Текст книги "Монах: время драконов"

Автор книги: Роберт Ши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

Глава 11

Танико попросила одну из служанок медленно обходить ее с большим зеркалом в руках. Держа маленькое зеркало в своей руке, она откинула волосы на одну сторону и осмотрела заднюю часть шеи. Белоснежная, нежная, беззащитная. Так она и должна была выглядеть.

Она чувствовала, что красный цвет более всего подходит ей для обольщения, и потому выбрала костюм, состоящий из нескольких слоев одежд красного цвета. Хотя в качестве верхней одежды она выбрала богато расшитый халат светло-зеленого цвета. В нем она выглядела молодой и невинной. Невинность будет скрывать чувства – темно-красный халат. Под всем этим на ней было три нижних платья различных оттенков тускло-фиолетового цвета, выглядывавших из-под воротника, рукавов и подола.

Когда она полностью оделась, из-под падающего свободными складками шелка были видны только ее лицо и кончики пальцев. Две китаянки, помогавшие ей одеваться, старались казаться спокойными и безразличными, но Танико несколько раз перехватывала их быстрые, любопытные взгляды. Она будет осмеяна сегодня? Танико могла себе представить, как насмехались бы придворные Хэйан Кё над монгольской женщиной, попытавшейся в своем национальном костюме произвести хорошее впечатление.

Но она также понимала, что никогда еще не пыталась так приукрасить себя со времени смерти Кийоси. Хоригава, быть может, надеялся, что она будет унижена, но она сорвет его планы. Она не позволит унизить себя. Танико вновь воззвала к Богу Безграничного Света.

Одна из служанок по ее приказанию подоткнула кусок ткани за ворот ее одежд, чтобы предохранить их от загрязнения. Она уселась на подушки и подвинула к себе шкатулку с красками, попросив одну из служанок подержать зеркало. Сначала она нанесла на лицо слой белой краски. С этого момента ее лицо должно было оставаться совершенно неподвижным. Она не могла ни улыбнуться, ни заплакать. Макнув кисточку в сосуд с красной краской, она подвела губы – в виде лука на верхней губе, более тонкой линией – на нижней. Рот, которым ее наградила природа, был слишком широк, чтобы соответствовать требованиям красоты. Румянами она нанесла на обеих щеках одинаковые круги. Теперь ее лицо не принадлежало отдельной женщине. Это было лицо идеальной Женщины. С равным результатом оно могло принадлежать богине солнца, императрице, крестьянке или Танико.

Она бросила взгляд на двух китаянок. Те не смеялись, а благоговейно взирали на нее, будто на статую в незнакомом им храме.

Пришло время открыть шкатулку с украшениями. «Каким дураком был Хоригава, оставив мне все это, – подумала она. – С таким оружием я не могу не одержать победу». Она выбрала нефритовое ожерелье с фигуркой сидящего Будды, а в волосы – перламутровую бабочку.

Она сделала все, что хотела. Взглянула в круглое отверстие на потолке войлочного шатра. Небо было сине-фиолетовым. Солнце, должно быть, уже садилось. Буркина велела ей быть готовой к закату.

Танико сидела на подушках и ждала. Вспомнив о материалах для письма, она указала на шкатулку, украшенную видом деревьев и гор, стоявшую на сундуке для одежды.

– Если на ваши вещи попадут чернила… – запротестовала одна из служанок.

– Этого со мной никогда не случалось.

У нее не было желания записать что-либо в подголовную книгу. Оно придет позже, когда она будет знать, что ожидает ее в дальнейшем. Сейчас ей хотелось попытаться сложить стихотворение. Она начала тереть чернильный брусок о камень. Одна из служанок вызвалась сделать это для нее, но Танико отмахнулась. Когда чернила были готовы, в ее голове уже сложилось стихотворение. Она обмакнула кисточку и написала:

 
Огонь согревает всех, кто подходит к нему.
Но только свет Будды
Может согреть огонь.
 

Она откинулась назад, размышляя, что может означать это стихотворение. Две служанки почтительно сидели у стены шатра так, что Танико не могла их видеть, если сама этого не хотела. «По крайней мере, они считают меня знатной госпожой», – подумала она.

Но как к ней отнесутся сегодня вечером? Не было ли все это хитростью? Разговор с Буркиной, тщательная подготовка, – не совершалось ли все это лишь для того, чтобы шайка монголов смогла насладиться ею во время попойки? Нет, несмотря на то что Буркина производила впечатление жесткой женщины, она показалась ей честной. Вероятно, один из военачальников – хан, командующий тысячей или десятью тысячами, – получит ее этой ночью. А быть может, он найдет ее слишком маленькой и странной и с презрением отошлет к грязным солдатам.

Сейчас она могла понять в полной мере, как Дзебу чувствовал себя, живя среди людей, которым казался странным.

Она не должна обманывать себя. Даже если этот монгольский генерал посчитает ее приятной, что она приобретет от этого? Мужчина, совершенно ей безразличный, войдет в ее тело, будет им наслаждаться. Как в те, первые годы с Хоригавой. Отвратительно. А. она должна будет симулировать наслаждение. И все это только для того, чтобы иметь возможность есть, спать и оставаться в живых. Ей все еще не хотелось убивать себя, но сколько мук она позволит себе вынести только для того, чтобы продолжать жить?

Рано или поздно она надоест этому высокопоставленному монголу, и он, как предсказывал Хоригава, отвергнет ее. Какая любовь может возникнуть между людьми, вышедшими из таких разных народов?

Рано или поздно она начнет медленное падение от высокопоставленных монголов к самым низким. Все может закончиться только одним – Хоригава отомстит ей.

Она сидела, глядя на кончики пальцев, торчащие из рукавов. Служанки молчали, молчала и она. Мрачные мысли, одна за другой, пробегали в ее голове. Она с грустью предалась размышлениям о своей жизни. Никогда еще ей не было позволено решать что-либо самой и для себя. Она всегда оставалась предметом прихотей одного или другого мужчины.

Ей хотелось плакать, но она сдерживала слезы. Она не смела обезобразить свое лицо, иначе великий монгол не захочет даже посмотреть на нее. Необходимо отвлечься от этих мыслей.

Ей был известен только один способ сделать это. Она произнесла про себя: «Почтение Амиде Будде» – и повторяла высказывание снова и снова. Взывать к Богу Безграничного Света вслух ей не хотелось. И кроме того, она могла охрипнуть прежде, чем за ней придет Буркина.

Через некоторое время ей удалось добиться того, что повторения про себя стали совпадать с ее дыханием, и она мысленно взывала к богу на выдохе, как будто делала это вслух. В те моменты, когда ее мысли возвращались к несчастьям, ожидающим ее, она мягко обращала их к богу.

Она увидела Амиду Будду сидящим в раю. Лицо его было круглым и золотистым, как солнце. Чуть заметной улыбкой оно выражало безграничное спокойствие. Постепенно она смогла увидеть его всего, сидящего в облаках, скрестив руки на коленях, окруженного группами ангелов и сидящих бодхисаттв.

Полный покой окружил ее. Она забыла о всех печалях. Забыла о времени.

Лицо Будды сменило загорелое лицо Буркины, встревожено смотревшей на нее.

– Прошу извинить, что тебе пришлось ждать так долго. Здесь всегда так много всего происходит.

Танико улыбнулась:

– Все в порядке.

Буркина не сводила с нее глаз.

– Что случилось с тобой? Ты приняла арабское лекарство?

Все еще улыбаясь, Танико покачала головой.

– Лекарство? Нет. Я просто пыталась последовать твоему совету. Больше я не боюсь ничего.

Буркина кивнула:

– Я чувствовала, что у тебя есть такие способности. Хорошо. Нам пора.

Несмотря на произнесенные ею самой слова, Танико ощутила едва заметный страх, когда поднималась на ноги. Что случится с ней сейчас?

Буркина оценивающе оглядела ее.

– Идти нам совсем недалеко. Надеюсь, тебе будет не слишком жарко во всех этих одеждах. Ты выглядишь очень привлекательно, хотя несколько странно. Я никогда не видела женщины, одетой как ты, но все это к лучшему.

Две служанки сидели неподвижно, как статуи, когда Танико и Буркина вышли в теплую ночь. Сначала Танико ничего не могла видеть. Она замешкалась, и крупная монголка взяла ее за руку.

Когда глаза Танико привыкли к темноте, она смогла различить шатры, стоявшие везде вокруг них. Страх снова исчез. Она открыла для себя, что носит внутри рай Амиды Будды и может войти в него – без необходимости умирать – в любой момент по собственному желанию. Больше никто не мог причинит ей вреда. Она всегда могла убежать.

Они шли к огромному белому шатру в центре лагеря, куда день назад ходил Хоригава. Хотя это был всего лишь шатер, размерами он напоминал дом знатного вельможи в Стране Восходящего Солнца. Он занимал всю макушку холма. Перед ним стояло два флага: один – из рогов и хвостов каких-то огромных зверей, второй – шелковое полотнище с китайским словом «Юань», означающим «начало».

Главный вход в шатер был обращен на юг, самое благоприятное направление. Его охраняли шесть воинов, вооруженных пиками. Буркина обогнула покрытую войлоком стену шатра, где находился более маленький вход, охраняемый одним громадным воином с изогнутым мечом на поясе. Он поклонился Буркине.

– Настало время все объяснить тебе, – произнесла Буркина, внезапно повернувшись к Танико. – Я не хотела, чтобы у тебя было время испугаться. Ты сейчас попадешь в шатер одного из величайших среди нас. Если сможешь понравиться ему, твое счастье в будущем обеспечено. Будь готова к встрече с внуком Чингисхана, братом Великого Хана Менгу, повелителем Китая, командующим этой армией и любимцем Вечных Небес – Кублай-ханом.

Буркина взяла Танико за руку и ввела в шатер. Внутри все было окутано золотой тканью, и казалось, что светили сотни свисающих с потолка ламп, Танико была на мгновение будто ослеплена, попав в сводчатое помещение, заполненное сверкающим светом.

Глава 12

Бегущие по ночному небу облака отражали красный свет. Снаряды перелетали через стены Гуайлиня, а вспомогательные войска монголов, состоящие из татар кинь и тюрков, напирали с осадными машинами и лестницами. Четыре боевых слона сокрушали южные ворота заполненным камнями тараном, стрелы отскакивали от их доспехов, как капли дождя от соломенной шляпы.

По мнению Дзебу, защита города могла рухнуть в любой момент, но он стоял на городской стене с улыбкой на губах. Войне была присуща особенная красота: огонь, цвет, приливы и отливы людских, волн, огромная мощь слонов и осадных машин.

– Неудивительно, что эти люди завоевали полмира, – сквозь шум боя крикнул Дзебу Юкио.

– Ты восхищаешься ими?

– Просто поражаюсь тому, что могут сделать люди. Он не восхищался монголами из-за их завоеваний, но был потрясен их способностью бросить всю энергию на действие, их дисциплиной, беззаботностью, с которой они встречали лишения и смерть. Эти качества напоминали ему зиндзя. Сейчас, увидев Аргуна среди своих людей, а не в качестве наемного убийцы из незнакомой страны, он был способен лучше понять его.

Гуайлинь держался значительно дольше, чем, по мнению врагов, имел на это право. Монголы подошли к городу в Четвертый месяц Года Овцы. Сейчас шел Седьмой месяц, а город оставался незавоеванным. Очень редко с той поры, когда Чингисхан вывел их из степей, монголы встречали на своем пути город, доставлявший столько неприятностей.

Защитникам города очень помог дождь. Захватчики выбрали неудачное время. В тот момент, когда осаду возглавил Аргун, начались муссоны. Дождь замедлял атаки монголов, делал влажными их взрывчатые вещества, тушил пожары и снабжал жителей города огромным количеством свежей воды.

Помогали и болезни. Лагерь монголов быстро превратился в зловонное болото. Привыкшие на протяжении поколений к холодному климату севера, они стали легкой добычей для лихорадки, обычной для этого почти тропического края. По приказу правителя все отходы, которые в мирное время удобряли близлежащие поля, сбрасывались в ров и реку Гуайцзян. Как и надеялся Юкио, они отравляли питьевую воду монголов. Тысячи кочевников слегли от дизентерии.

Но дождь и болезни только немного замедлили продвижение монголов. На самом деле их сдерживали самураи. Впервые с той поры, как они вышли из степей, монголы встретились с воинами такими же крепкими, энергичными и отважными, как они сами. Без поддержки самураи не смогут выстоять значительное время, но они уже серьезно замедлили план завоевания империи Сун монголами.

Все эти месяцы Дзебу ежедневно вглядывался в самое сердце Камня Жизни и Смерти. Тайтаро, давший ему этот камень, был где-то рядом. Однако им не удастся встретиться, так как город падет в любую минуту, а вскоре после этого он умрет.

Он вдруг осознал, что думает о такой перспективе совершенно спокойно.

Но сейчас стало происходить нечто странное. Шум, который был оглушительным все эти месяцы, медленно смолкал. Тишина наступала прямо на глазах, подобная снежному покрову. Камни стали перелетать через стену гораздо реже. В воздухе, как комета, пролетел единственный зажигательный снаряд. Других за ним не последовало. Хуа пао молчали.

У основания стены, где тысячи пленных погибли, засыпая ров камнями, хворостом и человеческими телами, вперед стремился отряд татар кинь с длинной лестницей. Они были накрыты тучей стрел самураев. Лестница упала на землю. Исполняя раздавшуюся с Другого берега команду, татары развернулись и отступили обратно в лагерь монголов.

Над Гуайцзян стало вставать солнце. В слабом свете погонщики слонов стали расковывать цепь, державшую таран. Он с грохотом упал на землю. Слоны развернулись и тяжело пошли по насыпи, сооруженной пленными из камней между двух озер. В их сторону устремились тучи стрел, не причинив никакого вреда слонам, но убив нескольких человек, находившихся рядом с ними.

В ясном свете утра самураи и китайцы в изумлении наблюдали, как монголы сворачивают лагерь и приготавливаются отходить.

– Они думают, что мы откроем ворота, как только они скроются за горизонтом, – сказал Юкио. – Затем они с ревом вернутся и застигнут нас врасплох.

– Но они в любом случае овладели бы городом – не сегодня, так завтра, – ответил Дзебу. – И едва ли им удалось бы захватить нас врасплох, если бы мы послали им вслед разведчиков.

Ступая по битому камню, покрывавшему верх стены, подошел правитель Лю.

– Итак, то, что я слышал, оказалось верным. Они действительно собираются уходить.

Дзебу наблюдал, как монголы грузят самые большие из юрт на повозки, снимают и войлочное покрытие с деревянных каркасов более мелких шатров. Инженеры кинь развязывали канаты и выбивали клинья, которые соединяли осадные машины. Другие откапывали основания хуа пао.

Юкио по-прежнему был убежден, что отступление являлось трюком. Лю предполагал, что на подходе была освободительная армия китайцев, а быть может, эту армию монголов вызвали, чтобы отразить контратаку китайцев где-нибудь в другом районе боевых действий, Дзебу считал, что только какое-либо требование законов самих монголов могло заставить их уйти от верной победы.

– Только что-то очень для них важное могло вызвать это, – сказал он.

Осаждающие разместили заслон из тяжелой кавалерии на другом берегу Рун ху, недалеко от загона, в котором на голой земле сидели тысячи пленных, выживших во время боевых действий. «Пленные, – подумал Дзебу, – видимо, радуются тому, что все еще живы и скоро смогут вернуться домой».

Пронзительный голос отдал команду стоявшим наготове всадникам. Они выстроились в длинную линию и шагом начали объезжать загон. Еще один приказ, и они осыпали пленных градом стрел. Дзебу мгновенно закрыл глаза и сжал кулаки, когда крики и мольба о пощаде стали резать ему уши. Китайские солдаты на стене выкрикивали проклятья в адрес врага и молитвы умирающим. Они пытались стрелять в монголов, но их стрелы не достигали неприятеля. Убийство такого количества невинных людей вызывало у Дзебу такую же боль, какую могла бы вызвать зазубренная стрела, пронзившая его собственную грудь.

Снова и снова монголы объезжали загон для рабов, посылая стрелы туда, где сохранялось малейшее движение.

– Они устроили бы эту бойню в любом случае, – сказал Юкио.

Дзебу заметил, что Лю повернулся спиной к происходящему и по его бледным щекам текли слезы.

– Я не знаю, что хуже, – прошептал он, – видеть отрубленную голову собственного сына или избиение моих беспомощных людей.

Теперь монголы слезли с лошадей и строем шли по загону. Они обнажили свои сабли и осматривали тела, обезглавливая или закалывая тех, кто еще оставался в живых. Вспомогательные отряды следовали за ними, вытаскивая из трупов стрелы.

Юкио тоже отвернулся.

– В этом не было никакой надобности. Совсем никакой, – хрипло произнес он. – Правду говорят, что монголы нелюди.

«Если они действительно такие, – подумал Дзебу, – то кто же я? Они мои соотечественники, но я получил совсем другое воспитание. Я скорее умру, чем сделаю то, что делают сейчас они. Отвратительно убивать бедных крестьян, но как они могут сотнями казнить женщин и детей?»

Чингисхан, повелитель Аргуна, приказал казнить всех из рода Дзамуги, и Аргун пытался убить Дзебу, когда тот был еще ребенком. Для человека, пускавшего стрелу в ребенка, вцепившегося в юбку матери, происходящее сейчас не могло казаться отвратительным. Юкио, лицо которого было багровым от ярости сказал:

– У нас тоже есть пленные. Давай покажем, что мы можем быть такими же беспощадными, как и эти монголы. – За время осады пленили более сотни монголов и почти триста воинов из вспомогательных войск.

– Нет, – отказался Дзебу, – я не стану срамить себя убийством тех, кто не может сражаться со мной.

– Монголы всегда убивают пленных, – сказал Лю. – Быть может, если оставим своих пленных в живых, даже возвратим их врагу, то тем самым покажем им, что есть другой путь. Наш учитель Конфуций говорил: «Не делай другим то, что ты не хочешь, чтобы другие сделали с тобой». Если сегодня мы не станем убивать монголов, возможно, они сохранят жизнь китайцам завтра.

– В своей стране мы всегда казним захваченных в плен воинов, – сказал Юкио, – Оставлять в живых людей, которые смогут завтра напасть на тебя, глупо.

– Несколько сотен монголов и других людей, которых мы захватили, не представляют для нас большой опасности, – возразил Дзебу. – Я лично передам их Аргуну.

– Прошу меня простить, Дзебу-сан, – сказал Юкио, – но, по-моему, ты совсем сошел с ума.

– Я пойду как посол. Жизнь посла для них священна.

– Слишком большое искушение для Аргуна, – сказал Лю.

– Он посвятил годы жизни и отправлялся в дальние и опасные путешествия, пытаясь убить меня. Его верность законам будет гарантией моей безопасности.

Юкио смотрел на Дзебу широко раскрытыми глазами.

– Я могу запретить тебе передавать этих людей Аргуну. Могу приказать казнить их.

Дзебу кивнул:

– Да, господин Юкио, можешь.

Юкио отвернулся.

– Давай. Можешь делать любую глупость.

Когда Дзебу вошел в лагерь монголов, он смог обратиться к одному из офицеров на языке варваров, представившись послом из Гуайлиня и требуя встречи с Аргуном Багадуром. Его языковая практика с пленными хорошо послужила ему.

Гурхан сидел верхом на широкогрудой серой степной лошади, уперев в бедро руку в перчатке. Его глаза были цвета облачного зимнего дня.

– Посол, да? Так издеваясь над законами моего народа, ты гнуснее больной собаки.

– Я и не думал издеваться, гурхан, – сказал Дзебу, спокойно глядя на него. Реакция Аргуна не удивила его. «Он, должно быть, ненавидит меня так же сильно, как я его», – подумал он.

– Итак, ты выучил еще несколько слов из языка своего отца, – сказал Аргун, иронически улыбаясь. – Быть может, ты хочешь стать одним из нас? К сожалению, подчинившись нашим законам, ты умрешь немедленно. – Его лицо потемнело. – Если ты действительна являешься послом, как заявляешь, подойди ко мне подобающим образом. Слезай с коня. Лицом в землю.

Дзебу замешкался. Но Аргун имел право требовать почтения к себе со стороны посла. И не говорилось ли в «Наставлении зиндзя»: «Какую бы роль ты ни играл, проявляй свое внутреннее совершенство, исполняя ее надлежащим образом». Дзебу слез с лошади. Сырая земля от тысяч копыт превратилась в коричневую жижу, В такой позе он стал ждать.

Наконец Аргун раздраженно произнес:

– Вставай, от тебя мне нужно не это.

Дзебу поднялся, вытирая со лба грязь тыльной стороной ладони.

– Ты не удовольствуешься меньшим, чем моя смерть, гурхан?

– Меньшим не удовольствуется дух Чингисхана. Сегодня я не могу отобрать у тебя жизнь, но когда-нибудь это произойдет. Почему ты пришел сюда?

– Во-первых, чтобы предложить, так как вы, видимо, уходите, договор вечного мира между монголами и городом Гуайлинем.

– Это глупость. Мы заключаем мир только с теми, кто сдался. Что еще?

– Еще, чтобы вернуть тебе людей, которых мы взяли в плен. Мы не считаем необходимым убивать беспомощных пленных.

Аргун пожал плечами.

– Значит, вы дураки. – Он повернулся к стоящему рядом офицеру. – Пусть этих людей уведут. – Офицер выкрикнул приказ, и людей, приведенных Дзебу, увели. Они шли с бледными лицами и опущенными глазами.

– Тебе, может быть, будет интересно узнать, что мы задушим их тетивой, прежде чем уйдем отсюда, – улыбаясь, сказал Аргун.

Сердце Дзебу сжалось.

– Они не заслуживают наказания. Все вели себя очень храбро. Все были ранены или находились без сознания, когда мы брали их в плен.

– Это не наказание. Мы должны послать в другой мир отряд воинов, чтобы они могли служить Великому Хану. Быть избранным для этого – большая честь. Эти люди станут частью духа Великого Хана. У нас свои обычаи оплакивать умерших, монах, которые ты не сможешь понять при всем желании.

Удивленный Дзебу начал понемногу понимать происходящее:

– Ваш Великий Хан мертв?

– Да. – Грубое лицо Аргуна помрачнело. – Наша война с Китаем нынче закончилась по нашей воле. Непреложный закон предписывает нам вернуться на родину, когда умирает Великий Хан, чтобы похоронить его и избрать преемника. Передай жителям Гуайлиня, чтобы они благодарили Вечные Небеса за эту отсрочку. Но пусть помнят, что это всего лишь отсрочка.

Он уставился своими странно пустыми глазами на Дзебу.

– Для тебя, сын Дзамуги, это тоже только отсрочка. Уже трижды я пытался выполнить приказ Чингисхана о твоей смерти. Каждый раз тебе удавалось спастись, но не своими силами. Человек, который надеется на других или на случайные события, ничтожен. Судьба снова сведет нас, и в следующий раз я обязательно убью тебя.