Текст книги "Проснись, моя любовь"
Автор книги: Робин Шоун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Элейн подавила истерический смешок. Она уже в Бедламе.
– Что такое?
Сейчас в тоне Чарльза не было вопроса, только сплошное раздражение. Кейти повернулась.
– Милорд, – сказала она с негодованием, – там…
– Молчать! Ты, – взгляд Чарльза пришпилил несчастного лакея. – Что тебе надо?
– Больной господин, милорд, он хочет видеть ее светлость.
– Дай мистеру Боули его лекарства и передай, что он сможет встретиться с нею завтра, когда будет чувствовать себя лучше.
– Но он настаивает на встрече с ее светлостью, милорд. Он выглядит очень плохо.
– Тогда пошли за доктором, – раздраженно ответил Чарльз. Заметив свой распахнутый халат, лорд небрежно поправил его. – Ее светлость не может посетить его.
Слуга облизал нижнюю губу.
– Милорд, он выглядел очень расстроенным. Он сказал, что не будет принимать лекарство до тех пор, пока не увидится с племянницей. Сэр, он уверен, что умирает. Он сказал, что хочет покаяться.
– Ладно, передай ему, что мы тотчас же к нему спустимся.
На лбу лакея выступила испарина. Кадык конвульсивно дернулся.
– Он сказал… он сказал, милорд, что хочет встретиться с ее светлостью наедине. Он сказал… он сказал, что она поймет.
– Морриган?
Элейн сглотнула, задумавшись, дернулся ли ее кадык так же смешно, как у слуги? Лорд спрашивал ее мнения или приказывал ей спуститься? Ей не хотелось идти. Боули были совершенно омерзительным семейством. Однако, возможно, дядя Морриган был при смерти. Пожалуй, между ним и племянницей были теплые отношения. И Элейн была не вправе отказать умирающему человеку в просьбе.
Она облизала сухие, как бумага, губы. Может, Чарльз и не заметил ее промаха с акцентом.
– Да, я … – она снова облизнула губы и тщательно проговорила, – Да, я схожу.
Правый уголок губы Чарльза опустился, рот сжался в тонкую прямую линию.
– Прекрасно. Предположу, однако, что вы накинете что-нибудь поверх своей сорочки. Уверен, что Джон оценил ваш вид, но попробуйте быть немного более благоразумной, а?
Элейн ошеломленно посмотрела вниз на свое тело. Кейти ахнула. Горящий жар залил щеки Элейн. В кружевах было больше дырок, чем в дуршлаге, – соски явственно просвечивались сквозь тонкую ткань. Она свирепо посмотрела на Чарльза. Как он посмел стоять здесь и позволять ей выставлять тело перед лакеем?
Но слуга уперся взглядом в точку где-то над головой Чарльза. А Чарльз… он пристально смотрел на Элейн. Его глаза горели той вызывающей комбинацией вожделения и смеха.
Кейти показывала дорогу к спальне мистера Боули. Элейн запахнула на груди шелковый халат, тело с трудом удерживало тепло. Вне всяких сомнений, к утру каждый слуга в доме будет оповещен о размерах и форме ее сосков.
– Вот здесь, мэм. – Кейти легко постучала в дверь. – Если вы хотите, я побуду здесь и подожду вас.
Дверь тихо отворилась. Ну, конечно же, всезнающий Джон. Кадык его подпрыгнул.
– Миледи, он ожидает, – промолвил лакей монотонным голосом.
Элейн расслабилась. Джон испытывал не меньшее смущение, чем она сама. Элейн как благородная дама была вправе задать тон.
– Благодарю, Джон. Кейти, ты можешь отправляться в кровать.
Но стоило ей переступить порог и услышать звук закрываемой снаружи двери, как успокаивающее чувство управления ситуацией испарилось. Она нервно окинула взглядом комнату.
На прикроватном столике горела зеленая масляная лампа. Травянисто-зеленые занавеси кровати с балдахином раздвинуты. Пухлая белая рука лежала поверх цветочного одеяла.
– Морриган… Морриган, дорогая, это ты?
Элейн неохотно вышла вперед. Мистер Боули слабо поманил ее рукой.
– Душечка, подойди ближе.
В свете лампы его глаза ярко блестели. Они были маленькие, как бусинки. Точно как глаза крысы. Как и глаза Хэтти. Его голову покрывал белый чулок на манер ночного колпака, заставляющий бакенбарды выглядеть более щетинистыми, чем они казались раньше.
– Мы допустили большую несправедливость по отношению к тебе, ведь так, Морриган? Твоя тетя, она всегда ревновала. Ты понимаешь, это все из-за нее. Все годы она изводила меня. Мучила тебя.
О чем это он? Элейн призадумалась. Предсмертная исповедь? Удастся ли Элейн наконец узнать все неприглядное прошлое Морриган?
Он схватил ее левую руку. Элейн задрожала. Она как будто держала в руке дохлую рыбу. Но стерпела прикосновение, стремясь узнать как можно больше об этом теле, которое стало ее собственным.
– Ты несчастлива, дитя мое, не так ли? Я должен был предвидеть, что замужество за этим нечестивым язычником только усугубит твое несчастье. Но он получил тебя. А твоя тетя… она сумасшедшая, ты знаешь. Она хотела, чтобы ты страдала. Я должен был настоять на своем. Ради тебя.
Его пальцы сжали руку Элейн, притягивая ее на кровать. Потеряв на секунду равновесие, она плюхнулась на матрас. Полное тело под одеялами подвинулось к ее бедру. Элейн попыталась отстраниться. И не только от ощущения мертвой рыбы в ладони, но и от не менее противного запаха, исходившего от этого человека. Весь выводок Боули пах не слишком приятно. Неужели в этом времени только Чарльз и его слуги мылись регулярно?
– О, дорогая, теперь он преуспел в том, чтобы отвернуть тебя от меня. А ты знаешь, когда он попросил твоей руки?
Элейн пришла к выводу, что «он» – это Чарльз. И она, естественно, не знала, когда он попросил руки Морриган. Она даже не знала, почему он это сделал, принимая во внимание его изначальную неприязнь к будущей жене. Но ей хотелось узнать. Узнать обо всем, что случилось с лордом и Морриган.
– Он приехал, чтобы купить моего джентльмена коров. Ты помнишь его, Морриган? Отличный производитель. Лорд был очень впечатлен.
Беспокойство, охватившее Элейн, едва она переступила порог комнаты, нарастало, как снежный ком. Он поглаживал ей пальцы, теребя широкое золотое кольцо. Элейн сдержалась, чтобы не выдернуть руку. Ведь он престарелый викторианский джентльмен. И вполне возможно, что обсуждение производительных способностей быка являлось безобидным предметом дискуссий.
– Он заинтересовался тобой, когда наблюдал, как мой джентльмен коров оседлал свою леди.
Элейн рванулась назад, все ее колебания между допустимыми и неприемлемыми темами для бесед отошли в сторону. Он просто сумасшедший, не нормальней, чем Хэтти. Морриган воспитывала группка безумцев.
– Нет! Нет, моя дорогая, я еще не закончил. Я еще не рассказал тебе, как корове нравилось принимать этот огромный стержень, вколачивающийся в нее.
Однако он был удивительно силен для человека, стоящего на пороге смерти!
– Я еще не рассказал тебе, что Арлкотт приобрел тебя для того, чтобы вколачивать в тебя свой большой стержень. Не рассказал, как я пообещал ему, что тебе это понравится. Как я заверил его в том, что подготовил тебя должным образом. Или как я обрабатывал твой зад, наподобие джентльмена коров, с тех пор, как ты стала достаточно взрослой, чтобы кровоточить.
Схватка между Элейн и дядей Морриган переросла в полноценную борьбу. Элейн рванулась, пытаясь выдернуть свою руку. Потерпев неудачу, она попыталась скатиться с кровати, ерзая и скользя по шелковому покрывалу. Он схватил рукой ее бедро под халатом, старческие пальцы тыкали и вонзались в ее ягодицы сквозь кружево ночной сорочки.
Пронзительное хихиканье Боули перешло в сиплое дыхание.
– И я ничего не рассказал тебе о том, что убедил Арлкотта, как сильно тебе это нравилось. Не так ли, моя знойная маленькая племянница? Как ты обожала сидеть на коленях своего дядюшки, подпрыгивая вверх и вниз, словно под джентльменом коров? Как тебе нравилось играть со своим дядюшкой-фермером, который доил твое маленькое коричневое вымечко?
Неожиданно он выпустил Элейн. Она ахнула, падая назад, но снова была приподнята этими рыбьими руками, которые схватили и сильно ущипнули ее за груди.
Затем, как ни в чем не бывало, он откинулся назад, приклеив на лицо пустую улыбку. В его глазах-бусинках светилось удовлетворение.
Элейн отпрянула от кровати, ее грудь вздымалась от нехватки воздуха. К горлу подступил комок.
Она ощущала себя невероятно грязной, оскверненной и в теле, и в душе. Она слышала рассказы жертв инцеста в ток-шоу, читала об этом в журналах.
Но никогда ни при каких обстоятельствах не сталкивалась с этим в действительности. Бог мой. Только представить, через что пришлось пройти Морриган! Ублюдок заслуживает смерти. Можно только надеяться, что он не переживет эту ночь.
Дядя Морриган разгладил покрывало и поправил свой ночной колпак, сползший на одну сторону и оголивший лысину на макушке, затем скрестил руки на груди.
– Позови Джона, моя дорогая. Время принять лекарства. Я – больной человек. Ты не должна меня тревожить. Это плохо для моего сердца.
Элейн медленно двинулась назад, не в силах вымолвить ни слова, глядя оцепеневшим взглядом.
Глаза, еще секунду назад горевшие хищной похотью, сейчас выглядели наивно простодушными. Бесполыми.
И колпак, и кровать выглядели нетронутыми, как будто никакой борьбы никогда не было. Она на мгновенье засомневалась, не было ли все произошедшее плодом ее воображения, мгновенным перемещением в другое тело и в иное место.
Тонкие губы самодовольно скривились.
– Но ведь это наш секрет? Не так ли, Морриган? Рассказав мужу о наших маленьких забавах, ты только вызовешь к себе отвращение. Такое же, какое ты вызываешь у своей тети и священника.
Элейн с криком повернулась. Она с трудом пришла в себя и, поправив халат, бросилась открывать дверь. Лакей уставился на нее, открыв от удивления рот. Кейти, хвала небесам, не стала дожидаться госпожу. Элейн промчалась мимо Джона, стремясь как можно быстрее увеличить расстояние между собой и тем куском грязи, что именовался дядей Морриган. Одно она знала точно – Чарльзу ничего не было известно о приставаниях Боули, иначе тот не стал бы предупреждать племянницу о том, что это их секрет.
Морриган поступила точно так же, как и жертвы инцеста в двадцатом веке, – своим молчанием она защищала себя, покрывая свою семью.
Глава 19
Кончиком вилки Элейн сняла с кекса чернику. Поглощавший пищу выводок Боули напоминал шумных свиней. Они без разбора поедали бекон и колбасу, грибы и – тьфу – рыбу, как предположила Элейн, копченую – словом, все то, что едят англичане, не так ли? А также что-то мерзкое, коричневого цвета, видом напоминающее куриную печень, но нисколько не похожее на нее по запаху. Пруденс, хотя нет, это была Мэри, более низкая из сестер, выгребла хлебным мякишем остатки тошнотворного сочетания риса и рыбных хлопьев. Все это исчезло в мусорной яме, именуемой ее ртом. И тотчас же она отодвинулась от стола. Чашка Элейн задребезжала, расплескав чай по блюдцу. Миссис Боули безжалостно размазывала масло по своему наполовину съеденному кексу.
Внутри Элейн росло раздражение. Она подумала, что миссис Боули знала о том, что ее муж приставал к племяннице, но предпочла утопить свое знание в обжорстве, словно чертов бегемот.
Боже правый! Что они делали с Морриган все эти годы? Элейн разрывалась между жалостью и отвращением. Она испытывала жалость к той, которую никогда не знала. Отвращение из-за того, что было сделано с телом бедной девушки – тем самым телом, которое она, Элейн, сейчас занимала, и, следовательно, все это как бы было сделано с ней.
Элейн ощутила жгучий стыд. Можно было подумать, что она не достойна находиться в присутствии так называемых порядочных людей. И гнев. Оттого, что эти порядочные люди позволили произойти такому.
Кровосмешение. Сексуальное надругательство. Какие уродливые слова! Элейн нисколько не поверила вчерашним намекам Боули на то, что эти отношения были по взаимному согласию. Она не сомневалась, что эта связь существовала, иначе как он смог бы описать ее, Морриган, соски? Но кто бы добровольно стал терпеть его похоть?
Мэри вернулась к столу, тарелка вновь была переполнена едой. Пруденс почти прикончила свою первую порцию. Элейн пристально взглянула на девушек, затем на миссис Боули – на трещавшие по швам юбку и жакет, на жующие челюсти.
Губы Элейн скривились. Совершенно ясно, кто здесь мог выносить его прикосновения.
Она прекратила сражаться со своим кексом и залпом выпила остывший чай. Внутри был такой холод. И грязь. Так же, как сегодня утром, когда миссис Боули ворвалась в спальню племянницы. Элейн, после ванны, одетая в яркое желтое платье, чувствовала себя чистой и свежей. Боули потребовала показать ей листы с переписанной Библией, а затем приказала отставить выкрутасы и спускаться к завтраку. Элейн уступила только потому, что мысль о том, что эта женщина обходится с ней так, как будто есть что-то, чего ей нужно стыдиться, беспокоила больше, чем совместный прием пищи с пособницей инцеста.
– Морриган, я говорила и повторяла тебе тысячу раз: еда – это божественное изобилие, и она не должна быть растрачена попусту.
Пруденс потянулась к тарелке Элейн:
– Мама, я заберу.
Элейн сжала вилку, преодолевая отвращение к этой семейке – к тем, кто ни разу не выразил беспокойства по поводу больного горла Морриган и кто обращался с ней так, как будто она была не только хромой, но и немой. И, по словам Боули, Морриган годами жила с ними.
В то время как сами они обжирались и одевались в то, что, по понятию Элейн, было последним писком викторианской моды. Морриган же морили голодом и заставляли носить грязные шерстяные обноски, которые, скорее всего, вышли из употребления еще полвека назад.
Проснувшись в этом времени, Элейн обнаружила, что у Хэтти не было ни дров, ни свечей. Она сомневалась, что девушка, которая тянулась сейчас к пище Морриган, пытаясь прибрать ее к рукам, за всю жизнь провела хоть один темный холодный вечер.
Но стоило пухлой – в точности, как у отца – руке Пруденс появиться у тарелки, как затянутая в черное другая рука ловко убрала посуду со стола. Лакей благоразумно растаял во мраке. Пруденс, раскрыв рот, уставилась на пустое место перед Элейн, как будто не могла поверить, что тарелка убрана.
Дверь в столовую настежь распахнулась, и вошел Чарльз. Он слегка поклонился женщине и двум ее дочерям:
– Доброе утро, леди. Я надеюсь, вы приятно провели ночь?
Прежде, чем ответить, миссис Боули надменно промокнула губы салфеткой.
– Более-менее сносно, милорд, хотя ваши кровати немного жестковаты для расслабления. Мы с девочками привыкли к более деликатным условиям, которые приемлемы дамам более хрупкого телосложения.
Синие, как цвет моря, глаза вспыхнули. Чарльз медленно рассматривал фигуры этих трех женщин. Элейн практически слышала его мысли. В столовой вдруг стало как будто светлей, немного теплей. Капельку чище.
– Полагаю, мистер Боули чувствует себя несколько лучше?
– О да, несомненно, милорд. Он выглядит гораздо здоровее. Попозже, сегодня утром его осмотрит доктор. Морриган, тебе повезло, что дядя оправился после… вчерашнего злоключения. Тебе следует столько всего искупить.
От этой скрытой угрозы кровь отхлынула от головы Элейн. Она предельно ясно поняла значение этой стратегической паузы. Миссис Боули знала об ее вечернем визите к дяде. Конечно, она не станет рассказывать лорду об извращенных отношениях Морриган и Боули?
– Чушь, – оживленно сказал Чарльз. – Морриган не виновата в том, что у Боули больное сердце. Ему ни за что не следовало предпринимать такое путешествие. Морриган, Джаспер нуждается в тренировке. Идите наверх и переоденьтесь – мы отправляемся на верховую прогулку. Уверен, что эти леди простят вас за то, что вы воспользуетесь этой поистине роскошной погодой.
Элейн бросила вилку и салфетку на стол, одновременно откидываясь назад. Стул опрокинулся, и Элейн уже было устремилась за ним следом. Она бы так и рухнула, если бы лорд с одной стороны и лакей – с другой не удержали ее от падения.
От смущения девушку парализовало.
– Поосторожней, племянница! Ты так неуклюжа со своими вечно заплетающимися конечностями. Милорд, я не понимаю, как вы позволяете ей подходить к лошади. Мои Мэри и Пруденс мигом будут готовы. Велите подать экипаж, и они сопроводят вас на прогулке. Они с удовольствием продемонстрируют своему кузену тонкости этикета. Не так ли, девочки?
Мэри и Пруденс захихикали, их щеки раздулись от еды, словно у белок, копящих зимний запас.
Лорд взглянул на толстощекий дуэт. Правый уголок его губы поднялся вверх.
– Мне жаль, но у моего экипажа сломалась ось. Молю простить нас.
Девушки разинули рты, демонстрируя остатки частично пережеванной пищи.
Лорд перевел взгляд и протянул руку:
– Морриган.
Рот миссис Боули искривился, бледные глаза заблестели от ярости. Но в мгновение ока на лице снова воцарилась холодная надменность. Она опустила глаза и стала спокойно намазывать маслом другую булку.
– Как вам будет угодно, милорд.
Схватив Элейн за руку, Чарльз потянул ее из столовой к лестнице.
– Идите и переоденьтесь. Кейти ждет вас. Встретимся в библиотеке.
Элейн поспешила по ступенькам наверх. Она не успела перевести дух, как была немедленно раздета и затянута в тяжелую бархатную амазонку. Служанка подтолкнула ее к двери.
– Я заметила, что тетка прошмыгнула в вашу комнату, когда я прибирала ванну. Я сказала мистеру Фрицу, что не к добру то, что она поднялась. Свежий воздух – вот, что нужно. Вы не очень-то хорошо выглядите с тех пор, как ваши родственники прикатили безо всякого предупреждения. Езжайте и оставьте все на меня. Я нисколько не боюсь таких, как они.
Элейн вспомнила ярость на лице миссис Боули.
– Удачи, – прошептала она, как только за ней закрылась дверь, – и пошли всех в ад.
На нижней площадке лестницы Элейн столкнулась с семейкой Боули. Тетка Морриган сверлила взглядом изысканный наряд племянницы, будто пытаясь разорвать его в клочья. Элейн засомневалась, не напутала ли снова Кейти с ее одеждой, вдруг леди и на лошади полагалось сидеть в турнюре?
– Изящная одежда не делает тебя леди, Морриган. Очень скоро лорд поймет, какая ты обуза, и тогда он с радостью вернет тебя под нашу опеку. А уж мы, девочка, выполним свой христианский долг по отношению к тебе. Такие, как ты, должны сидеть под замком.
Элейн вздрогнула, как от пощечины. Как смеет эта Боули разглагольствовать о христианском долге после того, как сама позволила супругу сексуально домогаться собственную племянницу? Да ее саму следовало запереть! Ее и тот кусок грязи, что назывался ее мужем.
Элейн нисколько не беспокоило то, что они заметят разницу в ее акценте:
– Убирайтесь вон с моей дороги, – сказала она таким же ледяным тоном, как и лорд.
– Надо же! – миссис Боули онемела от изумления.
Элейн обошла стороной человеческие отбросы, что, безусловно, сделали жизнь Морриган несчастной. Искалеченная нога, из-за которой постоянно приходилось вытягиваться всем телом, так ужасно дрожала, что Элейн почти падала, добравшись до порога библиотеки.
Чарльз стоял перед застекленными створчатыми дверьми и выглядел грозным и неприветливым. Куда подевалась его чувственность? Неужели тетка Морриган разговаривала с ним наедине? Или, может, мистер Боули успел похвастаться своими подвигами?
Нисколько не меняясь в лице, Чарльз взял со стола корзинку для пикника. Элейн облегченно вздохнула. Он, конечно же, не стал бы брать ее на прогулку, если бы думал, что она виновна в инцесте.
Всю дорогу до конюшен лорд хранил молчание, а затем даже не предложил помочь ей сесть на лошадь. Повинуясь инстинкту, она завела правую ногу за переднюю луку седла и запихнула левую ногу в стремя. Перед тем, как она взгромоздилась в седло, он расправил подол ее юбки.
Жеребец под стать владельцу был сдержан. Элейн наклонилась к шее Джаспер и погладила ее. Непрошено перед глазами всплыла физиономия миссис Боули. Как она только могла сравнить эту невинную лошадь с грязной противной коровой?
Постепенно Элейн расслабилась, убаюканная тишиной, солнечным теплом и мягкой качающейся походкой Джаспер. Они ехали тем же путем, что и в первый раз. Трава еще больше позеленела по сравнению с прошлой неделей. Тело Элейн раскачивалось в знакомом, удивительно успокаивающем темпе. Теплый воздух ласково щекотал обнаженную шею.
Берега озера покрылись одеялом из распустившихся мелких голубых и фиолетовых цветков. Шива изящно прокладывал себе дорогу среди этих растений, пока всадники не добрались до дубравы. Здесь Чарльз спешился. Он подошел к Элейн и спустил ее вниз. Тепло его рук проникло сквозь бархатную амазонку. Где-то поодаль маленькая бабочка порхала, танцуя с цветка на цветок. Озеро ярко сияло в солнечном свете, незнакомое с последствиями человеческой деятельности.
Элейн подняла глаза и благодарно улыбнулась.
Чарльз взглянул на нее со сдержанным выражением лица.
– Ты проголодалась?
Она вгляделась в глаза мужчины, подозревая скрытый смысл, но не обнаружила подвоха.
– Да, – наконец решилась она, подумав, а почему бы и нет? Прошлым вечером ужин был испорчен выходками родственников, а завтрак – невыносимым видом выводка Боули, поглощавшего еду словно свиньи.
– Тогда я покормлю мою леди.
Она почувствовала прохладу в том месте, где только что были его руки. Чарльз достал прикрепленную к седлу Шивы корзину. Вытащив из нее одеяло, он расстелил его на траве в тени деревьев.
Повинуясь импульсу, Элейн подобрала одеяло и перенесла его на солнце. Ей так было необходимо тепло, чтобы избавится от ледяного оцепенения, вызванного этой грязной семейкой.
– Ты обгоришь, – тихо заметил лорд.
– Нет, – уверенно ответила Элейн.
– Хорошо, – беспечно сказал Чарльз.
Он потянулся к ней и стащил кожаные перчатки с ее пальцев:
– Пусть будет пикник на солнце.
Церемонно поклонившись и жестом повелев Элейн присесть, он взял корзину и расположил ее между ними. Элейн потянулась к ней и достала два бокала. Чарльз потянулся и достал бутылку вина.
Элейн чувствовала себя леди до кончиков ногтей – благодаря многим годам ношения корсета ее спина держалась естественно прямо. Не прошла даром и та утомительная дегустация вин, где ей преподавали, как нужно правильно держать бокал – она изящно держала бокал за ножку так, чтобы отпечатки пальцев не мешали искриться вину. Чарльз развалился, опершись на локоть, чисто по-мужски обхватив бокал ладонью правой руки и нисколько не заботясь об отпечатках. В солнечном свете его волосы казались чистым золотом, лишь с намеком на рыжинку.
Элейн задалась вопросом, нужно ли ей оставить шляпку? Больше всего ей хотелось сбросить надоедливый головной убор и вытащить шпильки, чтобы волосы свободно ниспадали на спину.
Девушка заглянула внутрь корзинки и вытащила тяжелый и толстый кусок… – она развернула оберточную ткань, – …сыра чеддер. Она поднесла его к своему лицу и сделала глубокий вдох, закрыв глаза, чтобы как можно лучше оценить сыр. Опуская, она открыла глаза.
Мужчина сидел прямо, серьезно глядя на нее. Элейн протянула ему сыр. Без колебания Чарльз принял его, ни на секунду не отрывая от нее своих глаз.
– Ты когда-нибудь бывала на пикнике?
Элейн задумалась, была ли Морриган хоть раз на пикнике?
И тут же почувствовала всплеск негодования. Она не хочет думать о Морриган! Она хочет быть самой собой.
– Нет, – кратко ответила она.
Она настроилась на свой первый в жизни пикник и совсем не хочет его испортить. Ну, пожалуйста, пусть только он помолчит.
– Кот украл твой язык?
– Что?
Элейн отвлеклась от разглядывания разложенного изобилия: нарезанной тонкими ломтиками ветчины, все еще теплого хлеба с румяной корочкой, маринованных огурчиков, молотой горчицы, меда и всевозможной выпечки. В ее глазах заискрился смех. Он спрашивает, почему она молчит?
Чарльз разложил складной нож и начал нарезать сыр. Его ресницы, слишком длинные для мужчины, тенью создавали на щеках восхитительную бахрому.
– Я спросил, не кот ли украл твой язык? – Он поднял глаза. – Или же это сделал я?
Жар прилил к ее лицу. Она отвергла искушение, лишь только вспомнив о поцелуе, не говоря уже о тантрическом разврате. Это всего лишь невинный пикник. Ей нужно придерживаться этого направления.
– А вы вор?
Он покопался в корзине и достал фарфоровые тарелки и столовые приборы.
– А если так?
– Тогда я сказала бы – оставьте его себе. – Элейн встала на колени, чтобы можно было беспрепятственно дотянуться до разложенной еды и наполнить их тарелки всем понемногу. – Я не принимаю краденых вещей.
Удовлетворенно улыбнувшись, она опустилась назад.
Чарльз пристально посмотрел на Элейн. Долгие секунды они смотрели друг на друга – глаза в глаза. Вспышка понимания на мгновение затмила соблазнение. Не задумываясь, Элейн разломила печенье и обмакнула его в горчицу. Когда она подносила печенье к его лицу, он неотрывно смотрел на нее. Осторожно она прижала чистую от горчицы сторону печенья к его губам. Он услужливо открыл рот. С серьезной миной, она втолкнула горчичное печенье меж его зубов. Рот закрылся, челюсти задвигались, пережевывая.
Глаза Чарльза распахнулись от потрясения. Изо рта вырвались бессвязные звуки. Судорожно сглотнув, он взорвался смехом.
Заразительным смехом. Элейн никогда не забудет выражение на его лице, превратившее взрослого лорда в мальчишку. От смеха она зашлась в кашле. Он протянул руку и похлопал ее по спине.
– Все в порядке?
Она кивнула, медленно и глубоко втягивая в себя воздух.
– Хорошо. Ненавижу быть не отомщенным.
Элейн подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть быстро приближающиеся медовые соты с соленым огурцом.
– Ты не можешь…
Ее захлестнуло вкусом острого рассола и сладкого меда.
– Ух! – Она попыталась выплюнуть содержимое рта.
– Ну уж нет! – Он зажал ей челюсти, давая меду и маринаду распространиться по всему рту.
Элейн попыталась отцепить его руки, но в результате только натянула кожу на своих щеках.
– Пусти!
Чарльз фыркнул от смеха:
– Что хорошо для гуся, то хорошо для гусыни. Или я могу сказать так: что хорошо для гусыни, то хорошо для гуся. Прожуй тщательно, как полагается хорошей девочке, и глотай.
Судя по охватившему его восторгу, выражение ее лица, когда она прожевывала пищу, было так же занимательно, как и его собственное в подобной ситуации. Высунув изо рта язык, она слизнула мед с кончика своего носа – замечательный талант – до этого времени не открытый и не самый необходимый, но очень эффектный. Чарльз повалился на одеяло, покатываясь со смеху.
У Элейн не было братьев или сестер, с которыми она могла бы повозиться. Всегда ожидалось, что она должна вести себя как безупречная маленькая леди. Сейчас она с радостью погрузилась в игру. Они кормили друг друга немыслимыми лакомствами. Огурец и горчица для него, сыр и мед для нее, и снова огурец, завернутый в ветчину, с медовыми сотами – для него. Все это смывалось насыщенным красным вином. За всю свою жизнь Элейн так много не смеялась.
Движением заядлого фокусника, достающего кролика из шляпы, Чарльз извлек из корзины влажные салфетки. Они оттирали свои руки и лица, как если бы были какими-нибудь неряшливыми школьниками, без всяких условностей, полностью свободными. К тому времени, как корзинка была собрана, Элейн уже не понимала, что ее переполняло больше – солнце, алкоголь или смех. Ее лорд успешно смыл с нее всю грязь от общения с Боули.
Чарльз снял жакет и свернул его. Используя свернутый жакет как подушку, он лег на одеяло, прикрыв руками лицо. Элейн наблюдала за ним до тех, пока мальчишеская задорность полностью не покинула его. Она стянула с себя мягкие кожаные сапожки и встала, намереваясь проверить упругость этой невероятно зеленой травы. Тотчас же лорд оживился. Он преклонил колени перед Элейн с тем торжественным выражением на лице, с каким странствующий рыцарь просит милости у дамы своего сердца. Она заглянула ему в глаза.
– Почему вы женились на М… – она прикусила язык, но слишком поздно. Вопрос был задан. – …На мне?
Чарльз прикрыл глаза Теплая рука заскользила под платье.
– Почему вы женились на мне?
Элейн стояла неподвижно, нисколько не обеспокоенная скольжением пальцев вверх по шелковому чулку, не тревожась о шрамах и небритых ногах.
Он приподнял штанины ее панталон и отцепил чулки от подвязок, прикрепленных к корсету. Затем уверенными шершавыми пальцами начал медленно и чувственно снимать шелк.
Это были самые восхитительные ощущения за всю ее жизнь. Она была поймана в сеть солнцем, весельем и вином. Веки потяжелели и закрылись помимо ее воли. Солнце ощущалось ярким теплым шаром позади них, а его руки – теплой шероховатой лаской, спускающейся с бедер, скользящей по задней части колен, вдоль икр.
Сильные пальцы предупреждающе потянули. Вдруг левая нога оторвалась от земли, он снимал с нее чулок. От неожиданности Элейн покачнулась вперед. Пытаясь сохранить равновесие, она ухватилась за плечи мужчины. Он приподнял другую ногу и стянул другой чулок.
Чарльз сел на корточки. Элейн выпрямилась. В его глазах снова появился тот взгляд. «Нет, пожалуйста, – молчаливо умоляла она, – не позволяй вторгаться действительности. Не заставляй меня давать больше, чем я могу».
Синие глаза потемнели. От страха Элейн напряглась. «Ну вот, – подумала она, – мы и вернулись назад, к костлявой заднице».
Он медленно поднялся – гибкий, как дикий кот. Шляпная булавка выскочила из ее волос, сама шляпка отброшена прочь. Незамедлительно солнце осветило неприкрытую голову. Она зажмурилась, не в состоянии выдержать напряженность мужчины, снова и снова отвергаемого своей женой, – той, что в детстве регулярно подвергалась сексуальным домогательствам, и которая, скорее всего, никогда не будет способна отозваться на близость. Одна за другой из ее головы вылетали шпильки, пока волосы не освободились так, как ей хотелось этого раньше, рассыпаясь тяжелой волной.
– Давай потанцуем.
Элейн изумленно распахнула глаза. Потанцуем? Прямо здесь на траве, без музыки и с ее искалеченной ногой?
– Я вижу лучик сомненья в глазах миледи. Похоже, она сомневается в своем сиятельном супруге. Чуть больше веры, жена.
Он схватил Элейн и закружил ее, очень громко напевая «Голубой Дунай». По крайней мере, Элейн показалось, что это «Голубой Дунай».
Она прикусила губы, пытаясь безуспешно сдержать смех. Ее прекрасный соблазнительный лорд был начисто лишен слуха.
– Ах, так миледи насмехается. – Он кружил ее, твердо удерживая, когда она могла оступиться. – Как я понимаю, ты не поклонница Иоганна Штрауса. Как жаль. Возможно, тебе придется по вкусу что-нибудь более современное.
Он кружил ее все быстрее и быстрее, его ноги попадали в ноты, которые он пропускал. У нее закружилась голова от смеха и движения – небо плыло голубым размазанным пятном, его голос звучал невероятной какофонией у нее в ушах, тяжелые волосы тянули голову назад, к сверкающему солнцу.
Резкое движение рассекло воздух. Чарльз с Элейн в руках летел вперед. Как раз перед падением, он успел развернуться.
Элейн приземлилась на твердые мускулы и на еще более твердые кости. Запыхавшись, она попыталась освободиться от связывающих ее рук. И ей это удалось. Но только она оказалась прижатой к земле, а Чарльз – на ней сверху.
