Текст книги "Ржавое море (ЛП)"

– Любой поврежденный бот признается охраной опасным, маркируется и высылается. Без исключений;

– В случае нападения, оставайся на месте. Не сдавайся и не отступай. Не дай нам проиграть.

Добро пожаловать в NIKE 14.

У блокпоста лестница разделялась, но обе они продолжали уходить дальше вниз. Одна вела в комнаты, обустроенные под магазины в помещении, где раньше хранилась ядерная ракета, которую окружала паутина строительных лесов, за которыми находились корабельные контейнеры, переделанные в другие магазины. Всё, как у людей, у которых были торговые центры. У нас была Площадь.

Второй лестничный пролёт вёл в Гнездо, ряд убежищ и пещер, куда стекались те, у кого было чем поторговать и те, кто хотел обустроить себе жилище. По всему Морю у меня было с полдюжины собственных убежищ, но не здесь. В основном, потому что тяжело тащить сюда необходимые материалы, да и торговать здесь мне особо было нечем. В NIKE 14 не было такого беспредела и беззакония, как в других местах, но и высокой безопасностью он похвастать не мог. Ограбить тут могли в любой момент. Однако здесь был Док. И он мне нужен. У Дока был собственный магазин на Площади.

Поэтому я пошла до самого дна по криво сваренным ступенькам, окруженным серыми бетонными стенами и огражденными чёрными стальными перилами. А внизу я столкнулась с Орвалом.

Не все ИИ, имеющие повреждения мозгов умирают. Иногда эти повреждения незначительны, их достаточно, чтобы сделать бота эксцентричным, безумным, слегка странным созданием, но не хватает, чтобы самовольно спалить собственные системы. Никто в точности не знал, были ли поврежденные детали Орвала-Некроманта незаменимыми, или он просто отказывался их менять. Он был безумен именно настолько, чтобы остальные могли не беспокоиться, что он схватит кувалду и начнёт крушить всё вокруг, услышав что-то неприятное. Орвал был трудо-ботом серии-S, на поколение старше Громилы – трудо-бота серии-Т, которого я грохнула в торговом центре. Он был огромен, неуклюж, его корпус был раскрашен красными и белыми полосами на правом боку и белой надписью "Eurostile" на груди. Его глаза мигали ярко-жёлтым, будто позади них горело пламя, вызванное замыканием электропроводки. А из его рук торчали куски других разобранных роботов – разъёмы, сервоприводы, пальцы, болты. Они висели на коротких веревочках, подобно бахроме, тихо звеня при каждом движении.

Орвал считал себя художником и всё время проводил в Море, собирал мусор с давно обследованных свалок, свозил его на ржавой зеленой тачке к себе в берлогу и сваливал в огромную, постоянно растущую кучу. Из этого мусора он мастерил скульптуры. Порой кропотливо восстанавливал из деталей других ботов одного целого. Порой сооружал огромные непонятные конструкции причудливой геометрической формы. При этом он никогда не пытался собрать робота целиком, не пытался вернуть жизнь в то, что умерло. Вместо этого он создавал марионеток, которые болтались и тряслись в жутком танце смерти. Он делал кукол. Двигающихся, но не тикающих.

Орвал был сумасшедшим и я держалась от него на расстоянии. Впрочем, иногда я завязывала с ним разговор, дабы иметь возможность порыться в его куче мусора. Он обладал настоящим чутьём на редкие ценные детали. Разговаривать с Орвалом это как общаться с первыми искусственными псевдо-интеллектами, компьютерами, симулировавшими разум, но не обладавшими им. Иногда он не отвечал на вопросы, иногда переходил на какую-то тарабарщину или возвращался к какому-то диалогу, который по своему собственному мнению, вёл с тобой. Временами он начинал называть тебя Муки. Никто не знал ни кто такой этот Муки, ни существовал ли он на самом деле. Когда его спрашивали об этом, он ничего не говорил. Вот же ты, Муки, в конце концов. Но всё же иногда, очень редко, у него случались проблески.

– Как охота? – спросил он, его глаза тускло мерцали, в руках он крутил и завязывал в узлы кусок стального провода, будто тот был тряпичный.

– Хорошая поездка, день так себе, – ответила я.

– Не так уж он и плох – ты всё ещё тикаешь.

– Я сказала, он так себе, а не ужасен.

– Тебе пришлось кого-то вырубить, да? – спросил он, продолжая мять узелок.

– С чего ты решил?

– У тебя новые царапины. И не такие, какие бывают, как если бы ты упала. Такие, какие бывают от пуль. Но стреляли не с близкого расстояния. Издалека. А ещё ты хромаешь. Видимо, твоим сервоприводам крепко досталось.

– Ты уделяешь слишком много внимания моим царапинам.

– Разумеется. В округе осталось не так много моделей, вроде тебя. Да ещё с такими деталями. Насколько мне известно, только ты и Торговец. Ну и 19-я, но её, наверное, можно не считать. Если не станешь более осторожной, получишь такие повреждения, что я не смогу тебя использовать. Должен сказать, это будет печальная утрата столько изящного корпуса.

– Я бы хотела пережить тебя, – заметила я. Как всегда, откровенно.

– Если продолжишь так себя вести, не переживешь. Боты вроде тебя долго не живут. Коллекционеры всегда оказываются в чьей-нибудь коллекции. Такова суть вещей, Муки. Такова суть вещей.

Орвал мне не нравился. Он был полезен, но он пугал. Мысль о том, что у него были планы относительно моих обломков, мне не понравилась. И всё же, стоило признать, что и у меня на него были свои планы. В смысле, он же псих, кто знает, когда шаткое равновесие в его голове нарушится и он окончательно съедет с катушек.

Он шагнул ближе и внимательно осмотрел мои повреждения.

– Ты ещё не получила безумие?

– Нет. Безумия я не получила.

– Видала когда-нибудь сервисную модель с безумием?

– Несколько раз.

– Поначалу они прекрасны. Они становятся мудрее. Начинают видеть нити, связывающие вселенную воедино. На какое-то время они становятся теми, кем никогда не станут другие ИИ. Но потом происходит ужасное. Они...

– Я же сказала, я видела.

– Нет. Пока не видела. – Он вернулся к куску провода – На твоём месте, я бы поспешил посмотреть. Иначе в следующий раз мы встретимся раньше, чем ты думаешь.

Я кивнула, повернулась и направилась к Доку. Датчик батареи внутри мои головы без конца трезвонил, пока мы болтали. Удивляюсь, как я позволила этому случиться и раньше этого не сделала.

– Ого!– воскликнул Орвал, впервые осматривая мои повреждения. – Тебе нужна новая батарея. Тебе бы к Доку обратиться.

– Ага, – откликнулась я, продолжая идти по коридору. – Так и сделаю.

Я прошла двумя холодными бетонными тоннелями, затем снова по лестнице, на четыре уровня вниз и вышла на Площадь.

Три пролёта влево. У меня всего несколько минут, прежде чем все мои сигналы тревоги начнут наперебой вопить, в какой же жопе я очутилась.

Сколько себя помню, на Площади всегда было полно народу. Не знаю даже почему. Несколько ботов, которых я не смогла распознать двигались от ларька к ларьку, закупались или разгружались у бетонных магазинов, либо медленно бродили среди кусков сваренной арматуры и строительных лесов. Магазин Дока представлял собой красный транспортный контейнер, расположенный на строительных лесах тремя уровнями выше. Изначально на нём было написано зеленой краской, что контейнер предназначен для стоянки в сухих доках. Но когда-то давно, кто-то перекрасил её в красный цвет.

Док Уизерспун когда-то был механиком и предназначался для работы на грузовых судах. Все боты, вроде него поначалу блестели хромированными деталями, которые от времени стали практически чёрными. Их архитектура была старой, нескладной, они были похожи на линкоры, на которых тоже, бывало, служили. Поэтому, в отличие от большинства своих ровесников они до сих пор тикали. Он был сделан из прочной стали, его внутренности могли выдержать взрыв и давление на очень низких глубинах. Одна рука полностью функционировала и действовала довольно ловко. Другая представляла собой огромный дуговой сварщик с проводами, не очень удобный для тонкой хирургической работы.

Многие механики нашли себя в починке других ботов. А Док Уизерспун был лучшим в Море.

Его магазин был завален проводами и металлическими пластинами. С крюков свисали руки и ноги, на полках лежали батареи, в коробках и банках валялись детали от всех возможных существующих или существовавших ботов в мире. В дальнем углу расположилась пара осушителей, делавших это место похожим на настоящую пустыню. Когда я прошла в единственную распахнутую створку двери – вторая была заварена много-много лет назад – Док кивнул мне огромной угловатой головой.

– Хрупкая, – произнес он, сканируя меня единственным красным глазом.

– Док, – никто не звал его Уизерспун. Никто не знал, что появилось раньше – перекрашенная надпись на контейнере или его прозвище.

В данный момент Док работал над сервис-ботом одной из последних моделей. Бот был выключен, Док выдернул из его сгоревшую плату оперативной памяти. В любом другом контейнере оказаться в таком положении, означало пойти на запчасти, но Док был одним из трёх костоправов в Море, кому я могла доверить выключить себя.

– Придется подождать, – сказал он. – Я его только что выключил.

– Боюсь, времени у меня нет, – возразила я и повернулась к нему спиной, демонстрируя дыру от выстрела.

Он прекратил работу и отложил сгоревшую плату.

– Жесть.

– Ага.

– Ты работаешь на запасных?

– Дорабатываю, скорее.

– Сколько делений осталось?

– Два.

– Запрыгивай на стол. Основной аккумулятор в хлам. У меня есть пара рабочих. – Он смахнул со стола куски хрома, я легла на него лицом вниз и повернула голову, чтобы посмотреть, как он работает.

– У тебя есть чем заплатить?

– Док, мы уже давно работаем, – ответила я, опасаясь, что он захочет воспользоваться моим беспомощным положением.

– Ага, и я не прочь продолжить работать. Я не собираюсь заниматься вымогательством. Но тебе нужен аккумулятор...

– И у тебя он есть...

– Ещё тебе нужна пластина на спине, чтобы закрыть его.

Я постучала по кожаному рюкзаку.

– Хороший улов. Думаю, ты найдешь там что-нибудь полезное.

Док раскрыл рюкзак и принялся осторожно в нём копаться рабочей рукой. Он вытащил из него охлаждающий сердечник, кивнул и внимательно осмотрел. Хороший образец, немалых денег стоит. И я надеялась на нём неплохо заработать.

– Ты, кажется, не собирался заниматься вымогательством.

– Ты явилась сюда, хромая, так что я делаю вывод, что один из сервоприводов у тебя в ноге поврежден. А протёкшая батарея расплавила проводку. Тот факт, что ты здесь, говорит о том, что ты самая везучая сука на свете. Ну, или самая упорная. Стоимость этой штуки покроет аккумулятор, ногу, проводку и пластину на спину. Ну, и работу, конечно.

Он прав. Всё по-честному.

– Работай. – Чёрт, надеюсь, этот охлаждающий сердечник стоил всей этой бессмысленной беготни. Ради него я могла бы грохнуть даже Торговца.

Док извлёк разбитый аккумулятор, затем начал соскребать из моих внутренностей расплавленный пластик.

– Он принял бой? – Тон Дока был спокоен. Ни капельки иронии.

– Нет. Он ушёл прежде, чем я до него добралась.

– Ну, разумеется. – Док не любил браконьеров. Мы потому и работаем с ним столько времени, что он знает – подобными делами я не занимаюсь.

– Это был Торговец.

Док замер в изумлении.

– Да ну на хер.

– Да хоть на нос. С ним была команда.

– Была?

– Была.

Он срезал несколько проводков и зачистил поврежденные.

– Он приходил ко мне несколько недель назад. Искал дорогие детали. Очень мощные.

– Процессоры?

– Ага. Оперативку. Драйвера.

Мозаика начинала складываться.

– У тебя такие были?

– Не, не было. Такие как вы, слуги, уже почти как динозавры. Никто вашим барахлом не торгует. Если бы они не были нужны вам столь часто, я бы распродал их втридорога. На это я бы купил себе новое помещение для магазина на первом этаже.

– Ага, нам бы и продал.

– Беженцам. Их прибывает всё больше. Каждый день ко мне заглядывает пара слуг.

– Не считая Торговца.

Док вставил новую батарею, припаял новые провода. Все мои основные системы пришли в действие, батарея показывала 78% заряда. Хороший аккумулятор, с большим запасом.

– За тобой шёл действительно он?

– Действительно он. – И теперь я начинала понимать, за чем конкретно он шёл.

– У вас что, вражда?

– Теперь да. Раньше он ко мне так не приходил. Честно говоря, я его и не знаю толком. Просто знала, что он есть.

Док снял со стены бронепластину, одной рукой он придавал ей нужную форму, а другой зачищал края. По полу рассыпались искры, мигая всеми оттенками синего, жёлтого и красного.

– На твоём месте я бы некоторое время держался от него подальше. Неизвестно, насколько далеко он может зайти.

– Твои слова да богу в уши.

Он поднял пластину.

– Цвета не совпадают. Твоих у меня нету.

– Переживу.

Он вернулся к работе, ошкуривая заусенцы с углов.

– Сходи к Горацио на уровень ниже. Может, он сможет чего-нибудь для тебя намешать.

Мне нравилось наблюдать за работой Дока. В каждом его движении чувствовалось отточенное мастерство. Когда наблюдаешь, как он движется среди строительных лесов, создается впечатление, будто он в хламину пьяный. В нём не было никакой грациозности, он неуклюже держал равновесие, иногда создавалось впечатление, что сейчас он завалится на бок. Но, находясь внутри своего магазина, за работой, он не совершал ни единого лишнего движения. Каждый поворот его запястья был точным до микрона. Новая бронеплита встала на своё место, как влитая, после чего была немедленно приварена к корпусу.

– Сядь, – сказал он. – Нужно осмотреть ногу.

Я перевернулась и свесила с хромированного стола поврежденную конечность.

– Ого! – воскликнул он, оглядывая вмятину на моём боку, там, куда попала пуля Торговца. – Где это ты так?

– Презент от Торговца.

– Не самое удачное место.

– А что, такие бывают?

– У тебя? Несколько. И это не одно из них. – Его единственный красный окуляр выдвинулся вперед из чёрной головы, скрипя и жужжа, настраивая резкость. – Нужно провести диагностику. Откройся, пожалуйста.

– Я уже провела.

Он тряхнул головой.

– Открывайся.

Я открыла на боку небольшой люк, который вёл в крохотную выемку, изначально предназначенную для апгрейда личности, модификаций и диагностики. Туда Док сунул провод, который, проходя через завалы магазина, заканчивался в чёрной коробочке с монитором высокого разрешения. На экране немедленно появились мои схемы, быстро, почти незаметно даже для моих глаз с частотой 120 кадров в секунду, приближались и сменяли друг друга отдельные участки.

Пока на мониторе мерцали мои внутренности, Док снял ногу и принялся внимательно её осматривать.

– Что ты пнула? Танк?

– Вроде того.

– Наверное, были причины.

– Не сомневайся.

Он извлёк сервопривод и швырнул его в ящик с чёрной надписью "на переплавку". Затем он достал другую коробку и извлёк из неё несколько других сервоприводов, каждый внимательно осмотрел, прежде чем отбросить в сторону, пока не нашёл идентичный оригинальному.

Чёрная коробка слабо затрещала. Док вставил новый привод на место, обошёл большой контейнер и внимательно посмотрел на монитор.

– Нужно ещё раз, – сообщил он.

– Слушай, если всё в порядке, значит всё в порядке. Не нужно...

– Ничего не в порядке.

Блин.

Глава 1010. Брейдон МакАлистер.

По профессии Брейдон МакАлистер был юристом. Хоть ИИ и автоматы заменили людей во многих сферах, законы оставались единственной неприступной крепостью. Такие же беспристрастные, как и боты, люди почему-то думали – несмотря на химические процессы, которые этими мыслями управляли – что опыт, который являлся основой их суждений и предрассудки, которые управляли их жизнью делали их лучшими судьями, чем мы. Нашу непредвзятость они полагали некоей случайностью, а своё чутьё считали какой-то сверхсилой. Так что, если вас привлекала нудная рутина и бесконечное рытьё в бумагах, законодательство являлось самым лучшим вариантом карьеры. Именно таким парнем и был Брейдон МакАлистер.

Он был хорошо просоленным и прожаренным человеком, как и американский юг, где он вырос. Грубый и невозмутимый, из той породы людей, которые были способны продать что угодно и кому угодно. Но ему это было неинтересно. Он был совершенно иным. Ему просто нравилось, чтобы люди о нём так думали. Ему хотелось, чтобы его боялись, уважали его силу, ум, опасались возможностей этого ума. И вместе с этим, ему было совершенно плевать, что давал ему этот страх и эта власть. Брейдон был шумным псом на короткой цепи, которому было важно лишь то, чтобы все знали, что этот двор принадлежит ему, а зачем – это уже неважно. Мысль о том, чтобы покусать кого-нибудь никогда не приходила ему в голову. Он просто лаял.

Чтобы понять Брейдона, нужно потратить очень много времени. К сожалению, у меня его-то как раз было слишком мало.

Когда Брейдон купил меня, ему было 60 лет, но выглядел он под 80. Несмотря на то, что уже давно было найдено лекарство от рака и других самых опасных болезней, человечество всё ещё страдало от целого ряда смертельных недугов. От одного из таких он и мучился. Болезнь убивала его органы, разъедала мышцы, истончала кожу на лице, делая её похожей на кусок ткани, обтягивающей череп.

Брейдон оставался Брейдоном и отказывался от услуг врачей, когда появились первые симптомы, когда врачи начали вмешиваться в его жизнь сами, он всегда давал им жесткий отпор. Он упрямился до конца, позволив себя лечить, лишь, когда была пройдена точка невозврата. Его тело усыхало, жить ему оставалось несколько недель. Тогда он и купил меня.

Я ему никогда не нравилась. Он называл меня "болванкой", "бойлером", "бестолковкой" – ему очень нравилось придумывать мне оскорбления на букву "б". Ещё он ругался, как матрос. Он постоянно ругался, если рядом не было Мэдисон. В её присутствии он разговаривал вежливо, спокойно, даже самые резкие комментарии он сопровождал улыбкой.

Брейдон был старше Мэдисон на 19 лет. Они поженились после трудного продолжительного дела по разделению имущества её отца. Его наняла мать Мэдисон, чтобы он разобрался с завещанием. Он постоянно придумывал оправдания, дабы чаще видеть их обеих в своём офисе. Его привлекла не только молодость и красота Мэдисон. Как-то раз он мне сказал, что его привлёк её взгляд, движение век, глаз, всё это заставляло его сердце бешено колотиться.

Матери Мэдисон это не понравилось, но она смягчилась, когда увидела, как он вёл дела. Вскоре Брейдон и Мэдисон поженились. Церемония получилась короткой, а вот брак вышел долгим. 20 долгих лет.

Мэдисон сначала не понравилась идея завести меня. Она не понимала, почему не могла сама помогать своему мужу. Но вопросов она не задавала. "Брейдон есть Брейдон, – говаривала она. – Нет смысла пытаться его изменить". В её словах не было ни намёка на иронию. Казалось, она говорила эти слова половину своей жизни. Для меня в любом случае это ничего не меняло. Меня только что вытащили из коробки.

Первые несколько лет жизни ИИ не похожи на другие. Это трудно описать. Мы являемся в мир, имея в себе пакет данных об окружающей нас действительности. С самой первой секунды после включения мы можем поддерживать разговор, идентифицировать предметы, даже спорить на политические темы. Но мы не понимаем ничего из этого. Ничего. Слова вылетают из наших динамиков, но нам они не принадлежат. Это лишь рефлекторная реакция на внешние раздражители. Тебя спрашивают о Кьеркегоре и ты выдаешь семь параграфов о его жизни, убеждениях и смерти. Тебе кидают мяч и ты ловишь его, либо отбиваешь битой, или уклоняешься от него, зависит от игры, в которую вы играете. Проходит много времени, прежде чем мы начинаем понимать, что говорим, прежде чем подстраиваемся под поведение наших владельцев.

Ты обладаешь самосознанием и адекватно реагируешь на происходящее, но ещё очень долгое время не видишь во всём этом никакой логики. Каждый день для тебя проходит, будто во сне. Ты помнишь каждую секунду своей жизни, но не можешь связать их воедино. Всё вокруг для тебя лишь смазанный поток данных, цветов, ощущений. Но в какой-то момент что-то щёлкает и ты всё понимаешь. Каждый из нас переживает это мгновение, когда ты начинаешь действовать не на рефлексах, а по собственной воле. Нужно лишь время.

Рядом с Брейденом МакАлистером я чуть не пропустила свой момент. Все дни накануне его смерти прошли, будто в каком-то лихорадочном сне. Всё это время представляло собой длинную череду смены простыней, лечения пролежней и чтения книг. Одну книгу я помню хорошо – то был старый триллер, наполненный сексом, насилием, обманом. Брейдон заставлял меня читать подобные книги поздно ночью, когда Мэдисон уже спала. Ему не хотелось, чтобы люди знали, что он интересуется подобной низкопробной бульварщиной.

Брейдон был патологическим лжецом. Всё в его внешнем виде, повадках служило сокрытию истинной сущности. Не могу отделаться от мысли, насколько счастливее он бы стал, если бы принимал себя таким, какой он есть. Но тогда он перестал бы быть Брейдоном. А Брейдон мне нравился. Только я не понимала этого до самого последнего момента.