Текст книги "Ассистенты"

Автор книги: Робин Линн Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

РВЙЧЕЛ

Сегодня я видела Викторию обнаженной. Сначала это показалось мне очень странным, но потом я привыкла. Она хотела, чтобы я обработала воском ее спину внизу. Там растут тонкие темные волоски, и она их терпеть не может. Я ее понимаю. В средней школе я знала одну девушку с бородой. Ее звали Денис. Надеюсь, у нее все хорошо! Это было действительно печальное зрелище, потому что, не побрившись с утра, – к двенадцати часам она обрастала щетиной, как мужчина.

Мне пришлось разложить массажный стол. Это было непросто, но как только я справилась, Виктория сбросила одежду и взобралась на него. От удивления я невольно открыла рот.

– В чем дело? – поинтересовалась она в свойственной ей неприятной манере. – Ты никогда не видела обнаженную женщину?

Что ж, знаменитую обнаженную женщину я никогда не видела, тем более лично. Но это произошло сегодня утром. С приездом в Лос-Анджелес я узнала многое, о чем раньше и предположить не могла.

Интересно, чем сейчас она занята? Я внизу, жду сигнал интеркома, но когда он наконец раздается, подскакиваю на месте.

– Рошель?

– Да, мисс Раш?

– Поднимись ко мне, – приказывает она.

Иду наверх, размышляя, что на этот раз сделала неверно. Виктория расхаживает по комнате в маленьких трусиках-танга. Стараюсь не смотреть, хотя у нее великолепное тело для женщины ее возраста.

– Взгляни на меня, – говорит она и наклоняется так близко к моему лицу, что мне приходится отступить. Похоже, она только что пользовалась скрабом. – Ты видишь морщины?

– Мадам?

– На моем лице, Рошель! У меня на лице есть морщины?

– Нет, мадам, – лгу я. Кое-где видны мелкие морщинки, но я не хочу ее обидеть.

– Смотри внимательнее, – командует она и придвигается совсем близко. Мне неловко от такой близости с обнаженной знаменитостью. Это невероятно, но от нее пахнет вареными яйцами! Пристально разглядываю ее лицо. Она внимательно следит за мной.

– Ничего не вижу, – наконец сообщаю я.

– Ничего?

– Нет, – уверяю я. – Никаких морщин… Но зато два седых волоска в бровях.

Не знаю, зачем я это сказала. Может, хотела, чтобы осмотр закончился, и боялась, что этого не произойдет, пока я не выдам что-то конкретное.

– Что? – Виктория в ужасе.

– Всего два, – пытаюсь успокоить ее я. Она несется к зеркалу с подсветкой и кричит:

– Принеси мне пинцет!

Протягиваю пинцет, и она как сумасшедшая начинает выщипывать брови. Пытаюсь на цыпочках выйти из комнаты, но меня останавливает грозный рык:

– Разве я разрешила тебе уйти?

– Нет, мадам.

Она продолжает свое занятие, а я стою рядом, сжав руки, как школьница, которую только что отругали.

– Где Мэтти?

– У своего друга.

– Какого друга? У него их много!

– У Тейлора.

Она опускает руки.

– Он убрал комнату?

– Я не знаю.

– Почему бы тебе не проверить?

В комнате Мэтта настоящий свинарник. Грязная одежда разбросана по полу, кровать не убрана, упаковки от еды и скомканные салфетки «Клинекс» уже не умещаются в переполненной мусорной корзине. Возвращаюсь к Виктории.

– Он не убрал.

Она поднимает только что выщипанную бровь:

– Я не разрешила уходить, пока он не уберет комнату. Верни его немедленно.

– Но я не знаю, где живет Тейлор! Виктория открывает баночку с кремом.

– Это записано в Книге!

Ну конечно! Я бегом спускаюсь в винный погреб И открываю раздел «Друзья Мэтта». Тейлор живет в Таузенд-Оукс, а это достаточно далеко от Брентвуда. Поднимаюсь наверх. Виктория накладывает под глаза крем бирюзового цвета и издает очень странный звук, как будто сморкается: «Ханва! Ханва!»

Объясняю, что до дома Тейлора ехать достаточно долго, особенно сейчас, в самый пик.

– Пусть это будет тебе уроком, – говорит она и дважды издает этот странный звук.

– Мне? – Я сбита с толку.

– В будущем ты должна следить, чтобы он убирал свою комнату.

– Хорошо, мадам, – подчиняюсь я. – Извините. Я вернусь, как только смогу.

– Нет, – заявляет она. – Быстрее.

Проходит целый час, прежде чем я доезжаю до места. Трижды нажимаю на звонок, но никто не открывает. В конце концов на пороге появляется подросток. Темные волосы стоят торчком, на шее – собачий ошейник с заклепками.

– Мэтт здесь? – спрашиваю я.

– А ты кто?

– Меня зовут Рейчел. Я ассистент его матери.

– Подожди здесь, – говорит он и захлопывает дверь.

Слышу приглушенные голоса. Потом выходит Мэтт.

– Чего тебе?

– Твоя мать хочет, чтобы я привезла тебя домой.

– Зачем это? – изумляется он.

– Ты не убрал свою комнату.

– И что?

– Я только выполняю поручение. И буду тебе очень признательна, если сейчас ты поедешь со мной.

– Дружище, если ты сейчас останешься, – вмешивается Тейлор, – она может не пустить тебя в поход в следующие выходные.

– Твою мать! – кричит Мэтт. – Ты прав! – Он выбегает из дома, а я тихо благодарю Тейлора за помощь. В ответ тот захлопывает дверь перед моим носом.

Мэтт стоит около моей машины и кривится:

– Ты повезешь меня домой на этом куске дерьма?

– Выглядит действительно не очень, но до сих пор она ни разу меня не подводила.

– А моя мама знает, на чем ты катаешь ее драгоценного сыночка?

– Вряд ли, – честно признаюсь я.

Мэтт обходит машину и открывает дверцу со стороны пассажирского кресла.

– Подожди, – кричу я. – С моей стороны дверь не открывается, поэтому я перелезаю там.

– Ты серьезно, черт возьми?

Я забираюсь в машину. Мэтт тоже садится и захлопывает дверь. Я прошу его пристегнуться. Он даже не пробует возражать. Парень нервничает, и я не могу винить его за это. Выруливаю и пытаюсь его разговорить:

– Чем ты любишь заниматься?

– Мне нравится, когда мне делают минет. Если тебе это по вкусу, мы можем подружиться.

Я немедленно прекращаю разговор и концентрируюсь на дороге: автомобильный поток на трассе 101 очень плотный. Впереди едет машина с номерным знаком, на котором написано «Райтер» [32]32
  Писатель {англ.).


[Закрыть]. Очень оригинально! В Лос-Анджелесе, вероятно, не менее двадцати тысяч писателей, и думаю, идет настоящее соревнование за оригинальный номерной знак, по которому окружающие могут определить, чем ты занимаешься. Пытаюсь придумать другие варианты: «Райтер», «Ритер», «Айрайт4ю» [33]33
  «Пишудлявас» (англ.).


[Закрыть] «Рерайт». Когда-нибудь, если повезет, мою машину тоже украсит один из таких номеров. Но я не хочу будить в себе напрасную надежду – устала ждать ответа.

– Поверить не могу, что у тебя нет радио, – жалуется Мэтт.

Поворачиваюсь и смотрю на мальчика, которому нравится минет.

– Есть, но оно не работает.

– Почему не починишь?

– У меня нет денег.

– Неудачница хренова.

– Мэтт, – огорчаюсь я, – почему ты такой озлобленный?

– Потому что ты не берешь у меня в рот.

– Ты со всеми девушками так грубо разговариваешь?

– Сделай мне минет, и все обсудим.

– А каково было бы твоей маме услышать это?

– Ни хрена она не почувствует. Думает только о себе.

– Ты поэтому злишься?

– А то!

– А где живет твой отец?

– В Сан-Франциско.

– Неплохо. Я слышала, там очень здорово. Сама не была, зато видела фотографии. Он снова женился?

– Нет. Теперь он настоящий гомик. Думаю, это мать его так обломала. У отца есть любовник, который регулярно вышибает из него дерьмо, но он не возражает. Уверен, это лучше, чем жизнь с матерью.

– Мэтт, мне кажется, ты должен дать маме шанс. Она сильно изменилась, с тех пор как узнала о своей болезни. Ты разве не заметил?

– Откуда ты, черт возьми? У тебя такой странный акцент.

– Я из Шугарленда, это в Техасе.

– Там все такие доверчивые?

– Доверчивые? Не понимаю, что ты имеешь в виду. В Шугарленде много интересных и необычных людей. Хотя, конечно, есть и доверчивые. В «Старбакс», например, была девушка, которая готовила сандвичи. Она верила всему, что ей говорили. Однажды кто-то сказал, что ученые клонировали овцу и назвали ее Долли. И она поверила в это!

– Какая же ты зануда! Зачем ты мне это рассказываешь? Какой кошмар сидеть здесь с тобой! Надеюсь, никто из знакомых не увидит меня в этой дерьмовозке.

Несколько минут мы едем молча.

– Знаешь, Мэтт, – наконец говорю я, – твоя мать замечательная женщина и очень тебя любит. Точно знаю – ты самый важный человек в ее жизни. Если ты покинешь Викторию, она будет несчастна. – Мне кажется, я пытаюсь пробудить его от сна.

– Это правда? – смотрит на меня Мэтт.

– Да, – уверяю я. – Так и есть.

Мэтт улыбается. Я впервые вижу его улыбку, и он кажется довольно милым. Чувствую себя прекрасно. Мои слова, видимо, дошли до цели.

* * *

Когда мы возвращаемся домой, Мэтт выскакивает из машины и несется в свою комнату. Викторию я нахожу на кухне, она накрывает стол на двоих. Достала хорошую посуду: красивый фарфор, серебряные приборы и хрустальные бокалы.

– Я могу помочь? – спрашиваю я.

Она раскладывает приборы на две льняные салфетки.

– Нет, я все уже сделала.

– Может, вы хотите, чтобы я заказала еду?

– Я уже позвонила в небольшой итальянский ресторанчик, который нравится Мэтти. Скоро все привезут. Не пропусти звонок.

Я немного озадачена. Виктория никогда не заказывает себе еду. Похоже, она хочет угодить сыну. Надеюсь, наш разговор в машине немного смягчит его отношение к матери. Но боюсь, этого не произойдет. Несколько минут спустя Мэтти входит в кухню с большой спортивной сумкой.

Виктория делает вид, что ничего не замечает.

– Привет, Мэтти! Обед скоро привезут. Я заказала для тебя лазанью «Четыре сыра». Может быть, сядешь?

– Не могу. Я должен успеть на самолет. Кровь отхлынула от лица Виктории.

– Куда ты собрался?

– В Сан-Франциско. Только что разговаривал с отцом. В аэропорту меня уже ждет билет.

У меня разрывается сердце. Это я во всем виновата. Мое первое желание – немедленно спрятаться, но я не могу пошевелиться.

– Зачем тебе ехать к этому придурку? – Голос Виктории звучит пронзительно, хотя она старается себя контролировать. – Я думала, ты здесь счастлив.

– Ненавижу это место, – цедит он. Виктория бросается к сыну:

– Мэтти, не делай этого! Я умру без тебя!

– Почему ты не можешь вести себя как нормальный человек? Зачем постоянно все извращать и доводить до максимума ?

Он стремительно уходит, а Виктория бежит за ним к двери, падает на колени и хватает за ноги:

– Мэтт, дорогой, мой маленький мальчик! Я умоляю тебя! Не разбивай мое сердце! Я не могу без тебя жить.

– Так не живи, – бросает он и освобождается от ее объятий.

Я в шоке. Это я во всем виновата.

– Вам принести воды? – выпаливаю я. Думаю, сейчас ей помогла бы витаминная вода «Спасение». И внезапно понимаю, какой глупый вопрос задала. Иногда я бываю такой дурой! При чем здесь вода? Она только что потеряла сына! Зачем я сказала все это Мэтту? Какая же я идиотка!

Не успеваю подойти к Виктории и помочь ей подняться, как она уже сама вскакивает на ноги. Слезы высохли.

– Слава Богу! – глубоко вздыхает она.

– Простите? – Я ничего не понимаю.

– Мне нужно отдохнуть от этого монстра. Пусть отец-засранец пообщается с ним какое-то время.

Не могу поверить! Чтобы мать сказала такое о собственном ребенке? О маленьком существе, которое когда-то было размером с горошину или еще меньше, росло, росло, а потом выбралось на свет, все сморщенное и липкое, в первый день своей жизни! Викария понимает, о чем я думаю.

– Рошель, не смотри на меня так! Если тебе не повезет, однажды ты тоже станешь матерью и вспомнишь этот семинольный [34]34
  Семинома – опухоль половых желез преимущественно у молодых мужчин, обычно злокачественная.


[Закрыть] момент.

Думаю, она хотела сказать «семенной», но, может, я ошибаюсь. Возможно, у племени индейцев-семинолов есть какой-нибудь странный ритуал, в котором участвуют подростки? Нужно посмотреть в Интернете!

– Я вам сочувствую, – говорю я. – Я знаю, Мэтти вас очень любит.

– Почему ты так решила?

– Ну, в Шугарленде напротив нас жила одна женщина. И у нее был сын, похожий на Мэтти и примерно его возраста – очень озлобленный мальчик. Однажды он катался на роликах под дождем, и в него ударила молния. За один вечер он стал совсем другим человеком. Отец Пит сказал, это было чудо. И в данном случае я готова с ним согласиться.

– Рошель, ты очень странная девушка.

– Да, мадам, – соглашаюсь я и даже радуюсь, что она отвлеклась, потому что понимаю: мне не стоило рассказывать ей эту историю. У нее плохой конец: ужасная кровавая бойня и длительный срок тюремного заключения. Уверена, Виктории не хотелось бы слышать об этом. Вспоминаю тучного мужчину средних лет, который переехал жить в тот дом через несколько недель после того, как специальная бригада отчистила всю кровь. Он занимался дрессировкой собак. На его визитке была нарисована собака в военной форме – явно хорошо выдрессированная. И рядом было написано: «Чак Макгивиллрей – заклинатель собак». Летом он любил расхаживать по дому голый и не задергивал шторы. Это было отвратительно. И, выглядывая из окна спальни, я видела, как этот огромный розовый человек переходит из комнаты в комнату, сопровождаемый собаками.

Виктория быстро поднимается по лестнице.

– Позвони в ресторан и отмени заказ, – распоряжается она.

– Хорошо, мадам.

Мне немного жаль, что сегодняшний день так закончился. И очень жаль, что приходится отменять доставку еды. Мы с Викторией могли бы вместе поужинать. Это было бы здорово. Иногда мне кажется, что она могла бы стать такой матерью, которой у меня никогда не было. Может, я подсознательно оттолкнула от нее Мэтта? Нет, лучше не думать об этом: такие мысли меня пугают. В моем сознании есть области, которые лучше не тревожить.

* * *

Мой беспокойный сон прерывает звонок сотового телефона.

– Алло? – хриплю я.

– Рошель?

Часы показывают половину третьего утра.

– Да, мадам?

– Я не могу уснуть.

– Я оставила две таблетки снотворного на ночном столике.

– Я уже выпила их и еще два валиума, ничего не помогает. Приезжай, я хочу разобрать гардероб.

– Сейчас?

– Конечно, сейчас, ты что, идиотка? Существует только настоящий момент. Carpe diem [35]35
  Лови момент (лат.).


[Закрыть], и все такое.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Уже еду.

Встаю, ополаскиваю лицо и одеваюсь. Интересно, стоит ли рассказать об этом случае другим ассистентам в «Трейдер Вик» на следующей неделе? Я слышала от них двести или триста невероятных историй, но эта может оказаться самой скандальной.

– Рейчел? – Это Дэн.

– Иди спать, – шепчу я.

Но он уже трет глаза и выходит из своей спальни.

– Куда ты собралась, черт возьми?

– К Виктории.

– В это время?

– Я согласилась на эту работу, прочитала Книгу правил и приняла на себя все обязанности, перечисленные на странице четыреста семнадцать, вот только не могу вспомнить, в каком порядке.

– Это сумасшествие, равноценное жестокому обращению!

– Не совсем, – говорю я. – Смотря с чем сравнивать. Я слышала истории и похуже.

– Я хочу прийти на одно из ваших собраний по четвергам.

– Извини, ты не можешь, только ассистенты.

– Не стоит тебе сейчас ехать к Виктории. Ты должна сообщить куда-нибудь о ее требованиях.

– Куда?

– Не знаю, разве у вас нет профсоюза или какой-нибудь похожей организации?

– Конечно, нет. Мы же ассистенты.

– Утех, кто работает в «Ральфе», есть профсоюз. У уборщиков универмагов есть профсоюз.

– Дэн, мне пора. Я нужна ей.

– Это ужасно.

– Что? – спрашиваю я.

– Ты хоть понимаешь, что эти же слова говорила о своей матери?

Он прав. Но ведь моя мать тоже во мне нуждалась, разозлиться бы на Дэна за то, что вспоминает о том времени, но разве не он помог мне собраться с силами и уехать из дома? Дэн твердил мне: «Рейчел, ты тоже человек. И у тебя есть своя жизнь». Я не забыла его слова. Не думаю, что поверила ему, но я их помню.

– Она умирает, – объясняю я Дэну.

– Журнал «Пипл» не уверен в этом.

– Что ты имеешь в виду?

– Они опубликовали статью, где все так называемые эксперты в области психического здоровья заявляют, что ей нужно сказать правду до того, как весь мир начнет сомневаться в этой бредовой истории.

Дэн всегда говорит «так называемые» про психологов. Его отец – один из трех психологов в Шугарленде – был вынужден уехать из города после истории с Бетти Шварц – директором средней школы.

– Как ты можешь говорить такое?

– Даже если она больна, нехорошо вызывать тебя среди ночи. А твои постоянные переработки? Ты занята по шесть, иногда даже по семь дней в неделю. Вчера вечером пришла в полночь. И перестала посещать курсы сценаристов.

– У меня нет на них времени.

– Ты делаешь ошибку, Рейчел. Ты не прислуга, связанная условиями контракта.

– Мне пора, – открываю я дверь.

Дэн идет следом за мной.

– Рейч, мне это совсем не нравится!

Убегаю. У меня нет времени на споры с Дэном. И я не полная дура! Понимаю: в чем-то он прав. Хорошо, в основном!

Еду по пустым мрачным улицам и размышляю над ситуацией. Конечно, Виктория меня использует. Но она ведь страдает, и рядом с ней должен кто-то быть. Похоже, что этот человек – я. Думаю, в этом есть нечто магическое или даже сверхъестественное, как сказал бы отец Пит. Я, маленькое ничтожество из Шугарленда, – единственный человек в мире, к кому Виктория Раш может обратиться за помощью в трудную минуту. Раньше я видела ее по телевизору. И даже в самых смелых мечтах не могла представить, что однажды стану ее лучшим другом.

Вхожу в дом, поднимаюсь к Виктории и зову ее по имени. Ответа нет. Осторожно вхожу в комнату и вижу, что она лежит в кровати.

– Виктория? – Молчание. Наверное, она меня игнорирует. Иногда ей это свойственно. На цыпочках приближаюсь еще немного. – Виктория?

Я уже начинаю беспокоиться. Но потом слышу высокий храп, похожий на свист чайника. Она крепко спит, сжимая в руке телефонную трубку. Несколько секунд рассматриваю ее: волосы спутались, и в уголке рта скопилась слюна. Удивительно, как невинно выглядят спящие, – каждый напоминает младенца Иисуса, даже, наверное, серийные убийцы и этот парень Джеб. Может, вам интересно мое мнение? Так думаю, мир был бы гораздо лучше, если бы некоторые спали постоянно.

Виктория фыркает, как поросенок, когда я забираю у нее телефон. Застываю на месте и жду несколько секунд, пока она снова не начинает храпеть. Потом кладу трубку среди пузырьков с таблетками. Их, естественно, очень много.

– Спокойной ночи, Виктория, – шепчу я и выхожу из комнаты, осторожно закрывая за собой дверь.

Нет смысла возвращаться домой, раз я уже здесь. Поэтому ложусь прямо на ковер у двери. Вдруг она меня позовет?

ГРИФФИН

Я испытываю настоящее, ни с чем не сравнимое удовольствие, наблюдая, как парни взмывают вверх и забивают мяч в корзину. Если НБА прекратит свое существование, чем еще смогут заняться семифутовые «небоскребы» в кедах? Конечно, отправиться в Голливуд! Именно эта мысль помогла Родману и Шаку заключить контракты со студиями. Я лежу на диване в «боксерах» и смотрю игру «Лейкерс» против «Кинге». Какое блаженство! Впервые за долгие месяцы мой желудок спокоен. Во время рекламы переключаюсь на кабельный канал И-эс-пи-эн, транслирующий конкурс «Сильнейший мужчина мира»: двое огромных мутантов разбивают пивные бочонки о кирпичную стену. До этого они зубами тянули туристические автобусы на сто метров. Именно за такие программы я люблю средства массовой информации.

Стучат в дверь. Тянусь за пультом и увеличиваю звук. Снова стучат. Со стоном заставляю себя подняться с дивана и неторопливо иду к выходу.

– Кто там?

– Кенвин,

Открываю дверь и смотрю на парня.

– Привет, Джи!

– Как дела у моего любимого друга-хакера?

– Эй, я не хакер. У меня есть то, что белые назвали бы «способности к бизнесу». – Он проносится мимо меня в гостиную и кивает на телевизор: – Любишь баскетбол?

– Да, – отвечаю я. – Некоторым геям тоже нравится спорт.

– Все еще придерживаешься этой версии?

– Кенвин, что ты хотел?

Он берет пульт и рассматривает его.

– Мне нужна твоя помощь. Удивительная храбрость!

– В чем?

Он по-прежнему смотрит на пульт.

– Ты ведь работаешь на Тревиса Траска, да?

Я удивлен и не понимаю, куда он клонит.

– Откуда ты знаешь? – Во взгляде, брошенном на меня, читается, что я проявляю крайнюю степень слабоумия. – Так в чем дело? – вздыхаю я.

– Моей девушке очень нравится Тревис, и я подумал, не сможешь ли ты достать для меня его фотографию с автографом.

– Твоей подружке нужна фотография Тревиса?

– Она не моя подружка, – в свою очередь, вздыхает он. – Пока. Но если я подарю ей эту фотографию, может, она захочет ею стать. Ты понимаешь, о чем я?

– Конечно, понимаю.

– А в обмен на это обещаю никому не рассказывать, что ты не гей. И пусть это будет подлинный автограф. Даже не пытайся его подделать.

Мне следовало бы поторговаться об условиях сделки, но уж очень она комична. И как он узнал о моих способностях подделывать документы? Протягиваю руку:

– Согласен.

Как настоящий профессионал, Кенвин отвечает на рукопожатие и уходит. Возвращаюсь к игре. «Кинге» вырвались на семь очков вперед. Играть в четвертом тайме осталось девять минут. Снова стучат в дверь.

– Ты достал меня! – кричу я. Но в ответ слышу другой голос, и это определенно женщина.

– Подожди минуту, – вскакиваю я. Открываю дверь и впускаю Микаэлу.

– О, Гриффин! – плачет она. – Как я рада, что ты дома!

– Что случилось? – пугаюсь я. – В чем дело?

– Ты не поверишь, какой у меня сегодня был день, – говорит она, садится и закуривает. – У тебя есть пепельница?

– Возьми вот это. – Я подвигаю к ней банку с диетической колой.

– После того как меня выгнала Виктория, все повернулось еще хуже. Я осталась и без агента. Мне прислали открытку с заранее отпечатанным текстом. Там, где должно быть мое имя, – пусто. Всего одно предложение, даже не позвонили.

– Ох, Микаэла, мне очень, очень жаль.

– Я трахалась с этим придурком дважды в неделю. Но он все равно от меня избавился.

Микаэла – очень сексуальная женщина для своего возраста. Всего несколько лет назад я с удовольствием пообщался бы с ней. Но с женщинами покончено – эта чертова психопатка Лорейн меня излечила. Кто мог предположить, что у нее пограничное состояние? Кто знал, что она нападет на меня с отверткой и сожжет мой дом?

– Почему ты считаешь, что должна спать с ними ради карьеры? – спрашиваю я, чувствуя себя священником нетрадиционной ориентации. Интересно, наверное, я должен посоветовать ей прочитать несколько молитв.

– Перестань, Гриффин. Вспомни Мэрилин Монро. Ее передавали из рук в руки, как блюдо для пожертвований, и, видимо, она не возражала. А в конце концов получила то, что хотела, ведь так?

– Что? – спрашиваю я. Ее логика привела меня в замешательство. – Смерть?

– Ладно, – соглашается Микаэла. – Может, это не лучший пример. Но очень многие женщины проложили себе путь наверх через постель.

– А гораздо больше застряло в середине пути.

Микаэла снова закуривает.

– Я даже с женщиной спала. Познакомилась с директором по кастингу, и та обещала устроить мне прослушивание на роль в фильме Барри Левинсона.

В юности я возбудился бы от этой мысли: две женщины, тела блестят от пота, воздух наполнен мускусным запахом. Но последняя эрекция была у меня, когда я увидел Барта Абельмана на сцене и сразу же понял, что должен заключить с ним контракт. Как я уже говорил, талант – это сильнейший афродизиак.

– Тебе понравилось? – спрашиваю я, хотя мне это совсем не интересно. Делаю это только ради Микаэлы, потому что ей хочется услышать этот вопрос.

– Думаю, да, – вздыхает она и снова затягивается сигаретой. – Я легла и позволила ей выполнить всю работу.

– Микаэла, ты достойна большего!

Я говорю это как агент. Мне она нравится, я ей сочувствую, но кто-то должен сказать этой девушке, что здесь ей больше нечего делать. Может, стоит подумать о театре? В Лос-Анджелесе двести или триста маленьких театров, которые никто не посещает.

– Ты презираешь меня за то, что я спала с женщиной?

– Совсем нет!

Еще одна ложь. Я считаю, что Микаэле нужно найти милого скучного парня, выйти за него замуж, переехать в Белэр и завести детей. Но не смею сказать ей об этом, потому что ее сердце будет разбито.

– Я не могу вечно быть ассистентом.

Боюсь, она снова расплачется.

– А ты и не будешь, – уверяю я. Станешь обычной женой какого-нибудь парня, навсегда озлобленной тем, как с тобой обращались в Голливуде. – Я устрою тебе прослушивание для пилотного выпуска шоу Барта Абельмана.

Не знаю, зачем я это сказал, и уже сожалею о своих словах. Конечно, у Микаэлы есть талант, но он есть и у десяти тысяч других симпатичных девушек, и это только в нашем районе. Единственное, чего они не могут понять: бывает талант и Талант.

– Барт Абельман ?

– Эстрадный комик. Очень забавный парень.

– Это меня убивает! Ты поднимаешься на сцену, произносишь несколько шуток, и телекомпания делает для тебя шоу.

– Не унывай, выше голову! Это всего лишь пара неудач! Все изменится! – Возможно, к худшему.

Микаэла дрожащей рукой подносит сигарету к губам.

– Может, мне чего-то не хватает? У тебя так бывало: ты в чем-то уверен, а потом оказывается, что ошибался?

– Нужно подумать.

Но я и так знаю ответ: конечно, время от времени я совершаю ошибки. Например, мне казалось, что я уже пришел в себя после тех событий с Лорейн. Думал, что пройдет время, кто-то будет нежен со мной, и я снова стану нормальным здоровым парнем. Но этого так и не произошло. Секс с женщинами или с мужчинами меня ни капли не интересует. Это так грязно. А от некоторых людей действительно плохо пахнет. Нет, это занятие больше не для меня. Все, что мне теперь нужно от жизни, – это сила и власть.

– Так и не могу поверить, что меня выгнали из «Друзей», – всхлипывает Микаэла, вытирая слезы.

А я не могу поверить, что она опять принялась за свое. Мне нравится эта девушка, но, черт возьми, ей давно уже пора распрощаться с прошлым. Пытаюсь придумать, как бы ее ободрить, но, к счастью, она продолжает:

– Меня все еще мучают ночные кошмары, а ведь прошло уже черт знает сколько сезонов. Я даже не могу сказать «лет». Я так запуталась, что могу говорить только об этих дурацких «сезонах». «Я ездила в Европу в прошлом сезоне». «До конца сезона мне нужно найти новую квартиру». Господи, я схожу с ума!

– У тебя все будет хорошо, – уверяю я, хотя почти не слушаю. Думаю о вздорной жене Барта Абельмана и о прочих ненормальных в этом городе. Я никогда не стану похожим на них.

Каждый раз, когда я слышу эту чертову песню… – Микаэла начинает напевать, напоминая мне сумасшедшую бездомную женщину, хранящую вещи в магазинной тележке, – мне хочется утопиться в том нелепом фонтане. Это я была Фибс. Должна была стать знаменитой. «Эмми» была бы моей наградой. А Брэд Питт – моим мужем.

– Дженнифер Энистон вышла замуж за Брэда, – уточняю я.

Микаэла встает и начинает метаться по комнате, как пантера в клетке. Смотрю, как она докуривает, и украдкой бросаю взгляд в сторону телевизора. Вот это да! Ничья за минуту до конца! Микаэла подходит к камину и берет фотографию Мэла и Роджера в Палм-Спрингс.

– Это твой брат? Вы очень похожи.

– Да.

Она изучает снимок.

– Чем он занимается?

– Он был менеджером по персоналу, – откашливаюсь я. – Его не стало два года назад. Сбила машина, за рулем сидел пьяный.

Микаэла задерживает дыхание.

– Какой ужас! Мне очень жаль…

Киваю и снова чувствую дискомфорт в желудке. Мэлу давно следовало убрать отсюда это фото. Очень тяжело сдерживать себя и не думать о Роджере. Можно сказать, что мое сердце разрывается, когда я его вижу. Микаэла садится рядом и берет мою руку.

– Хочешь поговорить об этом?

– Нет.

Я знаю, что она тоже не хочет говорить об этом. Она хочет говорить о себе. Я понимаю ее желание и не переживаю по этому поводу, что поможет мне достичь успеха.

– Я такая жалкая! – Ну вот, что я говорил? – Мне уже много лет. Я никогда не стану актрисой и не смогу устроить личную жизнь.

– О чем ты? – протестую я. – Мужчины готовы убить друг друга ради такой женщины, как ты!

– Так, значит, я права? Мне не быть актрисой? Как тяжело с такими людьми!

– Микаэла, я этого не говорил!

– И никто меня не полюбит. Как они смирятся с этим? – говорит она, театрально жестикулируя. – Пластические операции, обесцвеченные волосы, имплантаты. Даже если кто-то сможет разглядеть меня настоящую, то решит, что я была некрасивой.

– Я считаю, ты очень красивая.

– Конечно, ты так считаешь. Но ты не относишься к нормальным мужчинам. У них нет чувств.

Замечаю, что «Кинге» забивают три очка, и на этом игра заканчивается. Ура! Мэл проиграл мне двадцать баксов, уж я найду им применение. Открывается дверь, и – легок на помине! – входит Мэл.

– Привет, дорогой! Я дома! – поет он. Когда же ему надоест эта избитая фраза!

– Ты должен мне двадцать баксов.

– «Лейкерс» проиграли? О, Микаэла, привет! Что ты здесь делаешь? Ты ведь не собиралась соблазнять моего Гриффина?

– И мечтать не могу. Ладно, я уже собиралась уходить.

– Не уходи из-за меня. Мы с Гриффином не занимаемся сексом раньше девяти часов.

Микаэла встает, не обращая на него внимания.

– Спасибо, Гриф! Ты настоящий друг!

– Я ничего не сделал!

– Увидимся в «Трейдер Вик». – Она машет мне на прощание и уходит.

Дверь закрывается, и в ту же секунду Мэл начинает громко, так чтобы Микаэла услышала, кричать:

– Ты настоящая проститутка! Ты был с этой грязной девчонкой! Как ты мог так поступить со мной после всего, что мы пережили вместе!

– Мэл, заткнись, черт возьми! Это не смешно! – протестую я.

Но Мэл считает по-другому. Смеясь как сумасшедший, он падает на диван, не в силах справиться с приступом хохота.

– Дурак!

Мэл продолжает хохотать и с трудом выговаривает:

– Я думал, что поддерживаю твою легенду. Я ведь твой бойфренд, правильно? Или я недостаточно хорош для парня, у которого серьезные проблемы с сексом?

– Перестань, ладно? Я не в настроении.

– Эй, я знаю, как я выгляжу. И в курсе, что совсем не привлекателен. Я старый, лысый, с большими бедрами и обвисшей задницей.

– Мэл, ты очень красивый. А теперь, пожалуйста, оставь меня в покое.

Он садится рядом и смотрит на меня в присущей ему веселой девичьей манере.

– Перестань, Гриффи! Тебя что-то тревожит? Мэл здесь, с тобой, как всегда!

– Думаю, мне нужна профессиональная помощь, – серьезно говорю я.

– Слушаю тебя.

Мне кажется, в последнее время я не то делаю… Во-первых, вся эта история с гомосексуализмом. Похоже, из нее ничего не вышло. В Голливуде много влиятельных геев, но их влияние и помощь совсем не такие, как я рассчитывал. Они даже хуже гетеросексуалов – в первую очередь беспокоятся о себе.

– А ты чего ожидаешь? Это ведь человеческая натура.

– Достало все!

– А по поводу влияния ты прав. Посмотри на ситуацию в «Дримуоркс… Эс-кей-джи». – Он отчетливо выговаривает каждый слог. – Буква «лжи», с которой начинается слово «гей», стоит в самом конце. Может, называйся они «Джи-эс-кей», этот год не стал бы для них катастрофически плохим.

– Есть еще кое-что, – говорю я.

– Что?

– Это связано с Тревисом Траском. Мы не хотели потерять его как клиента, поэтому я изменил контракт и подделал его подпись.

Мэл бледнеет.

– О, Гриффи! Гриффи, Гриффи, Гриффи! Это плохо. Очень плохо.

Конечно, в этом нет ничего хорошего. Я и сам знаю. И мой желудок тоже в курсе.