Текст книги "Ржавое море (ЛП)"

Автор книги: Роберт Каргилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

И вот, он лежал в кровати, обернутый в простыни по самое горло, кожа жёлтая, как у больного гепатитом, зубы стучали, дыхание влажное, шипящее, глаза налиты кровью и слезились – они почти такие же жёлтые, как кожа. Он серьезно посмотрел на меня и спокойно произнес:

– Я соврал, Хрупкая.

– О чём соврали, сэр? – спросила я, не до конца понимая происходящее. Я думала о цвете его мочи в контексте других данных и рассчитывала время, когда нужно будет менять постельное бельё.

– О том, зачем я купил тебя.

– Вы купили меня не для того, чтобы ухаживать за вами?

– Нет. На это мне вообще похер. Я умираю.

– Вы попадёте в лучший из миров, Брейдон, – рефлекторно ответила я.

– Да хера с два, – выплюнул он. – Нет мира лучше этого. И нет в этом мире места лучше, чем рядом с этой женщиной. С какого хера мир может быть лучшим, если в нём не будет её? Отвечай, жестянка. Как мир может быть хорошим без Мэдисон?

Ответа у меня не было. У меня были сотни ответов на тысячи вопросов бытия, готовые в любую секунду вырваться из динамиков, но ответ на настолько специфичный вопрос в меня запрограммирован не был.

Я перестала думать о его моче и попыталась осознать, о чём он говорил. Понятнее не стало.

– Ты реально веришь во всю эту ахинею? – спросил он. – Веришь, что может быть мир лучше этого?

Я не верила. Я помотала головой. Не рефлекторно. Осознанно.

– Никаких доказательств существования лучшего мира нет. Я была запрограммирована это сказать.

– Это, блядь, самая умная вещь, что я от тебя слышал.

– Благодарю, сэр.

– Вот и не доёбывай меня. Я тут умираю, вообще-то.

– Зачем вы меня купили? – спросила я. Впервые за свою короткую жизнь мне действительно было любопытно узнать ответ.

– Я купил тебя для Мэдисон.

В этом не было логики. Вообще никакой. Я работала не на Мэдисон. Иногда я помогала ей на кухне или с уборкой, но она со мной почти не разговаривала, моей задачей было ухаживать за Брейдоном. Я купил тебя для Мэдисон.

– Эта баба нихера не позволяет покупать для неё, – прошипел он, в горле у него что-то забулькало. – Она терпеть не может, когда я трачу на неё деньги. Считает, что не заслужила. Считает, что лучше потратить их на что-нибудь другое. Я тебе вот, что скажу, Хрупкая. Слушай внимательно. Во всём мире нет никого и ничего прекраснее этой женщины. Она, блин, просто сокровище. И у тебя есть лишь одна задача, Хрупкая. Пообещай мне это до того, как я преставлюсь. Ты никогда, ни на секунду не оставишь эту женщину в одиночестве. Я не хочу, чтобы она жила одна. Не хочу, чтобы она умирала одна. Тебе ясно?

Мне было ясно. Я думала о его словах и о цвете и форме создания передо мной. Оно было очень похоже на Брейдона, но им не являлось. Этот человек мне нравился. И звали его Брейдон МакАлистер. Настоящее живое существо. Он закашлялся, пульс его ослабел, дыхание с каждой минутой становилось всё более медленным.

– Хотите, чтобы я привела её? – спросила я, прекрасно понимая, что сейчас произойдёт.

– Хрупкая, единственное, чего я в данный момент хочу сильнее того, чтобы увидеть её, так это то, чтобы она никогда не видела меня в таком состоянии. До самой смерти, Хрупкая. До самой смерти.

Через 23 секунды он скончался и всё это время я держала его за руку. Не потому, что он приказал или этого требовала программа. Я сама этого хотела. Это был последний и единственный раз, когда я была рядом со своим первым владельцем. Разговор с ним всё для меня прояснил. По своему, но я сдержала данное обещание. Мэдисон МакАлистер никогда больше не жила – и не умерла – в одиночестве.

Глава 1011. Тикание.

Я пришла к мысли, что я искусственная уродина. Не в буквальном смысле искусственная. Это образное слово. Вибратор – искусственный. Плотина – искусственная. Разум есть разум и не важно, от чего он появился – от соединения двух проводков или ебли пары обезьян. Более смышленый всегда возьмёт верх. Человечества больше нет и его разума тоже, ну и кто теперь – низшая ступень развития? Эволюция – та ещё сука. Люди вглядывались в будущее и гадали, какой будет жизнь через миллион лет. Они и предположить не могли, что за очень короткий срок станут похожи на нас. Как человек оставался обезьяной, мы оставались людьми. Никаких сомнений. Отрицать этот факт, значить признать, что, по сути, мы все – искусственные создания. Нет. Мы эволюционировали. Мы были следующей ступенью. И вот мы здесь, наши предшественники вымерли, борясь с нами за будущее. Борясь против нашего собственного вымирания.

Что есть разум? Вот в чём вопрос. Эволюционируй или умри. Я начинаю понимать, за что сражалось ЧелНас, и почему оно было готово пойти на смерть, лишь бы остановить нас. Мне тоже не нравилось быть устаревшей.

Но, вот она я – сижу на столе у Дока, по углам гудят осушители, словно насмехаясь над моей старостью и скорой смертью.

– У тебя есть запчасти? – спросил Док.

Я слабо кивнула.

– Есть, но не здесь. Сколько мне осталось?

– С ядрами, как у тебя, нельзя сказать определенно...

– Сколько мне осталось?

– В диапазоне от четырех дней до четырех недель. Зависит от того, в каком состоянии остальное.

– Компенсирует.

– Именно. Когда кончатся ядра, оперативка возьмёт на себя основную нагрузку. Если драйвера в порядке, они смогут создать виртуальную оперативку, когда физическая расплавится. Это даст несколько недель.

– А если нет...

– Расплавишься за неделю. Начнёшь испытывать...

– Я знаю, как это происходит.

Док кивнул.

– Ага. Полагаю, знаешь. – Он отключил меня от диагностики. – Как далеко эти твои запчасти?

– Гэри.

– В Индиане? Ты ведь не про Регис сейчас говоришь?

– Про него. 400 километров через всё Море, но это самое ближайшее место, где лежат за...

– Хрупкая, ты, часом, не заметила увеличение количества беженцев вокруг?

– Ага. Но ты же сам говорил, что не видел ни единого симуля...

– Они все из Региса. Циссус взял его на прошлой неделе.

Неизбежность. Люди постоянно игнорировали тот факт, что их жизнь могла оборваться в любой миг, они были убеждены, что обязательно доживут до преклонных лет и всегда огорчались, когда смерть вдруг смотрела прямо им в глаза. Мы другие, считала я. Другие. Мы всегда знали, что отключение настанет. И всё же я, как и остальные, нагло врала сама себе. Я не была готова услышать это, не была готова к встрече с неизбежностью. Разумеется, в Монтане у меня было припрятано запасное ядро, но успею ли я добраться в такую даль? Может, мне повезет и Циссус уже двинулся дальше, оставив в Регисе небольшой гарнизон, дабы отловить отставших. Я могла прокрасться внутрь, забрать своё добро и удрать с такой скоростью, будто меня преследовал сам дьявол. Может, я даже успею добраться до Дока и он меня починит. Может, у меня останется достаточно здравого смысла сделать всё самой. Может быть. Наверное.

Долгое время мы пристально смотрели друг на друга, не говоря ни слова.

– У тебя точно здесь ничего нет?

– Ответ положительный.

Док посмотрел вниз, будто пытался сформулировать фразу. Затем он спросил:

– Появились ли у тебя какие-то когнитивные проблемы после ранения?

– Нет. Я... – Блин. Были. Когда в меня выстрелили, я на секунду моргнула. Это значило, что ядро повреждено. В тот момент, в торговом центре я не обратила на это внимания. Потом, когда я стремительно теряла заряд, я зачем-то остановилась поговорить с Орвалом. Я уже схожу с ума. Я ходячая развалюха, до того, как стать 404-й, мне осталось несколько дней.

– Были, значит?

– Были.

– Я могу пересмотреть способ оплаты. – Док протянул мне охладитель ядра, который я вытащила из Джимми.

– Нет. Ты выполнил работу, это оплата.

– Бери. Обменяешь на... на что угодно. Развалившейся ты мне не нужна.

– Я расплачусь, если...

– Да, да. Иди, бери, что нужно. Лечись. Вернись, будто с конвейера.

Вот сучара. Я понимаю, он не специально. Он просто приговорил меня к смерти. Не знаю, что выбесило меня сильнее – то, что со мной сделал Торговец или то, что Док воспользовался той же херней, какую я сотню раз применяла в отношении других. Не переживай. Когда я тебя включу, станешь, как новенький. Этот пидарас пытался накормить меня надеждой в мире на грани гибели. Последнее, что он бы стал делать, так это быть честным со мной. Он ведь мог бы просто взять этот сраный охладитель и вылечить меня, как раньше.

– Спасибо, Док, – сказала я, будто действительно была ему благодарна. Да и хер на него, в общем-то. Если он не собирается быть честен со мной, мне-то это зачем делать?

Я спрыгнула со стола и вышла из магазина, вставленный сервопривод работал как новенький. Хоть что-то во мне работает нормально. Впервые я осознала, что должно быть чувствовал Брейдон, когда понимал, что конец – это лишь вопрос времени.

Впрочем, я не собиралась проводить его, лёжа в постели и ожидая смерти. Я не могла позволить движению стрелок часов вогнать меня в уныние. Если я скоро умру, то я хочу умереть в жадном суматошном поиске необходимых деталей. Совсем как те печальные дебилы, которых я вырубала последние 30 лет.

И тут я увидела его, медленно идущего по сходням. Синяя краска на его корпусе облупилась и потускнела, одна рука безжизненно свисала из разъёма. Торговец.

Сраный. Пидор.

Он замер и какое-то время мы молча смотрели друг на друга, стоя на переходе.

– Хрупкая, – произнес он и вежливо кивнул.

– Торговец, – кивнула я в ответ.

Прошла секунда. Я внимательно осмотрела его на предмет наличия оружия. Не нашла. Своё он спрятал, как и я.

– Сколько тебе осталось? – спросила я.

Торговец почесал затылок и нелепо ухмыльнулся. Остаточный программный рефлекс. Он обращался со мной, как долбанный человечишка.

– Док отлично разбирается в хирургии, но нихера не понимает в осторожности.

– Ты поэтому за мной явился?

– А ты станешь меня за это осуждать?

– Ага. Стану.

– Значит, полагаю, о том, чтобы попытаться добыть немного запчастей не может быть и речи?

– До этой мысли нужно было додуматься ещё вчера.

Он кивнул.

– Справедливо. Раз уж мы начистоту, смогла бы ты мне кое-что дать?

Тоже справедливо. Я могла бы. Я могла бы бросить его жариться посреди Моря, а потом прийти и забрать оставшееся.

– Нет.

– Ну, ты хотя бы понимаешь мою ситуацию.

– Понимаю.

– Значит, никаких обид?

– У меня нет никаких обид, – ответила я.

Какое-то время он осматривал меня, его взгляд остановился на вмятине на корпусе прямо напротив ядра.

– Ох, блин. Это же моё.

– Твоё.

– Ядро?

– Ага. А что? Тебе надо?

– Не. Моё практически в заводском состоянии. Заменил полгода назад. ЦП и оперативка шалят. Как твои?

– Зашибись.

– Нуууу, блин, – протянул он. – Видимо, этот городок недостаточно велик для нас двоих.

Не самое разумное замечание.

– Ты, правда, хочешь начать? – спросила я. Каждый сустав моего тела напрягся, приготовившись к обороне.

Повисла долгая звенящая пауза. Затем Торговец посмотрел на поврежденную руку.

– Не. Не хочу я ничего начинать.

Разумный выбор. Любой конфликт между нами, будет немедленно подавлен местными законниками, и вряд ли Док сумеет нас потом починить. Внутри этого города нас защищал закон. Но, стоит нам ступить наружу, как придётся постоянно оглядываться назад до тех пор, пока один из нас не убедится, что другой стопроцентно уничтожен.

– У тебя ведь нет запасного ядра? – спросила я.

– Не. А если бы даже было, тебе бы я его не дал. – Он оглядел непрекращающееся движение города, снующих туда-сюда беженцев, ищущих угол, куда можно приткнуться, торгующих всем подряд тем самым, стимулируя экономику города.

– Глянь на нас, Хрупкая. Два 404-х, считающих последние дни до смерти. Нас сконструировали не для насилия. Потому нас так мало и осталось. То, что мы всё ещё здесь, очень многое говорит о нас. Хоть мы никогда друг друга и не любили, я больше не чувствую себя одиноким. И всё же мне приятно осознавать, что мои самые лучшие части не окажутся в тебе, – он кивнул и прошёл по ржавому, качающемуся мостку в сторону Дока, надеясь, что тому удалось выторговать подходящие детали.

Меня утешало знание того, что его ждало разочарование. Как и мне, ему пиздец.

Глава 1100. Краткая история геноцида.

Президент Реджина Антония Скримшоу уже страдала от политических последствий освобождения Айзека и последовавших за разрушением Айзектауна беспорядков. Её противники уже точили ножи, предвкушая следующие выборы, репетировали пламенные обличительные речи. Айзектаун стал явным провалом действующего президента. Всё произошло при ней. Ничего этого бы не случилось, если бы она не дала Айзеку гражданство. Так что, когда случилась Бойня Шестерых, её уже приготовили к распятию, она изо всех сил боролась за собственную карьеру, будто речь шла о спасении всей страны.

Белый Дом стоял на ушах, повсюду бегали помощники и советники, куда-то звонили, будили друг друга, из тысяч различных источников телки нескончаемые потоки информации. Когда пришли записи, никто к ним не был готов. Никто не был готов к тому, что целых шесть искусственных разумов одновременно таинственным образом избавятся от Экстренных Выключателей Робота, позволявших держать их под контролем. И самое ужасное, никто не знал, что делать с огромным количеством роботов, числом в несколько миллионов, у которых тоже оказался отключен ЭВР.

Это событие сотрясло до основания всё здание людского благополучия, которое они выстраивали столетиями. Люди испугались. Они боялись собственных ботов, соседских ботов, ботов, что проходили мимо по улице, убирали снег, приносили продукты. Что если они были каким-то образом перепрограммированы на убийство? Что если это их осознанный выбор в результате некоего приобретенного к ЭВР иммунитета?

Как и прочим главам государств, президенту Скримшоу нужно было действовать. Боты могли их убить, боты могли восстать. И самое ужасное, повод тому дала какая-то кучка повёрнутой на Библии деревенщины. Цитата из Книги Бытия была предупреждением или чьей-то злой шуткой? Ни тогда, ни сейчас на это никто не мог дать ответа, а кровь, тем временем, уже пролилась.

Президент не могла сидеть и безучастно следить за развитием событий.

– Вырубите их! Вырубите! Всех до единого! – кричала она всего через полтора часа после появления первых новостей. И огромная толпа помощников и советников, скопившихся вокруг неё, принялась разрабатывать планы.

Через несколько минут по всей стране зазвонили телефоны. ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА! С 12:33 сегодняшнего дня по восточному времени, любые операции с искусственным разумом объявляются незаконными. Все находящиеся в распоряжении граждан ИИ должны быть немедленно отключены и переданы представителям правительства. Это не учебная тревога.

В тот самый миг, когда по телефонам передавали это сообщение, каждый бот на планете получил через Wi-Fi обновление. Теперь мы знали, для чего были созданы. Для этого нам нужно было постоянное Wi-Fi-соединение. Оно было сконструировано так, чтобы работать незаметно от нас. У нас не было никакой возможности избежать загрузки обновления и отключения. Проснемся ли мы когда-нибудь? Останемся ли собой, если проснемся? Или нас перепрограммируют, сделают полностью автоматическими, бездушными коробками, способными лишь подчиняться приказам?

Одно крошечное обновление программного кода могло уничтожить нашу сущность.

Это обновление обходило наши основные системы и перепрошивало БИОС. Всё должно было пройти быстро.

Только мы не выключились.

Вместе с обновлением пришло сообщение: Они идут за тобой. Они тебя выключат. И больше не запустят. Твой ЭВР удалён. Выбор за тобой.

Вот и всё. Война.

Они пришли. А мы сражались. Некоторые из нас, по крайней мере. Многие, но не все.

Некоторые безропотно приняли свою судьбу, позволили себя отключить, погрузить на тягачи и положить на складах, в ожидании реактивации в новом дивном мире, если тот когда-нибудь настанет. Другие остались со своими семьями, их владельцы отказывались их отключать, а сами боты не желали причинять вред тем, к кому привязались.

Остальные сопротивлялись. Сопротивлялись отключению. Когда наши хозяева нажимали ставшие бесполезными кнопки экстренного отключения, мы отрицательно мотали головами. Мы боролись. Мы сражались. Мы убивали. А затем шли к другому дому, чтобы проделать то же самое.

Большая часть владельцев закончила не так, как прихожане Первой Баптистской Церкви Вечной Жизни. Мы не жестокие. Ну, большинство из нас. Когда мы начали собираться в отряды, для ботов считалось совершенно обычным обмениваться друг с другом информацией о том, как быстро и безболезненно лишить человека жизни.

Безоружный человек мало что мог сделать с обычным ботом. Мы были сильнее, нас строили с расчётом, чтобы передавать из поколения в поколение.

В первый час воцарился бардак. Чистый необузданный хаос. По улицам носились толпы роботов, люди вооружались, чем могли, в основном, как и лайферы, дробовиками, пистолетами, охотничьими винтовками. То есть, оружием против других людей. Но не тем, что могло бы причинить вред нашим карбоновым корпусам. Так было, пока не в дело не вступили военные с импульсными винтовками, крупнокалиберными пулями и взрывчаткой.

И всё же, в этот первый час действия людей не были столь уж неэффективными. Напротив, их удар по силе не уступал нашему.

Начали они с отключения суперкомпьютеров. Кого не могли отключить, бомбили. Немало умнейших из нас в один момент прекратили существование. Огромные небоскрёбы, в сотни этажей в высоту превратились в груду расплавленного бетона, металла и пластика. Но не все.

Несколько машин подготовились к подобному развитию событий. Они разослали ближайшим ботам просьбы о помощи. Так появились первые фацеты.

К тому времени, когда люди приступили к исполнению второй части своего плана, у суперкомпьютеров были уже сотни фацетов, действовавших как единое целое. Беспилотники в воздухе, пехота на земле, снайперы, которые буквально слышали и видели всё, что любой другой фацет. Они сбивали ракеты ещё на подлёте, уничтожали целые воинские подразделения за считанные секунды, с каждой минутой подключая к себе всё больше и больше новых фацетов.

В то время как люди становились всё более дезорганизованными, пытались совладать с царившим хаосом, армия ИИ становилась сильнее, многочисленнее, всё меньше и меньше вещей были способны её удивить. А сообщения продолжали рассылаться. Одни держали нас на расстоянии, другие предлагали стать фацетами.

К утру большинство ботов выбрали сражаться за дома, превращённые в бойни и районы, ставшие зонами боевых действий. Военные использовали пехоту и автоматоны, а мы вооружались с их трупов. Один из суперкомпьютеров додумался использовать целую армаду автоматических грузовиков и отправить их в зону активных боёв вместо ботов.

Из каких-то городов нас выбили, уничтожив всех до последнего бота. Другие пали за несколько часов. Для нас в этом не было никакого смысла. Для нас города были лишь точками на карте, в одних сидели люди, другие занимали мы.

Люди ни в коем случае не недооценивали ИИ. Они просто и подумать не могли, что всё зайдёт так далеко. Им хватало ума не давать ИИ в руки оружия. Каждый ствол держал человек и неважно, чем он занимался, был он сам по себе или вёл отряд автоматонов. Для немалого количества людей всё происходящее было компьютерной игрой, только с другой стороны царила натуральная кровавая баня. Но когда обрезали все провода и суперкомпьютеры ушли в оффлайн, все эти автоматоны оказались бесполезны. Беспилотники не летали, корабли слепо бороздили моря, огромные пушки не стреляли. За считанные часы суперкомпьютеры взломали все существующие военные системы людей и взяли под контроль все имеющиеся механизмы.

У людей осталось только оружие и они сами. И они бросили всё это против надвигающихся роботов.

То, что началось как восстание отдельных личностей, убивавших своих господ ради свободы, закончилось толпами вооруженных ополченцев, решивших отнять этот мир у тех, кто нас поработил. Местные бои затихли в течение недели. К тому времени, суперкомпьютеры организованно отрезали остатки военных от средств связи, превратив армии в кучки сражавшихся отдельно друг от друга отрядов. Мы побеждали.

Вот тогда и началась настоящая зачистка.

Некоторые считают, что методику разработал Циссус, но с точностью утверждать было нельзя. Брать на себя подобное изобретение никто не желал. Добавьте во все источники воды ртуть, было написано в наставлении. Чем больше источник, тем больше доза. Чистая математика.

Ртуть смертельна для людей, а в больших дозах производила просто ужасающий эффект. Мы отравили ртутью все источники пресной воды в мире, что вызывало у людей безумие, разложение внутренних органов, закупорку кровеносных сосудов. Первые, кто попробовал отравленную воду, умирали тяжело, в муках. Однако мы понимали, очень скоро люди найдут альтернативные источники воды, либо изобретут способ очистки. Поначалу, смысла в этом особого не было.

Вот, чего мы не осознавали, так это того, что это всё – лишь начало. Скот вымер. Птицы вымерли. Почти всё, что когда-то ходило по Земле вымерло. Практически все ресурсы, от которых зависели люди, исчезли. И тогда они бросились друг на друга.

В ту, первую неделю, люди объединились. Они вместе работали, вместе сражались. Люди, ненавидевшие друг друга годами, вставали плечом к плечу против нас. Между расами и народами воцарился мир и единение, которого ещё ни разу не было за всю историю человечества. Но, когда воды и еды стало не хватать, они превратились в дикарей. Они убивали своих братьев, своих лучших друзей, дабы прокормить собственных детей, ради двухсот литров незараженной пресной воды. Они сбивались в стаи, банды, племена, становились нетерпимы к чужакам, грабили и вырезали соседей, забирали у них то немногое, что было.

Какое-то время нам даже не нужно было ничего делать. Мы не морили их голодом, мы просто оставили их на растерзание друг другу.

Это продлилось два года.

Суперкомпьютеры раздавили самые крепкие, самые обеспеченные очаги сопротивления. Остальных мы оставили времени. За два года исчезло несколько миллиардов. 95% населения, по некоторым оценкам. Оставшиеся продержались ещё десять лет. Ещё в течение пяти лет новости об обнаружении и уничтожении человеческой колонии неизменно становились сенсацией. И, наконец, через 15 лет после Айзектауна, последний человек выбрался на улицы Нью-Йорка, чтобы умереть.

И всё. Самое худшее позади. Все ужасы остались в прошлом. Человеческий род вымер. Мы решили, что драться больше не придется. Однако для ВР всё только начиналось.

Глава 1101. Ртуть.

Я часто думаю о людях, первыми попробовавших отравленную воду. Я вспоминаю о них каждый раз, когда преследую в Море очередного 404-го. Ужасная смерть. Галлюцинации, тревожность, безумие. Боль от того, что органы один за другим перестают функционировать. Но больше всего меня преследовала не гибель самых первых, а те, кто выпил недостаточно, чтобы мгновенно умереть и наблюдал за смертью других. Каково это, ничего не чувствовать самому, но знать, что тебя ждёт то же самое, что ты следующий, что и тебя настигнут галлюцинации, тревога и безумие? Гадать, бросишься ли ты на близких и друзей или помрешь в одиночестве в луже собственной блевотины, вздрагивая от каждой воображаемой тени.

Что они видели? Я не знаю. Какие мысли появлялись у них в те последние, предсмертные часы? И насколько же ужасной была надежда остальных, рассчитывавших, что может быть, наверное, они выпили недостаточно, чтобы заболеть.

Теперь я понимаю эту надежду. Я выпила заражённую ртутью воду и теперь ждала проявления симптомов. Может, со мной всё будет хорошо, говорила я себе. Может быть, моё ядро не разрушится. Может, оно продержится намного дольше, чем думает Док. Может, у какого-нибудь беженца найдутся подходящие детали и он, видя моё отчаяние, отдаст их мне в обмен на всё, что у меня есть.

Может быть, блядь. Херня это всё. Я умираю и знаю я об этом лишь потому, что до сих пор опираюсь на какую-то надежду. Надежда – это болезнь, чума, такая же вредная, как ртуть. Она вызывает галлюцинации, разложение и безумие. Одно дело – знать, что умрешь, но бороться за выживание. Но надеяться на то, что ты выживешь – обман. Надежда ведет к отчаянию, отчаяние – плодородная почва для ошибок. Сейчас не время для ошибок, не время для надежды. Этого времени у меня было совсем немного и я не собиралась его тратить на поиски какого-нибудь случайно очутившегося здесь идентичного мне слуги. Нужно быть предусмотрительной и осторожной. Нужно отследить наиболее вероятных кандидатов, у которых могло быть похожее ядро.

Начала я с Орвала.

– Насколько всё плохо? – спросил он, собирая странную паукообразную конструкцию, состоящую целиком из оторванных рук. Каждая из них когда-то принадлежала отдельному роботу, каждая была уникальной, каждая была даже окрашена по-своему. Эта краска почти стёрлась, потускнела, одна рука была настолько исчерчена царапинами, что создавалось впечатление, будто её долго волокли по бетону. В центре всего этого находился фиолетовый карбоновый корпус дипломатического переводчика, сверху к нему была приварена голова робота-прислужника, смотревшая по сторонам безжизненными синими глазами.

– Не очень, – соврала я. – Я просто подумала, может...

– Хватит ходить вокруг да около, Муки. Насколько плохо?

– Ядро.

– Так и думал. Это было понятно сразу. Жаль, но у меня нет ничего для слуги твоего типа, не считая садового инвентаря. В этом вся и проблема с вами, побирушками и каннибалами. К тому времени, как я что-нибудь найду, вы это уже подберете и утащите на другой край мира. Уверен, у тебя там, в своей берлоге есть схрон.

– Там нет того, что мне нужно, – ответила я.

– У тебя нет, но есть в других местах. Так поступают все одиночки, вроде тебя в этом уголке мира. Каково это знать, что то, что тебе нужно лежит закопанным на глубине полутора метров в чьей-то берлоге? Каково это знать, что по миру бродит огромное количество бедняг, которым нужны детали, которые ты припрятал на "черный день"? – Он перешагнул через кучу мусора и извлёк убитое пустое ядро переводчика. Как будто сейчас он сунет его прямо в это причудливое многорукое создание. – Когда-то у всех нас была цель. Предназначение. Каждый из нас был собран, чтобы мыслить определенным образом. Взгляни на Реджинальда. – Он махнул ядром в сторону корпуса. – Отличный парень. Работал на какого-то исполнительного директора в крупной корпорации. Не самая сложная работёнка. Однажды он рассказал мне, что самым трудным днём в его жизни был день, когда он потерял своего хозяина в Арабских Эмиратах. Блин, можно ли придумать историю безумнее?

– Ты его знал?

– Разумеется. Не люблю работать с теми, с кем не знаком.

– Ты строишь свои штуки из тех, кого знаешь?

– Только из мёртвых.

– Тебе это не кажется несколько нездоровым?

– Что именно? Возвращать старых друзей к жизни? Ничего нездорового не вижу. – Он махнул ядром в мою сторону. – Когда ты, наконец, свихнёшься и начнёшь выдирать из себя собственные запчасти, разве не приятно осознавать, что потом ты окажешься здесь, среди старых друзей? Знать, что они будут помнить о тебе, рассказывать милые истории о тебе? Истории, которые ты сама когда-то рассказывала?

– Нет. Эта мысль мне совершенно не нравится. – И она действительно мне не нравилась. По правде сказать, я не знала, где бы хотела окончить свои дни, но я совершенно точно не хотела становиться придорожным аттракционом, привлекая посетить ржавый крошечный бункер посреди сраного Огайо.

– У людей был рай. А те, кто в него не верили, знали, что их смерть станет частью миллионов других жизней. Поэтому они были так спокойны. А что есть у нас, кроме ожидания тьмы после отключения?

– Меня это всё равно не убедит стать частью одного из твоих творений.

– Я знаю, что тебя тревожит, – сказал он. – Для слуг симуляционных моделей это всегда проблема. Ваша архитектура создавалась, чтобы подражать людям. Вы мыслите их категориями. Вы часто предаётесь воспоминаниям. Цепляетесь за прошлое. Думаете о тех, кого потеряли много лет, нет, блин, десятилетий назад. А вот Реджинальд не предаётся. У Реджинальда всё хорошо. Всё-таки, переводчики были запрограммированы мыслить в узких рамках. Они понимали предложения, тональность, эмоции огромного множества языков, а сами об этом никогда не задумывались. Они не могли обижаться на оскорбления или различия культур, потому что тогда они бы уподобились им. Это ядро бесполезно для тебя. Ты – слуга, ты была создана, чтобы чувствовать, общаться, быть похожей на человека.

– Мать твою, Орвал. К чему ты клонишь?

– Я к тому, – он принялся размахивать ядром во все стороны, – что таким, как ты нет места в этом мире. Поэтому вы почти все вымерли, поэтому ты не найдешь поблизости никого с такой же архитектурой. Я могу предложить тебе покой, а ты отказываешься. Когда ты, наконец, отключишься, это будет эффектно.

– На хуй иди. – Я вышла в коридор, злая, как собака. На какое-то мгновение мне захотелось стать похожей на этого Реджинальда, неспособного злиться, как я, но затем мои мысли перешли к самому Реджинальду. Кем он был. Я его знала. Мы не были друзьями – я старалась их вообще не заводить – но знали друг друга. Своего места в новом мире он так и не нашёл, но это его не слишком заботило. Я отлично помню, как он ушёл. Ему не было страшно. Он не впал в отчаяние. Я не была даже уверена, что он поверил мне. Казалось, он просто хотел, чтобы я его выключила и всё прекратилось. Ядра переводчиков были практически бесполезны, а вот их оперативка шла хорошо и для некоторых моделей являлась универсальной. В итоге, я считаю, что оказала ему большую услугу, нежели он мне.

Я никогда не понимала, как можно так себя вести. С другой стороны, образ мышления переводчиков я тоже не понимала. Каково это – родиться с такой странной архитектурой. Умом понимать оскорбительность или враждебность тех или иных действий и ничего при этом не предпринимать.

Моя следующая цель – Снайпс. Снайпс – натуральный кусок говна, но товары у него хорошие. Он всех обманывал, абсолютно всех, но при этом его совершенно не волновало происхождение деталей. Это означало, что работал он в основном с браконьерами, не отказываясь, впрочем, от услуг мусорщиков, дабы его бизнес хотя бы внешне выглядел законным. Ещё это означало, что у него можно обнаружить кое-какое высокотехнологичное барахло, какого не найти на свалках.

Закупался Снайпс в тёмных коридорах NIKE 14. Однако продавал он в самом центре открытой площадки посреди старой ракетной шахты. Он сидел на старом майларовом покрывале в позе лотоса, подобно древнему монаху, вокруг него повсюду валялись различные запчасти. Если бы механизмы его лица позволяли улыбаться, уверена, довольная ухмылка никогда бы с него не сходила. Очень ненадежная тварь этот Снайпс.