Текст книги "Проснись, моя любовь"
Автор книги: Робин Шоун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
Элейн гадала, какая муха укусила Фрица? Сразу же вспомнилась песенка, которую любила напевать ее секретарша, смысл был в том, что женщина нуждается в мужчине как рыба в велосипеде.
– И он сказал, что мне не подобает все время к нему бегать. Он не хочет меня!
Кейти разразилась шумными слезами. В Элейн проснулся материнский инстинкт, который она каждый раз подавляла в себе. Она обняла Кейти и позволила служанке рыдать у нее на плече. Произнося успокаивающие слова, она гладила, сминая рукой громоздкий домашний чепец, чтобы коснуться головы под ним, затем накрахмаленным белым платочком промокнула несколько собственных слезинок.
Несколько долгих минут леди удерживала служанку. В конце концов, Кейти выпрямилась, вытащила из переднего кармана тряпочку для вытирания мебели и высморкалась в нее. Их окутало облако пыли. Элейн вытерла щеки, убирая следы слез.
Кейти шмыгнула носом и положила тряпку для пыли обратно в карман.
– Прошу прощение, мэм, за то, что я так плохо справляюсь со своими обязанностями. Мистер Фриц был прав. Я знаю, я необразованная. Но это не причина, чтобы вам так мучиться со мной.
– Безусловно, мистер Фриц не прав, – уверенно сказала Элейн. – Кейти, ты меня удивляешь. Мы, женщины, должны держаться вместе, ты знаешь. Ты прекрасная служанка леди. Никогда не позволяй мужчине принижать себя. Женщины никогда добьются равноправия, если не будут отстаивать свою независимость.
В выразительных карих глазах Кейти расцвел взгляд, подающий надежду. Элейн подавила усмешку. Возможно, только что она заронила первые семена женской борьбы за равноправие.
Кейти застенчиво склонила голову.
– Вы знаете, мэм, я и вполовину не думала о вас такого, пока не уехала Хэтти. Вы никогда не говорили с нами, слугами. Вы всегда обращались с нами так, как будто нас нет. Не то, чтобы это было неправильным, нет! – поспешно заверила Кейти Элейн. – Но только милорд, он был так добр, и мы – то есть я и другие слуги – хотим, чтобы у него была леди, которая тоже была бы добра к нему, если вы понимаете, что я имею в виду.
Кейти протянула руку и быстро пожала руку Элейн.
– Я только хочу, чтобы вы знали, что мы думаем, что вы восхитительная леди, даже с такой хромотой, и мы так рады, что лорд женился на вас!
Элейн не знала, что она получила – комплимент или оскорбление?
Служанка вскочила с кушетки.
– О, уже время обеда! Позвольте мне уложить ваши волосы, миледи? Они выглядели такими великолепными во вчерашней прическе.
Боули были все в сборе, когда Элейн присоединилась к ним. Все четверо Боули.
Она замерла на пороге маленькой комнаты для завтрака, которую использовали для неофициальных приемов пищи.
Чарльз поднял глаза, легкая улыбка озарила его лицо.
– Морриган!
Вскочив с места, он втащил ее в комнату и усадил на противоположном конце стола.
Стул был гораздо жестче, чем тот, на котором Элейн сидела в своей комнате.
Она поморщилась.
Нагнувшись, Чарльз поцеловал ее в шейку.
– Мне нравится эта прическа. Она оставляет так много для обозрения.
И касания – это можно было не добавлять.
Теплая дрожь от легкого контакта быстро умерла под надзором четырех пар глаз. Миссис Боули. Мэри. Пруденс. И… мистера Боули.
Черные крысиные глаза смотрели на Элейн с очевидным неодобрением, как собственно и все Боули. Нет, не совсем так. Глаза Пруденс были полны самыми разнообразными эмоциями. Злобой. Ненавистью. Завистью.
Может, Морриган переселилась в тело Пруденс?
Она должна быть одной из трех: миссис Боули, Мэри или Пруденс. Слишком много совпадений. Пока они не заявились, Морриган, если можно так выразиться, не проявляла себя.
Легкий холодок пробежал вдоль позвоночника Элейн.
Она не обязательно одна из трех, с дурным предчувствием подумала Элейн.
Глаза Хэтти горели ненавистью, когда она выходила из экипажа. Миссис Боули говорила, что Хэтти рассказала им возмутительные вещи относительно Морриган. Но Элейн не сделала ничего возмутительного. Хэтти бездоказательно обвинила Элейн в мастурбации. Может быть, это Хэтти? Все ли это время Хэтти была Морриган?
Какой аппетит уцелеет при взгляде на сморщенного мистера Боули! Элейн с отвращением уставилась на еду, которую лакей положил ей на тарелку.
– Ты пристрастилась к дурным привычкам, Морриган. Долго спишь. Заставляешь слуг бегать за тобой, будто ты важная дама. Я не так тебя воспитывала.
Элейн рассматривала пожилую женщину. Она была полна злости так же, как и Хэтти. А чем плоха мысль прикинуться истовой христианской женой? Тогда, может это миссис Боули?
Может быть, Морриган заменила одно «старое толстое тело» на другое?
– Возможно, Морриган вернулась к своим старым штучкам, мама, – злонамеренно сказала Мэри. – Она, наверно, отсутствовала всю ночь, танцуя вокруг грибов.
Может, это Мэри?
Элейн совершила полный круг. Она заерзала на стуле, ей сильно не хватало комнатной подушки. Напасти лучше всего встречать в комфорте.
– Как поживает ваш бык, Боули?
– Он замучил вашу телку, милорд.
Вилка выпала из пальцев Элейн. Тотчас подскочил лакей, который поднял вилку с пола и заменил ее новой. Элейн неуверенно улыбнулась. Одна сторона рта слуги, которая была не видна присутствующим за столом, приподнялась в улыбке. Но она так быстро угасла, что Элейн осталась в недоумении, не привиделась ли ей эта ободряющая полуулыбка.
– Морриган была всегда неуклюжей девчонкой, – тихо сказал мистер Боули. Он приложил ко рту салфетку, закрыв ею лицо, и в течение секунды были видны только его плешивая лысина на макушке, крысиные глаза и бакенбарды. – Что касается моего джентльмена коров, то он несомненно лучший кавалер во всем Корнуолле. На днях лорд Тэллери лично приехал на него посмотреть. Я помню, вы и сами отметили его «достоинство».
Элейн подавилась куском хлеба. Мэри хихикнула.
– Действительно, Боули, – резко прервал Чарльз. – Мне кажется, что такая беседа едва ли уместна за столом. Я разговаривал с доктором сегодня утром. Он считает, что через день-другой вы будете в состоянии вынести дорогу. Я уверен, вы с предвкушением ждете возвращения в Корнуолл.
– Уверен, моя племянница ждет этого с таким же нетерпением.
Глаза Чарльза сверкнули.
– Убежден в этом, – ответил лорд.
«Будь ты трижды проклят, – подумала Элейн. – Жду не дождусь, когда увижу тебя, ублюдка-педофила, в последний раз».
Остаток обеда прошел в тишине. Мистер Боули был совершенно уверен, что лорд, наконец-таки, прозрел и решил вернуть Морриган в лоно семьи. А Элейн, созерцая чавканье женской половины Боули, гадала, была ли среди них Морриган?
Вторую половину дня Элейн провела, слоняясь по своей комнате с оригинальным изданием «Гордости и предубеждения» Джейн Остен в руках. Как бы долго она не размышляла обо всем этом, по сути все размышления топтались на одном месте, не находя ответа на бесчисленные вопросы. Как сумела Морриган вернуться, а Элейн не в состоянии это сделать? Как они обе оказались в одном столетии? Почему Элейн не вернули обратно в свое тело? Почему Морриган не вернулась в свое собственное тело?
Мистер Боули не появился за ужином. Элейн с облегчением вздохнула. Чарльз не разговаривал, сидел, спрятанный за цветами и канделябрами, позволяя миссис Боули жаловаться на весь свет. Элейн сосредоточилась на том, чтоб в нее не попали брызги с чужих тарелок.
После ужина миссис Боули по очереди раскритиковала сначала манеры Элейн, затем ее неуклюжесть, потом платье, и, наконец, прическу. Элейн подала ей чашку чая с четырьмя кусочками сахара и сливками. Миссис Боули обвинила племянницу в использовании косметики. Элейн предположила, что она имела в виду загар на лице после пребывания на солнце. Она кратко поспорила, отвечая миссис Боули, почему у нее такой цвет кожи. Кроме этого момента, теперь больше, чем когда-либо, Элейн надлежало слушать и смотреть.
Миссис Боули подробно описывала все промахи и недостатки Элейн, когда ее прервала Пруденс.
– Мама, я все думаю, слышал ли лорд Арлкотт, как Морриган играет на пианино?
– Нет, не слышал, – сказал Чарльз, подойдя к Элейн и положив руки ей на плечи. – Сыграешь, дорогая?
Элейн перевела взгляд с Пруденс на миссис Боули. В глазах девушки горел враждебный огонь. Пожилая женщина была полна наглого самодовольства.
У Элейн было такое чувство, что в любом случае, сыграет она или нет, ничего хорошего не получится.
– Сыграй для лорда, Морриган, – сказала миссис Боули. – Не заставляй его думать, что мы не дали тебе достойного образования.
Чарльз массировал плечи Элейн.
– Я не жалуюсь по поводу достоинств Морриган, поверьте мне, миссис Боули, – горячо заверил он ее.
Жара распространилась от его пальцев к щекам Элейн.
– Но Морриган так чудесно играет, милорд, – заявила Пруденс. – Вы должны настоять, чтобы она сыграла.
– Да, сыграй, Морриган! – Мэри присоединилась к своей сестре.
Послышалась ли Элейн угроза в голосах сестер? Да, сыграй, Морриган, или ты обнаружишь, что не любящий муж ничем не отличается от любящего? Или да, сыграй, Морриган, потому что мы хотим увидеть, какой дурой ты себя выставишь и этим скрасишь наше никчемное существования?
Элейн встала. Чарльз сопроводил ее к пианино и поднял крышку инструмента.
– Тебе дать ноты?
Элейн тряхнула головой. Она и так может выставить себя полной дурой, и покончить с этим раз и навсегда. Элейн не пользовалась нотами почти двадцать пять лет. Она надеялась лишь на то, что ее пальцы не настолько заржавели, как мозги. Кроме того, совершенно очевидно, что Морриган не играла целый год. Даже виртуозным пианистам нужна практика.
Стул был болезненно твердым. Элейн подняла руки и размяла пальцы. Преподаватели говорили ей, что руки, подобные этим, созданы, чтобы играть на пианино. Она лишь надеялась, что они были правы.
Итак, что же сыграть?
Но пальцы знали, что сыграть: последнее произведение, которое она играла на концерте в своей другой жизни. Она неуверенно взяла несколько нот из «Оды к радости» Бетховена, которую в 1970 году Мигель Риос сделал популярной. К середине игры она забыла обо всех сомнениях. К концу – забыла, зачем вообще играет. Последние аккорды прозвучали в сводчатом зале.
Чарльз зааплодировал.
– Браво!
Ответом от выводка Боули явилась гробовая тишина. Элейн рискнула оглянуться и посмотреть. Взгляд Пруденс светился злобой, Мэри казалась подавленной. Миссис Боули выглядела оскорбленной.
Чарльз немедленно распрощался с гостями. Элейн почувствовала огромное облегчение, когда они наконец-то дошли до комнаты. Кейти раздела леди и надела изящную шелковую кружевную ночную сорочку бледно-розового цвета. Она разобрала прическу Элейн, треща без умолку и расправляя все по сотому разу. Как только она закончила, вошел Чарльз, одетый в один халат, который не скрывал его волосатую грудь и такие же волосатые ноги. Он подошел к Элейн и коснулся ее волос.
– Ты устала, не так ли?
– Да.
– Кремом пользовалась?
Элейн бросила отчаянный взгляд на Кейти. Служанка отворачивала покрывала кровати, жадно прислушиваясь к каждому слову.
Чарльз нахмурился.
– Так да или нет?
Элейн смутилась.
– Да!
– Ты вводила его внутрь?
– Да! – зашипела она.
– Я тебе не верю. Ты вертелась весь день, как уж на горящей сковородке. Не беспокойся, я не собираюсь насиловать твое маленькое ханжеское тело. Кейти, ты можешь остаться с миледи на ночь.
Он поднял Элейн с изогнутого кресла.
– Куда ты дела тот крем?
Элейн открыла маленький ящичек туалетного столика.
Он вырвал непрозрачную баночку из ее рук.
– Идем.
Судя по его тону, у нее не было выбора. Он провел ее через соединяющую их комнаты дверь.
– Ложись.
– Я не…
Его взгляд заставил ее замолчать.
– Я сказал, – кратко произнес он, – ложись.
Элейн легла и закрыла глаза. Ночная рубашка оголила ноги.
– Подними бедра.
Элейн неуклюже подняла бедра.
– Раздвинь ноги.
«Да иди ты…» – чуть было не вырвалось у нее. Кровать прогнулась, тело Элейн немного скатилось к нему. Он развел ноги и удерживал их в таком положении, так как она пыталась свести их обратно.
– Уверяю, что как и ты, не испытываю от этого большого удовольствия.
Снова вернулись к «костлявой заднице», с обидой подумала Элейн. Как же мужики непостоянны! Она расслабила ноги, поскольку лорд все равно держал их разведенными.
– Вижу, ты пользовалась им.
Намазанный кремом палец продвигался по тесному, болезненному проходу. Он был холодным, и это причиняло боль. Элейн закусила губу. Палец выскользнул, она расслабила мышцы. Палец вернулся обратно, захватив еще крема. Он проник так глубоко, насколько смог. Элейн откинулась на подголовник. Палец продолжал свою работу, слезы укололи закрытые веки.
– Вот. А сейчас будь хорошей девочкой и возвращайся в свою комнату. Ты ведь туда стремишься, верно?
– Да, – зловредно сказала Элейн. В месте, где только что был палец, возникла резкая боль. Она тут же пожалела о сказанном, но вернуть вырвавшееся слово уже не могла.
Элейн сползла с кровати и опустила ночную сорочку. Он встал, освобождая ей проход.
Черный лебедь. Одинокий.
Элейн представила себя в сумасшедшем доме, в комнате со стенами, оббитыми мягким материалом. Одна.
Она поспешила через соединяющую дверь. Кейти ожидала ее в кровати, уже облаченная в объемную ночнушку и соответствующий чепец. Служанка выглядела сонной. Элейн нырнула под простыни.
Кейти протянула руку.
– Это вам, мэм. Я нашла это под дверью.
В глубине живота Элейн началась слабая дрожь.
Дорогая Элейн,
Ты – шлюха. Мэтью был прав, когда обвинял тебя. Сначала ты путалась со своим дядей, потом с чужим мужем. И, конечно же, сама с собой. Мэтью рассказал доктору, что ты часто развлекалась с собой. Последнее не волнует Арлкотта, но как ты думаешь, что он почувствует, когда узнает, что ты переспала с ним только после того, как тебя возбудил собственный дядя?
Да, думаю, что удивила тебя. Кто это, спрашиваешь ты. Нет ничего из того, что ты делаешь, чего я не могу узнать. Я повсюду.
У Арлкотта он почти такой же большой, как и у «джентльмена коров», не так ли? Но такой суке, как ты, наверняка, нравится это.
– Все хорошо, миледи? Вы ужасно побледнели.
Элейн смяла записку, заставив себя вымученно улыбнуться.
– Все хорошо, Кейти. Прекрасно. Брось это в камин. Давай спать.
Элейн лежала в темноте, слушая, как глубокое дыхание Кейти мерно перешло в тихое похрапывание.
Мэтью знал. Все эти годы, когда он похлопывал ее по заднице и говорил «иди спать», он знал, что ей нужно больше, знал, что она хочет большего. И обратил ее желание и вынужденное самоудовлетворение против нее, заключив ее в сумасшедший дом.
Элейн выскользнула из постели. Соединяющая дверь отворилась без звука. В комнате у Чарльза было еще темней. Большим пальцем ноги Элейн ударилась о деревянную ножку кровати. Она медленно заползла к нему в постель, по щекам текли слезы. Очень, очень осторожно она перемещалась по скользким простыням, пока не натолкнулась на сильное, обнаженное тело. Она приютилась за мужской спиной.
Почти тотчас же это сильное, обнаженное тело развернулось, мускулистые руки притянули ее к себе. Руками и ногами Элейн обхватила Чарльза, уткнувшись лицом ему в грудь, чувствуя животом горячую и ожившую плоть.
Чарльз зарылся в ее волосы и поцеловал за ушком. Он вздохнул. Она вздохнула. Оба погрузились в сон.
Глава 22
На следующее утро Элейн проснулась слишком поздно, Чарльз уже давно встал, его место в кровати пустовало.
Она нехотя поднялась и вернулась в свою комнату. Кейти приготовила для миледи ванну с горькой солью. Промежность больше не горела и не пульсировала, поэтому Элейн решила обойтись без крема.
Кейти принесла в комнату завтрак. Сняв крышку, служанка тотчас воскликнула:
– Смотрите, миледи, еще записка! Вам не кажется, что один из лакеев запал на вас?
Элейн схватила записку.
– Не будь такой глупой!
– Но кто-то же ведь пишет их. Это точно не я. Если это лорд, то он попросил бы меня передать ее вам. Знаете, лучше всего я расскажу об этом мистеру Фрицу. Он наверняка в курсе, кто это делает!
– Ни в коем случае! – воскликнула Элейн, поспешно добавив, дабы отвлечь внимание служанки: – Кстати, о Фрице. Как у вас обстоят там дела? Вы уже поцеловались и помирились?
Кейти понуро склонилась головой.
– Мистер Фриц никогда не целовал меня. Он сказал, что ему негоже якшаться со мной, находящейся ниже его по положению да и во всем остальном. Из этого не получится ничего хорошего, сказал он.
– Тебе следует забыть Фрица, Кейти, – строго сказала Элейн, немедленно вспомнив себя и Мэтью. – Я думаю, вы не подходите друг другу, – небеса свидетели, она знала, о чем говорит. Фриц никогда не оценит бьющих через край эмоций служанки. Если девушка попытается изменить свою натуру, это просто убьет ее. – Я считаю, тебе следует найти симпатичного лакея. Вон их сколько вокруг, есть из кого выбирать. Тебе не кажется, что все они очень даже ничего?
– Мне кажется, в этих париках они выглядят ужасно глупыми. Да к тому же они с таким напыщенным видом разгуливают по комнате для слуг. А мистер Фриц, он никогда не важничает. И рассказывает такие интересные истории о тех временах, когда они с лордом боролись против язычников.
«Мистер Фриц никогда не ходит с важным видом, потому что ему нечего выставлять, – кисло заметила Элейн. – И рассказывает такие интересные истории о том времени, когда был вместе с лордом, потому что в его жизни не было больше ничего значимого». Но Элейн благоразумно воздержалась от высказывания своего мнения. Чарльз, без сомнения, любит его. И в тот день Фриц помог ей избавиться от Хэтти. Возможно, он был гораздо человечней, чем она думала о нем до сих пор. Пока Кейти прибиралась в комнате, Элейн прочитала послание.
Дорогая Элейн!
Не помню, говорила ли я тебе, что ты умерла?
Записка выпала из рук и упала в чашку с чаем, Элейн быстро выудила ее обратно. Буквы растекались по странице.
В твоем времени удивительный транспорт. Ваши поезда работают не на пару.
У них три рельса вместо двух. Но ты, без сомнения, лучше меня знаешь обо всем этом. Я сбежала из больницы.
Люди в вашем времени так же наивны, как и в моем. Это было легко. Я предложила одному санитару сделать то, что делала дяде Джону. Я задаюсь вопросом, делала ли ты это с моим мужем? Во всяком случае, из больницы я вышла. Мне не понравилось твое время, Элейн. Но ты не сможешь в него вернуться. Я проверяла. Когда я прыгнула на третий рельс – да, я знала, к чему это приведет, – я со всей мочи пыталась вернуть тебя в твое тело. Но ты сопротивлялась. Поэтому я нашла себе другое тело. Тебе не терпится узнать, чье же оно?
Сейчас ты должна понять, если ты не дашь мне то, что я хочу, я продемонстрирую лорду Арлкотту, что ты – не я. Между прочим, должна похвалить тебя за вчерашнее представление. У меня никогда не было времени, чтобы тратить его на такие глупости, как игра на пианино. Я уверена, большинство гадает, как быстро ты стала таким профессионалом. Ты понимаешь, как легко этим будет доказать твое сумасшествие?
У тебя есть кое-что, принадлежащее мне, дорогая Элейн. Это спрятано на дне выдвигающегося ящика. Я хочу вернуть это.
Элейн почувствовала странное ощущение, нарастающее внутри нее. «Это больше всего смахивает на черный вихрь», – отчетливо подумала она. Оно все росло и росло, пока не захватило в плен каждый нерв ее тела. Свет стал слишком ярок. Кейти одернула балдахин кровати, – металлический предмет с лязгом царапнул внутренности Элейн. От запаха яиц и колбасы скрутило живот. Во рту пересохло, как будто стало тесно находиться в этом теле.
Нет пути назад. Никогда. Она в ловушке. Навсегда. В мире без домашнего водопровода. Без центрального отопления.
«Я умерла», – оцепенело подумала Элейн, осознав это каждой клеточкой тела. Тот кошмар, который она пережила, приняв настойку опия, вовсе не был кошмаром. Она пережила собственную смерть. Смерть от сжигающего плоть удара током.
– Мэм? Мэм, все так плохо в записке? Мэм?
Голос Кейти звучал пронзительным эхом. Элейн в ужасе посмотрела на служанку. Неужели ей некуда убежать?
Комната сжималась и уменьшалась на глазах. Из горла готов был вырваться крик отчаяния.
Смутно она поняла, что сейчас у нее начнется истерика. Надо убежать.
Прочь отсюда.
Скомкав записку, она вылетела из комнаты, услышав вслед недоуменное: «Мэм?»
Элейн резко остановилась у подножия лестницы. Миссис Боули хихикала над чем-то в гостиной. Дверь отворилась. Глаза вышедшей Пруденс вспыхнули и сузились.
Может, Морриган наблюдает за ней из тела Пруденс?
Элейн побежала к выходу, лакей едва успел раскрыть перед нею двери. Яркое солнце практически ослепило глаза. Она пробежала мимо конюшен и направилась в рощу. Ей нужно куда-нибудь спрятаться, размышляла она. На время. Пока она снова не придет… в себя.
К тому времени, когда она достигла рощицы, Элейн вся запыхалась. Уровень адреналина в крови превысил все мыслимые значения. Она бежала все быстрей и быстрей пока не очутилась у маленькой просеки, где, сверкая на солнце, журчал ручей. Скинув обувь и чулки, она ступила в ледяную воду.
Да, это то, что ей нужно. Она стояла в центре мелководного потока, наблюдая за игрой рыбок, снующих между ногами. Элейн порвала записку на мельчайшие кусочки. Рыба охотно ринулась к потенциальной пище.
Вода в ручье журчала и булькала. Ступни, колени и ноги окоченели. Солнечные лучи танцевали и блестели, отражаясь от поверхности воды.
Нельзя было придумать лучшего места для убежища.
– Морриган?
Элейн зажмурилась и повернула голову к солнцу. «Уходи, – молча молила она. – Пожалуйста, уходи».
– Морриган, с тобой все в порядке?
«Конечно со мной все в порядке, – хотелось ей крикнуть в ответ. – Мой муж меня предал, твоя жена меня убила. Разве все может быть в большем порядке, чем сейчас?»
Горячие, жгучие слезы текли по щекам, скатываясь на подбородок и шею.
Она слышала звуки, доносящиеся с берега, скрип кожи, учащенное дыхание, приглушенные шаги, один, другой… Всплеск воды, будто к мелким рыбешкам присоединилась большая рыбина. А возможно, это Сумасшедший Болванщик прибыл выпить чашечку чая.
– Морриган, любимая.
Элейн осторожно развернули.
– Ах, Морриган, не делай этого с собой.
Элейн укутали с головы до ног. Окоченелые ноги были пойманы теплыми ногами. Лицо уткнулось в колючий шерстяной жакет. Почувствовав теплое тело под мягкой рубашкой, расстегнутой до груди, она зарылась туда носом, вдыхая мускусный аромат его кожи.
Чарльз покачивал ее, нежно, медленно, как будто она трехлетний ребенок, а не тридцатидевятилетняя женщина. Как будто она все еще была жива, а не мертва.
– О нет! – она съежилась от мысли, что ее убили, зажарили как рыбу. Она руками обхватила его тело, проникая под жакет, вытаскивая заправленную рубашку в поисках тепла. Получая желаемое.
Горячий, он был такой горячий!
Она нуждалась в его тепле, она нуждалась в его теле. Она нуждалась в доказательствах, что по-прежнему жива.
Ее обхватили сильные руки.
– Успокойся, Морриган. Любимая, не делай этого с собой. Все будет хорошо. Вот увидишь. Я буду заботиться о тебе. Всегда. Не делай этого с собой, родная. Не надо. Все хорошо. Все будет хорошо. Я обещаю. Я сделаю так, что все будет хорошо. Вот увидишь. Ш-ш-ш… Все хорошо, ах, любимая, не делай этого, все хорошо, все хорошо, все хорошо…
Слова были теплыми, влажными, там, около самого ушка, затем приглушились волосами, и снова показались теплыми и влажными на лбу и щеке. Постепенно до Элейн начали доноситься всхлипывания. Кто плачет? Эти звуки были такими несчастными. Сердце разрывалось от жалости к тому, кто плакал так, как будто настал конец света. Кто?..
Нет, это не Элейн. Не старая добрая Элейн. Та никогда не плакала, она походила на некую разновидность невозмутимых черепах, этакого мутанта: бесполую черепаху.
Элейн оторвалась от шеи и плеч Чарльза и притянула его голову к себе. В этот поцелуй она вложила всю душу, используя губы, зубы и язык так, как он учил ее той ночью.
Чарльз глубоко вздохнул и оторвал голову назад.
– Нет, не так скоро. Я не хочу ранить тебя…
Элейн притянула его голову обратно, заглушая слова ртом. Она не хотела, чтобы он отрывался от нее. Она не вынесет, если ее сейчас отвергнут.
Он еще раз вздохнул, затем открыл рот, отвечая на ее поцелуй, используя губы, зубы и язык, противопоставляя свое умение ее действиям. Элейн просунула руку между ними. Она стремительно расстегнула две пуговички его бриджей и обвила рукой горячую, пульсирующую плоть. Он полез ей под платье, в открытый вырез панталон. Она сжалась. Он наступал. Она качнулась. Он повернулся.
– Иисус, ты убиваешь меня, – прошептал он.
Это была ошибка так говорить. Убиваешь. Смерть. Элейн не хотела быть частью этого.
Она продолжила свою атаку.
Его пальцы соскользнули с ее тела. Он попытался перехватить ее руку, но многочисленные слои платья, рубашки и нижних юбок помешали выполнить это. Она притянула голову обратно, прильнув к нему губами, вводя и вытаскивая язык из его рта, подстраиваясь под ритм движений своей руки. Чарльз позволил ей царствовать, не в силах остановить. Он снова сунул руку в ее панталоны. Элейн была влажной. Он размазывал ее собственную влагу, дразня и терзая сверхчувствительный бутон в вершине половых губ. На головке члена выступила капелька экстаза.
Сняв левую руку с его шеи, Элейн резко дернула, схватившись за перед кальсон. Три пуговички оторвались, с шумом шлепнувшись в воду. Она обеими руками залезла ему в штаны и прикоснулась к двум свисающим кожаным мешочкам, тугим от сильного желания. Она изучала, играла и дразнила – словом, делала все то, что никогда не позволяла себе делать в двадцатом столетии.
– Достаточно.
Брачные пособия заявляли, что промежность является крайне чувствительным местом. Элейн исследовала область, находящуюся непосредственно за упругими яичками.
– Бог мой, я не могу…
Сбившееся дыхание Чарльза отчетливо говорило о его состоянии.
Его неудержимая реакция возбуждала сильней любого афродизиака. Элейн спустила бриджи с бедер и опустилась в воду, не чувствуя холода и влаги.
Чарльз пристально взглянул на нее потемневшими от страсти глазами. Он не пытался остановить ее. Элейн попробовала выделившуюся у него эссенцию. Та была соленой, как он и говорил ей в ту ночь, когда они разглядывали неприличные картинки. В этом месте плоть имела тот же мускусный запах, запах Чарльза, ничуть не отталкивающий. С жадностью она втянула его в рот, захватывая настолько, насколько смогла, и так глубоко, как сумела. Она сосала и лизала, как будто он был чрезвычайно сладким леденцом, а она до крайности прожорливой маленькой девочкой.
Плоть во рту Элейн стала тверже, дыхание Чарльза – громче, прерывистее. Что-то явно происходило. Элейн дрожала от его возбуждения. Она отстранилась, чтобы посмотреть, что происходит, но мужская рука притянула ее обратно, нажимая сзади на затылок, держа голову плотно прижатой к члену. Отчаянный стон вырвался из его груди, переходя в полноценный громкий возглас. Плоть во рту дергалась и трепетала, извергая теплую густую жидкость, льющуюся на заднюю стенку гортани. Элейн конвульсивно сглотнула, раз, другой, пятый.
Твердые пальцы опустили голову. Элейн села и взглянула наверх. Тонкая, теплая струйка сочилась из уголка ее рта.
Синие глаза Чарльза еле тлели. Он вытянул руку, собрав указательным пальцем жемчужную эссенцию, затем предложил ее ей – последнее напоминание о его страсти. Она уверенно приняла палец в рот.
В следующий миг Элейн взмыла в воздух так, что небо качнулось перед глазами. Она не успела толком понять его намерения, как он уже взял ее на руки. С платья каскадом полилась вода.
Элейн дрожала, чувствуя холодную воду и низкую температуру весеннего дня. Лицо Чарльза было непроницаемым, почти безжалостным – лорд с головы до ног. С минуту она размышляла над тем, что же произошло, но думать было слишком поздно. Он посадил ее на клочок бриллиантовой зеленой травы и выпутал из расстегнутого платья.
Платье камнем шлепнулось на землю, за ним быстро последовали турнюр, нижние юбки, корсет, сорочка, панталоны. Мужские вещи упали на кучу женской одежды: жакет, рубашка, бриджи. Элейн стояла обнаженной перед его наготой.
И все, что она до этого делала с ним, он стал делать с ней. Он жадно любил ее ртом, его руки мяли ее груди, катая соски. Губы оставляли обжигающий след, спускаясь вниз по шеи и груди. Он втянул ртом сосок, твердый, затем насколько мог, захватил грудь целиком. Его левая рука не покидала ее ягодицы, правая – скользила спереди, дразня и атакуя, затем соскользнула, по-прежнему дразня и дразня.
В горле Элейн росло рыдание. Он был беспощаден. Ее тело тосковало по большему, стремилось быть заполненным – пальцами, им, – но он лишь играл и дразнил, не проникая внутрь. Как будто прочтя ее мысли, палец скользнул по входу, задержавшись там, непрерывно описывая вращательные движения. Тело Элейн выгнулось – ища удовлетворения, не находя его. Она не хотела, чтобы это произошло таким образом! Она хотела, чтобы он вошел в нее!
– Это не то, что ты ожидала, моя прекрасная маленькая женушка? Ты предпочитаешь, чтобы это было не здесь… – он потер большим пальцем, – а здесь, не так ли? – палец, кружащий на входе, скользнул на дюйм внутрь – не достаточно глубоко, совсем недостаточно.
– Нет! – задохнулась Элейн.
Острые зубы захватили в плен ее левый сосок. Палец вращался и вращался у входа, большой палец тер все быстрей и быстрей.
– Чарльз… Чарльз, нет! – Элейн задохнулась – слишком поздно, тело сотряслось в судорогах, такое пустое, ох, слишком пустое. Он накрыл ее рот своим, нырнув внутрь языком, заглушая хныкающее дыхание и крики страсти, большой палец вызвал серию конвульсий и пульсаций тела, как будто она была марионеткой.
– Прекрасно, так прекрасно, ах, Морриган, ты так прекрасна в эти моменты. Будет больше, любимая, гораздо больше, – шептал Чарльз, выдыхая слова ей в рот, между грудей, во влагалище.
У Элейн сбилось дыхание, когда она безошибочно поняла его намерение. Она захныкала – это было слишком скоро. Она была не готова. Но когда его рот очутился там, то показался ей влажным приятным теплом. Обеими руками она схватила его за волосы, вцепившись в них мертвой хваткой. Это было потрясающе. Она чувствовала, как что-то невероятное растет внутри нее, заставляя еще больше увлажниться. Ее бедра были скользкими от выделяющейся влаги, которая могла попасть на его волосы. Нет, не хотелось бы пачкать его прекрасные волосы, но ведь он не позволит ей отстраниться. И когда он продолжил ласкать ее с той же ненасытностью, с которой она до этого сосала его, ее тело захлестнула новая волна судорог, снова и снова. Собственные ноги уже не держали ее – только руки, его пальцы, глубоко впившиеся в ее ягодицы, пока он продолжал все лизать, сосать и лизать. Она опустилась лишь только для того, чтобы быть притянутой обратно, раз за разом испытывая оргазм, второй, четвертый, пятый. Все тело охватила сильная дрожь. У нее едва хватало сил держаться за него. Он, наконец, смилостивился и поднял голову.
