Текст книги "Дворянин великого князя"

Автор книги: Роберт Святополк-Мирский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– А ты этого Медведева видел когда-нибудь?

– Нет. Но я сразу понял, что это ты.

– Почему?

– Ты командовал.

– И что же помешало тебе выполнить приказ?

Васюк .сверкнул глазами.

– Ян дал мне плохих людей. Наверно, чтоб избавиться от них, так же как и от меня. Теперь я все понял! Он устроил это нарочно. Ну, ничего,если останусь живым, я ему этого не'прощу…

Медведев внимательно приглядывался к Васю-ку, пытаясь понять, насколько правдива его обида на Кожуха.

– Ты бывал когда-нибудь раньше в этих местах?

– Нет, никогда.

– Почему же Ян назначил командовать своими людьми тебя, нового' человека, только что прибывшего издалека?

– Он сделал это по наговору своего дружка, я теперь знаю! Этого дружка он раньше послал к Вельскому, и от князя тот возвращался вместе с нами. В дороге я с ним не поладил и теперь понимаю, что это он посоветовал Яну от меня избавиться.

Медведев насторожился.

– Как зовут этого дружка?

– Степан Ярый.

– Так-так. Из-за чего же ты с ним не поладил?

– Я привык подчиняться только князю Семену, а в дороге этот Ярый стал командовать нами.

Он хотел пограбить мимоходом какую-то деревушку, принадлежащую князьям Глинским, а я отказался. Мы чуть не подрались, и он пригрозил, что разделается со мной, когда приедет. И точно разделался.

– Сколько людей, приехавших с тобой сегодня от князя, было среди нападавших?

– Ни одного. Моих ребят Кожух не послал со мной. Нарочно. Если бы послал – я не сидел бы сейчас здесь.

Васюк поморщился, будто от сильной боли, и опустил голову.

– Что с тобой? – ^

– Голова болит.

– Потерпи. Ты знал этого Степана раньше?

– Нет. Впервые увидел у князя.

– Опиши его.

– Ну-у-у… Такой… моего роста, тоже светлый,морда ехидная… Да вроде ничего приметного.

– Где находится сейчас князь Семен Вельский?

– В своем… Он… Там…

Васюк вдруг согнулся, сделал несколько нетвердых шагов и упал.

– Гаврилко! Принеси воды! – приказал Медведев, высунувшись в оконную раму, и остался стоять у окна.

Филипп по-прежнему оставался на своем месте, но' Картымазов не выдержал, подошел к неподвижно лежащему, скорченному парню и разрезал веревку, связывающую его руки. Васюк приоткрыл глаза, поморщился и, сделав усилие, попытался встать на ноги. Картымазов помог, и, опираясь на его плечо, Васюк поднялся, пошатываясь и приговаривая:

– Спасибо… Сейчас… Пройдет… Все будет…

Картымазов повернулся, и в ту же секунду пленник ловко выхватил его саблю из ножен. Медведев, молниеносным движением перехватил его руку и, защищаясь от удара другой, пригнулся. Васюк оказался на редкость сильным и проворным. Медведев ударил его ногой, и, выронив саблю, пленник отлетел навстречу едва успевшему вскочить Филиппу. Филипп размахнулся и нанес своим огромным кулаком чудовищной силы удар. Васюк, перелетев через всю комнату, так грохнулся о противоположную стену, что с потолка посыпалась пыль.

– Филипп! – с досадой воскликнул Медведев. – Ну надо же соизмерять силу удара! Леший меня раздери, боюсь, что больше он уже ничего не скажет…

– Я нечаянно, Вася, – смутился Филипп. – От неожиданности…

– Это я виноват, – сказал Картымазов, – не надо было развязывать ему руки.

– Ну что ж, наверно, каждый из нас на его месте тоже попытался бы, – флегматично произнес Медведев, садясь на прежнее место. – Я ждал этого…

– Так надо ж было предупредить, – обиделся Филипп и виновато присел.

Вошел Гаврилко с кувшином воды.

– Боюсь, что ты опоздал, – сказал Медведев. —

Посмотри, что с ним.

Гаврилко перевернул лежащее ничком тело.

– Еще дышит, – доложил он, – нос расплющен и сломан. Щека рассечена, все зубы наружу торчат…

Филипп густо покраснел и пробормотал что-то непонятное.

– С пленника не спускать глаз! – приказал

Медведев. – Он нам еще понадобится. Если, конечно, выживет.

Гаврилко позвал сонного отца, и они вынесли Васюка Филина, который на этот раз действительно был без сознания и, по-видимому, надолго.

За-лесом вставало солнце.

– Надо торопиться, – напомнил Картымазов, – мы еще ничего не решили.

– А что тут решать? – сказал Василий. —Сейчас отправим Алешу обратно. Он сообщит Кожуху, что вы склонны принять его предложение инамерены явиться к нему в назначенное время с грамотами. Дескать, до сих пор я уговаривал вас не делать этого, но после ночного нападения, которое мне удалось отбить только случайно, благодаря оставшимся в Березках на ночь десяти людям из Картымазовки, которые днем помогали по хозяйству. Но теперь я вас больше не уговариваю. Надеюсь, этим мы убаюкаем Кожуха, по крайней мере, на ближайшие сутки. Потом мы спокойно ложимся спать, а в полночь отправляемся. Вы возьмете с собой по одному надежному человеку, а я пойду один. Алеша будет уже на месте и поможет нам. Около двух часов ночи ждем укалитки. Алеша ее откроет, мы ныряем в ледник и появляемся в комнате Кожуха. Ваши люди остаются с лошадьми за калиткой. Если хозяева вдруг проснутся, Филипп убедит их помолчать не сколько минут – мы видели, как он это делает.

Тем временем ты, Федор Лукич, постережешь коридор дома у двери, чтобы никто случайно не вошел и не вышел. Алеша совершенно открыто пойдет в темницу и объявит охране, что хозяин решил срочно допросить пленницу.-Я буду поблизости, чтобы прийти ему на помощь, если охранники не поверят. Но они поверят, потому что Алеша покажет им ключ от темницы, сделанный Ефимом, а сторожа знают, что хозяин дает ключ только доверенным людям. Затем Алеша на виду у всех, кто будет во дворе, проведет Настеньку в дом Кожуха, мы все вместе спокойно проходим через подземный ход в ледник, оттуда в калитку, и спустя час мы уже дома – живые и здоровые. Обсудите пока детали, а я поговорю с Алешей – вот он уже идет, бодрый и отдохнувший.

Медведев поздоровался с отоспавшимся, посвежевшим юношей. Потом отвел его в сторону и издали показал ночного пленника.

– Ты видел этого человека среди людей Кожуха? .

Изуродованное лицо Филина распухло и сильно изменилось, но Алеша, вглядевшись, твердо заявил:

– Да, это один из тех, что приехали вчера днем от князя Вельского перед самым моим уходом из дома Кожуха.

– Этот парень назвался Васюком Филином и говорит, что вместе с ним приехал Степан Ярый.

Проверь это. И если этот Степан действительно там, постарайся сделать так, чтобы мы и его могли прихватить с собой. А теперь пойдем, я дам тебе несколько указаний на тот случай, если вдруг что-нибудь пойдет не так;

Филипп и Федор Лукич терпеливо ждали целый час. Наконец Медведев с Алешей вернулись из рощи и все четверо поскакали в Картымазовку.

Ефим только что закончил работу и молча вручил Медведеву три ключа на кольце. Он побледнел и осунулся за ночь, будто просидел год в темнице.

Медведев взял ключи.

– Спасибо, Ефим. Я знал, что на тебя можно положиться.

И впервые за все время Медведев увидел на лице Ефима бледную Тень улыбки.

Глава четвертая
ДОРОГА ДАЛЬНЯЯ…

Весь день Медведев отсыпался и под вечер приступил к сборам в ночную вылазку.

Если, отправляясь на покорение Татьего леса, он готовил свое оружие и снаряжение около часа, то теперь это заняло больше двух и свидетельствовало о том, какое большое значение придается каждой мелочи и какие особые меры предпринимаются, чтобы уберечься, выжить и победить в самых непредвиденных случаях.

Василий как раз оттачивал до необходимой остроты наконечник одной из своих особых стрел, когда вдруг каким-то таинственным шестым чувством ощутил на себе пристальный и как бы проникающий взгляд.

Если бы действие происходило где-нибудь на большой дороге, он немедленно бросился бы на землю, два раза перекатившись, вскочил, молниеносно выхватив меч, и направил бы его в грудь того, кто смотрел таким взглядом. Но здесь он находился в безопасности, окруженный опытными и преданными вооруженными людьми, на своей земле, в своем доме, если, конечно, можно назвать домом полуразрушенную баньку, в которой теперь, кроме охапки сена, служившей постелью, стояли еще грубо сколоченный стол со скамьей, и вот на этой-то скамье Медведев и сидел, склонившись над столом и оттачивая наконечник.

Василий прекратил работу и медленно повернулся.

В скособоченном проеме двери, на фоне красного закатного неба стояла Надежда Неверова, жена Клима, мать близнецов Ивашки и Гаврилки, знахарка, целительница и ворожея.

– Прости, господарь наш Василий Иванович, что помешала тебе, – она поклонилась по-женски низко и с каким-то неуловимым достоинством.

– Я слушаю тебя, Надежда.

– С тех пор, как мы живем здесь, мне ни разу не довелось говорить с тобой, хозяин.

– Это верно, но я вижу всех моих людей и глубоко ценю все, что ты делала, когда мы обустраивались, налаживали хозяйство и особенно сегодня под утро, когда ты весьма умело очищала раны и перевязывала тех, кому слегка не повезло в ночном бою. О чем же ты хотела поговорить, Надежда?

– О надежде, государь. Я вижу, ты готовишься к какому-то странствию, а в чужих землях у человека всегда должна быть надежда. На то, что все задуманное исполнится и что он вернется живым и здоровым.

Медведев улыбнулся.

– Ты ошибаешься. Я собираюсь всего лишь на маленькую прогулку – она займет только пару часов. А чужие земли – это Синий Лог напротив нас – вон как близко, посмотри, даже дым его домов за лесом виднеется…

– Позволь просить тебя о маленьком одолжении.

– Говори,

– Положи сюда на мгновенье свою левую руку.

Надежда подошла, протянула ладонь, и Медведев увидел на этой ладони колоду больших карт. На их черной рубашке белел серебристый череп.

Еще никогда в жизни Медведеву никто не ворожил, и он смутился, но после некоторого колебания протянул левую руку и прикоснулся к колоде.

Надежда опустилась на колени напротив него, постелила на низкий бревенчатый стол свою черную шаль и начала быстро-быстро раскладывать на ней карты, что-то тихонько шепча.

Жутковато выглядели эти карты со странными картинками, с мечами, кубками и висящим вниз головой шутом, но Медведев уже не раз видел такие – их часто возили с Востока на Запад купцы, которых грабили татары на степных путях, а потом татар грабили засечные казаки и за гроши возвращали обратно купцам, которые везли их дальше в Венецию и там продавали, сказывают, за огромные деньги.

Надежда разложила карты, вздохнула и посмотрела Медведеву в. глаза.

– Ждет тебя дальняя дорога, много тягот и печалей вижу на ней, вижу кровь и смерть, вижу двоих друзей, которые всегда рядом, и других, которые придут, когда настанет час, вижу плененную девушку и много мужчин с оружием; будут на той дороге дома большие и маленькие, будут терема и замки, будут подземелья и темницы, и все случит-сясовсем не так, как ты ожидаешь… Есть многое, чего ты не ведаешь и о чем не подозреваешь,и многое из того удастся тебе узнать, но всего – никогда. Странствие же твое увенчается задуманным, когда пропоет высоко над головой железная птица.

Надежда умолкла.

– Ка… Какая птица? То есть это как понимать? – изумленно спросил Медведев.

Надежда пожала плечами.

– Не знаю. Так выходит: вот тут – птица, но не настоящая, то ли из железа, то ли в железной чешуе, а вот – что она поет высоко, но сама не летает, и сразу за тем – все кончается хорошо.

– Скажи, Надежда, ты давно ворожишь?

– С детства.

– А бывало ли когда, чтоб предсказанное тобой не сбылось?

– Никогда.

– Гм, интересно… Ну что ж, возможно, это как раз и будет первый случай. А вот скажи, зачем ты мне ворожила?

– Чтобы надежда тебя не покидала и чтобы ты знал, что все кончится хорошо. '

– Но я никогда не берусь за то, что плохо кончится, а надежда и так всегда со мной, – улыбнулся Медведев. – Но все равно – спасибо:

– Ворожей не благодарят, – загадочно улыбнулась Надежда. – Полагается дать им что-нибудь.

Медведев огляделся.

– Возьми вот это, – он протянул ей маленькую деревянную поделку, довольно грубую. – Это я сам ножичком выстрогал перед сном, когда раз мышлял о том, что и как надо будет сделать сего дня. Это – бык. Мне один знакомый грек показывал на небе звезды, которые складываются в такую фигуру, и говорил, что как раз под ними я и родился.

Надежда с поклоном приняла подарок.

– Если позволишь, я повешу его на кожаный шнурок, и буду носить, пока ты не вернешься – на удачу твою и нашу!

–Воля твоя, – пожал плечами Медведев, – однако ты меня все же насторожила. Передай мужу, пусть соберет всех у костра, когда стемнеет, – попрощаемся.

–Я не собирался с вами надолго расставаться, – обратился Василий к своим людям, – но Надежда —. вы ведь все знаете об ее искусстве – предсказала мне дорогу более дальнюю, чем я предполагаю. Потому решил я, на всякий случай, кое-что сказать вам на прощание.

Медведев уже как бы чувствовал себя в пути, на

ходясь снова в полном боевом снаряжении, а Ма

лыш под боевым седлом, увешанный всем необхо

димым для боевого похода, нетерпеливо бил ко

пытом землю, и казалось, будто они оба рвутся

поскорее выехать отсюда и снова окунуться в

полную опасностей и приключений жизнь. Впро

чем, это не казалось – это было. .

– Так вот – слушайте, – продолжал Медведев. – Если вам скажут, что я тяжело заболел, несомневайтесь – я выздоровею. Если вы узнаете,что я попал в руки врагов, можете быть уверены – я выберусь. Если до вас дойдут слухи о моей смерти – не верьте! Живите дружно и во всяком деле, если надо, просите совета и помощи Варвары Петровны Картымазовой и Анны Алексеевны Бартеневой. Старшими назначаю трех человек.

Клим Неверов отвечает за безопасность. Гридя Козлов – за хозяйственные и строительные работы. Епифаний Коровин помогает обоим оасетаительным советом. Я оставляю вам жалованную грамоту великого князя на эту землю и свою грамоту, в которой я записал всех вас по фамилиям как своих людей. Если явятся представители властей, скажите, что хозяин в отъезде, и покажите им грамоты. Помните при этом, что все вы находитесь в моем единовластном подчинении – никто, кроме меня и великого князя, не имеет права вами распоряжаться. Я дал Гриде и Климу все подробные указания по хозяйству, они также знают, что и где строить, если вдруг меня и вправду долго не будет. Васюк Филин, пленник, которого мы вчера захватили, должен остаться здесь до моего возвращения, когда бы я ни вернулся. Клим отвечает за его охрану. Если через неделю меня здесь не будет, ты, Гридя, отправишься под охраной Гаврилки в Боровский монастырь, найдешь там отца Иосифа и передашь в его собственные руки деньги на постройку нашей церкви. Не забудь получить расписку. Это все.

Василий оглядел озабоченные лица вокруг: взгляд у всех напряженный и чуть растерянный.

– Ну, чего приуныли? – весело спросил он.

– А и правда! – поднялся Епифан и снял шапку. – Я так рассуждаю – чего бояться-то? Раз надо – поезжай, хозяин, и за нас не тревожься —мы за себя, если придется, вполне постоять можем. Наказы все твои выполним, а самого – каждый день ждать будем. Тебе же во всех твоих делах – Пресвятая Богородица помогай!

Василий Медведев ответил на торжественный поклон своих людей, сделал несколько упругих, все ускоряющихся шагов и одним махом вскочил в седло коня. На секунду мелькнула его веселая улыбка и вскинутая на прощанье рука; Малыш встал на дыбы, заржал радостно и протяжно, и вот уже серая спина коня замелькала быстрым пятном меж деревьев и скрылась во тьме…

Когда Василий подъехал к условленному месту у брода, Картымазова еще не было, но Филипп уже ждал на том берегу и помахал факелом. Медведев снял с Малыша седло со всем укрепленным-на нем снаряжением и отнес в лодку, чтобы во время переправы ничего не промокло. Появился Картымазов и с ним Аким, крепкий бородатый человек лет сорока пяти, которого Медведев не раз уже видел. Они поздоровались, и Картымазов сказал:

 – На такое дело не могу взять с собой никого, кроме Акима. Мой лучший воин и верный друг. Я обязан ему жизнью в Шелонской битве.

Аким смущенно махнул рукой.

– Грех говорить, Федор Лукич, ты ведь сам спасал меня дважды, так что все равно я у тебя в долгу. Только не приведи Господь случая отдавать такие долги…

Василий заметил, что Картымазов одет и вооружен как для дальнего похода. Его доброе задумчивое лицо стало суровым, тоска в глазах как будто сгладилась, и проступил в них холодный блеск, какой бывает у воинов утром перед битвой.

Ш том берегу их встретил Филипп, и Василий, передав поводья трех лошадей, плывших за лодкой, принялся разгружать снаряжение вместе с Картымазовым и Акимом. Филипп с молодым крепышом лет восемнадцати обтирали мокрых лошадей попоной.

– Мы вас тут совсем заждались, – приговаривал Филипп, растирая Малыша с лихорадочным нетерпением.—Я уж думал посылать Егора к ва-шей лодке, думаю, может, потекла или что… Все возитесь и возитесь. Полчаса прошло!

– Не больше пяти минутг Филипп, – возразил Медведев.

– Это я виноват, – примирительно сказал Картымазов. – Давал наставления жене и сыну. На случай, если вдруг задержимся. Да и собраться надо было как следует.

– Вот интересно! – воскликнул Филипп. – Я тоже снарядился основательно и тоже, на всякий случай, сказал Аннице, чтоб не волновалась, если вдруг наши кони споткнутся в пути.

Дурной знак! Неужели мы все не уверены в успехе? Не можем быть! Я чувствую, что все кончится хорошо!

— Пора, – торопил Филипп. – Алеша будет ждать в два после полуночи, а впереди – добрых семь верст! Поедем тропой тарпанов. Я вас проведу лесом почти до самого дома Кожуха, так что никто нас не обнаружит. Держитесь за мной!

Они двинулись, отряд вытянулся гуськом, петляя между деревьями: впереди Филипп и Егор, за ними Картымазов, Аким и, наконец, Медведев.

Ехали молча.

Стояла первая ночь новолуния, в глухом лесу было совсем темно, и вдруг Медведев услышал за своей спиной странное эхо тихих шагов Малыша. Казалось, кто-то шестой ехал следом, и конь его старался попадать в ногу с идущими впереди лошадьми. Медведев прислушался, затем внезапно свернул в сторону и тихо затаился меж двумя толстыми стволами. Некоторое время звучали только шаги удаляющегося отряда, потом вокруг стало так тихо, что Медведев усомнился, не обманул ли его слух. Он напряженно всматривался, но лишь верхушки деревьев едва виднелись на фоне звезд, а ниже лежала сплошная темнота.

Медведев ожидал чего угодно, но только не того, что случилось.

Из темноты, совсем рядом с ним, выехала из чащи Анница на своем чёрном коне.

Она стояла так близко, что бока лошадей соприкасались, но в темноте молодые люди не видели друг друга, хотя находились рядом, на расстоянии вытянутой руки, и Анница протянула руку и, коснувшись руки Медведева, сказала тихо, но отчетливо:

– Я буду ждать тебя. Возвращайся скорей.

Василий нежно пожал ее руку, она резко пришпорила и исчезла во тьме. Медведев догнал друзей.

–   Что случилось? – встревоженно спросил Филипп.

–   Померещилось что-то… А теперь не пойму: было – не было?!

– И ты не знаешь что делать?

–Нет.

– Плюнь три раза через левое плечо и скажи:«Сгинь, сгинь нечистая сила! Приди ко мне, мой добрый ангел!»

Вскоре после полуночи они пересекли межу, земель Бартенева и Кожуха. Здесь предстояло пересечь мелкое, но большое болото – единственный открытый, без леса, участок пути, и потом до цели оставалось каких-то пять верст.

Филипп, в нетерпении рвущийся вперед, выехал из чащи первым, и вдруг все услышали его громкий, хриплый возглас:

– Сюда!

Филипп, поднявшись на стременах во весь рост, вытянул вперед руку:

– Смотрите!

За болотом, над полосой леса ярко покраснело небо.

Все остолбенели, не решаясь поверить своим глазам. Но красно-бурый отсвет быстро увеличивался, то чуть угасая, то вздрагивая яркими всполохами, и сомнений больше не оставалось – Синий Лог горел.

, – Скорей! – отчаянно крикнул Филипп и рванулся вперед.

Ах, какая это была скачка! Продираясь сквозь чащу, они выбрались на прямую дорогу и бешено помчались, безжалостно стегая и пришпоривая лошадей. Они уже не скрывались в лесу, не боялись быть замеченными, не опасались засады – да и кто мог бы сейчас остановить их?!

Наконец впереди замелькало пламя, послышался треск огня, шум голосов, истошные крики, визг, надрывное мычание коров, блеяние овец, и, выехав на опушку леса, они оказались перед большим селением. Оно лежало в овальной ложбине и со всех сторон было окружено высокими елями синего цвета, от чего, вероятно, и получило свое название.

Вокруг было светло, как днем.

Держась подальше в тени деревьев, они стали объезжать Синий Лог.

Из двенадцати изб мужиков Кожуха две догорали, а три все еще пылали яркими огромными кострами. Горела вся западная часть частокола, окружавшего двор Кроткого, горели какие-то постройки во дворе, но укреплённый дом в центре не пострадал.

В страхе и смятении бестолково метались полуодетые люди и что-то кричали охрипшими голосами, не слыша друг друга, бабы вытаскивали из горящих домов пожитки, мужики пытались остановить огонь, а сквозь огромный выгоревший пролом в частоколе видны были хорошо одетые и вооруженные всадники, которые разъезжали по центральному двору, не обращая на огонь никакого внимания, и длинными протазанами деловито стаскивали в одну кучу десятки неподвижных тел, повсюду валявшихся на земле – мертвых свидетелей недавней схватки, жестокой и беспощадной.

Спокойствие и самообладание вернулись к Медведеву.

– Кажется, все ясно, – произнес он, внимательно осматриваясь. – Судя по догорающим избам, на Кожуха напали час назад. Нападающие появились с запада и, надо думать, неожиданно, потому им сразу удалось подорвать частокол порохом – взгляните – больше всего трупов валяется с той стороны и пролом тоже на западе. Бой был коротким. Алеша говорил, что у Кожуха около пятидесяти воинов, – я насчитал чуть больше убитых и около сотни всадников. Надо полагать, Кожух потерпел полное поражение и потерял всех своих людей. Вряд ли он сам остался жив. Судя по всему, нападающие пленных не брали. Заметьте – победители не грабят, а напротив, приводят двор в порядок – значит, собираются остаться здесь надолго. Крестьяне их не боятся, стало быть, знают. Это не враги… Надо выяснить, что там произошло, и потом решить, как поступать дальше. Пусть Егор осторожно узнает у крестьян, что случилось.

– Егор! Ты слышал?!– резко спросил Филипп. – Поезжай!

– Нет, лучше пусть он пойдет пешком.

Егор спрыгнул с коня и, незаметно пробравшись к ближайшему дому, смешался с толпой.

Василий глянул на бледное лицо Картымазова и успокоительно сказал:

– По обычаю таких войн пленников должны освобождать с почетом. Враги врага – друзья.

– Дай Бог! – проговорил сквозь зубы Картымазов. – Только, боюсь, Кожух не тот человек,чтобы оставлять врагу своих пленников.

Филипп до крови закусил губу.

– Все произошло внезапно, – продолжал Медведев. – Думаю, Кожуху было не до пленников.Кроме того, не забывайте об Алеше. Если он жив – Настенька не погибла. Я велел ему сделать все, чтобы спасти ее жизнь… Даже если для этого понадобиться убить Кожуха или умереть самому.

Картымазов взглянул на Медведева и хотел что-то сказать, но тут вернулся Егор и доложил:

– Это дворянин князя Федора Вельского – Леваш Копыто. С ним сотня всадников, пищали, зажигательные снаряды. Все люди Кожуха побиты.

Леваш объявил мужикам, что отныне Синий Лог – собственный князя Федора навсегда.

– Скорее к нему! – воскликнул Картымазов, —Быть может, ей удалось спастись.

– Не стоит торопиться, – остановил его Медведев. – Неверный шаг может погубить все дело.

Должен поехать один из нас, встретиться с Левашом и разузнать о судьбе пленников. Возможно,Алеша с Настенькой уже ждут нас, но ведь может быть и так, что Леваш приберегает пленников Кожуха для своего князя. Нам нельзя выдавать своих намерений – Леваш может оказаться не лучше Кожуха.– Я поеду! – сказал Филипп твердо. – На правах соседа я могу поздравить Леваша с победой и осторожно разузнать о судьбе Кожуха и его пленников.

– Правильно! – одобрил Медведев. – Поезжай с Егором, а мы будем ждать. Если через час ты или Егор не вернетесь – поедем на выручку.

Филипп кивнул и вместе с Егором направился вскачь к тому месту, где еще недавно стояли крепкие ворота, а сейчас зиял широкий проход в обугленной дымящейся бревенчатой стене.

У въезда во двор их остановил какой-то вооруженный всадник.

– Эй вы! Стойте-ка! Кто такие?!

– Я – Филипп Бартенев – хозяин соседней земли. Хочу проведать Леваша Копыто.

– А ну, ребята, – окликнул всадник двух вооруженных пеших, – проводите эту парочку к Левашу да присмотрите за ними.

Пешие взяли лошадей Филиппа и Егора за поводья и повели во двор.

За большим домом, на лужайке, ярко освещенной пламенем горящих вокруг построек, стоял огромный стол, покрытый белоснежной скатертью.

Странно и жутко выглядел этот роскошно убранный стол, такой аккуратный и чистый, будто он стоял в горнице богатого терема и мирный свет факелов, а не зловещий огонь пожарища освещал пятерых крупных и тучных людей, чинно восседающих по одну его сторону.

Нет, это отнюдь не выглядело пьяным кутежом победителей – это был неторопливый, степенный ужин людей, которые любят хорошо поесть и славно выпить, не позволяя себе при этом никаких вольностей, а двое стольников прислуживали так церемонно и спокойно, как будто не стонали чуть поодаль раненые и не валялись вокруг окровавленные тела убитых.

Центральное место за столом принадлежало толстяку самого мирного и благодушного вида. Он был немыслимо разодет в шелк и бархат, а при каждом его движении множество скрепок, пряжек и запонок на одежде поблескивали, отражая в драгоценных камнях красное пламя пожара.

К нему с поклоном подъезжали всадники, и,'не прерывая трапезы, толстяк отдавал приказания, размахивая огромной наполовину обглоданной костью.

Филиппа и Егора остановили в нескольких шагах от стола, один из сопровождавших приблизился к толстяку и сказал ему что-то, указывая в сторону прибывших.

– Да ну?! Быть не может! – удивленно воскликнул толстяк и встал, вглядываясь перед собой.

Филипп спешился и шагнул вперед.

– Мне нужен Леваш Копыто, – несколько высокомерно заявил он, чувствуя себя неловко под любопытными взглядами толстяков за столом, которые все как один уставились на него.

– Черт подери?! —заорал разодетый толстяк в центре. – Да вот он перед тобой. И ты не узнаешь меня, паршивый мальчишка?! – Он встал от столаи, подбоченившись, вышел навстречу.

Филипп присмотрелся к нему и сдержанно ответил:

– Нет.

– Ах ты, дырявая башка! Да мы же с твоим отцом всю молодость провоевали в Польше, и я столько раз приезжал к вам в гости! Меня не запомнить! Нет, вы слышали – не запомнить Лева-ша Копыто! Впервые встречаю такого человека!

Он крепко обнял растерявшегося Филиппа и потащил к столу.

Егор скромно отступил и сел под деревом невдалеке.

–  Когда отец вернулся из Польши, мне было всего три года, – объяснил Филипп, все еще держась недоверчиво.

–  Неужто?! Ай-ай-ай-ай, как быстро течет время! Впрочем, чужие дети всегда быстро растут.

Послушай, да ведь ты – вылитый отец! Подумать только—Алешка Бартенев, мой старый, приятель,и вот у него уже взрослый сын! Куда уходят наши годы?! Черт побери! Ах, какие добрые времена были когда-то, – приговаривал он,усаживйя Филиппа рядом с собой за стол. – Друзья, это Филипп Бартенев, сын друга моей юности! Когда его отцу было столько лет, сколько сейчас сыну, мы с ним добивали крестоносцев.

Четверо остальных толстяков шумно выразили свое одобрение. Леваш подал Филиппу огромный кубок, полный душистого крепкого меда.

–  Ну-ка, мой мальчик, выпьем за встречу! Не обращай внимания на эту падаль вокруг. Мы, видишь ли, весь день не ели, а я этого не выношу —противно в животе и голова плохо работает! Однако поговорим о тебе. Как поживает отец?! Он дома? А твоя мать? Ах, какая женщина! Сейчас та ких не встретишь – нет! Надеюсь, она по-прежнему красавица?

–  Матушка умерла десять лет назад, – ответил Филипп.

–  Да что ты?! Ай-ай-ай-ай! Какое несчастье! Полагаю, твой отец не женился вторично?

– Нет, он полностью посвятил себя детям —мне и сестре.

– Ах, так у тебя есть сестра? Я об этом не знаю! Наверно, она родилась позже…

– Она младше меня на пять лет – ей семнадцать. Отец говорит, что Анница очень похожа на матушку.

– О-о-о! Значит – это красавица! Но как же твой отец? Он не воюет больше?

– Нет, с тех пор, как умерла матушка, не воевал, если, конечно, можно назвать миром такие события, – Филипп повел головой, указывая на горящие стены, – а подобное у нас бывало часто.

Но сейчас отца нет. Он уехал по делам и вернется через неделю.

– Какая досада! Но ничего! Я решил обосноваться здесь крепко и надолго, так что мы еще не раз увидимся.

Филипп воспользовался минутной паузой, во время которой Леваш осушал очередной кубок:

– Поздравляю тебя с победой, и расскажи, как тут все произошло?

– С удовольствием, но при условии, что ты перекусишь с нами. Если бы не мой повар, которого я повсюду таскаю, мы бы умерли с голоду! Но он обшарил кладовые Кожуха и на скорую руку приготовил легкий ужин – так, заморить червячка…

Леваш небрежным жестом указал на стол, прогибавшийся под тяжестью еды. Четверо толстяков незаметно по одному удалились. Леваш сытно икнул и потянулся.

– Люблю перекусить на свежем воздухе. Быва ло, мы с твоим отцом частенько едали вот так после ночных дел. Правда, он не такой любитель поесть, как я, да и покойники ему, видишь ли, аппетит иногда отбивали. А мне – Нет! Хоть бы что! Да, так ты спрашиваешь, как все было? Очень просто. Вызывает меня князь Федор и говорит: «Послушай, Леваш, ты уже десять лет у меня на службе, и я знаю, что лучше никто не выполнит поручение, которое я намерен тебе дать. Дело в том, что я уступил свое имение Синий Лог на Угре любезной сестрице Агнешке, а братец Семен – ну, ты же знаешь, он с детства шалить любил – взял да и отнял его у нее силой. Она вернула мне все права на эту землю, а я человек тихий, мирный, кровопролития и разбоя не люблю, так ты бы взял сотню-другую людей, да и на– . вел бы на моей земле порядок». Сказано – сделано. Мне много говорить не надо. Беру полторы сотни, узнаю, кто на каких землях сидит, и начинаю подряд, прямо с запада. За двое суток я перебил около двухсот Семеновых людей, а сам потерял всего какой-то десяток. И все потому, что у меня огромный многолетний опыт! Я не допускаю, чтобы кто-нибудь предупредил соседей о моем приближений. – Леваш подмигнул Филиппу, хлопнул его по колену и зычно захохотал. – Пленных я не беру! Никому не удается выйти живым, если я захватил двор или крепостишку и собираюсь двигаться дальше! Так, например, сегодня вечером я взял один крепкий дворик к западу отсюда, собрал своих людей и говорю: «Зачем откладывать на завтра главное развлечение? Поехали, да и прикончим разом этого Кожуха – он у нас единственный остался – и вся наша земля свободна!» Так и порешили. Даже не обедали – сразу сюда двинули. Ну, ты сам знаешь, внезапность – половина успеха. Взрываем частокол, даем пару пищальных залпов, и все кончено! Только я не учел одного. Представляешь, этот вонючий крот вырыл у себя под домом нору! Только мы во двор – он со двора! Никто его даже в глаза не увидал, как по нему и след простыл! Но я послал погоню! Его настигнут!