Текст книги "Последнее совпадение"

Автор книги: Роберт Голдсборо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– А Джеймс сказал, что пошел в западном направлении.

Вулф едва заметно шевельнул головой – в его представлении это был кивок.

– Мистер Кремер стоит перед выбором. С одной стороны, он арестовал лицо, сознавшееся – фактически добровольно – в убийстве Бартона Линвилла и тем самым спасшее полицию от критики и давления со стороны прессы и разных чинов. С другой стороны, он взял под стражу молодого человека, семью которого сызмальства считал едва ли не своей родней.

– Никто никогда и не говорил, что это жизнь это сахар, – заметил я, особенно для инспекторов полиции.

Порой, что бы ни говорили, и я был не прочь немного пофилософствовать.

– Согласен. Хотя в данном случае лично я склонен немного посочувствовать инспектору.

– Очень трогательно! – восхитился я.

– Скорее практично, – сухо поправил Вулф. – Когда мистер Кремер позвонил, я сказал ему, что ты захочешь взглянуть на орудие преступления.

– А он в ответ бурно расхохотался?

– Ничего подобного – он согласился без промедления.

– Да, похоже, бедняге и впрямь несладко, – покачал головой я.

– Он прекрасно понимает, что арестовал невинового, поэтому готов сейчас уцепиться за любую соломинку.

– Даже за ту, которую протягивает Ниро Вулф? – язвительно осведомился я.

– Да. Он сказал, чтобы ты связался с сержантом Стеббинсом, который покажет тебе оружие убийства.

*

* *

Вот как случилось, что вместо того, чтобы понаслаждаться блистательной игрой Дуайта Гудена, едва ли не в одиночку обыгравшего парней из Сент-Луиса, мне пришлось тащиться в полицейское управление к Пэрли Стеббинсу, который, по-моему, как и сам Кремер, никогда не отдыхает. Несколько слов к портрету нашего уважаемого сержанта: Пэрли – достойнейший представитель старой школы. Он и выглядит как типичный полицейский пpошлых лет, по крайней мере – в моем представлении. Могучий, но без единой унции линего жира, примерно на дюйм повыше меня, но гораздо шире в плечах и крепче. Красавцем бы его никто не назвал, однако лицо его из тех, что внушают уважение: крупные уши, волевой подбородок, щетинистые брови и цепкий, все подмечающий, взгляд. Смеется Пэрли редко, но ведь и поводов для смеха у него не так много. Преступников всех мастей и калибров он ненавидит любой ненавистью, однако и к частным сыщикам, включая нас с Вулфом, особой любви не питает. Нет, держится он с нами вежливо – насколько может быть вежлив Пэрли, – но при этом не скрывает неприязни к тем, кто заколачивает деньги на деле, заниматься которым должны, в его представлении, лишь полицейские. Вдобавок – и тут с ним нельзя не согласиться, – по меньшей мере пару раз Вулф выставил его на посмешище.

Как бы то ни было, Пэрли неукоснительно выполняет любые приказания начальства и по одному слову Кремера готов вцепиться в глотку любому.

– Вот, пришли, – ворчливо произнес он, введя меня в крохотную бесцветную комнатенку без единого окна, в которой за письменным столом сидел и ковырялся в каких-то бумагах невысокий коренастый человечек в очках и в белом халате.

– Покажи нам эту штуковину, Дженкс, – попросил его Пэрли.

Дженкс, на руках у которого были резиновые хирургические перчатки, выдвинул ящик небольшого шкафчика и вытащил из него серебристую монтировку около фута длиной.

– Только не трогайте, – предупредил он меня, осторожно протягивая её мне.

– Похоже на запекшуюся кровь, – профессионально указал я на буроватое пятно на головке инструмента.

– Возможно, – кивнул Дженкс.

– Да, возможно, – эхом откликнулся Пэрли, устремляя на меян красноречивый взгляд: "ты, мол, все видел, и можешь теперь проваливать на все четыре стороны". Я и в самом деле увидел все, что хотел, но задержался уже из чистого упрямства, чтобы досадить Пэрли.

Пристально вглядываясь в монтировку, я спросил:

– Какие-нибудь отпечатки нашли?

Дженкс вопросительно посмотрел на Стеббинса, но тот – как всегда верный долгу, черт его дери! – помотал головой из стороны в сторону. Никаких поблажек частным ищейкам!

– Хватит с тебя, – хмуро произнес он. – Пошли отсюда! Спасибо, мистер Дженкс.

Человечек в халате молча кивнул и проводил нас безучастным взглядом. У выхода я поблагодарил Пэрли за гостеприимство и добавил, что Вулф будет чрезвычайно признателен; это, похоже, его проняло – во всяком случае, он мигнул раз или даже два.

Вернувшись домой на такси – ещё одна прореха в кошельке Норин Джеймс, – я позвонил, но дверь мне отпер уже вернувшийся откуда-то (спрашивать, откуда именно, я не стал) Фриц. Когда я вошел в кабинет, Вулф сидел в кресле, плотно закрыв глаза.

– Дрыхните, небось? – игриво осведомился я, плюхаясь на свой вращающийся стул.

Вулф недовольно хрюкнул и раскрыл глаза, не утруждая себя никакими иными движениями.

– Докладывай, – велел он.

– Вас интересует только моя поездка в полицейское управление или все сегодняшние достижения? – уточнил я.

– Все, – сказал он, звоня, чтобы Фриц принес пиво.

Я изложил ему все подробности посещения Роджека и Холлибертона, дословно пересказав диалоги, но не утруждая себя комментариями. Это заняло двадцать трп минуты.

– Какие у тебя остались впечатления от обоих мужчин? – спросил Вулф, когда я закончил.

– Смешанные; попробую разобраться по очереди. Сначала – Роджек: в целом, малый вполне приличный, хотя больше напоминает большого ребенка. Если обладает чувством юмора, то скрывает его необычайно искусно. Как он относится к Норин Джеймс? Питает к ней довольно глубокое чувство – так он сказал, и я склонен ему верить. Он ли убил Линвилла? Возможно. Поначалу я бы голосовал обеими руками за то, что это невозможно, однако потом решил, что влюбленные способны на все, особенно когда объект их страсти подвергся бесчестью. Вспомните хотя бы тот случай в Джерси, когда занюханный продавец универмага пристрелил профессионального борца, который...

– Хватит! – рыкнул Вулф, поднимая ладонь. – Я тебя понял. Переходи к мистеру Холлибертону.

– После нашей первой памятной встречи возле "Морганы" мое мнение о нем не изменилось. Если он и хамил в этот раз меньше, то лишь потому, что мы с ним были один на один, и он явно боялся получить от меня по роже; сказать по правде, меня так и подмывало вмазать ему как следует. На мой взгляд, он мерзавец и людоблиз, а за Линвиллом увивался вовсе не из дружбы, а лишь потому, что Линвилл разъезжал на дорогих автомобилях, окружал себя красивыми девушками и швырял деньги на ветер.

– Не мог он пристукнуть своего дружка?

– Кто, Холлибертон? Вряд ли. Хотя он и мерзавец, он также отъявленный трус.

– Однако тебе показалось, что он тоже был увлечен мисс Джеймс?

Я кивнул.

– Держу пари, что он в неё влюблен. Причем явно пытался пускать ей пыль в глаза, поскольку Норин искренне считает его вполне приличным молодым человеком. Однако не могу представить, чтобы он убил кого-либо, а тем более своего приятеля, простой монтировкой.

– Ты её видел? – спросил Вулф.

– В присутствии самого Пэрли Стеббинса, – гордо заявил я. – Монтировка как монтировка. Самая обычная, если не считать бурого пятна.

– Отпечатки пальцев?

– Занятно, что вы спросили. Я тоже задал этот вопрос Стеббинсу и парню, который надзирает за вещдоками, но они не соизволили ответить.

Вулф стиснул зубы.

– Свяжись с инспектором Кремером, – коротко приказал он.

Я набрал номер – трубку со второго звонка снял Пэрли Стеббинс. Однако когда я сказал, что Вулф хочет пообщаться с его боссом, Пэрли вдруг заартачился.

– Слушай, они сегодня уже виделись, – напомнил я. – Это все по тому же делу.

В ответ донеслось невнятное, но многообещающее ворчание. Я кивнул Вулфу, чтобы он снял свою трубку.

– Да? – голос Кремера звучал слаще патоки.

– Инспектор, вам наверняка известно, что мистер Гудвин недавно ознакомился с орудием, которое, возможно, послужило причиной смерти мистера Линвилла. Так вот, мистер Гудвин поинтересовался, не найдены ли на этом орудии отпечатки пальцев, но ответа не получил.

Кремер выругался и прикрыл трубку ладонью, но недостаточно плотно, чтобы я не услышал разноса, который он учинил провинившемуся Пэрли. Смысл его монолога сводился к тому, что Стеббинсу было приказано оказывать Гудвину всяческое содействие, однако Кремер при этом пользовался столь яркими и образными выражениями, что приводить их здесь я не рискую.

– Отпечатков на монтировке не оказалось, – сообщил мне Кремер, покончив с отповедью. – Похоже, что их стерли намеренно.

– А как насчет бурого пятна, которое заметил мистер гудвин?

Чуть помолчав, Кремер ответил:

– Кровь группы О, той же, что у Линвилла. Правда, черт побери, такая же группа почти у половины населения Соединенных Штатов.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Вулф. – У меня к вам просьба.

– Как, ещё одна? – не выдержал Кремер.

– Да. Вы уже сообщили прессе о том, что нашли орудие преступления?

– Нет – эту чертову штуковину обнаружили только сегодня утром. Даже в конторе окружного прокурора об этом ещё не знают. А в чем дело?

– Я бы хотел, чтобы вы умолчали об этой находке в течение хотя бы ближайших двадцати четырех часов.

– Господи, а это ещё зачем?

– Затем, что подобные действия с вашей стороны, а точнее – их отсутствие, – помогут изобличить истинного убийцу мистера Линвилла, спокойно произнес Вулф.

– Чушь собачья! – прогремел Кремер. Затем примерно с четверть минуты в трубке слышалось только его тяжелое сопение. – Я подумаю на этот счет, сказал он наконец и швырнул трубку.

Буквально в ту же секунду в дверь нам позвонили, и я, опередив Фрица, выскочил в прихожую. Одного взгляда в прозрачное с нашей стороны стекло хватило мне, чтобы, круто развернувшись, поспешить назад в кабинет.

– Снаружи прелюбопытная парочка, – с места в карьер известил я Вулфа, который уже успел погрузиться в книгу. – Миган и Дойл Джеймсы! Что прикажете делать?

Глава 18

Вулф метнул на меня испепеляющий взгляд, из того разряда, что предназначаются мне при особо злостном нарушении его распорядка дня. Когда в дверь вновь позвонили, недовольство Вулфа заметно возросло.

– Ладно, – прорычал он наконец, – впусти их.

– Какой приятный сюрприз, – заулыбался я бывшим супругам, широко распахивая перед ними дверь. – Чем обязаны такой чести?

Ответных улыбок я не удостоился.

– Мы пришли к Вулфу, – сухо бросила Миган, облаченная в серое шелковое платье с плотным шлейфом из духов "Опиум". Вид у неё был мрачный и решительный, да и лицо Дойла за её спиной не светилось радостью. – Нам известно, что он почти никогда не выходит из дома, поэтому не трудитесь объяснять, что его нет, – заявила Миган.

– Господи, да за кого вы меня принимаете? – обиженно воскликнул я, сопровождая их в кабинет.

При виде посетителей, Вулф отложил книгу в сторону, а я представил его и бывшую чету друг другу.

– Мистер Вулф, – сказала Миган, прежде чем я даже успел рассадить их, – мы пришли, чтобы обсудить с вами ход вашего так называемого расследования. Мы...

– Извините, мадам, – перебил её Вулф, – но я предпочитаю вести разговор, глядя своим собеседникам в глаза. Поскольку вставать я не собираюсь, то предлагаю вам сесть.

Его слова немного сбили с неё гонор, чего Вулф, безусловно, и добивался, и я предложил ей желтое кресло, тогда как Дойл уселся в почетное красное.

– Итак, вы пришли, чтобы обсудить мое, как вы изволили выразиться, "так называемое расследование", – вкрадчиво произнес Вулф.

– Да, – кивнула Миган. – Мы с Дойлом хотим знать, чего вы добились и почему не ставите нас в известность. – Она отчеканивала каждое слово. – Мне кажется, что вы обязаны это объяснить.

– Вот как? – изумление, отразившеся на лице Вулфа, в очередной раз напомнило мне, что Голливуд, возможно, потерял великого актера. – А вот мне представляется, что я вам ровным счетом ничем не обязан. К числу моих клиентов вы не относитесь.

– Но наша дочь – ваша клиентка! – прошипела Миган; Дойл, пригнувшись вперед, согласно закивал.

– Ваша дочь – взрослый человек, – напомнил Вулф. – Мои обязательства относятся только к ней, и без её согласия я не собираюсь обсуждать ход дела с кем бы-то ни было.

– Можно подумать, что вы информируете её о каждом своем шаге, фыркнул Дойл, распрямляя плечи и скрещивая руки на груди. – Так-то вы понимаете свои обязательства!

– Я не располагаю сведениями, сэр, что ваша дочь недовольна ходом расследования. Во всяком случае, мне она ничего подобного не говорила. Тем не менее я не могу сказать, что ваш неожиданный приход оказался совсем уж некстати. Мистер Гудвин как раз собирался посетить каждого из вас.

– Неужели? А зачем? – спросил Дойл.

– Прежде чем мы продолжим, я хотел бы предложить вам что-нибудь выпить. Сам я предпочитаю пиво.

– А что? Я тоже с удовольствием выпью пивка, – сказал Дойл; экс-супруга метнула на него гневный взгляд. Вулф нажал кнопку несколько раз, давая знать Фрицу, сколько принести пива.

– Мистер Вулф, мы пришли сюда не для того, чтобы пьянствовать, процедила Миган. – Я – по крайней мере. Мы пришли, чтобы добиться от вас ответа. – Она заметно раскипятилась. Было видно, что ей хочется закурить, но я уже заметил, что она успела обвести глазами кабинет в поисках несуществующей пепельницы. – Навряд ли стоит напоминать вам, что на карту поставлена жизнь нашего сына.

– Вы совершенно правы, мадам – ваше напоминание совершенно излишне. Давайте перейдем к делу: где вы были вечером в среду, двадцать шестого числа?

Я получил истинное наслаждение, наблюдая, как Миган тщетно пытается сдержать ярость.

– Что за дурацкий вопрос? – взвизгнула она. – Или вы пытаетесь отработать свой баснословный гонорар, придумывая новых подозреваемых?

Вулф посмотрел на неё с недоумением.

– Мой вопрос вызвал у вас затруднения, мадам?

– Нет, – снова отчеканила Миган. – В тот вечер я была дома. Я продолжала распаковывать вещи после поездки в Европу.

– Кто-нибудь ещё с вами был?

– Майкл заезжал перед ужином навестить Норин. Вы, конечно, знаете, что Норин сейчас живет у меня. Узнав о случившемся, я больше не собиралась оставлять её одну. – Она вызывающе взглянула на Дойла, словно напоминая, что он не уберег дочку в её отсутствие.

– И в тот вечер вы обе сидели дома? – поинтересовался Вулф.

– Я – да, а Норин пошла прогуляться, часов в десять, по-моему. Я пыталась её отговорить, но она сказала, что хочет подышать свежим воздухо и подумать.

– Значит, она ушла, а вы остались в одиночестве?

– Да, – ответила Миган.

– А консьерж в вашем доме есть?

– Конечно.

– Он подтвердит, что вы никуда не выходили?

Она метнула на Вулфа взгляд, от которого увял бы даже кактус.

– Не понимаю, какое вам дело до моих приходов и уходов! – взвилась Миган.

– Нет, так дело не пойдет, – промолвил Вулф, наливая себе пива – Фриц уже успел потихонечку принести его: две бутылочки Вулфу и одну вместе с охлажденным стаканом – Дойлу. – Вы выражаете озабоченность, что я плохо представляю интересы вашей дочери в деле, от которого зависит судьба вашего сына. Тем не менее, стоит мне только попытаться копнуть, как вы отказываетесь отвечать.

– Да, Миган, он прав, – заявил Дойл, поворачиваясь к своей бывшей благоверной. – Не тяни кота за хвост, прошу тебя! Если ты куда-то выходила, то лучше признайся сразу – он ведь все равно это выяснит.

– Иди к дьяволу, Дойл! Мне только твоих дурацких советов тут не хватало. За все годы, что мы прожили вместе, я никогда не слышала от тебя дельного совета. – Она посмотрела на Вулфа. – Хорошо, черт возьми, я вам скажу. Да, я выходила из дома... вскоре после ухода Норин. Я не хотела оставаться одна и пошла навестить друга.

– Памсетта, конечно, – ехидно заметил Дойл.

– Памсетта, конечно! – передразнила его Миган. – Он прав: я была у Памсетта. Я должна была выговориться. Он мой старый друг – вы с ним знакомы, мистер Гудвин.

Я кивнул в подтверждение, что слушаю её со всем вниманием.

– И сколько времени вы там провели? – спросил Вулф.

– Понятия не имею, – пожала плечами Миган. – Ушла я около десяти, сразу вслед за Норин. Когда я вернулась, было, кажется... около половины первого. Во всяком случае, дверь в спальню Норин была закрыта, и я была спокойна, что моя дочь вернулась.

– Хотя вы её не видели?

– Нет... но, уходя, она всегда оставляет дверь своей комнаты открытой.

– Вы уезжали и возвращались на такси?

– Да, но номеров машин и имен водителей не помню. Вы уж извините, съязвила Миган.

Вулф пропустил колкость мимо ушей и переместил взгляд на Дойла.

– Мистер Джеймс, вы можете рассказать о том, где были в среду вечером?

– Могу, – ухмыльнулся тот.

– Прошу вас.

– Я живу сразу в двух местах: у меня есть дом в Джерси, под Принстоном, и квартира в Манхэттене – я люблю наезжать в Нью-Йорк.

– Еще бы, – ядовито процедила Миган. – Ты ещё скажи им, что наезжаешь только ради того, чтобы сходить в театр или в музей!

Дойл натянуто улыбнулся и поспешил хлебнуть пива.

– Я прошу у вас прощения за поведение моей бывшей супруги, – обратился он к Вулфу. – Как бы-то ни было, я наведываюсь в Нью-Йорк довольно регулярно, раз или два в неделю, причем порой, как это ни странно, и в самом деле посещаю музеи и театры. Собственно говоря, в среду вечером я как раз и приехал, чтобы посмотреть свежее бродвейское шоу. К сожалению, дама, которую я собирался на него сводить, буквально в последнюю минуту заболела, и мне пришлось сдать билеты.

– Значит теперь мы знаем, где вы не были в тот вечер, – произнес Вулф. Дедукция, достойная гения, верно?

– Да, вы правы, – сказал Дойл. – В итоге я просидел вечер в своем любимом французском ресторанчике на Восточной Пятьдесят третьей улице. Метрдотель вам подтвердит – я уверен, что он меня запомнил.

– В котором часу вы покинули ресторан?

– Я как раз пытался припомнить, пока мы с вами беседовали. Около десяти, по-моему. Вечер стоял такой тихий и приятный, что я прогулялся до дома пешком. Я живу неподалеку от здания ООН. Вернулся я, должно быть, в половину одиннадцатого; или без двадцати одиннадцать. Это я точно знаю, потому что посмотрел одиннадцатичасовой выпуск новостей по телевизору.

– Кто-нибудь может подтвердить, что вернулись именно тогда?

– Сомневаюсь, – покачал головой Дойл. – Консьерж у нас есть, но он не особенно следит за жильцами. Вечно сидит, уткнувшись в книжку.

– Вообще-то мы пришли к вам для того, чтобы услышать ответ от вас, а не отвечать на ваши вопросы, – проскрипела Миган. – Что вы вообще себе позволяете? Объясните наконец, что происходит! Мы имеем право это знать.

Вулф взглянул на неё и нахмурился.

– Мадам, мы уже обсуждали с вами этот вопрос и я не собираюсь к нему возвращаться. Всего доброго!

Он встал, обогнул стол и, протопав в прихожую, повернул в сторону кухни.

– Какая наглостъ! – взъярилась Миган, провожая его горящим взглядом. Никаких представлений о приличии!

– Вообще-то я тоже не припомню, чтобы мистер Вулф назначил вам аудиенцию, – терпеливо произнес я. – А в правилах хорошего тона нежданный приход, кажется, не числится.

– Это точно, Гудвин! – усмехнулся Дойл, хлопая себя по коленке. – Я говорил Миган, что так она ничего не добъется, но она меня не слушала. Она уверена, что может кого угодно загнать в угол.

– Тем не менее ты со мной притащился! – рявкнула строптивица.

– Просто, чтобы защитить тебя от тебя самой, дорогуша, – фыркнул он. Должен же кто-то сказать тебе, что пора и честь знать. Так вот, пора! Попрощайся с мистером Гудвином, моя прелесть.

Миган Джеймс настолько взбесилась, что лишилась дара речи – за что я был безмерно признателен Дойлу. Она встала и вылетела вон без единого слова, а Дойл, уже в дверях, лукаво подмигнул мне.

Приятно было видеть, что по меньшей мере он сохранил доброе расположение духа, ведь в такси на обратном пути бывшая половина должна была, как я представлял, перепилить его пополам. Но что-то в его хорошем настроении меня даже смутно тревожило. Разве не его дочь изнасиловали, и не его сыну грозил электрический стул? Нет, я бы на его месте так не веселился. Я рещил, что должен поломать над этим голову.

Глава 19

Закрыв дверь за препирающимися Джеймсами, я прошагал на кухню, где застал Вулфа и Фрица, которые с мрачными физиономиями разглядывали кастрюльку.

– Только не говорите, что опять разошлись во мнениях, как готовить рыбу в белом вине по-ново-орлеански, – шутливо хмурясь, подосадовал я. Скорее израильтяне помирятся с арабами, чем вы тут договоритесь.

Как будто меня там и не было. Оба продолжали ворчать и спорить, а мне это уже стало надоедать.

– Я вам больше сегодня не понадоблюсь? – спросил я наконец Вулфа.

Патрон посмотрел на меня так, будто я завопил благим матом во время спиритического сеанса.

– Нет, – рассеянно ответил он, снова поворачиваясь к злополучной кастрюльке.

– Что ж, тогда удачной вам ухи! – пожелал я и отбыл восвояси, подгоняемый двумя недобрыми взглядами. Я, правда, намеренно полез на скандал: назвать в их присутствии ухой рыбу в белом вине по-ново-орлеански – то же самое, что на глазах у гордого собаковладельца назвать его шар-пея перекормленной дворняжкой.

Вернувшись в кабинет, я взгромоздился на свой стул и набрал номер Лили; она ответила с третьего звонка.

– Так случилось, что весь день меня преследовали трудности, – сказал я, но теперь, извини за аллюзию, в конце тоннеля показался свет. Давай воспользуемся возможностью, чтобы отужинать вдвоем и поделиться мечтами и помыслами.

– Эх, твоими бы устами да мед пить, – вздохнула Лили. – Я, конечно, могла бы и покапризничать за столь позднее приглашение, но так и быть – на сей раз это вопиющее нарушение этикета сойдет тебе с рук. При одном условии, разумеется.

– Ты заговорила прямо как Вулф, – укоризненно покачал головой я. О'кей, что за условие?

– Что ты поведешь меня в "Рустерман". "Ля Ронде" я оставляю на свой день рождения.

– Заметано. Тогда я заскочу за тобой на такси минут через двадцать?

– Что-то ты сегодня чересчур прыткий, Эскамильо, – звонко рассмеялась Лили и повесила трубку.

Полчаса спустя мы уже сидели вдвоем с Лили за нашим любимым угловым столиком в небольшой зале на втором этаже "Рустермана" – Франц, новый владелец ресторана, оказал нам такую честь.

– Что ж, Эскамильо, – сказала Лили после того, как мы заказали напитки, а я рассказал про неожиданный визит Мигана с Дойлом, – как тебе теперь нравится общаться с разными членами моего семейства?

– Умеренно, если необходимо выразиться одним словом.

– Может, объяснишь поподробнее, или Ниро Вулф заставил тебя принести обет молчания?

Я приподнял одну бровь, хитро улыбаясь.

– Рядом с тобой меня не страшат никакие подробности. Я готов раструбить тебе любые секреты, но это будет тебе кое-ччто стоить.

– Зная твою корыстную натуру, иного я от тебя и не ожидала – тебе нужны кое-какие сведения?

– Господи, ты просто нечеловечески догадлива! – восхитился я и тут же, не сходя с места. принялся излагать события последних двух дней.

– Очень любопытно, – сказала Лили, когда мы оба набросились на салат. – Похоже, наша Миган набирает свою боевую форму.

– Как и Вулф. Хотя боюсь, как бы после сегодняшней стычки с ним не случился рецидив; уйдет ведь тогда навсегда к своим орхидеям, книгам, пиву и яствам.

– Ерунда! Миган не заслуживает такого внимания. Хотя, по-моему, твой босс и без того живет именно так, как ты только что описал.

– Хорошо, будем считать, что я погорячился. Теперь вопрос: способна ли твоя сестра – для удобства буду звать её так – на убийство? И, если да, то возможно ли, чтобы она сделала козлом отпущения собственного сына?

– Вообще-то это не один, а два вопроса, но я спорить не стану. Отвечаю на первый вопрос: безусловно, да. На мой взгляд, Миган может пойти на убийство, если оно ей выгодно, и если она рассчитывает выйти сухой из воды. Второй вопрос посложнее. Они с Майклом, мягко говоря, не слишком ладили. Я же говорила тебе, что с его отцовством не все ясно. Майкл прослышал об этом несколько лет назад, когда учился на одном из первых курсов колледжа. Однако, вместо того, чтобы излить гнев на отца – я его разок видела, но впечатления он на меня не произвел, – который живет сейчас в Европе, Майкл взвалил всю вину за случившееся с ним на свою мать. Квалифицировал её как женщину, мягко говоря, не слишком моральную. Майкл – очень консервативный молодой человек, поэтому он не мог ни понять, ни простить поступка матери. Прежде они были очень близки, а вот с тех пор между ними словно кошка пробежала. И тем не менее я бы не сказала, что Миган готова сделать его козлом отпущения.

– Значит индульгенцию ей даешь? – спросил я, запуская зубы в аппетитную телячью ножку.

– Ты задал мне вопрос, Эскамильо – даже два вопроса, – и я попыталась честно на них ответить, исходя из знания характера и склада ума своей сводной сестры. Если это называется "выдать индульгенцию", то вы правы, Ваша честь.

– Ладно, я больше не буду, – пообещал я, пережевывая вкусное мясо. – А что ты можешь сказать насчет Дойла Джеймса? Исходя из знаний его характера и склада ума, конечно.

– Извини, Арчи, но и это не совсем просто. Видишь ли, с одной стороны, Дойл вполне мог убить Линвилла – его мне даже легче представить в роли убийцы, чем Миган. Но я категорически отвергаю, чтобы он спокойно отправить Майкла в тюрьму вместо себя.

– Несмотря даже на то, что Дойл, по всей видимости, не настоящий отец Майкла?

– На мой взгляд, для Дойла это не столь важно. Жизнь он, конечно, вел бурную – женщины, виски, финансовые аферы. Правда, все это началось после развода с Миган, потому как человек-то он вполне порядочный и честный. Выдержки, правда, порой не хватает, но сердце у него доброе. Словом, рассуждаю я сейчас сердцем, а не умом.

– Я, конечно, знаю его куда хуже, чем ты, – сказал я. – Собственно говоря, до последней недели я его много лет не видел. Но я согласен: впечатление он оставляет приятное. Да и Миган может на место поставить, а это уже говорит о многом.

– Да, кажется, ты не в восторге от моей драгоценной сестрицы.

– Как ты догадалась? Кстати, о сестрице: что ты думаешь про её безукоризненного дружка Памсетта? Помимо того, о чем мы вчера говорили.

– Ты хочешь спросить, мог ли Эдвард убить Линвилла? Боюсь, что в данном случае я – пас. Однако, хотя я его знаю не слишком хорошо, мне трудно представить, как он замахивается на кого-то монтировкой в темном, грязном гараже. Там же можно руки запачкать, не говоря уж о пиджаке за четыре сотни.

– Да, он чистюля, это точно.

– К тому же, – продолжала рассуждать вслух Лили, – что могло подтолкнуть его на убийство?

– Невероятно, конечно, но не мог ли он сыграть перед Миган в героя, отомстив за поруганную честь дочери?

– Сыграть в героя без её ведома? Хотя, с другой стороны, убийцы обычно не похваляются своими подвигами даже перед подружками. Но даже, если допустить, что а)Эдвард Памсетт и впрямь убил Линвилла, и б)Миган об этом знала, я не верю, что Миган могла бы пожертвовать сыном ради Памсетта. Уж настолько-то я свою сестру знаю.

– Допустим. Как бы ты, кстати, описала отношения Миган с Памсеттом?

Лили отпила вина и промакнула губы салфеткой.

– Вопрос непростой. Если между ними есть любовь, то её умело скрывают, хотя лично я, зная Миган и наблюдая за Эдвардом, в этом сомневаюсь. Думаю, им просто приятно бывать вместе и вращаться в одних и тех же кругах. Ты же знаешь: они обожают светские приемы, званые вечеринки и тому подобное.

– Угу. То, к чему и ты пытаешься меня привлечь.

– Да, но Эдвард оказался в этом смысле куда податливее и уступчивее, чем ты.

– Это клевета! Не далее как в прошлом месяце ты затащила меня в "Черчилль" на какую-то костюмированную тусовку.

– Да, но ты помнишь, как извел меня там? Весь обскулился просто.

– Еще бы! Попробовала бы сама попотеть три часа в костюме Генриха VIII! Ладно, мы отвлеклись. Итак, ты считаешь, что Миган и Памсетт относятся друг к дружке чисто платонически и ходят парой лишь для того, чтобы число гостей на званых вечеринках оставалось четным?

– Да, примерно. Ну и вдобавок они, безусловно, между собой ладят. Эдвард человек добродушный и обходительный, как ты, будучи, по собственному выражению, тонким знатоком человеческой натуры, успел сам заметить. По-своему, он человек уникальный: не только терпит бесконечные стервозные выходки Миган, но и делает это с улыбкой на устах. Да и внешность у него завидная, настоящий светский лев. Нечто среднее между Дугласом Фэрбенксом и Омаром Шарифом.

– Эх, вот бы меня так когда-нибудь описали!

– Уж тебе, по-моему, грех жаловаться. Я ведь сказала, что тебя с savoir vivre все в порядке. Разве этого недостаточно?

– Вот только это меня и согревает, – вздохнул я. – Кстати, Миган призналась Вулфу, что в тот вечер, когда убили Линвилла, сама она провела пару часов в гостях у Памсетта. За разговорами.

– Лично я в этом не сомневаюсь, – сказала Лили. – Она не раз говорила мне, что у Памсетта есть крайне привлекательное для неё качество: он умеет слушать. Не удивлюсь, если она и тогда пришла, чтобы выплакаться в его жилетку.

– В таком случае он обеспечит ей алиби. Частичное, по меньшей мере.

– Судя по твоему голосуч, тебя это не слишком радует.

– Возможно, однако после полуночи за неё пока поручиться некому. Позволь задать тебе академический вопрос: если – подчеркиваю "если" – Миган на самом деле не изливала Памсетту душу в означенное время, стал бы он лгать, чтобы её выгородить?

Лили посмотрела на свою уже почти опустевшую тарелку и наморщила свой хорошенький лобик – без сомнения, лучший на Восточном побережье.

– Ну и вопросик, – протянула она. – Хорошо, попробую ответить твоим языком – ты ведь у нас любитель держать пари. Так вот, я бы поставила два против одного, что Памсетт солгал бы ради Миган, попроси она его об этом. Однако, предвосхищая твой следующий вопрос, добавлю: пять против двух, что она его об этом не просила. Раз уж она сказала, что была у него, значит была.

– Предвосхититель из тебя замечательный, – сказал я. – Или такого слова нет?

– Скорее всего нет, но я бы предоставила судить на сей счет твоему боссу: слова это его епархия. Попробую теперь предвосхи... предугадать твой следующий ход – сегодня или завтра ты собираешься навестить мистера Памсетта.

– Кажется, я стал прозрачным, – горестно произнес я. – Эта женщина читает мои мысли как открытую книгу.

– Неужели ты только теперь это понял? Почему, по-твоему, я всегда опережаю тебя на один шаг? Кроме тех случаев, когда сама этого не хочу, конечно.

– Да, это меня всегда удивляло, – признал я. – Кстати, как насчет того, чтобы опередить меня на шаг прямо сейчас?

Лили в ответ игриво подмигнула мне и улыбнулась. Улыбнувшись в ответ, я поспешил заказать десерт.

Глава 20

Когда я выбрался из такси перед нашим крыльцом, было уже почти одиннадцать. Зная, что дверь уже на засове, я позвонил, и Фриц в считанные секунды впустил меня.