился недовольством.
– С конями не целуюсь, – надменно произнесла Элейн.
Юмор заискрился в синих глазах.
– У тебя общее с ними только скачки, да?
Он открыл скрытую до этого дверь.
– Пошли, ты, маленькая поклажа!
Глаза Элейн расширились. Она шагнула внутрь. У Чарльза была ванная. Настоящая ванная! С очень незначительными отличиями от аналога из двадцатого столетия. Белый фарфоровый туалет отличался от современного лишь в одном – бачок висел у потолка. Раковина была установлена на деревянной тумбе с зеркалом наверху. Ванна была очень большой. С затычкой. И сливом. У раковины тоже была пробка. И слив. У туалета была цепочка. И рулон туалетной бумаги. Огонь радостно пылал в маленьком камине напротив туалета. Пар поднимался от наполненной ванны.
Чарльз указал на унитаз, основа которого была сформирована в форме дельфина.
– Надо?
Элейн было нужно, но недостаточно сильно, чтобы воспользоваться этим прямо перед ним. Он не испытывал подобных приступов смущения.
Жар распространился по лицу, когда она наблюдала за его небольшими напряженными ягодицами, пока он стоял спиной к ней. Он поднял деревянное сидение. Всплеск воды о воду. Знакомо забулькало, когда он потянул за цепочку.
Он неторопливо склонился над раковиной и вымыл руки. Затем, открыл боковой ящичек шкафа, вынул зубную щетку и жестяную коробочку, похожую на те, в которых раньше продавался зубной порошок. Он высыпал немного белого порошка на ладонь, увлажнил зубную щетку и опустил влажные щетинки в порошок.
И продолжил энергично чистить зубы.
Зубной щеткой.
Элейн в течение прошлого месяца чистила зубы тряпочной мочалкой и мылом. Мало того, что у него была зубная щетка, у него была еще и ванная. С проточной водой и туалетом, более чем в двенадцати дюймах от земли.
Элейн молча пыхтела, разрываясь между смущением от того, что он воспользуется ванной прямо перед нею, и яростью из-за того, что у него была ванная. Все то время, когда она травилась мылом и корячилась над ночным горшком, не говоря уже о том, что от почтовой бумаги выступила сыпь, он…! И Кейти! Служанка проклинала разламывающийся позвоночник, таская воду вверх и вниз для ванны миледи.
Элейн поняла, что Чарльз наблюдает за ней в зеркало, ополаскивая рот со стаканом воды. Повернувшись, он улыбнулся. Холодные огоньки сияли в его глазах.
– Ты могла бы пользоваться со мной всем этим уже больше года, Морриган. Я не ожидал, что ты будешь жить в своей спальне.
Чарльз ступил в ванну и откинулся на бортик, являя собой прекрасную картину сибаритствующего декадента. Не открывая глаз, он властно протянул руку.
– Присоединяйся. Я устал иметь дело с твоими глупыми предрассудками. Ты долго водила нас за нос.
Элейн осторожно приняла руку и ступила в ванну. Вода оказалась немного горячее, чем она любила. Они станут похожими на вареных раков. Она повернулась, опускаясь спиной к затычке, чтобы лицезреть мужчину, который выглядел скорее спящим, нежели бодрствующим. Так обманчиво. Едва тело коснулось воды, как она оказалась аккуратно развернутой и прижатой к волосатому мужскому телу вместо гладкого фарфора. Он обхватил ее за талию и притянул спиной к своей груди.
Они погрузились в молчание. Элейн никогда прежде не принимала с мужчиной ванну, никогда не думала, что такая степень близости могла существовать вне сексуальных объятий. Пар волнистыми узорами поднимался вокруг. Огонь в камине вспыхивал и потрескивал; горящие дрова добавили дымного аромата к густой влажности. Она чувствовала, как поддается горячей воде, мягко плещущейся с боков и около чрева, напряженной груди и живот, ритмично поднимающимся и опадающим под шеей и спиной. Длинные пряди волос, плавающие вокруг, приятно щекотали. Веки опустились. Руки Чарльза стали тяжелее, как будто он, как и она, был убаюкан и собирался заснуть.
– Милорд, я принес горячей во… Милорд!
Глаза Элейн распахнулись. Фриц стоял в дверном проеме, держа ведро дымящейся воды. Элейн подумала, что его лицо такое же красное, какими должны были быть их с Чарльзом телам.
Элейн попыталась встать. Чарльз вернул ее на место, одна рука утешительно скрыла грудь. Она, придав ладони чашевидную форму, прикрыла другое стратегическое место.
– Чувствую, что теперь придется купить одну из этих неприглядных нагреваемых газом ванн. – Чарльз вздохнул. – Однако будь любезен стучаться, прежде чем войти в комнату, Фриц. Морриган, прекрати извиваться. Фриц, закрой глаза и добавь горячей воды, прежде чем эта остынет.
– Но… но милорд, как я могу лить воду с закрытыми глазами?
– Мы дадим тебе знать, если ты ошпаришь нас, Фриц, – сказал Чарльз сухо. – Ради всего святого, приложи мозги! Лей в тот конец, где находятся наши ноги.
Горячая вода шумно полилась в ванну; Элейн отдернул ноги от струи. Лицо Фрица сморщилось так, что он стал похож на куклу-малыша с капустной грядки [23]23
cabbage patch – куклы, которые в середине 80-х годов прошлого века произвели на рынке США настоящий фурор. «Капустный ребенок» ростом примерно сорок сантиметров, с виниловой головой, мягким телом, которое легко стирать, и волосами из толстых крученых ниток.
[Закрыть]. Элейн последовала его примеру и закрыла глаза. Маленькая, мстительная часть души ликовала, что камердинер должен был носить горячую воду для ванны милорда.
Это меньшее из того, что ему следовало бы вытерпеть за то, как он обращался с Кейти.
– Молодец. А теперь подай мне мыло и тряпку. – Рука, обнимающая талию Элейн, поднялась. Незащищенная плоть покрылась гусиной кожей. Особый аромат, который она привыкла ассоциировать с Чарльзом, окружил ее.
– Нет, имей немного воображения, Фриц. Мы же не хотим, чтобы ее светлость пахла сандаловым деревом, не так ли? Дай нам что-нибудь менее пахучее.
Несколько секунд спустя дверь закрылась. Чарльз откровенно вздохнул. – Какая жалость. Я бы мог оставаться здесь весь день. Однако осмелюсь предположить, что Фриц скорее умрет, чем принесет нам еще раз горячей воды. Приступим, миледи.
Элейн переместили в сидячее положение.
– Приподними волосы. – Он намылил ее спину и плечи, сразу за мылом последовало освежающее прикосновение влажной мочалки. Бесцеремонно повернув ее в ванне так, что она оказалась лицом к нему, он энергично вымыл ей руки и груди. – Приподними ногу.
Элейн смиренно приподняла небритую ногу.
– Другую.
Когда она начала вырываться, он кротко позволил ей ускользнуть к крану.
– Потом. У нас целый день впереди. Кстати, в следующий раз, когда ты захочешь удалить любые волосы, я бы посоветовал тебе пользоваться депилятором. Это намного эффективней и намного безопасней.
Элейн стала краснее рака. Итак, он заметил. Она вспомнила его блуждающий язык. Как же он мог не заметить? Более безопасно для кого? Она размышляла, поглощенная воспоминаниями о банальной работе, проделанной с ее подмышками лезвием опасной бритвы. Для него или для нее?
Было довольно смешно наблюдать, как Чарльз моет подмышки, грудь, высовывает сначала одну волосатую ногу, затем другую. Он встал на колени и намылил гениталии. Элейн с интересом наслаждалась первым беглым знакомством с необрезанным мужчиной.
Хорошо, она уже видела этого мужчину, более чем видела, но то было в состоянии возбуждения, когда он выглядел почти таким же, как и обрезанный человек. Он оттянул крайнюю плоть и промыл головку под карманом кожи.
Чарльз сел обратно в воду.
– Теперь ты.
Элейн уставилась на него с непониманием.
– Приступай.
Элейн поднялась на колени для самого всестороннего мытья, которое у нее когда-либо было. Она поежилась, когда он настоял на мытье абсолютно повсюду – и между губами, и между ягодицами. Когда ее сполоснули к его удовлетворению, она с благодарностью опустилась назад в воду.
– Нет. – Немедленно он ухватился за ее бедра, ставя обратно на колени. – Ты ничего не забыла?
Он проник рукой между ног и потянул. Губка заскользила, натягивая по пути чувствительную кожу. Было такое чувство, будто она увеличилась раза в два по сравнению с тем, какой была вчера вечером. Губка застряла на выходе, напоминая собой тампон, вот почему Элейн никогда ими не пользовалась. Они просто были не той формы, чтобы выйти.
Его глаза сузились. Он мягко дернул за ленту и слабо улыбнулся продолжающемуся сопротивлению. Чарльз поднял другую руку и слегка коснулся той части Элейн, которую хвалил вчера вечером за то, что та была полностью готова для него.
– Не сопротивляйся, любимая, – прошептал он.
Синие глаза пронзали ее взглядом, говоря об еще больших количествах губок, удовольствиях, которые будут, удовольствиях, которые предоставила эта губка. Элейн разомлела. Губка легко вышла. Аромат лимона окружил их. Он ополоснул ее бедра, смывая остатки спермы, вытекшие вместе с губкой, затем наклонился и погрузил свою голову в ее влажную плоть. Чарльз глубоко вдохнул, перед тем как резко начал вставать, доставая их обоих из воды.
Он был в таком состоянии, когда обрезанные и необрезанные мужчины выглядят одинаково.
У Элейн пересохло во рту.
Чарльз усмехнулся.
– Не будет ли удивлена кухарка, если в следующий раз, когда она подаст тарталетки с лимоном, я изнасилую тебя прямо на обеденном столе?
Он отправил Элейн в ее комнату, чтобы Фриц мог побрить его.
– Я не доверяю Фрицу с бритвой, когда ты рядом.
Элейн, полусонная и мечтательная, позволила Кейти одеть себя. Угроза того, что она снова услышит враждебно голос Морриган, поблекла. Сексуальное насыщение было эффективнее принятия валиума. Не то, чтобы она когда-либо принимала это лекарство. Его принимала секретарь Элейн, и казалось, что ту ничто не может обеспокоить.
Кейти зашнуровала корсет Элейн.
– Ммм, мэм, это, должно быть, новые духи от лорда? Они пахнут очень хорошо. Как лимоны, точно.
Тело Элейн стало ярко-красным. Стало легче, когда Чарльз вошел, чтобы сопроводить ее в столовую. Облегчение было недолгим. Боули собрались за столом для завтрака.
Мэри подняла голову при их приближении. Она бросила взгляд на буфет.
– Ммм, лимонные тарталетки! – вскричала она нетерпеливо. Она вскочила на ноги и побежала к буфету. – Я чувствую запах лимонных тарталеток! – кричала она раздраженно. – Я уверена, что чувствую запах лимонных тарталеток!
Чарльз прыснул со смеху.
Мистер Боули обезглавил лосося и отправил голову в рот.
– Возможно, они готовят тарталетки к чаю, дорогая.
Чарльз расхохотался. Элейн сердито посмотрела на него. Он смеялся, пока слезы не потекли из глаз. Боули уставились на него так, как будто он сошел с ума. Затем они пристально посмотрели на Элейн, как будто это она заставила его потерять рассудок.
Она развернула свою салфетку и поместила ее на колени. Чувствуя страшную потребность взбодриться, она проигнорировала предполагаемую любовь Морриган к чаю и потянулась к кофейнику.
– Миледи! – Лакей Джейми опустился на колени возле стула.
Элейн с удивлением взглянула на человека в парике. Даже учитывая, что она была в этом столетии меньше месяца, она была уверена, что лакея при исполнении служебных обязанностей считали немногим большим, чем предметом мебели. Таким же глухим и немым.
Боули замолчали, застыв с разинутыми ртами. Брови Чарльза поднялись.
– Миледи, вы уронили это.
Лакей протянул свернутый листок бумаги.
Элейн неуместно вспомнила комментарий Кейти о том, как глупо смотрятся лакеи в своих париках.
Боули с любопытством уставились на Элейн. Лицо Чарльза приняло холодное отстраненное выражение; уголок губы приподнялся к шраму. Лакей упорствовал, хладнокровно протягивая записку.
Сейчас ты должна понять, если ты не дашь мне то, что я хочу, я продемонстрирую лорду Арлкотту, что ты – не я.
Как она могла забыть последнюю записку? Элейн выдавила улыбку на своем лице.
– Спасибо. – Она оцепенело взяла чертов листок бумаги.
Лакей легко поднялся на ноги и вернулся на свое место у буфета, будто разрушение жизней входило в его ежедневные обязанности. «Почему прислуга лорда не могла быть немного менее квалифицированной?» – холодно размышляла она. Если бы лакей не заметил записку, то и Элейн не заметила бы ее. Кроме того, почему лакей не мог следовать этикету слуги и оставаться немым, выполняя свои обязанности?
Пять пар глаз выжидающе уставились на нее. Она недолго поиграла с идеей открыть записку и громко зачитать ее вслух. Поступив таким образом, было бы легко установить личность Морриган. Злоумышленником будет тот, кто не удивится. Кроме того, могло сработать противоположное правило, как в телесериалах типа «Перри Мэйсон» и «Коломбо». Преступником мог оказаться и тот, кто удивился бы больше всех. В этом случае Элейн все равно получила бы ответ. Она только сомневалась, когда точно закончится удовлетворение от него: до или после ее заточения в Бедлам.
– Что это? – спросил Чарльз, тон его голоса всецело соответствовал статусу лорда. Он звучал так, словно они не провели бесконечные часы, разделяя бесконечный экстаз.
Кое-кому действительно стоило задуматься над тем, что сделал бы Арлкотт, если бы решил, что его жена считает себя кем-то другим..
Элейн чувствовала себя так, будто вот-вот разобьется вдребезги.
– Ничего. Я сделала список вещей для… для Кейти. Думаю, что выронила его. Извините меня. Я должна позавтракать. – Она предполагала, что это была самая длинная речь, которую она произнесла вне пределов досягаемости Кейти и рук лорда.
Чарльз присоединился к Элейн у буфета. Она проигнорировала холодный вопросительный взгляд, наполняя тарелку яйцами, колбасой, беконом, ветчиной, жареным лососем и теми уродливыми темными глыбами, которые смотрелись и пахли, как прогорклая куриная печень. Машинально она положила сверху несколько булочек.
– Пожалей немного Джаспер. – Чарльз взял ее наполненную тарелку и заставил свою пустую тарелку проскользнуть в ее холодные пальцы. Положив булочку на пустую тарелку, он схватил ее за руку и подвел обратно к стулу.
Элейн села и методично съела булочку, поочередно потягивая кофе и пережевывая куски. Она в удивлении посмотрела вниз на свою правую руку. Она была пуста. С тем же удивлением Элейн глянула на чашку и тарелку. Они также были пусты. Она посмотрела на левую руку.
Левая рука была пуста.
Ее пристальный взгляд обратился к Чарльзу. Он потягивал кофе и наблюдал за ней. Кучка пищи на его тарелке фактически была нетронута.
Тарелка.
Записка.
Элейн подняла тарелку.
Записка была в левой руке, той руке, в которой она держала тарелку.
Заполненную тарелку. Тарелку, которую взял он.
Записка у Чарльза.
Дикие волны паники накатывали на Элейн с увеличивающейся скоростью.
Как глупо с ее стороны. Как умно со стороны Морриган.
Как умно со стороны лорда.
Элейн, спотыкаясь, встала на ноги. Если она сейчас же не ретируется, то или упадет в обморок, или закричит, или с ее удачей, произойдет и то, и другое.
– Пожалуйста, извините меня. Я должна… – Что она должна была делать? Паковать вещи для Бедлама? – Извините меня.
Она ожидала, что теперь, когда игра закончилась, будет испытывать небольшое облегчение, но его не было. Только океаны паники и огромное чувство потери.
Элейн направилась через зал и вверх по лестнице. К тому времени, когда она достигла коридора, она уже бежала, настолько быстро, насколько позволяла эта проклятая, покалеченная, небритая нога. Она распахнула дверь спальни.
Большой шкаф был открыт. Платья устилали пол и кровать, как мертвые солдаты на поле битвы. Очертание черной спины, пятясь, вылезало из платяного шкафа.
Элейн перехватило дыхание.
– Ты!
Хэтти свирепо глянула на Элейн.
– Это была ты! – сказала Элейн неожиданно неуверенным голосом. Глаза старухи были стары, слишком стары. Как эти глаза могли быть зеркалом двадцатиоднолетней девушки?
– Да, я та, кто расскажет им. Ты сама дьявол во плоти, и я не позволю тебе больше быть таковой! Где они, я спрашиваю?
Нет, старая карга не была Морриган. А существовала ли Морриган вообще? Не могли ли все эти вещи быть проделаны сумасшедшей старухой, одержимой местью? Может, Элейн запугивали Хэтти и группка христианских пропагандистов девятнадцатого столетия?
– Где они, я спрашиваю. – Хэтти пылала праведным гневом. – Ты отдашь мне свои орудия дьявола, Морриган, а затем станешь моей. Да, я позабочусь о тебе, введенная в заблуждение дьяволом душа, и мы вернем тебя обратно родне. Кайся, Морриган, кайся во имя Бога и оставь орудия сатаны.
Элейн почувствовала, как смех наполняет ее. Это была Хэтти. Весь этот спектакль был работой Хэтти! Для того чтобы вернуть господство над своей «бедной» маленькой овечкой с введенной в заблуждение «дьяволом» душой.
Старуха вертелась в знакомом движении вонючих черных одеяний. Элейн инстинктивно отступила. Хэтти переключила свое внимание на ряды туфель, заполнявшие нижнюю полку большого шкафа. Вспышки желтого, красного, черного, белого и синего потрясали воздух; каждая туфля несколько раз перетряхивалась, прежде чем быть отброшенной в сторону к груде остальных вываленных вещей. Элейн наблюдала с растущим скептицизмом и гневом.
Хэтти в ярости обернулась к Элейн. Ее старческие слезящиеся глаза пылали как тлеющие угли.
Элейн инстинктивно отскочила. Безумие Хэтти было намного более опасно, чем воскрешение Морриган.
Хэтти приблизилась лицом к лицу с Элейн.
– Где они находятся, ты, дьявольское отродье? Я не оставлю тебя, пока не получу их, слышишь? Тебе не убежать снова от Хэтти! Больше никогда! Ты слышишь, Морриган, девочка, я не позволю тебе снова стать плохой!
Хэтти назвала ее Морриган. Снова.
– Ты сумасшедшая, – прошептала Элейн, не реагируя на дурной запах изо рта. Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет Хэтти. Пусть все эти козни окажутся работой сумасшедшей старухи, помешанной на спасении молодой хромой девочки. Ведь могло быть так. Возможно, Элейн разговаривала во сне. Возможно, она называла себя Элейн. Возможно, она просилась в другое время. К другому мужчине.
Она назвала меня Морриган.
Утреннюю тишину огласил громкий звук удара руки о щеку Элейн.
– Ты не будешь называть меня сумасшедшей, поняла? Я не позволю тебе оскорблять меня!
Это было так знакомо. Ругань. Удары. Борьба за превосходство.
Элейн уткнулась носом в лицо старухи.
– Убирайся отсюда! Все вы, возвращайтесь обратно, откуда пришли!
– Да, тебе хотелось бы этого, не так ли? – торжествовала Хэтти. – Тогда бы ты могла практиковать свои дьявольские привычки и думать забыла о божественном спасении! Отдай мне свои орудия и тебе станет легче, Морриган, девочка.
Элейн сменила тактику.
– Кто хочет их, Хэтти? Кто хочет эти мои орудия?
– Преподобный, он хочет их! Ты никогда не спасешься, если не бросишь привычки сатаны.
– Кто писал записки, Хэтти? Это ты подбрасывала их, не так ли? Кто еще хочет, чтобы я отдала свои орудия?
– Мы все, богобоязненные христиане! – выкрикнула Хэтти. – Мы все хотим, чтобы ты оставила свои дьявольские привычки!
Чарльз быстро просмотрел записку. Он почувствовал себя так, будто гигантский кулак сжал его сердце.
– Еще одна записка, милорд? – Шарик хлеба выстрелил в его колени.
Чарльза внезапно охватил гнев. Это была их вина. Ничего бы из этого не произошло, если бы они не навязали свое нежелательное присутствие ему и его жене.
Его жена.
Боже.
– Убирайтесь отсюда! – Его голос прозвенел кристально чисто над чавканьем четверки.
Они вели себя так, будто он и Морриган выставлены в Кристалл Пэлас [24]24
Кристалл Пэлас – огромный выставочный павильон из стекла и чугуна. Построен в 1851 в Лондоне для «Великой выставки». Сгорел в 1936 г.
[Закрыть].
– Все вы. Я хочу, чтобы вы уложили вещи и сели в экипаж в течение часа.
Боули обрадовался.
– Конечно, милорд.
– Морриган снова взялась за старое, папа? – радостно спросила Пруденс.
– Вы запрете ее на сей раз?
– Молчать! – Чарльз отодвинул стул из-за стола. – Немедленно заткнитесь и убирайтесь к черту из моего поместья! – Он впился взглядом в двух пожилых Боули. – Я не вернул бы таким как вы и бешеную собаку.
Глаза миссис Боули сузились.
– Вы…
– Миссис Боули, прошу вас, – сказал Боули самодовольно. – Позвольте мирно уладить этот вопрос. Если бы вы выслушали, чтобы принять решение…
– Я говорил вам, тут нечего решать, – холодно парировал Чарльз. – Морриган остается со мной.
Маленькие беличьи глазки Боули заблестели.
– Милорд, вы не понимаете, что говорите. Она сама себе пишет записки, разве нет? Преподобный …
– Действия моей жены вас не касаются.
– Это касается каждого богобоязненного христианина. Морриган безумна! – вскричал Боули. Более спокойным тоном он добавил. – Преподобный думал, что брак подавит наклонности, вызванные девичьими фантазиями. Но этого не произошло. Позвольте ей вернуться к жизни целомудрия, где она могла бы очистить себя.
Губы Боули посинели, видимый признак того, что человек страдал сердечной недостаточностью. Лакей чопорно стоял позади него. Эта беседа без сомнения станет развлечением для слуг на много дней вперед.
Чарльз глубоко вздохнул.
– Джейми, вызови Джона, чтобы проводить мистера Боули в его комнату. Они должны быть собраны и выставлены вон в течение часа. Это понято?
– Да, сэр.
Он встал. Боули уставились на него с различными выражениями на лицах: миссис Боули – с гневом, Мэри – с опаской, Пруденс – со злостью.
Чарльз подумал, что должен испытывать удовлетворение. На этот раз именно происходящее привлекло их внимание, а не еда на тарелках.
– И, Джейми, пошлите Кейти к миледи.
Достигнув спальни Морриган, Чарльз обнаружил подходящую жертву, на ком можно было выместить свой гнев, – Хэтти. Старая ведьма стояла нос к носу с его женой, выкрикивая христианскую ерунду. Приданое Морриган в беспорядке устилало пол.
Хэтти метнула взгляд за спину Морриган.
– Держись подальше от этого, сассенах! Это принесет пользу душе Морриган! Дьявол со своими помыслами сделал ее сумасшедшей!
– Я говорил тебе сидеть в своей комнате, пока находишься в моем доме. Убирайся отсюда к чертовой матери!
Хэтти бросила на Чарльза злорадный взгляд, прежде чем удрать из комнаты как черный таракан. Дверь защелкнулась.
Морриган повернулась. Ее лицо было белым. Пять красных отпечатков пульсировали на левой щеке.
Кулак, стискивающий сердце Чарльза, сжался сильнее.
Он протянул записку.
– Я бы посоветовал тебе объяснить это, – произнес Чарльз.
