Текст книги "Книга мертвого гения (сборник)"
Автор книги: Роберт Ричардсон
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 41 страниц)
Наводящий жуть, словно привидение, стенающий ветер рыскал по долине с яростью живого существа, преследующего укрывшуюся где-то добычу. Порывами он налетал на обнаженную породу склонов гор, в безумии пытаясь проникнуть своими щупальцами в гранитные расщелины, чтобы потом рвануться назад и промчаться среди деревьев, неистово роясь в пестром камуфляже мертвых листьев и хлеща по стволам, чтобы выманить беглеца. Время от времени замирая в раздражении, будто не решив, куда направиться дальше, он снова собирал и запускал свору своих свирепых призрачных охотничьих псов, воющих под бегущими врассыпную серыми, как смерть, облаками. Сотрясая черепицу на крышах, со свистом пронизывая кровли, он осаждал медмелтонские дома, громко стучал в окна, требуя, чтобы его впустили, потом, закружившись вихрем, разочарованно отступал. Он обрушивал на трубы воздушные столбы, пуская дым в авангарде своей атаки, или посылая тонкие свистящие струи, холодные, настойчивые и враждебные, в щели под дверьми. Ворота у церкви Святого Леонарда стонали, когда он в который за эту ночь раз проносился по церковному двору, яростно ударяя невидимой волной в западный фасад церкви.
На следующий день в самом начале двенадцатого из почти пустого бара «Ворон» Мальтрейверс рассматривал, как раскачивалась вывеска на деревянном столбе, беспомощно, словно ветхое суденышко в штормовом море. Напротив по пустому лугу неслись сломанные ветки, и металась бродячая собака в поисках пристанища. Выглянув наружу, он заметил одинокую фигуру, направлявшуюся к пивной. Полы пальто под порывами ветра раздувались, как крылья, подбородок прижался к груди – трудно было выдержать этот натиск. Мальтрейверс вернулся туда, где сидела Тэсс рядом с огромным каменным камином, в котором потрескивали горящие поленья. Когда он уселся, она, потянувшись через стол, взяла его за руку. Уставившись на стоящий перед ней стакан, он слабо ответил на ободряющее пожатие ее пальцев. Как бы дальше ни развивалась ситуация, она впитала в себя слишком много человеческой боли и… Ветер победоносно завыл и впустил в комнату холод, едва отворилась дверь. Горстка утренних посетителей, отважившихся выбраться из своих домов, подняла глаза на вновь пришедшего, который неуклюже протиснулся внутрь и тут же всем своим весом навалился на дверь, чтобы закрыть ее изнутри. Воздушный вихрь, попавший в плен, утих, и спокойствие в баре было восстановлено. Вошедший с минуту постоял, приглаживая взъерошенные волосы и расстегивая пальто, потом подошел к камину.
– Спасибо, что пришли, – сказал Мальтрейверс. – Вы еще не знакомы с Тэсс?
– Нет. – Машинально соблюдая вежливость, Эван Дин протянул руку: – Здравствуйте.
– Что будете пить? – спросил Мальтрейверс.
– О… спасибо. Только полпорции. Горького пива.
Тэсс уже начала машинально произносить какие-то банальные замечания о погоде, а Мальтрейверс направился к бару. Начало беседы получалось весьма мрачноватым, потому что Дин предпочитал молчать. Когда он сел и их глаза встретились, он отвел свой взгляд. Про себя она играла в ту игру, которой Мальтрейверс как писатель часто занимался в поезде или идя по переполненной людьми улице: одним эпитетом описать лицо. Нередко лица были похожи на маски с пустыми глазницами и застывшим ртом, и их невозможно было описать. Тем более одним словом. Но когда личность или эмоции были яркими, запоминающимися, сразу отыскивалось и нужное слово. Меланхолический, ранимый, озорной, терпящий бедствие, бесцеремонный, властный, практичный, циничный… Она подыскивала эпитет, который бы выразил сущность лица Эвана Дина: озабоченное… нет, более того… настороженное. Он не попытался сделать даже никакого жеста благодарности в ответ, когда Мальтрейверс поставил перед ним пиво.
– Я не понял смысла записки, которую вы просунули прошлым вечером ко мне под дверь, – сказал он. – И пришел только потому, что вы сказали, будто собираетесь поговорить о чем-то серьезном.
– Убийство – это серьезно, – спокойно ответил Мальтрейверс, усаживаясь.
– Чье убийство?
– Патрика Гэбриеля.
– Гэбриеля? Господи, это… это все уже давно забыто.
– Но не мной.
– А мной – да. – Дин проглотил половину содержимого стакана и взглянул прямо на Мальтрейверса. – И всеми остальными в Медмелтоне. Я знаю, вы суете во все свой нос, но не понимаю, почему это вас так задевает. Судя по тому, что мне сказал Стефан, вы не выносили Гэбриеля, когда он был жив. Откуда же появилась эта неожиданная забота теперь, когда он мертв?
– Патрик Гэбриель был подонком, – согласился Мальтрейверс. – И одновременно талантливым подонком. Но каково бы ни было мое мнение на этот счет, это не значит, что я считаю, будто кто-то должен был убить его.
– А какое отношение все это имеет ко мне?
– Самое прямое. Вы и есть тот человек, который сделал это.
Тэсс оцепенела, когда на лице Дина вспыхнула ярость и фаланги пальцев на стакане, который он держал, побелели. Но он мгновенно взял себя в руки.
– Так и знал, что это будет пустой тратой времени. – Он приподнялся было. – Спасибо, но я не буду допивать ваше чертово пойло.
Мальтрейверс не обратил внимания на его реакцию.
– И вы убили его потому, что он занимался любовью с вашей дочерью.
Почти встав из-за стола, Дин оставался какое-то время совершенно неподвижным. Потом посмотрел на Мальтрейверса, как на сумасшедшего.
– О чем это, черт возьми, вы толкуете? У меня нет дочери. У меня вообще нет детей.
– Нет есть! – решительно возразил Мальтрейверс. – И когда я понял это, мне многое стало ясно. Мишель – ваша дочь, вот почему Вероника никому не открыла, кто был ее отец. Ведь им был ее собственный брат.
Дин наклонился вперед, гневно сжатые кулаки лежали на краю стола. Теперь он владел собой.
– Я сейчас скажу кое-что, а потом уйду. Если вы когда-нибудь это повторите, я… нет, я не подам на вас в суд. Я вас убью. За кого, черт возьми, вы себя… держите, когда выдвигаете такие обвинения? Против моей сестры?
– Да прекратите, Эван! – Голос Мальтрейверса звучал нетерпеливо. – Коли вы собираетесь убить меня, то лучше сделать это прямо здесь и немедленно, потому что, если вы не сядете и не выслушаете меня, я пойду в полицию. Тогда уже они начнут расследование и поднимут такую грязь, в которой будет вывалян каждый… Итак, в первую очередь – отпечатки пальцев, ваши и Мишель, и на этот раз вам не удастся отвертеться. Я не ученый, но уверен, результаты покажут, что вы ее отец. Вы хотите, чтобы Мишель это стало известно? Или вашим родителям? Подумайте об этом.
Дин с минуту смотрел на него, потом повернулся к Тэсс.
– Как вы живете с этим безумцем?
– Я живу не с безумцем, – ответила она. – Я живу с человеком, у которого иногда возникают превратные представления о законе. На его месте множество людей не стали бы просить вас о встрече, а просто сразу же заявили бы в полицию. Гас же предлагает настоящий выход, по крайней мере для некоторых. И это люди, которых вы любите. Она положила руку на его правый кулак, все еще прижатый к столу. – Прислушайтесь к тому, что он говорит, Эван. Пожалуйста. Когда он закончит, вы, если захотите, сможете уйти.
Кулак Дина еще сильнее сжался под ее пальцами, потом, прежде чем убрать, он стал разжимать его. Очень глубоко вздохнув и опять подвинув свой стул, он уселся.
– Продолжайте, – только и сказал он.
– Спасибо. – Мальтрейверс был уверен, что Дин сделал очень важный шаг. – Я буду, насколько возможно, кратким, потому что могу представить, как это все будет для вас болезненно. Можно бы начать с того момента, когда Патрик Гэбриель приехал в Медмелтон, но, конечно, по-настоящему все началось, когда вы и Вероника стали любовниками…
Гнев, появившийся в глазах Дина, когда Мальтрейверс в первый раз выдвинул свое обвинение, вряд ли мог так скоро исчезнуть. И сейчас он еше прорывался, но на этот раз смешанный с печалью и растерянностью.
– Не прерывайте меня, – сказал Мальтрейверс. – Это не касается ни меня, ни кого-либо другого. Это незаконно, но происходит чаще, чем многие думают, а человеческие чувства не всегда в ладах с законами. Ведь то, что произошло, никому больше не причинило вреда. И ясно, что вы и Вероника до сих пор очень близки друг другу. Полагаю, вы любите ее.
Так или иначе, это случилось, и вы оба хранили вашу тайну. А потом вы женились, и у вас с женой не было детей, и вы наблюдали со стороны, как растет ваша дочь, не имея права признать ее своей. Долгое время вам удавалось как любящему дяде Мишель переводить ваши чувства в иное русло. Но потом Вероника вышла замуж за Стефана. Он хороший приемный отец, но это чужой человек, взявший на себя ту роль, которую вы хотели всегда играть в жизни Мишель.
– Могу теперь представить, как вы зарабатываете на жизнь в качестве писателя, – прервал его Дин. – Вы все это придумали. Можете вы хоть что-то из сказанного доказать?
– Ни одного слова, – признался Мальтрейверс. – Но будете ли вы рисковать, приказывая мне, чтобы я забыл обо всем этом? И будете ли надеяться, что я не пойду в полицию?
– А вы пойдете? – вызывающе спросил Дин.
– Лучше вам поверить в это.
– Значит, вы не осуждаете себя за то, что причинили так много боли другим?
– Если бы я не осуждал себя, то давно бы уже пошел в полицию. Не так ли?
Дин ничего не отвечал, пока воцарившееся между ними молчание не было нарушено хрустом обломившейся ветки дерева, ударившей по окну и разбившей стекло со звуком, похожим на пистолетный выстрел. Поднялась минутная паника. Хозяин ринулся осматривать повреждение; ветер задул с новой силой, задул, как человек, внезапно озабоченный тем, что слишком поспешно покинул свою обитель. И тут же посыпались злорадные замечания о состоянии церковной крыши. Хозяйская собака, спрятавшаяся под стойкой бара, заскулила.
– Разве нет? – спокойно повторил Мальтрейверс, когда снова установилось относительное спокойствие. Во время этой суеты Дин оставался совершенно безучастным, будто ничего не случилось.
– Я мало знаю вас, чтобы ответить. Кто знает, что вы можете.
– И если бы я сделал так, потому что вы не оставляете мне выбора, разве я был бы прав?
Дин очень долго смотрел на него, ничего не отвечая. Потом, казалось, принял решение.
– Вы здесь много расспрашивали, но вы ничего толком не узнали. Поэтому по какой-то причине вы придумали все это и пытаетесь обманом заставить меня признаться в чем-то, угрожая, что пойдете в полицию. Но вы блефуете.
– Тогда решайте сами. – Мальтрейверс поднял свой стакан и допил вино. – Мы с Тэсс возвращаемся в коттедж «Сумерки», уже между делом и вещи собрали, и уезжаем из Медмелтона в… – Он взглянул на часы, висящие над баром. – Ну, скажем, в двенадцать. Если до этого времени вы не придете, я отправляюсь в полицию. У вас почти час для раздумий. Извините, Эван, но все решается очень просто.
Уставившись на потрескивающий огонь, Дин оставался недвижимым, пока они поднимались и уходили.
Тэсс крепко сжала руку Мальтрейверса, когда им пришлось пригнуться под сметающим все на своем пути ветром.
– Думаешь, он придет? – Она почти кричала, стараясь заглушить шум бури.
– Не знаю. – Мальтрейверс судорожно выдохнул. – Но я надеюсь.
В «Вороне» какой-то человек около бара после их ухода окликнул Дина:
– О чем это вы толковали, Эван? Ты разговаривал с другом Стефана Харта. Гас… как там его. Тот самый, который задавал эти проклятые вопросы.
– Я только попрощался с ним, – ответил Дин. – Он уезжает сегодня.
– Счастливо избавились… Хочешь еще полстаканчика?
– Нет, спасибо… Мне нужно идти.
И только когда он покинул «Ворона», кто-то вслух удивился, почему сегодня утром его не было в магазине.
В Эксетере Вероника заканчивала составлять заявку на субсидию от местных органов управления, как внезапно ее вдруг переполнило необъяснимое ощущение случившегося несчастья. Перо отказалось двигаться по бумаге, рука задрожала. В течение нескольких секунд она почувствовала, что холодеет, как льдышка, и что физически недомогает, а комната стала расплываться. Это состояние прошло, она поняла, что испугалась, потому что… потому что…
– Эван? – автоматически прошептала она его имя, и это ужаснуло ее. – Что случилось?
Господи милосердный, этого не было уже годы, этой мгновенной, внезапной и мучительной уверенности: что-то произошло. Что это было? Несчастный случай? Жестокая болезнь? Опасность? Она схватила телефон и набрала номер магазина моделей.
Звонок прозвонил только два раза, когда она услышала голос брата:
– Центр моделей Дина…
– Эван! Это…
– …к сожалению, мы сейчас закрыты, но если вы оставите ваше имя и номер телефона, после…
Автоответчик! Она яростно бросила трубку, потом стала набирать его домашний номер. Было начало двенадцатого, почему же он не на работе? Урсула позвонила бы ей, если бы…
– Давай же… давай! – молила она, пока телефонные гудки монотонно раздавались в трубке. Урсула должна быть дома в такое отвратительное утро… если только она не пошла к Бернарду насчет каких-то церковных дел. Вероника выронила из рук трубку на стол, выдвинула ящик, доставая оттуда справочник. Квайл… Квин… Квентин… Квэкс. Твердя номер, она удерживала его в своем смятенном сознании, с силой запихивая справочник обратно… Господи, опять не отвечает!
Теперь ее предчувствие переросло в окончательную убежденность и ужас оттого, что это могло случиться. Сложив свою сумку, она выбежала из конторы. Растеряв все свое самообладание, она выкрикнула своим ошеломленным коллегам какие-то бессвязные объяснения о домашних неприятностях. Оказавшись на тротуаре, остановилась, сообразив, что машина у Стефана, и побежала к стоянке такси около вокзала. Водитель первого такси, читавший газету, подпрыгнул, когда она забарабанила в стекло.
– В Медмелтон. Коттедж «Сумерки». Около церкви. Пожалуйста, это очень срочно.
– Поеду как можно быстрее, леди, – обещал шофер. – Вы говорите, это серьезно, да?
– Да.
Она еще не все понимала, она знала только, что Эван послал ей какое-то срочное сообщение по тому личному каналу связи, который соединял их всю жизнь.
В коттедже «Сумерки» повисла тишина ожидания. Тэсс нашла на столе игрушку и все свое внимание сосредоточила на шарике ртути, который вел в середину лабиринта. Мальтрейверс, сидя перед камином, смотрел на стоявшие в вазе осенние засохшие цветы. Оба забеспокоились, когда часы пробили половину второго.
– Еще полно времени. – Тэсс неуверенно взглянула на Мальтрейверса, который ничего не ответил. – Гас, ты уверен в том, что делаешь? Если ты не прав…
– Но это не так, – возразил он. – Если бы я ошибался, Эван посмеялся бы мне в лицо, ударил меня или сам вызвал бы полицию и попросил их предъявить обвинение в клевете или угрозах или… ну, еще в чем-нибудь. Он был готов уйти, когда я в первый раз сказал о своих подозрениях, но потом снова уселся и слушал. Значит, я угадал.
– Хорошо, – согласилась Тэсс. – Но если он не придет и не признается, неужели тебе действительно придется идти в полицию? Это принесет столько неприятностей. И будет ли лучше от этого Патрику Гэбриелю?
– В действительности нет, – признался он. – Но вопрос в другом. Если Эван убил человека, потому что так сильно любит дочь, остановится ли он на этом? Скажем, Мишель выйдет замуж и ее муж будет колотить или обманывать ее? Предположим, тот же Стефан начнет обращаться с ней так, что Эвану это не понравится? Если все останется как есть, я не уверен, что он не убьет кого-нибудь еще. Это не обязательно, но вполне возможно.
– И нет другого пути разобраться с этим?
– Если он и есть, я сам хотел бы узнать о нем. – Он потер глаза. – Господи, как я устал. Посмотрим на это с точки зрения Мишель. Если Эван признается, что убил Гэбриеля, убийцей будет ее дядя. Но если я пойду в полицию, выйдет наружу правда о ее рождении, и убийцей окажется ее отец. Что хуже?
Тэсс опустила глаза и посмотрела на игрушку, которую все еще держала в руках, потом потрясла ее так, чтобы ртуть рассыпалась на капли. Повернув игрушку набок, она опять придала ртути форму шарика, но он все равно оставался вне лабиринта.
– Найдешь ли ты дорогу через лабиринт? – печально прошептала она.
– Прости? – сказал Мальтрейверс.
– Нет, так, ничего.
На несколько минут опять воцарилась тишина, потом они услышали, как кто-то бежит по тропинке, шарит ключом в парадной двери. У Эвана мог быть ключ от коттеджа «Сумерки», но почему так неожиданно? Дверь открылась, и в нее ворвалась Вероника.
– Гас! Вы не видели, где Эван? Его нет дома и… и… что-то плохое случилось! – Позади нее через открытую дверь завыл ветер.
Мальтрейверс поднялся.
– О чем таком плохом ты говоришь? Что случилось?
– Я не… я только знаю, что… не могу объяснить. Но я должна найти его. Вы не видели его?
– С полчаса назад мы разговаривали с ним в «Вороне». Он все еще был там, когда… подожди! – Но Вероника уже выбежала из дома.
– Пусть она идет, – приказным тоном сказала Тэсс, когда Мальтрейверс устремился было за ней. – Если он еще там, они смогут поговорить друг с другом. Если нет, она вернется сюда.
– Но что происходит? – требовательно спросил Мальтрейверс. – Почему она так неожиданно вернулась?
– Потому что каким-то образом она узнала, что произошло нечто серьезное, – ответила Тэсс. – Но он не мог позвонить ей, иначе она не ворвалась бы сюда, ища, где он. Это означает… один Бог знает, но она и Эван очень, очень близки и в Медмелтоне происходят странные вещи. Вопрос в том, что делать нам.
Мальтрейверс все еще пытался проанализировать ситуацию:
– Я предположил, что он должен был позвонить ей… но ты права. Если бы он позвонил, она не впала бы в панику по поводу того, где он. Итак, это… телепатия или какой-то другой вид контакта между людьми, которого я не понимаю.
– Ты многого не понимаешь.
Тэсс и Мальтрейверс обернулись, когда позади них раздался голос. Эван Дин вошел через черный ход и стоял в дверях кухни.
– Я знаю, почему она здесь. Каждый из нас всегда знал, если другой оказывался в беде. Мы не прилагаем никаких усилий, чтобы общаться друг с другом, это происходит просто само по себе. В такой ситуации я должен был ожидать подобного.
– Может ли она знать подробности? – осторожно спросил Мальтрейверс.
– Нет, это просто очень сильное ощущение. Этого достаточно. – Дин мрачно улыбнулся. – Каким-то образом она узнает, не так ли? Я понял, что в «Вороне» вы не блефовали, и я точно знаю, как будет плохо, если… Мне просто нужно было время, чтобы все для самого себя уяснить. Если я не пойду в полицию, это сделаете вы. Но лучше, если пойду я.
Мальтрейверс кивнул.
– Прошлой ночью – не важно, почему, – я сказал Мишель, что она очень храбрая девочка. Теперь я вижу, от кого она это унаследовала.
– Не уверен, что это храбрость – выбрать единственный выход из ситуации.
– О, это можно назвать храбростью, – сказал Мальтрейверс. Он повернулся к Тэсс: – Вероника с минуты на минуту вернется. Иди и подожди ее. Посмотри, открыта ли церковь, и перехвати ее там. Боюсь, тебе придется рассказать ей.
– Я знаю. – Тэсс уже выходила. Мальтрейверс закрыл дверь, и в комнате перестало сквозить.
– Сможет ли она выдержать это? – спросил Дин. – Рассказать обо всем Веронике?
– Да. Возможно, лучше, если об этом скажет посторонний.
– Мне нужно повидать ее, прежде чем я уйду.
– Конечно… а как с вашей женой?
– Это не имеет значения. – Теперь для лица Эвана Дина подходило прилагательное «покорное». – Только расскажите мне, как вы все узнали. Вероника никогда не проговорилась бы, а никто другой не мог вам сказать.
– Никто ничего мне не говорил, тем более Вероника, конечно же, – заверил его Мальтрейверс. – Это была не более чем догадка. Во-первых, я понял, что Гэбриель, должно быть, имел отношения с Мишель. Позже она подтвердила это.
– Как? – удивленно спросил Дин. – Она же никогда не разговаривала с вами.
– Обычно нет, – подтвердил Мальтрейверс. – Но… скажем, так: произошло нечто, что заставило ее признаться. Не важно, что послужило тому причиной. И у меня появилась версия, что убийцей мог быть ее отец, который, возможно, видел их вместе на церковном дворе. Но я не представлял себе, как выяснить, кто это. Не буду утомлять вас своими дикими догадками, но в конце концов меня осенило: со второго этажа этого дома открывается прекрасный вид на церковный двор, значит, тот же самый вид можно наблюдать и из соседнего, то есть из вашего. А если это были вы, то понятно, почему Вероника никогда не признавалась, кто отец Мишель. Мне уже сказали, что вы и Вероника близки с молодости и что у вас была репутация старшего брата-защитника.
Таким образом, появился этот мотив, и я уже знал, что у вас были причины сделать это. В ночь убийства Гэбриеля вы и Урсула пришли повидать Стефана и Веронику и задержались у них допоздна. Это должно было задержать Мишель, которая собиралась на встречу с Патриком, и ей пришлось ждать, пока вы не уйдете. Так что именно, должно быть, в это время вы вышли и убили его… А как вы узнали, что в ту ночь у них было назначено свидание?
– Когда днем я возвращался домой с работы, они разговаривали около ворот на кладбище, так что это казалось вполне возможным. Я понял, что происходит, примерно за неделю до этого. Когда однажды ночью мне не спалось и… я не знаю… зачем-то выглянул в окно… – На лице Дина отразилась боль при этом воспоминании. – У вас ведь нет детей, не так ли?
– Нет.
– Тогда вы не знаете, что это за чувство. Я тут же пошел за ним почти до самого его дома, но не тот я человек, чтобы действовать под влиянием порыва: знал, что могут остаться улики. И все обдумал, как сделать это, когда увидел их вместе в тот вечер.
– И, убив его, вы украли его поэму? – добавил Мальтрейверс.
– Пришлось… Стефан рассказал мне, о чем Гэбриель писал. Я подумал, что там могло оказаться нечто, изобличающее Мишель. И не имел права рисковать.
– И там действительно что-то было?
– Неужели вы думаете, я потрудился заглянуть в эту поэму? Я взял все, что смог найти, – по крайней мере он был аккуратен, все его блокноты лежали на столе, – и отнес в свою машину. На следующий день все это отправилось в котел отопления в магазине. Я не прочел ни строчки. Я, черт возьми, не предполагал, что краду какой-то шедевр английской литературы.
– Думаю, наверняка не предполагали, – согласился Мальтрейверс. – Но разве вас не беспокоило, что позже, ночью, Мишель может найти его?
– Когда мы ушли, я решил, что, с ее точки зрения, уже было слишком поздно, и… – Дин замолчал – он был ошеломлен. – Вы хотите сказать, что она видела?
Мальтрейверс понял свою ошибку, прежде чем был задан этот вопрос, и решил, что должен утаить истину – Дину и без того предстояло достаточно много страдать, чтобы сообщать еще ему, кто дал возможность его дочери увидеть убитого.
– Конечно нет, – сказал он. – В любом случае я не узнал бы об этом, но, пожалуй, вы правы. Ей пришлось ждать какое-то время после вашего ухода, и она решила к этому моменту, что Гэбриель ушел домой. Он был не из числа терпеливых. Удивительно, что он оставался на месте, когда вы встретились с ним.
– Она не могла выйти, но могла… – Дин говорил так, будто ему нужно было убедить в этом самого себя, и Мальтрейверс сменил тему разговора, чтобы не давать лишнего повода к размышлению на эту тему.
– Какую причину убийства вы собираетесь сообщить полиции? – спросил он. – Они захотят узнать о мотиве.
Дин безразлично пожал плечами.
– Вы знаете, каков был Гэбриель. Скажу, что после того, как мы ушли отсюда, я увидел его на церковном дворе и пошел выяснить, что он там делает. Он был пьян, я тоже немного, и мы заспорили. Он сказал что-то, и я вышел из себя… Я придумаю какую-нибудь историю о том, что у нас и прежде были размолвки. С оружием нет проблем: почти всегда ношу с собой нож. Им я и зарезал его, только позже поняв, что натворил, и никому ничего не сказал. Если им понадобятся улики, этот нож все еще у меня. Конечно, я вымыл его, но, возможно, они сумеют что-то из него выжать. Может, сумеют доказать, что он подходит к ране. – Он цинично улыбнулся. – Будем помнить, что это добровольное признание и я захочу помочь им собрать доказательства.
– А почему вы спустя столько времени сознаетесь?
– Угрызения совести? Чувство вины? Больше не могу жить с сознанием этого? – Дин скупо рассмеялся: – Вы же знаете, что я могу лгать убедительно. Уверен, что полиция поверит мне: они будут только рады закрыть наконец это дело. Не беспокойтесь, я понимаю, что сяду в тюрьму. Но это лучше, чем другие варианты.
Мальтрейверс участливо кивнул.
– Такая ситуация не упоминается в книге по этикету, только поверьте: у меня нет никакого удовлетворения оттого, что все прояснилось. Я хотел бы никогда не участвовать в этом деле.
– Вы не одиноки, – отозвался Дин. – Послушайте… Я хочу сейчас же покончить с этим, но я должен видеть Веронику.
– Понимаю вас. Идите домой, и я скажу ей, что вы там.
Проходя мимо Древа Лазаря, он увидел двух женщин, сидяших на паперти. Тэсс поднялась и подошла к нему.
– Церковь заперта, – объяснила она. – Я ей сказала, и мне сначала стоило большого труда удержать ее здесь, но теперь у нее поменялось настроение. Я не могу понять, что творится у нее в душе, и один Бог знает, о чем она думает.
– Давай попробую я. Он признался.
Когда Мальтрейверс приблизился к Веронике, на ее лице жили только ее медмелтонские глаза, обиженные и обвиняющие, и это производило жуткое впечатление, будто на холсте портрета светились живые, мигающие глаза.
– Эван хочет поговорить с тобой, – сказал Мальтрейверс. – Он у себя дома.
Она встала ни слова не говоря и прошла мимо них, будто сквозь стену.
– Мне жаль, Вероника, – добавил Мальтрейверс. – Я…
– Не говори ничего. – В голосе звучала едкая горечь. – Ты уже и так причинил много боли.
Тэсс слегка вздохнула и взяла его за руку, пока они смотрели, как уходит Вероника.
– Ты этого не заслужил, Гас, но, Боже, как она страдает. Увези меня отсюда немедленно.
– Прежде чем уехать, мы должны рассказать обо всем Сэлли.
– Хорошо, – согласилась она. – Но потом я сразу хочу уехать… Ох, а как же Стефан? Он придет домой, увидит, что мы уехали, и поднимется адский переполох. Что он подумает?
– На его счастье, ничего. Он найдет мою записку, в которой будет сказано, что возникло некое срочное дело и мы должны спешно вернуться в Лондон. Поскольку Эван признается в убийстве, наш отъезд пройдет незаметно.
– А он сделает это? Признание?
– Я не оставил ему выбора.
Тэсс скрестила руки и крепко обхватила себя ими.
– Я испробовала все, что смогла, с Вероникой, Гас. Но она ничего не отвечала. Я хотела обнять ее, приласкать и… просто проникнуться ее горем. – Тэсс тихо плакала. – Но я не смогла.
– И никто никогда не сможет. Мы знаем, она выживет. Пошли… Медмелтон никогда не допустит, чтобы мы оказались на первом плане.
«Старый коттедж, Беддоус-Лейн, Медмелтон, 15 октября
Дорогие Гас и Тэсс!
Как вы можете себе представить, здесь был кошмар, но наконец я выкроила время, чтобы написать и рассказать вам, что случилось. Из сообщений в прессе вы должны знать, что Эвану предъявлено обвинение и он под арестом. Процесс состоится в Эксетерском высоком суде, но время еще не назначено. Его отец пережил средней тяжести сердечный приступ, когда услышал об этом, но все так замечательно поддержали его. В Медмелтоне недружелюбно относятся к чужакам, но о своих мы заботимся.
Вероника есть Вероника. На следующее утро я встретила ее около универмага и, у меня нет слов описать, какое у нее стало лицо, когда упомянула об Эване. Я почувствовала, что мне ужасно жаль ее. Она немножко поговорила о Мишель. Я слышала, что у нее что-то вроде полного упадка сил, но Вероника сказала, что на следующей неделе она собирается пойти в школу. И – какая ирония судьбы! – ей очень помогает Урсула, будто случившееся объединило их. Кстати, я совершенно уверена, что ее связь с Бернардом прекратилась. Я не знаю точно, но это как-то чувствуется.
Стефан пришел повидаться со мной через несколько дней после вашего отъезда и сказал, что хочет поблагодарить меня за то, что помогала разобраться с Милдред Томпсон. Он, конечно, ничего не рассказал об этом Веронике, тем более с учетом того, что произошло с Эваном. Он (Стефан) помогает и, кажется, делает все возможное, чтобы поддержать Веронику – задача не самая легкая. Гораздо важнее, что он, очевидно, не знает всего: они сохранили свою тайну. Я думаю, что он уже написал вам.
Милдред почти не изменилась, по крайней мере внешне. У меня есть подозрения насчет нее и пары ребятишек в деревне, и я собираюсь найти способ предупредить их родителей. Но это сугубо медмелтонское дело, и вы не должны о нем беспокоиться. Гилберт Флайт прошлым вечером загнал меня в угол в «Вороне» и начал допрашивать, не знаю ли я, вернетесь ли вы сюда. Когда я ответила, что вряд ли, он ответил: «Надеюсь, вы правы», а потом начал бормотать что-то о людях, которые вмешиваются не в свои дела. Он, очевидно, все еще очень боится, что вы собираетесь засвистеть на него в полицейский свисток, – но он это вынесет.
Трудно сказать, как в основном реагируют люди. Некоторые будто обижены, что Эван подвел деревню, не сохранив все в тайне. Я не могу думать так же, как они, но Медмелтон – это мой дом, и вы использовали это наилучшим образом.
Я как-то не могу представить себе, что вам захочется вернуться сюда вновь, но я время от времени наезжаю в Лондон, и, возможно, мы сумеем повидаться. Алекс передает вам свои лучшие пожелания. Мы оба сошлись на том, что только человек со стороны мог разобраться во всем этом. Надеюсь, вы не слишком огорчены.
С большой любовью к вам обоим
Сэлли Бейкер».