Текст книги "Последнее совпадение"

Автор книги: Роберт Голдсборо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Прежде чем ответить, Норин обвела взглядом книжные полки, а потом уставилась на глобус.

– Мы с Дугом встречались примерно раз в неделю уже несколько месяцев. В кино ходили, в бары, как-то раз даже на бейсбол. Я говорила – он и в самом деле очень славный парень. Однако после того, что со мной сделал Франт, я не могла больше встречаться с Дугом... Да и вообще с кем бы то ни было. И я отказала ему несколько раз подряд. Под разными предлогами: то плохо себя чувствовала, то с папочкой встречалась, или просто говорила, что занята...

– Знаю, – закивал я. – Я тоже через это проходил.

Норин слабо улыбнулась.

– Я понимала, что Дуг уже устал от моих отговорок, поэтому, когда он в очередной раз позвонил мне и куда-то пригласил, я согласилась. С тех пор мы несколько раз были вместе, но он чувствовал, что со мной что-то не так. Я ведь до сих пор... – голос её задрожал и прервался, – ... сама не своя.

– Хорошо, допустим он понял: вы не в своей тарелке. Но он мог знать, что вы встречались с Линвиллом?

– Не знаю, разве что Полли ему сказала.

– С какой стати она бы ему сказала? – спросил я. – Или она всерьез обиделась на вас из-за того, что вы встречались с её ухажером?

– Нет, это вряд ли. Просто Полли всегда казалось, что Дуг – именно тот человек, который мне нужен, поэтому всякий раз, когда он за мной заезжал, или забегал к нам глотнуть пивка, она была к нему очень внимательна. Все время твердила мне, какой он замечательный, и... Я, правда, в этом не уверена, но мне кажется, что он мог позвонить Полли и... попытаться выяснить, в чем дело.

– Да, обычная история, – отмахнулся я. – Влюбленный паренек обращается за советом к лушей подруге объекта своей страсти.

– Да, нечто в этом роде, – произнесла Норин, награждая меня улыбкой; на этот раз не натянутой, а полновесной.

– Хорошо, допустим тогда, что мистер Роджек знал про ваши встречи с Бартоном Линвиллом. Однако вы не уверены, знал ли он то, что случилось между вами в тот вечер?

– Да. Он даже ни разу не упомянул его имя. Хотя Дуг вообще довольно скрытный. Если он даже и ревнует, то вида никогда не покажет. Одну минутку, мистер... Арчи, – сказала Норин, глядя мне в глаза. – Не думаете ли вы, что Дуг мог его...

Последние слова повисли в воздухе.

– Пока я ровным счетом ничего не думаю, – сдержанно произнес я. Сейчас мы исходим из того, что ваш брат не причастен к убийству Бартона Линвилла. Раз так, то в том гараже по голове мистера Л. тюкнул кто-то другой. Не исключено, хотя и маловероятно, что найдется добрая дюжина не знакомых вам людей, давно выстроившихся в очередь, чтобы вручить ему билет на тот свет. Людям его круга вообще-то не свойственно выяснять отношения с помощью убийства. Скорее всего к праотцам его отправил кто-то из тех, кого вы знаете – и любите. Я говорю это лишь потому, что даже если мы выручим вашего братца, на его месте может оказаться другой близкий вам человек.

– Я это понимаю, – тихонько произнесла Норин, встряхнув головой, и посмотрела на кончики туфелек.

– Просто не представляю, как вы вынашивали в себе такое целый месяц, сказал я. – Вы к врачу то хоть обращались?

– Да. И это... оказалось труднее всего. – Норин прикусила нижнюю губу и попросила попить. Я налил ей охлажденной воды из термоса, подменявшего нам портативный бар на столе. Норин, поблагодарив, отпила. – Я обратилась к гинекологу, к которому ходит моя подруга – не могла же я пойти к нашему с мамой врачу. Я наплела ему с три короба о том, как... словом, излишне увлеклась, а он подверг меня целой серии всяких тестом. Господи, какой это был кошмар!

– Извините, что я такой назойливый, но без этого в нашем деле нельзя. Еще один неприятный вопрос: вы не боялись, что Линвилл... ну, скажем, вернется?

– Э-ээ, в некотором роде да, но я... мне удалось егоо ранить.

– В физическом смысле?

Норин ковинула и осушила стакан.

– А смею я поинтересоваться – каким образом?

– О, нет так, как вы думаете, – ответила она, зардевшись. – Во-первых, я расцарапала ему физиономию, а во-вторых – стукнула по глазу. Очень больно, потому что он даже... завопил. Очень громко. Зря я, наверное, это говорю, но порой мне жаль, что я его не убила!

Последние слова прозвучали очень искренне.

– Может, это вы его убили, Норин? – спросил я, как бы невзначай.

В течение нескольких секунд она, не мигая, смотрела мне в глаза, а потом зажала двумя пальцами нижнюю губу.

– Нет, – сказала она наконец, – хотя по ночам мне не ращз снится – в кошмарных снах, – как я его убиваю. Самыми разными способами. Я понимаю, насколько ужасно это звучит, но избавиться от ночных кошмаров мне не удается. – Голос её предательски задрожал.

Я кинул на Норин изучающий взгляд, пытаясь определить, правду она говорит или играет. Не знаю, какая часть моего мозга это определяет, но я остановился на правде.

Норин словно поняла, что происходит в моей голове, потому что снова заговорила лишь минуту спустя:

– А вы уверены, что его убили именно из-за того, что случилось со мной?

– Очень похоже, что да. Судите сами: целый месяц вы держали рот на замке, а проговорились лишь несколько дней назад. А потом, не прошло и суток, как Линвилла убили. Или у вас есть другие предположения?

Норин снова закусила нижнюю губу – сегодня ей здорово доставалось.

– Нет, но ведь возможно, что повод был какой-то иной, правда? Например, грабеж – кто-то мог затаиться в гараже и подождать, пока подъедет дорогой автомобиль...

– В нашем городе нет ничего невозможного, – признал я. – Однако грабитель скорее всего был бы вооружен пистолетом или хотя бы его макетом чтобы просто напугать жертву. А вот человек с вырубалкой уже заранее настроен агрессию.

Брови Норин поползли на лоб.

– Что такое вырубалка?

– Дубинка, бульник, монтировка, клюшка для гольфа, мешочек с песком все что угодно. Насколько я знаю, полиция ничего не нашла.

– Однако вы уверены, что убийца – мужчина? – спросила Норин.

– Увы, даже это не могу сказать наверняка, хотя знавал я случаи, когда дамочки пользовались вырубалками с поистине дьявольской изобретательностью. Например, мистер Вулф как-то раз помог полиции отправить в каталажку одну особу, которая прикончила мужа бейсбольной битой. А монтировкой человека, в особенности ничего не подозревающего, может оглушить и ребенок. Главное рассчитать силу и не проломить череп, в противном случае...

– Прошу вас, не надо! – взмолилась Норин, зажимая уши. – Это просто... ужасно.

– Да, любая насильственная смерть ужасна. Лишь в кино это бывает не страшно. Все, конец проповеди.

Норин деревянно кивнула.

– Спасибо, вы очень четко обрисовали мне ситуацию. Что нам делать дальше?

– Дальше я побеседую с мистером Вулфом и получу от него указания. Впрочем, вы уже знаете со слов мистера Вулфа, что я собираюсь побеседовать с вашим братом, с вашей подругой, а также с мистером Роджеком. Кроме того мне предстоит ещё раз побеспокоить обоих ваших родителей. Это для начала.

– И сколько времени займет расследование?

– Трудно сказать – это зависит от того, насколько быстро мне удастся раскачать Ниро Вулфа. Никому в мире не удается допечь его лучше меня, но даже тогда это сродни попытке вести машину с пустым бензобаком. Могу обещать одно: я сделаю все, что в моих силах. Напоследок хочу задать вам ещё один вопрос.

– Да, пожалуйста.

– Что вы делали в среду после девяти часов вечера?

– Я была у мамы. А что? О!... – Норин осеклась и её глаза расширились, как у испуганной лани. – Я поняла: вас интересует, где я была, когда... его убили!

– Совершенно верно. Не обижайтесь – мистер Вулф не делает исключений даже для своих клиентов.

Щеки Норин заполыхали, приобретя цвет моего любимого модного галстука. Потянувшись за сигаретами, она чиркнула спичкой, прежде чем я успел щелкнуть зажигалкой. Как бы ни разгневал её мой вопрос, она отчаянно пыталась не показывать вида.

– Откровенно говоря, я ненадолго выходила из дома. Я была настолько расстроена после предыдущего вечера и маминой истерики, что отправилась на прогулку. Я бродила по городу несколько часов, пытаясь унять нервы. Я шла куда глаза глядя, лишь бы подальше от дома и всех людей.

– Вас, наверное, никто не сопровождал?

Она кивнула.

– Я пошла на восток, обогнула Бикман-плейс и Саттон-плейс, а потом ходила взад-вперед по Первой и Второй авеню.

– В котором часу это было?

– Ушла я примерно в девять сорок пять, а вернулась около половины первого. Честно говоря, на часы я не смотрела.

– И не встретили никого из знакомых?

Норин покачала головой из стороны в сторону.

– Никого. Хотя народу на улицах было предостаточно, особенно на Второй авеню. Из этого следует, что я тоже попадаю в число подозреваемых, да?

– Не обязательно, но ожидать этого стоит. Как бы то ни было, я выяснил у вас все, что хотел. Я, конечно, буду держать вас в курсе дела, но и вы не стесняйтесь – звоните, если что. Устраивает?

– Вполне. – Норин встала и протянула мне руку. Она не улыбалась, но я не возражал; мне вообще больше по душе люди, чувства которых написаны на их лицах, а у Норин Джеймс, как я уже упоминал, повода улыбаться пока не было.

Глава 11

Остаток пятницы, если не считать ужина, я провел в бесплодных попытках призвать Вулфа поучаствовать в обсуждении дела Джеймса-Линвилла; дело в том, что когда Вулф упирается, даже мне расшевелить его не удается, хотя, как я похвастался перед Норин, никто в мире не перещеголяет меня по части допекания Вулфа.

Наконец, проведя в кабинете после ужина уже целый час, я сдался.

– Бог свидетель – я не многого от вас прошу, – сказал я обложке раскрытой книги, скрывавшей от меня лицо Вулфа. – Мне нужно всего-навсего несколько пустячных указаний, чтобы знать, в каком направлении двигаться. Мы взяли деньги у доверчивой молодой женщины, которая, по каким-то непонятным причинам, поверила в ваши сыскные способности. В эту самую минуту она, должно быть, сидит дома, строя догадки о том, как продвигается расследование....

Вулф свирепо отложил книгу в сторону и пронзил меня взглядом, которому позавидовал бы сам Месмер.

– Арчи, ты становишься совсем невыносимым.

– Да, сэр. Просто моя обывательская совесть меня вконец замучила; все нашептывает, проклятая: "кончай бить баклуши – работать надо".

К сожалению, и этой своей фразой и вариациями на ту же тему я добился лишь того, что Вулф снова уткнулся в книгу. Еще несколько минут я посидел за своим столом, обиженно шмыгая носом, после чего поднялся, громко, с подвыванием, зевнул и вышел восвояси.

Нельзя сказать, чтобы мне и вправду было нечего делать: перед самым ужином позвонил Сол Пензер и пригласил меня к себе сгонять паpтию в покер. Обычно наша карточная компания собирается у него по четвергам, а сегодняшним приглашением я был обязан какому-то заезжему пpиятелю Сола, остановившегося у него переночевать. "Мог бы хоть заранее предупредить", проворчал я Солу в ответ на приглашение, добавив, что скорее всего булу занят и пpийти не смогу. Теперь же, когда Вулф впал в очеpедную зимнюю спячку, мне ничего не оставалось, как порадовать Сола.

Я бы с удовольствием рассказал вам, каких успехов добился, проведя остаток вечера в обществе пик, треф, бубей, червей, фишек и пятерки заядлых картежников, однако случилось так, что мне пришлось не раз и не два залезать в бумажник, а к часу ночи, когда сеча завершилась, по меньшей мере трое из этих шулеpов сумели существенно повысить свое благосостояние за мой счет.

Вот так бесславно завершилась пятница. На следующее утро я всерьез вознамерился лишить Вулфа спокойной жизни. По субботам распорядок дня в нашем особняке ничем не отличается от будничного: наш господин и повелитель, как заведено, проводит четыре часа – с девяти до одиннадцати утра и с четырех до шести вечера – в оранжерее, где лелеет и холит десять тысяч орхидей. О том, чтобы побеспокоить его во время этого священнодействия не могло быть и речи (Вулф рассматривает посягательство на возню с цветами как тяжкое преступление, аналогичное попытке произнести в его присутствии такие оскорбительные для слуха глаголы, как "сконтактировать" или "отксерить"), поэтому я собрался ждать одиннадцати утра.

Обе утренние газеты поместили репортажи, посвященные аресту Майкла Джеймса, причем "Дейли Ньюс" тиснула его фотографию аж на первой полосе. На снимке, надпись под которым гласила: "АРЕСТ В СВЯЗИ С УБИЙСТВОМ МОЛОДОГО НУВОРИША", Майкл шел с опущенной головой в сопровождении адвоката, который только что добился освобождения своего клиента под залог. "Таймс" тоже дала материал на первой полосе, однако обошлась лишь заголовком шириной в два столбца и довольно скучным изложением подробностей убийства, а также отдельных фактов биографии Миган и Дойла Джеймсов. Однако в обеих газетах подчеркивалось, что Майкл не привел никаких причин для убийства Линвилла.

Я знал, что Вулф уже все это видел: он всегда прочитывает обе наши газеты, пока поглощает у себя в спальне принесенный Фрицем завтрак.

Позавтракав сам, я принялся печатать письма и заносить в компьютерную картотеку свежие данные по размножению орхидей. В двадцать минут десятого я уже покончил с этим занятием и пытался расширить свой лексикон, разгадывая кроссворд в "Таймс", когда зазвонил внутренний телефон: Вулф удостаивал меня звонком из оранжереи.

– Я хочу дать тебе несколько поручений, – пробрюзжал он, всем своим тоном давая понять, насколько ему неприятно говорить о делах, пребывая в оранжерее.

– Я весь внимание.

– Сегодня должны хоронить мистера Линвилла. Ты должен там присутствовать.

– Да, похороны назначены на двенадцать тридцать, а я собрался быть там и без ваших указаний...

Вулф недовольно хрюкнул и продолжил:

– Кроме того я хотел бы в одиннадцать часов встретиться с инспектором Кремером.

– Сегодня утром?

– Разумеется, – ворчливо ответил Вулф. Он почему-то вбил себе в голову, что все только спят и видят, как бы попасть к нему на аудиенцию.

– А вдруг он не успеет?

– Успеет. Скажи ему, что Майкл Джеймс – наш клиент. И попроси мисс Роуэн заехать к нам в три часа. Ты к тому времени уже вернешься. Кроме того, я хочу сегодня же вечером встретиться с Майклом Джеймсом. В девять. Если его сестра захочет составить ему компанию, то скажи ей, что я настаиваю на беседе с ним с глазу на глаз.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

– Это я решу позже, но вполне допускаю, что завтра тебе придется кое-куда поехать.

– Как, в воскресенье? В мой единственный выходной? Я уже купил билеты на завтрашнюю игру с "Кардиналами".

– Верни их, – буркнул Вулф. Я попался на крючок, и он это прекрасно знал. Я был зол, не желая пропускать бейсбол, но, с другой стороны, радовался, что Вулф наконец решился пораскинуть мозгами. Короче, я приступил к выполнению заданий, начав с Лили, которая оказалась дома.

– Мистер Вулф любезно предлагает тебе провести часик в его обществе, промурлыкал я в телефонную трубку. – Причем уже сегодня, в три часа пополудни.

– Мы польщены, – проворковала в ответ Лили; я скрепя сердце признал, что у неё слащавый тон получился лучше, чем у меня. – Смею я спросить, обязана ли я этим приглашением Майклу или твой босс наконец пал жертвой моего неотразимого обаяния?

– И то и другое верно, но первое, пожалуй, превалирует, – сказал я.

– Что ж, тогда до трех, любовничек. Чао!

– Чао, чао! – проворчал я и, нажав на рычажки, набрал номер приемной Кремера. Какой-то незнакомый мне сержант ответил, что инспектор занят. Тогда я сказал, что звоню от имени Ниро Вулфа по крайне важному поводу. Трубка ненадолго замолчала, потом послышались неразборчивые голоса.

– Вулф? – прогудел Кремер; судя по голосу, в лотерею он не выиграл. Чего вам?

– Это Гудвин, я звоню от имени Ниро Вулфа, – ответил я. – Он интересуется, не сможете ли вы заскочить к нам? Часиков в одиннадцать, скажем.

– С какой стати, черт возьми? Он собирается заявить, что перебирается в Черногорию?

– К сожалению для вас – нет, – съязвил я. – Однако он взял в клиенты Майкла Джеймса и, должно быть, собирается обсудить с вами это дело.

Кремер изрыгнул некое междометие, однако, видимо не удовлетворенный тембром или звучанием, изрыгнул его снова. Я молчал.

– Так я и знал, – свирепо процедил инспектор. – Пpичем с той же минуты, как мне доложили, что ты тут замешан... Чтоб вам с ним пусто было!

Он бросил трубку, что я расценил как знак согласия.

Потом я позвонил домой к Миган Джеймс, где Норин, как она сама мне сказала, собиралась провести уик-энд. К телефону подошла Кармелла и, узнав, кто звонит, отправилась за нашей настоящей клиенткой.

– Арчи! Что-нибудь случилось? – зазвенел мне в ухо встревоженный голос Норин.

– Ровным счетом ничего нового, – сообщил я. – Как там Майкл?

– Он... какой-то отстраненный, – ответила Норин. – Молчаливый и старается держаться особняком. Почти ни с кем не разговаривает.

– Он останется там?

– Да, хотя и не знаю – надолго ли. Он уединился в спальне. Наш адвокат, мистер Харгроув, сказал, что в свою квартиру ему пока возвращаться не стоит. Он не хочет, чтобы к Майклу приставали репортеры. И просит, по возможности, оградить его от любого общения.

– Не выйдет – мистер Вулф хочет поговорить с Майклом сегодня же вечером.

– Я не уверена, смогу ли привезти его к вам, – встревоженно сказала Норин. – Меня пугает его состояние.

– Попытайтесь. Ниро Вулф, конечно, гений, пусть и не всегда, но даже он не в силах сотворить чудо, не потолковав с обвиняемым с глазу на глаз.

Ответила она не сразу. Наконец:

– Хорошо, я сделаю все, что в моих силах. В котором часу вы его ждете?

– В девять.

– А мне можно приехать?

– Это не обязательно. Если в противном случае он не согласится, то приезжайте. Однако мистер Вулф все равно попросит вас подождать в гостиной.

Я перезвонил Вулфу в оранжерею, чтобы поделиться последними новостями, но вместо благодарности удостоился лишь недовольного хрюканья. А пять минут спустя загромыхал его персональный лифт, доставляя Вулфа вниз из поднебесного рая.

– Рановато вы, – заметил я, когда он угнездился в кресле и накинулся на утреннюю почту.

– Рановато? Разве что на минуту, не больше, – ответил он, приподняв брови. – Я пересадил все проростки в новые горшочки – больше у меня на утро ничего намечено не было.

Боже упаси, чтобы Вулф хоть раз нарушил свой неизменный распорядок, тем более – ради такого незначительного события, как приход инспектора полиции. Тем более, что, как вскоре выяснилось, спускаться раньше времени ему было ни к чему. Покончив с почтой, Вулф уткнулся в книгу.

Дверной звонок задребезжал в пять минут двенадцатого; честь впустить высокого гостя я передоверил Фрицу: Кремер был и так уже достаточно раздражен, чтобы мне мозолить ему глаза лишний раз. Впрочем, мой ход ни к чему не привел – Кремер ворвался в кабинет подобно несущемуся на всех парах локомотиву.

– Что ж, я здесь, – прорычал он, грузно плюхаясь в красное кожаное кресло и тыча толстым пальцем в сторону Вулфа. – Выкладывайте, что там за афеpу вы затеяли с Майклом Джеймсом?

– Насколько я понимаю, мистер Гудвин уже известил вас об этом по телефону, – миролюбиво произнес Вулф, закрывая книгу и помечая нужное место золотой закладкой, которую ему преподнес несколько лет назад один благодарный клиент.

– Черт побери, парень во всем сознался! – проревел Кремер. – Он сам сказал, что прикончил Линвилла. Хотя теперь его адвокат и распинается, что признание вырвали у него чуть ли не пытками.

– А это не так?

Кремер вновь употребил свое излюбленное словцо, правда на сей раз лишь однажды.

– Да он раскололся, не успев даже в комнату войти!

– Что побуждает меня спросить, – произнес Вулф, – каким образом вы вообще вышли на мистера Джеймса?

– Какая вам разница? – переспросил инспектор, нагибаясь вперед.

– Возможно, и никакой, – спокойно ответил Вулф. – Я просто задал вам вполне невинный вопрос.

Кремер скорчил свирепую гримасу и, достав из кармана сигару, зажал её зубами.

– Я отрядил своих людей в бары, в которых часто видели Линвилла. Бармен из "Ориона" рассказал, как в тот самый вечер, когда Линвилла нашли мертвым, туда заглянул Майкл Джеймс, буквально кипящий от ярости. Он сказал, что ищет Линвилла, чтобы...

Кремер осекся и, прищурившись посмотрел на меня, а затем перевел взгляд на Вулфа.

– Продолжайте, – разрешил Вулф.

– Я думаю, вам обоим известно, с какой целью Джеймс разыскивал Линвилла. Иначе и быть не может, ведь Гудвин – близкий дружок Лили Роуэн. Кремер насупился. – Это также объясняет, почему Гудвин пытался наехать на Линвилла перед входом в "Моргану". Однако я предпочитаю услышать из ваших уст, – Кремер ткнул в сторону Вулфа сигарой, – что именно так разозлило юного Джеймса. Я должен быть уверен, что вам это известно.

– Разумеется, – согласился Вулф, склоняясь над столом. – Я ничего иного и не ожидал, тем более, что дело крайне деликатное. Так вот, хочу сразу рассеять ваши сомнения: мы с Арчи знаем о том, что произошло между мистером Линвиллом и мисс Джеймс – я имею в виду тот самый случай, который вызвал столь бурную ярость у Майкла Джеймса.

Кремер фыркнул и покачал головой из стороны в сторону.

– Ну хорошо, – устало произнес он, – будь по-вашему. Знали бы вы, какой ценой мне далась эта история! Я ведь с их семьей едва ли не с детства знаком. И папашу их я знал ещё до того, как Лили с Миган на свет появились – это ведь Роуэн помог мне устроиться в полицию. Поэтому они все мне как родственники. – Кремер взглянул на Вулфа и стиснул зубы. – Впрочем на ход полицейского расследования это никак не повлияет, – добавил он.

– А каким образом бармен опознал Майкла Джеймса?

– Он и раньше захаживал в "Орион", – пояснил Кремер. – Там вечно тусуется золотая молодежь.

При слове "тусуется" лицо Вулфа перекосило.

– И мистер Джеймс сам взял и сказал бармену, зачем ему понадобился Бартон Линвилл?

– Да, приблизительно. По словам бармена, он ворвался в "Орион", извергая громы и молнии, и с места в карьер осведомился про Линвилла, заявив, что собирается свести с ним счеты. Пару раз всплывало и имя Норин. Бармен добавил, что не нужно было иметь мозги Эйнштейна, чтобы догадаться о причинах подобного поведения Майкла.

– И что случилось, когда вы его задержали?

– Как я уже говорил, он раскололся, не успев даже в комнату войти. Сказал, что пытался разыскать Линвилла в его излюбленных точках – в "Моргане", "Орионе" и парочке других, но тщетно, – а потом отправился к нему домой и хотел было вломиться силой. Консьерж показал, что Майкл заявился около половины первого ночи вдребезги пьяный и потребовал, чтобы его впустили к Линвиллу, которого, ясное дело, дома ещё не было. После этого, по словам самого Майкла, он вышел на Семьдесят седьмую улицу и вдруг увидел, как Линвилл на новехоньком "порше" въезжает в гараж. Майкл проник в гараж, пока двери ещё не закрылись, где-то по пути подобрал увесистую монтировку и настиг Линвилла, когда тот уже выходил из машины. Майкл обозвал его мерзкой свиньей и сказал, что знает про них с Норин. Линвилл замахнулся кулаком, а Майкл в ответ ударил его монтировкой – причем не один, а несколько раз. Говорит, что не мог себя сдержать – да и не хотел.

– А не сказал вам Майкл Джеймс, почему именно хотел убить Линвилла, спросил Вулф.

– Нет, – ответил Кремер, скpестив на груди руки. – Должно быть, хотел отомстить за честь сестры. Стоит нам задать этот вопрос, как он тут же замыкается и уходит в себя. Даже упоминать Норин не хочет.

– А орудие убийства вы нашли?

– Нет еще. По словам Майкла, он выбежал из гаража как угорелый, и не может вспомнить, куда задевал монтировку. Похоже, его никто не видел ночью в том гараже никто не дежурит, а владельцы машин отпирают автоматическую дверь сами.

– И вы поверили в его рассказ?

Кремер деланно пожал плечами.

– А почему бы и нет? Расправившись с Линвиллом, парнишка запаниковал. А монтировку, наверное, выбросил по доpоге в канализационный люк или в какой-нибудь мусорный бак. Навряд ли нам удастся её найти – должно быть, мусорная баржа уже вывозит её в открытое море; мусорщики у нас сейчас шустрые.

– В ночном выпуске новостей передали, что мистера Линвилла вполне могли убить монтировкой из набора инструментов, который находится возле самого въезда в гараж, – заметил Вулф. – Ее там как раз недостает.

– И что из этого? – хмыкнул Кремер.

– А то, что наш мистер Джеймс располагал вполне достаточными сведениями, чтобы оговорить себя.

– Послушайте, Вулф, черт бы вас побрал! – вскочив с кресла, Кремер шарахнул кулаком по столу Вулфа. – Вы сами отлично знаете: я только и мечтаю, чтобы Майкл оказался невиновен, однако все улики свидетельствуют против него! Он прикончил Линвилла.

Вулф и Кремер с вызовом посмотрели друг на друга, затем инспектор отступил на шаг. – Да и в любом случае, – с горечью произнес он, – дело уже попало в лапы окружного прокурора!

Он круто развернулся и затопал к дверям. Я, как это повторялось уже не одну сотню раз, затрусил за ним в прихожую и проводил его прощальным взглядом. Наружная дверь с шумом хлопнула.

– Кремер ушел с сигарой в зубах, – недоуменно произнес я, вернувшись в кабинет. – Неужели ему наконец надоело швырять её мимо корзинки?

– Мистер Кремер не на шутку озабочен, – изрек Вулф, звоня Фрицу, что пора нести пиво.

– Н-да. Его слова о том, что Линвилла прикончил именно Майкл, не показались мне особенно убедительными. Да и вам он на сей раз не велел умыть руки.

– Ты договорился, чтобы мисс Роуэн была здесь в три часа? А мистер Джеймс в девять?

– Насчет Лили дело в шляпе. Что касается Джеймса, то полной уверенности у меня нет, хотя его сестрица пообещала его доставить. Если понадобится, я его не собственном горбу приволоку.

– Не забудь про похороны, – напомнил Вулф, не слишком впечатляясь моим пылом.

– Мчу на всех парах, саиб!

Глава 12

– Похороны, разумется, выльются в показуху, – сухо произнес Вулф, когда я находился уже на полпути к дверям. – Однако ты не хуже меня знаешь, что подобные варварские церемонии притягивают всякий сброд – в том числе убийц.

– Да, сэр. Возможно, вам даже посчастливится лицезреть часть этой показухи прямо не сходя с места, – сказал я, кивая в сторону телевизора. Наградой за остроумие мне послужил его злобный, исподлобья, взгляд.

В последний путь безвременно сподобившегося Линвилла пpовожали в маленькой протестантской церквушке на Пятой авеню. Денек стоял погожий и, имея целый час в запасе, я прогулялся туда пешком, заметив первые признаки показухи уже за пару кварталов. Чтобы облегчить пpоезд похоронной процессии, полицейские выставили уличные заграждения, ограничив движение обычного транспорта всего двумя полосами. Одних только телевизионщиков я насчитал целых четыре бригады. Зеваки уже толпились за канатами, жадно высматривая разных понаехавших знаменитостей.

Вдоль канатов стояли полицейские, однако доступ в саму церквушку был свободный. Я поднялся по ступенькам, взял листовку, предложенную мрачным человечком с крохотным цветком в петлице и, войдя внутрь, проскользнул на последний ряд. До начала службы оставалось пятнадцать минут, но святилище, вмещающее, по моим подсчетам, человек шестьсот, было заполнено уже на три четверти.

Притворившись, что внимательно читаю листовку, оказавшуюся программкой церемонии, я стал осторожно поглядывать на собравшихся. Клинта Томаса, лучшего обозревателя "Газетт", я узнал сразу. Мне показалось также, хотя голову на отсечение я бы не дал, что неподалеку сидела журналистка из "Таймс". Что касается телевизионщиков, то их внутрь не пропустили – по меньшей мере это относилось к их камерам, юпитерам и прочему снаряжению; тележурналисты, вооруженные ручками и блокнотами, наверняка околачивались где-то поблизости.

Когда заиграл орган, я почувствовал на левой щеке тяжелый взгляд и, повернувшись, убедился, что чутье меня в очередной раз не подвело: слева, привалившись спиной к дальней стене, торчал сержант Пэрли Стеббинс, котоpый пытался пробуравить во мне глазами дырку. Я улыбнулся и послал ему воздушный поцелуй, удостоившись в ответ лишь грозного нахмуривания бровей. Я изобразил губами слова: "Хвост морковкой, Пэрли!", на что он невежливо отвернулся, шаря глазами по собравшимся.

Я последовал его примеру. Публика, как и следовало ожидать, нагрянула вполне приличная. Разодетая, по крайней мере. В основном, средневозрастная категория – друзья и соратники родителей, – хотя попадалась и молодежь, ровесники Франта Линвилла. В двенадцать двадцать пять через боковую дверь вошли члены семьи покойного и, чуть постояв возле закрытого гроба, который высился на постаменте, прошли на первый ряд скамей со спинками. Отца и мать Линвилла я узнал по фотографиям в газетах и по телевизионной хронике. Затем подтянулись ещё какие-то родственники, разместившиеся во втором и третьем рядах. Через другую дверь вошли восемь молодых людей, собиpавшихся нести гроб. Белесые волосы Холлибертона выделяли его из группы, даже несмотря на крохотный росточек.

Ровно в двенадцать тридцать курчавый и неожиданно молодой священник в малиновой рясе открыл службу, и мы все встали под первые звуки гимна. Затем курчавый клирик начал проповедь, силясь объяснить, из-за чего в нашем бренном и грешном мире ещё случаются убийства. Потом вновь прозвучал гимн, священник произнес положенные слова и носильщики, прокатив постамент на колесиках по центральному проходу, на плечах вынесли гроб из церкви и зашагали к катафалку.

Там уж репортеры и телевизионщики налетели как стервятники. Телеоператоры так тесно облепили катафалк, что носильщикам с гробом приходилось буквально силой пробиваться через толпу, рассекая её плечами. Репортеры орали свои вопросы, едва ли не втыкая микрофоны прямо в лица родителям Линвилла, пытавшимся пройти к лимузину, однако полицейские оттеснили их, выстроившись словно регбисты; одного особенно заядлого писаку так огрели по спине резиновой дубинкой, что он отлетел назад, громко изрыгая проклятия по адресу злобствующих легавых.

На то, чтобы погрузить всех особо важных персон в дюжину черных лимузинов, вереницей выстроившихся за катафалком, ушло около пятнадцати минут. Стоя на ступеньках лестницы и глазея на суматоху, я вдруг высмотрел Эдварда Памсетта. Облаченный в небесно-голубой свитер, он стоял чуть поодаль от толпы и неотступно поедал глазами катафалк. Я не был увеpен, заходил ли он в церковь.

Когда процессия, ведомая полицейскими машинами с включенными мигалками и сиренами, и шестью мотоциклистами, медленно двинулась вперед, я, в последний раз взглянув на Памсетта, который, похоже, меня не заметил, тихонько улизнул в противоположную сторону. Свернув в переулок, я едва не налетел на желтый таксомотор со знакомым номером и не менее знакомой физиономией за рулем; такси, с зажженной вывеской "в парк" стояло прямо знаком "стоянка запрещена".