Текст книги "Сент-Ив. Принц Отто"

Автор книги: Роберт Льюис Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 45 страниц)

Глава XXIX
Что произошло во вторник. Сеть затягивается

Этот день начался с неожиданности. Сев завтракать, я обнаружил у своего прибора письмо, адресованное «его милости Эдуарду Дьюси», и в первое мгновение перепугался свыше всякой меры. Поистине нечистая совесть всех нас обращает в трусов! Я вскрыл письмо; это оказалась всего лишь записка от мистера Робби, а в нее вложен был пригласительный билет на четверг на бал в Благородное собрание. Вскоре после завтрака, когда я курил сигару у окна гостиной и понемногу приходил в себя, а Роули, выполнив свои немногочисленные обязанности, сидел неподалеку и с воодушевлением дудел на флажолете, явно питая пристрастие к самым высоким нотам, нежданно явился Рональд. Я предложил ему сигару, пододвинул для него кресло к камину и заставил сесть… я чуть было не сказал, удобно расположиться в нем, да не хочу грешить против истины: Рональд сидел как на иголках, долго не мог решить, взять ли у меня сигару или отказаться, а когда, наконец, взял, то снова очутился перед неразрешимой задачей, то ли ее закурить, то ли вернуть мне. Я сразу же понял, что ему надобно о чем-то со мной поговорить и притом не по своей воле, и готов был побиться об заклад, что тут не обошлось без майора Шевеникса.

– Ну вот вы меня навестили, – заметил я с холодной любезностью, ибо отнюдь не желал облегчать ему разговор. Если он и вправду выполняет поручение моего соперника, я поведу с ним честную игру, но уж, конечно, не дам никаких преимуществ.

– Собственно, я бы хотел побеседовать с вами наедине, – начал Рональд.

– Извольте, – сказал я. – Роули, поди-ка в спальню. Однако, дружище, – продолжал я, обращаясь к Рональду, – такое начало меня пугает. Надеюсь, ничего дурного не случилось?

– Скажу начистоту, – отвечал Рональд. – Я, и правда, очень встревожен.

– Держу пари, я знаю причину! – вскричал я. – И держу пари, что могу вас выручить!

– Что вы хотите сказать? – спросил озадаченный Рональд.

– У вас, верно, нужда в деньгах, – пояснил я, – и могу вас заверить, вы пришли как раз туда, куда нужно. Если вам понадобился какой-нибудь пустяк – ну, скажем, сотня фунтов или около того, вам стоит только заикнуться. Они всегда к вашим услугам.

– Это, конечно, очень любезно с вашей стороны, – отвечал Рональд. – По совести сказать, хоть я и не пойму, как вы догадались, я и правда поиздержался. Только я пришел говорить с вами совсем не об этом.

– Конечно, конечно! – вскричал я. – Об этом и говорить нечего. Но помните, Рональд: я всегда готов помочь вам всем, чем могу. Помните, в свое время вы оказали мне такую услугу, что я вам друг навеки. И раз уж мне посчастливилось получить изрядное наследство, вы меня очень обяжете, если хоть столь малую его долю станете считать своею.

– Нет, – сказал Рональд. – Я не могу принять от вас эти деньги, право, не могу. Да и пришел я к вам совсем по другому делу. Речь пойдет о моей сестре, Сент-Ив, – тут он покачал головой и поглядел на меня с угрозою.

– Вы уверены, что деньги вам сейчас не нужны? – настаивал я. – Они здесь, при мне, и к вашим услугам, извольте, хоть пятьсот фунтов, хотите? Ну, да ладно, когда они вам понадобятся, просто приходите и берите.

– Ах да перестаньте вы ради бога! – с досадой вскричал Рональд. – Я пришел для весьма неприятного разговора, а как мне к нему приступить, если вы не даете слова сказать? Я уже говорил, речь пойдет о моей сестре. Вы и сами понимаете, дальше так продолжаться не может. Своим вниманием вы ее только компрометируете, это все равно ни к чему не приведет, и вообще я бы ни одной моей родственнице не позволил с вами знаться, неподходящий вы человек, вы и сами должны это понимать. Мне до крайности неприятно говорить вам все это, Сент-Ив… как будто бьешь лежачего… и я сразу сказал майору, что все это мне ужасно претит. Но так или иначе вам пришлось бы это выслушать. Ну, а теперь все сказано и, надеюсь, нам больше незачем об этом говорить, мы ведь оба джентльмены.

– Компрометирует… ни к чему не приведет… неподходящий человек… – повторял я задумчиво. – Да, кажется, я вас понимаю и потому не замедлю поступить en rиgle.

Я встал и отложил сигару.

– Мистер Гилкрист, – продолжал я с поклоном, – в ответ на ваши вполне естественные замечания имею честь просить у вас руки вашей сестры. У меня есть титул, – этому у нас во Франции не придают особого значения, но род мой очень древний, а это высоко ценится в любой стране. Могу предъявить вам герб, на котором запечатлены тридцать два союза между безупречно родовитыми семействами моих предков. Мне предстоит получить весьма недурное состояние: доход моего дядюшки – примерно тридцать тысяч фунтов в год, хотя, признаюсь, я не удосужился узнать точнее. Во всяком случае, не менее пятнадцати тысяч, а пожалуй, ближе к пятидесяти.

– Сказать можно что угодно, – заметил Рональд и снисходительно улыбнулся. – К сожалению, все это пока еще воздушные замки.

– Извините, вполне земные, – в Бакингемшире, – тоже с улыбкой возразил я.

– Видите ли, дорогой мой Сент-Ив, вы же ничего не можете доказать, – продолжал Рональд. – А вдруг все это вовсе не так? Вы меня понимаете? Вы не можете представить нам свидетеля, который подтвердил бы ваши слова.

– Ах вот оно что! – воскликнул я, вскочил и кинулся к столу. – Прошу прощенья. – Я написал на листке бумаги адрес Роумена. – Вот мои доказательства, мистер Гилкрист. И до тех пор, пока вы не напишете ему и не получите отрицательный ответ, я имею право на то, чтобы со мною обходились, как с джентльменом, более того, я на этом настаиваю.

Рональду ничего не оставалось, как переменить тон.

– Простите меня, Сент-Ив, – сказал он. – Поверьте, я вовсе не хотел вас оскорбить. Но в том-то ведь и беда: что я бы ни сказал вам об этом деле, всякое мое слово звучит оскорбительно. Еще раз прошу прощенья, это не моя вина. Но, во всяком случае, вы и сами должны понять, что ваше предложение просто… просто немыслимо, дружище! Это вздор какой-то! Наши страны воюют друг с другом, да вы еще вдобавок военнопленный!

– Мой предок во времена Лиги женился на гугенотке из Сентонжа, проехал двести миль по вражеской стране, чтобы увезти свою невесту, и это оказался очень счастливый брак.

– А еще… – начал Рональд, посмотрел на огонь в камине и умолк.

– Что же еще? – спросил я.

– Еще эта история с… с Гогла, – пробормотал Рональд, все еще глядя на жар в камине.

– Что?! – вскричал я, резко выпрямляясь в кресле. – Что вы сказали?

– История с Гогла, – повторил Рональд.

– Рональд, – сказал я, – это не вы придумали. Это не ваши слова. Я знаю, откуда они идут: вам вложил их в уста какой-то негодяй!

– Как-то трудно с вами говорить, Сент-Ив! – воскликнул Рональд. – Ну зачем вы меня мучаете? И какой толк оскорблять других? Повторяю вам ясным и понятным языком: ни о каком браке с моей сестрой не может быть и речи, я и слушать не стану, пока вас обвиняют в таком ужасном преступлении. Как же вы сами этого не понимаете? В жизни не слыхал ничего нелепее! И вы еще заставляете меня пререкаться с вами!

– Значит, вы, молодой солдат или почти солдат, отвергаете мое предложение только потому, что я дрался на дуэли и в честном поединке имел несчастье убить противника? Так ли я вас понял? – вопросил я.

– Но послушайте! – взмолился Рональд. – Конечно, вы можете истолковать мои слова, как вам вздумается. А я должен верить вам на слово, что это была настоящая дуэль. Конечно, я не могу сказать вам, что… то есть… ну, вы же понимаете, в том-то и суть! Так ли все это было на самом деле? Ведь я-то ничего этого не знаю!

– А я имею честь вам это сообщить, – сказал я.

– Но поймите, другие говорят прямо противоположное!

– Они лгут, Рональд. Придет время, и я вам это докажу.

– Короче говоря, человек, которому настолько не повезло, что о нем ходят такие толки, не может стать моим зятем! – в отчаянии вскричал Рональд.

– А знаете, кто будет моим первым свидетелем в суде? Артур Шевеникс, – объявил я.

– Мне все равно! – закричал он, вскочил с кресла и вне себя принялся шагать по комнате. – Чего вы добиваетесь, Сент-Ив? Что это такое в самом-то деле? Право, дурной сон какой-то! Вы сделали предложение моей сестре, и я вам отказал. Мне оно не нравится, я не согласен; да хоть бы я и согласился, что за важность… согласился или отказал. Тетушка все равно и слушать об этом не станет! Поймите же, другого ответа вам не будет!

– Не забывайте, Рональд, что мы играем с огнем, – сказал я. – Предложение руки и сердца – предмет деликатный, с этим надо обходиться с осторожностью. Вы мне отказали и объяснили свой отказ несколькими причинами. Первая – я мошенник, вторая – наши страны воюют между собой, третья… Нет, дайте мне договорить, вы ответите, когда я кончу. Итак, третья – я бесчестно убил – по крайности так про меня говорят – этого Гогла. Так вот, мой милый, приводя подобные доводы, вы ступаете на скользкую почву. Надо ли говорить, как бы я принял эти обвинения из любых других уст, но сейчас руки у меня связаны. Я исполнен столь глубокой благодарности к вам, не говоря уже о моей любви к вашей сестре, что вы можете оскорблять меня совершенно безнаказанно. Мне больно слушать вас, очень больно, но я должен все это сносить и не могу защищаться.

Поначалу Рональд все пытался меня перебить, когда же я кончил, он долго молчал.

– Знаете, Сент-Ив, – сказал он наконец, – пожалуй, мне лучше уйти. Все это было весьма, неприятно. Я, собственно, вовсе не собирался говорить вам ничего такого и прошу меня извинить. Я глубоко вас уважаю, так глубоко, как только джентльмен может уважать джентльмена. Я лишь хотел сказать вам… хотел объяснить, что повлияло на мое решение, короче говоря, этот брак невозможен. Но в одном не сомневайтесь: сам-то я ничего против вас не сделаю. Хотите пожать мне руку на прощанье? – вдруг выпалил он.

– Да, – сказал я, – разговор был не из приятных, согласен, но кто старое помянет, тому глаз вон. До свидания, Рональд.

– До свидания, Сент-Ив, – ответил юноша. – Мне от души жаль. – И он ушел.

Окна моей гостиной выходили на север, но из окна прихожей открывалась площадь, и я видел, как Рональд вышел из дома и уныло побрел по тротуару и как вскоре к нему подошел – кто бы вы думали? – майор Шевеникс собственной персоной! Тут я еле удержался от улыбки, ибо им тоже, конечно, предстоял пренеприятный разговор, и я, казалось, слышал их голоса, холодные и резкие, точно скрещивающиеся клинки, и старый, как мир, припев: «Говорил я вам!» и «А я говорил вам: не надо!» Конечно, они почти ничего не выиграли от этого посещения, но ведь и я от него только проиграл, да вдобавок разгорячился и пал духом. Рональд упорно стоял на своем и отказал мне. Правда, иного я и не ожидал, но от этого положение мое не стало лучше. Теперь я твердо знал, что в то время, покуда я вынужден находиться во Франции, здесь воспользуются любыми средствами, перевернут небо и землю, лишь бы убедить Флору отвергнуть навязчивого француза и стать женой Шевеникса. Конечно, она будет противиться. Но все же мысль эта не давала мне покоя, и я решил предупредить Флору и подготовить ее к борьбе за наше счастье.

Напрасно было пытаться увидеть ее сейчас же, но я дал себе слово, что вновь отправлюсь в «Лебяжье гнездо» едва стемнеет. А пока надобно было собираться в дальний путь. Здесь, в Эдинбурге, я находился в четырех милях от моря, и, однако, мысль обратиться с улыбкой на устах и с камнем за пазухой к первым встречным рыбакам настолько меня отталкивала, что я уже готов был вновь отправиться в северные графства и еще раз постучаться к Берчелу Фенну. Но для этого понадобятся деньги; после того, как я отдал все ассигнации Флоре, у меня оставалось еще около тысячи пятисот фунтов. Вернее, я ими и располагал и не располагал, ибо после обеда у мистера Робби поместил все эти деньги, кроме тридцати фунтов мелочью, в банк на Джорджстрит на имя Роули. Я рассудил, что это будет мой ему подарок на случай, если мне придется внезапно уехать. Теперь же, обдумав все как следует, я отправил моего преданного слугу в полном облачении и с кокардой на шляпе взять эти деньги из банка.

В скором времени он воротился, весь красный, и отдал мне назад чековую книжку.

– Ничего не вышло, мистер Энн, – сообщил он.

– Как так не вышло?

– Понимаете, сэр, найти-то я тот банк нашел, это уж будьте благонадежны, да тут-то и перепугался насмерть! У двери стоял один человек, и я его мигом признал. Угадайте, кто, мистер Энн! Тот самый сыщик. Ну тот, с которым я тогда вместе завтракал возле Эйлсбери.

– А ты уверен, что не обознался? – спросил я.

– Еще как уверен! – отвечал Роули. – Не мистер Лейвендер, нет, сэр; а тот, другой, который был с ним. Вот я и говорю себе: а что это он здесь околачивается? Нет, тут дело нечисто!

– Ты совершенно прав, Роули.

И я зашагал из угла в угол, напряженно размышляя.

Этот сыщик мог, конечно, оказаться здесь по чистой случайности, но трудно вообразить столь редкостную цепь, совпадений, чтобы человек, который разговаривал с Роули в «Зеленом драконе» – близ Эйлсбери, случайно очутился в Шотландии, где у него и дел-то никаких быть не может, да еще у самых дверей банка, где открыт счет на имя Роули.

– Надеюсь, он тебя не заметил, Роули? – спросил я.

– Не извольте беспокоиться, – ответствовал мой слуга. – Да ведь если бы он меня заприметил, мистер Энн, сэр, уж вы-то меня больше век бы не увидели! Я ведь не дурак, сэр!

– Что ж, дружок, спрячь чековую книжку обратно в карман. Больше она не понадобится тебе до тех самых пор, покуда ты не останешься здесь один. Смотри же, не потеряй ее: это твоя доля из мешка Санта-Клауса – полторы тысячи фунтов в твоем полном распоряжении.

– Прошу прощенья, мистер Энн, а что мне с ними делать? – спросил Роули.

– Откроешь трактир, – отвечал я.

– И опять же извините меня, сэр, но трактир мне вовсе ни к чему! – решительно возразил Роули. – И потом, сдается мне, сэр, молод я еще для этаких-то дел. Я ваш телохранитель, мистер Энн, и больше я никто.

– Хорошо, Роули, тогда послушай, отчего я даю тебе эти деньги. Они – за очень дорогую услугу, которую ты мне оказал и о которой я не хочу, да и не смею говорить. За твою преданность, за то, что ты не унываешь, мой дружок. Деньги эти все равно предназначались тебе, а теперь, по правде говоря, иначе и нельзя, придется тебе их взять. И раз тот сыщик ждет подле самого банка, их нельзя трогать, покуда я отсюда не уеду.

– Уедете? – эхом отозвался Роули. – Вот что я вам скажу, мистер Энн, сэр! Никуда вы без меня не уедете.

– Нет, мой дружок, придется нам расстаться, и в очень скором времени, – отвечал я. – Быть может, даже завтра. Это надобно ради моей безопасности, Роули! Поверь мне, если у того сыщика были причины караулить у дверей банка, то ждал он там, конечно, не тебя. Как они ухитрились так быстро пронюхать о счете в этом банке, просто ума не приложу. Быть может, нас спугнуло какое-то дурацкое совпадение, но надобно считаться с обстоятельствами… И еще одно, Роули: мало того, что я вынужден на время с тобой распрощаться, я еще вдобавок должен просить тебя не выходить из дому до нового моего распоряжения. Только так ты и можешь сейчас сослужить мне службу.

– Да вы только слово скажите, сэр, и я для вас в лепешку расшибусь! – вскричал мой верный слуга. – У меня такое правило – ничего не делать вполовину! Я ваш телом и душой и пойду за вас в огонь и в воду!

Теперь я до заката солнца ровно ничего не мог предпринять. Выход был один: как можно скорее повидаться с Флорой, моим единственным надежным банкиром, а до наступления темноты об этом нечего было и думать. Оставалось лишь кое-как убить время над «Каледонским Меркурием», где напечатаны были дурные для Франции вести о военных операциях да запоздалые документы о нашем отступлении из России. И вот я сижу у камина, порой встрепенусь от злости и горькой обиды из-за этих дурных вестей, а порой снова начинаю клевать носом над пустопорожними заметками о мелких событиях в Эдинбурге. И вдруг меня точно ударило:

«Недавно в Эдинбург прибыл виконт де Сент-Ив; он остановился в отеле Дамрека», – прочитал я.

– Роули!

– К вашим услугам, сэр, – с готовностью откликнулся мой слуга, опуская флажолет.

– Поди-ка взгляни, – сказал я и протянул ему газету.

– Вот те на! – вскричал Роули. – Заявился собственной персоной, сэр.

– Да, собственной персоной, – подтвердил я. – Напал на след. И уже почти догнал нас. Готов поклясться, они приехали вместе, он и тот сыщик у банка. Так что охота в полном разгаре: и доезжачие, и егеря, и гончие, и охотники – все собрались тут, в Эдинбурге!

– Что ж вы теперь будете делать, сэр? Знаете что? Дайте-ка, я все возьму в свои руки, сделайте милость! Вот только одну минутку, я переоденусь, чтоб не узнали, и схожу в этот Дам… ну, в этот отель, и выведаю, что он там затевает. Вы уж на меня положитесь, мистер Энн, я проворный, в руки никому не дамся, всегда улизну, коли что.

– Ты отсюда и носа не высунешь, – твердо сказал я. – Ты пленник, Роули, запомни это хорошенько. И я тоже пленник или без пяти минут пленник. Я показал тебе газету, чтобы тебя остеречь: если ты выйдешь на улицу, ты меня погубишь.

– Как вам будет угодно, сэр, – покорно отвечал Роули.

– Пожалуй, сделаем так: ты простыл или вроде этого. Незачем вызывать подозрения у миссис Макрэнкин.

– Простыл? – воскликнул Роули, мгновенно оживляясь. – Это я могу, мистер Энн!

И он принялся чихать, кашлять и сморкаться, да так натурально, что я поневоле улыбнулся.

– На этакие уловки я мастак, уж вы мне поверьте, мистер Энн, – гордо заявил он.

– Что ж, весьма кстати, – отвечал я.

– Пойду-ка я испробую их на нашей старушке, ладно? – спросил Роули.

Я его отпустил, и он убежал такой ликующий, точно торопился на футбол глядеть. А я опять взялся за газету и продолжал рассеянно ее просматривать; мысли мои вновь и вновь возвращались к нависшей надо мною опасности, и вдруг я наткнулся на следующую заметку:

«В связи с недавним злодейским убийством в Замке нас просят опубликовать следующее сообщение: полагают, что убийца – солдат по имени Шандивер – находится где-то неподалеку от Эдинбурга… Его приметы: среднего роста или чуть ниже, приятной наружности и весьма учтив в обращении. В последний раз его видели в модном платье жемчужно-серого цвета и в светло-коричневых башмаках. Он чисто говорит по-английски, называет себя Рейморни. Его сопровождает слуга лет шестнадцати. За поимку преступника обещана награда».

Я кинулся в соседнюю комнату и стал лихорадочно стаскивать с себя жемчужно-серый сюртук.

Признаться, теперь я был не на шутку встревожен. Нелегко оставаться спокойным и невозмутимым, когда чувствуешь, как сеть медленно, но неумолимо затягивается вокруг тебя, и я рад был, что Роули не видит моей растерянности. Лицо мое пылало, дышал я прерывисто и тяжело, еще никогда в жизни не был я так растерян.

И при всем том ничего нельзя было поделать – только выжидать, спокойно обедать и ужинать и поддерживать разговор с чересчур словоохотливым Роули, притворяясь, будто я вполне владею собой. Правда, беседу с миссис Макрэнкин поддерживать не приходилось, но от этого мне становилось только еще горше. Что случилось с моей квартирной хозяйкой? Отчего она держится гордо и отчужденно, не желает со мною разговаривать, глаза у нее красные и по дому непрестанно разносится ее страдальческий голос? Либо я сильно ошибался, либо она прочитала злополучную заметку в «Меркурии» и узнала обличающий меня жемчужно-серый сюртук. Теперь мне припомнилось, что она с каким-то странным выражением лица подала мне в то утро газету и объявила, хмыкнув то ли сочувственно, то ли с вызовом: «Вот вам ваш «Меркурий»!»

Однако же с этой стороны я не ждал непосредственной опасности: трагический вид миссис Макрэнкин выдавал ее волнение, ясно было, что она борется со своей совестью и исход этой борьбы еще не решен. Я терзался и не знал, что делать. Коснуться столь сложного и таинственного механизма, как внутренний мир моей квартирной хозяйки, я не осмеливался, ибо от первого же моего слова он мог, словно неумело сработанная петарда, вспыхнуть и рвануть совсем не в ту сторону. И я, превознося теперь свою осмотрительность – ведь с первых же шагов я ухитрился расположить к себе миссис Макрэнкин самым дружеским образом, – я все же не понимал, как вести себя сейчас. Более обыкновенного выказывать знаки внимания, пожалуй, столь же опасно, как и пренебрегать этим. Одна крайность покажется ей дерзостью и только ее рассердит, вторая будет, в сущности, признанием вины. Короче говоря, я обрадовался, когда на улицах Эдинбурга стало смеркаться, а заслышав голос первого сторожа, отправился в путь.

Когда я добрался до холма, на котором стояло «Лебяжье гнездо», еще не было семи часов; я стал взбираться по крутому склону к садовой ограде и вдруг с изумлением услышал собачий лай. Прежде здесь собаки лаяли только у хижины на вершине холма. Но этот пес был в саду «Лебяжьего гнезда», он рычал, задыхался от ярости, прыгал и рвался с цепи. Я дождался, чтобы он немного поутих, потом с крайней осторожностью вновь стал приближаться к ограде. Но не успел я заглянуть поверх нее в сад, как пес разразился лаем еще пуще прежнего. В ту же минуту дверь отворилась, и из дому вышли с фонарем Рональд и майор Шевеникс. Они стояли как раз передо мною, немного ниже, яркий свет фонаря падал на их лица, и я отчетливо слышал каждое их слово. Майор успокаивал собаку, и теперь она только глухо ворчала, лишь изредка снова разражаясь лаем.

– Как удачно, что я привел Таузера! – заметил майор.

– Черт его побери, где же он? – нетерпеливо сказал Рональд, поводя фонарем и тревожа ночную мглу причудливой игрой света и тени. – Пойду-ка я, пожалуй, на вылазку.

– Не надо, – возразил Шевеникс. – Помните, Рональд, я согласился прийти сюда и помочь вам караулить дом лишь на одном условии: условие это – военная дисциплина, мой мальчик! Мы ходим дозором только по этой дорожке у самого дома. Лежать, Таузер! Хороший пес, хороший… Тише, тише, – продолжал он, лаская треклятое чудовище.

– Подумать только! Может быть, этот наглец нас сейчас слышит! – вскричал Рональд.

– Вполне вероятно, – отвечал майор. – Вы здесь, Сент-Ив? – прибавил он отчетливо, но негромко. – Я хочу сказать вам одно: идите-ка вы домой. Мы с мистером Гилкристом будем караулить посменно всю ночь напролет.

Больше играть в прятки было ни к чему.

– Beaucoup de plaisir,[57]57
  Желаю приятно провести время (франц.).


[Закрыть] – отвечал я в тон ему. – Il fait un peu froid pour veiller; gardez-vous des engelures![58]58
  К утру, вероятно, станет прохладно; смотрите, как бы вам не обморозиться (франц.).


[Закрыть]

Должно быть, майора охватил неодолимый приступ бешенства: минутой ранее он столь рассудительно уговаривал Рональда соблюдать дисциплину, а сейчас выпустил из рук цепь – и собака стрелой метнулась по косогору вверх к ограде. Я сделал шаг назад, подобрал с земли камень фунтов в двенадцать весом и приготовился встретить врага. С разгона пес прыгнул на стену, и в тот же миг я изо всей силы ударил его камнем по голове. Он сдавленно взвизгнул и свалился обратно в сад, тяжелый камень с грохотом покатился следом. И тут раздался отчаянный вопль Шевеникса:

– А, дьявол! Неужто он убил мою собаку!

Я почел за благо ретироваться, покуда цел.