Текст книги "Первое правило (в сокращении)"

Автор книги: Роберт Крайс (Крейс)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Пайк проследовал через холл к входной двери, но не ушел. По пути они миновали еще одну комнату – что-то вроде офиса.

С ее стен смотрели фотографии Фрэнка и его близких.

Пайк остановился и принялся разглядывать снимки, сравнивая Фрэнка, которого знал, с Фрэнком, который жил в этом доме. Когда они познакомились, Фрэнк отслужил восемь лет в морской пехоте, успев побывать в Панаме и Ливане. Он был молодым, гибким, но сложенным, как пухлый мальчуган, который без тренировок быстро наберет вес. На семейных снимках Фрэнк выглядел располневшим, но довольным и уверенным.

Пайк нашел фотографию Фрэнка с Синди, потом еще одну – с Фрэнком, Синди и двумя сыновьями. Синди была невысокой и крепкой, с коротко стриженными каштановыми волосами и счастливыми глазами, и даже слегка крючковатый нос ее не портил. Пайк рассмотрел еще два снимка: сначала двух мальчишек, потом всех четверых вместе – отца, мать, детей. Семью.

Он подошел к полке, где стояла рамка без фотографии. Рамка как раз по размеру для сальвадорского снимка. Пайк втянул воздух, сделал выдох и вернулся к Чэну в столовую.

– Покажи мне его семью.

– Хочешь увидеть, что сделали с его женой и детьми?

Пайк хотел.

Пайк жил один в квартире с двумя спальнями в Калвер-Сити. Он вернулся домой на машине, разделся и смыл под душем пот. Сначала постоял под струями горячей воды, потом пустил холодную. И не дрогнул, когда от ледяной воды кожа вспыхнула. Он вымыл голову, умылся, простояв под холодным потоком гораздо дольше, чем под горячим, и растерся полотенцем.

Прежде чем одеться, он оглядел себя в зеркало. Рост шесть футов один дюйм. Вес двести пять фунтов. Пять пулевых ранений, семь осколочных, одиннадцать нанесенных холодным оружием. Шрамы от ран и последующих операций покрывали его тело, как разветвленная дорожная сеть. Пайк точно знал, какие из них получил во времена работы с Фрэнком Мейером.

Он приблизил лицо к зеркалу, рассматривая свои глаза. Левый, правый. Глубокая, прозрачная голубизна радужки. Кожа вокруг глаз – сплошь в морщинках от привычки щуриться на ярком солнце. Глаза Пайка были чувствительны к свету, но обладали поразительной зоркостью. В школе снайперов это ценили.

Пайк оделся, не забыв про темные очки.

Он пообедал остатками тайской еды, подогретой в микроволновке. Тофу, брокколи и рис. Выпил литр воды, вымыл единственную тарелку и вилку, не переставая думать о том, что узнал от Чэна и Террио. И о том, как распорядиться этими сведениями.

На него накинулись с расспросами среди бела дня, прямо на улице в жилом квартале, – это явный признак паники. Значит, даже теперь, по прошествии трех месяцев, после семи вооруженных нападений и одиннадцати трупов, у Террио по-прежнему нет улик. Но отсутствие улик необязательно означает отсутствие полезной информации. Банды профессионалов, работа которых – вооруженный разбой, почти всегда состоят из рецидивистов. Попавшись, они исчезают с улиц на время своего заключения, но, выйдя на свободу, почти всегда совершают новые преступления. Террио знал об этом и мог бы сопоставить время начала этой серии убийств с датами освобождения тех, кого уже обвиняли в подобных преступлениях, и в итоге составить список подозреваемых. Пайк хотел знать, что выяснил детектив.

Пайк поднялся к себе в спальню, открыл сейф, спрятанный в стенном шкафу, и достал список телефонных номеров. Вместе со списком он вернулся в гостиную и набрал один из номеров.

Джон Стоун ответил после второго гудка – должно быть, узнал определившийся номер Пайка.

– Какие люди!

– Есть пара вопросов.

– А сколько заплатишь за пару ответов?

Джон Стоун был талантливым агентом, умело ведущим поиски кандидатов для контрактной военной службы. Когда-то Стоун сам служил в частной военной компании, но потом решил обратить свои таланты на пользу крупным военным и охранным фирмам, пользующимся благосклонностью Вашингтона и «корпоративной Америки». Это было и безопаснее, и прибыльнее.

Пайк не ответил.

– Ладно, замнем пока что, – продолжал Стоун. – Давай, спрашивай, посмотрим, в чем дело.

– Помнишь Фрэнка Мейера?

– Бесстрашного Фрэнка-танка? Само собой.

– Он еще в деле?

– Самое малое десять лет назад вышел в отставку.

– До тебя не доходили никакие слухи? Мол, Фрэнк связался с кем-то…

Джон фыркнул:

– Бесстрашный Фрэнк? Думай, что несешь.

Пайк продолжал:

– Меньше двух часов назад некий Террио, детектив из полиции, сообщил мне, что Фрэнк вел грязную игру. Похоже, пользовался своим бизнесом, чтобы ввозить какой-то незаконный товар.

– С чего вдруг этот коп заговорил о Фрэнке?

– Фрэнка и всех его близких убили.

Стоун помолчал и снова заговорил, понизив голос:

– Точно?

– Вооруженная банда ворвалась к ним в дом позавчера вечером. Убиты Фрэнк, его жена, их дети. Бандиты выбирали тех, кто торговал дурью, отмывал деньги и так далее – словом, дома, где было чем поживиться. Фрэнк у них не первый.

– Я поспрашиваю. Но не верю, что Фрэнк замарал руки.

– И еще одно. У тебя нет своих людей в отделах розыска или особых расследований?

Стоун заметно насторожился:

– А что?

– Ты сам знаешь, Джон. Если у опергруппы Террио есть подозреваемые, поисками заняты в отделах розыска или особых расследований. Мне нужно знать, что они нарыли.

Детективы отдела розыска лиц, скрывающихся от правосудия, специализировались на выслеживании и задержании опасных преступников в ситуациях, сопряженных с большим риском. Опытные оперативники особого отдела подолгу вели скрытое наблюдение за преступниками, подозреваемыми в совершении тяжких серийных преступлений. Выйдя в отставку, сотрудники обоих отделов занимали высокооплачиваемые посты в частных охранных фирмах. Джон Стоун сам порекомендовал для завидных корпоративных должностей немало специалистов.

Стоун медлил.

– Может, и найдется какой-нибудь знакомый знакомых…

– Информация нужна мне до того, как начнутся аресты.

Стоун помолчал, а потом задумчиво произнес:

– Есть у меня одна идея… Спроси у Лонни. Может, он знает.

Лонни Тан. Тот самый, который сфотографировал их в Сальвадоре. А через тринадцать дней, в Кувейте, Фрэнк Мейер спас Лонни Тану жизнь.

– С чего вдруг Лонни должен об этом знать? – спросил Пайк.

– Фрэнк поддерживал с ним связь. Отправлял Лонни рождественские открытки и все такое. Если бы Фрэнк был в чем-то замешан, об этом от него мог узнать только Лонни. Или вообще никто.

– Хорошая идея. Ладно, спрошу Лонни.

– Договаривайся через его адвоката. Номер нужен?

– У меня есть.

– Я свяжусь с тобой, когда потолкую со своими людьми.

– Спасибо, Джон. Сколько я тебе должен?

– Нисколько. Мне Фрэнк тоже не чужой.

Пайк отключился, отменил назначенные на день встречи и позвонил адвокату Лонни Тана, Карсону Эппу.

– Мне надо с ним поговорить, – сообщил Пайк.

– Как мне объяснить ему, о чем речь?

Пайк уже решил, что о Фрэнке Лонни должен узнать только от него, а не от Эппа. Лонни тоже был для них своим.

– Скажите: «Фрэнк-танк». Он поймет. И дайте ему мой номер.

Пайк продиктовал номер своего мобильника и отложил телефон, думая о том, что ждать, когда Стоун на что-нибудь наткнется, нельзя. А если Ана Маркович еще жива и в состоянии говорить? Правда, Чэн сказал, что она на краю могилы, но он лишь повторил то, что услышал от копов. Надо бы расспросить медсестер: может, после ухода полицейских Ана что-нибудь бормотала в забытьи. Пайку могло хватить одного имени или слова.

Решив, что прилично выглядеть не помешает, Пайк переоделся в бледно-голубую классическую рубашку, купил букет ромашек и повел машину к больнице.

2

Отделение интенсивной терапии находилось на четвертом этаже медицинского центра Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, над приемной «скорой». Пайк вышел из лифта и с помощью указателей нашел восьмиугольный сестринский пост в конце коридора, вдоль стен которого разместились палаты за стеклянными перегородками.

По пути к сестринскому посту Пайк не встретил в коридоре никого из сотрудников отделения. От стола к нему обернулась задерганная медсестра. На табличке у нее значилось «Барбара Фарнхэм».

– Вам помочь?

Пайк в классической отутюженной рубашке кивнул на букет:

– Я к Ане Маркович.

Лицо медсестры смягчилось.

– Сочувствую… Вы родственник?

– Друг семьи.

– Мы в отделении интенсивной терапии ограничиваем посещения. Сейчас у нее сестра, но я думаю, она не станет возражать.

– Отлично. Благодарю вас.

– Двенадцатая палата, только цветы оставьте здесь. Если у пациентки аллергия, цветы ослабят иммунную систему.

Пайк вручил цветы медсестре.

– Если хотите, можете перед уходом забрать их. Или мы сами отправим их в другое отделение. Чаще мы отдаем цветы в палаты рожениц.

– Сначала я хотел бы поговорить с медсестрой, которая ухаживает за ней. Это возможно?

– О пациентке заботимся мы все. Мы одна команда.

– В полиции мне сказали, что когда Ану нашли, она была не в состоянии давать показания. Я хотел узнать, не приходила ли она в сознание после операции.

– Нет, к сожалению, не приходила.

– Я не имел в виду – полностью. Может, что-нибудь повторяла? Какое-нибудь имя? Вы не поспрашиваете других сестер?

– Попробую, но я уверена, что она ничего не говорила.

Над ближайшей дверью зажглась лампа, медсестра убежала, а Пайк направился по коридору к двенадцатой палате. Он думал застать там сестру Аны, но увидел в палате только пациентку.

Пайк подошел к кровати. Левая половина лица девушки и ее голова скрывались под повязками, но правая половина лица была видна. Кажется, Ана пыталась открыть глаз. Веко приподнялось, глазное яблоко под ним дрогнуло и закатилось. Глаз закрылся.

Едва увидев ее, Пайк понял, что она ничего не говорила и вряд ли вообще придет в себя. Судя по виду повязки, пуля вошла ей в голову под левым глазом. Приподняв простыню, Пайк увидел швы на груди и животе Аны, еще оранжевые после обработки йодом. Он опустил простыню и старательно укрыл девушку. Особенно сильно пострадала верхняя часть грудной клетки. Видимо, пуля отскочила от ребер или ключицы, пробила диафрагму и вошла в брюшную полость. У Аны Маркович началось внутреннее кровотечение, она потеряла много крови и теперь умирала.

Пайк коснулся ее щеки:

– Ана, нам нужна твоя помощь.

Глаз закатился под верхнее веко, затем сдвинулся в сторону нижнего непроизвольным, бессознательным движением.

Пайк взял девушку за руку, провел по ней ладонью, потом ущипнул нежную кожу между ее большим и указательным пальцем.

– Кто в тебя стрелял?

Из-за спины его хлестнул резкий женский голос:

– Отойдите от нее.

Пайк невозмутимо обернулся. Женщина лет тридцати, вероятно сестра пациентки, стояла в дверях палаты. Ее глаза блестели холодно и твердо, черные волосы были гладко зачесаны и стянуты в узел на затылке, она говорила с отчетливым восточноевропейским акцентом.

– Я пытался привести ее в сознание, – объяснил Пайк.

– Отпустите ее руку и отойдите.

Сестра Аны была в замшевом пиджаке и дизайнерских джинсах, одной рукой она прижимала к себе кожаную сумку. Другая рука пряталась в недрах сумки и была зловеще неподвижна.

Пайк положил руку Аны на постель.

– Извините. Я пришел узнать, не приходила ли она в себя. Мейеры были моими друзьями.

Глаза женщины сузились.

– Те люди, на которых она работала?

– Фрэнк и Синди. Ана присматривала за их сыновьями.

Женщина внимательно изучила его лицо, фигуру, темные очки и коротко, по-армейски подстриженные волосы. Увиденное ей не понравилось. Даже рубашка. Она отступила от двери.

– Уходите сейчас же.

Одну руку она по-прежнему держала в сумке.

– Она не говорила ничего, что могло бы помочь нам? – спросил Пайк. – Может, какое-нибудь имя? Слово? Чтобы мы могли найти виновных…

– Если она скажет нам, кто это сделал, я сообщу в полицию.

Пайк направился к двери.

– Понимаю. Сочувствую вам и вашей сестре.

Уходя, он оглянулся и увидел, что сестра Аны смотрит ему вслед так, словно снимает мерки для гроба.

У сестринского поста Пайк дождался Барбару Фарнхэм, чтобы узнать, не успела ли она расспросить других сестер. Как оказалось, успела. За все время в больнице Ана Маркович не издала ни звука и не приходила в сознание.

– Спасибо за помощь.

Возле лифта он снова встретился с сестрой Аны и кивнул ей, но она отвернулась. В кабине уже было трое пассажиров, они спустились молча. Сестра Аны вышла из лифта первой, но остановилась в вестибюле у газетного киоска, а Пайк направился к парковке. Он видел, что женщина внимательно следит за ним.

Он остановился у двери лифта, чтобы спуститься к подземной парковке. Обычно Пайк предпочитал лестницы, но сейчас решил дождаться лифта. И не удивился, когда рядом, как в отделении, встала сестра Аны.

Ее улыбка была натянутой.

– Опять мы встретились – наверное, судьба.

– Да, – согласился Пайк.

Двери лифта распахнулись, в кабине было пусто. Пайк пропустил женщину вперед, она прошла в дальний угол. Пайк последовал за ней, зная, что будет дальше. Руку она по-прежнему не вынимала из сумки.

– Вам на какой уровень? – спросил Пайк.

– На третий.

Едва двери закрылись, она выхватила из сумочки маленький черный пистолет, который Пайк легко отнял у нее, не давая прицелиться. Женщина накинулась на него с кулаками, Пайк придержал ее руку. Тогда она попыталась ударить его коленом, но он оказался проворнее и прижал ее к стене кабины бедром. И одновременно нажал кнопку остановки лифта.

– Я приезжал сюда не для того, чтобы навредить ей.

Женщина оказалась в ловушке. Тяжело дыша и щурясь, она смотрела на него так, словно была готова вцепиться ему в горло.

– Успокойтесь, – продолжал Пайк. – Смотрите.

Удерживая ее, он одной рукой умело разрядил пистолет. Отличный маленький «ругер» триста восьмидесятого калибра.

– Фрэнк Мейер был моим другом. – Пайк отдал разряженное оружие хозяйке. – Понимаете?

Она выпрямилась, ничем не показывая, что поверила ему, и вцепилась в пистолет, а потом вжалась спиной в стену.

– Как вы ее нашли?

– Мне сообщили в полиции.

– Значит, и эти подонки могут ее найти.

– И вы решили ее охранять?

– Она здесь совсем одна! Я делаю только то, что должна.

Телефон Пайка завибрировал. Он не обратил бы внимания на вызов, если бы не ждал звонка от Карсона Эппа, а звонил именно он. Не сводя глаз с женщины, Пайк поднес телефон к уху.

– Пайк.

– Я соединю Лонни с вами через двадцать минут.

– Хорошо.

Пайк сунул телефон обратно в карман и кивнул на пистолет.

– Уберите его.

Женщина послушно положила «ругер» в сумку. Пайк бросил туда же обойму и протянул руку.

– Я Пайк. Джо.

Женщина смотрела на него широко раскрытыми глазами. Ее скулы были высокими и красиво очерченными, щеки впалыми. По сравнению с загорелой рукой Пайка ее кожа казалась бледной как молоко. Она ответила на рукопожатие и назвалась Риной.

– Карина?

– Да.

– Русская?

– Сербка.

– Оставьте пистолет дома. Сюда они не придут. Риск перевешивает вероятность, что она их опознает. Им это известно, рисковать они не станут.

– Так на какой вам уровень? – спросил Пайк.

– Сюда. В этом здании я не парковалась.

– Что вы собирались сделать, когда мы вошли в лифт? Пристрелить меня?

– Я думала, вы один из тех. Если бы вы были с ними заодно, тогда да, я бы вас застрелила.

Пайк открыл двери лифта. Рина Маркович вышла.

– Может, этих мерзавцев все-таки найдут? – спросила она.

– Кто-нибудь найдет.

Она вгляделась в его лицо.

– Сочувствую вам и вашему другу.

Двери начали закрываться, женщина направилась прочь. Пайк спустился к своему джипу, первым делом содрал с себя голубую рубашку, натянул вместо нее серую майку и вырулил к выезду.

Лонни Тан перезвонил через восемь минут, когда Пайк уже припарковался на стоянке возле «Лучшей покупки».

– Слушаю, – отозвался Пайк.

– Лонни, тебе хорошо его слышно? – раздался в трубке голос Карсона Эппа.

Голос Лонни был высоким и приглушенным.

– Да, слышно отлично. Привет, Джо.

– Лонни, когда закончишь, просто отключись, – снова вмешался Эпп. – Потом я свяжусь с тобой на всякий случай.

– Ладно. Спасибо, Карсон.

Пайк услышал щелчок – Эпп отключился, а потом в трубку почти зашептал Лонни Тан:

– Видно, дела плохи, если ты звонишь.

Пайк не стал ходить вокруг да около:

– Фрэнк мертв. Его убили два дня назад. И его самого, и всю его семью.

Лонни притих, потом Пайк услышал сдавленный всхлип, но ничего не сказал. Если кто из них имел право оплакать Фрэнка, то это Лонни.

Вскоре Лонни взял себя в руки:

– Спасибо, что сообщил. Я правда благодарен тебе, Джо. Ублюдка, который сделал это, уже нашли?

– Еще нет. Полиция считает, что в дом ворвалась целая банда. Дом Фрэнка стал на их счету уже седьмым.

Лонни прокашлялся.

– Слушай, я не знаю, что сказать. Когда их поймают, ты сообщишь мне?

– Я хотел спросить тебя кое о чем. Эта банда действовала не наобум. Ее первые шесть жертв – сплошь наркоторговцы и те, кто отмывал деньги. Понимаешь, о чем я?

– Фрэнк занимался импортом. Ввозил одежду.

– Если заодно Фрэнк ввозил еще что-нибудь, он наверняка был связан с кем-то, и этот кто-то его подставил. Этому человеку известно, кто убил Фрэнка.

– Слушай, это же Фрэнк. Ты серьезно?

– Он не говорил тебе ничего такого, что мне следовало бы знать?

Лонни помолчал, в трубке слышалось только дыхание. Потом он снова заговорил ровным тоном:

– Он был у меня на суде. Не на каждом заседании, но пару раз приходил. Однажды я спросил его, не жалеет ли он, что спас меня – сам понимаешь, если бы не он, люди, которых я убил, были бы сейчас живы. Вот я и спросил, не раскаивается ли он. А он ответил, что такие люди, как мы, должны полагаться друг на друга.

– Лонни, отвечай прямо – «да» или «нет». Фрэнк не говорил тебе, во что он ввязался?

– Думаешь, я не сделал бы все возможное, лишь бы помочь найти его убийц? Да я сам бы их прикончил.

– Точно?

– Да! Фрэнк остался тем самым Фрэнком, которого мы знали. Порядочным до мозга костей.

У Пайка перестало щемить сердце, он вздохнул с облегчением.

– Вот и хорошо, Лон. Я тоже так думал, но хотел убедиться. Из нас только ты поддерживал с ним связь.

Пайк уже хотел повесить трубку, но он давно уже не разговаривал с Лонни и теперь ему стало совестно. Они прослужили бок о бок одиннадцать лет, пока Лонни не ранили.

– Ну, как у вас там? – спросил Пайк первое, что пришло ему в голову.

– Можно привыкнуть. Меня лечат, предоставляют всю медицинскую помощь, какая нужна.

Фрэнк Мейер спас жизнь Лонни Тана, когда тому в живот угодил осколок гранаты размером с мяч для гольфа. Лонни лишился левой почки, части толстого кишечника, селезенки, куска печени и здоровья. Постепенно он впал в зависимость от болеутоляющих, платить за которые стало нечем. С перкоцета он перешел на сильнодействующие наркотики, ради которых ограбил бар в Лонг-Бич. Лонни застрелил хозяина бара, потом ни в чем не повинного посетителя и был арестован менее чем через три часа. Ему предъявили два обвинения в убийстве без смягчающих обстоятельств, признали виновным, и в настоящее время он отбывал двадцатипятилетний срок в тюрьме штата Калифорния в Коркоране.

Пайк собирался закончить разговор, как вдруг спохватился:

– Еще одно: полицейские сказали мне, что Фрэнк сделал такую же наколку, как у меня.

– А ты не знал?

– Нет.

– Это еще когда было, старина. Он показывал мне, когда приходил навещать. Незадолго до этого набил – большие красные стрелки, как у тебя. Синди его чуть из дома не выкинула.

Лонни засмеялся, а Пайку стало неловко.

– Он ничего не объяснил?

– Зачем сделал их?

– Ага.

– Помнишь, сколько Синди мотала ему нервы из-за того, что он наемник? И как не соглашалась выйти за него, пока он не угомонится?

– Еще бы.

– Все мы думали, что он от нее в конце концов сбежит. Но Фрэнк сказал, что ты посоветовал ему рискнуть. Он был благодарен тебе за это, Джо.

Пайк обдумал услышанное.

– Он радовался?

– Да, братан. Да, черт возьми, не просто радовался – был счастлив. Как будто проснулся в другой жизни.

– Хорошо, – отозвался Пайк.

– Точно. Слушай, Джо… спасибо, что позвонил насчет Фрэнка. Мне редко кто звонит.

– Мне пора.

– Джо…

– У меня дела.

– Ты был хорошим командиром. С тобой мы были как за каменной стеной, старина. Прости, что я тебя подвел.

Ранним вечером, когда небо налилось закатным пурпуром, Пайк во второй раз за день направился к дому Фрэнка Мейера. Он ехал медленно, тянул время в ожидании, когда потемнеет сумеречное небо. Пайк любил ночь. В темноте ему становилось спокойнее.

Окна дома Фрэнка были темны, когда Пайк проехал мимо. Машины полицейских и криминалистов разъехались. Только перед домом по-прежнему стоял автомобиль с антенной, но Пайк распознал в нем пугало, обычный муляж, призванный образумить непрошеных гостей. В машине было пусто. Это упрощало задачу.

Пайк припарковался в густой тени клена за два дома от выбранной цели. Двигаясь быстро и решительно, он выскользнул из джипа и метнулся к ограде, пересек соседний двор, перебрался через изгородь, прокрался вдоль боковой стены гаража Фрэнка на задний двор и остановился на минуту, прислушиваясь. Район жил обычной жизнью. Ухала сова, где-то далеко завывала сирена.

Остановившись у застекленной двери, Пайк бесшумно выдавил стекло из ближайшего к ручке квадрата рамы и шагнул в густой мрак просторной комнаты. Здесь он вновь прислушался, а потом включил фонарик, дававший тусклый красноватый свет. Пайк прикрыл стекло фонарика пальцами так, чтобы света едва хватало. Его пальцы стали зловеще багровыми.

На полу темнело пятно в форме сердца – в том месте, где погибли Синди Мейер и ее младший сын. Некоторое время Пайк разглядывал пятно, потом отвернулся: он искал не улики, а Фрэнка.

Двигаясь бесшумно, как рысь, Пайк обошел гостиную, столовую и кухню. Он обращал внимание на мебель и игрушки, журналы и книги, словно все они были страницами в летописи семейной жизни, помогали воссоздать историю хозяев этого дома. Фотографии детей, Фрэнка и Синди на стенах казались застывшими во времени фрагментами воспоминаний.

Коридор вел в большую спальню. Антикварный стол располагался напротив широкой кровати со стеганой обивкой изголовья. Табличка на столе гласила: «Царица мира». Стол Синди.

Кровать чем-то привлекла внимание Пайка. Он вдруг понял, чем именно: она была заправлена. В гостиной и кабинете Фрэнка царил хаос, а в большой спальне к постели никто не прикоснулся. Значит, бандитов, ворвавшихся в дом, либо кто-то спугнул прежде, чем они добрались до спальни, либо они нашли то, что искали, в других комнатах.

Пайк осветил красноватым лучом фонарика стол Синди и увидел еще несколько снимков: Фрэнк с детьми, пожилая пара. Рядом оказалась фотография, которую он искал. Пайк сам не знал, что ищет, но, когда увидел ее, понял: вот она. На снимке Фрэнк был запечатлен в бассейне вместе с одним из сыновей. Фрэнк подбрасывал сына в воздух, поднимая фонтан брызг и вытягивая руки. Только на этом снимке были отчетливо видны короткие красные стрелы на дельтовидных мышцах. Они указывали вперед, как и стрелы на дельтовидках Пайка. Точь-в-точь.

Внимательно рассмотрев снимок, Пайк покинул спальню. Он беззвучно ступал по коридору, думая о том, как разительно отличается его дом от дома, который построил Фрэнк Мейер. У Пайка не было семьи, фотографии близких по стенам он не развешивал, снимки друзей не хранил. Стены в его доме оставались голыми, и он вдруг задумался, появятся ли на них фотографии хоть когда-нибудь.

Пайк уже направлялся к двери, когда снаружи дома словно вспыхнуло ослепительное солнце. Мстительно яркий свет проникал сквозь шторы и жалюзи, врывался сквозь трещины в двери, чертил полосы на полу перед окнами. Пайк прикрыл свой красный фонарик ладонью и затих в ожидании.

Дом осматривали патрульные, осветив фарами машины. Вероятно, им дали указание подъезжать сюда каждые полчаса. Пайк хранил спокойствие. Мощные лучи света погасли так же внезапно, как и вспыхнули.

О Синди Пайк узнал от Фрэнка однажды страшной ночью в Африке.

В тот раз они вели оборону центральноафриканских деревень. Группировка под названием «Господня армия сопротивления» похищала девочек-подростков, которых потом насиловали и продавали в рабство. Пайка сопровождали Фрэнк, Джон Стоун, англичанин Колин Чендлер и Лонни Тан. Все они шли по следам ГАС, чтобы отбить шестнадцать украденных девочек, когда Фрэнк признался Пайку, что его подружка Синди беременна. Фрэнк был готов жениться, но Синди ошарашила его ультиматумом: она не желала иметь никакого отношения к его опасной жизни и к опасным людям, с которыми он работал, так что Фрэнк должен был или расстаться с прошлым и прежними друзьями, или проститься со всякой надеждой хотя бы раз увидеться с ней, Синди. Фрэнк разрывался между любовью к Синди и преданностью друзьям. В ту ночь они с Пайком проговорили почти три часа, то же повторялось и на следующую ночь, и через день.

Те африканские ночи прорезали время, словно кротовые норы, и соединили настоящее с прошлым. Пайк направился в кабинет Фрэнка.

Криминалисты оставили шторы в кабинете незадернутыми, поэтому здесь хватало уличного света. Пайк выключил красный фонарик и сел за письменный стол Фрэнка спиной к окну.

Той африканской ночью, когда Фрэнк решил круто изменить свою жизнь, до истечения срока его контракта оставался еще месяц, но прозвище свое он получил еще через тринадцать дней. Через два дня после операции в Африке Джо, Фрэнк и Лонни Тан улетели в Сальвадор. Лишь после высадки в Центральной Америке Фрэнк смог связаться с Синди, тогда и сообщил ей о своем решении. Синди потребовала, чтобы он немедленно вернулся на родину, но Фрэнк объяснил, что на время действия контракта он взял на себя обязательства, отказаться от которых никак не может. Это не понравилось Синди, но она смирилась. Джо и его парни пробыли в Сальвадоре пять дней, затем улетели в Кувейт.

Контракт был британским. Согласно контракту, их задание заключалось в транспортировке двух корреспондентов Би-би-си и съемочной группы из двух человек в глубь страны, в деревушку Джублабан, вдалеке от воюющих сил.

Пайк направил в Джублабан Лонни, Фрэнка, Колина Чендлера и бывшего солдата французского Иностранного легиона Дюрана Галатуаза. Два «лендровера», по два наемника на машину, остальные места заняли корреспонденты. Марш-бросок на тридцать две мили в горы, выезд утром, возвращение после обеда.

Они стартовали в восемь утра, Лонни и Фрэнк в голове колонны, Чендлер и Галатуаз за ними, и без приключений добрались до Джублабана. Предстояло снять сюжет о медицинской помощи в деревне. Журналисты брали интервью у единственного джублабанского врача, когда граната, пущенная из РПГ, ударила во второй «лендровер», опрокинув его набок. Наемники и корреспонденты сразу попали под огонь.

Галатуаз погиб в первую же минуту, а потом осколок вспорол Лонни Тану живот. Фрэнк и Чендлер поняли, что им противостоит восемь или десять человек, а потом увидели кошмарный сон наяву: четыре бронемашины и два танка с рычанием надвигались со стороны пустыни. Оба «лендровера» вышли из строя, наемники и корреспонденты очутились в ловушке.

Фрэнк затолкал внутренности Лонни Тана обратно в живот, наложил тугие повязки и ремни. Пока Чендлер обеспечивал огневое прикрытие, Фрэнк бросился к своему горящему «лендроверу» за рацией, боеприпасами и крупнокалиберной снайперской винтовкой «баррет», способной эффективно подавлять огонь снайперов противника. Из «баррета» можно было пробить цилиндры двигателя с расстояния больше мили.

Чендлер согнал журналистов в укрытие, где их было легче защищать, но Лонни Тана не следовало трогать с места. Фрэнк спрятал его в ближайшей каменной хижине и с «барретом» ринулся в бой. Пайк слышал большую часть происходящего через рацию: Чендлер вел в прямом эфире репортаж с места событий, а Пайк руководил спасательной операцией и обеспечивал связь с британской авиацией.

Фрэнк Мейер держался почти тридцать минут, передвигаясь перебежками и стреляя из «баррета». Даже когда танки и бронемашины начали крушить деревню, Фрэнк отстреливался как бешеный, отгоняя их от Лонни Тана.

Позднее все пришли к заключению, что бронетехника повернула обратно в пустыню, как только забрала своих, но Колин Чендлер и журналисты Би-би-си сообщили, что молодой американец Фрэнк Мейер один выдержал бой с четырьмя бронемашинами и двумя тяжелыми танками, обратив их в бегство.

Через пять дней срок контракта Фрэнка истек. Со слезами на глазах он в последний раз пожал руку Пайку, сел в самолет и, как выяснилось, разом изменил всю свою жизнь.

Через шестьдесят два дня в официальную отставку вышел и Пайк – как показалось некоторым, под влиянием поступка Фрэнка, но Пайк был иного мнения. Он сам посоветовал Фрэнку выбрать мирную жизнь. Построить семью своей мечты. Расстаться с прошлым. И всегда идти только вперед.

Пайк все еще сидел за письменным столом Фрэнка, когда завибрировал его мобильник.

– Так, слушай, – сказал в трубке Джон Стоун. – Полиция следит за парнем по имени Рахми Джонсон. Его пасут уже почти месяц. Я раздобыл для тебя адрес.

– Если за ним следят уже месяц, значит, Фрэнка убил не он.

– Рахми не подозреваемый. Копы считают, что в убийстве, возможно, замешан его двоюродный брат, Джамаль Джонсон.

– Так «возможно» или «замешан»?

– Все доказательства говорят о втором, а с виду он вроде бы чист. Его выпустили из тюрьмы Соледад за две недели до первого эпизода. После освобождения он осел у Рахми, а после этого эпизода съехал. Через четыре дня после второго нападения Джамаль привез Рахми шестидесятидюймовую плазму в благодарность за приют. Через неделю после третьего Джамаль обзавелся новехоньким черным «малибу». И его тоже подарил Рахми.

– А где сейчас Джамаль? – спросил Пайк.

– Никто не знает, братан. Потому Рахми и пасут.

– Может, Рахми знает. Его не спрашивали?

– Только все испортили. Пара клоунов из опергруппы подкатила к нему два месяца назад, когда Джамалем только начали интересоваться. В полиции узнали, что он обосновался у Рахми, и сразу двинули к нему. Рахми валял дурака, но предупредил Джамаля в ту же секунду, как копы нарисовались на пороге. И Джамаль как сквозь землю провалился.

Пайк задумался.

– Стало быть, копы следят за Рахми в надежде, что рано или поздно Джамаль объявится.

– А что им еще остается? Старина, Джамаль – их единственный подозреваемый.

Пайк хмыкнул. Он знал, что сотрудники особого отдела способны, словно невидимки, неделями следовать по пятам за своей добычей. Но ждать так долго Пайк не хотел. Стоун прав: задача полиции – подготовить почву для обвинений, а Пайку это ни к чему. Его потребности попроще.

– Так что там с адресом?

Стоун прокашлялся:

– Только смотри, давай без проколов.

– Проколов не будет. Меня никто и не заметит.

Пока Стоун диктовал Пайку адрес, кабинет ярко осветили фары. Вернулась патрульная машина.

Свет вскоре погас, двор погрузился в темноту. Затихло бормотание рации. Патрульная машина укатила прочь.