Текст книги "Новые Миры Роберта Шекли. Том 1"

Автор книги: Роберт Шекли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

На протяжении всего этого разговора Лоренс беспомощно стоял у двери. Со стороны казалось, что его опутывали невидимые узы. Как бы он ни пытался их разорвать, у него ничего не получалось и ему не помогали никакие доводы об иллюзии, гипнозе и самообмане. Несмотря на все усилия, он даже не мог пошевелиться. Его воля находилась в чужих руках с того самого дня, как он ступил на Майрикс. Лоренс был бессилен что-либо сделать – особенно теперь, в такую важную для них минуту.

– Отец! – закричал он. – Неужели ты не знаешь, что он овладел нашим разумом?

– Конечно, я знаю это, Лоренс, – ответил Аарон. – Но разве мы не мечтали о такой судьбе? Разве мы не хотели твердого руководства, которое помогло бы нам пройти сквозь опасности, расставленные Вселенной?

– Нет, отец. Ты ничего не понял!

Лоренс сказал бы что-то еще, однако приступ внезапной боли остановил его на полуслове. Он беспомощно смотрел на Аарона, и его взгляд предупреждал, что эта тварь представляла собой угрозу не только для них, но и для всей человеческой расы.

– Все нормально, Лоренс, – подбодрил его Аарон. – Гео и я уже обо всем договорились. Послушай, Гео, я хочу, чтобы ты выслал с планеты моего сына и остальных людей. Они только мешаются под ногами. Мы же с тобой обсудим наши дела и спланируем дальнейшие действия.

– Планировать буду я, – сказал Гео.

– Конечно, ты, – согласился Аарон. – Но я могу тебе кое в чем помочь. Наверняка есть что-нибудь такое, чего ты о нас еще не знаешь. Например, способы, которыми можно управлять людьми и подчинять их твоим целям.

– Мне нравятся твои слова, – ответил Гео. – Землемы очень упрямы, и одно время я даже хотел отказаться от них. Но если хотя бы один из вас подчинится мне, я овладею с его помощью всей Галактикой.

– Тогда я тот, кто тебе нужен, – сказал Аарон. – И я склоняю перед тобой голову, Владыка!

Отец! Слово рвалось криком из безмолвных уст сына. Но Лоренс не мог его произнести. С мукой в сердце он смотрел на Аарона, который ползал по грязному полу перед пламенем.

– Отошли их прочь, – еще раз попросил Аарон. – И давай приступим к нашим планам.

Внезапно Лоренс почувствовал, как его понесло куда-то вверх. У него даже закружилась голова. Придя в себя, он обнаружил, что находится на своем корабле – том самом, на котором его группа прилетела на Майрикс. Впервые за два последних года ему удалось дотянуться до пульта управления. Не теряя времени, он перевел корабль на безопасное расстояние от планеты и вышел на общий канал космосвязи.

Прислушиваясь к сообщению микропередатчика, настроенного на общий канал связи, Аарон продолжал идти за пламенем в глубь развалин Чужеземного Города. Они подходили к усыпальнице, которая располагалась под фундаментом циклопических руин. Пустое длинное помещение с низким потолком освещалось несколькими факелами, вставленными в особые отверстия на стенах. К тому времени Гео отослал всех людей прочь, и на огромной планете осталось только двое существ – Аарон и пламеподобный дух.

Пламя, которое являлось субстанцией Гео, стало теперь серебристым и текучим, как вода. Оно изменилось вновь и потемнело до металлического пурпурно-красного цвета. Формы и цвета беспрерывно перетекали друг в друга, и Аарон не понимал, что вызывало эти превращения. Едва он, как ему казалось, улавливал причину, пламя трансформировалось во что-то еще. Аарон подозревал, что некогда в далеком прошлом подобные существа обитали и на Земле. Возможно, они и породили те мифы, которые повествовали о тварях и людях, способных изменять свою внешность. Судя по тому, что он знал, одно из этих вертких огненных существ могло оказаться Протеем – морским стариком, состоявшим из перемен.

– Непостоянство является силой, и моим превращениям нет конца, – сказал Гео. – А я смотрю, ты более храбр, чем остальные. Они не рассматривали меня, как ты, и не восхищались моими планами относительно будущего вашей расы. Поэтому я им не доверял. Ты мудро сделал, что согласился служить мне, Аарон. Хотя иногда меня тревожит твое поведение.

– Неужели ты можешь воспроизводить только стихии? – спросил Аарон. – Или тебе доступны даже такие сложные формы, как человеческое тело?

– Я могу принять любую форму, какую захочу, – ответил Гео. – Но почему ты заговорил о человеческом облике? О том единственном, где я уязвим.

– Потому что по его образцу мы будем делать статуи, чтобы все человечество могло поклоняться тебе.

– Это хорошая идея, – сказал Гео.

Пламя вспыхнуло и начало переливаться сотнями оттенков. Его свет заполнил комнату, словно безмолвный взрыв небесной радуги. Затем сияние ослабло, и перед Аароном возник гигант с богоподобными пропорциями тела. Он выглядел как огромная статуя микеланджеловского Аполлона или как одна из статуй Зевса, отлитая из золота и серебра.

– Это одна из моих классических форм, которой уже наслаждалось человечество, – сказал Гео. – Я пребывал в ней перед началом катаклизма.

– Какого катаклизма? – спросил Аарон.

– Перед гибелью Атлантиды. Когда Соперник связал меня и выслал сюда.

– Расскажи мне об этом, – попросил Аарон. Гео смерил его подозрительным взглядом:

– Я много думал о тебе, Аарон. Кто ты на самом деле?

– Я твой пророк.

– Но так ли это? Люди всегда готовы на обман и ложь.

– Я твой пророк, можешь не сомневаться, – ответил Аарон. – И вот мое доказательство.

Он вытащил из мешочка бомбу.

Подтверждая догадку Аарона, Гео не стал останавливать его. Взглянув на человека с упреком, гигант печально покачал головой. Его гиацинтовые локоны и короткая курчавая борода внезапно подернулись инеем седины.

– Как быстро проносятся циклы! – произнес он.

– Неужели в прошлый раз все закончилось чем-то похожим?

– Да, конец всегда один и тот же. Не делай этого, Аарон! Мы можем договориться о партнерстве! Мы возвысим расу землемов над всей Вселенной и сделаем ее богоподобной!

– Ты жалкий глупец, – ответил Аарон. – Неужели ты еще не понял, что человеческая раса не хочет и не нуждается в том, чтобы кто-то владел и командовал ею?

Чернота пространства озарилась безмолвным розовым отблеском. Ослепительная вспышка продлилась лишь миг, а затем угасла.

– Все кончено, – сказал Лоренс.

– Как долго ты находился во власти этого существа? – спросил Мэтью.

– Мы стали его жертвами почти с самого начала. Он удерживал нас, показывая чудеса, странные способы бытия и различные видоизменения сознания. Он овладевал все новыми и новыми людьми, но, казалось, не знал удовлетворения. Я и другие исследователи сопротивлялись ему, однако наши усилия оставались тщетными. Это заставило отца пойти на хитрость. Он притворился, что примкнул к нему, а потом нажал на взрыватель.

– Так вот, значит, как выглядели древние, – задумчиво произнес Мэтью. – Хотя вряд ли это существо имело отношение к Седьмой расе.

– Я тоже в этом сильно сомневаюсь, – сказал Лоренс. – Мы не нашли никаких серьезных доказательств, но у меня сложилось впечатление, что Гео принадлежал к расе мощных галактических существ, которые не обладали большим интеллектом. Возможно, он был последним из своего вида – и наверняка единственным, с кем нам довелось встретиться. Я думаю, Гео прятался в брошенных городах, подобно змеям и летучим мышам. Как опытный хищник, он имел множество способов для порабощения других существ, но его тоже можно было убить.

– А что он еще рассказал об Атлантиде? – спросил Мэтью.

– Я не в курсе, – ответил Лоренс. – Он говорил что-то о привязанности к месту. Это напоминает мне легенду о Прометее в горах Кавказа. Кроме того, в его истории есть аспекты мифа о Христе. Хотя в данном случае он выступал в роли Люцифера. И знаете, в нем действительно было что-то дьявольское.

– Мне тоже так показалось. И я нахожу вашу аналогию довольно интересной. Думаю, землемы и другие виды впервые столкнулись с чем-то подобным. Однако в Галактике могут существовать и другие такие существа. Некоторые из них, возможно, обитают в брошенных городах. Но вот где мы встретимся с остальными?

– Главное, не забывать о них и оставаться настороже, – сказал Лоренс. – Послушайте, Мэтью, а мы не можем отложить наш разговор на какое-то другое время? Мне уже пора уходить.

– Куда ты так спешишь?

– Хочу увидеться с Сарой. Гео запрещал мне общаться с ней.

Лоренс направился к выходу, но, сделав пару шагов, остановился.

– Жаль, что с нами больше не будет отца. Он бы порадовался этой встрече.

Червемир

Дорогой Роберт!

Я был очень взволнован, когда осознал, что я и ты можем телепатически общаться сквозь бескрайние просторы космоса. До сих пор не верится, что я нахожусь в контакте с совершенно чуждым мне существом. Нельзя сказать, что это было совсем неожиданно: мы, мыслящие черви, давно допускаем возможность, что кроме нашего существуют и иные миры, которые могут быть населены разумными червями, и даже (правда, тут уже мы говорим: «вероятность») мыслящими существами, совсем не похожими на нас; поэтому многие черви постоянно пытаются установить с обитателями этих гипотетических миров телепатический контакт.

Из твоего описания собственной внешности (в котором я понял далеко не все) я, однако, могу сделать вывод, что ты обладаешь высокой степенью двусторонней симметрии. Так вот – мы тоже. Еще давным-давно один из наших лучших теоретиков оценил Необходимую Степень Симметричности как одну из предпосылок возникновения разума. Да, кое-что из твоих последних высказываний меня просто потрясло и вызвало кучу вопросов. Ты сообщил мне, что являешься разумным существом, не-червем, живущим в твердом мире, и что ты не только не делаешь в нем червоточин, но вместо этого разгуливаешь по внешней поверхностисвоего мира, постоянно находясь с ней в прямом контакте!

По крайней мере, я тактебя понял.

И если усвоить мысль, что я контактирую с разумным не-червем из другого мира, было относительно легко, то принять тот факт, что вы живете на внешней поверхности своего мира, а не внутри его… Так, пожалуй, могут жить только не-черви.

Вы действительно там живете? На поверхности?

Пожалуйста, разъясни подробнее. По причинам, которые я объясню позже, мне просто необходимо разобраться в этом вопросе до конца. Извини, я должен прервать передачу, потому что срочно нужно сделать несколько корректировок моего туннеля. До скорого контакта!

Рад был снова слышать тебя. Значит, если я правильно понял, ты утверждаешь, что являешься твердым трехмерным существом (как и я), но при этом ухитряешься жить на внешней сторонесвоего мира. И ко всему этому ты добавляешь (по крайней мере, так тебя можно понять), что вы не только знаете форму своего мира, но и его объем, радиус, площадь и все остальное.

Честно говоря, поверить в это мне очень трудно.

Ты правда хотел сказать именно это?

Я уже просто не знаю – действительно ли ты существо с другой планеты или просто один из моих червососедей, решивших меня разыграть?

Знаешь, наши с тобой беседы начали создавать мне некоторые трудности – дело в том, что, хотя многие из наших периодически посылают в космос свои узкосфокусированные направленные вибрации, один только я всегда придерживаюсь одного и того же направления (то есть твоего мира), и поэтому меня уже начинают спрашивать, соображаю ли я, что делаю, и не начинаю ли впадать в одержимость.

Однако мне проще наплести кучу более или менее правдоподобных сказок, почему это я придерживаюсь определенного направления, чем рассказать червям, что я контактирую с существом, которое живет на поверхности сферы!

Но черт с ними, трудностями! Что до меня, то я как зачарованный готов без конца слушать удивительные истории о дальних мирах. И не так уж важно, существуют ли они на самом деле. Хотя, наверное, когда-нибудь, где-нибудь, как-нибудь все, что возможно себе вообразить, – существует Или будет. Или было.

Сейчас мне нужно прерваться: я обещал Джилл сделать несколько параллельных с ней туннелей в шестиугольной решетке, которую она от начала до конца придумала сама. Как художник художнику (надеюсь, это не слишком громко звучит?) я признаюсь тебе, что получаю огромное удовольствие, работая в паре с ней. За последнюю пару сотен единиц (мы измеряем время в единицах) мы с этой девчонкой воплотили немало оригинальных параллельных проектов.

Роберт, а в вашем мире есть девушки? И существует ли для вас бесконечный конфликт между самосохранением и браком как финалом жизни?

Слушай, Роберт, похоже, нас обоих интересует философия, хотя ты и говоришь, что можешь обсуждать высокие материи только для забавы, так как не являешься профессионалом. Так ведь и я тоже! Я – художник и сам порой не до конца понимаю, что говорю. Но по твоим словам – с тобой ведь то же самое! Да мне бы вовсе и не хотелось влететь в контакт с каким-нибудь мощным богоподобным интеллектом, я лишь искал себе друга, с которым можно было бы просто поболтать за жизнь.

То есть вот что я пытаюсь тебе объяснить, Роберт: мне хотелось бы обмениваться с тобой знаниями с учетом того, что я – дилетант во всех областях, кроме моего искусства. Как и ты, насколько я понял. И отлично! Наши профессиональные червефилософы и червеученые только и говорят о том, как будут общаться со своими оппонентами, когда окончательный контакт между обитателями различных миров будет наконец установлен. Ну не славно ли вышло, что это уже случилось? Да еще с парочкой близких по духу структуралистов.

Роберт, так ты правда это забавное существо, игрушка рока и особых законов природы? Или я это о себе? Или о нас обоих?

С нетерпением жду следующей связи.

Привет! Это снова я!

Слушай, я тут недавно поговорил о тебе с одним из своих парней. Я, конечно же, и не рассчитывал на какой-то успех (в чем оказался прав), но все же я хотя бы попытался. Может, это было глупо с моей стороны, но, Роберт, должен тебе сказать, мы, черви, скорей всего в силу той изолированной жизни, которую ведем, очень много думаем на все эти темы.

С другой стороны, черви, несмотря на их стремление к наукам и метафизике и насущную необходимость познания, склонны к скептическому отношению ко всему, что не проверили на собственной шкуре. Фанатики, которым можно внушить все что угодно, конечно же, в счет не идут.

Уж я-то, конечно, не собираюсь ни создавать культов, ни высмеивать их, ни сходить с ума, ни отдаваться в лапы Черве-дьявола.

Кстати, Роберт, а сколько у тебя лап? Или рук? Я полагаю, что четыре – по одной на каждый двигательный отросток, отходящий от основной массы тела. Я угадал? Хотя у червей нет рук, концепция «рукизма» – часть нашего древнего знания.

Так вот, пару единиц назад я случайно оказался в туннеле, смежном со структурой моего друга Клауса, и решился запустить пробный шар. Для начала в виде гипотезы. Когда-то мы работали с ним вместе и ощутили большой творческий резонанс. Мы параллельно создавали одну и ту же фигуру (если память не изменяет – додекаэдр) в семи вариациях. Но потом (если честно) мне это надоело, и я стал двигаться быстрее и изысканнее его. Я решил продолжать свою карьеру в искусстве в одиночку и оставил Клауса позади. Он же подался в философскую структурологию и даже сделал себе в ней имя.

Сначала мы поговорили с ним о том о сем, и затем я сказал ему:

– Клаус, я тут недавно покрутил в голове одну забавную идейку, и мне хотелось бы знать твое мнение.

– Что ж, послушаем, – ответил он.

Да, кстати, если я говорю: «мы разговаривали», я вовсе не имею в виду, что при этом мы встречались лицом к лицу. Как я уже говорил, для нас такая встреча означает мгновенную аннигиляцию – и конец всем разговорам! На самом деле я подразумеваю общение между двумя червями, когда они находятся в смежных коридорах на расстоянии не больше а (это наш термин, обозначающий оптимальные условия для общения). Червь выстукивает головой определенный код и одновременно с этим оставляет запись разговора на стене туннеля. Таким образом все, что когда-либо черви говорили друг другу, зафиксировано на стенах Червемира (к сожалению, некоторые коридоры разрушаются при природных катаклизмах).

Это я к тому, что мы, черви, и вы, люди, под «разговором» понимаем совершенно разные вещи.

Ну а теперь вернемся к беседе с Клаусом.

– Мне пришло в голову, – сказал я, – что вполне возможно существование твердых и разумных, как и мы, существ, живущих на планетах…

– В планетах, ты хотел сказать, – поправил меня Клаус.

– Нет. Вся соль именно в этом: а почему бы не представить себе мир, населенный разумными существами, живущими не внутри его, а снаружи?

– Тогда сам собой напрашивается вывод, что твои гипотетические существа, имея прямой непосредственный контакт с поверхностью своего мира, должны пользоваться системой координат, из чего вытекает, что они могут знать его форму.

– Допустим, например, что это сфероид, – предложил я.

– Не имеет значения что. Гораздо важнее сам факт, что форму (какая бы там она ни была) вообще возможно определить. И не только ее, но и все топологические особенности этого твоего мира.

– Логично. Тогда позволь мне выдвинуть еще одно условие…

– Старина, – перебил меня Клаус, – не трудись продолжать. Должен тебе сказать, что дальнейшие разработки этой жилы тебя ни к чему не приведут. Твоя гипотеза вычурна и умозрительна. Ты что, никогда не слышал, что синклит наших лучших математиков и ученых, в котором состоит и твой покорный слуга, так и не смог доказать, что поверхность нашего мира объективно существует? «Истинная поверхность» – не более чем термин в научных спорах.

– Но это все-таки еще не доказывает, что в других мирах этого не может быть.

– О да, конечно! Может быть все что угодно! Вплоть до червей, которые живут за счет того, что заглатывают свой хвост! Отчего бы нет! Но все это слишком необоснованно, чтобы тратить на это время. Если ты хочешь вовлечь меня в дискуссию по обсуждению какой-нибудь гипотезы, старайся основывать свои домыслы на законах природы, реально существующих и проверенных нашим опытом, а не измышленных в угоду себе.

– Какой подъем! Какое красноречие! И какой праведный тон! – рассердился я. – Нет, черт побери! Мы прекрасно знаем, что у нашего мира есть поверхность, вот только мы можем обнаружить ее не иначе, как проткнув насквозь! Но тогда, правда, уже некому будет рассказывать о результатах опыта.

– По зрелом размышлении трансформации, которые имеют место на «истинной поверхности», как мы их называем, «прорыв/сокращение», или β, все же не являются достаточным доказательством наличия реальной поверхности. Да, в быту, для правильного расчета направления туннелей нам необходимо считать, что она как бы есть. Но это всего лишь психологическая конструкция, причем довольно искусственная. Мы, философы, никогда не допускали даже мысли о реальном существовании «истинной поверхности».

– Это что-то новенькое, – сказал я. – О чем же вы допускали мысль?

– По наиболее распространенной теории, наш мир имеет псевдоповерхность, некоторые еще называют ее воображаемой поверхностью. С математической точки зрения псевдоповерхность имеет полное право на существование, совершенно независящее от того, существует ли на самом деле так называемая «истинная». И для некоторых математических функций она просто необходима.

– Я что-то не вижу разницы между твоими «псевдо» и «истинной» поверхностями, – сказал я. – Ты же просто жонглируешь красивыми терминами, обозначающими одно и то же.

– Ни в коей мере. Термин «псевдо» как раз указывает на абстрактность явления.

– Да что за чертовщину ты несешь?

– Дитя, псевдоповерхность абстрактна, потому что ты не можешь исследовать ее эмпирическим путем. Любой твой эксперимент в этом направлении закончится гибелью, как только ты пробьешь эту неисповедимую псевдоповерхность насквозь. Если ты, конечно, вообще понимаешь, о чем я говорю.

Во время этой речи вибрации Клауса звучали помпезно и выспренно. Сам себя он называет Трансцендентальным Прагматиком. А я думаю, что он просто демагог. Иногда мне кажется, что, когда Клаус начинает воздвигать храм своих постулатов, краеугольным камнем ему служит «ничто». О тех, кто предпочитает форму содержанию, у нас говорят: «Он себе туннель языком выроет».

Итак, Клаус представляет собой довольно известный тип философа. Но если даже он не способен принять мое предположение как постулат, так чего же ждать от остальных? Кроме тех, конечно, кто верит всему подряд, но вряд ли мне будет интересно общаться с ними.

– Да ты просто уперся и не хочешь обсуждать мою гипотезу, – сказал я. – Концепция поверхности нам необходима! Ради Червегоспода, червяче, оглянись – мы проводим всю жизнь, роя туннели, а ты хочешь доказать мне, что это лишь иллюзия!

– А ты когда-нибудь видел поверхность туннеля? – холодно провибрировал Клаус.

– Ну хорошо, снаружи не видел. Любой знает, что, случайно пробив стенку, мы погибаем. Но также любой знает и то, что если он лежит в туннеле, то этот туннель имеет поверхность.

– О да? Слыхали. «Пока червь червоточит, мир не перевернется». Расхожие сентенции! – продолжал Клаус в своей раздражающей манере. – Мы можем навоображать себе все что угодно, но пока над практическими доказательствами преобладают косвенные, суть вопроса определить со всей достоверностью невозможно. «Да, я согласен, некоторые из этих косвенных доводов имеют достаточно прочную основу» – как сказал один философ, когда врезался в грань кристалла, которого, по его теории, не существовало.

Я послал ему короткую серию благодарственных вибраций – эту шутку я уже слышал, и не раз!

– Ну хорошо, оставим на минутку истину в стороне, – продолжал Клаус, – и примем как постулат, что неопределимая псевдоповерхность все же где-то имеет реальное воплощение. Ты хочешь, чтобы я представил себе, что во Вселенной существуют объекты, которые можно измерить. Очень хорошо. Это не так сложно вообразить. Но ведь ты требуешь, чтобы я добавил к этому твердых трехмерных существ, живущих на поверхности своей планеты.

– Да, такова моя конструкция.

– Пусть так, – коротко ответил Клаус, но в его вибрациях сквозили иронические обертоны. – Пусть так. Но тогда это очень странные существа. Ты поставил их в условия, в которые попадает червь, пробив поверхность. Причем не на мгновение, которого нам с тобой хватило бы, чтобы погибнуть, а на всю жизнь.

– А почему бы нам не ввести специально для них закон природы? – предложил я.

– Но зачем? – спросил Клаус. – Любая гипотеза должна совмещать в себе занимательность с поучительностью. К чему создавать беспочвенную фантазию, отрицающую весь наш жизненный опыт? Твои гипотетические поверхностные существа, мой мальчик, живут по законам крайне капризным, фривольным и неприятным для любого существа во Вселенной.

Я отвибрировал пожатие плечами:

– О'кей, Клаус. Оставим это.

– Уж слишком странным должно быть существо, живущее на поверхности сфероида, – с высокомерным удовлетворением ответил он, – и оно, и законы, которые им управляют.

Я поспешил удалиться. Пусть себе вибрирует в одиночку, если уж он по рассеянности впал в спиральное повторение.

Теперь ты видишь, чего можно ожидать даже от самых просвещенных червей. Думаю, мне все же придется сохранять наше с тобой общение в тайне от всех. Ну, может, разве что расскажу Джилл. Это моя девушка. Конечно, мы еще только приглядываемся друг к другу и до сих пор невзаимопоглотились. Ах ну да, если бы это уже произошло, то ты бы этого не знал, ведь меня бы уже не было!

Не могу думать ни о чем, кроме того, что ты сообщил мне в последний раз. Я попытался создать себе твой зрительный образ ты весело ползаешь вокруг своего «сфероида, неправильной (сплющенной на полюсах), но до скуки постоянной формы» – как ты его сам назвал. Я наслаждался, дразня себя заманчивыми видениями твоего удивительного мира – места, где разумные существа не только могут позволить себе двигаться по поверхности сферы, да еще и видя куда – если бы только это! – но, мало того (чудо из чудес!), вы можете позволить себе вступать друг с другом в физический контакт без обязательного взаимного смерть/разрушения.

Я прав? Потому что только этим я могу объяснить твое сожаление по поводу того, что мы с тобой не можем встретиться «лицом к лицу», что в вашем мире является обыденным.

Да, конечно, откуда тебе знать, что, когда мы, черви, говорим о встрече «лицом к лицу», мы имеем в виду только одно: брачно/оплодотворяюще/смертельный акт. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы это случилось со мной (поправь меня, если я неправильно понял твои секс/смерть мыслеобразы).

Я догадываюсь: ты подразумевал дружеское, несексуальное, нераздражающее общение в смежном пространстве, где мы можем даже прикасаться друг к другу сколько захотим без взаимного мгновенного смерть/разрушения.

Если мои предположения верны, то для вас, людей, подобный порядок вещей – нормален (не говоря уже о его возможности).

И если это действительно так, то мне просто выть хочется. Честно говоря, твои рассказы о мире, в котором ты живешь, другим червям показались бы полным абсурдом. Я-то тебе верю. Что ж, пойду поброжу, попробую придумать хоть какой-нибудь способ поделиться тем, что ты мне рассказал. Хоть с кем-нибудь.

Червемир находится между ядром и поверхностью нашей планеты. Старая материя разрушается, новая создается, и между ними – в зоне стабильности – живем мы, черви. Эта промежуточная зона строго ограничена и никогда не изменяется. Наш мир создает материю, причем в определенном режиме, а мы поглощаем ее в процессе едо/ройства. Таким образом, наша популяция самолимитируется, сокращаясь при пере-едании и увеличиваясь при недо-едании.

Жизнь вообще имеет тенденцию сохраняться в любых, даже самых диких условиях, не так ли, Роберт?

Последнее время нас здесь так много, что не протолкнешься. С трудом найдешь место, чтобы выписать «восьмерку», не говоря уже о других, более сложных фигурах. Похоже, ожидается большой смерте/исход.

Один из наших самых радикальных мыслителей утверждает, что в мире существует вообще только Один Червь, грезящий о самом себе, скитающийся по анфиладам туннелей; мчащийся с такой скоростью, что встречает сам себя в некоей точке пространства/времени, самоуничтожается и возрождается к жизни вновь; бессмертный, в круговороте смертей и рождений, реальности и ирреальности. Вся наша цивилизация, культура, законы, само наше существование – всего лишь его сон. Этот Про-Червь сам вводит себя в заблуждение, укрепляя себя в вере, что он – множество, и, когда наконец его вера достигает твердого убеждения, он начинает бороться с ней, уверяя себя, что он – Един.

Безопасность в Червемире увеличивается по мере приближения к ядру, и поэтому нижние уровни буквально источены. По мере того как спускаешься, лабиринт все больше и больше запутывается, причем без всякой системы. Но тот, кто отважится двинуться глубже, если он удачлив и хорошо умеет обходить ловушки, имеет шанс найти путь к Сердцевине – внутреннему району, где кончаются червоточины и идет бесконечный процесс сотворения материи. Лишь считанные черви умудрились проникнуть в Сердцевину. Они ползли вперед, и туннели смыкались за их хвостами (ибо реакции замещения там идут чрезвычайно быстро). Нам не осталось ни знака, ни слова об их путешествиях, ибо не осталось стен, на которых они могли их запечатлеть. Так они ушли, не оставив о себе памяти, и пребывают ныне в Эдеме.

– Но ведь если мы даже найдем туда дорогу, – сказал я Джилл, – мы все равно не будем до конца уверены, куда она ведет: к Сердцевине или смерти.

– Я отдаю себе в этом отчет, – ответила она. – Откровенно говоря, я бы предпочла остаться в компании и вести обыкновенную жизнь нормального червя, но ты вырываешь меня из обыденности. Я люблю тебя и готова следовать за тобой всюду, раз уж ты решил отбиться от стаи. Может, мы найдем путь в Сердцевину, а может, и нет, но друг друга мы уже нашли.

– Если твои чувства настолько сильны, тогда почему бы нам не отправиться вместе в Верхние Слои?

– Потому что этот путь ведет к смерти и, как я слышала, очень скорой. Я так люблю тебя, что готова примириться со многими твоими сумасшедшими идеями. Поиски Сердцевины довольно эксцентричное занятие, однако допустимое, но лезть в Верхние области на чистую гибель… Я очень и очень тебя люблю, но, прости меня, дорогой, не настолько, чтобы разделить с тобой самоубийство.

Наши древнейшие червоточины не сохранились, очевидно, они были заполнены спонтанными выбросами материи. Трудно утверждать это с полной уверенностью – есть слишком много противоречивых свидетельств – но, судя по некоторым явным признакам, часть из них была забита твердой материей!У нас есть карты, правда, очень старые и грубо сделанные, однако вполне заслуживающие доверия, на которых показана сеть туннелей доисторических червей. Сейчас она уже не существует – заполнена материей, что доказывает, что наш мир находится постоянно в процессе ее творения.

Есть, конечно, скептики, которые утверждают, что это доказывает лишь то, что старые карты врут. Лично я считаю их подлинными, но во мне тоже сидит циник, который нашептывает, что мы съедим этот мир скорее, чем он успеет обновиться.

Да, кстати, спасибо тебе за описание идеальной девушки вашего мира. Какие вы счастливчики, что можете вступить друг с другом в физический контакт и, вместо взаимоуничтожения, наслаждаться взаимопознанием. Не могу себе этого представить: это слишком хорошо, чтобы быть правдой!

Я рад, что ты наконец разъяснил мне, что значит «война». Теперь я вижу это (надеюсь, что правильно тебя понял), как несколько твердых тел, вошедших в насильственный контакт друг с другом, но при этом не взаимоуничтожающихся мгновенно (как у нас), а отталкивающих друг друга посредством пихательных и пинательных телодвижений. «Физический контакт» звучит чрезвычайно любопытно, но до конца понять это мне так же невозможно, как тебе невозможно понять, что значит для нас туннелирование.

Основной принцип нашей морали запрещает строить спирали вокруг чужих червоточин. Это довольно грязное дело – вы окружаете туннель другого червя спиралью на критической Дистанции, и, раз вокруг все изрыто, ему уже просто не на что рассчитывать: он со всех сторон окружен непроницаемой клеткой, лишающей его права выбора и заставляющей его следовать по пути, который ему кто-то навязал. Иногда это кончается тем, что червеагрессор может просто-напросто вообще перекрыть дорогу своей жертве, сделав в голове ее туннеля крестообразную фигуру.

Основной вопрос Морали Червемира: крутить или не крутить спираль вокруг приближающегося к вам червя?

Есть теория, что Червемир вовсе не одна твердая фигура, а несколько объектов, соединенных между собой твердыми мостиками. Как шары гантелей, например.